Текст книги "Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»"

Автор книги: Абулькасим Фирдоуси

Глава двадцать вторая
Письмо Бахрама хакану. Чеканка монет на имя Хосрова Парвиза и отправка их шахиншаху Ормузду

 
Как только утра вспыхнуло светило
И тени ночи в бегство обратило,
 
 
Бахрам велел, чтобы пришел писец,
Письмо послал он, слога образец,
 
 
Исполненное тонких украшений,
Величественных красок и сравнений,
 
 
Туранскому хакану Пармуде:
«Я пребываю в муках и стыде
 
 
С тех пор, как оскорбил тебя жестоко.
Поверь, мое раскаянье глубоко,
 
 
Я никогда теперь не посягну
На твой покой и на твою страну.
 
 
Когда венец и царство я добуду,
Тебе, хакан, я младшим братом буду.
 
 
Сотри в душе обиды прошлых лет, —
Прощает повинившихся Изед.
 
 
Свой гордый дух очисть от мести ржавой,
Сдружи Туран с иранскою державой,
 
 
Да славится твой благородный нрав,
Да заблестишь ты, недругов поправ!»
 
 
Придя в восторг от этих слов убранства,
Посол покрыл огромное пространство,
 
 
Вручил хакану те слова посол.
Ответ благожелательный пришел:
 
 
«Прими дары в своем дворце высоком,
Меж нами больше места нет упрекам».
 
 
И, радуясь ответу и дарам,
Душою возвеличился Бахрам,
 
 
И вот сокровищниц открыл он двери —
Своей добычи, вражеской потери —
 
 
И войско жемчугами одарил,
Диргемами, конями одарил.
 
 
Из войска выбран был Бахрамом воин,
Что Хорасаном править был достоин.
 
 
Бахрам вручил ему большой отряд,
Весь Хорасан – Балх, Нишапур, Герат,
 
 
А сам бойцов из Балха в Рей повел он,
Таинственными замыслами полон.
 
 
Построить крепость приказал Бахрам,
Велел дворец воздвигнуть мастерам
 
 
Из золота и камня дорогого,
На имя сына шахского, Хосрова,
 
 
Велел монеты отчеканить он:
Решил Ормузда в сердце ранить он!
 
 
Призвав купца, что был не чужд величью,
Что всыпал те диргемы в шкуру бычью.
 
 
«Я в Тайсакун тебя послать хочу, —
Сказал Бахрам. – Румийскую парчу
 
 
Приобрети: она золототкана.
Плати монетой моего чекана,
 
 
Чтоб мог взглянуть властитель многих стран
На те диргемы и на их чекан».
 
 
Затем бесстрашного, как вестник божий,
Бойца призвал он, равного вельможе,
 
 
Письмо отправил шаху с тем послом,
Поведал в нем о малом и большом.
 

Глава двадцать третья
Письмо Бахрама Ормузду и бегство Хосрова от отца

 
Письмо, как вихрь, примчалось к шахиншаху.
Веретено припомнив и рубаху,
 
 
Бахрам писал: «Ты опротивел мне,
Меня ты не увидишь и во сне.
 
 
Теперь твои уловки не пригодны.
Когда твой сын, сей отрок благородный,
 
 
Воссядет на престол Хосров Парвиз,
Я горные вершины сброшу вниз,
 
 
Освобожу я от врагов пустыню
И превращу я весь Иран в твердыню.
 
 
Хосрова я владыкой подниму,
Я буду подчиняться лишь ему:
 
 
Он – царь царей, хотя он юн и скромен,
Он – верности пример, ты – вероломен.
 
 
Такого ли ты ждал, Ормузд, конца,
Что станет сын печалью для отца,
 
 
Что преисполнишься ты злодеяньем?»
Посол приехал в Тайсакун с посланьем.
 
 
«Когда Ормузд, – посол сказал купцам, —
Сперва не веря собственным глазам,
 
 
Увидит падишахские диргемы,
Его уста от страха станут немы,
 
 
И если в сыне друга не найдет,
Мы уничтожим шахиншахский род,
 
 
Мы выкорчуем из земли Ирана
Прогнивший корень дерева Сасана.
 
 
Не так иранцы созданы творцом,
Чтоб шею гнуть пред каждым гордецом!»
 
 
Посол, дыханьем ненависти вея,
Вступил в Багдад с вельможами из Рея.
 
 
Письмо Бахрама прочитал Ормузд,
И мир земной стал для владыки пуст.
 
 
Тут о диргемах прибыло известье, —
Соединились две тревоги вместе.
 
 
Ормузд едва от горя не зачах.
Хосрова заподозрив, молвил шах
 
 
Ойингушаспу: «Друг, я впал в кручину,
Не доверяю собственному сыну.
 
 
Той зрелости Хосров достиг сейчас,
Чтоб отвернуть свое лицо от нас.
 
 
Диргемы я отправлю из Багдада
Как то, что не заслуживает взгляда».
 
 
Сказал вельможа: «Выслушай меня.
Пусть ни ристалища и ни коня
 
 
Твой сын Хосров вовеки не увидит,
Когда он из повиновенья выйдет.
 
 
Хотя слывет он отпрыском твоим,
Он светится лишь отблеском твоим!»
 
 
Сказал Ормузд, уразумев вельможу:
«Я каверзу нежданно уничтожу».
 
 
Был некто призван втайне в поздний час.
Сказал Ормузд: «Исполни мой приказ,
 
 
Очисть сегодня землю от Хосрова».
Ответил тот: «Исполню это слово,
 
 
Из сердца вырву к юноше любовь,
Но руку пусть не обагряет кровь».
 
 
Тогда властитель мира грозным взглядом
Придворного слугу послал за ядом…
 
 
Беспечно жил царевич, день за днем
Любовью наслаждаясь и вином,
 
 
В чертогах тайсакунских пребывая,
О заговоре не подозревая.
 
 
Но пробил миг, – доверенным слугой
Нарушен был царевича покой.
 
 
Слугою обнаружена случайно,
Царевичу известной стала тайна.
 
 
Когда Хосров услышал, что отец
Ему готовит гибельный конец,
 
 
Он в полночь убежал из Тайсакуна,
Расстаться не желая с жизнью юной,
 
 
В Азербайджан погнал он скакуна, —
Душа да будет в бегстве спасена!
 
 
Узнали и простой и родовитый
О том, что убежал Хосров со свитой,
 
 
Немилостью родителя гоним, —
И воины отправились за ним.
 
 
С могучим духом и железной дланью, —
Лев, увидав их, становился ланью, —
 
 
В годину битв – отечества столпы,
Они туда направили стопы,
 
 
Где обрести надеялись Хосрова,
Всеобщего любимца молодого.
 
 
Святого, как Усто, прислал Гурган,
Лихого, как Ханжаст, прислал Умман,
 
 
Исфандиора мужество и разум
Сверкали в том, кто прислан был Ширазом,
 
 
Кирман прислал такого, как Пируз,
Был многомощен витязей союз,
 
 
Со всех сторон вельможи в путь пустились,
По одному к царевичу явились
 
 
И молвили: «Ты все пленил сердца,
Достоин ты престола и венца,
 
 
К тебе из меченосного Ирана,
Из копьеносного Арабистана,
 
 
Простых стрелков и витязей-вельмож
Примчится столько, сколько позовешь.
 
 
Будь бдителен, но не пугайся козней,
Будь радостен с утра до ночи поздней.
 
 
Пусть воинов, приехавших сюда,
Ведет твоя счастливая звезда.
 
 
Любимый всеми, прогони заботу.
Порой мы будем ездить на охоту,
 
 
Порой к Озару ты помчишь коня,
Приверженец священного огня.
 
 
А если, грозный силою стальною,
Шах ополчится на тебя войною,
 
 
То за тебя мы жизни отдадим
И память павших за тебя почтим!»
 
 
Ответил им Хосров: «Я полон страха,
Я трепещу пред войском шахиншаха.
 
 
Вы мне сказали чистые слова,
Но скакунов помчите вы сперва,
 
 
Озаргушаспу низко поклонитесь
И самой страшной клятвой поклянитесь
 
 
Пред ликом вездесущего огня,
Что защищать вы будете меня,
 
 
Повиноваться мне беспрекословно,
Со мной навеки связанные кровно.
 
 
Тогда останусь в этой стороне,
Не будет Ахриман опасен мне».
 
 
Ответили царевичу вельможи:
«Зеницы ока нам Хосров дороже!»
 
 
К святыне устремили конский бег
И дали клятву верности навек.
 
 
Хосров, повеселев, людей направил —
Узнать, какие шах силки расставил.
 
 
Когда услышал царственный отец,
Что сын его – мятежник и беглец,
 
 
Прибегнуть к мерам он велел суровым,
Велел послать погоню за Хосровом,
 
 
Густахма и Бандуя захватить,
В темницу их сырую заточить:
 
 
То были матери Хосрова братья.
Всех родичей Хосрова, без изъятья,
 
 
И слов не тратя, бросили в тюрьму,
И не было пощады никому.
 

Глава двадцать четвертая
Ормузд посылает Ойингушаспа во главе войска на бой с Бахрамом. Смерть Ойингушаспа от руки земляка

 
Сказал властитель, возлежа на ложе,
Ойингушаспу, знатному вельможе:
 
 
«От мысли удалился я благой,
Печаль отныне стала мне четой.
 
 
Раз так случилось, как нам быть с Бахрамом,
С рабом ничтожным, жадным и упрямым?»
 
 
Ойингушасп задумался на миг,
Чтоб мудрости ответ его достиг,
 
 
И молвил так: «Властитель над царями!
Мы затянули речи о Бахраме,
 
 
Но сердца языком я говорю:
Отправь меня к тому богатырю,
 
 
Смиренного, закованного в путы, —
Быть может, раб откажется от смуты».
 
 
Сказал Ормузд: «Мне чужд подобный путь,
Я к низким душам не хочу примкнуть.
 
 
Я войску прикажу добыть удачу,
Тебя же предводителем назначу.
 
 
Но должен ты сперва послать посла,
Узнать Бахрама думы и дела:
 
 
Чистосердечным будет мне слугою, —
К благополучью путь ему открою,
 
 
А если трона жаждет и венца,
То пусть он ждет позорного конца.
 
 
О всех событьях сообщай подробно,
Не мешкая, лети ветроподобно».
 
 
Был в эти дни в зиндан, в подземный мрак,
Ойингушаспа заключен земляк, —
 
 
Из города его родного родом.
От узника вельможе пред походом
 
 
Письмо такое было вручено:
«Ты знаешь, господин, меня давно,
 
 
Я твой земляк, закован я в зиндане,
Испытываю множество страданий.
 
 
Замолви шаху слово за меня, —
И в пламя битвы я помчу коня,
 
 
Я за тебя погибну, воевода,
Коль будет мне дарована свобода».
 
 
Немедленно к Ормузду во дворец
Ойингушаспом послан был гонец:
 
 
Мол, в подземелье мой земляк томится,
Могилой стала для него темница.
 
 
Сейчас, когда собрался я в поход,
Пусть шах к моим заслугам снизойдет,
 
 
Пусть узнику дарует он прощенье,
Чтоб тот со мной отправился в сраженье.
 
 
Ответил шах: «Ты хочешь, чтоб злодей,
Убивший и ограбивший людей,
 
 
Прощенье получил? Как честный воин,
Сражаться кровопийца не достоин!
 
 
Но я твои заслуги признаю, —
Исполнить просьбу вынужден твою».
 
 
Так шахиншах освободил злодея,
Ойингушаспу отказать не смея.
 
 
Вельможа снарядил военный стан,
Пойдя в поход, вступил он в Хамадан.
 
 
Спросил он: «Кто из вас, о горожане,
Судьбу умеет предсказать заране?»
 
 
От всех он получил один ответ:
«Пусть звездочет подаст тебе совет».
 
 
Явился звездочет длиннобородый.
Велеречив, предстал пред воеводой:
 
 
«Здесь обитает мудрая жена.
Глазами звезд является она.
 
 
Нет в мире тайны для ее наитья,
Она предсказывает все событья».
 
 
Вещунью к полководцу привели.
Она пред ним склонилась до земли.
 
 
И вопросил старуху воевода
О судьбах шаха, войска и похода.
 
 
Потом сказал: «Мне на ухо шепни, —
Когда и где мои иссякнут дни:
 
 
Умру ли мирно, под домашним кровом,
Иль буду я убит врагом суровым».
 
 
Ойингушаспа шепот вдруг затих:
Прошел его земляк, взглянул на них
 
 
И отошел, не напрягая слуха.
«Кто этот воин? – молвила старуха, —
 
 
Затем, что вечный холод и покой
Ты обретешь, сражен его рукой.
 
 
В небытие низринет он твой разум, —
Ядро и кожура погибнут разом».
 
 
Услышав это слово колдовства,
Вельможа вспомнил древние слова:
 
 
«Случается, что горе ты умножишь,
Когда соседу нищему поможешь:
 
 
Разбогатевши от твоих щедрот,
Он в благодарность кровь твою прольет».
 
 
Глава похода погрузился в думы,
Не ел, не спал Ойингушасп угрюмый.
 
 
Ормузду написал он в скорбный час:
«Тому, кого от гибели я спас,
 
 
Не следовало возвращать свободу:
К драконьему принадлежит он роду.
 
 
Мой шах был прав, о низком говоря:
«Он не достоин милости царя».
 
 
Ты прикажи – прошу тебя о малом —
Отсечь злодею голову кинжалом…»
 
 
Чуть высохли чернила и печать,
К себе велел он земляка позвать,
 
 
И щедро наградив его дарами
И обольстительными похвалами,
 
 
Сказал: «Доставь письмо царю царей,
С ответом возвратись ко мне скорей».
 
 
В душе своей почувствовав пыланье,
Земляк у воеводы взял посланье.
 
 
Подумал он: «Как я вернусь назад,
Где я в цепях томился, тьмой объят?»
 
 
С такою думой он скакал в тревоге
И вскрыл посланье посреди дороги.
 
 
Прочел – и смысл письма его потряс.
Сказал: «Меня земляк от смерти спас —
 
 
И хочет кровь мою пролить. За что же?
Достойно ль это знатного вельможи?
 
 
Увидеть крови хочет он струю,
И я вернусь к нему и кровь пролью».
 
 
Так порешив, пустился в путь обратный,
С жестоким сердцем в стан приехал ратный.
 
 
Ойингушасп сидел в своем шатре
Без слуг и без кинжала на бедре.
 
 
Он погрузился в мысли о державе,
О будущем своем, о бранной славе.
 
 
Вдруг своего увидел земляка,
И понял он, что смерть его близка.
 
 
Тот вынул меч, безмолвен и спокоен.
Взмолился о пощаде знатный воин,
 
 
Воскликнул он: «О сбившийся с пути,
Не я ль пришел, чтоб жизнь твою спасти?»
 
 
Ответил тот: «Ты спас ее недавно
Затем ли, чтоб я был казнен бесславно?»
 
 
Он полководцу голову отсек:
Надежд и радостей был краток век!
 
 
Он с головой отрубленною вышел,
И спящий стан шагов его не слышал.
 
 
Не должен знатный муж, идя на бой,
Остаться вдруг наедине с собой!..
 
 
Злодейством душу запятнав, убийца
Глазам Бахрама поспешил явиться.
 
 
Сказал: «Тебе я голову привез
Врага, что над тобою меч занес.
 
 
Твоих не разгадал он дарований,
Дерзнул с тобой сойтись на поле брани».
 
 
Спросил Бахрам: «Кто этот человек,
Которому ты голову отсек?»
 
 
Сказал: «Ойингушасп, вельможа знатный, —
Ормузд послал его на подвиг ратный».
 
 
Бахрам сказал: «Сей муж погнал коня,
Чтобы с Ормуздом примирить меня,
 
 
Для этой цели из покоев шаха
Сей честный муж отправился без страха.
 
 
Ты за него заплатишь головой,
Чтоб страшен был другим поступок твой».
 
 
Велел казнить убийцу воевода
Перед лицом и войска, и народа.
 
 
Наказан был преступник за грехи, —
Душа избавилась от шелухи!
 
 
Тогда к Бахраму в путь пошли недлинный
Ойингушаспа скорбные дружины,
 
 
Почувствовав к мятежнику приязнь
Затем, что совершил он эту казнь.
 
 
Немало храбрецов ушло к Хосрову,
Увидя в нем правления основу, —
 
 
Так исстари на свете повелось:
Исчез пастух – и стадо разбрелось.
 
 
Ормузд, узнав о роковой потере,
Закрыл своих чертогов щедрых двери.
 
 
Не видели его с вином в руке,
Он в постоянной пребывал тоске.
 

Глава двадцать пятая
Ослепление Ормузда родственниками Хосрова Бандуем и Густахмом

 
В Багдаде быстро слухи появились,
Что во дворце приемы прекратились.
 
 
Тот говорил: «Бахрам идет с войной,
Чтоб овладеть престолом и страной».
 
 
Другой: «Хосров привел войска для брани,
Владычествовать хочет он в Иране».
 
 
Делами царства были смущены
Мужи совета и мужи войны.
 
 
Рабы, мечтая воевать со знатью,
Вдруг перешли от похвалы к проклятью.
 
 
Стекались воеводы во дворец, —
Ормузд увидел в этом свой конец.
 
 
Войдя в зинданы и сердца волнуя,
Достигла весть Густахма и Бандуя,
 
 
Что миродержца сумрачен удел,
Крамольный дух умами овладел.
 
 
Отправили те двое из темницы
Своих людей на площади столицы,
 
 
Велев узнать им от господ и слуг,
Насколько справедлив тревожный слух.
 
 
Поняв, что день настал их долгожданный,
Они открыли тюрьмы и зинданы,
 
 
Повиновенья перешли рубеж
И подняли неслыханный мятеж.
 
 
Бездействовала стража городская,
Толпу вооруженных пропуская.
 
 
Бандуй с Густахмом были впереди, —
Мятежников опасные вожди.
 
 
Сама земля, казалось, закипела!
Приблизясь к воинам Ормузда смело,
 
 
Толпа глаза омыла от стыда,
А воинам Густахм сказал тогда:
 
 
«Пусть убедится шахская дружина,
Что преходяща сила властелина;
 
 
Вы слабыми считать нас не должны;
Хотите вы, иранские сыны,
 
 
Пойти, во имя предков, с нами вместе
И препоясаться для славной мести?
 
 
Ормузда не считайте вы царем,
На трон другого шаха возведем,
 
 
Чтоб для Ормузда горькими навеки
Ирана стали сладостные реки.
 
 
А не поможете вы нам сейчас, —
На произвол судьбы покинем вас.
 
 
Мы где-нибудь приют себе отыщем,
Чтоб край далекий нашим стал жилищем».
 
 
От этой речи вспыхнули сердца.
Сказали охранители дворца:
 
 
«Не ведал мир такого властелина,
Что руки обагрил бы кровью сына».
 
 
Вошли они, ликуя, во дворец,
Сорвали с шахской головы венец,
 
 
Свалили шаха перед шахским троном,
Глаза железом выжгли раскаленным,
 
 
Затем оставили его в живых,
Ушли, набрав сокровищ дорогих.
 
 
Померкло царствования светило,
Судьбы превратность небо нам явило.
 
 
Да не привяжется душа твоя
К непрочному чертогу бытия,
 
 
То радость в нем ты познаешь, то горе.
С добром и злом не состязайся в споре.
 
 
Живи сто лет или сто тысяч лет, —
Что ныне – мощь, в том завтра силы нет.
 
 
Влеком к добру, не говори плохого,
Да не услышишь сам плохого слова.
 

Глава двадцать шестая
Хосров узнает об ослеплении Ормузда; он становится шахиншахом

 
Густахм отправил сразу из дворца
К Хосрову быстроногого гонца.
 
 
Гонец, дорогу выбрав покороче,
Как новый месяц тьму прорезав ночи,
 
 
Предстал пред новым шахом и тотчас
Поведал о случившемся рассказ.
 
 
Царевич стал желтей цветка шафрана,
Когда узнал о бедствиях Ирана.
 
 
Он молвил так: «Найдет погибель тот,
Кто на тропу беспечности свернет,
 
 
Кто, неразумный, не внимает небу,
Невежеству и злобе на потребу.
 
 
Тобой, гонец, рассказанное зло
Мне вновь дыханье жизни принесло:
 
 
Когда отец возжаждал крови сына,
Мне сделалась пристанищем чужбина,
 
 
Теперь, когда отец незряч и слаб,
Ему покорен буду я, как раб».
 
 
Он в путь пустился, как в полет орлиный,
Возглавив многомощные дружины,
 
 
И были предводителем горды
Стрелки из Ардабеля и Барды.
 
 
Когда узнали жители столицы.
Что прибыл к ним властитель юнолицый,
 
 
Тогда покой и мир обрел Багдад,
И миродержец был покою рад.
 
 
Вельможи встретили его с весельем,
Пришли с венцом, с алмазным ожерельем,
 
 
Эбеновый поставили престол.
Хосров, сияя, на него взошел,
 
 
Надел венец и так сказал мобеду:
«Я шахом стал благодаря Изеду.
 
 
Лишь тот, кто шествует путем благим,
Достоин царством управлять таким.
 
 
Моей душе чужда несправедливость —
К беде ведет всегда несправедливость, —
 
 
Я только правду в спутнике беру,
Моя душа устремлена к добру.
 
 
А вы в повиновенье поклянитесь
И этим трем условьям подчинитесь, —
 
 
Вот первое: людей не угнетать.
Второе: верность шаху соблюдать.
 
 
И третье: не глумиться над послушным,
Не быть к чужому горю равнодушным.
 
 
О злых делах пора теперь забыть,
На справедливый путь пора вступить.
 
 
Блюсти я буду, правдой вдохновленный,
Одной лишь человечности законы.
 
 
Мою увидит милость даже тот,
Кто на мое величье посягнет.
 
 
Я не склонюсь к деяньям Ахримана:
Нужны ль дороги мрака и обмана
 
 
Тому, кого возвысил род людской?
Я мир дарую людям и покой!»
 
 
Всех осенило счастьем это слово,
Они ушли, благословив Хосрова.
 

Глава двадцать седьмая
Хосров беседует со своим отцом Ормуздом

 
Не мог Хосров заснуть в своем дворце,
Ночь напролет он думал об отце.
 
 
Когда петух проснулся и упало
Эбеновое ночи покрывало,
 
 
Отправился к Ормузду шахиншах
С душевной болью и тоской в очах.
 
 
Заплакал сын, когда отца увидел,
Не миродержца, а слепца увидел!
 
 
Сказал: «Властитель с мудрой головой,
Ты – Нуширвану памятник живой!
 
 
Стоял бы я у твоего престола, —
Иголка бы тебя не уколола.
 
 
Прикажешь – сделаюсь твоим слугой
И охранять я буду твой покой.
 
 
Прикажешь – этот мир навек оставлю,
Себя у ног твоих я обезглавлю.
 
 
Я не хочу ни войска, ни венца,
С восторгом жизнь отдам я за отца».
 
 
Сказал Ормузд: «Свет разума горящий!
Знай: боль моя и горе – преходящи.
 
 
Три просьбы у меня к тебе всего,
И больше мне не нужно ничего.
 
 
Во-первых: с первой утренней прохладой
Мой слух ты голосом своим обрадуй.
 
 
Пришли ко мне, прошу я, во-вторых,
Кого-нибудь из всадников лихих,
 
 
Чтоб он рассказывал мне о ловитвах,
О жарких стычках, о великих битвах,
 
 
А также пусть придет ко мне старик
Поведать о делах былых владык.
 
 
А, в третьих, я твоим дядьям, придворным,
Что льнут к тебе с усердием притворным,
 
 
Готовя втайне для тебя силки, —
Желаю смерти от твоей руки!»
 
 
«Мой шах! – сказал Хосров. – Пусть мрак и горе
Всех недругов твоих настигнут вскоре,
 
 
Но оком сердца ты взгляни вперед.
Бахрам затмил вельмож и воевод,
 
 
Он знаменит, он управляет войском
Умелым, многочисленным, геройским.
 
 
Ты на Густахма сделал мне намек.
Не он страданья на тебя навлек.
 
 
Убьем его карающей рукою, —
Нигде мы не найдем себе покоя.
 
 
Ты должен знать: от бога это зло,
От глупых слов и дел произошло.
 
 
Ниспосланной обрадуйся ты боли,
Найди успокоенье в божьей воле.
 
 
Затем послушай: старый есть писец
И всадник есть – испытанный храбрец.
 
 
Один расскажет о былых владыках,
Другой – о битвах грозных и великих.
 
 
Старик умен, а всадник – острослов,
Он знает и обычаи пиров.
 
 
Найдешь отраду в каждом златоусте,
Забудешь в одиночестве о грусти».
 
 
Сказал и, плача, вышел из дворца.
Сын оказался преданней отца.
 
 
Затем, что юноша красноречивый,
Чьи благородны мысли и порывы,
 
 
Гораздо лучше злого старика,
Чья мудрость, может быть, и глубока.
 
 
Как мудро на земле ни проживи ты,
Исчезнешь ты, как все, землей сокрытый.
 

Глава двадцать восьмая
Бахрам узнает об ослеплении Ормузда и собирает войско на бой с Хосровом

 
Когда Бахрам узнал, что злобный рок
Глаза Ормузда темноте обрек,
 
 
Что помутилось миродержца счастье,
Что сын его увенчан блеском власти, —
 
 
Он погрузился в глубину забот.
Он приказал, чтоб вынесли вперед,
 
 
К подножью гор, знамена, барабаны,
Расставили шатры среди поляны,
 
 
И на совет созвал он воевод,
Решил на шаха двинуться в поход.
 
 
Погнал военачальник непреклонно
Свои дружины к берегу Нахрвона.
 
 
Скакала рать, как молния быстра,
Казалось, будто катится гора!
 
 
Такой стремительностью потрясенный,
Иранский шах решил в ночи бессонной
 
 
К Бахраму сведущих людей послать.
«Узнайте, – он сказал им, – эта рать
 
 
Устремлена с Бахрамом воедино
Иль тяготится властью исполина?
 
 
Узнайте, где Бахрам сидит в седле, —
На правом ли, на левом ли крыле,
 
 
Иль впереди, иль в самой середине?
Каким страстям он предается ныне?
 
 
Охотится ли с ловчими в степях,
Он окружен ли слугами, как шах?»
 
 
К таким делам разведчики привыкли.
Отправились к Бахраму, в стан проникли,
 
 
Вернулись, во дворец вошли тайком,
Хосрову доложили обо всем:
 
 
«Будь всадник юн, видны ль на нем седины,
Бойцы с Бахрамом в помыслах едины.
 
 
Он возглавляет – воинства чело —
То правое, то левое крыло,
 
 
То скачет впереди, то посредине,
То разобьет шатер на луговине,
 
 
Он слушает наперсников одних, —
Не знает он советников иных.
 
 
К великолепью царскому влекомый.
Как шах, устраивает он приемы,
 
 
Ведет себя с подвластными, как шах,
Охотится с пантерою в степях,
 
 
То величавый, то гостеприимный
Он увлечен «Калилою и Димной».
 
 
Тогда сказал советникам Хосров:
«С Бахрамом бой нелегок и суров,
 
 
Он царственные полюбил забавы,
Узнал царей обычаи и нравы,
 
 
Умны его советники-писцы —
Затмившие Калилу хитрецы.
 
 
Когда Бахрам летит, врагу на горе,
То содрогаются драконы в море.
 
 
Всем сердцем предана Бахраму рать,
Над ней победу трудно одержать».
 
 
Сказал Хосров Густахму и Бандую:
«О будущем державы я тоскую».
 
 
Собрались тайно к шаху на совет
Мужи Ирана, видевшие свет,
 
 
Подобные Гардую, Андимону,
Правителю Армении Дармону.
 
 
Хосров такие молвил им слова:
«Вооружимся знаньями сперва.
 
 
Тот в безопасности на поле брани,
Чья грудь защищена кольчугой знаний.
 
 
Могуч наукой просвещенный мозг:
Пред ним бессилен меч, как мягкий воск.
 
 
Воинственные, гордые вельможи!
Хотя годами я вас всех моложе,
 
 
Я не хочу покинуть этот свет
Лишь потому, что мне немного лет.
 
 
Скажите мне, мобеды и визири,
Что предстоит мне в нашем скорбном мире?»
 
 
Сказал мобед: «Твой разум – наш оплот!
Когда вращающийся небосвод
 
 
Впервые светлый разум создал в мире,
Он людям знанья ниспослал четыре,
 
 
И первым знаньем одарил владык,
Вторым – жрецов, чей труд святой велик,
 
 
Послал он шахским слугам третье знанье,
Владыке верность, храбрость – их призванье.
 
 
Дехкан[7]7
  Во времена Фирдоуси дехканами назывались землевладельцы.


[Закрыть] четвертым знаньем одарил,
Ничтожную им долю уделил.
 
 
Неблагодарных к людям не причисли,
Отказано им в благе светлой мысли.
 
 
Запомни эти вещие слова,
Им следуя, достигнешь торжества».
 
 
«В словах твоих, – шах молвил, – смысл великий,
Их золотом должны писать владыки.
 
 
Но пусть явил ты мысли-жемчуга,
Мне ныне мысль такая дорога:
 
 
Едва сойдутся два враждебных стана, —
Мне кажется, не будет в том изъяна,
 
 
Когда из гущи войска на коне
Подъеду я к противной стороне
 
 
И громкозвучно вызову Бахрама,
Мятежника, чье сердце полно срама.
 
 
О мире с ним заговорю сперва.
Когда он примет добрые слова,
 
 
Все будет хорошо: обласкан мною,
Он сделается вновь моим слугою.
 
 
А если, низкий, ищет он войны,
То мы воинственны и сплочены».
 
 
Слова Хосрова приняли мобеды,
Желая шаху счастья и победы.
 
 
Они ему величье предрекли,
Назвали повелителем земли.
 
 
Сказал Хосров: «Я жду надежд свершенья,
Да минет храбрых горечь пораженья.
 
 
Дружины выведите на простор,
Раскиньте на равнине мой шатер».
 
 
…Когда два войска встретились вплотную,
Ночь распустила косу смоляную,
 
 
По телу ночи трепет пробежал,
Когда рассвет свой обнажил кинжал:
 
 
Не он ли вдруг ударил в барабаны —
Зачинщик битвы, исполин багряный!
 
 
Хосров, увидев: заблестел Нахрвон, —
Помчался, благородством вдохновлен,
 
 
В сопровожденьи витязей придворных.
Бахрам поставить не успел дозорных:
 
 
Свои войска Ирана властелин
Сомкнул клещами вкруг его дружин.
 
 
Бахрам надел индийский меч могучий,
Что был подобен пламени из тучи,
 
 
Сел на коня, – взметнулся гордый конь,
Как молнии сверкающий огонь.
 
 
Бахрам поехал с преданною свитой:
Изадгушасп, воитель знаменитый,
 
 
Кундогушасп, что был храбрей слона,
С жестокою душой Ялонсина,
 
 
Отважных три туранца-хаканийца, —
Все жаждали с Хосровом насмерть биться.
 
 
Решили: шах от рати отделен, —
Убьют его или возьмут в полон
 
 
И бросят предводителю под стремя,
И мирное в стране наступит время.
 
 
Здесь – юный шах Ирана, там – Бахрам.
Они предстали тысячи глазам.
 
 
В пыли несутся оба полководца,
Исток Нахрвона между ними льется.