Текст книги "Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства"

Автор книги: Абрам Ранович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Симмах

Плиния можно условно считать первым римлянином, выразившим, хотя и в неясной форме, отрицательное отношение к христианству. Последним защитником язычества в римской литературе выступил «последний римлянин» Квинт Аврелий Симмах (приблизительно 340—402 гг.). Симмах, родом из знатной и богатой семьи, в течение многих лет был руководителем сената, занимал высшие должности – консула (391 г.), префекта столицы, проконсула Африки; в течение своей долгой политической карьеры (первую должность получил в 365 г.) он выполнил по поручению императоров и сената ряд ответственных политических и дипломатических поручений. Его изысканное красноречие создало ему широкую известность и вне круга чиновной знати, к которой он принадлежал по рождению и по положению. Его письма и речи, написанные с восточной цветистостью, с нарочитой отрывистостью и туманностью изложения, производили большое впечатление на современников и были изданы вскоре после смерти автора. До нас дошло обширное собрание его писем и докладных записок (relationes) и отрывки из речей [804]804
  Изданы О. Зееком в Monumenta Germaniae Historica, где занимают весь 6-й том. С этого издания (В., 1883) сделан наш перевод.


[Закрыть].

Симмах, как и друг его Претекстат, был пламенным защитником римской старины. Как вождь сенатской партии, он, естественно, противился растущему влиянию христианской бюрократии, насколько это было возможно при тогдашних условиях, когда все «языческое» тщательно искоренялось. Имея такого влиятельного и не стесняющегося в средствах противника, как Амвросий Медиоланский, Симмах был бессилен предпринять какие-либо шаги против христианства, но он пытался косвенно нанести удар своим христианским противникам путем восстановления древних римских культов.

После смерти Юлиана христианские императоры долгое время не предпринимали репрессий против «язычества», и древнеримская религия пользовалась покровительством закона. Но в 382 г. указом императора Грациана был прекращен отпуск средств из казны на торжественные языческие церемонии и на содержание весталок, отменены иммунитеты жрецов, завещания в пользу жрецов и весталок объявлены недействительными, наконец, из здания сената убрали жертвенник богини Победы, символ «язычества». Сенаторы усмотрели в этом последний удар по старым традициям и постановили послать делегацию к императору и просить об отмене декрета. Но римский епископ Дамасий предупредил об этом Амвросия, и тот успел добиться того, что делегация сената не удостоилась даже аудиенции. Но в 384 г., уже после смерти Грациана, дело, казалось, повернулось в пользу сенаторов. Префект претория Претекстат добился указа о том, что разграбленное имущество храмов, оказавшееся в руках частных лиц, должно быть отнято, а лица эти – преданы суду как грабители. Тогда сенат решил вновь поставить вопрос об алтаре Победы.

По поручению сената Симмах летом 384 г. и выступил со своей знаменитой запиской, которую мы ниже даем в переводе. Записка произвела при дворе большое впечатление. Но и Амвросий не дремал, и выступление Симмаха успеха не имело. Интересно, что Симмах, хотя и пускает в ход старый аргумент о том, что Рим обязан своим величием покровительству отечественных богов, не пытается ни защищать римскую религию, ни критиковать христианство и его деятелей (если не считать намека в гл. 19). Он ссылается больше на формальные и юридические основания и взывает к беспристрастию императоров. Здесь политическая сторона борьбы между христианством и «язычеством» выступает совершенно наглядно. Борьба за безразличный и для Симмаха алтарь Победы была борьбой за сохранение хотя бы видимости значения сената.

В 391 г. сенат снова возобновил свое ходатайство о восстановлении алтаря Победы; Симмах, бывший тогда консулом, выступил перед Феодосием в защиту алтаря, чем только навлек на себя гнев и немилость императора. Почвы для восстановления старых «мировых порядков» и старой религии не было.

RELATIO III SEECK (ер. X 54)

Господину нашему Феодосию [805]805
  Письмо, по свидетельству Амвросия, было адресовано, естественно, римскому императору Валентиниану II; однако в рукописях либо вовсе нет обращения, либо обращение к Феодосию или Феодосию и Аркадию.


[Закрыть] Вечному, Августу – Симмах, славнейший муж, префект города

1. Как только почтеннейший сенат, вечно вам преданный, рассмотрел вкравшиеся в законы ошибки и увидел, что благодаря благочестивым государям снова воссияла слава нашего времени, он, следуя принципу доброго (старого) времени, исторгнул (вопль) долго подавляемого горя и вновь приказал мне стать поверенным по его жалобам. Бесчестные люди не допустили до аудиенции, божественные императоры [806]806
  Здесь, как и в других докладных записках, Симмах имеет в виду также августа-соправителя.


[Закрыть], ибо в этом случае справедливость не могла не восторжествовать, господа наши императоры.

2. И вот, исполняя двойную обязанность, я в качестве вашего префекта выступаю по государственному делу, а в качестве поверенного граждан передаю их поручение. Здесь нет расхождения в намерениях, ибо люди уже перестали думать, будто они лучше выразят преданность двору, если будут спорить между собою. Для власти важнее пользоваться любовью, уважением, преданностью. Кто станет утверждать, что частные споры полезны для общего дела! Правильно сенат преследует тех, кто предпочел свое могущество славе императора. Но мы стараемся быть на страже вашего милосердия. Чему иному служит предпринимаемая нами защита установлений предков, отечественных законов и судеб, как не славе веков? А последняя возрастает тогда, когда вы понимаете, что не следует ничего предпринять против обычая предков.

3. Итак, мы просим о восстановлении того положения религии, которое долго было на пользу государству. Перечислим всех государей, принадлежавших как к той, так и к другой религии, державшихся как тех, так и других взглядов: некоторые из них, более ранние, почитали исконные обряды, более поздние, во всяком случае, их не упразднили. Если примером не может служить религиозность древних, пусть послужит им терпимость ближайших к нам. Найдется ли человек, столь близкий к варварам, чтоб не желать восстановления алтаря Победы! Мы осторожны на будущее и избегаем выставлять напоказ другие вещи, но пусть по крайней мере воздастся имени та часть, в которой отказывают самому божеству [807]807
  По-латыни весьма ходкая игра слов «nomen» («имя») и «numen» («божество, божественная воля»).


[Закрыть]. Ваше благополучие многим обязано Победе и будет обязано еще больше. Пусть отворачиваются от нее те, кому она никакой пользы не принесла – вы не отвергнете дружественную опору, помогавшую вашим триумфам. Это – сила, которой все домогаются; никто не откажет в почитании той, которую признает желанной [808]808
  Т. е. Победе.


[Закрыть].

4. Если мы не правы в желании избегнуть этого греха, то следовало по крайней мере не трогать украшения курии. Позвольте, умоляю вас, нам, старикам, оставить потомкам то, что мы переняли в детстве. Велика любовь к привычному: недаром политика божественного Констанция оказалась непрочной [809]809
  Констанций декретом 341 г. запретил жертвоприношения; декретом 1 декабря 346 г. были закрыты все храмы (Cod. Theod. XVI, 10, 1; 3; частичные декреты Cod. Theod. XVI, 10, 4–6). Юлиан его декреты отменил. Христианские императоры, как живые, так и мертвые, продолжают титуловаться «divi» – «божественные».


[Закрыть]. Вы должны избегать подражания таким действиям, которые, как вы убедились, пришлось отменить. Мы печемся о вечности вашей славы и имени, чтобы будущие поколения не нашли (в вашей политике чего-нибудь), нуждающегося в поправке.

5. Где мы будем клясться вашими законами и словами? [810]810
  Подразумевается – «если не будет жертвенника Победы в сенате».


[Закрыть] Какой религиозный трепет устрашит лживые сердца, чтоб не лжесвидетельствовали? Конечно, бог наполняет собою все, и для предателя нет места, где он мог бы оставаться в безопасности; однако для внушения страха пред преступлением весьма важно воздействие присутствующего божества. Этот жертвенник поддерживает общее единодушие, этот жертвенник закрепляет верность каждого в отдельности, и ничто не придает такого авторитета постановлениям, как то, что сенат выносит все решения как бы под присягой.

Что же, отныне лишившееся святости место будет открыто для клятвопреступлений? И это одобряют мои славные государи, которые сами пользуются защитой всеобщей присяги?

6. Но, скажут мне, божественный Констанций поступил так же. Давайте лучше подражать другим делам этого государя; он бы ничего такого не сделал, если бы другой до него совершил такую ошибку; ибо промах предыдущего исправляет следующего и из критики предшествующего примера рождается улучшение. Естественно, что тот предшественник вашей милости не сумел в новом деле уберечься от злобы; но разве для нас может быть то же оправдание, если мы подражаем тому, что, как мы знаем, не встретило одобрения?

7. Пусть ваша вечность возьмет в пример другие деяния этого государя и более достойным образом их использует: он ничего не урвал из привилегий святых дев, замещал жреческие должности знатными лицами, не прекратил отпуска средства на римские обряды и, следуя за ликующим сенатом по улицам города, спокойно взирал на храмы, читал написанные на фронтонах имена богов, расспрашивал об истории храмов, восхищался их строителями; и, хотя он сам стал последователем другой религии, он сохранил для империи и эту.

8. Ведь у каждого свой обычай, свои обряды. Божественная мысль дала различным городам различных богов-покровителей. Народы получают каждый своего данного роком гения, как новорожденные – душу. К тому же люди присваивают себе богов из соображений полезности: смысл всего скрыт от нас, но откуда мы правильнее всего познаем богов, как не по воспоминаниям и памятникам о счастливых событиях? И если протекшие века создали религии авторитет, то мы должны соблюсти верность стольким векам и следовать своим родителям, которые счастливо следовали своим.

9. Представим себе теперь, что здесь присутствует Рим и ведет с вами такую речь: лучшие из государей, отцы отечества, уважьте мой почтенный возраст, к которому меня привело благочестие! Дайте мне совершать обряды дедов, вы не раскаетесь! Дайте мне жить по моему обычаю, ведь я свободен! Этот культ покорил моим законам весь мир, эти жертвы отогнали Ганнибала [811]811
  Во время 2-й Пунической войны полководец карфагенян Ганнибал нанес ряд крупных поражений римской армии, но вместо того, чтобы немедленно взять Рим, ушел в Капую и дал римлянам возможность оправиться и в конце концов выиграть войну. В 390 г. галлы нанесли жестокое поражение римлянам, взяли город и осадили твердыню его – Капитолий; однако вскоре сняли осаду. Оба события римские жрецы приписали чудесному вмешательству бога.


[Закрыть] от моих стен, сенонов – от Капитолия. Неужели же я для того сохранился, чтоб на старости терпеть поношения?

10. Я посмотрю, каково то новое, что считают нужным установить; однако исправлять старость и поздно и обидно. Итак, мы просим мира для отечественных богов, для богов родных. То, что пользуется почитанием у всех, по справедливости должно рассматриваться как одно. Мы видим одни и те же светила, небо у нас общее, нас заключает в себе один и тот же мир: какая же разница, как кто ищет своим умом истину? Ведь до такой великой тайны нельзя добраться, идя только одним путем. Но это праздный спор; а мы теперь пришли просить, а не спорить.

11. Какую выгоду принесло вашей священной казне лишение дев-весталок их привилегий? [812]812
  Весталки – девственные жрицы богини Весты – содержались на казенный счет и, как все представители жречества, были свободны от государственных повинностей.


[Закрыть] Неужели при самых щедрых императорах им будет отказано в том, что им предоставляли самые скупые? Ведь эта пенсия была только почетной, как вознаграждение за целомудрие: как повязки украшают их головы, точно так же отличием жреческого сана считается свобода от повинностей. Они просят об иммунитете как бы только по имени, потому что от потерь их гарантирует бедность. Кто у них отнимает хоть что-нибудь, тем самым только увеличивает их славу: ведь заслуга девственности, посвятившей себя благу общества, возрастает, когда она лишена награды.

12. Пусть ваша незапятнанная казна остается подальше от такого рода экономии. Пусть казна добрых государей богатеет не за счет потерь жрецов, а за счет неприятельской добычи! Неужели же эта ничтожная прибыль может утолить жадность? Да и жадность не в вашем характере. Тем более жалко, что у них отнимают старые субсидии: ведь при императорах, воздерживающихся от чужого, поскольку они преодолевают свою жадность, лишение, которое не трогает, если оно продиктовано алчностью, сводится только к обиде лишаемого.

13. Казна также конфискует земли, завещаемые умирающими девам и священнослужителям. Молю вас, жрецы справедливости, вернуть святыням вашего города право частного наследования. Пусть спокойно диктуют свои завещания и знают, что при свободных от жадности императорах все, что они напишут, будет незыблемо. Пусть это блаженство рода человеческого доставит вам радость. А ведь пример этого казуса начал тревожить умирающих. Что же, неужели римское право не простирается на римскую религию? Как назвать это лишение прав, которых не аннулировал ни один закон, ни одно судебное решение?

14. Вольноотпущенники получают имущество по завещанию; законные выгоды, получаемые по завещанию рабами, не ставятся под сомнение, и только знатные девы и служители вечной религии будут изъяты из-под защиты права наследования? Какой смысл посвятить целомудренное тело государству, подкреплять небесной защитой прочность империи, прилагать к вашим орлам [813]813
  Орел был на знамени римских легионов.


[Закрыть] дружественную помощь добродетели, принимать на себя девственные обеты за всех и при всем том не пользоваться одинаковыми правами со всеми? Так ли уже хороши навязываемые людям рабские обязанности? Мы оскорбляем этим государство, по отношению к которому никогда не выгодно быть неблагодарным.

15. Да не думает никто, что я защищаю только дело религии: от такого рода поступков возникли все неприятности римского народа. Старинный закон почтил дев-весталок и служителей богов умеренным пропитанием и справедливыми привилегиями; это ассигнование оставалось в силе вплоть до тех низких менял, которые обратили святое пропитание девственности на уплату жалованья презренным носильщикам. За этим поступком последовал общий голод, жалкий урожай обманул надежды всех провинций [814]814
  В 383 г. Италию постиг исключительный неурожай.


[Закрыть].

16. Здесь не было вины в плохом качестве земли, мы не можем винить ветры, и не мучная роса повредила посевам, не сорняки заглушили колосья: год оказался тощим из-за святотатства. Все, в чем отказывали святыне, должно было погибнуть. Конечно, если бывают такого рода бедствия, мы склонны приписывать их чередованию времен; но этот голод был вызван серьезной причиной. Поддерживают жизнь лесным кустарником [815]815
  Т. е. население питалось корой и лесными ягодами.


[Закрыть], нужда снова погнала крестьянскую массу к деревьям Додоны [816]816
  При святилище Зевса в Додоне находился священный дуб. Симмах хочет сказать, что крестьяне питались желудями.


[Закрыть].

17. Терпели ли провинции что-либо подобное тогда, когда служители религии получали почетное пропитание за общественный счет? Случалось ли, чтоб отряхивали дубы, чтобы выдергивали корни трав, чтобы прекратилось плодородие, взаимно покрывавшее недостающее в отдельных районах, в те времена, когда народ и святые девы питались из общего продовольственного фонда? Прокормление предстателей способствовало урожаю с земли и было скорее целебным средством, чем даром. Или можно еще сомневаться, что раньше давалось от обилия то, что теперь оспаривается из нужды?

18. Кто-нибудь скажет, что отказано в государственных тратах на содержание чужой религии. Но пусть у добрых государей не будет такой мысли, будто то, что некогда выделялось кой-кому из общего достояния, считается собственностью казны. Ведь государство состоит из отдельных лиц, и то, что ушло из его власти, становится опять собственностью отдельных лиц. Вы управляете всем, но вы сохраняете за каждым его имущество и руководитесь больше законностью, чем произволом. Ваше мягкосердечие вам подскажет, можно ли продолжать считать общественным достоянием то, что вы передали другим. Выгоды, раз предоставленные чести города, перестают принадлежать тому, кто их дал; то, что вначале было пожертвованием, под влиянием обычая и времени становится обязательным.

19. Поэтому пустые страхи пытается внушить вам тот, кто утверждает, что если вы не подчинитесь ненависти отнимающих, то вы становитесь соучастниками дающих. Пусть таинственная помощь всех вероисповеданий содействует вашему милосердию, особенно та религия, которая некогда помогла вашим предкам. Пусть она вас защищает, а почитать ее будем мы. Мы просим оставить в силе то положение религии, которое сохранило империю божественному родителю вашей святости [817]817
  Валентиниану I (364—375 гг.), отцу Валентиниана II.


[Закрыть], которое поставило после счастливого государя его законных наследников.

29. Этот старший небожитель из своей небесной обители видит слезы жрецов и считает, что вина в нарушении обычая, который он охотно соблюдал, падает на него. Предложите также вашему божественному брату [818]818
  Грациан (375—383 гг.).


[Закрыть] исправить то, что он сделал по чужому совету; загладьте его поступок, отрицательное отношение к которому сената он не знал: ведь известно, что делегация не была допущена к нему именно для того, чтоб до него не дошло мнение общества. Согласуется с традицией прошлых времен, чтобы вы не сомневались отменить то, что, как можно доказать, не исходило от государя.

Выступления Либания и Симмаха можно считать последним выражением открытой борьбы против христианства и переходом к новому типу литературы, хоть и антихристианской по тенденции, но уже не выступающей прямо против христианства.

Новые софисты и неоплатоники, отстаивая безнадежное дело, продолжали противопоставлять христианской идеологии – неоплатоновскую философию, христианскому культу – теургию и мантику, христианским деятелям – прославленных героев «язычества». Но прямой критики христианства греческая литература V—VI вв. уже не дает.

Типичный представитель последнего периода софистики – Евнапий из Сард (приблизительно 345—420 гг.). Его дошедшая до нас книга «Жизнь софистов» и известные лишь в фрагментах и по отзывам Фотия (IX в.) «Исторические записки» прославляют на все лады «языческих» философов и политических деятелей и выставляют христианских императоров в их истинном свете, как кровавых деспотов. Особенно восторженные похвалы расточает Евнапий Юлиану, составляющему центральную фигуру «Исторических записок». Он приравнивает его к богам; вся предыдущая и последующая история империи для Евнапия лишь рамка, в которой сияет лицо божественного императора. Зато личность и царствование христианских императоров Константина, Феодосия и других изображены в самых мрачных тонах.

Только один раз Евнапий позволил себе прямой выпад против христианства. В 389 г. в Александрии разрушено христианами последнее убежище язычества – великолепный Серапеум, храм Сераписа. Описав разгром Серапеума, произведенный по указаниям «нечестивца» Феофила (патриарха александрийского), Евнапий продолжает: «Тогда они привели в это священное место так называемых монахов, которые имеют хотя человеческий образ, но живут, как свиньи, одобряют и сами совершают тысячи самых дурных и гнусных вещей. Они считают благочестивым делом оскорблять божественное; а в то время всякий, кто носил черное одеяние и в обществе выражал пренебрежение к своей внешности, обладал неограниченной властью. Вот до какой «добродетели» дошло человечество. И вот этих-то монахов поместили в Канопусе, тех самых, которые склоняют род человеческий, вместо культа видимых богов, к почитанию рабов, и притом дурных. Они собирают кости и черепа людей, уличенных в преступлениях и казненных по приговору суда, выдают их за богов и повергаются ниц перед ними… Они называют их мучениками, помощниками и посредниками в их молитвах богам, хотя они только негодные рабы, награжденные плетьми…»  [819]819
  Kellner H. Hellenismus und Christentum. Köln, 1866. S. 370.


[Закрыть]

По следам Евнапия и в значительной степени на основании его материала написал свою «Историю» Зосим из Газы. Его история (в 4 книгах, сохранившихся частично) охватывает период от Августа до взятия Рима Аларихом в 410 г. Основная идея «Истории» Зосима – в том, что Древний Рим обязан своим величием покровительству богов и, по мере того как древняя религия уступала место нечестивому христианству, империя падала все ниже. И Зосим отводит душу, изображая в самом неприглядном виде христианских императоров, особенно Константина I.

С первого взгляда можно подумать, что старые традиции вновь возродил философ-идеалист, комментатор Платона Прокл Ликийский (410—485 гг.): среди его произведений значится «Восемнадцать доказательств против христиан».

Но содержание этой книги не соответствует ее названию. Книга сама не сохранилась, но из почти целиком сохранившегося опровержения, написанного Иоанном Филопоном, мы знаем 15 из его 18 аргументов; они представляют собою скорее аргументацию в богословском споре внутри христианства, чем доводы против христианства вообще. Вот для примера один из аргументов (речь идет о доказательстве вечности мира):

«Так как творец является творцом чего-то, то он может быть творцом либо на основании деятельности своей, либо на основании заложенной в нем способности творить, хотя он и не творит. Если, таким образом, творец является вечно творящим на основании своей действительной деятельности, то и творение творится вечно. Ибо если причина, говорит Аристотель, действует, то и причиняемое должно быть в такой же мере действительным – например строящее и построенное, исцеляющее и исцеленное. А Платон в «Филебе» говорит, что творящее творит нечто становящееся; но то, что не делает ничего ставшего, не может также сделать ничего становящегося. Если же сотворенное не существует в действительности, то и творящее, значит, не находится в действии; а если оно не находится в действии, то оно только в потенции является творящим, ибо оно существует еще до творения. Но все, что является чем-либо лишь на основании потенции, говорит тот же (Аристотель), становится действительным через какую-нибудь вещь, которая в действительности есть то, что она есть; теплое только в потенции становится теплым благодаря действительно теплой вещи; то же относится к холодному, белому и черному. Но возможно ли, чтоб тот, кто является творцом только в потенции, существовал раньше того, кто является творцом в действительности и превращает того, кто творец только в потенции, в действительного творца? Нет» и т. д.

Совершенно очевидно, что эта сумбурная схоластика, остающаяся в пределах формальной, даже чисто словесной логики  [820]820
  Одиннадцатый аргумент основан просто на игре слов «kosmos» («мир») и «kosmein» («упорядочить»).


[Закрыть] , отнюдь не задевает сути христианства и христианской церкви.

Примерно в таком же роде была и полемика другого философа и комментатора ряда Аристотелевых трудов – Симплиция (VI в.). Он страстно полемизирует с Иоанном Филопоном, написавшим опровержение «18 доказательств» Прокла. Симплиций не щадит своего противника, награждая его всевозможными бранными эпитетами. Закрытие афинской Академии указом Юстиниана в 529 г., конечно, вызвало бессильный гнев «эллинов», той небольшой группы языческих философов, которая поддерживала древние традиции. Вполне понятно поэтому раздражение Симплиция; по существу же его спор с христианами о вечности мира – спор богословский, а авторитет Аристотеля, как известно, прочно утвердился и в католическом богословии. Действительная борьба против христианского мировоззрения возобновилась позднее, не на заре феодализма, а на закате его, в трудах французских материалистов XVIII в. и их ближайших предшественников.