Текст книги "Любовь Орлова в искусстве и в жизни"

Автор книги: А. Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Я поблагодарил за беседу, за неизменно дружеское гостеприимство и стал прощаться.

Ю. Яковлев, Л. Орлова и Г. Александров. Кинопанорама, 1974

В дальнейшем столь доверительных бесед с Любовью Петровной и Григорием Васильевичем у меня не было, а если они и были, то не оставили в душе памятного следа. И только через десять лет, в конце апреля 1973 года, этот разговор вроде бы был продолжен. В полученном от них письме с обычными первомайскими поздравлениями я обнаружил фотографию, сделанную, судя по всему, на киностудии, в гримуборной. По изображению Любови Петровны и Григория Васильевича, через всю фотографию, шла такая надпись:

«Дорогой Алексей Владимирович! Делаем Скворца и Лиру. Ваши Л. Орлова, Г. Александров».

Любови Петровне шел тогда семьдесят второй год. Как я вскоре узнал, она приступила к репетиции основных сцен фильма «Скворец и Лира», когда цифра «70» осталась позади. Ей предстояло создать сложный образ советской разведчицы Людмилы Грековой. Выверялись и оттачивались каждый жест, каждый поворот головы, совершенствовалась речь. Такую работу, к которой она стремилась всегда, Любовь Петровна считала тем более необходимой, что в первой части киноповествования она изображала служанку Катринхен в ломе влиятельного фашистского генерала, а во второй – светскую даму, племянницу престарелой баронессы Амалии фон Шровенхаузен. Словом, в образе советской патриотки ей надлежало прожить на экране жизнь, полную приключений и тревог.

– Свой новый фильм, – говорил журналистам Г.В. Александров, – мы посвящаем людям советской разведки. Это – люди с большой буквы, настоящие борцы и патриоты Родины. Но наш фильм не детектив. Думаю, что это будет «документальная лента», ибо то, что сделали герои фильма Федор и Людмила – «Скворец» и «Лира», – поистине легендарно. Они работали в труднейших условиях во имя большой и благородной цели – сохранения и упрочения мира, разоблачения происков поджигателей новых войн... Лишь бы только хватило сил и времени... Лишь бы только хватило...

Красочный портрет Любови Петровны в главной роли в фильме «Скворец и Лира» был напечатан в первом номере журнала «Искусство кино» за 1973 год.

Увы! Сомнения Любови Петровны оказались справедливыми. Хотя многие сцены фильма и были сняты, он остался незавершенным.

Годы сделали свое дело...

Второе издание книги Г.В. Александрова «Эпоха и кино», многие страницы которой посвящены рассказу о том, «какая это все-таки тонкая материя – кинокомедия!», содержит и такое признание кинорежиссера:

«Это мое режиссерское счастье, что в фильме «Волга-Волга» снималась Любовь Орлова, которая могла делать все... В роли Стрелки Любовь Орлова во всем блеске раскрыла замечательные качества своего дарования – умение сочетать эксцентрически комедийный внешний рисунок роли с подлинным лирическим чувством, с правдой человеческих переживаний».

Умение актрисы «делать все» сообщило успех, разумеется, не только фильму «Волга-Волга», а и более ранним музыкальным кинокомедиям и послевоенным фильмам Александрова.

Но шли годы, режиссер и актриса все более ясно представляли себе, что умение «делать все» столь же необходимо и последующим их работам в кино, но только с небольшим, казалось бы, изменением этой формулы: «уметь делать все, но только иначе». Этого требовала сама общественная атмосфера, складывавшаяся вокруг любимого народом искусства. Не случайно Г.В. Александров свою книгу во втором ее издании заканчивал так: «...правы будут те, кто ответит мне в тон, что «все течет, все изменяется».

Конечно, много воды утекло с тех пор, как в моем творчестве была «Весна». Даже задорные героини фильма «Девчата» Юрия Чулюкина и Александры Пахмутовой успели вырастить взрослых детей. Наверное, новая музыкальная комедия будет ни на какую до нее бывшую не похожа. Но убежден, что будут в ней петь о труде и счастье, о любви и дружбе, о Родине и об устремленности в светлый завтрашний день, одним словом, о том, что составляет существо жизни советского человека».

Таким было глубочайшее убеждение советского художника, которое он пронес через всю свою жизнь.

Да, именно так: через всю жизнь. Об этом своем убеждении он открыто и без обиняков говорил, выступая на Всесоюзном творческом совещании работников советской кинематографии еще в январе 1935 года, вскоре после выхода на экран «Веселых ребят». Ему шел тогда тридцать третий год, и все его друзья справедливо говорили, что у него все впереди. Мало, подчеркивал он тогда, мало, чтобы комедийный фильм имел успех, чтобы его смотрели зрители. Советским кинохудожникам, работающим над комедией, надо бороться за успех более ценный, более политически направленный и способствующий общему делу социалистической культуры. Уже тогда он призывал кинематографистов мобилизовать всю силу комедийного жанра, всю его мощь для образного выражения ведущих идей времени.

Он столь же ясно говорил об этом и незадолго до своей кончины, в 1982 году, когда советская общественность готовилась отметить предстоящее его восьмидесятилетие.

«Комедия, – писал он в статье, посвященной Игорю Ильинскому, в журнале «Искусство кино» (1982, № 4), – подлинно народный жанр. Самый массовый зритель всегда охотно идет ей навстречу, радостно откликаясь на все, что она преподносит с экрана. Но неправда, что зритель стремится на комедию лишь потренировать мышцы, от сокращения которых образуются улыбка и смех. Подлинно народная комедия (и рожденная фольклором, и вошедшая в жизнь из литературы, с театральных подмостков, с экрана) всегда умна, страстна и целенаправленна. Ее-то и ищет массовый зритель, ее любит и помнит».

Тогда, в 1935-м, Любовь Петровна, которой до этого не доводилось присутствовать на столь крупных творческих совещаниях, рассматривала те пять дней, что оно продолжалось, как своего рода высшую политическую школу. Во всяком случае, так оценивала она это событие в беседе со мной. Вопрос о том, какими же должны быть новые музыкальные комедии, о создании которых Александров не переставал думать всю свою жизнь, представлялся ей вопросом политическим.

Думаю, что биограф Григория Васильевича Александрова, Иван Дмитриевич Фролов, в своей книге о нем, вышедшей в серии «Мастера советского театра и кино» в издательстве «Искусство» в 1976 году, справедливо замечает, что «благодаря актерскому и женскому обаянию, легкости и изяществу Орловой, в какие бы придуманные и невообразимые ситуации ни попадали ее персонажи, они не смешны, не нелепы, а веселы, привлекательны. Любовь Петровна любила своих героинь и хотела передать свою любовь зрителям».

Л. Орлова

«...Самая главная особенность Орловой, – пишет Фролов, – заключалась в том, что все ее героини были созвучны времени, несли в себе социальный заряд. В комедиях ей удавалось создавать живые, реалистические образы, наполненные исторически мотивированным оптимизмом. В них – искрометная молодость страны, радость созидания, порыв и устремленность в будущее». И новой кинокомедии нужны актуальные жизненные темы, воплощению которых на экране сопутствовала бы и отвечающая духу времени творческая манера, возникающая не на пустом месте, а на почве современной советской действительности и теснейшим образом с ней связанная. Бюрократы, формалисты, волокитчики, догматики, демагоги еще не сошли с исторической сцены, но их присутствие в нашей жизни стало иным. Иным должно быть их присутствие и в кинематографическом произведении.

Кинокомедия восьмидесятых годов не может быть повторением или каким-то совершенствованием комедийных приемов тридцатых годов. Бичевать пережитки прошлого необходимо, но при этом нельзя забывать, что и прошедшие десятилетия оставили свои негативные пережитки в нашем быту и с ними также необходимо вести борьбу средствами кино. Социальная и психологическая неопределенность в современных кинофильмах совершенно нетерпима: она не только не привлекает, она отталкивает зрителей. И одно только применение комедийной техники, каким бы искусным оно ни было, также не может дать произведение истинно новое. Время требует смыслового, а не поверхностного, узкотехнического оснащения разработанных и оправдавших себя в прошлом художественных приемов.

Обо всем этом думал я, возвращаясь в Москву из Внукова. Об этом я думал и по прошествии многих-многих лет после моих встреч и бесед с Любовью Петровной и Григорием Васильевичем. Об этом я думаю и теперь, когда Любовь Петровна в 1975 году, а Григорий Васильевич – в 1984-м уже ушли из жизни.

...В декабре 1974-го и в январе 1975 года в среде деятелей искусства, работников театра и кино все чаще с большой тревогой из уст в уста передавали весть о тяжелой болезни Любови Петровны. Ее болезнь именовали неизлечимой. Этому не хотелось верить. В глубочайшем противоречии с сообщениями об этом находился самый ее образ – женщины живой, неизменно жизнедеятельной, обладавшей, казалось, неизбывной силой жизни. Немудрено, что многие люди, знавшие актрису, а в особенности встречавшие ее только на экране или театральной сцене, решительно отказывались даже думать о том, что такого рода сообщения достоверны.

Но это была сама правда. И непоправимое произошло.

С чувством глубочайшей скорби, многие со слезами на глазах, читали советские люди опубликованный 29 января 1975 года в «Правде» и других центральных газетах некролог, подписанный руководителями партии и правительства и видными деятелями советской культуры. В этом документе, посвященном памяти выдающейся актрисы театра и кино, отдавшей народу все свое искусство, особо подчеркивалось, что Любовь Петровна Орлова «обладала жизнеутверждающим талантом, неповторимой творческой индивидуальностью, артистическим обаянием» и что ей было свойственно «глубокое чувство гражданской ответственности перед народом, строгая художественная взыскательность».

В тот же день, с самого утра, к Академическому театру имени Моссовета, где был установлен гроб с телом покойной, устремились многие тысячи москвичей, чтобы отдать дань любви и уважения выдающейся актрисе кино и театра.

Л. Орлова

Установленный в зрительном зале, ее гроб буквально утопал в цветах. Множество венков – от Министерства культуры СССР, Госкино СССР, ЦК профсоюза работников культуры, едва ли не всех киностудий страны и столичных театров, от творческих союзов и других организаций – заполняло зал и коридоры театра. Возле гроба на атласных подушечках светились орден Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени и другие награды, которых была удостоена народная артистка СССР, лауреат Государственных премий СССР Любовь Петровна Орлова.

Думаю, что в памяти каждого надолго сохранится траурный зал и траурный митинг, на котором об огромном вкладе актрисы в развитие советской культуры говорили известные деятели искусства, представители творческих союзов и общественных организаций.

И последнее письмо, полученное от Григория Васильевича вскоре после похорон Любови Петровны.

«Дорогой Алексей Владимирович! – говорилось в этом письме. – Прошу Вас опубликовать в газете «Советская культура» мою благодарность за полученные мною соболезнования по случаю кончины дорогой Любови Петровны.

Со всех концов нашей страны, а также почти из всех стран Европы писали и пишут мне поклонники ее таланта. Персонально ответить на каждое послание не представляется возможным...

С чувством уважения и симпатии Гр. Александров. Москва, 20 марта 1975 г.».

Случилось так, что откликнуться на приглашение Григория Васильевича, которое он высказал в памятной мне беседе в начале сентября 1976 года, и побывать у него на даче во Внукове мне удалось только через месяц.

Октябрьский день был серым, промозглым. Мокрый туман застилал окна дачи. Накануне мы условились, что я приеду к нему в три часа дня, а приехал раньше, и тем не менее внизу, в «каминной», уже было зажжено электричество.

Григорий Васильевич заметно осунулся, потускнел, и чуть светились под мохнатыми седыми бровями усталые серые глаза. На лице появились морщины, которых в прошлом я никогда не замечал. Он медленно передвигался по комнате, а в кресле, которое я помог ему пододвинуть к камину, буквально утонул.

Вновь и вновь я выразил ему глубокое сочувствие в постигшем его горе.

– Дорогой мой, – сказал он, – прошел уже год и восемь с лишним месяцев после ее кончины, а я все еще ловлю себя на мысли, что она где-то здесь, совсем рядом. До сей поры слышу ее голос и замираю, когда мне вдруг покажется, что она поет... Ночами это особенно страшно...

Он замолчал на минуту.

– Я расскажу вам и о том, о чем стараюсь никому не рассказывать... Не так давно я видел ее во сне... И в какой бы, вы думаете, роли? Анюты?.. Дуни?.. Марион Диксон?.. Или Патрик Кемпбелл?.. Нет и нет, – в роли Периколы у Немировича-Данченко... В той самой роли, в какой я увидел ее в первый раз...

Он опять замолчал, закрыв глаза. Минута эта и для меня была очень трудной. Чтобы как-то скрасить ее, я попросил Григория Васильевича еще раз рассказать об этой первой встрече.

– Что же можно еще рассказать? Многое забылось, остался только образ... и не Периколы, нет, а образ самой Любови Петровны... Вы, вероятно, помните, что нашей первой встрече сопутствовала музыка. И не только музыка... О, как она умела петь!.. Как она пела...

...Когда теперь, уже после смерти Григория Васильевича, я покидаю знакомый дом на Большой Бронной, где живут ныне родственники Любови Петровны и Григория Васильевича, и вхожу в расположенный против него еще не разросшийся, но уже полюбившийся москвичам зеленый сквер, то невольно оглядываюсь.

Слева от ворот, ведущих во двор дома, на цоколе первого жилого этажа, издалека – сквозь крону молодых лип – видна мемориальная доска в виде широкой изогнутой ленты. Ее правую сторону занимает скульптурный портрет знаменитой актрисы, а по левой идет надпись: «Здесь с 1966 года по 1975 год жила народная артистка СССР, лауреат Государственных премий СССР Любовь Орлова».

Впечатление такое, что я и оглядываюсь только потому, что она словно бы смотрит мне вслед с мраморной ленты, улыбается своей неповторимой улыбкой и как-то душевно, как это бывало в прошлом, говорит: «Не забывайте... звоните... заходите!..»

Среди друзей, родных и близких

И вот я снова во Внукове, на улице Лебедева-Кумача, на зеленом дачном участке, где стоит домик № 14, в гостях у родных Любови Петровны и Григория Васильевича. В прошлом здесь постоянно бывали их друзья по искусству – виднейшие мастера советского и зарубежного кинематографа и театра. Особенно часто сюда наведывались Исаак Осипович Дунаевский и Василий Иванович Лебедев-Кумач, соратники по работе и к тому же соседи по даче. С ними обсуждались и новые музыкальные сочинения, и стихотворные тексты новых лирических и массовых песен, и отклики печати на только что вышедшие фильмы, и творческие задумки. Хозяева дачи и гости любили послушать музыкальные импровизации композитора и новые стихи поэта.

Любовь Петровна время от времени садилась к роялю и пела. Ее голос, казалось, еще теснее сближал всех участников таких непредвиденных концертов.

Бывало и так, что здесь прослушивали новые грамзаписи: восхищались тем, как знаменитые певицы Нежданова, Барсова, Обухова, Катульская, Максакова и певцы Собинов, Михайлов, Козловский, Лемешев исполняют труднейшие арии из опер или, казалось, давно знакомые, но всегда волнующие старинные русские романсы и народные песни. Традиция таких импровизированных вечеров сохранялась до последних дней Любови Петровны. А любимый ее романс «Темновишневая шаль», особенно волновавший ее в последние годы в исполнении Валентины Левко, повторялся в записи столь часто, что, кажется, и по сей день звучит здесь его первый куплет: «Я о прошлом теперь не мечтаю, и мне прошлого больше не жаль...»

Впервые я посетил этот уютный двухэтажный домик с большой верандой лет двадцать тому назад, снежной зимой, когда по сторонам узкого проезда от ворот к деревянному крылечку здесь громоздились пышные сугробы, а деревья казались погруженными в снег до самых ветвей, склонявшихся долу под тяжелыми белыми хлопьями. И тогда в большой нижней комнате потрескивали дрова в камине, и все вокруг – и сувенирные фигурки из карлововарского и венецианского стекла, поставленные на просвет на тонких полочках вдоль окна, и старенький рояль, время от времени звучавший под пальцами Любови Петровны, и большой обеденный стол с простыми скамьями возле него, и диван справа от камина, и мягкие, теплые кресла казались хорошо обжитыми и ухоженными.

Л. Орлова

И нынче – те же массивные ворота и та же дорожка, ведущая к крылечку. Только уже нет тех, с кем здесь я встречался когда-то. Мысленно я воздаю хвалу и искреннюю благодарность тем, кто сохраняет в первозданном виде этот домик и все его реликвии.

Как и в прошлом, в былые весенние и летние дни, все вокруг здесь утопает в зелени. Поднялись, распушились русские березы, посаженные теперь уже в очень давние времена, – три из них пошли вверх от одного корня. Разросся, далеко разбросал густую крону красавец дуб. А справа от террасы поднялась мохнатая серебристая ель, посаженная хозяевами дачки в сорок пятом году, в День Победы.

Григорий Васильевич рассказывал:

– Каждый раз под Новый год, когда на украшенных елках люди повсюду зажигают свечи и садятся за праздничные столы, мы с Любовью Петровной одевались потеплее и уходили в зимний лес. Уходили вдвоем, всегда вдвоем, к живой заснеженной елке. Все минувшие сорок лет мы проводили новогоднюю ночь в зимнем лесу, бродили по едва заметным тропинкам, тихонько разговаривали или напевали знакомые песенки, желали друг другу здоровья и счастья...

Заросла густой травой тропинка, что вела в глубь леса, но белая решетчатая скамья, на которой они так любили посидеть вечерами и летом и зимой, сохранилась и скромно стояла на старом месте – под зеленой сенью у края тропинки. И всюду сквозь мураву тянулись к свету цветы: здесь и в прошлом всегда было очень много цветов. Любовь Петровна весной высаживала их и любовно ухаживала за ними. После ее кончины Григорий Васильевич с особой любовью выращивал незабудки. Эти незатейливые цветы у него неизменно вызывали воспоминания о глазах Любови Петровны. «В молодости, – говорил он, – у нее были такие же покоряющие голубые глаза, как незабудки». Это были глаза, знакомые и близкие миллионам.

Л. Орлова

К своему загородному домику, построенному в середине тридцатых годов, Любовь Петровна и Григорий Васильевич были привязаны всей душой. Здесь они прожили совместно без малого сорок лет, здесь работали и отдыхали, обсуждали между собой новые творческие идеи, принимали друзей. Этот свой домик они называли «дачкой» и искренне радовались тому, что совсем рядом такие же дачки во Внукове имели близкие им по духу деятели искусства – Исаак Дунаевский, Сергей Образцов и Леонид Утесов, поэты Василий Лебедев-Кумач и Виктор Гусев.

Стеклянная дверь из большой нижней комнаты вела в своего рода холл, расположенный под верандой. И здесь стоял большой крашеный стол и простые скамьи возле него. За этим столом в летнее время друзья засиживались подолгу. Звучали взволнованные речи, остроты и шутки, стихи и песни, а иной раз и дружеские тосты.

Г. Александров, Л. Орлова и Джеймс Паттерсон

Здесь, за этим столом под верандой, нередко сиживали и иностранные, чаще всего итальянские гости. Любовь Петровна любила эту страну, ее талантливых писателей, художников, актеров и режиссеров, а Григорий Васильевич до конца дней своих был президентом Общества советско-итальянской дружбы. Гости высоко ценили истинно дружеское отношение, доброту и отзывчивость, оказываемые им в этой гостеприимной семье выдающихся советских кинохудожников.

Узкая лесенка из нижней комнаты вела на второй этаж. По этой лесенке вслед за обитателями дома гости сразу же попадали в комнату Любови Петровны и кабинет Григория Васильевича. Между ними, в небольшом коридорчике, ведущем на открытую веранду, находился фамильный «музей», состоящий главным образом из фотографий, размещенных на стенах слева и справа. Многие фотографии этого «музея» поистине уникальны.

Бросалась в глаза подлинно историческая фотография, на которой запечатлен момент, когда Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин вручает Любови Петровне орден Ленина. Как приветливо и тепло смотрит он по-стариковски прищуренными глазами на знаменитую актрису, поздравляя ее с наградой и желая ей новых творческих свершений.

«Моему маленькому дружку Любочке

В стекло бьется к нам ветер осенний

Тускло месяц глядит с высоты —

На куртинах опавшего сада

побледнели, увяли цветы —

...Мы одни... но молчу я тоскливо

И в ответ мне безмолвствуешь ты.

...И ни искры в измученном сердце!..

...побледнели, увяли цветы.

      22 августа 910 Д.[ня] вторника Ф. Шаляпин»

Рядом с этим снимком – большое фото Федора Ивановича Шаляпина, на котором каллиграфическим почерком начертана такая надпись: «Маленькому дружку моему Любочке с поцелуем дарю сие на память. Ф. Шаляпин». Чуть ниже – дата: «Ноябрь 1909. Москва».

Автопортрет Ф. Шаляпина с дарственной надписью Л. Орловой. Федор Шаляпин Милой Любочке на память

«Дети в школу собирайтесь... 

Петушок пропел давно. 

Попроворней одевайтесь и т. д. 

Смотрит солнышко в окно».

      Ратухино Итлар. 22 августа 1910.

В сторонке от этого снимка – портрет Василия Ивановича Качалова с такой стихотворной надписью:

«Смотреть и слушать Вас я рад,

Как десять лет тому назад.

Люблю я Любочку Орлову

И поклоняюсь. Верьте слову!

      В. Качалов. 1944».

А ниже – фотография Любови Петровны с Ж.-П. Сартром, сделанная во время его пребывания в Москве, и отдельно его портрет с надписью по-французски: «Мадам Орловой с уважением и признательностью за блестящее исполнение ею роли Лиззи Мак-Кей».

Л. Орлова и В. Качалов. 1939

«Пять лет уже промчалось ровно 

С тех пор, как Вы, Любовь Петровна, 

Со мной снялись в Москве. Любовь 

Орлову я увидел вновь 

Теперь в глуши лесов сосновых. 

Пять лет тяжелых и суровых 

Весьма состарили меня. 

Но пощадили Вас. И я 

Все так же нежно и любовно 

Гляжу на вас, Любовь Петровна!

      Василий Качалов»

Не мало здесь и других редчайших фотографий: с Чарли Чаплином, с Пабло Пикассо, с Томасом Манном, с советскими друзьями. На нескольких фотографиях – она в ролях, большей частью театральных.

Автошарж Ф. Раневской с дарственной надписью Л. Орловой и Г. Александрову

«Люблю грозу в начале мая», – и в декабре люблю «Весну» Любочке и Гришечке с нежной любовью

Ф. Раневская – фея Москва 3 мая 45 г. Ф. Р.»

Комната Любови Петровны без особых украшений и настенных фотографий, очень простая и уютная. Все в этой комнате сделано ее руками. Она сама подбирала ткани и сама обивала мебель – и стулья, и кресла, и диванчик, – сама, своими руками, мастерила занавески и шторы, наволочки и покрывала. Родственники говорят, что это было ее «хобби», о котором мало кто знал.

Нет, экран не меркнет

...Прошло уже десять лет с того траурного дня, когда вместе с друзьями-кинематографистами я стоял у ее гроба в Театре имени Моссовета. Десять лет, но время от времени я все еще беседую с ней, как с живой, или слушаю будоражащие душу ее милые, искренние песни.

Так, думается мне, было и в тот морозный январский вечер 1977 года, когда в Центральном доме кино я присутствовал на вечере, посвященном 75-летию со дня ее рождения.

В обычно шумном зале на этот раз было тихо, очень тихо. Приглашенные молчаливо занимали места – ни восклицаний, ни шуток, и даже простые приветствия передавались незаметным кивком головы. С рассказами о творчестве актрисы и воспоминаниями о ней выступали Г. Александров, С. Образцов, В. Канделаки, генерал-майор Е. Востоков. И все это в полной тишине. А потом вспыхнул экран – появилась она в немеркнущих кадрах ее фильмов, и в зале загремела овация. Нет, она не ушла, она была с нами, пела и танцевала, и ее лицо светилось неповторимой улыбкой.

Как с добрыми друзьями юности, и по сей день мы встречаемся с героинями Любови Орловой.

Л. Орлова

Примерно через год после ее смерти, в январе 1976 года, в Центральном Доме кино был показан научно-популярный фильм «Г. Александров и Л. Орлова». Фильм этот был поставлен на студии «Центрнаучфильм» кинорежиссером М. Каростиным по сценарию, написанному им совместно с Д. Василиу и А. Зебиным. Картина с живейшим интересом была принята зрителями, ибо была посвящена почти полувековому плодотворному совместному пути одного из основателей советской кинокомедии и выдающейся киноактрисы современности. Сразу же было замечено, однако, что она была сделана добросовестно, но торопливо, восстанавливала сцены многих прогремевших фильмов, но не позволяла глубоко проникнуть в творческую лабораторию режиссера и актрисы – замечательных мастеров советского экрана.

За минувшие годы не раз предпринимались и другие попытки запечатлеть их высокое искусство. По-прежнему зрители тепло встречали повторный показ в кинотеатрах и на телевизионном экране фильмов с участием Любови Орловой, хотя массовый их прокат за давностью лет уже не отвечал возросшим зрительским интересам. Нужен был фильм, который показал бы в полный рост талант замечательной актрисы. И такой фильм – «Любовь Орлова» – в 1983 году был создан.

У него жестокое начало. На экране – последняя фотография Любови Петровны. Голос за кадром сообщает, что ей семьдесят два года. Потом идет «последняя съемка» на телевидении. «Последняя кинопроба»: маленький эпизод из пьесы «Странная миссис Сэвидж». Через три месяца ее не станет...

Нет и нет! – против таких начальных кадров фильма протестует сознание. И на этой фотографии, и в этих кадрах она неотразимо красивая, близкая, дорогая всем советским людям, какой мы ее знали всегда. Кажется, и возраст ей приписан, и траурная фраза, произнесенная диктором, неправдоподобна. Ее нет, но она с нами. Более того – она среди нас.

На экране – народный артист СССР Ростислав Плятт. Он делится воспоминанием, которое впервые обнародовал вскоре после смерти актрисы.

«Когда в спектакле «Милый лжец», – вспоминает он, – Любовь Петровна произносила реплику своей героини, миссис Патрик Кемпбелл: «И мне никогда не будет больше тридцати девяти лет, ни на один день!», зал взрывался аплодисментами на каждом спектакле! И аплодисменты относились не к персонажу, а к актрисе – за ее неувядаемости!»

Л. Орлова

Именно потому и представляется жестоким начало этого фильма, что присущее кинематографу чудесное свойство дарить таланту неувядаемость, возвращать время в картине в дальнейшем ее течении проявляется с особой впечатляющей силой.

Нет, это не двадцать, не сорок лет и вовсе не полвека тому назад происходило все то, о чем повествует полнометражный художественно-публицистический фильм «Любовь Орлова». Нет, не тогда произносились эти слова, пелись эти песни, что несутся с экрана, – все это происходит сейчас, в те минуты и часы, когда демонстрируется лента.

Поистине необыкновенна артистическая судьба народной артистки СССР Любови Петровны Орловой. Неувядаем ее выдающийся талант. Сценарий фильма «Любовь Орлова» написали народный артист СССР Григорий Васильевич Александров и Григорий Александров (младший). Его поставили Григорий Васильевич Александров и Елена Михайлова. Это был последний сценарий и последний фильм Григория Васильевича. Снимали ленту операторы Георгий Рерберг и Борис Сутоцкий. О знаменитой актрисе и любимом человеке рассказывали Р. Плятт, Н. Соколов, И. Прут, С. Образцов, Г. Рошаль, Д. Паттерсон, 3. Пухова.

Художественно-документальный фильм «Любовь Орлова» не просто рассказ о жизни актрисы, о ее беззаветном полувековом служении искусству, а значит, и служении людям. Фильм словно бы возвращает ее зрителям и одновременно позволяет задуматься о таких понятиях, как талант и его долговечность, как народность артистического творчества, идейность и художественность произведения искусства.

Созданные Орловой немеркнущие образы – это хорошо показано в картине – пронизаны социальным оптимизмом времени, пафосом первых пятилеток, созидательными устремлениями тех памятных лет, когда рождались гигантские заводы и коллективные хозяйства, новые школы, университеты и научно-исследовательские институты, драматические и оперные театры, киностудии, музеи и дома культуры, когда формировалось новое мировоззрение миллионов людей, осознавших себя созидателями социалистической нови, утверждалось сознание высокого достоинства советского человека – строителя новой жизни.

В созданных актрисой образах зрители видели обобщенный портрет ее современниц, ибо рядом с ней по жизни шли Дуся и Маруся Виноградовы, Мария Демченко и Паша Ангелина, Валентина Гризодубова и Марина Раскова. Тысячные аудитории с восторгом принимали творимые ею характеры. Улыбалась она с экрана – улыбался весь зрительный зал. Она пела – и ей подпевали сотни и тысячи ее соотечественников. Временами ей было трудно, горько – и в зале устанавливалась удивительная тишина, словно каждый хотел сказать героине: «Не надо, успокойся, все будет хорошо!»

В фильме звучит музыка И. Дунаевского. Звучит «Песня о Родине». И вновь, как и в былые времена, зрительный зал поет вместе с актрисой:

«Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек».

Звучат марши и песни. Право же, не было у нас других таких художественных лент, которые оставили бы людям столько песен, ставших подлинно массовыми, истинно народными.

Все, кто знал Любовь Петровну Орлову лично, вспоминают не только замечательную советскую актрису, но и великолепного товарища, веселого, доброго, на редкость отзывчивого, предельно скромного человека и труженика. Любовь Петровна, говорит один из ее друзей, «по праву могла называться звездой. Причем звездой не холодной, как, знаете, говорят: холодный блеск далеких звезд... Нет, это не про нее: она была звездой теплой, близкой к людям, она светилась радостью, красотой, весельем и счастьем, и этот свет бесконечно радовал и согревал людей».

Лайнер «Любовь Орлова»

Такой была Любовь Петровна Орлова. И ее светлый образ отлично передан в посвященном ей фильме. Его последние кадры особенно волнуют.

Во весь экран – залитое солнцем, голубое, безбрежное море. И вновь песня, любимая миллионами людей, несется с экрана ее песня:

«Сердце в груди Бьется, как птица,

И хочется знать, что ждет впереди,

И хочется счастья добиться...»

И вот уже бороздит моря и океаны красавец теплоход «Любовь Орлова». Он был построен и спущен на воду в 1976 году в Югославии и приписан к Дальневосточному морскому пароходству.

В октябре 1979 года теплоход «Любовь Орлова» впервые прибыл в свободную Кампучию, доставив в порт Кампонгсаом из Владивостока большую группу советских докеров. Им предстояло помочь кампучийским докерам быстрее справиться с нарастающим потоком грузов, поступавших из Советского Союза и других дружественных стран, решивших оказать братскую помощь кхмерскому народу, сбросившему кровавое иго полпотовской банды.