Текст книги "Коготь Хоруса"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Ашур-Кай тоже ощутил, как это произошло. Ощутил, как рубрикаторы невероятной, невозможной смертью.

«Во имя богов, что это?» – передал мне ошеломленный мудрец.

Какую-то долю секунды происходящее казалось бессмысленным. Все остальные клонированные создания были дефектны и нежизнеспособны. Как могло это… Как?..

Я ухватился за свою связь с Ашур-Каем.

«Это… Это Хорус Луперкаль».

Не ребенок, клонированный из обрывков тканей и капель крови. Не мерзость, наполовину изуродованная мутацией и запертая внутри бака-хранилища. Это был Хорус Луперкаль, Первый Примарх, Владыка легионов Космического Десанта. Возможно, чуть моложе, чем в последний раз, когда кто-либо из нас его видел, и явно не соприкоснувшийся с Пантеоном. И все же – Хорус Луперкаль, клонированный из холодной плоти, которую взяли из сохраненного в стазисе трупа, и облаченный в доспех, снятый с его мертвого тела. Хорус Луперкаль, закованный в свою изумительную черную боевую броню, дополненную низко свисающим меховым плащом из шкуры белого волка и бледным мерцанием кинетического силового поля, защищавшего его, словно нимб.

Это был Хорус Луперкаль. Он врезался в наши неплотные ряды, сея смерть при помощи Сокрушителя Миров. Он появился из одного из дальних вестибюлей, пробужденный Фабием и подготовленный к этому моменту.

Надо отдать должное Леору и последним воинам Пятнадцати Клыков, они отреагировали быстрее, чем все мы. Их тяжелые болтеры издали львиный рык и гортанно застучали, дергаясь, грохоча и стреляя по магистру войны Империума, и каждый болт находил цель. Заряды рвали броню и плоть Хоруса – однако рвение Пожирателей Миров мало что дало, лишь обрекло на смерть раньше остальных. Сокрушитель Миров снова качнулся, одним ударом отшвырнув прочь четверых из них. Они беспорядочно покатились по палубе. Я ощутил, что Угривиан умер еще до того, как успел удариться об пол.

Мы нарушили строй. О боги пелены, конечно же, мы нарушили строй. Мы не побежали, однако нарушили строй и стали отступать, рассеиваясь но периметру комнаты, чтобы спастись от боевой булавы разъяренного выходца с того света. Мои рубрикаторы, двигавшиеся гораздо медленнее живых воинов, отходили назад величавой поступью, разряжая в клонированного примарха магазин за магазином преображенных варпом зарядов. И все же продолжали гибнуть при каждом взмахе булавы. Выстрелы раскалывали черный керамит примарха и срывали с его костей куски плоти размером с кулак. Ауру Хоруса пронизывала боль, но он продолжал сражаться.

Я метнул в него энергию. Метнул молнию. Метнул панику, ненависть и злобу в облике кипящей стрелы мутагенного пламени варпа. Она разорвала остатки его силового поля, с хлопком бича вытесняя воздух, и испарила кожу с волосами на голове. Не более того. Я был слишком слаб, а он – слишком, слишком силен.

А затем он напал на меня. Я поднял Саэрн, но лишь для того, чтобы оружие выбили у меня из рук, и оно заскользило по грязному полу. Сапог Хоруса смял мой нагрудник, швырнув меня на палубу. Нога примарха обрушилась вниз, придавив меня, и я почувствовал, как осколки керамита впиваются мне в легкие. Я не мог дотянуться до своих карт, чтобы призвать связанных со мной демонов. Сейчас я мог только мечтать об Оборванном Рыцаре.

Нефертари взмыла в воздух, промчавшись мимо примарха и замахиваясь клэйвом. Она превратилась в блестящее размытое пятно, двигаясь быстрее, чем мне когда-либо доводилось видеть. Достаточно быстро, чтобы вилять между проносящихся рядом с ней болтов, и достаточно быстро, чтобы распороть щеку примарха, рассекая половину мышц на его обугленном лице. Но он уклонился вбок. Смертельный удар Нефертари прошел мимо цели. Женщина, которая убивала военачальников из легионов, не уронив ни единой алмазной капельки пота, промахнулась. Хорус был слишком быстр, даже для нее.

Я вскрикнул – не из-за собственной боли, а от того, что увидел дальше. Рука примарха сомкнулась на лодыжке Нефертари, извернувшейся в воздухе для еще одного удара, и Хорус бросил эльдарскую деву на палубу. Я скорее почувствовал, чем расслышал, как слабые кости ее крыльев переломились, будто хворост под ногой лесника. Из моего сознания полностью пропало ощущение ее присутствия. Мертва или без сознания – я не знал, что именно. Это само по себе ужаснуло меня. Она могла быть мертва, убита этим полубогом, а я был слишком слаб, чтобы узнать наверняка.

Следующей он сокрушил Гиру. Моя волчица-демон метнулась к его горлу. Ее когти вспороли его нагрудник, а челюсти сжались на стыке мышц шеи и плеча. Она находилась на линии огня и была беспомощна. Выпущенные с дюжины направлений болты рвались внутри и вокруг ее тела, перемалывая шерсть и плоть. Но она держалась. Держалась, чтобы не дать Хорусу прикончить меня, и при каждом щелчке челюстей, при каждом рывке головы раздирала ткани с сухожилиями.

Сокрушитель Миров разорвал хватку Гиры и раздробил ей череп, уронив волчицу на палубу, словно кусок разделанного мяса. Половины ее головы просто не было: там образовалась огромная рана и разлилось серо-красное мозговое вещество. Ее смертное тело начало растворяться, и вместе с этим я почувствовал, как ее сущность утекает из моего разума, в точности, как было с Нефертари.

Хорус вновь развернулся ко мне. То немногое, что осталось от его лица, лучилось болью, яростью и ненавистью, заполнявшей широко раскрытые глаза. Я силился подняться, пошевелиться, сделать хоть что-то, но у меня не осталось сил. Сокрушитель Миров поднялся и обрушился вниз.

Еще одна фигура врезалась Хорусу в бок, лишив его равновесия и вынудив отшатнуться в сторону, а в цель ударил новый залп болтерных зарядов. Клинок, который отвел от меня смерть, выбросив ливень искр, был моим собственным клинком, моей секирой, Саэрном, твердо удерживаемым одним из моих рубрикаторов.

«Искандар», – передал тот.

Это прозвучало в моем разуме более отчетливо и реально, чем все, что мне доводилось слышать от пепельных мертвецов с самой ночи их проклятия. Я узнал этот голос.

«Мехари…»

«Искандар», – отозвался он.

Не шипением рубрикатора, а человеческим голосом. Мехари направил мне импульс. К моему вечному сожалению, я был слишком ошеломлен, чтобы ответить.

Он выпрямился.

«Мой брат, мой капитан».

Его голос стал отчетливее. Более уверенным, более решительным. Он снова обратил свой пустой взгляд на Хоруса, которому, невзирая на градом сыплющиеся на него болты, каким-то образом удалось восстановить равновесие и двинуться на нас.

Парные мечи Телемахона вырвались спереди из разбитого нагрудника Хоруса, выбросив фонтаны ядовито-красной крови. Не делая паузы и так быстро, что даже Телемахон не успел выдернуть клинки, Хорус схватился за них кулаком в перчатке, переломил, а затем крутанулся и ударом тыльной стороной кисти отправил мечника через всю комнату. Телемахон врезался в дальнюю стену с характерным раскатистым треском керамита.

Мехари вновь вскинул мой топор, шагнув навстречу бушующему полубогу.

«Прощай», – выдохнул он у меня в сознании.

Сокрушитель Миров прошел сквозь секиру, которую я носил с момента гибели моего родного мира. Саэрн разлетелся у Мехари в руках. Броня рубрикатора взорвалась, словно глиняный горшок, а затем… он ушел. Ушел по-настоящему. Ушел, как Угривиан.

Братья выиграли время, чтобы я смог откатиться в сторону, хотя и недостаточно далеко. Хорус обернулся ко мне, теперь уже полностью утратив природную воинскую грацию из-за злобы и ран. Как он ни пытался, но так и не убил меня. Я оставался в живых, хоть это и стоило мне всего.

Нависнув надо мной, он занес Сокрушитель Миров, готовясь прикончить меня так же, как остальных. Его остановил раздавшийся в суматохе схватки голос. Одно-единственное властное слово, которое пробилось сквозь звуки боя и остановило все. Смолкла даже стрельба.

– Хватит.

За спиной у Хоруса стоял Абаддон. Он не выкрикивал это слово. Он вообще едва повысил голос. Все, что потребовалось Абаддону, – звучавший в его интонации абсолютный авторитет. В своем доспехе Абаддон был таким же, как клон его отца, – как по росту, так и по источаемой ярости. В это темное, последнее тысячелетие имя магистра войны на миллионе планет произносят шепотом, будто проклятие, а многие имперские обыватели (те из них, кому вообще известно о событиях, сформировавших нашу империю) верят, будто Абаддон – клонированный сын Хоруса. Эти суеверные люди не удивились бы, случись им узнать, что в миг, когда они оба стояли передо мной, их можно было различить только по ранам и вооружению. Во всех остальных отношениях они были как близнецы.

Хорус повернулся, размываясь в движении, и Сокрушитель Миров описал дугу быстрее, чем это возможно для оружия с такими размерами и массой. Абаддон не просто парировал удар булавы, он поймал ее. Удержал. Стиснул громадным Когтем, запятнанным кровью бога и Его ангела.

Отец с сыном стояли друг напротив друга, каждый из них ожесточенно дышал в ощерившееся лицо другого. Примарх впервые заговорил. Между его зубов тянулись нити слюны. Зубы были чистыми и нетронутыми, без выгравированных хтонийских иероглифов, как у Абаддона.

– Это. Мой. Коготь.

Абаддон сжал кулак. Сокрушитель Миров переломился точно так же, как Саэрн, разбившись о более могучее оружие. Из-под кос на пальцах Абаддона посыпались обломки металла.

Мне доводилось слышать предания об этом моменте. Возможно, даже вы, в самых далеких глубинах Империума, тоже слышали их. Каждая группировка отражает те события по-своему.

Существует множество рассказов о последних словах Хоруса – о просьбах, с которыми он обратился к собравшимся сыновьям и племянникам; о том, как он произнес славную речь о возможностях в новой эпохе; или же о том, как он молил о пощаде, оказавшись перед клинками юстаэринцев. Есть даже истории, которые клятвенно утверждают, будто Хорус был возвышен благословлениями Пантеона, как в последние дни Терранской Войны, и сами боги воскресили своего павшего чемпиона.

Но я находился там. Не было никаких трогательных последних слов или вдохновляющих речей, а боги, если вообще присутствовали при этом, остались безмолвны и холодны. Жизнь редко дарит нам спектакли, о которых мы слышим в легендах. Так что заверяю вас свидетельством очевидца: божественного чемпиона не одаривали священным перерождением. Абаддон не вершил никакого бесстрастного суда, когда судьба сменила одного магистра войны на другого.

Там были окруженные мертвыми и ранеными клонированный отец и блудный сын, столь похожие, что я мог различить их лишь по ранам и вооружению. По ним, а еще по разным улыбкам.

На остатках лица Хоруса появилась усмешка завоевателя. В единственном уцелевшем глазу вспыхнуло узнавание, подлинное узнавание.

– Эзекиль, – облегченно выдохнул он, словно его посетило откровение – Это ты.

Время застыло. После всего произошедшего я подумал – вопреки всякому здравому смыслу и логике, – что они обнимутся как сородичи.

– Сын мой, – произнес примарх. – Сын мой.

Все пять когтей Абаддона так глубоко вонзились в грудь Хоруса, что вырвались из спины. Косы вытолкнули наружу затупленные обломки мечей Телемахона, и сломанные клинки лязгнули об пол.

Остатки белого мехового плаща, лохмотья которого были накинуты на плечи Хоруса, залило темно-красным. На меня хлынул дождь крови генетического божества. Мне захотелось смеяться, сам не знаю, почему. Возможно, из-за шока. Шока и неприкрытого облегчения.

Штурмовой болтер на тыльной стороне Когтя трижды дернулся, всадив в открытую грудь и шею Хоруса шесть болтов. Они разорвали его изнутри, добавив внутренности к крови, дождем лившейся на тех из нас, кто оставался лежать на палубе.

Так они и стояли – в глазах одного пылало золото, а в глазах другого угасала жизнь. Колени Хоруса подогнулись, но Абаддон не дал ему упасть. Губы Хоруса шевелились, но не донеслось ни звука. Если его последние слова и прозвучали вслух, их услышал только Абаддон.

В тот день мне повезло. Не только потому, что я пережил нежданную и непрошенную битву с полубогом, но и потому, что услышал последние слова, сказанные Абаддоном его отцу. Медленно и плавно отведя Коготь назад, он вытащил лезвия из тела отца, и за миг до того, как Хорус рухнул – за миг до того, как в глазах примарха окончательно погас свет, – Абаддон тихо прошептал четыре слова:

– Я не твой сын.

Это последнее

и самое темное тысячелетие

999. М41

Итак, первая часть нашей истории подходит к концу. Перо Тота может какое-то время передохнуть, пока мои хозяева корпят над этими словами и выискивают среди надиктованных строчек слабость. Но я сомневаюсь, что ему предстоит долгий отдых. Им хочется большего. Им поведали о происхождении Черного Легиона, и теперь они будут расспрашивать о его рождении и первых сражениях, а также о последующих тринадцати Крестовых Походах. Еще так много предстоит рассказать. Так много войн выиграно и проиграно, так много братьев и врагов ушли в воспоминания.

После Града Песнопений пришло Просвещение, когда мы бились с теми, кто не присягал на верность магистру войны и пытался положить конец нашему восхождению. В ту эпоху мы пересекли Империю Ока, завершая Войны легионов путем возвышения над Девятью, и один за другим примархи склонились перед Абаддоном. Некоторые с готовностью, некоторые неохотно, а одного пришлось поставить на колени. Но в конце склонились все. Лоргар, Пертурабо, Фулгрим, Ангрон, мой отец Магнус… даже Мортарион, который ближе всех подошел к тому, чтобы убить нас одним из своих священных моровых поветрий.

А после этого начался наш Первый крестовый поход. В имперских хрониках он значится как первый случай, когда Девять легионов вырвались из Ока и вернулись в Галактику большими силами, противостоя неподготовленному Империуму. Девять легионов помнят его благодаря триумфу при Уралане, где магистр войны заполучил свой демонический клинок, Драх'ниен.

У нас, входящих в Эзекарион, иные воспоминания – или, по крайней мере, у них совершенно другая суть. Возможно, новые регенты Империума не ожидали нашего возвращения и потому были не готовы к встрече с нами, однако не все служители Императора позабыли о его непокорных сыновьях.

Я до сих пор вижу его: древнего короля-храмовника, восседающего на резном бронзовом троне и сжимающего закованными в броню пальцами рукоять своего громадного клинка. Я и теперь помню то, что показало мне тайное зрение: как безграничная гордость и абсолютная вера в нашего прародителя превращают его ауру в бурлящий перламутрово-золотистый ореол.

– Стало быть, ты вернулся. – Его голос был глубок и стар, как само время, однако не надломлен годами. – Я никогда не сомневался, что так и будет.

Он плавным движением встал с трона, выпрямив спину и расслабленно держа в одной руке Меч Верховных Маршалов. К тому моменту он уже был ветераном, прожившим более тысячи лет. Годы оказали на него разрушительное воздействие, но в нем еще пылала жизненная сила.

Затем Абаддон сделал шаг вперед, молча подав нам знак опустить оружие. Он склонил голову в уважительном приветствии.

– Я вижу, время сделало твой доспех черным, как наши.

Древний Храмовник спустился от своего трона на три ступени, не отрывая взгляда от лица магистра войны.

– Я искал тебя. Пока Терра горела в огне ереси твоего отца, я охотился за тобой, денно и нощно. Мне всегда преграждали путь нижестоящие. Они постоянно умирали, чтобы ты мог жить.

Он остановился не более чем в двух метрах от Абаддона.

– Я никогда не прекращал искать тебя, Эзекиль. Ни разу за все эти долгие годы.

Тогда Абаддон поклонился без тени насмешки. Ее не было ни в его глазах, ни в его сердце. Эзекиль всегда любил отважных противников, а никто не был отважнее, чем этот рыцарь.

– Это честь для меня, Сигизмунд.

Они оба подняли клинки…

А потом была Комморра. Та бесконечная ночь, когда мы осадили Темный Город, намереваясь стереть с лица Галактики один из их знатных домов в наказание за то, что те отняли у меня Нефертари. Абаддон не пытался обуздать мое горе и удержать меня под контролем. Он поощрял мою ярость. Восхищался ей. Он приказал Черному Легиону войти в паутину, чтобы поддержать мой лихорадочный гнев. Это – преданность, друзья мои. Это – братство.

Однако все это еще только предстоит.

– Хайон. – Одна из моих пленительниц произносит мое имя, и я улыбаюсь тому, как оно звучит, исходя из человеческой гортани.

Она постоянно задерживается дольше всех, когда прочие уходят, и задает самые насущные вопросы. Она приходит с вопросами, которые важны для меня, а не стремится к очередному сухому отчету о богах, вере, слабости и войне.

– Приветствую, инквизитор Сирока.

– С тобой все в порядке, еретик?

– Вполне в порядке, инквизитор. Вы пришли с вопросом?

– Всего одним. Пока что в своих показаниях ты продолжаешь умалчивать об одном жизненно важном аспекте – ты не сказал, почему сдался нам. Зачем лорду Эзекариона так поступать? Почему ты явился на Терру в одиночестве, Хайон?

– Ответ прост. Я пришел, поскольку я – посланник. Я несу сообщение от моего брата Абаддона, чтобы передать его Императору перед тем, как Повелитель Человечества наконец умрет.

Я слышу, как у нее в горле перехватывает дыхание. Инстинкт заставляет ее ответить еще до того, как она вообще успевает обдумать произносимые слова:

– Бог-Император не может умереть.

– Все умирает, Сирока. Даже идеи. Даже боги, а в особенности – ложные боги. Император – воспоминание о человеке, посаженное на сломанную машину ложной надежды. Золотой Трон отказывает. Никто не знает об этом лучше нас, обитателей Ока. Мы видим, как умирает Астрономикон. Мы слышим, как стихает песнь Императора. Я явился на Терру предать себя в ваши руки не для того, чтобы посмеяться над угасанием Его света, но я не стану и прикрывать правду сладкой ложью, чтобы вам было легче выслушать ее.

– Инквизитор, для меня это не сводки на экране и не списки с цифрами потерь, которые можно сбросить со счетов. Свет Императора угасает по всей Галактике. Сколько флотов и кораблей были утрачены за последние десятилетия из-за того, что Астрономикон мигает? Тысячи? Десятки тысяч? Сколько миров только за последние десять лет возвещало о своем мятеже или же кричало в пустоту, посылая психический зов о помощи? Сколько затихло под покровом варпа, и теперь там не слышно ничего, кроме шагов демонов? Здесь же, на Терре… Вы слышите хоть один из тысяч миров сегментума Пацифик? Четверть Галактики умолкла. Вам известны причины этого? Известно, что за войны они ведут, окутанные безмолвием и тенью?

Какое-то время она молчит.

– Что за сообщение ты принес Императору?

– Оно довольно простое. Эзекиль попросил меня отправиться сюда и предстать перед нашим прародителем, как делали мы, когда Империум был юн. Я взгляну в пустые глазницы Императора и скажу ему, что война почти окончена. Наконец, спустя десять тысяч лет изгнания в преисподнюю, его падшие ангелы возвращаются домой.

– Разве ты не нужен магистру войны в этой войне, на передовых?

– Я нахожусь именно там, где нужен ему более всего, инквизитор.

Я чувствую, как после этих загадочных слов она наблюдает за мной. Она оценивает меня по ним, рассматривает их возможные значения. И, наконец, кивает.

– И ты продолжишь рассказывать свою историю?

– Да, инквизитор.

– Но зачем? Зачем ты даешь своим врагам все, о чем они просят?

Ах, какой вопрос. Разве я тебе не говорил, Тот? Не говорил, что именно она задает существенные вопросы?

– Это Конец Времен, Сирока. Никому из вас не суждено пережить пришествие Багряного Пути. Империум проигрывал Долгую Войну с того момента, как она была объявлена, и теперь мы вступаем в эндшпиль. Я расскажу вам все, инквизитор, поскольку для вас это ничего не изменит.

Об авторе

Аарон Дембски-Боуден – британский автор, начинавший писать для видеоигр и RPG. Он ярый поклонник Warhammer 40,000, еще с тех времен, когда загубил свою первую копию Космического крестового похода, раскрасив модели с усердием восторженного девятилетнего мальчишки. Он живет и работает в Северной Ирландии со своей невестой Кэти, прячась от мира среди пустоты. Его хобби – читать все, что шуршит, и помогать людям в правильном произношении его фамилии.