Текст книги "Зимняя сказка"

Автор книги: Ада Суинберн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

4

Накануне вечером Жюли загадочным образом заснула, а точнее, потеряла сознание в той самой беседке, где вся их компания мирно вела разговор на отвлеченные темы. Сначала Шарль и Натали ничего не заметили, решив, что Жюли просто устала и не в состоянии болтать. Словно сговорившись, они не трогали ее. Но потом она стала медленно сползать все ниже и ниже и упала бы со скамейки, если бы Шарль не подхватил ее расслабленное тело. Подумали, что уснула. Но не добудившись, решили вызвать «скорую».

Жюли отвезли в госпиталь Антуана Шантана. Было перепробовано множество средств, но Жюли так и не пришла в чувство. Диагноз оставался невыясненным. Предполагали, что это результат переутомления, но в целом у врачей не нашлось логического объяснения. Кое-кто даже выдвинул версию о коме или летаргическом сне.

Шарль еще раз посмотрел в коридор: направо, налево. Никого. И вошел в палату. «Спящая красавица» оставалась неподвижна: бледная кожа, опущенные ресницы. Он неуверенно приблизился к кровати. Поцеловать? Шарль склонился над Жюли. Как хороша она была в этот момент! Принцесса просто спит, дожидаясь своего рыцаря, который освободит ее от чар. Последние сомнения таяли под натиском чувств. Чувств настоящих, искренних…

Шарль не заметил, как влюбился. Просто в один прекрасный день он понял, что ему скучно без соседки в кабинке напротив. Что ему хочется видеть ее чаще, чем пять раз в неделю. Всегда. Каждую минуту. Знать, что она ждет его. Жюли Ренье. Предел мечтаний. Богиня во плоти. Та, которую ищешь всю жизнь, оказалась молодой женщиной из кабинки напротив. А раньше Шарль не замечал ее вовсе. Но вот уже полгода появление Жюли, одно упоминание о ней заставляло его сердце биться чаще.

Он долго наблюдал за Жюли, ничем не выдавая своего интереса. Сперва он заметил выражение тоски и грусти, едва проглядывавшее из веселых глаз, отлично замаскированное. Потом несколько раз подряд слышал тяжелые вздохи-всхлипы и, наконец, понял. Жюли была такой же, как и он сам, с той лишь разницей, что не имела об этом ни малейшего представления. С ней творились странные вещи, которых понять она была не в состоянии. Просто обстоятельства сложились не в ее пользу. Жюли металась, чувствуя острую нехватку чего-то, но чего именно? Сравнивая себя с другими, она неизменно устанавливала, что у нее все как у людей. Но остальные при этом чувствовали себя отлично. Да, мелкие неприятности, иногда проблемы, но в целом все отлично – жизнь удалась. Хорошая работа, отдых, дорогие подарки – все составляющие социального благополучия. Перспективы карьерного роста.

Жюли имела тот же набор и, к собственному ужасу, понимала, что этого мало. Что есть что-то еще, другое, лучшее; причем оно рядом – стоит лишь протянуть руку.

Шарль понял это. С ним рядом жил человек, который вот уже много лет подряд ищет ключи от заветной двери к своему счастью, а Шарль держит их в кармане. Болван! Тупица! Эгоист. Это далеко не весь перечень эпитетов, которыми он награждал себя, осознав допущенный промах. А Жюли уже стояла у края пропасти и смотрела в бездонную мглу мироздания и собственной души. Еще немного – и она стала бы безразличной ко всему, замученной жизнью мадам или мадемуазель. Той самой жизнью, способной принести ей радость, любовь, свет. Надо лишь протянуть руку.

Но теперь Шарль сделает это. Укажет, куда идти, где и что искать. О! Ее лицо! Нежное ласковое лицо спящего ребенка. Древние не зря говорили – хочешь узнать сущность человека, посмотри ему в лицо, когда он спит. Сон снимает ту маску, которую все мы натягиваем на себя, пробуждаясь утром, которую показываем другим, выдавая за истину.

Жюли! Милая Жюли! Ее черты были исполнены свежести, простоты, ясности. Словно впервые в жизни она наконец во всем разобралась и поняла саму себя. Нашла то, что искала. Сон снял напряжение и неуверенность, убрал железные тиски реальности. А вместе с ним исчезли боль и отчаяние. Шарлю даже стало жалко будить Жюли. Впервые за полгода он увидел выражение счастья на ее лице. Но, с другой стороны, нельзя же вечно жить мечтами, нельзя вечно спать. Он отлично усвоил эту истину в детстве. И теперь хотел разбудить Жюли, чтобы сделать ее счастливой.

Шарль наклонился и поцеловал Жюли в губы. Это был, пожалуй, первый момент их настоящей близости. Точнее, его настоящей близости с ней, ведь Жюли и не подозревала о столь решительном покушении на свою персону. Лишь один поцелуй. Но Шарль… Шарль никогда не испытывал ничего подобного. Она! Его единственная. Сомнений не осталось. Жюли! Милая Жюли! Очнись от своей сладостной дремы, и я сделаю тебя счастливейшей на свете.

Он опустился на стул. Все смешалось у него перед глазами. Тяжкая, но сладостная истома наложила мягкие оковы на душу. Навеки. Навсегда. До конца дней. Только она…

Теперь он не мог представить жизни без Жюли, он отдал бы все за возможность быть с нею. Внезапно его охватило беспокойство. А что, если она не придет в себя? Тогда Шарль умрет у постели возлюбленной. Нет, не найдется в мире силы, способной их разлучить. Дни и ночи напролет он будет проводить у ее постели. Ловя каждый вздох, каждое незаметное изменение лица. Вот оно – счастье.

Вдруг Жюли как будто стала дышать чаще. Шарль, подскочив со стула, кинулся к ней. Его рука легла на мягкую нежную ладонь Жюли. Неужели поцелуй подействовал и красавица пробуждается от грез? Неужели можно быть еще счастливее, чем он был секунду назад? Когда его мечты не шли дальше ночных и дневных бдений у постели возлюбленной.

Внезапно Жюли глубоко вздохнула и открыла глаза.

– Оберон? – улыбнулась она. – Я тоже видела розу и последовала за твоей свитой. А где же Титания и Луи?

Шарль не ответил. Ему еще не верилось. Ему казалось, что все происходит во сне. А еще эти странные слова.

Жюли села и, отняв у него руку, протерла глаза. Следующий вопрос был гораздо более реальным, чем предыдущий:

– Шарль? – Испуганный взгляд бегло окинул палату. – Где я, черт возьми?!

Шарль тоже вышел из транса.

– Что?

– Где я?

– Здесь.

– Где здесь?

Он сделал широкий жест, словно показывая обстановку:

– Это госпиталь Антуана Шантана. Я попросил «скорую», чтобы везли сюда. Ближе всего к твоему дому.

– А что я здесь делаю?

– Ты вчера вечером потеряла сознание на прогулке. А сейчас пришла в себя.

Повисла пауза. Шарль ждал новых вопросов. Жюли попыталась сопоставить обрывки старой информации с только что поступившей. Взгляд ее был туманен. И она, похоже, слабо соображала в чем дело.

– Мы пошли гулять… – рассуждала вслух Жюли. – Потом за кустами кто-то говорил. Нет… Да… говорил. Или мне показалось? Мы сели на лавочку в беседке, где цвела сирень. Нет… Не цвела. А какой сейчас месяц?

– Март, – улыбнулся Шарль, который уже гораздо лучше стал понимать ситуацию.

– Потом опять говорили, – продолжала Жюли, то и дело закатывая глаза к потолку, словно там можно было что-то вычитать. – Потом… убежал Бот. Вы ушли. А я искала вас по всему лесу. Это возмутительно. Париж в ужасном состоянии – ни пройти, ни проехать. Кошмар. Я вся поцарапалась. – Она посмотрела на свои руки – никаких, по крайней мере внешних, следов ночной прогулки там не обнаружилось. – Ладно. – Жюли боялась потерять нить, связывающую ее с реальностью, и потому оставила выяснение обстоятельств отсутствия повреждений до лучших времен. – Я искала вас. А! Вот. Эти две говорили, что хотят отравить Натали, потому как ты, Шарль, взял ее в жены, а Розалинду бросил. Я пыталась вас предупредить. Но не успела. Там была туча. И букет. Розалинда насыпала яд в розы. А вы их… Нет, Титания… Нет, Натали вдохнула яд и умерла. Нет, не умерла. Уснула. Но ты-то думал, что умерла. И вместе с ней вы уснули. Пройдут века и я, открыв глаза, увижу вновь твои вершины… Прощай, Булонский лес, оплот чудес. Я тоже уснула с вами. Куда все делось?

Шарль лишь таинственно улыбнулся. Его план претворялся в жизнь полным ходом. Выяснилось, что Жюли не так безнадежна, как казалось, если одна-единственная прогулка подействовала на нее так сильно. Он подмигнул Жюли.

– Вы идете на поправку.

– Какая поправка! – почти закричала та. – Я несу полную чушь, а вы, вместо того чтобы помочь мне восстановить последовательность событий, поддакиваете и подмигиваете. Кстати, а что вы тут делаете?

Шарль учтиво поклонился.

– Я рад служить вам, моя королева.

Жюли улыбнулась.

– А если я скажу, что не нуждаюсь в услугах странствующих рыцарей?

– Не имеет значения, – уверенно отрезал Шатобриан. – Вас выпустят не раньше понедельника. Так сказал врач. Необходимо пройти краткое обследование, чтобы выяснить причину столь длительного обморока.

– Что там выяснять! – отмахнулась Жюли. – Я же сказала, это яд, роза.

Шарль наклонился к самому уху Жюли.

– Я вам верю. Абсолютно и безоговорочно. Булонский лес иногда любит подшутить над впечатлительными посетителями. Я сам несколько раз испытывал нечто подобное. Но одно дело я, а другое – врач. Если вы расскажете ему о королеве и короле, розе и яде, он, пожалуй, не задумываясь отправит вас в психиатрическую лечебницу.

Жюли уже и сама осознала смысл собственных слов. Но сон казался ей чуть ли не более реальным, чем та действительность, которая теперь окружала ее. Там все было логично, правильно. Совсем иначе, чем здесь. Но Шарль, как ни странно, дал рациональный совет. И Жюли не видела причин не последовать ему.

– Я схожу за врачом. Меня просили известить персонал, если вы проснетесь. – И он исчез за дверью.

Оставшись одна, Жюли начала проводить ревизию своих мыслей. Тем это явно не понравилось, поскольку они по случаю проверки скакали, прыгали, вертелись и не давались в руки. Совершенно вышли из-под контроля за время отсутствия руководящей роли сознания. Так всегда бывает: чуть отвернешься – и в мыслях уже полный бардак. Причем, что самое неприятное, никогда не найдешь виноватого в этой всеобщей сутолоке и неразберихе. Все валят вину друг на друга. Вот теперь Жюли имела несчастье наблюдать, как ее собственные память и воображение пытаются оправдаться перед хозяйкой путем поливания грязью первая второго, а второй первую. Память кричала, что нечего предъявлять претензии, когда в работу вмешиваются всякого рода неуравновешенные личности типа воображения. Ее дело – запоминать, хранить, давать доступ при необходимости воспроизведения. Она и запомнила все, что было. Но воображение, естественно, не осталось в долгу. Почему это память не фиксирует, где реальность, а где выдумка. Что это еще за полное отсутствие классификации? Вот новость! Ах классификация?! Так за это отвечает мышление. А поскольку оно проявило себя как нестандартное, выражаясь терминами психологов, то все шишки посыпались именно на него. Оно должно было контролировать и работу памяти и работу воображения. Одной – указать, что копировать, другому – как комбинировать копии, чтобы получилось нечто полезное. Короче, мышление оказалось кругом виновато, а память и воображение с честью вышли из ситуации. Однако, к сожалению, Жюли от этого легче не стало. Обрывки воспоминаний, реальных и нереальных, хоть и выстроились в логическую последовательность, но какие из них какие… Вот вопрос.

Когда пришел врач, Жюли ничего лучшего не нашла, как соврать, что у нее жутко болит голова, и тем самым избавить себя от необходимости отвечать на вопросы. Тут уж и память, и мышление, и воображение, забыв старые распри, приложили все усилия, в результате чего цель была достигнута. Врач обещал заглянуть попозже, когда Жюли отдохнет и окончательно придет в себя. Он удалился, и пациентка вздохнула с облегчением.

– В моей голове заговор против меня же, – возмутилась она, искоса посмотрев на Шарля. – Ничего не могу толком вспомнить. Помогите мне разобраться ради всех святых.

Шарль кивнул и присел на край уже облюбованного стула. Следующие пятнадцать минут он описывал происходившие накануне вечером события в мельчайших подробностях.

– Я попросил, чтобы вас отвезли именно в эту больницу, – закончил повествование Шарль. – Все. Но услуга за услугу. Что привиделось вам, расскажите. Мне интересно.

Жюли слушала его с большим вниманием, сопоставляя одни происшествия с другими.

– А! – вдруг всполошилась она. – А где мой Бот? Он же убежал.

– Никуда он не убегал, – покачал головой Шарль. – Натали забрала его к себе на время вашего лечения. Не беспокойтесь, за ним присмотрят.

Жюли кивнула.

– Хорошо хоть в чем-то повезло.

– Я жду, – напомнил Шарль. – Проснувшись, вы рассказали весьма занимательную историю.

– С каких это пор вы интересуетесь чужим бредом? – съехидничала Жюли.

– Я всегда им интересовался, – улыбнулся Шарль. – Обычно он дает куда больше информации о человеке, чем любые другие сведения.

– Извините, но база данных не отвечает на ваш запрос. Информация конфиденциальная. И вообще, что вы здесь делаете? Зачем вы пришли? Идите на работу. Иначе Луи выгонит вас.

– Сегодня суббота, – напомнил ей Шарль. – Наш отдел не работает по субботам. Хотя для желающих… Таких, как вы, например. И к тому же я уже говорил, что не определился, хочу ли я там работать. Во всяком случае если меня уволят, нисколько не расстроюсь. Не имею дурной привычки выходить из состояния равновесия из-за таких пустяков.

– Странно. – Жюли съехала на подушку и заложила руки за голову. – Сколько лет вы там работаете?

– Никогда не задавался этим вопросом.

– В любом случае довольно долго. И до сих пор не определились? Давно пора.

– Ну уж это мое дело, – попытался уйти от темы разговора Шарль, но Жюли, нащупав его слабое место, теперь всеми силами стремилась выяснить ряд занимавших ее неясностей.

– А почему вы позволили Луи присвоить себе ваши достижения? – По замыслу Жюли степень каверзности вопросов должна была возрастать постепенно, но она не удержалась и перескочила сразу через несколько ступеней.

– Кто вам сказал, что я позволил, – парировал Шарль. – Я не просто позволил, я попросил его об этом. Представьте себе хоть на минуту мое состояние: толком не знаю, нужна ли мне эта работа, а тут меня еще хотят назначить начальником отдела. Кошмар. Я не знал, куда деться от этой ужасной перспективы. Сейчас с меня многого не требуют, а в противном случае целый день крутись на работе, да еще и отвечай за всех. Это просто невыносимо. А так я одним выстрелом убил двух зайцев. Во-первых, избежал увеличения нагрузки и ответственности, во-вторых, Луи теперь чувствует себя в какой-то степени обязанным мне. У меня почти что свободный график. Это позволяет мне не вылететь с работы до поры до времени и не слишком сильно напрягаться. А Луи… Он просто создан для этого места. Не зря я обратился со своей просьбой именно к нему. Ведь, согласитесь, он хороший начальник. Высшие инстанции никогда не знают, что на самом деле происходит в отделе. Все шито-крыто. Мелкие нарушения, опоздания – Луи никому не сообщает о них. А если является необходимость что-либо выяснить, не пишет гнусных отчетов начальству и всегда разбирается сам с подчиненными. Например, в прошлую пятницу в обеденный перерыв я встретил старого друга, портретиста. И поехал с ним на Монмартр. Вот. Я прогулял по меньшей мере часа три рабочего времени.

– Да-да, помню, – улыбнулась Жюли. Неожиданный поворот этого, волновавшего многих дела ее порадовал. Все в отделе считали Шарля после той истории безвольным трусом, а Луи – подлым похитителем чужих идей и карьеристом. Как иногда несправедливо общественное мнение!

– И что? – продолжил Шарль. – Ну да, Луи вызвал меня для виду. Он, конечно, прочитал мне нотацию о дисциплине. Я даже получил дружескую затрещину за прогул. Но в целом весь спектакль был разыгран для секретарши. А когда она удалилась, мы выпили кофе, поболтали, обсудили его и мои дела. Короче, я прогулял еще один час рабочего времени. Тем и кончилось. Хотя я обещал, что постараюсь в течение недели вести себя нормально.

– Интересно. – Жюли засмеялась. – Мне, что ли, прогулять пару дней.

– Да, придется, – кивнул Шарль. – Врач сказал, что выпустит вас не раньше понедельника. А я приложу все усилия, чтобы вас выписали не раньше следующего понедельника.

Глаза Жюли расширились.

– О чем это вы? Какое вы имеете право распоряжаться! Я предупрежу, чтобы медперсонал близко вас не подпускал к моей палате. Не собираюсь торчать тут до второго пришествия.

– Люди не теряют сознания просто так на двенадцать-четырнадцать часов. Нужно пройти обследование. Вдруг что-то серьезное?

Жюли прищурила правый глаз и пристально посмотрела на своего собеседника, словно собиралась выведать нечто тайное.

– Скажите, пожалуйста, а какое вам до всего этого дело?

Шарль только руками развел.

– Я вас люблю. Разве не ясно?

Жюли при всем желании не смогла удержаться от смеха. Если бы врач проходил мимо ее палаты по коридору в этот момент, он наверняка выписал бы свою пациентку не задумываясь. В этом смехе было столько жизни, столько бешеной, чисто человеческой непредсказуемости и озорства…

– Что вас так рассмешило?

– Это самое романтическое признание в любви, которое мне доводилось слышать, – едва выговорила Жюли. – И самое непринужденное.

Шарль встал и отвесил поклон.

– Всегда к вашим услугам, моя королева.

Жюли нахмурилась.

– А кто вам сказал, что я ваша? И вообще, почему мы до сих пор здесь? Кто вас пустил? Я не хочу разбивать вам сердце, но пока не испытываю к вам ни малейшей привязанности.

– Я еще в Булонском лесу говорил, – напомнил ей Шарль, – что врать вы не умеете. Кроме всего прочего, вы себя совсем не знаете.

– А вы, значит, знаете лучше?

– Разумеется.

– В любом случае я бы хотела сейчас побыть одна. И вообще, я больше не нуждаюсь в ваших услугах. Спасибо, что навестили меня с утра пораньше.

– Как вам будет угодно. – Шарль стал медленно отступать назад, не забыв, впрочем, еще раз поклониться. – Но я еще зайду вечером.

– А это уж как вам будет угодно, – съехидничала Жюли.

Дверь захлопнулась. Оберон скрылся за ней, как за призрачными воротами, отделяющими реальность и прозу от сказки и поэзии.

5

Сквозь неплотно закрытые створки жалюзи Жюли разглядела наступление вечера. После того как ушел Шарль, она поневоле заскучала. Да и чем можно занять себя в больничной палате? Ни телевизора, ни книг, ни телефона. Надо будет попросить Натали принести ей магнитофон. Музыка всегда благотворно влияла на самочувствие Жюли. Но только не та, что льется из эфира радиостанций. Однообразная, лишенная всякого смысла и гармонии, да еще с бездарным голосовым сопровождением… Разве можно было представить себе такое лет сорок назад? Франция подарила миру необыкновенные, незабываемые голоса, мелодии, которыми не перестают восхищаться. У нее дома было много дисков – Эдит Пиаф, Джо Дассен, Ив Монтан. Они по-настоящему любили свое дело, вкладывали в него всю душу. Вот почему при звуках старых шлягеров по телу неизменно бегут мурашки. Не простой набор слов и звуков, а отражение французского характера – неуемного, мятущегося, стремящегося к свободе. Жюли любила свою страну, хотя патриоты уже давно вышли из моды. Даже в музыке с каждым годом все сильнее чувствовалось влияние американской культуры, рос спрос на интернациональные мелодии – будоражащий микс из стилей, направлений, национальных инструментов разных стран. Чтобы ноги сами собой выделывали сумасшедшие движения, чтобы мысли улетали, как стая напуганных ворон. Неужели безвозвратно ушло прошлое, в котором ее родители бережно доставали из шкафа виниловую пластинку, рассаживали детей возле себя и слушали незабываемые голоса? Они думали под музыку, пропускали ее через себя, вдохновлялись ею и черпали силы. Жюли – представитель другого поколения, с новыми фантастическими идеями, призванными перевернуть с ног на голову многовековую культуру. Но она не хотела такого развития событий. Почему нельзя гармонично сочетать прошлое и будущее, не выбрасывать на помойку достижения отцов, а любоваться ими, бережно хранить?

– Вопросы вечные ей мысли занимают…

При звуках знакомого голоса Жюли вышла из своей задумчивости. Она повернулась к двери, чтобы отпустить очередную колкость в адрес незваного гостя, но не увидела его лица, скрытого за огромным букетом нежно-кремовых роз.

– Синие цветы вышли из моды? – невинно поинтересовалась она, вспомнив недавнюю историю, связанную с обнаружением роз странного оттенка на пороге своей квартиры.

– Я не хотел пугать медперсонал. Ведь никто, кроме вас, не способен понять меня.

– Почему вы решили, что я правильно оцениваю ваши действия? – как бы между прочим спросила Жюли и вернулась к принесенным розам. – Положите букет на стол у окна.

Шарль быстро справился со своей задачей и вскоре занял привычное место у ее кровати.

– Я не забыл о вашем вопросе, – сказал он. – Мои выводы основываются на наблюдениях. Пять минут назад, когда я пришел, вы думали о чем-то высоком, прекрасном. У нас с вами похож образ мыслей.

– Ничего подобного…

– Не нужно стесняться. Кто, кроме нас, вспомнит о вечном…

– К вашему сведению, – парировала Жюли, – мои мысли занимала французская эстрадная музыка, ее эволюция во времени. Полагаю, это не относится к глобальным проблемам человечества?

– Напрасно вы так считаете. – Шарль пристально посмотрел на собеседницу. – Каждая культура, вместе со своим народом разумеется, переживает определенные стадии развития. Это легко пояснить на примере человека. Мы все рождаемся, взрослеем, накапливаем опыт, мастерство, традиции. Потом наступает кульминация, наивысший расцвет духовных сил. Чаще всего физическое становление намного опережает успехи, которые мы делаем в познании жизни. Но это не так уж важно. Главное успеть пройти обе стадии прежде, чем завершишь свое пребывание на грешной земле.

– Вы отвлеклись от темы, – заметила Жюли, едва сдерживая смех. Она живо представила, что подумала бы медсестра, случайно услышав их разговор. Уморительная картина. Больничная палата, пропитанная запахом лекарств. Девушка со странным обмороком, длившимся полдня, и чудной посетитель с отстраненным взглядом рассуждают о вечном. Да, самое подходящее место для философской беседы…

Шарль странным образом действовал на нее, заставляя задумываться о вещах, которые прежде не пришли бы в голову. Несмотря на комичность и абсурдность ситуации, Жюли поймала себя на мысли, что с интересом слушает его. А он, словно услышав немой призыв собеседницы, вновь заговорил:

– Возможно, вы слышали о русском писателе и ученом Льве Гумилеве?

– Знакомое имя. Кажется, я читала о нем, когда училась в университете.

– Скорее всего, так и есть. Студенты обычно изучают его теорию в рамках одного из философских курсов. Ее суть состоит в том, что каждый народ проходит за несколько веков определенные ступени развития, после чего уступает свою территорию другому.

– Значит, не стоит сожалеть о великом прошлом нашей музыки, глядя на нынешнее состояние дел?

– Стоит восхищаться и гордиться, как гордимся литературой, живописью, архитектурой, полетом мысли… – Внезапно Шарль посмотрел на собеседницу внимательнее, словно обнаружил перемены в ее внешности.

– Почему вы так пристально на меня смотрите? – удивилась Жюли.

– Потому что наш разговор увел меня далеко от главной темы – вашего самочувствия.

– Не стоит беспокоиться, я чувствую себя отлично.

– Врач согласен с вами? – не унимался Шарль.

– Откуда я знаю?! Он не сказал ничего конкретного.

– Если не хотите мне рассказывать, тогда я сам поговорю с ним. – Он решительно встал со стула и выскочил из палаты прежде, чем Жюли смогла остановить его. Она давно не ощущала такого умиротворения, покоя в душе. Как будто пережив сказочное видение, стала частью другого мира. Мира не иллюзорного, но и не реального, в котором не гнетут повседневные проблемы, не причиняют боли насмешки, колкости. В нем есть место одной свободе, полету мысли, радости, безмятежности, легкости.

– Добрый вечер, – поздоровалась вошедшая в палату медсестра. – Как самочувствие?

– Спасибо, все лучше и лучше.

Жюли отнюдь не собиралась задерживаться в больнице. Конечно, здорово лежать, бездельничать, глядя в потолок, а не на экран монитора. Приятно наслаждаться тишиной настоящей, а не искусственной, в которой почти физически ощущаешь огромное умственное напряжение десятков других людей. Если бы ей предложили провести время не в больнице, а, например, в санатории, на природе, она не раздумывая согласилась бы. Шарль верно подметил: отдых Жюли просто необходим. Раз уж не получается устроить себе полноценные каникулы, то придется восстанавливать силы в больничной палате.

– Какие чудесные цветы! – восхитилась медсестра, увидев букет роз.

– Не могли бы вы поставить их в воду? – попросила Жюли.

– Конечно. Пойду поищу вазу.

Пациентка не долго оставалась одна. Розы заняли свое место у ее кровати. От них исходил тонкий аромат, вмиг заглушивший запах лекарств.

– Ваш жених разговаривает с врачом, – нарушила молчание медсестра.

Жюли чуть не задохнулась от возмущения, услышав это слово применительно к Шарлю. Он ей никто! Неужели ему хватило наглости наврать в больнице относительно их отношений?

Медсестра между тем продолжала, не обращая внимания на реакцию «невесты»:

– Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, но вам очень повезло. Когда вас привезли, он, несмотря на уговоры врача поехать домой, остался в больнице, дежурил у вашей постели всю ночь, глаз не сомкнул. Я заходила несколько раз проверить, нет ли изменений, и могу поклясться, что месье не отходил от вас ни на шаг.

Удивлению Жюли не было предела.

– Я не знала об этом.

– Наверное, ваш жених, ко всему прочему, парень скромный и не кичится своими поступками. Знаете, не могу удержаться, чтобы не сказать, какая вы счастливая. Так редко в современном мужчине встречается подобная заботливость, внимательность. От некоторых цветов на день рождения не дождешься, а у вас такой букет красуется. Да и не каждый, согласитесь, готов забросить свои дела и сидеть у постели невесты. Понятно, если дело касается жены. Даже тогда многие увиливают, цепляются за свою работу, как за спасательный круг. Нам остается только смириться с приоритетом работы над отношениями у большинства мужчин. Зато вам это ни к чему.

Пока медсестра произносила речь, Жюли растерянно хлопала глазами. Шарль неожиданно предстал перед ней в новом качестве. Как будто в темной комнате зажгли свет и вместо непонятной, расплывчатой тени она увидела истинное лицо человека. Пока общение с ним преподносило сюрпризы, причем приятные.

– Если я понадоблюсь, зовите, – сказала медсестра, указывая на специальную кнопку у кровати. – Может, загляну к вам позже. А то скоро вернется ваш жених, не хочу мешать.

– Спасибо, всего доброго, – автоматически откликнулась Жюли, погруженная в свои мысли.

Когда утром, придя в себя, она обнаружила Шарля у кровати, ей и в голову не пришло, что он мог просидеть в палате ночь напролет. Объяснение нашлось само собой – заглянул проведать с утра пораньше. Ведь они коллеги по работе и в обморок Жюли упала на их совместной прогулке. А тут такое всплывает. Неужели он не лгал, не преувеличивал сегодня утром, признаваясь ей в любви? Его поступки говорят красноречивее любых слов и клятв. Она-то смеялась, веселилась, немного злилась на навязчивость кавалера, восприняла его признание как чисто мужскую уловку, способ склонить чашу весов на свою сторону. Хотя Жюли давно вышла из того возраста, когда ощущение собственной неповторимости в глазах ухажера может заставить ее изменить мнение, дать ему шанс. Случайные слова медсестры расставили все по своим местам. Шарль, возможно, не идеал, но и не лишен положительных черт. Во-первых, ему, несомненно, присуще такое редкое мужское качество, как благородство. В истории с Луи он повел себя крайне великодушно. Ведь он мог просто отказаться от выгодного места, при этом не становиться посмешищем всего отдела, а, наоборот, заслужить хоть немного уважения. Но нет, ему проще было остаться в тени и незаметно руководить хорошо разыгранным спектаклем, тщательно скрывая свою истинную роль в этой затее. После подобных рассуждений сам собой выявлялся второй положительный момент в личности Шарля, а по значимости самый что ни на есть первый – это ум. Как ловко он представил ситуацию с Луи, сумел убедить всех в полной своей непричастности. Несмотря на колкие замечания Амели и собственное мнение о нем неделю назад, Жюли пришлось признать свою ошибку. Они считали Шатобриана странным, неадекватным человеком, которого повседневные дела изредка вырывают из его внутреннего мира, который не задумывается над очевидными вещами, стараясь свести к минимуму свой вынужденный контакт с внешним миром. А он оказался хитрым стратегом, наглядно доказал, что отдает себе отчет, совершая тот или иной поступок. Оказывается, глупцами и недотепами были все остальные, когда посмеивались над ним, не подозревая, как жалко выглядят в глазах истинного победителя.

Жюли посмотрела на два загнутых пальца по количеству выявленных достоинств Шатобриана. Следует признать, она совсем ничего о нем не знала. Разве только третья положительная черта, ставшая для нее в то же время и отрицательной, – настойчивость. Его не остановили бесчисленные отказы, отговорки, протесты со стороны объекта восхищения. Он добивается своей цели с редким упорством, пропуская мимо ушей негативные замечания Жюли. Большинство мужчин не очень-то стараются, завоевывая расположение дамы. И еще чаще сдаются, едва на горизонте замаячит категорическое «нет». Они боятся уронить свое достоинство; оберегают свое самолюбие; наконец, дорожат временем, потраченным впустую. Но их ошибка в том, что женщины очень остро чувствуют степень заинтересованности в своей персоне и, подобно представителям сильного пола, не стремятся растрачивать молодость и красоту на недостойных.

Жюли вновь вспомнила о прошлых романах. Ее кавалеры вроде бы избирали верную линию поведения: не давили, не торопили событий, не терроризировали своими чувствами. Они выжидали ответной реакции, проявления благосклонности, чтобы с уверенностью победителя дальше завоевывать сердце прекрасной дамы.

Жюли в глубине души всегда мечтала о человеке, который, не спрашивая согласия, закружит ее в вихре страсти и добьется того, чтобы его любовная лихорадка передалась ей. Хотя Шарль, конечно, перегнул палку, солгав об их отношениях. С другой стороны, у него не было другого выхода. Ведь жених имеет полное право дежурить у постели невесты, но подобное поведение простого сослуживца будет выглядеть странным, нелепым. Вообще-то Шарль явно не заботился об общественном мнении, а всего лишь искал способ получить неоспоримую привилегию быть с ней.