Текст книги "Гвардейский крейсер «Красный Кавказ» (1926-1945)"

Автор книги: А. Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

 Продолжение главы «Первый гвардейский»

В целях отвлечения войск противника от штурма Севастополя, создания предпосылок для деблокирования города, а затем и полного освобождения Крыма Ставка Верховного Главнокомандования принимает решение о проведении крупномасштабной Керченско-Феодосийской десантной операции, ставшей, по количеству задействованных людей и боевой техники, самой значительной десантной операцией, из осуществленных Советскими Вооруженными Силами во время Великой Отечественной войны.

Операцию провели в два этапа: 26 декабря высадили войска 51-й армии на севере и востоке Керченского полуострова; в ночь на 29 декабря десантировали войска 44-й армии в оккупированную немцами Феодосию: прямо на причалы и мол феодосийского порта. Дни боев за Феодосию – вершина боевой судьбы “Красного Кавказа”.

В 3 ч 48 мин 29 декабря подошедшие к Феодосии “Красный Кавказ” (флаг командира высадки капитана 1-го ранга Н.Е. Басистого) и “Красный Крым”, эскадренные миноносцы “Шаумян”, “Незаможник”, “Железняков” открыли по городу и порту артиллерийский огонь, прекращенный ими через 13 мин. “Красный Кавказ” за это время выпустил 26 180-мм снарядов. Перечисленные корабли доставили в Феодосию 5119 человек личного состава 3-х стрелковых полков 44 армии, 18 орудий, семь минометов, 30 автомашин, лошадей и повозки: в том числе “Красный Кавказ” 1586 человек, шесть 76-мм противотанковых орудий, два миномета, 16 автомашин. Водоизмещение корабля с таким грузом составляло 9312 т, осадка носом – 6,4 м, кормой – 6,55 м.

На "Красный Кавказ " идет погрузка войск

Сразу же по окончанию артиллерийской подготовки катера сопровождения направились непосредственно в порт и высадили первый бросок десанта – морских пехотинцев, которые по началу не встречая сопротивления не ожидавших нападения немцев, быстро овладели частью территории порта.

С 4 ч 13 мин, в условиях все усиливающегося огневого противодействия полевых войск противника, в гавань поочередно заходят, швартуются, высаживают войска и уходят из зоны обстрела эсминцы.

В 5 ч 02 мин наступил черед “Красного Кавказа” высаживать войска. Его командир А.М. Гущин сумел отшвартоваться с третьей попытки – в 7 ч 15 мин^{19}, из-за чего крейсер более трех часов находился в гавани под интенсивным прицельным обстрелом немецких орудий, минометов и пулеметов, не имея при этом возможности, большую часть этого времени, отвечать огнем 180-мм артиллерии из опасения энергией дульных газов покалечить и убить моряков своей швартовной команды.

В 5 ч 08 мин в кинобудке и кожухе турбовентелятора крейсера разорвалось по минометной мине. С возникшим в этих помещениях возгоранием моряки справились за 7 мин. В 5 ч 17 мин разрывается снаряд, попавший в правую стойку фок-мачты. Возникший пожар потушили за пять минут. В 5 ч 21 мин 15-см снаряд пробил левую боковую грань лобовой стенки 2-й башни (по высоте на уровне ствола), оставив круглое входное отверстие с загнутыми внутрь краями. Внутри башни снаряд разбил прицел и стойку ручной подачи, а затем разорвался.

Четыре краснофлотца, находившихся по левую сторону от орудия погибли на месте. Остальные, – оказавшись прикрытыми от взрыва телом орудия, получили сильные контузии и ранения. В башне произошло возгорание электропроводки и окраски стен, пенала с картузом в клапане элеватора, картуза на лотке досылателя. В первые 1-2 мин после попадания снаряда оставшиеся в башне в живых и в сознании комендоры, а также поспешившие им на помощь моряки других боевых постов, выкинули горящий пенал из башни на палубу и сбросили его за борт. Картуз же с лотка досылателя удалось лишь сбросить на пол боевого отделения, где он и сгорел, приведя к усилению пожара и задымления.

Своевременное перекрытие элеватора противопожарной заслонкой предотвратило вероятную возможность проникновения пламени в нижележащие помещения 2-й башни, но это не умаляет выдержки личного состава артиллерийского погреба, оставшегося в готовности, в случае неблагоприятного развития событий, затопить погреб и себя в нем.

В последующие 9 мин моряки, обесточив электрооборудование, ликвидировали пожар. В борьбе с огнем погиб краснофлотец Т.И. Сергиенко; получили сильнейшие ожоги краснофлотцы В.М. Покутный и П.К. Пушкарев. Через час-полтора по мере возможности отремонтированная и доукомплектованная краснофлотцами других специальностей до 50% штатной численности 2-я башня вновь находилась в готовности открыть огонь.

В 5 ч 35 мин на мостике разорвалось две мины, и от удара о правый дальномер – снаряд. Большая часть из находившихся на мостике людей получили ранения или погибли. Загорелись обвесы, краска, сигнальные ракеты, развешанные на леерах для защиты от осколков койки. Моряки 1-го и 2-го аварийных боевых постов, используя два пожарных шланга и свои бушлаты, потушили пожар за 2-3 мин.

Керченско-Феодосийская десантная операция

(Из книги Н.Е. Басистого Море и берег. М, Воениздат, 1979.)

...Тем временем высаженные вместе со штурмовым отрядом гидрографические партии обследовали подходы к причалам, выставили, где надо, ориентировочные огни. Теперь порт мог принять крупные корабли. И капитан-лейтенант приказал дать сигнал флагману: “Вход свободен”. Мы ждали этого сигнала на мостике "Красного Кавказа" всего лишь восемь минут. По какими они показались долгими!

Теперь приказ на прорыв получили эсминцы. В порт действительно пришлось прорываться под сильным артиллерийским огнем: били вражеские батареи с мыса Ильи, с горы Лысой и еще из каких-то других мест.

Над эсминцами, начавшими движение к боновым воротам, вспыхивали осветительные снаряды. Головным шел "Шаумян", за ним "Незаможник" и "Железняков". Замыкал строй тральщик "Щит". "Красный Кавказ" и "Красный Крым" открыли огонь по немецким батареям, стараясь помочь эсминцам, чьи пушки тоже били по неприятельским огневым точкам. Грохот канонады все нарастал.

События развивались настолько стремительно, что весь-ма трудно было держать их под контролем. На "Красном Кавказе" я курсировал между мостиком и радиорубкой, едва успевая принимать донесения и отдавать распоряжения.

С мостика в свете ракет, прожекторов и вспышек орудийных выстрелов была хорошо видна панорама боя. Противник все больше сосредоточивал огонь по бухте и причалам. Били пушки, минометы, пулеметы. Корабли отвечали. Расчеты наших орудий получили приказ стрелять самостоятельно прямой наводкой по огневым точкам врага. В такой обстановке это было наиболее правильное решение. Командиры орудий хорошо ориентировались в ночном бою, засекали цели по вспышкам выстрелов и посылали туда снаряды. Отдельных выстрелов уже нельзя было различить. Стоял сплошной гул.

Под эту грозную музыку "Красный Кавказ", на борту которого находились чуть ли не две тысячи десантников, начал швартоваться к Широкому молу. Вариант швартовки мы детально обсудили с Андреевым и командиром крейсера Гущиным еще в Новороссийске. Решили подойти к внешней стенке мола левым бортом и, что называется, с ходу завести швартовы.

Первый заход к молу оказался неудачным. Маневру помешал усилившийся к тому времени до шести баллов юго-западный ветер. При таком ветре к молу надо было подходить более решительно, на хорошей скорости. А Гущин явно поосторожничал.

Ну что же, еще есть время исправить ошибку, хотя каждая минута промедления обходится очень дорого. Вражеские снаряды и мины падают рядом, осколки стегают по борту и надстройкам, появляются убитые и раненые. Дав задний ход, Гущин повторяет маневр. Теперь крейсер несколько быстрее приближается к молу. Вот уже спущен барказ с матросами швартовной командой. Пм подан стальной швартов. С трудом выгребая, барказ двигается к молу. Но далековато, далековато от него корабль. Ветер большой силы начинает опять относить нос крейсера. Швартов завести не удается.

Еще после первого неудачного подхода Гущин просил разрешения у капитана 1 ранга Андреева швартоваться по другому варианту: ввести крейсер во внутренний бассейн порта, там отдать носовой якорь, а потом, работая машинами и шпилем, подтягивать к молу уже не левый, а правый борт крейсера. У Андреева этот вариант не вызвал одобрения: слишком сложен, требует много времени. Но после того как сорвалась и вторая попытка подойти к молу левым бортом, Владимир Александрович сдался.

– Швартуйтесь по своему варианту, только быстрее! – сказал он Гущину.

Крейсер опять стал отрабатывать задний ход, чтобы начать новый маневр.

Я захожу в штурманскую рубку и пишу первое донесение командующему флотом в Севастополь и начальнику штаба флота в Новороссийск: "Десант катеров-охотников, двух тральщиков высажен; эскадренные миноносцы, крейсера продолжают высадку". "Комфлоту, наштафлота. На 07.00 эсминцы закончили высадку, маневрируют в Феодосийском заливе. Зубков – около тысячи, Гущин – 100. Подтягиваем корму "Кавказа". Противник усиленно обстреливает корабли". Таково было мое очередное донесение.

Эсминцы выбросили на причалы тысячу десантников, да еще около тысячи было доставлено в порт на катерах и барказахс крейсера "Красный Крым". Судя по докладам его командира Александра Илларионовича Зубкова, дело там шло в общем нормально, хотя снаряды рвались и у бортов крейсера и на нем самом. Две тысячи десантников присоединились к бойцам штурмового отряда и атаковали неприятеля уже на городских улицах. Как важно теперь было наращивать наши силы на берегу! А "Красный Кавказ" все еще продолжал швартовку!

Все-таки не оправдал себя тот вариант, на котором настоял командир крейсера. Поначалу задуманный им маневр выполнялся неплохо. Корабль вошел в проход между волноломом и торцовой частью Широкого мола. Перекрывая гул стрельбы, загрохотала якорная цепь. Тяжелый якорь, прочно вцепившись в грунт, удержал пос корабля около мола. С полубака, где спокойно распоряжался, несмотря на пули и осколки, главный боцмая Суханов, удалось подать на стенку и закрепить там носовой швартов. А корма крейсера была далеко от мола. Чтобы подтянуть ее, требовалось забросить на стенку длинный и толстый стальной трос. Он был очень тяжелый, и пришлось заносить его конец на барказе. Наконец швартов закрепили на молу, пустили в действие кормовой шпиль. Но мощности шпиля не хватало. Его моторы надрывно гудели, работая с предельной нагрузкой, а корма не двигалась. Противодействовал все тот же ветер.

Противник понял, что неспроста мы стараемся ошвартовать к молу такой крупный корабль, и сосредоточил по крейсеру огонь орудий, минометов, пулеметов. У нас над головой раздался оглушительный треск. Мина разорвалась на сигнальном мостике. Там что-то вспыхнуло факелом. Сигнальщики стали тушить пожар. Значит, кто-то из них остался в строю. А среди убитых там, как потом выяснилось, были и флагманский связист штаба высадки капитан-лейтенант Васюков, и связист крейсера лейтенант Денисов. Потушив пожар и отправив раненых в лазарет, сигнальщики продолжали нести свою вахту.

Неслыханное дело-минометы против крейсера! Только я успел об этом подумать, как раздался новый взрыв. Стоявший рядом со мной бригадный врач Ф.Ф. Андреев как-то неестественно молча присел.

– Что с вами? – спрашиваю его. – Ранены? Федор Федорович Андреев был начальником медико-санитарного управления Военно-Морского Флота. Всего лишь несколько минут назад я просил его уйти в боевую рубку – там безопаснее.

– Что вы, такое сражение, а я буду прятаться! – ответил мне Андреев.

И вот от осколки мины а крейсерском лазарете бригадному врачу ампутировали раздробленную ногу. Говорят, что при этом он сам давал советы корабельным хирургам, На мостике были ранены также комиссар крейсера Григорий Иванович Щербак и командир артиллерийской боевой части старший лейтенант В.А. Коровкин. У Щербака рана оказалась тяжелой – его унесли в лазарет. Коровкин, хотя и с трудом, добрался туда сам. Он потерял много крови – осколки мины попали в руку и ногу, – но в лазарете старший лейтенант ни за что не захотел остаться. С помощью двух санитаров он выбрался на мостик и, сидя на разножке, снова стал управлять огнем. Здорово нам досаждали мины. И все же не от них пришла основная беда.

Подвиг краснофлотца Василия Покутного

Сильнейший удар сотряс крейсер. Тяжелый снаряд попал в треногу фок-мачты внизу под мостиком. Там взметнулось пламя. К очагу занявшегося пожара бросились от спаренной 100-миллиметровой установки зенитчики. Они повели решительную борьбу с огнем, действуя пеноструйными огнетушителями. Пламя начало убывать и скоро совсем погасло.

Стало ясно – нас нащупала крупнокалиберная вражеская батарея. Она теперь не отстанет. Правда, орудия крейсера уже нацелены на нее. Но мы на виду, а батарея в укрытии. Неравная получается схватка. Снаряды все чаще и чаще стали падать вблизи "Красного Кавказа". Один из них ударил в борт в том месте, где проходит броневой пояс. Броня выдержала. Второй врезался в борт несколько выше. Образовавшуюся пробоину быстро заделали моряки аварийной партии. Но вот командир крейсера получил тревожный доклад:

– Пожар во второй башне!

Артиллерийская башня крейсера – сложное сооружение. Наверху, над палубой, возвышается лишь ее боевое отделение – бронированная коробка с торчащими из нее стволами орудий. А под ней, глубоко в низ корабля, уходит шахта с элеваторами для подъема боеприпасов. Шахта соединяет боевое отделение со снарядным и зарядным погребами. Там столько взрывчатки, что хватит разнести на куски не один такой корабль, как наш. К счастью, взрыва не произошло. Как потом выяснилось, все висело на волоске. И тут надо поклониться тем, кто, не страшась смерти, отвел от корабля беду.

...Вражеский снаряд, пробив броню, разорвался в боевом отделении. Все, кто там находился, были или убиты, или контужены. Первым очнулся краснофлотец Василий Покутпый. Едкий дым застилал ему глаза, горела краска, дымились электрические провода. В следующее мгновение комендор увидел и самое страшное – пламя па торцовой части длинного цилиндрического порохового заряда, заключенного в шелковую оболочку. Заряд, пли, как ею еще называют, "картуз", высовывался из трубы элеватора. А ниже в этой трубе были такие же "картузы", подготовленные для подачи к орудию. Пламя могло перекинуться на них. И тогда беда – оно пошло бы все дальше вниз к погребам...

С трудом поднявшись, контуженный комендор вытащил "картуз" из элеватора и тут же упал вместе с ним, лишившись последних сил. Он пытался погасить огонь, навалившись на заряд грудью и хватая пластины пороха голыми руками, но потерял сознание. А в это время через узкий лаз со стороны фок-мачты в боевое отделение башни проникли электрик Павел Пилипко и комендор– зенитчик Петр Пушкарев. Задыхаясь в дыму, Пушкарев первым делом открыл задраенную изнутри тяжелую броневую дверь и выкинул горящий заряд на палубу корабля. Другие моряки сразу же переправили его за борт. Затем Пушкарев и Пилипко стали тушить пожар в боевом отделении башни. Комендор – выносливый, сильный моряк-хватал обожженными руками горящие электропровода, хлопал рукавами по пылающей краске. Голова у него кружилась от ядовитых газов, но он продолжал гасить пламя.

Можно понять, что пережили в те минуты люди, находившиеся глубоко внизу, в погребах. Они слышали глухой взрыв, к ним просочился дым. Стало ясно, что в боевом отделении возник пожар. И старшина погреба Иван Крипак спокойно скомандовал:

– Приготовиться к затоплению!

Ни он, ни его подчиненные не думали о собственном спасении. Они уже вставили ключи в приводы клапанов затопления, чтобы залить погреб и в нем себя забортной водой. Ждали только команды, не сомневаясь, что она будет. Тем временем наверху, в боевом отделении башни, огонь стал ослабевать. Окончательно он был ликвидирован подоспевшим сюда аварийным отделением. Только тогда Пушкарев почти без сознания в горящем бушлате вывалился из люка башни па руки товарищей.

Этот момент запечатлел фронтовой фотокорреспондент Шейнин, который вместе с нами ходил с феодосийский десант. Совсем недавно мне удалось узнать о судьбе комендора Василия Покутного. Обожженный, с искалеченными руками, по возвращении крейсера в Новороссийск он был отправлен в госпиталь. Все считали, что ему не выжить. А он выжил. Покутному пришлось немало месяцев проваляться на госпитальных койках. В конце концов искусные врачи поставили его на ноги. Он уволился со службы инвалидом первой группы и еще несколько лет продолжал лечение. Когда почувствовал себя лучше, стал работать на Днепропетровском пластмассовом заводе в отделе технического контроля. Там Василий Матвеевич трудится и по сей день.

..."Красный Кавказ" под огнем продолжал свою необычную швартовку. На мол удалось завести второй трос. Корма медленно подтягивалась к бетонной стенке. На юте, не обращая внимания на пули и осколки, работали старпом крейсера капитан-лейтенант К.И. Агарков, краснофлотцы боцманской команды, артиллеристы. Они делали все возможное, но ветер жал, и корма двигалась очень медленно.

До войны мы говорили о швартовке как об элементарном вопросе из морской практики. Но вот как это оборачивается в бою, когда кругом падают снаряды, а корабль не имеет места для безопасного маневрирования, когда надо рассчитывать с точностью до метра и в известной степени идти па риск. И еще я подумал о собственной промашке. При подготовке операции следовало предусмотреть в составе кораблей передового отряда хотя бы один мощный буксир. Как бы он сейчас пригодился, чтобы подтолкнуть корму крейсера. Мы решили начать высадку десантников, не дожидаясь окончания швартовки.

Я вызвал по радио командира "Красного Крыма", поинтересовался, как идет перевозка бойцов.

– Задержек нет, – ответил Зубков. – Команды катеров действуют отлично.

– Направьте несколько катеров к борту "Красного Кавказа", – приказал я и пояснил, в чем дело.

Вскоре катера подошли. На "Красном Кавказе" вывалили левый трап, и по нему начали спускаться бойцы пулеметной роты. Катера быстро перебросили пулеметчиков на мол и там они, приняв боевой порядок, длинными очередями стали бить по огневым точкам врага. Это и были первые 100 десантников, высаженные с "Красного Кавказа", о которых я упоминал в моем донесении на 7 ч утра.

Команды катеров и барказов действовали смело и расчетливо. Среди моряков этих команд было много героев. Барказы продолжали сновать между "Красным Крымом" и берегом. И у нас на "Красном Кавказе" дело пошло веселее. Корма крейсера была уже близко от бетонной стенки. Вот кто-то из краснофлотцев, разбежавшись, прыгнул на нее с палубы. Крепится еще один швартов, подается сходня. Сейчас побегут по ней десантники. Но в этот миг моряк, принявший сходню, падает сраженный пулей. Потом я узнал его фамилию – это был краснофлотец Михаил Федоткин. У борта произошла заминка.

Быстро спускаюсь с мостика на палубу. Там свищут пули, рикошетят от корабельного металла осколки мин и снарядов. Палуба похожа на передний край, откуда надо ринуться в атаку. И ринуться немедленно – дорога каждая минута. И потому я кричу: "Смелее, ребята!" Кто-то из моряков первым выскочил на сходню. Пригибаясь, побежали десантники. Упал один, другой боец. Но поток десантников уже беспрерывен. Высадка, похожая на бросок в атаку, пошла полным ходом под гром пушек крейсера. Одновременно началась выгрузка орудий, боеприпасов, автомашин. Вернувшись на мостик, я поторопил Гущина:

– Уже светает. Скоро мы окажемся совсем на виду у вражеских артиллеристов. И не исключено появление самолетов противника. Надо быстрее получить свободу маневра. Прошло минут двадцать. Десантники все на берегу. Из боевой техники кое-что еще не выгружено, но выгружать уже некуда – на молу около корабля нет свободного места. Однако оставаться здесь дольше весьма рискованно. Пора отходить. Стало совсем светло. Если выбирать якорь, потеряем немало минут. Поэтому якорную цепь решили отклепать, Конец ее, громыхая в клюзе, исчез за бортом. Отданы швартовы. После двухчасовой стоянки крейсер удаляется от мола.

Как дела на "Красном Крыме?" Он все еще стоит на якоре в трех кабельтовых от порта. Его орудия бьют по каким-то целям на берегу. У борта еще видны катера и барказы. Через несколько минут и "Красный Крым" снимается с якоря. Теперь все корабли могут переключиться на выполнение второй части своей задачи – на огневую поддержку наступающих десантников. Вместе с ними на берег высажены корректировочные посты. Скоро они сориентируются и укажут цели.

Тем временем пишу новое донесение: "Комфлоту, паштафлота. 08.00. Весь десант высажен... Крейсера маневрируют в ожидании заявок на стрельбы по берегу".