Текст книги "Любовь Орлова в искусстве и в жизни"

Автор книги: А. Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Входите, пожалуйста! – прозвучал хорошо знакомый голос.

Любовь Петровна встретила нас у самых дверей и, усталая, взволнованная, но, как всегда, улыбающаяся, протянула нам обе руки.

– Ну говорите, говорите скорее: вам понравилось? Все ли хорошо? Не грешна ли в чем-нибудь?..

Мы горячо поздравили Любовь Петровну и Григория Васильевича. Хотелось, однако, что-то добавить к простому поздравлению. И я сказал, что нас прежде всего поразила сама пьеса, смонтированная из писем таких удивительных людей, как Бернард Шоу и Патрик Кемпбелл. Поразило и то, что на сцене зрители видели всего лишь двух актеров, но, кажется, совсем не замечали этого. И никто другой им не был нужен. Нужны были только эти двое, и хотелось поскорее узнать, что они минуту назад сказали и что еще скажут друг другу.

А жена моя добавила, что нас искренне порадовало то, как был принят этот новаторский спектакль.

По окончании действия занавес для поклонов открывали раз двадцать, не меньше. И никто, ни один человек в эти минуты не покинул зала. Сцена была усыпана цветами.

– И как это приятно, – заметили мы, – что самый яркий букет был вам вручен от Григория Васильевича...

Письма патриотке, стахановке, актрисе

Письма зрителей шли к Орловой непрерывным потоком начиная с первого дня демонстрации в кинотеатрах «Веселых ребят». Шли буквально отовсюду, из самых далеких уголков страны. Писали на листках, вырванных из ученических тетрадей, почтовых открытках, на простой и на мелованной бумаге, посылали в обычных и в самодельных конвертах, а то и просто, как в войну, свернутыми в треугольник, с марками и без марок, ценными и заказными. Писали бесхитростно, от души, под воздействием внутреннего волнения, вызванного только что виденным фильмом или спектаклем, желанием сказать «спасибо» за доставленную радость, а то и поделиться чем-то своим, что ежедневно и ежечасно сообщает человеку его работа, любовь, жизнь.

После просмотра «Веселых ребят» молодые рабочие одного из сибирских заводов сообщали в своем письме, что «как-то складнее работаешь у себя на производстве, когда просмотришь эту дивную картину».

Военнослужащий, секретарь комсомольского бюро воинской части, писал из Хабаровска после просмотра фильма «Цирк»: «Трудно передать те восторженные чувства, которые испытали мы после просмотра картины. С каждым новым фильмом вы все больше и больше повышаете свое мастерство. Ваши достижения – пример для нас в нашей службе по охране нашей великой социалистической Родины». А старший лейтенант 1-й Приморской армии писал после просмотра фильма «Волга-Волга»: «По-военному: молодец, спасибо за службу! Думаю, что вы, как патриотка нашей Родины, в свое время своим талантом поможете нам победить любого врага!»

Письма в адрес Любови Петровны и ее друзей по искусству продолжают поступать в Москву и после кончины актрисы. Их поток усиливается всякий раз, когда в кинотеатрах или по телевидению вновь и вновь демонстрируются фильмы с ее участием.

Новый, очень большой приток писем из самых отдаленных мест вызвала, в частности, посвященная Любови Орловой кинопанорама, передававшаяся по Центральному телевидению 31 января 1982 года. Показательно, что среди этих писем было немало и таких, которые адресовались лично ей, словно те, кто писал эти письма, не верили, не могли поверить, что минуло уже более семи лет, как она ушла из жизни.

Я читал эти письма. Думаю, что их содержание во многом объясняет то, чем порождена эта буквально всенародная любовь к человеку, оставившему яркий след и в искусстве Советской страны и в жизни миллионов людей. Приведу совсем краткие извлечения из писем, поступивших после памятной кинопанорамы.

Преподаватель музыкальной школы № 1 г. Кургана Игорь Алексеевич Парфенов в своем письме утверждает, что Любовь Орлова «вошла в каждую семью советских людей как близкий человек. Ее любили, как можно любить только дорогого сердцу человека. Любили ее искусство, верили ей, нуждались в ней».

«Маленькой девочкой, много-много лет тому назад, – пишет Анна Поликарповна Ефимова из Армавира, – впервые увидев «Цирк», я полюбила Любовь Петровну Орлову сразу и навсегда. Она была для меня не только красивой, талантливой актрисой, она была для меня «второй матерью», ибо подарила мне огромную радость – любовь к жизни, любовь к искусству».

Пишет студентка Людмила Костылева из Ленинграда: «Сколько себя помню, у мамы была одна любимая актриса. Мама говорит, что и мне вместе с ее молоком передалась эта любовь: в детстве вместо сказок она рассказывала мне содержание фильмов с ее участием. Повзрослев, я с нетерпением ожидала, когда же снова покажут «Светлый путь», «Волгу-Волгу», «Весну»... Я очень многим обязана Любови Петровне. Это благодаря ей я становлюсь человеком. Она жила, живет и будет жить в сердце моем».

Н.С. Иващук из Харькова полагает, что «она была не просто знаменитой актрисой, а умной учительницей».

«Ее роли в кино и театре, – утверждает Нинель Петровна Руденко из Нарвы (Эстонская ССР), – способствовали формированию не только моей личности. Миллионы советских людей – ее воспитанники».

«В ней сочетались, – пишет Лидия Георгиевна Фомина из поселка Менделеево Солнечногорского района Московской области, – глубокая человечность, лучистая, лукавая жизнерадостность, женственность, чистота и ясность души с силой, поразительной для такой женщины, с грацией, статью и энергичностью».

Л. Орлова

Любовь Орлова, пишет В.Н. Гришина из г. Пушкина под Ленинградом, «мой идеал советской женщины и актрисы. Думаю, что не я одна так думаю. Я видела ее и после войны на ее творческих вечерах, и в спектаклях Театра имени Моссовета. И всякий раз после концерта или спектакля зрители не расходились более получаса и стоя без конца вызывали любимую актрису».

О безграничном трудолюбии актрисы пишет Александра Никандровна Симакова, которая в годы войны видела и слушала ее в Самборе (Львовская область), невдалеке от фронта, в концерте для воинов-танкистов, артиллеристов, связистов. После завершения объявленной программы она не оставила без внимания ни одну из просьб, переданных ей присутствующими. Она пела и пела, и хотя после концерта едва держалась на ногах, отдохнуть отказалась и потребовала, чтобы ее отправили в другую часть, где ее в этот день уже ждали.

Л. Орлова отвечает на письма

А вот письма несколько иного характера, но столь же добрые и прочувствованные.

В декабре 1982 года Тамара Николаевна Ассауленко переслала из Севастополя С.В. Образцову небольшие фотографии Любови Петровны, которые она хранила без малого пятьдесят лет, включая годы войны и эвакуации. «Я решила, – пишет она, – что вы, как друг этой семьи, по назначению определите эти фото незабвенной Любови Петровны Орловой. А мне уже немало лет, и оставить их некому».

Л. Орлова

Мария Ивановна Рубинович из Саратова прислала родным актрисы любительское фото, которое она хранила тридцать лет. В письме разъяснялось, что фото сделано в 1952 году у подъезда клуба Саратовского военного училища. Любовь Петровна приезжала сюда с концертом. Все слушатели были очарованы ее талантом. «После концерта, – говорится в письме, – не хотелось с ней расставаться. А на улице только что прошел дождь, и на снимке она с порожков выбирает местечко, где лучше пройти через лужи. Наши внимательные офицеры на руках перенесли ее до автомобиля».

Ну а москвичка Л.С. Соколова в январе 1983 года прислала на имя Григория Васильевича Александрова вырезки из чешских журналов с прекрасным портретом Любови Петровны. «Была в Праге в гостях, – пишет она, – и с разрешения своих друзей вырезала это для вас».

М. Донской, Л. Орлова, Е. Тяпкина, Т. Макарова, Г. Александров

И еще одно письмо – и тоже с фотографией. На этот раз с фотографией Григория Васильевича. Киномеханик Анатолий Денисов из Винницы пишет: «Я прочитал в газете, что вы делаете новый фильм о Любови Петровне, и очень рад этому. Судьба мне подарила счастье видеть Любовь Петровну и разговаривать с ней – это было в сентябре 1968 года, когда Театр имени Моссовета гастролировал в нашем городе. Она была очень обаятельна, когда в «Милом лжеце» вела трехчасовой диалог со зрительным залом. А ее творческий вечер! Когда она вышла на сцену, весь зал встал, преклоняясь перед ее талантом. Очень много зрителей после спектакля собралось у гримерной актрисы. И она всем нам подписала свои фото. У меня это самая большая и дорогая реликвия. Мне очень хочется иметь также и вашу фотографию с вашей подписью. Фотографию я вам посылаю. Подпишите ее, пожалуйста, и верните мне. Это будет поистине самый дорогой подарок для меня и моей семьи».

Л. Орлова, Г. Александров и В. Володин. 1935

Можно было бы до бесконечности цитировать и цитировать письма, которые постоянно шли и ныне еще идут уже в адрес родственников Любови Петровны. Но по крайней мере два письма хотелось бы привести полностью.

Одно письмо пришло в редакцию журнала «Советский экран» из Винницы от пенсионерки Е.С. Койфман.

«В 1939 году, – пишет она, – я лечилась в Ессентуках. В один из дней приняла процедуру и пошла в зал отдыха. Улеглась на кроватке и вдруг почувствовала, что взоры всех отдыхающих в зале женщин обращены в мою сторону. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что рядом со мной на такой же кроватке отдыхает после процедуры знаменитая актриса Любовь Петровна Орлова. Когда она поднялась, то буквально все женщины собрались возле нее, чтобы сказать: «Мы вас приветствуем, дорогой наш друг!» Любовь Петровна мило улыбнулась и ответила: «И я вас приветствую, дорогие мои друзья!»

Из нашей толпы выделилась тетя Катя из Донецка и подошла к актрисе совсем близко.

– Любовь Петровна, – сказала она, – мы никогда не присутствовали на ваших концертах, а так хочется вас послушать...

– Что ж, – улыбнулась актриса, – давайте в субботу днем, часов в двенадцать, встретимся в Английском лесочке... Знаете, где он находится?..

В субботу мы отказались от процедур и от обеда и дружно направились в Английский парк. Пришла туда, а Любовь Петровна, очень скромно одетая, уже сидит на скамеечке и ждет нас. Мы окружили ее буквально со всех сторон.

– Ну что же, девочки, вам спеть? – спросила она улыбаясь.

– Что хотите, мы все ваши песни любим, – в один голос ответили «девочки».

И она запела. Ее сильный, милый голос, казалось, заполнил весь парк. Ей никто не аккомпанировал, но нам казалось, что ее пение сопровождает симфонический оркестр. Песни были разные по содержанию и тональности, среди них и хорошо всем знакомые, они словно переносили нас в мир прекрасного. Она не просто пела, она делала это с большим чувством, а мы аплодировали после каждой песни, не в силах сдержать восторг... Но вот она смолкла...

– Любовь Петровна, – обратилась к ней стоявшая рядом девушка, – а какие песни вы особенно любите исполнять?

– Я очень люблю, – ответила она, – и охотно исполняю те песни, которые доставляют людям радость, вызывают улыбки на их лицах, расправляют морщины, зажигают глаза...

– А что у вас главное в жизни? – спросила та же девушка.

– Как и у всякого советского человека, у меня нет большего счастья, как отдавать людям все свое умение, помогать им вдохновенно трудиться...

Завязалась беседа о жизни, о работе, о новом в киноискусстве.

– Я студентка педагогического института, – сказала та же девушка, что задавала первые вопросы, – но, чем больше я учусь, тем мне все меньше улыбается профессия педагога...

– Что вы, что вы, если так, то это же большая ваша ошибка, – взволнованно ответила ей Любовь Петровна. – Я лично убеждена, что ничего не может быть интереснее, как воспитывать молодое поколение. Конечно, это не легкий, но какой же это благородный труд...

Любовь Петровна всех заинтересованно выслушивала и всем отвечала. Весь ее облик выражал участие и доброжелательность. Перед нами была уже не знаменитая актриса, а чудесная советская женщина, которую отличают редкая доброта и теплота сердца.

Такой была эта встреча, оставшаяся в моей памяти на всю жизнь».

И второе письмо, которое я привожу полностью, – письмо преподавателя Никопольского техникума механизации сельского хозяйства Г. Григорьева, опубликованное в газете «Советская культура» 12 февраля 1983 года. Вот его текст:

«В юности у меня появился кумир в лице блистательной Любови Орловой. Сегодня, оглядываясь на прожитое, могу утверждать, что Любовь Петровна стала не только для меня властительницей дум. Целое поколение выросло с ее героинями. Переживая тяжелые фронтовые будни, я и мои сверстники пели песни из «Веселых ребят», «Волги-Волги», «Цирка», «Светлого пути». Идешь, бывало, до привала и из последних сил поешь: «И жить легко, и петь легко...»

В июне 1949 года Л.П. Орлова гастролировала в Крыму. Она согласилась принять меня, сержанта, который накануне подарил ей цветы во время концерта. Я пятнадцать лет мечтал об этой встрече. Мне хотелось поделиться с актрисой намерением посвятить себя искусству.

Разговор длился около часа. Любовь Петровна серьезно, глубоко говорила о труде актера, о сложности профессии. Называла много имен своих товарищей, особенно выделив Л.П. Сухаревскую («Это безгранично талантливый человек») и В.П. Марецкую («Она у нас одна такая»). О ком бы ни говорила Л.П. Орлова, в ее словах звучало уважение к коллегам, она подчеркивала, что мнимый блеск не должен обманывать никого, кто мечтает о профессии артиста. Я запомнил это на всю жизнь. «Если вы почувствуете, что совсем не можете без театра, что он единственное ваше призвание, тогда приходите. И в тридцать, и в сорок лет – никогда не поздно».

Я сказал, что, если не стану артистом, хотел бы быть учителем. Любовь Петровна не удивилась, она сказала: «Настоящий учитель – это артист. Если есть эта самая «божья искра» актерская, то лучше ее подарить самым тонким слушателям – детям. А сцена? Можно получить не меньшее удовлетворение и на самодеятельном спектакле, концерте».

Ни театр, ни кино не должны стать самоцелью в юном возрасте, когда прельщает только внешняя сторона профессии, мнимый блеск, – это я понял при встрече с Любовью Петровной Орловой. Может быть, потому и отдал школе почти три десятилетия. И не жалею».

Л. Орлова

Письмо – поистине прочувствованное. Какой правдивый образ актрисы встает за каждым его словом! Но пример благородства и отзывчивости, внимания к совершенно, казалось бы, неизвестному ей человеку, о котором говорится в письме, далеко не единственный и отнюдь не исключительный.

К ней постоянно шел незримый поток преклонения и любви от тысяч и тысяч простых советских людей, запечатлевшийся в бесчисленных письмах мужчин и женщин, совсем ей неизвестных, но близких, очень близких по мировосприятию, по связывавшим ее со зрителями жизненным интересам.

П. Капица, Л. Орлова и А. Иоффе

О таких письмах, в частности, связанных с ее участием в фильме «Волга-Волга», Любовь Петровна всегда вспоминала с душевным волнением и благодарностью.

«Когда в газете, – рассказывала она, – появилось сообщение о том, что мне предстоит играть роль девушки-письмоносца, ко мне на помощь поспешили буквально сотни девушек-почтальонов. Мои добровольные помощницы отнеслись ко мне с такой сердечной заботой, точно от этого зависел их собственный успех в картине.

П. Кончаловский и Л. Орлова

Как передать чувства, которые испытывала я, читая эти письма – трогательные, доверчивые, дружеские? В них было множество предложений, рассказов о работе почтальонов, фотографий, описаний разнообразных случаев из практики письмоносцев, биографий. Меня приглашали понаблюдать работу письмоносцев, и одним из таких предложений я воспользовалась. В течение нескольких дней я разносила письма, газеты, журналы, стараясь проникнуться тем ощущением, с каким письмоносец входит в чужой дом, входит свободно, без неловкости или смущения, потому что знает, что вестей, которые он принесет, ждут. И если Стрелка передала в какой-то степени черты, свойственные профессии советского письмоносца, то этим она обязана коллективным нашим усилиям – моим и множества добровольных помощниц».

Этот рассказ Любови Петровны приведен в вышедшей в 1983 году вторым изданием книге Г.В. Александрова «Эпоха и кино». В той же книге содержится глубоко взволновавшее актрису письмо из г. Горького от четырех тысяч ткачей, прядильщиц, слесарей, мастеров, инженеров и служащих льнокомбината «Красный Октябрь», присланное ими после показа по телевидению фильма «Светлый путь».

«Товарищ Любовь Орлова! Этот фильм и вы, наша народная артистка, – это наша жизнь.

Наша фабрика самая революционная в Нижнем Новгороде. Мы вместе с сормовичами первыми в России подняли Красное знамя и воевали на баррикадах в 1905 году.

Теперь у нас больше, чем в «Светлом пути», многостаночников – ткачей и прядильщиц, а наша Баринова была вместе со Стахановым и Дусей Виноградовой в числе первых ударниц.

Товарищ Любовь Орлова, мы вас любим. Вы великая артистка и замечательный (без зазнайства) человек.

Мы наших дочерей называем вашим именем. У нас на комбинате Люба – самое многочисленное и уважаемое имя.

Может, вы не знаете, что даже при награждении орденами, при присуждении премий за отличную работу и даже при распределении квартир и на свадьбах мы в первую очередь ставим вопрос, а как бы поступила наша милая Золушка – Любовь Орлова, и знаете, ваше имя у нас – показатель коммунистического отношения к жизни...

Товарищ Орлова, если вы по занятости не можете приехать к нам в Нижний Новгород, а теперь Горький, то, может быть, пришлете свое пожелание, а у нас в клубе есть музей революционной и трудовой славы, где, кстати сказать, есть ваш фотопортрет как стахановки-многостаночницы и как мировой прославленной артистки, отражающей жизнь нас – простых людей.

...Мы, четыре тысячи ткачей, прядильщиц, слесарей, мастеров, инженеров, служащих, комсомольцев и коммунистов, желаем нашей народной, любимой Любови Орловой многих лет жизни, отличного здоровья, гордимся, что в нашем русском искусстве наряду с Собиновым, Ермоловой, Шаляпиным есть Любовь Орлова».

Так писали Орловой простые рабочие люди. Черпали слова из глубины души.

Писали «стахановке-многостаночнице» и «мировой прославленной артистке» через тридцать шесть лет после первого появления фильма «Светлый путь» на экране люди, помнившие его еще с той поры, и люди, видевшие его впервые. Писали, потому что не могли не писать, потому что жизнь и творчество народной артистки Любови Орловой – это и их жизнь и творчество. Единые и неразделимые.

Последние беседы, последние встречи

Так случилось, что начиная с 1963 года мои встречи с кинематографистами, в особенности с давними моими друзьями по этой сфере искусства, стали более частыми.

Встречи и официальные, и просто дружеские.

С Любовью Петровной и Григорием Васильевичем встречаться и беседовать было особенно интересно. Я всегда испытывал искренние симпатии к этим прекрасным людям, с которыми к тому времени был знаком уже более четверти века. И они всегда с добрым чувством относились к встречам со мной. Я не мог не воспринимать этого их чувства, глядя им в глаза, светившиеся живой, покоряющей, искрометной улыбкой.

Осенью 1963 года, в самый листопад, когда все тропки и дорожки возле кунцевских дач были покрыты плотным ковром из опавших листьев, Григорий Васильевич уговорил меня заглянуть к нему на дачу «хоть на часок» и полюбоваться золотым осенним раздольем.

– Вы были у нас, помнится, зимой; ни весной, ни летом побывать вам не удалось, а нынче просто чудо что за осень... Да и Любовь Петровна не раз вас приглашала...

И мы поехали.

Любовь Петровна встретила нас у самых ворот.

– Боже мой, как же вы легко одеты, вы же замерзнете в этом вашем легкомысленном плаще! – так совершенно неожиданно воскликнула она, пожимая мне руку. – У нас нынче ночью уже был легкий заморозок...

– Надеюсь, не творческий заморозок, – попытался я пошутить.

– Нет, конечно... Творческих заморозков мы не испытываем, хотя их время как будто и пришло... Кстати, вы, надеюсь, читали статью Климентия Минца в журнале «Искусство кино»? Она очень удачно названа – «Мажор»... Не «фа-диез-мажор», какой ему представляется тональность фильмов, поставленных Григорием Васильевичем, а просто «Мажор». Он требует солнечной, радостной, яркой музыкальной комедии, которую, по его словам, ждет народ...

Я ответил, что статью эту прочитал давно, будучи в Кисловодске, в отпуске, статья эта мне показалась актуальной и очень живой по изложению.

– Ну, вот об этом мы сегодня и потолкуем у камина, – растягивая слова, как-то очень уж задумчиво сказала Любовь Петровна, взглянув на Григория Васильевича, словно испрашивая его согласия.

Пока Григорий Васильевич ставил машину в гараж, мы вошли в нижний, «каминный», зал их дачки. Отсветы пламени из камина падали на коврик, лежавший на полу, на глубокие кресла и небольшой диван. Любовь Петровна усадила меня в кресло возле самого огня, а сама по скрипучей лесенке поднялась наверх, в свою комнату, чтобы переодеться.

В ожидании хозяев я взял в руки лежавший на столике у камина июльский номер журнала «Искусство кино», который перед нашим приездом Любовь Петровна, видимо, читала, и попытался, листая его, восстановить в памяти содержание статьи Минца.

Статья была юбилейной, приуроченной к 60-летию Григория Васильевича, и написана так, словно ее автор беседовал с друзьями, – столь взволнованным и образным показался мне язык статьи. Минц рассказывал о недавнем своем посещении Кинотеатра повторного фильма у Никитских ворот, где в тот день шли «Веселые ребята». Он вспоминал о «гомерическом хохоте» зрителей, раскаты которого, по его словам, звучали «как майский гром, заряжая душу электрическим зарядом оптимизма».

 

Л. Орлова и Г. Александров в «каминной» на даче

Александров, писал Минц, «понял значение песни и понял это как художник, пожалуй, первым в отечественной кинематографии... Буквально на другой день после выхода этой комедии в свет народ дружно запел песни из «Веселых ребят».

Он вспоминал и о «Цирке», и о «Волге-Волге».

В фильме «Цирк», писал Минц, «патетика сочеталась с юмором. Лирика выигрывала от связи с комическим. Музыка и песня по-прежнему были органическими компонентами картины... Любовь Орлова в роли Марион Диксон была восхитительна. Интересно, что это была первая советская киноактриса, которую назвали «звездой» кино».

А «с песнями из «Волги-Волги», – говорилось в статье, – народ шел на Красную площадь. Эти песни народ распевал на массовых гуляньях, на колхозных полях, на фабриках и заводах. Эти песни можно было услышать в поездах, на пароходах, на стройках и лесосплавах. Эти песни поистине помогали жить и трудиться».

«Размышляя о творческом пути Г. Александрова, – писал Минц в заключение, – я прежде всего думаю о том ценном, что он создал вместе со своим творческим коллективом». Он напоминал, что в этом коллективе работали такие комедиографы, как И. Ильф и Е. Петров, В. Катаев, Н. Эрдман, В. Масс, И. Бабель, поэт-песенник В. Лебедев-Кумач и другие мастера смешного. Его постоянными участниками были композитор И. Дунаевский и такие выдающиеся актеры, как Любовь Орлова, Игорь Ильинский, Леонид Утесов, Владимир Володин. Это было поистине великолепное созвездие, постоянное творческое содружество.

И далее шел вывод, к которому пришел Минц: Нельзя создавать комедию в одиночестве».

«Скворец и Лира». Людмила Грекова – Л. Орлова

Восстановив в памяти все положения статьи Минца, я понял, почему с такой глубокой заинтересованностью заговорила о ней Любовь Петровна.

Действительно, возникшая в первые послевоенные годы обособленность творцов комедийного жанра в кино, их очевидная разъединенность волновала буквально всех: и кинематографистов и зрителей. И Минц ставил вопрос о создании на киностудии «Мосфильм» творческого объединения комедийных фильмов.

«Скворец и Лира». Людмила Грекова – Л. Орлова, Федор – П. Вельяминов

«Мы надеемся, что такое объединение будет! – писал он. – Мы хотим увидеть режиссера Александрова у кинокамеры. Мы хотим услышать из уст Григория Александрова команду:

– Мотор!..»

– Ну, что вы скажете? – как-то очень уж весело, заметив в моих руках журнал со статьей Минца, спросил, входя в зал, Григорий Васильевич. – Откликнется ли на это предложение Госкино?

– Вы считаете, – осторожно спросил я, – что дело только в этом?..

– Ну, конечно же, не только в этом, – услышав мой вопрос, сказала Любовь Петровна. Спустившись к нам с верхнего этажа дачки, она присела на диван справа от камина. – Конечно же, есть и другие причины. Мы постоянно говорим о них с Григорием Васильевичем... Главное, видимо, в том, что время стало другим и музыкальная комедия должна быть иной, отвечающей духу времени, новой и по содержанию и по форме...

– Новое – это хорошо забытое старое, – с улыбкой, показавшейся мне очень грустной, заметил Григорий Васильевич.

– Вы слышите, что он говорит, – тотчас, обращаясь только ко мне, сказала Любовь Петровна, словно продолжая давно начатый спор с мужем. – Вот как верен Григорий Васильевич нашим успехам в тридцатые годы... Конечно, мне приятно было прочитать статью Минца. Но и он, кажется, согласен с тем, что новое – хорошо забытое старое... Чаще же всего это совсем не так. Григорий Васильевич сейчас ищет тему для нового музыкального фильма. Уговаривает меня, а я после «Русского сувенира» сомневаюсь – дело не только в теме. И с каждым днем сомневаюсь все больше.

– Все в мире быстро меняется, – продолжала она, – а зрительские интересы меняются особенно быстро. Вы, вероятно, видели новые комедии Рязанова «Карнавальная ночь» и «Гусарская баллада», Чулюкина – «Неподдающиеся» и «Девчата» или, на худой конец, «Черноморочку» Коренева. Там тоже поют... Но сопоставимы ли эти фильмы с музыкальными комедиями тридцатых годов? Вы, вижу, не очень-то твердо говорите «нет». Значит, у моих сомнений есть основания. Попытки повторить приемы прошлого в «Русском сувенире» нам явно не удались. Следовательно, надо искать...

«Скворец И Лира». Генерал – Г. Александров, Людмила Грекова – Л. Орлова

Я воспроизвожу мысли Любови Петровны через двадцать лет после столь памятного мне свидания. Может быть, излагаю я их и не дословно, но то, что было сказано ею тогда, запомнилось мне надолго. Она, эта ее речь, словно и сейчас звучит здесь, совсем рядом, у моего письменного стола, звучит с новой силой...

После длительной паузы, которая, судя по всему, потребовалась всем нам для размышлений о сказанном, Григорий Васильевич поднялся, снял вскипевший чайник, заварил чай и наполнил чайные чашечки.

– Пожалуйста... Пожалуйста...

Он вновь сел в свое кресло и сказал, словно припоминая что-то очень важное:

– Я уже говорил Любови Петровне, что мы делали когда-то не только удачные музыкальные комедии, были у нас и после войны достойные вещи. И теперь, думается, можно было бы обратиться не только к излюбленному нами жанру музыкальной комедии, а скажем, если не к детективу, то к приключенческому жанру. Меня в этом жанре весьма заинтересовали картины «Человек меняет кожу» Перельштейна, «Барьер неизвестности» Курихина, «Операция «Кобра» Васильева, наконец, «Планета бурь» Клушанцева. Это фильмы, на которые нынче зрители валом валят... Так почему бы и нам не обратиться к этому жанру?.. Я думаю, что мы могли бы создать увлекательнейший фильм, например, о наших разведчиках. Сознаюсь, кое-какой материал для сценария я уже раздобыл. У меня даже есть их клички – «Скворец» и «Лира». И разве Любовь Петровна не могла бы сыграть роль смелой советской разведчицы? Или любую другую роль? Разве не были ее творческой удачей, разве не отличались драматической глубиной исполненные ею отнюдь не в комедиях роли Ксении Лебедевой в фильме «Ошибка инженера Кочина», или танцовщицы Паулы Менотти в «Деле Артамоновых», или, наконец, американской «ведьмы» Джанет Шервуд во «Встрече на Эльбе»?..

Он, видимо, готов был назвать и другие удачные роли Любови Петровны, но она перебила Григория Васильевича.

– Все это хорошо, – сказала Любовь Петровна, – но это не заглушает моих сомнений. Согласитесь, Григорий Васильевич, что реально существуют и некоторые другие, весьма серьезные причины, почему нам в последние годы не везет в кино...

– Но какие, позвольте спросить? – несколько раздраженно, подбрасывая поленья в камин, перебил жену Григорий Васильевич. – Что же это за причины такие, которые мешают актрисе исполнить предлагаемую ей роль, к тому же написанную для нее специально?..

– Есть одна такая, и притом весьма веская, причина, – как-то очень спокойно и также глядя в камин ответила Любовь Петровна. – Это – возраст... Я до сих пор помню не очень тактичную похвалу тому, как я выглядела в «Русском сувенире», которая содержалась в статье одной газеты, кажется, «Ферганской правды». Вы помните? У нас с вами был разговор об этой статье...

Любовь Петровна поднялась, подошла к письменному столу слева от камина и извлекла из ящичка небольшой альбом в сафьяновом переплете.

– Да, – повторила она, – именно из той газеты, я не ошиблась. Вот что она писала, пытаясь выдать свое сочувствие мне за похвалу. Слушайте: «Мастерство ее перевоплощения всегда пленяло публику». Ну, допустим, что так, а дальше: «С годами не померк, не состарился талант выдающейся советской актрисы». В том-то и дело, что и «состарился» и «померк». Я же живой человек и понимаю, что хотел сказать рецензент: шестьдесят лет – это не тридцать... То, что еще проходит в театре, в кино пройти не может...

Она замолчала и несколько минут сидела молча, грустный взгляд ее выразительных глаз был устремлен в каминное пламя, в потрескивавшие там березовые поленца. В этот момент ее одолевали мучительные раздумья, в ней боролось желание сняться в фильме, задуманном Григорием Васильевичем, и понимание несоответствия своего возраста возрасту героини.

– Я думаю, – сказала она, обращаясь к мужу, – что и годы у нас уже не те, когда актриса легко входит в кадр... Взгляните на мои руки. Если вы, Григорий Васильевич, предложите мне роль двадцатилетней разведчицы и я возьмусь за эту роль, то вам же придется снимать крупным планом не мои руки, а чьи-то другие, совсем молодые руки... Отсюда и идут мои сомнения...

На юбилее Г. Александрова

До сих пор я ношу в душе очень сложные, поначалу просто тревожившие меня воспоминания об этом откровеннейшем разговоре возле камина. Мне показалось тогда, что настойчивость Григория Васильевича в конце концов может побороть сомнения Любови Петровны. Так, в сущности, позднее оно и случилось. И уже тогда, сознаюсь, мне захотелось сказать об этом моим друзьям, ответить откровенностью на откровенность, только, как в таких случаях говорят, «не хватило пороха».