Текст книги "Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920)"

Автор книги: А. Слободской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Помимо занятий личным трудом, часть беженцев работала по вольному найму среди местного населения и у союзников в армии. Некоторые рассеялись по окрестностям Константинополя в качестве пастухов скота, сторожей, дворников, садовников, лакеев и т. д. При этом труд их эксплоатировался самым жестоким образом. Работать заставляли по 14–16 ч. в сутки. Оплата труда колебалась от 10–15 лир в месяц. Но они были довольны, ибо имели постоянный, хотя и полуголодный, кусок хлеба и кров.

Другие были заняты на работах у союзников. У французов, почти в течение полутора лет, весь автомобильный транспорт обслуживался исключительно русскими беженцами. Только в начале 22 года они постепенно были заменены французскими солдатами. Условия труда и оплата были вполне удовлетворительны. Они считались состоящими на военной службе, получали полное довольствие солдата, обмундирование и до 40 лир жалованья. Впоследствии, часть беженцев, исключительно офицеры, находясь под постоянной угрозой голодного существования, «продавались» французам. Заключали контракт на 3 года, получали деньги, которые здесь же пропивали и уезжали в Африку в «иностранный легион». Они рассуждали просто: «лучше смерть в Африке от какого-либо дикаря в бою, чем вечная пытка и унижение из-за куска хлеба перед греками и иностранцами. Уехали бы в Россию, но боимся неизвестности».

Англичане также брали к себе на работу беженцев, но исключительно на окопные и земляные работы на позициях, против возможного наступления армии Кемаль-Паши. Брали также и на службу, но как уже и указывалось выше, исключительно полицейскими и шпионами.

Культурная работа среди беженцев была сосредоточена и проводилась исключительно американцами, через их «союз христианских молодых людей, М.С.А.». На улице Брусса, отходящей вниз от улицы Пера, ими был заарендован дом, где и была сосредоточена вся работа среди беженцев. Дом этот назывался «Русский Маяк». Обслуживался он исключительно русскими из беженцев, но опять-таки из состава «верхушки». Из состава простых смертных работали – кухарками, прачками, судомойками, истопниками и на прочей черной работе. Во главе «Русского Маяка» стоял американец, мистер Александр, по назначению из берлинского центра.

Членами «Русского Маяка» могли состоять все русские беженцы. Членский билет стоил 50 пиастров. Билет давал право на посещение «Маяка» и участие во всей его деятельности и работе.

При «Маяке» находились: библиотека-читальня, курсы французского, английского и немецкого языков, столовая, спортивный, литературно-драматические кружки, небольшой справочный отдел американского Красного Креста.

За исключением библиотеки, все было платное. В столовой были цены ресторанные. Все эти кружки и столовая рядовому беженцу были недоступны. Зато устраивавшиеся бесплатно, ежедневно по вечерам, концерты привлекали достаточное количество беженцев. В этих концертах принимали участие довольно приличные силы русских артистов, проживавших в Константинополе. Характер концертов был национально-патриотический.

В дни концерта небольшой зал, вмещавший в себя до 200 человек, был битком набит беженцами. Все стулья, скамьи и проходы были заняты, причем передние ряды всегда предупредительно оставались свободными для знатных русских и иностранцев. Беженцы на «Камчатке» над этой предупредительностью подтрунивали и острили: «Американцы, хотя народ и демократический, но князей любят, уважают и ценят».

Во время исполнения артистами: «Спите, орлы боевые», или отрывков из оперы «Жизнь за царя» – наиболее впечатлительные беженки и беженцы плакали и требовали несколько раз повторения.

Истинные монархисты членами «Маяка» состояли для того, чтобы посещать концерты, но вообще считали, что это «жидовско-масонская» организация.

Нередко также устраивались доклады и лекции собеседования на религиозные темы, причем выступали лучшие силы беженского духовенства.

После ухода пароходов с армией Врангеля в Галлиполи и на Лемнос долгое время оттуда не было никаких вестей. Наконец, в январе и феврале 1921 года начали доноситься оттуда вести через беженцев офицеров, казаков и юнкеров, бежавших с Галлиполи и Лемноса.

Весь добровольческий корпус и юнкерские училища были высажены в Галлиполи, а казаки на о. Лемнос. Причем, в Галлиполи войска были размещены в старых, полуразрушенных деревянных бараках, оставшихся от турецкой армии со времен германской войны. Без окон, дверей и печей, с полуразрушенными полами и крышами, бараки должны были служить убежищем для людей в зимнюю пору. Начались массовые заболевания. Отсутствие достаточной пищи эти заболевания усилило. У тысяч людей открылся туберкулез в острой и быстро прогрессирующей форме. Самые примитивные медикаменты отсутствовали и люди начали умирать. За период декабрь – январь умерло около 250 человек.

В это же время ген. Кутепов начал вводить самую жестокую дисциплину. Малейший намек на нежелание выполнить приказание, ошибка, невнимание карались темным карцером, стоянием под ружьем, судом, порками и расстрелами. Все его ненавидели, но боялись. Несколько неудачных попыток покушений на него, со стороны офицеров и солдат, окончились еще более жестоким обращением с его стороны. С этого момента он ходил всегда окруженный вооруженными юнкерами. При малейшем подозрении юнкера открывали стрельбу.

В феврале положение немного улучшилось. Собственными силами, таская на себе по колено в грязи материал из города за несколько верст, беженцы починили немного бараки.

Довольствие улучшилось. Но вместе с тем начались бесконечные ученья, маршировки и гимнастика, утомлявшие физически ослабленных и в большинстве больных людей. Некоторые не выдерживали и кончали самоубийством, другие бежали. Бежали в армию Кемаль-Паши и, вообще, куда глаза глядят, лишь бы подальше от Галлиполи и ген. Кутепова. Беглецов ловили, сажали в карцер и пороли.

Монархизм проповедывался теперь совершенно открыто и, в доказательство того, что это армия будущего монарха, в лагере был выложен из разноцветных камней двухглавый орел с короной.

Развернувшиеся впоследствии события на греко-турецком фронте заставили ген. Врангеля перевести добровольческий корпус в Сербию.

На острове Лемносе, куда были доставлены кубанцы и донцы, условия жизни были те же, что и на Галлиполи. Впоследствии на о. Лемносе часть казаков взбунтовалась и потребовала, чтобы их отпустили вовсе с острова, или отправили обратно на родину – в Советскую Россию. Прибывшие французские военные власти бунт усмирили, но начали составлять списки желающих поехать в Россию. Через некоторое время записавшиеся в количестве до 1500 человек, были посажены на пароход «Решид-Паша» и отправлены на родину. Остальные же были перевезены в Болгарию и там размещены на всевозможных работах.

Летом 1921 года, днем, в городе разнесся слух, что яхта «Лукулл», на которой проживал ген, Врангель, потоплена. Ген. Врангель, вся его семья и приближенные чины штаба погибли. У всех теперь была одна тема – гибель Врангеля. Через час-два появились даже очевидцы, которые случайно присутствовали при гибели яхты и видели своими глазами Врангеля с женой, которые кричали: «спасите, помогите!», но никто не оказал им помощи.

Только к вечеру, когда вышел очередной номер газеты, выяснилась истинная картина гибели яхты «Лукулл». Яхта «Лукулл» стояла на якоре, на внешнем рейде Босфора. Маневрировавший вблизи ее итальянский океанский пароход, благодаря временной порчи машины, был течением понесен на яхту. Ударом носовой части в борт яхты последняя была потоплена. Продержалась яхта на поверхности воды не более 4–5 минут. На ней погибли морской офицер и человека два из чинов команды. Ген. Врангель, его жена и все остальные, проживавшие на яхте, в этот день незадолго до гибели уехали в город и, таким образом, остались живы. Беженская молва приписала гибель яхты делу рук большевиков, которые подкупили капитана и всю команду итальянского парохода. Даже указывали сумму денег, которая была якобы выдана большевиками на это дело.

Случайное спасение Врангеля и его семьи было приписано исключительно чуду. По этому случаю во всех русских церквах были отслужены благодарственные молебны с– коленопреклонением и пением «спаси, господи».

Появление в Константинополе в 1921 году Советской торговой миссии вносит в ряды беженской массы панику. Эта паника, созданная беженским воображением, искусственно поддерживается и раздувается агентами из драгоманата и пр. неизвестными лицами. Слухи принимали самую разнообразную форму, пугающую спокойствие беженца. Вновь повторялась сказка о соглашении большевиков с кемалистами, чтобы при восстании вырезать всех русских беженцев. Говорили, что собираются через агентов списки, адреса и фотографии беженцев. О том, что даже часть членов в драгоманате, посольстве и консульстве ими подкуплены и собирают для них всевозможные сведения и т. д. до бесконечности. Некоторые уже успели побывать внутри помещений миссии и теперь рассказывали о той необыкновенной роскоши, которая царит там. «Подымаетесь по лестнице, – говорили „очевидцы“, – везде ковры и пальмы. Двери открывает и закрывает швейцар в красной с золотом ливрее. В приемной на полу и на стенах ковры, золоченая мебель. На стенах в золотых рамах масляными красками портреты Троцкого и Ленина. В общем, везде такое, что диву даешься…»

«Вот вам и большевики. Только, конечно, все это краденое», – заканчивает уныло рассказчик-очевидец.

В действительности, конечно, ничего подобного не было и в скором времени, многие, побывавшие там по вопросу о возможности возвращения на родину, опровергали все эти басни.

Однажды ночью было совершено нападение, но не на помещение миссии, а всего лишь на вывеску миссии у входа.

Красная стеклянная доска-вывеска ночью была разбита. Пытавшиеся второй раз проделать то же самое были задержаны полицией, но дело было прекращено, ибо это были: «пьяные» и с «неизвестными фамилиями».

Приезд Советской торговой миссии, слухи о Кемаль-Паше, гибель яхты «Лукулл» и ряд прочих обстоятельств заставили в скором времени уехать ген. Врангеля и начать эвакуацию архивов и ценностей из посольства и драгоманата. Приблизительно в это же время произошел отъезд-«измена» ген. Слащева в Советскую Россию. Его разлад и ссора с ген. Врангелем для всех были достаточно хорошо известны, но никто, тем более «верхи» эмиграции, никак не могли ожидать подобного шага со стороны ген. Слащева.

Неожиданный отъезд Слащева в Советскую Россию всколыхнул, буквально сверху донизу, всю русскую эмиграцию. Беженцы, точно только и ждавшие этого момента, резко раскололись на два противоположных лагеря: одни – сочувствовавшие Слащеву и желавшие при первой же возможности также уехать; другие – проклинавшие его за измену общему делу. Они со злорадством всех уверяли, что самое позднее через два месяца. Слащев будет расстрелян или повешен. Некоторые заняли нейтральную линию и выжидали развертывания событий молча.

С сентября 1921 года, пока еще неуверенно и осторожно, в газетах начал проскальзывать слух о надвигающемся на Россию голоде. К концу 1921 году слух превратился в ужасную действительность. Все газеты и получавшиеся из России письма говорили о происходящем кошмаре. Многие этому не верили и рассказы о людоедстве и творящихся ужасах приписывали исключительно антибольшевистским газетам. Этот голод, наличие которого было подтверждено получавшимися изредка через матросов советскими газетами, опять разделил беженство на две части. Одни злорадствовали и говорили, что сама природа в лице голода задушит то, что не могли погубить люди с оружием в руках, и если погибнет один-два миллиона, то без жертв ничто не достается. Другие, с искренним и нескрываемым горем, переживали постигшее Россию несчастие. Как после неудачного кронштадтского восстания, в марте 1921 г., когда многие преждевременно начали сворачивать сбои чемоданы и готовиться к отъезду в Россию, теперь опять злорадствующая группа готовилась, к лету 1922 года, быть в России. Их мечта была – возвратиться в Россию победителями с союзником «голодом».

Отъезд ген. Слащева в Сов. Россию, побежденный там голод, невыносимо тяжелые условия существования в Константинополе заставили многих беженцев без оглядки решиться ехать в Россию. С весны 1922 г. паломничество в Советскую торговую миссию за различного рода справками приняло постоянный характер. Но все же еще многие и многие не решались сразу уехать. Одних останавливало стесненное материальное положение, ибо билет стоил до десяти лир, а другие просто боялись пойти в миссию. Они боялись, что если союзные и беженские власти узнают о том, что они были у большевиков, а уехать им не удастся, то впоследствии им придется более тяжело.

В действительности почти так и было. Беженец, решившийся уехать обратно в Россию, побывав в Советской торговой миссии и собрав все необходимые сведения, наконец, решается купить билет на пароход. Все, что только возможно, продано, но не хватает еще две – три лиры. Отправляется в американский Красный Крест; там помогают всем выезжающим из Константинополя. Придя туда, становится в одну из длиннейших очередей. Наконец, очередь дошла и до него. Принимает какой-то благообразный русский беженец-генерал.

– Вы куда едете? Ваши документы.

– Вот мои документы. Еду домой… в Россию.

– Нет, мы едущим в Россию помощи не оказываем, в большевистский Красный Крест.

– Но поймите же, что у меня не хватает всего две лиры, я все, что только мог, продал. Я еду домой, где осталась моя семья.

– Я вам категорически заявляю, что большевикам мы помощь не оказываем. Подходите, следующий.

Беженец уныло уходит, а генерал, довольный сам собою, принимает следующего.

Во французском контрольном бюро огромная очередь русских беженцев. Преимущественно казаки и солдаты, изредка офицеры. Сдают свои паспорта и карточки и через несколько дней получают удостоверения на отъезд. Здесь, со стороны работающих русских, происходит самое усиленное отговаривание не ехать. При отходе от стола предлагают еще день-два подумать, пока не поздно.

Отвратительная погода, дождь, ветер… к пароходу, отходящему через день в порты Советской России, все время одна за другой подходят лодки и выгружают возвращающихся в Советскую Россию беженцев и их весьма несложный багаж. Наконец, погрузка закончена. Поднят сигнал к отходу. Через час должна прибыть контрольная межсоюзная комиссия. Комиссия прибыла лишь через три часа. Англичане, французы и неизменные их сопровождающие русские.

Всех вызывают на палубу. Русский из кармана достает какой-то список и передает его французскому офицеру-жандарму. Тихо что-то спросил. Француз утвердительно кивнул головой. Тогда русский взял опять список и начал вызывать по фамилиям. Вызваны семь человек – два офицера и пять казаков.

– Все вызванные, забирайте ваши вещи. Вы арестованы – заявляет он перечисленным по списку. Все молча забирают свои сумки, сундучки и переходят на английский катер. Через 10 минут комиссия уходит. Якорь поднят и пароход медленно начинает идти, пробираясь между стоящими судами.

Босфор. Толпы отъезжающих на родину беженцев стояли у борта и молчаливым взглядом провожали исчезающий постепенно Константинополь.