Текст книги "Коготь Хоруса"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Вторая, гораздо более заметная, реакция – это ярость. Порой она искусственная, или же содержит в себе оттенок театральности, чтобы погасить чувство стыда. Чаще это просто злость – злость на самого себя, что позволил такому произойти; злость на свою никудышную удачу; злость на врагов, коварный выпад которых проскользнул под твою защиту. Ярость может окрашиваться юмором, упрямством или же обетами возмездия, даваемыми собравшимся у твоей постели братьями. Внутренняя сила проявляется множеством разных способов, но в основе этой эмоции всегда лежит злость.

Когда я снял психическую защиту, чтобы вновь связаться с Фальком, то не ощутил ни одной из обычных и ожидаемых солдатских эмоций. Вместо них я почувствовал бурную, ожесточенную сущность, делившую с ним тело, и его собственное изнеможение, словно саваном окутывавшее разум.

Он боролся за контроль над собственным телом. И он очень, очень устал.

«Хайон?»

«Я здесь, Фальк».

Я приблизился к стеклянной емкости, глядя на когтистое существо, в которое превратился мой брат. Мне хотелось, чтобы он ощутил, что я рядом, если это вообще было возможно.

Фальк скрючился в пузырящейся амниотической жидкости, практически приняв позу эмбриона. Он был зафиксирован в центре паутины каналов подачи химических стимуляторов и кабелей питания и удаления отходов. По лишенной кожи мускулатуре тянулись волокна внутренностей, свисающих с неприкрытого мяса и замутняющих жидкость вокруг. На обнаженном теле видны были признаки смертоносной мутации: сквозь суставы и группы мышц пробивались матовые гребни ножей из желтеющей кости.

«Нерожденные, Хайон. Тысячи. Когда мы попытались бежать, то попали под обстрел… Варп-ядро… Герметичность корабля нарушилась…»

Двойственность его голоса – человеческая искренность и насмешливый шепот демона – привносила в его интонацию злобную нотку.

«Я понимаю, Фальк. Что с Саргоном?»

«Его нет».

Так. Саргон пал. Меняло ли это что-нибудь? Могли ли мы отправиться в неизвестность без его указаний? И стоило ли нам вообще идти туда, в ловушку, построенную на обещании мертвеца?

Да. Я желал смерти Хоруса Возрожденного и желал этот корабль.

Впрочем, без Саргона…

«Нет», – настойчиво передал Фальк.

Он слышал мои мысли и отвечал на них:

«Не мертв, Хайон. Ушел».

Я уставился на монстра, плоть которого постоянно менялась.

«Ушел? Ты хочешь сказать, он исчез до нападения Нерожденных?»

«Не могу сказать наверняка. Мы бежали на „Восход трех светил“, хотя это разрушило нашу телепортационную чашу. Корабль начал уходить от погони. В какой-то момент Саргон находился там, он был готов отвести нас в безопасное место. Варп-ядро вспыхнуло. Был свет, шум, горел металл. А потом пришли Нерожденные».

Я ничего не сказал, давая моим подозрениям оформиться. Ни разу в жизни – ни до, ни после той ночи – я не встречал пророка-альтруиста. Каждый провидец хочет отыскать что-то для себя, следует собственному плану. Меня занимал лишь вопрос, что задумывал Несущий Слово и что он сотворил при помощи своей силы.

«Фальк, я вытащу тебя отсюда».

«Я до сих пор чувствую свои пальцы», – сказал мне восставший мертвец, напряженно хрипя природным голосом Фалька.

Его ужасные когти заскребли по стеклу.

«Я чувствую, как каждый атом моего тела содрогается, изменяется».

За его словами я ощущал то же самое. Демон внутри его тела струился по кровеносной системе, преображая все, с чем соприкасался. Медленный процесс, однако неотвратимый.

«Потерпи, брат. Я доставлю тебя на „Тлалок“».

Выходец с того света снова дернулся во мгле. Я не мог слышать его скрежещущий голос.

«„Дух мщения“ – произнес он. – Ты еще поможешь мне его найти?»

«Тебе повезло, что ты вообще выжил. Эти поиски уже стоили тебе флота, сотен воинов и тысяч рабов».

Создание ударилось о переднюю секцию емкости, протягивая ко мне когти. Щелевидная пасть щелкнула зубами, словно пытаясь полакомиться моей плотью.

«Я найду Абаддона я найду Абаддона я най…»

«Фальк…»

«Я заберу „Дух мщения“, это надежда моего легиона, я за…»

«Успокойся, брат. Я тебе помогу. Конечно же, я тебе помогу. Я же здесь, разве не так?»

Конвульсии ожившего мертвеца замедлились.

«Они держат нас заторможенными при помощи когнитивных подавителей и блокаторов адреналина. Предотвращают побег».

«Предосторожности Правительницы, не более того».

Мне уже доводилось иметь дело с Дваждырожденными, бесчисленное множество раз. Я их не сдерживал. У меня не было в этом необходимости.

«Освободи меня, Хайон».

Что характерно, даже от этого истерзанного, изуродованного тела исходило недовольство выпавшим на его долю заключением. Но от чего освободить? От оков здешнего заточения или же от демона внутри? Несмотря на всю мою силу, власть человека имеет свои пределы. Чтобы изгнать демона из плоти смертного, недостаточно простого экзорцизма вроде жреческой молитвы или шаманских песнопений. В реальности это почти всегда заканчивалось смертью носителя.

«Я освобожу тебя, друг мой. Когда ты окажешься на борту „Тлалока“, мы обдумаем, как изгнать демона».

Изуродованный человек забился в жидкости, содрогаясь, истекая кровью и корчась. Сперва я подумал, что злость Фалька наконец-то прорвалась наружу, однако его тело изгибалось мучительными рывками из-за неконтролируемых спазмов. Критический отказ органов? Биологические показатели не подскакивали и не падали, но он продолжал дрожать, разинув вибрирующее клыкастое отверстие рта. Его мутировавшее тело кровоточило, тряслось и билось в поддерживающих путах, сжимая и разжимая когти.

А затем с помощью слабой связи между нашими разумами я понял, что происходит.

Он не умирал. Он смеялся.

Часть вторая

АБАДДОН

Глава 9

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Я диктую эти слова Тоту и чувствую, как среди моих пленителей нарастает беспокойство. Эти мужчины и женщины, называющие себя инквизиторами, предпочли бы, чтобы я рассказывал истории о победах Черного Легиона – о Черных крестовых походах, о переродившихся Сынах Хоруса, Вестниках Конца Времен. Они жаждут найти среди слов крупицу слабости и молятся, чтобы моя откровенность выдала уязвимость в сердце моего легиона.

Однако, веря в это, они обманывают сами себя и совершают ту же ошибку, которую допустили Девять легионов, когда Черный Легион только начинал свое возвышение. Наша правда заключается не в простой воинской силе или нерушимой воле. Точно так же дело обстоит и с Абаддоном. Магистр войны владеет клинком, раздирающим реальность на части, и носит коготь, который сразил двух примархов, но даже это оружие – лишь ничего не значащие безделушки на его жизненном пути. Хроники вроде этой требуют определенного контекста. Важно знать, где заканчивается легенда и начинается история.

Так что мы еще дойдем до прибытия Морианы, прислужницы Императора и провидицы Осквернителя, известной во всей Империи Ока под именем Плачущей Девы. Дойдем до Башни Безмолвия и демонического клинка Драх'ниена. Дойдем до «Крукал'рай», сотворенного в океанах нереальности и нареченного Империумом Людей «Планетоубийцей».

Первые из нас – Леор, Телемахон, Ильяс, Валикар, Фальк, Саргон, Вортигерн, Ашур-Кай и я сам, а также множество других – много раз говорили о том же самом. История Абаддона – это история о сломленных людях, которых он воссоздал заново как братьев, и точно так же история Черного Легиона переплетена с рассказами о тех изгнанниках и отверженных, которых он со временем собрал вместе. Вот что делает нас уникальными. Вот почему мы покорили Империю Ока и почему займем Трон Терры.

Чтобы поведать даже о малой толике произошедшего за десять тысяч ваших лет, потребуется много сотен страниц, и я не стану отмахиваться от пролога Черного Легиона. Все будет рассказано без театрализованных преувеличений и удобной лжи.

Но сперва мы дойдем до Эзекиля Абаддона. Моего магистра войны, моего брата, на котором лежит бремя ответственности, какое не выпадало ни одному из когда-либо живших воинов. Человека, что смотрит на горящую Галактику глазами, выцветшими до оттенка тусклого золота под светом ложного бога.

Путешествие к Элевсинской Завесе заняло почти половину стандартного терранского года в безвременьи Пространства Ока. За этот период тренировок и восстановления сил у нас выработалось то относительное равновесие, на которое претендуют многие боевые ватаги.

К нам присоединились Фальк и его измененные братья, принесшие с собой множество новых проблем. Мы с Ашур-Каем выделили им отдел оружейной секции, где когда-то тренировалась и готовилась к сражению моя рота. Через считаные дни это место превратилось в грязную, физически нестабильную дыру. Сами стены здесь были преображены горькой яростью, исходившей от выживших Сынов Хоруса. Некоторые из них управляли демонами внутри своих тел. Другие почти полностью сгинули, поддавшись демонической одержимости.

– Контролируй их, – предупредил я Фалька, когда он привел своих на борт.

Я не стал добавлять никаких предостережений, помимо очевидного: при желании я мог уничтожить любого из них.

Быть Дваждырожденным – такая вещь, которую никогда не свести к делению на черное и белое. Как и все, к чему прикасается варп, это континуум. Многие носители умирают в первые недели перерождения: их физические оболочки увядают под действием страдания, которому подвергаются тела. Других же подчиняет себе проявляющееся сознание демона. Даже если носитель переживет первые изменения, невозможно предсказать, что за существо получится в итоге. Дваждырожденный может быть продуктом двух сознаний, одновременно делящих одно тело, или же сущность демона может пробуждаться лишь во время боя и накала эмоций.

Фальк принадлежал ко второй разновидности. Его внутренняя сила не допускала иного финала. Впрочем, такую судьбу разделили не все его воины. Но и те, кто не поддался демонам, в первые сложные месяцы периодически устраивали беспорядки на «Тлалоке». Сыны Хоруса охотились в туннелях корабля, вопили и резали ту добычу, что захватывала их метафизическое воображение в ночь погони. Глаза женщины, никогда не ступавшей на поверхность планеты, кровь мужчины, убившего своего брата, кости кого-то, кто никогда не видел звезд… Для неинициированного в их желаниях было мало смысла, однако потребности демонов необъяснимы. Их питают вещи, имеющие самое странное значение.

Мои рубрикаторы охраняли наиболее обитаемые районы корабля, а Анамнезис призвала несколько когорт Синтагмы присматривать за ядром. Если не считать этого, мы решили, что Фальк сумеет преодолеть Изменение, не причинив кораблю чрезмерного ущерба.

За время путешествия умерли несколько его людей. Некоторые подверглись ожидаемому физическому угасанию. Одного убили мои рубрикаторы, когда воин прорвался в густонаселенную область, бездумно учиняя резню, а еще троих убила Нефертари, когда они приняли идиотское решение поохотиться на нее. В качестве улики она принесла мне их шлемы с бивнями.

– Понимаю, почему Правительница держала их под успокоительными, – заметил Леор, когда мы обсуждали это.

Он воспринимал Дваждырожденных как приятный повод отвлечься, ставя их силу и энергию выше недостатка самоконтроля. Многие из Девяти легионов полагали, что подобный союз в какой-то степени священен или же является признаком значимости в глазах Богов. Лишенные веры члены легионов, каковых немало, не упускают из виду преимущества, которые дает единение с демоном. Пережить одержимость означает обрести неимоверную силу по окончании мучительной связи.

– Единственная разница между ними и нами состоит в том, что их демоны существуют в буквальном смысле слова, – сказал Леор. – Они не тоскуют по сгоревшим родным мирам и не впадают в забытье из-за машин боли, вцепляющихся в ткани мозга.

Он сделал паузу, постукивая грязными бронированными ногтями по своим металлическим зубам.

– Фальк остается Фальком, что бы еще ни обитало в его теле.

Ему уже доводилось сражаться вместе с Дваждырожденными раньше. Коль скоро им требовалось время, чтобы приспособиться и сдержать трансформации, терзающие их новые тела, он хотел им его предоставить.

– Людей ты всегда сможешь заменить, – добавил он, подразумевая изувеченных и убитых членов экипажа.

Ашур-Кай воспринимал Дваждырожденных как бедствие. Его возражения основывались не на каких-то заблуждениях касательно поразившей Фалька порчи, а на том, что Белый Провидец всегда был не в восторге от ненадежных и неуравновешенных союзников. По той же самой причине он питал отвращение к Леору.

– Токугра плохо о них отзывался, – сказал мне альбинос во время одной из наших редких бесед по поводу Дваждырожденных.

Я подумал о вороне-фамильяре Ашур-Кая: противной бормочущей твари, которая только и делала, что восседала в покоях моего брата и каркала бессмысленные стишки.

Мне не было дела до того, что Токугра сказал о Фальке. Мне никогда не было дела до слов Токугры по любому вопросу.

Пока Дваждырожденные находились на свободе и руководствовались хищническими инстинктами, они хотя бы были предсказуемы. Довольно скоро Фальк перестал отвечать на вызовы по воксу. Потянувшись к нему чувствами, я ощутил лишь перепады злобы и ярости. Какая бы внутренняя война ни терзала его, сейчас она шла всерьез.

– Оставь их в покое, – посоветовал Ашур-Кай. – По крайней мере, на время.

Я внял совету.

– Ты почувствовал родство между демонами, обитающими у них под кожей? Кажется, будто они – зеркальные отражения друг друга.

Ашур-Кай признался, что не ощутил ничего подобного, да и не хотел бы этого. Его таланты в манипулировании демоническим родом всегда были в лучшем случае нестабильны.

– Не понимаю, какое это имеет значение, – заметил он. – Даже возможность этого едва ли манит.

– Я любознателен, – отозвался я.

– Черта, которую наш легион считал добродетелью. И полюбуйся, что случилось. – Его тонкие губы сложились в нечастую улыбку, и мы оставили вопрос как есть.

Во время путешествия Нефертари постоянно следовала за мной, словно тень. Ашур-Кай уже давно привык к присутствию чужой, но у Леорвина и его Пожирателей Миров ее близость вызывала в лучшем случае замешательство, а в худшем – раздражение. Она никогда не упускала возможности втянуть Леора в состязание по обмену взаимными оскорблениями, а тот в свою очередь никогда не противился желанию ответить.

– Разве нашей обязанностью не было очищать Галактику от несовершенства чужеродной жизни? – поинтересовался он однажды на мостике.

Как обычно, воин не стеснялся присутствия Нефертари, пытаясь вывести ее из себя.

– Нашей обязанностью также было служить Императору в реальности, где демоны являлись мифом, а боги – легендой. Времена меняются, Леор. Я обзавожусь союзниками там, где могу их отыскать.

– Зачем она вообще тебе нужна? Эльдары слабы. Потому-то мы и переломили им хребет в Великом крестовом походе, а?

Никто из нас не заметил ее движения. Нефертари была слишком быстра, даже для наших обостренных чувств. Кнут метнулся к горлу Леора, обвился с хлестким треском и резким рывком сбил того с ног. Только что он стоял передо мной. А в следующий миг уже раскорячился на четвереньках перед моим троном.

– Чужая… ведьма… – выдохнул он, пытаясь подняться на ноги.

Я оглянулся на нее.

– Нефертари, в этом не было нужды.

Она вышла вперед. Рельефная броня не гудела, как имперские силовые доспехи. Более мягкие и экзотичные лжемускулы технологии ксеносов приглушенно урчали при ходьбе. В ту ночь чужая не надела шлема, и было видно фарфоровое лицо, расчерченное нездорово контрастными венами и обрамленное копной волос цвета самой ночи. Она была прекрасной, как может быть прекрасна статуя, и отталкивающей, как все чужие.

Ее ответ прозвучал на эльдарском диалекте с сильным акцентом – сплошь отрывистые ноты и пощелкивания.

– Этот мне не нравится. Я наблюдала за ним. Терпела его. А теперь хочу попробовать его боль на вкус.

Я оглянулся, проверяя, понял ли Леор ее наречие, однако не увидел в его глазах никаких проблесков понимания. Он уже подрагивал от боли, причиняемой церебральными имплантатами, затопившими кровеносную систему адреналином. Смотреть в его сознание было все равно, что пытаться заглянуть под океанскую гладь. Его мысли окутывала искусственно усиленная ярость.

– Стой на месте, – сказал я ему.

– Ведьма, – обругал ее воин.

Однако повиновался. В тот момент я зауважал его еще сильнее. Эта способность противостоять тяге к убийству свидетельствовала о невероятном самообладании. Возможно, то был всего лишь инстинкт самосохранения – понимание, что я могу убить его еще до того, как он прикоснется к чужой, – но я предпочел думать иначе.

Леор с рычанием стянул кнут с горла и швырнул его на палубу.

– Зачем ты держишь это существо возле себя?

– Потому что она моя подопечная.

Это была правда, однако не вся.

– Она грязная чужая из умирающего племени. Дочь погибшей империи.

Дочь погибшей империи. Для сородичей Леора это было верхом поэтичности.

Нефертари вновь заговорила на своем чуждом наречии, отвечая на оскорбления Леора. Она назвала его слепым дураком, которого поработило полное ненависти божество, разжиревшее на бездумном насилии, чинимом глупыми, невежественными людьми. Сказала, что он – порченое наследие заблуждавшегося императора, мечтавшего о создании безупречного существа, но обнаружившего, что конечным результатом стал лишь миллион детей-недоумков, облаченных в доспехи божков. Она заявила, что увидела в его изувеченном мозгу грядущую гибель рассудка и поняла, что однажды от него ничего не останется, кроме слюнявой пустой оболочки, взывающей в кровавом жертвенном экстазе к безразличному богу. Обозвала его дерьмом, текущим по главному стоку Темного города, куда мутанты и чудовища испражняются грязью из своих отравленных кишок.

Это длилось почти минуту. Когда Нефертари наконец умолкла, Леор опять перевел взгляд на меня.

– Что она сейчас сказала?

– Сказала, что сожалеет о том, что ударила тебя.

Леор снова поглядел на нас обоих. На его лице было написано замешательство. А затем по палубе разнесся его хохот, внезапный, словно звук выстрела.

– Ну, хорошо. Пусть остается. Скажи мне только, почему она здесь. – Он подразумевал Великое Око, а не «Тлалок». – В такой близости от Младшего бога она в большей опасности, чем любой из ее расы.

Нефертари ответила сама:

– Я здесь, так как это единственное место, куда мои сородичи никогда не последуют за мной.

– Так ты чем-то провинилась, да? Гнусный грех в прошлом?

– Этого ты никогда не узнаешь. – И с этими словами она вопреки всем ожиданиям улыбнулась, обретя тонкую, но неприятную красоту.

Странное дело, но единственным воином на корабле, кому общество Нефертари доставляло глубочайшее удовольствие, был Угривиан, сержант Леора. Каждое утро по бортовому времени они с моей подопечной часами сражались, скрещивая цепной топор и перчатки с хрустальными когтями или любое другое оружие, приглянувшееся им в этот день. Я часто наблюдал за ними, сидя на ящиках с боеприпасами с Гирой под боком, и наслаждался свирепостью их непрерывных схваток.

Бои всегда длились до первой крови. Нефертари сдерживалась – в противном случае Угривиан не пережил бы и первого поединка – однако больше всего меня заинтересовало то, что Пожиратель Миров, казалось, также ограничивает себя. Он использовал ее не только для того, чтобы испытать свои навыки, но и способность справляться с укусами имплантатов внутри черепа, постоянно подстегивающими его агрессию. Он не рассматривал Гвозди Мясника как изъян, который нужно преодолеть, – ведь они захлестывали его кровоток силой и наслаждением всякий раз, когда он вступал в бой. Однако и позволять Гвоздям беспрепятственно влиять на свой разум он не собирался. В отличие от многих своих братьев Угривиан подходил к имплантатам более философски. Несмотря на общепринятое мнение, что имплантаты управляют им, этот воин стремился найти идеальную точку контроля над изменениями в собственной физиологии. Где – спросил он меня – пролегает граница между усиливающей нейростимуляцией и уничтожением его личности во имя жажды боя?

Меня восхитило то обстоятельство, что он вообще задал этот вопрос. Подобные рефлексии часто встречались среди воинов-ученых Легионес Астартес, но редко укоренялись в XII легионе.

Во время поединков Угривиана и Нефертари, в моменты наивысшего накала страстей и бурлящего адреналина, воздух вокруг них переливался от близости бесформенных духов – слабых Нерожденных, которые кормились их эмоциями, не набирая достаточно силы, чтобы проявиться. Замечать эти тени уголком глаза – всего лишь один из повседневных аспектов жизни в Оке, однако Нефертари и Пожиратель Миров привлекали к себе больше духов, чем большинство из нас.

Подобные создания избегали меня благодаря присутствию Гиры. Нерожденные чувствовали в ней высшего хищника и никогда не появлялись слишком близко, сколь бы ярко ни пылало пламя моей души. Синтагма была вполне в состоянии зачищать наши палубы от демонов, стремившихся поживиться членами экипажа, а заботу об остальных мы брали на себя во время долгих охот в чреве «Тлалока».

В прошлом Нефертари, Гира и я охотились вместе с Джедхором и Мехари. Теперь же, по пути к Элевсинской Завесе, к нам присоединился Леор. Попадавшиеся нам Нерожденные были эндемическими формами жизни Ока и всегда принадлежали к более сильной породе, чем их призрачные собратья, порожденные мимолетными эмоциями. Этим демонам давал жизнь отблеск ножа, забравшего дюжину жизней, или же скорбь целого семейства мутантов, выкошенного болезнью. Там, где много страдания, всегда появятся Нерожденные. Ни один корабль в Оке, в каком бы отличном состоянии его ни поддерживали, не избавлен от подобных призраков. Большинство группировок их приветствует. Это хороший способ обзавестись сильными, рожденными Оком союзниками или пополнить почетный список отряда славными свершениями.

В результате одной из наших облав мы загнали в угол особенно гнусное существо, состоящее из жирной зараженной плоти. Тварь прилепилась к стенам одной из камер переработки отходов. Она приклеилась к полурасплавленным стенам при помощи пота и липкой кожи и восторженно подрагивала, лакомясь болью местного клана мутантов, истерзанного эпидемией. Погребальные жрецы племени сбрасывали трупы убитых чумой сородичей в установки измельчения и фильтрации отходов, из-за своей глупости распространяя заразу за пределы их подсекции. Когда я казнил правителей клана за то, что они не сжигали своих мертвых, как того требовала традиция, мы двинулись дальше, чтобы сразиться с демоном, порожденным их невежеством.

Трясущаяся масса плоти прилепилась высоко на покрытой прожилками, трансформировавшейся стене. На лишенном костей теле, будто плавающие солнечные пятна, перемещались многочисленные глаза. В мясистой громаде образовывались рты, которые щелкали деформированными зубами, подражая речи. Тварь была размером с «Лендрейдер».

– Держитесь от нее подальше, – предостерег я остальных.

Она меня узнала. По крайней мере, поняла, на что я способен, поскольку встретила меня импульсом обрюзгшего, ленивого страха. Она слишком обожралась, чтобы просто спасаться бегством.

«Колдун», – передала она.

Беззвучный голос был столь же омерзительно липким, как его плоть.

«Я буду служить. Да, да. Я буду служить. Не разрушай меня, молю. Нет, нет. Свяжи меня. Я буду служить».

Я попробовал представить, на что способно это амебоподобное создание. Какой был прок для меня? Оно умело преображать реальность, как и все ему подобные, и, возможно, лучше многих из них. Но это я мог сделать и сам, к тому же я требовал от связанных мной Нерожденных соответствия строгим стандартам. Я не собирал их без разбора, будто безымянную армию, предпочитая пополнять коллекцию менее типичными и более эзотерическими образчиками.

«Я буду служить», – настаивала тварь.

«Я еще не встречал достойного связывания демона, который в самом деле хотел бы хотел быть связанным. Только слабейшие из вашей породы отказываются от свободы, чтобы избежать гибели».

«Но я буду служить! – Оно силилось добавить живости в свой тошнотворный голос. – Я буду служить!»

– Хочешь, я его подстрелю? – спросил Леор, подняв взгляд на существо.

Он был глух к его психическим посулам.

– Нет, благодарю тебя.

Я мысленно потянулся и стиснул пузырящиеся студенистые края незримой хваткой. Демон снова затрясся. Спереди раскрылось несколько отверстий, изрыгавших черную жижу, – вероятно, своеобразный защитный механизм. Слизь шлепалась на палубу перед нами. Мы не были настолько глупы, чтобы стоять прямо под ним.

«Нет! – издал он отчаянный поросячий визг. – Господин! Умоляю!»

Я потянул. Тварь сорвалась с отвратительным всасывающим звуком, оставляя за собой размазанное кровавое пятно. Все ее брюхо было испещрено открывающимися и закрывающимися сфинктерами, пытающимися зацепиться за что-нибудь, хоть что-то.

– Отвратный ублюдок, – справедливо заметил Леор.

– Нефертари, – сказал я. – Этот твой.

Она весело улыбнулась Леору, а затем подпрыгнула вверх и одним ударом крыльев поднялась в воздух. Она уже видела, как создание извергает ядовитую желчь, и знала, что надо быть осторожной. Мне не было нужды предостерегать ее.

Она была словно брошенное моей рукой черное копье, с диким визгом мчащееся в небеса. Нефертари двигалась настолько быстро, что я разглядел только проблеск красного на выдвигающихся хрустальных когтях.

Она взмыла ввысь и нанесла удар. Все произошло невероятно быстро. Со звуком рвущейся кожи раздутое создание распалось на две части. В моем сознании эхом разнесся его последний психический вопль, а рассеченный надвое демон уже растворялся на палубе, растекаясь лужей зараженной слизи.

Удары крыльев Нефертари приводили спертый воздух в движение, и она парила, словно дух валькирии над полем боя. С хрустальных когтей капала влажная дрянь. Грива черных волос колыхалась на слабом ветру, поднятом биением крыльев. В тот миг она была божественна, несмотря на свою чуждую холодность. Я всегда любил ее сильнее всего в те минуты, когда она убивала для меня.

Мы продолжали охоту. Мне никогда не встречалось двух совершенно одинаковых демонов, и не все они были одинаково злобны. Один принял облик закутанного, обмотанного бинтами бродяги, который переходил по чреву корабля от одного племени к другому, обрывая жизни смертельно раненных и неизлечимо больных. Существо появлялось в финальные мгновения члена экипажа, предлагая впитать в себя мучительные последние вздохи жертвы и позволить душе мирно отойти в варп.

Этого – он называл себя Собирателем Костей – после краткой схватки уничтожила Гира. Она стиснула зубами его горло, и демон задохнулся. Бинты распутались, и стал виден иссохший гуманоид с двумя безротыми лицами по обе стороны черепа.

Такова была жизнь на борту «Тлалока».

А еще был пленник.

Ашур-Кай захватил нескольких Детей Императора, когда они пытались взять нас на абордаж на краю шторма, и горстка их до сих пор оставалась в живых: те, кого мы не скормили Нефертари, чтобы утолить ее боль их мучениями. Но лишь один был «пленником».

Мы держали его в изоляции, сковав лодыжки и запястья цепями с вплетенными серебряными нитями, принудив стоять на коленях и приковав к стене позади него. У противоположной стены выстроились четыре моих рубрикатора, направляя болтеры ему в голову. Я оставил их там, отдав распоряжение открыть огонь, если наш пленник начнет вырываться или попытается прожечь себе путь на свободу при помощи кислотной слюны.

Первым, что я ощутил в Телемахоне, была спазматическая, выматывающая боль бедренных мышц. Человек бы вопил и рыдал от невыносимой муки, однако он встретил меня с ухмылкой. Второе, что я почувствовал, – удовольствие.

– Наконец-то, – произнес он своим медоточивым голосом, – ты пришел поговорить со мной. И привел… ее.

В темных раскосых глазах Нефертари поблескивало холодное веселье, но улыбка не затронула ее губы.

– Приветствую, – сказала она ему, – раб-дитя Жаждущей богини.

На оплавленных остатках лица Телемахона обнажились белые зубы. Его явно позабавило убеждение расы эльдаров, будто Младший бог – на самом деле богиня. Прекрасные глаза пленника не отрывались от девы чужих.

– Мой ангел. Мой очаровательный ангел, ты ничего не понимаешь в том, о чем говоришь. Ты провела всю жизнь, убегая от Младшего бога. Но он любит тебя, сладенькая. Он обожает тебя и всех тебе подобных. Каждый раз, когда ты вдыхаешь, я слышу, как он поет. И однажды, оставив свою плоть позади, ты будешь принадлежать ему. Наложница в облике духа и тени, ты наконец-то воссоединишься со своей истинной любовью.

Если Нефертари и ощутила какое-то беспокойство, то ничем его не выдала. Совершенно гладкие сочленения доспеха издали мягкое урчание, и она присела на корточки перед пленником. Ее чересчур белая кожа была под стать – по крайней мере, в тени – его бледной, изувеченной плоти. Серо-черные крылья затрепетали, будоража воздух небольшой комнаты.

– Когда-то мы были такими же, как ты, – сказала она ему.

– Сомневаюсь, милая.

– Но так и было. Мы были рабами ощущений. Нам приносили наслаждение лишь чувственные удовольствия, щекотавшие нервы и доводившие до экстаза. – Ее голос звучал мягко, хотя в слабой ауре проблескивали нотки снисхождения.

Телемахон закрыл глаза, втягивая в себя ее дыхание, впитывая каждый ее выдох. Пребывание рядом с ней приводило его в экстаз.

– Позволь мне прикоснуться к тебе, – произнес он, дрожа. – Позволь прикоснуться один раз.

– Это доставило бы тебе удовольствие, не так ли?

Она потянулась кончиком пальца с хрустальным когтем к его щеке, однако так и не притронулась. Стекловидное острие зависло в сантиметре от истерзанной плоти пленника. Он напрягся в оковах, мучительно желая наклониться вперед, чтоб Нефертари смогла разодрать ему лицо.

– Я чувствую запах твоей души, эльдар. – Теперь его трясло. – Младший бог вопит, требуя ее, он кричит из-за пелены.

Она подалась еще ближе, так близко, что я едва слышал ее шепот.

– Так пусть богиня кричит. Я не готова к смерти.

– Ты живешь вопреки его голоду, милый ангел… Позволь мне вкусить тебя. Позволь мне пролить твою кровь. Позволь мне убить тебя. Прошу. Прошу. Прошу.

Нефертари плавным движением поднялась и подошла обратно ко мне.

– Твой план сработает, – произнесла она, даже не оглядываясь на дрожащего Телемахона.

Лицо пленника вновь приобрело спокойное выражение, однако воздух дрожал от его скрытого неудовлетворения. Он не просто хотел Нефертари, он жаждал ее. Его окружал тошнотворный ореол отвергнутых притязаний.

– Что за план? – спросил он.

Я присел перед ним, совсем как Нефертари, только на этот раз вместо мягкого шелеста оперенных крыльев раздалось рычание сервоприводов древнего доспеха.