Текст книги "Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме»"

Автор книги: Абулькасим Фирдоуси

Глава четвертая
Бахрам отправляется на битву с Совашахом

 
Когда блеснула из-за гор заря,
Как щит героя издали горя,
 
 
Пришел военачальник к властелину,
Сказал: «Сейчас в поход я войско двину,
 
 
Но в ком найду опору в трудный миг?
Я только милостью твоей велик,
 
 
Я прибыл, твоему послушный кличу,
Ничем иным себя не возвеличу.
 
 
Мне нужен опытный, ученый муж,
Притом, чтоб не был он из робких душ».
 
 
Сказал Ормузд: «Возьми писца Мехрана.
Ступай, да будет жизнь твоя сохранна».
 
 
Двенадцать тысяч двинулись на рать,
Чтобы врага настичь и покарать,
 
 
А впереди скакал, как лев бесстрашен,
Бахрам, защита городов и пашен.
 
 
На поле боя полетел храбрец, —
Вернулся миродержец во дворец.
 
 
Решил с визирем он вступить в беседу,
И так он молвил своему мобеду:
 
 
«Он победит и станет знаменит.
Скажи, а что потом он совершит?
 
 
Визирь, на мой вопрос ответствуй прямо!»
Сказал мобед: «О шах! Бойцы Бахрама
 
 
Противника осилят на войне,
И ты победу заслужил вполне,
 
 
Но в день победы бойся полководца:
Бахрам от шахиншаха отвернется».
 
 
Мобед явил царю отвагу льва,
Когда он эти вымолвил слова.
 
 
Сказал Ормузд: «Ты клеветать не вправе, —
Отраву прибавляешь ты к отраве!
 
 
Перед Бахрамом буду я в долгу,
Когда он учинит разгром врагу:
 
 
Достоин будет он венца и трона!
Я говорю, и слово непреклонно:
 
 
Коль Совашаха победит храбрец,
Я дам ему и царство, и венец!»
 
 
Когда мобед слова царя услышал,
Он закусил губу и молча вышел.
 
 
Но горький яд сомнения познав,
Покой утратил властелин держав.
 
 
Велел он, чтобы тайн его хранитель
Пришел к нему, и молвил повелитель:
 
 
«Отправься ты к моим богатырям,
И обо всем, что ты увидишь там,
 
 
Мне сообщи. Помчись, как вихрь крылатый!»
И поскакал к Бахраму соглядатай.
 
 
А воевода войско вел в поход,
Без остановки двигаясь вперед…
 
 
Неся бараньи головы в корзине,
Торговец показался на равнине.
 
 
К нему подъехал вождь иранских сил,
Внезапно скакуна остановил, —
 
 
Дивились всадники его деянью, —
И пикой голову проткнув баранью,
 
 
Он пику повернул наискосок,
И голову отбросил на песок,
 
 
Потом сказал, погнав коня гнедого:
«Друзья, глядите, как сдержу я слово, —
 
 
Вот так же с Совашахом поступлю,
Я голову злодею отрублю
 
 
И брошу перед ратью на равнину,
И рать его, как буря, опрокину!»
 
 
Воскликнул соглядатай, потрясен:
«Воссядет этот муж на шахский трон,
 
 
И черствым станет сердце полководца,
И он от шахиншаха отвернется…»
 
 
О том, что видел, рассказал мудрец,
Когда вернулся к шаху во дворец.
 
 
Известием таким ошеломленный,
Ормузд увял, как вянет лист зеленый.
 
 
Властителя согнула скорбь в дугу.
К себе позвал он юного слугу,
 
 
Сказал: «Достигни войска на дороге,
Бахраму передай приказ мой строгий:
 
 
«Остановись и дальше не скачи.
Наступит ночь, – вернись ко мне в ночи.
 
 
Останешься со мной наедине ты:
Мне вспомнились полезные советы,
 
 
О многом я с тобой поговорю».
И прибыл юноша к богатырю,
 
 
И передал ему приказ владыки.
Сказал Бахрам: «Ответствуй: «Шах великий!
 
 
Кто возвращает рать свою с пути?
Несчастье может с ней произойти!
 
 
Дурное это предзнаменованье,
А враг придет в восторг и ликованье.
 
 
Я возвращусь, победу одержав, —
Да воссияет властелин держав».
 
 
Гонец Ормузда прискакал с ответом,
И сердце шаха озарилось светом:
 
 
Исполнен радостного торжества,
Презрел он соглядатая слова.
 
 
Бахрам, когда сгустилась мгла ночная,
Повел дружины, бога призывая.
 
 
Когда вступило войско в Хузестан,
Привал устроил богатырский стан.
 
 
С мешком соломы, чувствуя усталость,
Среди бойцов старуха пробиралась.
 
 
Подъехал воин к ней, купил мешок,
Но денег ей не заплатил седок.
 
 
Пришла к Бахраму женщина седая
И о мешке поведала, рыдая:
 
 
«Солому я несла бойцам твоим, —
Богатством не владела я другим,
 
 
Но всадник, на котором шлем богатый,
Забрал мешок и скрылся от уплаты».
 
 
Нашли тотчас же воина с мешком,
К Бахраму привели его бегом.
 
 
Бахрам пылал, как чистоты светильник!
Сказал: «Нас опозорил ты, насильник!
 
 
Не мни, что совершил ты малый грех:
Я строго накажу тебя при всех».
 
 
Был воин, в преступлении повинный,
Мечом разрублен на две половины.
 
 
Позорной казни предали бойца,
И страх объял насильников сердца.
 
 
Раздался полководца громкий голос:
«Кто украдет соломинку иль колос, —
 
 
Не жди пощады: подниму я меч,
Чтоб надвое преступника рассечь.
 
 
Нет места вору между храбрецами,
Что обладают чистыми сердцами.
 
 
Не соблазняйтесь вы чужим добром,
За все платить должны вы серебром».
 
 
Так молвил вождь воинственному стану.
Рать поднялась и двинулась к Домгану
 
 
И стала, наконец, на рубежах,
Где ждал сраженья старый Совашах,
 
 
Где войско турков было наготове,
Где не смолкали гул и рев слоновий.
 
 
А между тем в Иране шахиншах
Томился, чувствуя тоску и страх.
 
 
Когда спустилась полночь с небосвода,
Ормузд позвал сановника Харрода.
 
 
Сказал: «Я жить в тревоге не могу.
Вооружись и поезжай к врагу.
 
 
Возьми побольше ценностей и денег,
Пусть враг подумает, что ты изменник.
 
 
Узнай, какое войско с ним пришло, —
Противников и силу, и число.
 
 
Я западню расставлю супостату.
Скачи по направлению к Герату.
 
 
Бойцов Бахрама встретив на пути,
Ты обо всем Бахрама извести,
 
 
А с Совашахом будь лукав и сладок
И войск его запомни ты порядок».
 
 
К Герату поскакал Харрод Бурзин,
Достиг седок бахрамовых дружин
 
 
И обо всем он известил Бахрама,
И к Совашаху путь направил прямо.
 
 
Он прибыл в стан. Смотря по сторонам,
Сокровищам дивился и слонам.
 
 
Готово было все к суровой битве.
Восславил Совашаха он в молитве,
 
 
Когда к владыке он вступил в шатер,
И был с владыкой сладок и хитер.
 
 
Его не заподозрил враг в обмане,
Веселье началось в туранском стане,
 
 
И под покровом ночи, без преград,
Бахрам привел богатырей в Герат,
 
 
На берегу реки, в степи широкой,
Свой стан разбил воитель быстроокий.
 
 
Тогда туранских войск дозор ночной
Увидел, поскакав степной тропой,
 
 
Нежданные дружины за рекою,
И к Совашаху полетел стрелою.
 
 
Донес: «Большая рать стоит в степях».
Задумался глубоко Совашах,
 
 
Нахмурился, велел позвать иранца,
Обрушил сильный гнев на чужестранца.
 
 
Сказал ему: «Будь проклят, Ахриман,
Увы, теперь я понял твой обман!
 
 
Ужель с высот не видел ты низины?
Ужель про эти ты не знал дружины?
 
 
Ты прибыл от Ормузда на коне,
Он хочет западню расставить мне.
 
 
Я понял: ночью воинство Ирана
Проникло в степь Герата невозбранно».
 
 
Спокойно отвечал Харрод Бурзин:
«Ты гневаться не должен, властелин.
 
 
Зачем бояться маломощной рати,
Которая теперь стоит в Герате?
 
 
Той рати полководец преходящ,
И весь его народец – преходящ.
 
 
Иль то Ормузда подданный ослушный
Пришел к тебе, о царь великодушный?
 
 
Иль то вернулся из далеких стран
Купцов вооруженных караван?
 
 
Кто на тебя пойдет, себе на горе?
Ни горы не поднимутся, ни море!»
 
 
Сказал обрадованный Совашах:
«Когда неправды нет в твоих словах,
 
 
Так с пришлецом нежданным поступлю я:
К нему вельможу храброго пошлю я,
 
 
Узнаю, сколько войска с ним пришло,
И что замыслил он – добро иль зло».
 
 
Харрод вернулся в свой шатер богатый.
Боялся он, что близок час расплаты,
 
 
И вот, когда с горы спустилась ночь.
От Совашаха убежал он прочь.
 
 
А Совашах в то время вызвал сына.
«Фагфур, – сказал он, – вот тебе дружина,
 
 
Отправься ты к тому богатырю».
И юноша, опередив зарю,
 
 
Увидел утром воинство Ирана.
Велел он всаднику: «Достигни стана,
 
 
Спроси у воинов: чего хотят?
И кто они? Зачем пришли в Герат?
 
 
Зачем в степи свой стан они разбили?»
И всадник полетел быстрее пыли,
 
 
И, повторив царевича слова,
Спросил он: «Кто над воинством глава?
 
 
Кто богатырь, не ведающий страха?
Фагфур – глаза и сердце Совашаха —
 
 
С ним хочет встретиться наедине!»
Помчался караульщик на коне,
 
 
Бахраму рассказал о том, что слышал.
Воитель из шатра, сияя, вышел,
 
 
К царевичу направился верхом.
Фагфур с ним поздоровался, потом
 
 
Спросил: «Откуда ты, изгнанник знатный?
Зачем в Герате стан разбил ты ратный?
 
 
Я слышал, из Ирана ты бежал,
Тебя твой повелитель обижал».
 
 
Бахрам ответил: «Верен я Ирану,
Вовеки с шахом враждовать не стану,
 
 
Когда услышал правящий страной,
Что Совашах идет на нас войной,
 
 
Я был из Ардабеля вызван сразу
И внял я шахиншахскому приказу:
 
 
Сказал Ормузд: «Иди и победи,
Дорогу Совашаху прегради
 
 
Мечом, стрелою, палицей и пикой!..»
Царевич возвратился юноликий,
 
 
Пришел к отцу, вступил в его шатер
И передал с Бахрамом разговор.
 
 
Был этой вестью Совашах подавлен.
Сказал: «Ормуздом был Харрод направлен!»
 
 
Велел позвать иранца властелин,
Но был ответ: «Бежал Харрод Бурзин».
 
 
И Совашах сказал со вздохом сыну:
«Дивлюсь: как удалось бежать Бурзину?
 
 
Хотя большая рать пришла со мной,
Увы, не бдителен дозор ночной!»
 

Глава пятая
Послание Совашаха Бахраму и ответ Бахрама

 
Затем к Бахраму Совашах отправил
Посла, чтобы солгал он и слукавил:
 
 
«Скажи: «Из-за того, что ты упрям,
Не осрами себя теперь, Бахрам.
 
 
У твоего царя – одно стремленье:
Чтоб ты погиб, вступив со мной в сраженье.
 
 
Тебе владыка приказал: «Иди,
Дорогу Совашаху прегради!»
 
 
Сего приказа понял ты коварство?
С таким, как я, владыкой государства,
 
 
Кто вздумает сраженье повести?
Со мной, что гору встретив на пути,
 
 
Слонов и воинов могучих двинет,
И сразу эту гору опрокинет!»
 
 
Бахрам не ждал такого хвастовства,
Он смехом отвечал на те слова:
 
 
«Когда желает втайне мой властитель,
Чтобы в бою погиб его воитель, —
 
 
Желанием подобным шахиншах
Мой жалкий возвеличивает прах».
 
 
Вернулся к Совашаху царедворец,
Поведал то, что молвил ратоборец.
 
 
К Бахраму вновь гонца послал Сова:
«Скажи: «К чему нам громкие слова?
 
 
Зачем приехал ты на поле боя?
Проси у нас, что хочешь, и любое
 
 
Исполню я желание твое.
Пришли с гонцом послание свое».
 
 
Сказал гонец: «Сломи свое упорство.
Знай: от тебя не требует покорства
 
 
Владыка, доброю ведом звездой, —
Лишь тайну сердца ты ему открой».
 
 
«Тот не торгуется, кто жаждет мира, —
Гласил ответ. – Когда с владыкой мира
 
 
Ты вправду хочешь заключить союз, —
Желанным гостем будешь ты, клянусь,
 
 
Почетным гостем будешь ты в Иране,
Достигнешь исполнения желаний.
 
 
Твоих бойцов я щедро одарю,
Вручу я каждому богатырю
 
 
Серебряную, золотую чашу,
Вельмож я кушаками опояшу.
 
 
Мой шах, желая друга обрести,
С тобою встретится на полпути,
 
 
Ты будешь принят им достойно сану,
Когда вражды не выкажешь Ирану.
 
 
Но если ты с войной пришел сюда,
То знай: погнал ты утлые суда,
 
 
В сражение вступил себе на горе, —
Чудовище тебя проглотит в море.
 
 
В степях Герата гибель ты найдешь,
Своих бойцов погубишь и вельмож,
 
 
А если повернешься к нам спиною,
Разверзнется земля перед тобою,
 
 
А в спину будут бить и дождь, и град, —
Навряд ли возвратишься ты назад».
 
 
Услышал Совашах слова Бахрама,
И от обиды вспыхнул он и срама,
 
 
Не думал он, что воин так суров,
Похолодел от тех холодных слов.
 
 
Сказал гонцу: «К нему помчись ты снова,
Пусть черный див мое услышит слово:
 
 
«Ты в этой не прославишься войне,
И пользы никакой не будет мне,
 
 
Когда тебя в сраженьи уничтожу.
Хотя ты корчишь знатного вельможу, —
 
 
Как твой властитель предо мной – ничто, —
Пред худшим ты моим слугой – ничто!
 
 
Но если, низкий, гордость ты отбросишь,
Но если милости моей попросишь,
 
 
Возвышу я тебя над всем двором,
Несчетным одарю тебя добром,
 
 
Тебя, как венценосца, опояшу,
Оружием твоих бойцов украшу».
 
 
Бахрам ответствовал гонцу: «Ступай,
И вот что Совашаху передай:
 
 
«Пусть в низости я должен был родиться, —
Той низости мне нечего стыдиться.
 
 
Ормузд, всю низость увидав твою,
С тобой стыдится встретиться в бою,
 
 
Но я хочу войны, хотя я низок,
И помни: твой конец позорный близок.
 
 
Тебя мой правый покарает меч,
И голову твою снесу я с плеч,
 
 
Но своего копья не обесславлю:
Ормузду голову твою отправлю,
 
 
Я на копье не подниму ее,
Дабы не опозорилось копье.
 
 
Узнай: тогда лишь низость совершу я,
Когда тебя, ничтожного, прощу я.
 
 
Теперь у нас один язык: война,
Теперь тебе погибель суждена.
 
 
Дракон на знамени иранском вышит, —
Огнем он пышет, ненавистью дышит.
 
 
Мне шлем и голова твоя нужны:
То будут моего меча ножны!»
 
 
Гонец, жестокое услышав слово,
Вернулся к своему владыке снова.
 
 
То слово Совашаха обожгло,
Разгневанное поднял он чело.
 

Глава шестая
Бахрам Чубина и Совашах выводят свои войска на битву

 
Главы Турана клич раздался бранный.
Повсюду загремели барабаны,
 
 
Повсюду пыли выросли столбы,
Повсюду поднимался звук трубы.
 
 
Узнав, что двинул войско враг опасный,
Что степь от пыли стала желто-красной,
 
 
Отвагой препоясался Бахрам,
Сесть на коней велел богатырям.
 
 
Он пеших лучников вперед направил,
А меченосцев по бокам поставил,
 
 
Имея крепость за своей спиной…
Сказал бы ты: весь мир одет броней!
 
 
Стояла стройно каждая дружина,
Бойцы слились, казалось, воедино.
 
 
Была Герата крепость – позади,
Была врага свирепость – впереди.
 
 
Обозревал противник поле брани.
Увидел Совашах в иранском стане
 
 
Единодушие, порядок, строй,
И крепость за бахрамовой спиной.
 
 
А войско турков, со слонами вместе,
Скопилось в тесном, неудобном месте.
 
 
Своим воителям сказал он так:
«Герата крепость занял хитрый враг,
 
 
Он рать свою поставил нам на горе,
Стесниться нас заставил в междугорье»
 
 
Построил Совашах свои войска.
Взметнулись тучи пыли и песка,
 
 
И заклубился воздух мутно-синий.
Построил сорок тысяч в середине
 
 
Храбрейших копьеносцев и стрелков,
Сильнейших меченосцев-седоков,
 
 
И справа – сорок тысяч самых смелых,
И слева – сорок тысяч мощнотелых,
 
 
И сорок тысяч всадников в тылу.
Еще прибавим к этому числу
 
 
И запасные грозные дружины,
Заполнившие узкие лощины,
 
 
А впереди военные слоны
Стояли наподобие стены,
 
 
Бойцам Ирана преградив дорогу.
Но Совашах был погружен в тревогу,
 
 
Предчувствуя, что час его пришел,
Что будет втоптан в прах его престол.
 
 
И озирая тесное пространство,
Он проклинал судьбы непостоянство.
 

Глава седьмая
Новое послание Совашаха Бахраму и ответ Бахрама

 
Опять отправил Совашах гонца,
Гератца родом, хитрого лжеца,
 
 
Который мог грозить и улыбаться.
Вот что Бахрам услышал от гератца:
 
 
«Шах говорит: «Погибнешь ты, Бахрам,
Не вняв моим советам и словам.
 
 
Ты вышел против двух владык державных,
Не знающих себе на свете равных.
 
 
Они горят, как солнце над землей:
Я – первый, Пармуда, мой сын, – второй.
 
 
Мои войска густы, как лес дремучий,
И хлынули б, как дождь из вешней тучи,
 
 
Потоки слез твоих из гордых глаз,
Когда б узнал ты их число сейчас.
 
 
Мои гаремы и дворцы несметны,
Их ни один не сосчитает смертный.
 
 
Моих слонов, моих коней число
Тебя бы в изумленье привело.
 
 
И если б горы двинулись и реки,
То не сумели б унести вовеки
 
 
Мое добро, оружие, казну
И гнев, с которым начал я войну.
 
 
Властители держав, царей потомки,
Чьих предков имена поныне громки,
 
 
Все, кроме твоего, цари земли
Меня владыкой мира нарекли.
 
 
Все венценосцы предо мной ничтожны,
Для них мои законы непреложны.
 
 
Дороги не найдут и муравьи,
Когда я выставлю войска свои:
 
 
Кто на меня в Иране и Туране
Пойдет войной, тот обречен заране.
 
 
Мои войска, едва вступив в Герат,
Растянутся до Тайсакунских врат.
 
 
Не хватит войск, – число их увеличу,
И весь Иран им посулю в добычу.
 
 
Не ценишь и не любишь ты себя,
Иль ценишь ложь – и губишь ты себя.
 
 
Тебя властитель обмануть решился,
Иль, может быть, рассудка лжец лишился.
 
 
Добро ты должен отличить от зла,
Чтобы творить разумные дела.
 
 
Открытый нрав не путай с лицемерьем.
Страшись войны, приди ко мне с доверьем,
 
 
Я приобщу тебя к своим трудам,
Тебе я в жены дочь свою отдам,
 
 
Престол тебе вручу я и державу,
И венценосцем станешь ты по праву.
 
 
Могуществом ты будешь осиян:
Я во владенье дам тебе Иран,
 
 
Когда я шахиншаха обезглавлю,
Когда же в Рум опять войска направлю,
 
 
Я дам тебе румийскую страну,
Ее сокровища, ее казну.
 
 
Я потому твою возвышу славу,
Что ты, Бахрам, пришелся мне по нраву,
 
 
Знаток войны, ты витязь и мудрец,
Был храбрым полководцем твой отец.
 
 
Поверь: слова мои – не украшенье,
А ты осмелился пойти в сраженье,
 
 
А ты решил со мною воевать,
Беспомощную возглавляя рать!
 
 
Но если ты, безумец, жаждешь брани, —
Не жди ты больше от меня посланий».
 
 
Бахрам ни разу не прервал гонца,
И, выслушав посланье до конца,
 
 
В ответ суровое нашел он слово:
«Властителя болтливого, пустого,
 
 
Коварного и злого хитреца
Не уважают смелые сердца.
 
 
Внимал я, к роковой готовясь встрече,
И нынешней твоей, и прежней речи,
 
 
И понял ясно, что тебе, Сова,
Недорого обходятся слова.
 
 
Но силу только тот в словах находит,
Чье царство и величие проходит.
 
 
Я слышал, возмущаясь, речь твою.
Во-первых, тем, что ты сказал: «Убью
 
 
Ормузда, и возьмешь Иран в добычу…»
О дервише тебе напомню притчу:
 
 
Он из селенья выгнан с криком был,
А хвастался: «Я там великим был…»
 
 
Двух суток не пройдет, когда мгновенно
Так повернется колесо вселенной,
 
 
Что голову твою я отрублю
И шахиншаху в дар ее пошлю.
 
 
Еще слова ты говорил о славе,
О дочери, о войске, о державе,
 
 
О том, что жалуешь меня страной,
Что будет дочь твоя моей женой.
 
 
Когда я слушал слов твоих начало,
В которых мне хвала твоя звучала,
 
 
Я думал, что ты знаешь в людях толк:
В конце ты мне велишь нарушить долг.
 
 
Не ожидал я этого обмана,
А ты, позарясь на престол Ирана,
 
 
Мне посулил и царство, и венец,
И дочь свою, и царский свой дворец…
 
 
Нет, моего не оскверняй ты слуха!
Кинжалом твоего достигнув уха,
 
 
Я голову твою отброшу прочь,
Тогда себе твою возьму я дочь!
 
 
Еще сказал ты: счета нет коронам,
Войскам твоим и странам покорённым,
 
 
При этом мне припомнились слова, —
Их воин говорил с отвагой льва:
 
 
«К воде быстрей воды бежит собака,
Минует воду второпях, однако».
 
 
Свернул ты с благородного пути,
Когда решил на нас войной пойти,
 
 
Но ты мои почувствуешь удары,
Насильник, не укроешься от кары.
 
 
«Мой раб гораздо более велик, —
Так ты сказал, – чем тысячи владык.
 
 
Покорны мне все крепости вселенной», —
Так ты сказал, свидетель – мир нетленный.
 
 
Но знаешь сам, что множество путей
Ведут к воротам этих крепостей,
 
 
По тем путям проходит простолюдин,
И царь, и богатырь, чей жребий труден.
 
 
В ворота тщетно будешь ты стучать:
На них твоей погибели печать.
 
 
Когда меня в свои вельможи прочишь,
Ты этим имя лишь мое порочишь,
 
 
Но силу моего меча познав,
Забудешь ты свой милостивый нрав,
 
 
А сам найдешь ты мир, стремясь к покою,
Лишь под моей высокою рукою.
 
 
Тот путь, которым ты пошел – ничто!
Твои войска и твой престол – ничто!
 
 
Ты в трепете смиришься предо мною,
Когда свои дружины я построю.
 
 
Ты – лжец, хотя царем себя зовешь,
Но никогда не побеждает ложь…
 
 
Еще сказал ты, что меня ты ценишь,
В броню военачальника оденешь, —
 
 
Но я уже сейчас достиг высот,
Мой властелин мне оказал почет.
 
 
К тебе пришел я, властью наделенный
И знаменем Рустама осененный.
 
 
Даю тебе, Сова, трехдневный срок,
А в третий вечер протрубит мой рог:
 
 
Тебя своим кинжалом обезглавлю
И голову твою в Иран отправлю!»
 
 
Ответ услышав, пожелтел посол,
В отчаянье обратно он пришел.
 
 
Стал Совашах мрачнее черной ночи:
Дорога к смерти сделалась короче.
 
 
Сказал Фагфур: «Ничтожна вражья рать,
Зачем же убиваться и рыдать?»
 
 
Он приказал, чтоб всадников сзывала
На бой бряцающая медь кимвала,
 
 
Чтобы колоколов индийский звон
Был горным эхом гордо повторен,
 
 
Чтоб громко барабаны загремели,
Чтоб небеса от страха почернели.
 
 
Построил войско молодой храбрец, —
Задумчиво сказал ему отец:
 
 
«Избранник смелых, младший сын мой милый,
Развей пришельцев завтра грозной силой…»
 
 
Сложили всадники свои шатры,
В вечернем мраке вспыхнули костры,
 
 
И стиснутое горными грядами,
Простерлось полчище двумя рядами.
 
 
В шатре Бахрама собран был совет.
Что принесет воителям рассвет?
 
 
Уснули турки, прекратились клики,
Мир сделался ненужным для владыки.
 

Глава восьмая
Бахрам видит сон и вступает на заре в бой с Совашахом; смерть Совашаха

 
Уснул Бахрам, но дума о войне
Не улеглась; увидел он во сне:
 
 
Полки Турана движутся лавиной,
Они сражаются с отвагой львиной,
 
 
И полностью его разбита рать,
И сам он пешим вынужден бежать,
 
 
И друга нет ни спереди, ни сзади,
И тщетно он взывает о пощаде…
 
 
Проснулся он печален, удручен,
Но скрыл он ото всех тяжелый сон.
 
 
Бахрам, одевшись, ночь провел в тревоге.
Вдруг топот он услышал на дороге:
 
 
То прискакал Харрод Бурзин верхом,
От Совашаха убежав тайком.
 
 
Сказал Бахраму: «Где твоя охрана?
Иль ты силков не видишь Ахримана?
 
 
Храни бойцов по долгу главаря,
Их души не растрачивай ты зря.
 
 
Достоин будь высокого удела:
Великое начнешь ты завтра дело!»
 
 
Бахрам – в ответ: «В твоем роду, скажи,
Ужели все такие же мужи?
 
 
Все, видно, промышляют рыбной ловлей,
Зимой и летом заняты торговлей.
 
 
И ты закидываешь в лужу сеть, —
Тебе ли в бой лететь, мечом владеть?
 
 
Увидишь ты, когда заря проснется,
Достоин ли я званья полководца,
 
 
Увидишь ты, как превратятся в прах
И вражьи полчища, и Совашах!..»
 
 
Вот на добычу солнце-лев стремится.
Даль побелела, как лицо румийца.
 
 
Раздался гром трубы и гул копыт, —
И под копытами земля кипит.
 
 
Военачальник, с палицей и в шлеме,
Промчался перед воинами всеми.
 
 
Изадгушасп на поле вывел свой
Трехтысячный отряд передовой.
 
 
Скакун его подобен был плотине,
Что преграждает путь речной стремнине.
 
 
Средину возглавлял Ялонсина.
За ним – упорна, опытна, сильна,
 
 
Главой Кундогушаспа называя,
Дружина возвышалась тыловая.
 
 
Сжигал траву Кундогушаспа конь, —
Он высекал копытами огонь…
 
 
С рядов передних клич раздался бранный:
«Золотошлемные мужи Ирана!
 
 
Того, кто побежит спиной к врагу,
Я обезглавлю, а потом сожгу».
 
 
И, как судьба, неотвратимый, строгий,
Закрыл он к отступленью две дороги, —
 
 
Велел он к бегству преградить пути,
Чтоб смерть или победу обрести.
 
 
Писец Мехран предстал пред исполином.
Сказал ему: «Поверь моим сединам, —
 
 
Да будет в битве бдителен твой взор:
Не видно ни земли, ни рек, ни гор
 
 
Под меченосным воинством Турана!»
Разгневался воитель на Мехрана,
 
 
Сказал: «О ты, нечистый враг добра,
Слуга чернил, бумаги и пера!
 
 
Кто заставлял тебя, писака хилый,
Подсчитывать дружин туранских силы?»
 
 
К Харроду прибежав, сказал Мехран:
«Бахрам нечистым духом обуян!»
 
 
И оба старца прикусили губы:
Сановникам сражения не любы.
 
 
Они бы прочь бежали поскорей,
Но трепетали пред царем царей.
 
 
Они на холм взобрались перед строем,
Чтоб легче было наблюдать за боем,
 
 
И за Бахрамом пристально следя,
Они уставились на шлем вождя.
 
 
Разгневанный Бахрам, вступая в битву,
На поле боя произнес молитву.
 
 
Он восклицал, сердца воспламенив:
«Творец, ты видишь: враг несправедлив.
 
 
Ужели я ничтожней Совашаха?
Избавь же душу ты мою от страха,
 
 
Даруй же радость войску моему, —
И я тогда с восторгом смерть приму.
 
 
Даруй добру желанную победу,
И мир хвалу тогда воздаст Изеду».
 
 
Так восклицая, сел Бахрам в седло,
И стало на душе его светло.
 
 
Взмахнул он палицей бычьеголовой,
К великому сражению готовый.
 
 
А Совашах сказал войскам: «Теперь
Должны вести вы битву без потерь,
 
 
Вам надобно прибегнуть к чародеям.
Иначе мы врага не одолеем».
 
 
И чародеи занялись волшбой.
И вспыхнул пламень желто-голубой.
 
 
Верхом на льве скакал волшебник старый,
Творил свои испытанные чары,
 
 
В одной руке – змея, в другой – дракон…
Был каждый конь и всадник превращен
 
 
В источник пламени буйноязыкий,
Огонь метали палицы и пики,
 
 
Гоняя тучу, ветер налетел,
И туча разразилась ливнем стрел.
 
 
Сказал Бахрам: «О воины Ирана,
Не бойтесь чародейного обмана,
 
 
Противник не спасет себя волшбой,
Бросайтесь в правом гневе в правый бой!»
 
 
Степь огласилась гулом одобренья,
Воители возжаждали сраженья.
 
 
Увидел Совашах, что ничего
Не могут дать обман и колдовство,
 
 
Увидел, что Бахрам вперед несется,
Что рать не отстает от полководца.
 
 
Бахрам ворвался в левое крыло
И смял бойцов великое число.
 
 
Как в стадо волк, ворвался в середину,
Погнал назад туранскую лавину.
 
 
Увидел он трех трусов-беглецов,
Свалил одним ударом трех бойцов,
 
 
Сказав: «Отвергли чести вы обычай!»
Он палицею с головою бычьей
 
 
Врагов рассеял правое крыло,
Чье знамя под ноги ему легло,
 
 
Он разделил туранцев на три части, —
Так воеводы бодрствовало счастье.
 
 
Тут Совашаха загремел приказ:
«Слонов на поле выведем сейчас,
 
 
Нам нужно войском двинуться огромным,
Чтоб мир Бахраму показался темным!»
 
 
Увидев издали слонов, Бахрам
Сказал, взволнованный, богатырям:
 
 
«Мужи, пусть нам сопутствует удача!
Мы тетиву натянем в луках Чача,
 
 
Стрелою, кровожадным ли копьем, —
Слоновью стену все-таки пробьем.
 
 
Поклявшись венценосцем и владыкой
И богатырской храбростью великой,
 
 
Над головою поднимите щит,
Пусть ваша сталь противника разит,
 
 
Пусть не страшат вас хоботы и бивни,
Пусть ваши стрелы падают, как ливни!»
 
 
Бахрам помчался в бой, подобный льву,
Натягивая лука тетиву,
 
 
Уподобляя лук весенней туче.
За ним скакал его отряд могучий.
 
 
В цель попадала каждая стрела,
Из хоботов слоновьих кровь текла,
 
 
Земля насытилась горячей кровью, —
Пила и человечью, и слоновью.
 
 
Был слон-вожак безумьем обуян
От сотен острых стрел и жгучих ран.
 
 
На произвол судьбы он бросил стадо, —
Рассыпалась туранских войск ограда,
 
 
Слоны помчались вслед за вожаком,
Топча туранцев на пути своем.
 
 
Ряды стальные сила их ломала, —
В тот день погибло воинов немало.
 
 
Усталая, измученная рать
От стрел Бахрама устремилась вспять
 
 
К подножию престола золотого,
Сиявшего бойцам с холма крутого.
 
 
На том престоле Совашах сидел.
Искатель битвы проклял свой удел,
 
 
Когда стальную он увидел гору,
Что по степному двигалась простору:
 
 
Все воины в пыли, и все мрачны,
И топчут их безумные слоны.
 
 
Заплакал он от страха и от срама,
Сел на коня, спасаясь от Бахрама.
 
 
Бахрам погнался беглецу вдогон,
Иранцам крикнул, боем упоен:
 
 
«Настигнуты враги судьбиной злою.
Разите их мечом, копьем, стрелою,
 
 
Сейчас врагам не до красивых слов,
Все думы – о спасении голов.
 
 
Разите же пришельцев посрамленных,
Сперва стараясь уничтожить конных!»
 
 
На холм крутой поднялся Чубина,
За шахом вслед погнался Чубина,
 
 
Помчался барсом по степи зеленой,
Стрелу достал из стали закаленной,
 
 
Четыре прикрепил стальных крыла.
Потом, чтоб метко прянула стрела,
 
 
Он богатырским натянул движеньем
Свой гибкий лук, и отпустил с уменьем
 
 
Он тетиву, рукой натер он лук.
В изгибе лука треск раздался вдруг
 
 
И завопил, казалось, лук из Чача,
Но суждена была ему удача, —
 
 
Свистя, взвилась пернатая стрела,
Хребет Совы насквозь она прошла,
 
 
И голова Совы склонилась долу:
Пришел конец величью и престолу.
 
 
В степной песок зарылась голова,
Бесславно кончил жизнь свою Сова.
 

 
Туранцев ужаснула смерть владыки,
И поднялись и стоны их, и крики.
 
 
Сказал владыка новый, Пармуда:
«Роптать не будем. Страшная беда
 
 
Нам предначертана творцом небесным.
Для войска поле оказалось тесным,
 
 
Мы не сумели на врага напасть, —
Десятая лишь воевала часть,
 
 
И многие раздавлены камнями,
И многие затоптаны слонами,
 
 
Иные, обезглавлены, лежат,
И среди них – Фагфур, мой младший брат.
 
 
Бахрама счастье было недреманным, —
Смиримся перед горем богоданным…»
 
 
Бахрам ходил среди бойцов своих,
Осматривая мертвых и живых.
 
 
Закат, как кровь, пылал на небосклоне,
С пустыми седлами блуждали кони.
 
 
«Узнай, кто мертв из наших смельчаков,
Каких оплакивать нам земляков:
 
 
Возьми ты часть моих трудов печальных!» —
Харрода попросил военачальник.
 
 
Харрод заглядывал во все шатры
В лощине, у подножия горы.
 
 
Одной потерей был Харрод расстроен:
Исчез отважный, родовитый воин,
 
 
Из тех людей, чей предок – Сиавуш,
Бахрамом назывался этот муж.
 
 
Хотя Харрод искал его упрямо,
Пришел он к полководцу без Бахрама.
 
 
Бахрам был этой вестью огорчен.
«Ушел от нас храбрец!» – воскликнул он.
 
 
Недолго тосковал он о потере:
Тот появился, словно ключ от двери!
 
 
Туранца пленного привел смельчак,
И злобою пылал плененный враг.
 
 
Сказал Бахрам Бахраму: «Соименник,
Живи и здравствуй вечно! Кто твой пленник?»
 
 
Потом туранцу крикнул он: «Изгой,
Исчадье адово, – кто ты такой,
 
 
Откуда, каковы твои занятья?
Тебя теперь твои оплачут братья!»
 
 
Туранец отвечал: «Я – чародей,
Я ни врагов не знаю, ни друзей,
 
 
Тому, кто воинов ведет в сраженье,
Я помогаю в трудное мгновенье.
 
 
На храбрецов я навеваю сны,
Чтоб души были их потрясены.
 
 
Ведь это я в тебе тоску посеял, —
Я на тебя тот сон дурной навеял.
 
 
Способен и на большее мой дар:
Я – обладатель дивных, сильных чар.
 
 
Постиг войска Турана жребий черный,
И на ветер пошел мой труд упорный.
 
 
Но если пощадишь ты жизнь мою,
Тебе я буду помогать в бою».
 
 
Воитель погрузился в размышленья.
«А вдруг, – Бахрам подумал, – в день сраженья
 
 
И впрямь смогу я отвратить беду,
Когда я в нем помощника найду?
 
 
Но Совашаху не помог, однако,
Колдун, идущий по дороге мрака!
 
 
Нам благо от всевышнего дано,
Иначе не пришло бы к нам оно».
 
 
Велел он обезглавить чародея,
Встал и воскликнул, к свету тяготея:
 
 
«Творец, великий в счастье и грозе,
Блажен идущий по твоей стезе.
 
 
Все – от тебя: тоска и наслажденье,
Восторг и стыд, величье и паденье!»
 
 
Сказал военачальнику писец:
«О богатырь, отваги образец,
 
 
Ты стал оградой городов Ирана,
Тобой держава наша осиянна,
 
 
Тобой возвышен царственный престол,
Ты – вождь и от вождей произошел,
 
 
Да славит благодарственное слово
Ту мать, что сына родила такого!»
 
 
Простых и знатных отпустил Бахрам,
И разошлись иранцы по шатрам.