Текст книги "Социокультурный словарь"

Автор книги: А. Ахиезер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

ПСЕВДОКАПИТАЛИЗМ – хозяйственно-административная система складывающаяся в России характеризовалась мучительным стремлением общества овладеть новыми, идущими от стран либеральной цивилизации научно-техническими средствами при ярко выраженной недостаточности для этого развития почвенных сил, социокультурной среды, отсутствии соответствующего массового менталитета, конструктивной напряженности и т. д., при господстве натуральных доэкономических отношений. Неспособность общества сделать существенный шаг в развитии модернизации, соизмеримой с ростом потребностей в благах, толкла на имитацию модернизации административными средствами, силами государства. Далеко зашедший этот процесс усилил раскол в обществе, а также толкнул страну на путь формирования псевдоэкономики в форме псевдокапитализма. Для него оказалось характерным: А) Государство как субъект развития хозяйства на основе натуральных (до)неэкономических отношений. Б) Формирование хозяйства в условиях господства синкретической государственности, которая обеспечивала принудительную циркуляцию ресурсов, включая рабочую силу. В) Постоянная выкачка ресурсов в пользу слоев, которые обеспечивали модернизацию (или кажется, что могли обеспечивать). Г) Рост массового страха перед угрозой уравнительности в результате модернизации, что привело с начала XX века к подавлению тех слоев, которые реально могли бы развивать частную инициативу, сил, способных к реальному экономическому развитию и в отдаленной перспективе к победе капитализма. Чем больше развивались товарно-денежные отношения в значительной степени (хотя и не целиком) под прессом необходимости платить государству, тем больше массовой ненависти возбуждал этот рост. Д) Хозяйственное развитие шло прежде всего как рост больших предприятий, монополий, подчас мало интересующихся своими издержками, себестоимостью продукции, так как они зависели не от рынка, а от государства. Они вырастали из крепостничества. Во-вторых, массовые крестьянские хозяйства медленно и неохотно вживались в товарно-денежные отношения и за малым исключением рождали лишь отдаленные предпосылки капитализма. В-третьих, реальный капиталистический элемент, связанный с рынком и свободной конкуренцией, был зажат между государством и натуральным хозяйством. Он имел дело с крайне ограниченным внутренним рынком (В среднем каждый человек по данным, опубликованным в 1909 г., мог тратить лишь гривенек в день). Этот слой был слаб экономически и политически, и не позволял говорить о господстве капитализма в стране. Крах этой внутренне противоречивой, нежизнеспособной системы, всеобщая разруха привели в конце первого глобального периода к массовому стремлению ликвидировать эту внутреннюю непоследовательность, уничтожить всякие поползновения к рынку, к независимости хозяйства от синкретического государства, что и было окончательно достигнуто на этапе крайнего авторитаризма установлением полного господства власти над производством. Сложившаяся система так называемой общественной собственности на средства производства оказалась в конечном итоге менее жизнеспособной, так как не содержала имевшиеся в прошлом элементы частной инициативы. Она сложилась как значительно более сложная и менее управляемая, чем предшествующая, что обрекает ее на гибель (см. также Государственно-монополистический капитализм).

ПСЕВДОКООПЕРАЦИЯ – имитация кооперации в системе псевдоэкономики. При этом в качестве кооперации могут рассматриваться древние общинные формы, которые не являются кооперацией в собственном смысле, т. е. демократическим объединением труда и капитала свободных субъектов (производителей и потребителей) экономической деятельности для повышения ее эффективности. Соборный идеал использует кооперативные формы для восстановления древнего локализма, что приводит к инверсионной ловушке, к неадекватным результатам, например, коллективизация без опоры на массовый соборный локализм была бы невозможно. Авторитарный идеал использует идеалы кооперации, что позволяет снять с государства ответственность за то, что официально именуется кооперацией, использовать ее для уравнительного распределения ресурсов среди части крестьян и других слоев общества, как это было при нэпе и тем самым усилить свою базу, институциональную способность «всех равнять». Кроме того П., как и всякий соборный институт, быстро способен инверсионным образом перейти к авторитарному идеалу, создавая для него социальную базу и тем самым теряя последние элементы кооперации. Система П. разрушается в результате прямого ограбления авторитарной властью, роста внутреннего отчуждения кооператоров, колхозников от форм П. слияние собственности и власти в синкретическом государстве превратило П. в фактор вовлечения новой массы условий и средств труда в сферу государственности. Но одновременно П. превратилась в постоянное поле битвы вечевого идеала за свою форму собственности, за утилитаризм, что выражается в стремлении использовать материальные и человеческие ресурсы личных, локальных целях для сокрытия иных форм труда и жизни, превратить П. в ресурс для стремления все «нести в дом», для воровства, коррупции. Попытки реформы П., т. е. перевода на экономические пути невозможны при опоре лишь на ее собственные внутренние силы, так как П. приобретает импульс к мировым связям, а не к рыночной прибыли внутри страны. Нужен новый, особенно ценный дефицит. Для ликвидации П. необходимо развитие реальных кооперативов на экономической основе. Однако на этом пути существуют мощные преграды, т. е. прежде всего господство системы монополии на дефицит, системы псевдокапитала, а главное – общая враждебность к творческой предпринимательской деятельности. Попытка поощрения развития реальных кооперативов на седьмом этапе (перестройка) в условиях господства государственной собственности оставляет для них путь через аренду государственной собственности, т. е. через поиск в каждом случае некоего сюзерена, покровителя, без которых кооперативы фактически беззащитны как экономически, так и политически. Однако развитие этих кооперативов феодального типа не исключая возможности и иных форм.

ПСЕВДОЛИБЕРАЛИЗМ – попытка перенести либеральные ценности и институты на почву традиционалистских, уравнительных ценностей, что неизбежно приводит к выхолащиванию реального либерального содержания и редуцирование его до уровня средств (Псевдо…). П. служит основой для формирования соборно-либерального идеала.

ПСЕВДОРАЦИОНАЛИЗМ – попытка применить рациональную методологию к случайным фактам, к произвольному основанию, критически не осмысленным ситуациям при неспособности выявить действительные движущие силы, определяющие ход вещей, социальных процессов.

ПСЕВДОСИНКРЕТИЗМ – характерный для второго глобального периода особый гибридный идеал. Он тождествен и одновременно противоположен господствующему идеалу первого глобального периода. Они тождественны, так как оба являются нравственной основой интеграции расколотого общества, проходящего сложный путь глобального модифицированного инверсионного цикла в условиях раскола. Однако они существенно различны, так как раскол в первом глобальном периоде набрал полную силу лишь в середине, т. е. на этапе крайнего авторитаризма, когда как второй глобальный период возник как реакция на уже зрелый раскол, на содержащуюся в нем смертельную опасность катастрофического нарушения социокультурного закона. Второй глобальный период прояснил несколько расплывчатые контуры этапов первого глобального периода, и тем самым дал ключ к его пониманию. На основе П, обществу удалось избежать по крайней мере две национальные катастрофы, имевшие место в первом глобальном периоде, доведя до совершенства идеологию гибридного идеала и создав особый тип расколотых социальных отношений, т. е. пытаясь ликвидировать прямой конфликт расколотых групп, дробя раскол вплоть до каждой точки общества и тем самым добиваясь его подконтрольности. Однако эти преимущества могут оказаться мнимыми, так как консенсус был достигнут чудовищными жертвами, которые общество не забыло. Если в первом периоде господствовала национальная идея, принимавшая в значительной степени форму идеи империи и православия, а также идеи всеобщей значимости русской Правды для человечества (Москва – третий Рим), то во втором глобальном периоде П. воплоти противоположную идею, т. е. идею всемирности Правды всех эксплуатированных и угнетенных. Здесь национальная идея инверсионным образом превратилась в классовую. В скрытом виде П. несет в себе тайну: утилитарные представления о возможности рассматривать любой нравственный идеал, любую культуру, любой их элемент не как самоценность, но как возможное средство длю установления соответствующего контакта с соответствующими группами, как средство для формирования специфического нравственного идеала. П. должен обеспечить интеграцию общества в условиях раскола, решать медиационную задачу, соединяя государственность и ценности массового сознания. В условиях раскола, инверсионных колебаний, угроз катастрофы решение этой задачи постоянно находится на грани возможного. П. как гибридный идеал включает три ипостаси: 1) вечевой нравственный идеал традиционной цивилизации, выступающий в форме соборного и авторитарного идеалов; 2) усеченный, рассмотренный лишь под углом зрения средств идеал либеральной цивилизации; 3) утилитарный идеал, способный подчинить себе все иные ипостаси, т. е. сочетание их в любых пропорциях, сливать и противопоставлять и т. д. Введение утилитаризма в идеологию П. означало, что сами идеи, элементы сознания, которые всегда воспринимались как нечто естественное, неотделимое от человека, теперь стали (по крайней мере у идеологов власти) предметом утилитарно-конъюктурного манипулирования. Это открывало возможность изменять господствующую идеологию, постоянно интерпретируя колебания массового сознания, сдвиги в господствующем нравственном идеале, приспосабливая их к решению медиационной задачи, обеспечению интеграции общества. Так как эти сдвиги в господствующих нравственных идеалах протекали до сих пор по логике смены этапов глобального модифицированного инверсионного цикла, то следовательно истории П. возникает семь господствующих версий. При этом при каждом повороте делается попытка выделить из массового сознания элементы государственного сознания, соответствующие организационные формы и использовать их прямо или косвенно, т. е. через эффект парусника для решения медиационной задачи на каждом этапе как бы заново. В условиях господства локализма, соборного идеала государство строится на идее большой общины, общенародного веча, съезда представителей советов, локальных миров, представителей мест, сохраняющих, однако, свою независимость, суверенитет. Авторитарная государственность использует идею тотема-отца-вождя. Между ними, постоянно терпя поражения и постоянно набирая силу, развивается локальные миры среднего уровня, несущие в себе все культурное и организационное богатство феодализма. Вместе с тем периодически истребляемый либерализм дает, по крайней мере в тенденции, новые ответы на старые вопросы, которые, однако, не воспринимаются и не развиваются обществом применительно к его специфике. П. – особый метод приспособления общества к расколу, состоит в том, чтобы скрывать его как зло, превращать в тайну. П. выступает как фантастическое соединение несоединимого, например некритического отношения к целям и одновременно требования научно-технического прогресса, научно-технической революции, что немыслимо без постоянного изменения целей и т. д. П. излагается на языке науки (эксплуатация, революция, социализм и т. д.), что делает его понятным интеллигенции. Но одновременно его структура имеет форму манихейской нравственной притчи и именно в таком виде воспринимается широкими массами. Однако суть П. в том, что сама эта двойственность как бы не существует, она не значима, нечто вроде метафоры единой и единственной истины-Правды. Например, кривда, – метафора научной истины, например, «империализма». Она же – «истина» – научное воплощение представлений массового сознания. Каждая из версий П. последовательно осуществляется и последовательно приходит к своему банкротству. На последнем, седьмом этапе (перестройка) возникает сильнейшая критика П., разоблачение тайны на основе господства соборно-либерального идеала, как это уже имело место на последнем этапе первого глобального периода. При этом выясняется роковое обстоятельство: идеи П. невозможно защищать в открытом споре с представителями любой другой последовательной системы идей, так как спор неизбежно открывает двусмысленность П. Выясняется, что П. не имеет своей последовательной логики, которая может быть развита и могла бы объяснить реальность. Вместо этого сторонники П. постоянно отговариваются тем, что система идей П. ошибочно применялась и трактовалась на прошлых этапах, что имело место отпадение от ее высших ценностей и необходима новая партиципация и некоторым идеям классиков. В действительности эти идеи слишком абстрактны, чтобы дать реальные ответы на наши беспрецедентные по сложности проблемы. Поэтому критика П. смертельна для него. Из этого, разумеется, не следует, что оппоненты П. могут всегда претендовать на большее понимание реальности и предложить нечто лучшее. Агония П. на этапе перестройки – свидетельство распада обеспечиваемого им консенсуса. Возникает вопрос о новом консенсусе следующего глобального периода, его идеологии, которая может быть в известном смысле реакцией инверсионного типа на П.

ПСЕВДОУРБАНИЗАЦИЯ – процесс формирования социокультурно значимых территориальных различий, возникающих в расколотом обществе в результате нарушений закона соотношения хозяйственных отраслей, в результате способности синкретической государственности систематически перераспределять ресурсы, рабочую силу, что приводит к существенным сдвигам в социальной структуре, в развитии поселений, например города за счет деревни, в концентрации ресурсов на экономически не оправданных стройках, что стимулировало формирование лагерей принудительного труда, массовых перемещений рабочей силы и т. д. П. связана с ростом в форме городов догородских, маргинальных форм, культуры с «разгулом поселковой идеологии» (Л.Б.Коган). Горожане третьего поколения составляют в стране не более 15 %. П. в отличие от урбанизации (неотделимой от качественного развития человека, сдвигов в его менталитете на основе развития городской, урбанизированной культуры как самоценности, от интенсификации всей жизни общества) является средством для получения некоторого экстенсивного эффекта обществом, ведомствами, государством, например, для создания условий решения хозяйственного развития, индустриализации, усиления контроля над жидким элементом, для административной деятельности. П. возникает как результат раскола процесса урбанизации, раскола в двуедином характере социального развития. Урбанизация существует на заднем плане П., в ее порах, примерно там же, как экономика существует на заднем плане псевдоэкономики. Органическая слабость урбанизационных процессов в стране – слабость и даже отсутствие городов как культурных центров, как центров, способных нести функции точек роста, развития, как центров, наращивающих в масштабе регионов, всего общества конструктивную напряженность, нацеленную на развитие во всех формах обуславливает развитие П. Она разрушает ценности деревни, традиционализма, оказывается не в состоянии предложить конструктивную альтернативу, что приводит к росту потоков дезорганизации и нравственной деградации. Однако урбанизация, хотя и оттесненная на задний план, создает определенную основу для возможности преодоления П.

ПСЕВДОЭКОНОМИКА – хозяйственная система, возникающая в результате систематического нарушения Закона соотношения хозяйственных отраслей, развития на вне и доэкономической основе сложного, многоотраслевого расколотого хозяйства. П. складывается на основе разрушения всеобщности, на пересечении двух несовместимых требований; с одной стороны, стремления к модернизации, повышения поступления социальной энергии, удовлетворения растущих утилитарных потребностей и т. д. И, с другой стороны, стремления сохранить статичное воспроизводство при отсутствии рынка, в условиях низкого престижа торговли и т. д. Попытка решить в этих условиях медиационную задачу создает систему П. Она возможна лишь на основе способности синкретического государства определять через государственную собственность деятельность человека (пере) распределять ресурсы. Включая человеческие. В этом случае деятельность людей может быть подчинена созданию сооружений, не имеющих хозяйственного смысла, например пирамид. Хозяйственное развитие может принять уродливый характер, например, имеет место формирование того, что называют государственно-монополистический капитализм, т. е. развитие монополии на основе постоянной перекачки средств из одних отраслей в другие, на основе принудительной циркуляции товаров, рабочей силы, всех ресурсов, посредством системы цен, случайных с точки зрения экономических критериев, но в конечном итоге обеспечивающих перекачку ресурсов для воспроизводства системы П. Для П. характерно стремление принимать: внешние формы экономики, что выражается прежде всего в попытке культивировать западную технологию и в некоторой степени соответствующие формы организации, при крайне слабой способности развивать соответствующие формы личности культуры и свободы, и, следовательно, динамику экономических связей. Это приводит к тому, что все хозяйственные отношения надстраиваются над технологическими, а не диктуют технологии свои требования, что ведет к уродливым техническим решениям. Рост разнообразия хозяйственных функций не дополняется одновременно развитием всеобщего механизма, который отсеивал бы лишь новые функции, действительно отвечающие потребностям этого все более сложного хозяйственного целого, чьи связи в противоположность индивидуальному хозяйству, общие все менее поднадзорны личности. Поэтому на первый план выходит модернизированная архаика: локальные критерии, например, индивидуальная себестоимость, случайные технические решения, стремление поменьше менять, что может быть в конечном итоге разрушительно для целого. Общество борется с этим хозяйственным локализмом, пытаясь контролировать каждый акт хозяйственной деятельности; в качестве критерия выдвигается вал, представляющий собой суммарный абстрактный натуральный показатель. Исключительно важным следствием П. было формирование соответствующий социальной структуры, т. е. уменьшение, деградация тех социальных слоев, которые являются источником неэквивалентной выкачки ресурсов и, наоборот, развитие, рост тех слоев, куда попадали эти ресурсы. Тем самым растет зависимость этой социальной структуры от синкретической государственности. В этой абсурдной ситуации бюрократия пытается своей административной властью, формируя план, определить все связи в обществе. Создавая некоторую бюрократическую имитацию рынка, пытается стимулировать прогресс, манипулируя административными методами, нравственными увещаниями и попыткой через черный вход впустить некоторые элементы экономики, например материальную заинтересованность, стремится подменить реорганизациями организационную революцию и т. д. В обществе, где есть хозяйство гигантских масштабов, но нет или почти нет экономики, постоянно творятся экономические чудеса, т. е. принимаются решения, которые кажутся верхом идиотизма, но которые неизбежны, так как они диктуются системой отношений, реально существующих между людьми и не вытесненных капитализмом и либерализмом: семейными, племенными, дружескими связями, феодальными отношениями, случайными комбинациями связей. Эти решения могут быть побочным результатом попыток власти предотвратить существенное локальное или общее ухудшение ситуации. Иначе и быть не может в обществе, еде экономика не влияет на организацию, на технологию, на разделение труда, где машины отвечают технологическим требованиям, но не отвечают экономическим требованиям, а значит, в конечном итоге и технологическим. Такое общество не гарантировано от того, что мотивы гигантских хозяйственных затрат будут носить чисто идеологический характер, как это имело место в древних синкретических государствах. В обществе нет механизмов, обеспечивающих прогрессивные сдвиги в хозяйственной структуре, слабо развиваются новые отрасли, ни одна из старых не уменьшается. Такое общество может существовать, лишь неслыханно разбазаривая ресурсы, так как нет никаких экономических механизмов, чтобы установить, какое именно решение общество реально расценивает как экономическое. Возникает чистый фантом, экономика абсурда. Складывается «самоедская экономика», производство ради производства (В.Селюнин), т. е. хозяйство, действующее вхолостую. Сложилась ситуация, кода зерна мы собираем в 1,4 раза меньше, чем в США, а комбайнов производит в 16 раз больше. Миллионы людей делают работу, в результате которой не получится никакого товара; строят оросительные каналы, которые не дают прибавки сельскохозяйственной продукции, выпускают станки, для которых нет станочников, тракторы, для которых нет трактористов, комбайны, которые заведомо не будут работать. Еще миллионы людей снабжают это ненужное производство электроэнергией, металлом, рудой, нефтью, углем и т. д. и т. п. Все они получают зарплату наравне с другими и приносят свои честно заработанные деньги в магазины, но там их не ждут товары, произведенные в результате их труда (О. Лацис). Сегодня мы не знаем, «что у нас в реальности дороже – золото или кирпич» (Н. Шмелев. Знамя. 1988. № 7). Никакой «вредитель» не мог сделать это специально. Список этих абсурдов, поражающий человеческое воображение, можно продолжать бесконечно. Разорение, которое приобретает форму всеобщей дистрофии, возможно в каждой точке. Это объясняется тем, что более сложное хозяйство пытается развиваться на основе конструктивной напряженности традиционного типа, т. е. нацелено на простое воспроизводство, несмотря на постоянный поток вложений. Это приводит к постоянному росту издержек, которые разными путями (ростом цен, дотации) перекладывались на общество вне всякой связи с их экономическим хозяйственным местом в обществе. Подобный порядок – результат совершенно особого, уникального развития. Эта система анти– и неэкономическая, может существовать лишь при определенных условиях, в частности, на основе притока западной техники и технических идей, возможности тиражировать апробированные образцы технологии, хозяйственных организаций, обилию ресурсов. Она может сложиться в условиях низкого уровня экономической инициативы и ограниченного уровня потребностей, при относительной простоте системы, позволяющей бюрократии своими примитивными методам ею управлять. Постепенно, однако, все эти факторы исчезают. Западная техника уходит вперед, и ее массовое освоение и тиражирование делается все менее возможным не только из-за недостаточной квалификации и ответственности, но и из-за отсутствия соответствующих организационных предпосылок, способности создавать соответствующие формы организации. Все больше усиливается неспособность осваивать технику, созданную после организационной революции. Личная инициатива повышается, хотя, видимо, имеет тенденцию уходить из-под влияния официальных организаций и форм деятельности. Тем не менее разнообразие потребностей неуклонно возрастает, оказывая давление на систему. Реальное превращение хозяйственного механизма в самую сложную в истории человечества социальную систему продолжается, но эффективность ее управления неуклонно снижается, что отягощается нарастающей ненавистью к бюрократии. Важнейшая специфика системы П. заключается в том, что извращенное хозяйственное развитие, имеющее место без адекватного прогресса всеобщности, заменяется формированием псевдовсеобщности. Иначе говоря, П. в отличие от экономики основана на сумме локальных конструктивных напряженностей. Псевдовсеобщая связь в отличие от всеобщей, которая в экономике выступает в форме рынка, организуется как случайная с точки зрения интересов общества, как цепь, замкнутый круг связей держателей монополии на дефицит. Именно этот тип связи – определяющий в П. Псевдовсеобщность основана на все более непосильном для общества административном управлении, что приводит к росту хаоса и дезорганизации. Это до поры до времени скрытое явление делает совершенно немыслимым административное, инверсионного типа «внедрение» рынка. В этом случае немедленно выявилось бы, что все показатели не только отдельных предприятий, но и отраслей, включая прибыль, рентабельность, издержки и т. д., отличаются друг от друга на астрономические величины. Чудовищность этих разрывов исключает установление баланса спроса и предложения чисто экономическим путем. Не только те или иные предприятия, но и целые отрасли не смогут вступать друг с другом в рыночные отношения, так как для этого необходим некоторый общий для них уровень экономического развития. Если хозяйство будет ввергнуто в идеальный рынок, сельское хозяйство немедленно ответит на это гигантским подъемом цен, не только для того, чтобы компенсировать свои издержки, но и сбалансировать производство со спросом. Однако это немедленно вызовет повышение цен в промышленности, что необходимо будет не только для покупки сельскохозяйственного сырья, но для компенсации возможных издержек персоналу на покупку продуктов сельского хозяйства, но это, в свою очередь, означает фактическую невозможность нормальных рыночных отношений, неизбежность краха промышленности и вымирание городов. Псевдоэкономические отношения не прошли закалку всеобщностью. Они беззащитны и беспомощны пред лицом рынка в каждой своей клеточке, родившейся на бюрократических костылях. Надеяться, что если у соответствующих социальных отношений отобрать костыли и дать пинка, то она будет изменяться быстрее, – результат инфантильности, основного заблуждения интеллигенции. Эта хозяйственная система рухнет даже до того, как она доковыляет до первой канавы, после чего неизбежно повторение авторитаризма, продразверстки и т. д., что явится совершенно естественным ответом на разруху, черновой набросок, чего мы уже имели между первым и вторым глобальными периодами. П. не может быть уничтожена лобовой атакой. Нужна длительная, хорошо продуманная осада. Экономическая жизнь, рынок не могут занять господствующее положение в хозяйстве в результате ликвидации или значительного ограничения бюрократического управления. Эта точка зрения не подтверждена опытом русской истории, не находит своего обоснования в научных исследованиях и представляет собой форму языческой религиозной веры в народ, в его бесконечную мудрость и способность творить чудеса, если ему не мешать. В этой связи достаточно вспомнить нэп, который обанкротился из-за полной неспособности общества наладить экономические отношения не только внутри деревни, но и между городом и деревней (смычку), что и привело к «хлебному кризису», из которого выход был найден в возврате к принципу «начальству виднее». Корни П. гораздо глубже, чем те или иные ошибочные решения правящей элиты. Такая система могла возникнуть лишь в определенной культурной обстановке, прежде всего в условиях господства основного заблуждения массового сознания, предоставившего полный простор праву бюрократии не только на управление, но и на экономическую инициативу, на обеспечение прогресса. Идеологическое обоснование П. непосредственно можно увидеть в фетишизме, который идеально для П. подменяет головоломные сложности общественного развития верой в спасительную роль то машин, то организации, то экономики, под которой в действительности понимается неэкономическая утопическая хозяйственная система. Возможность вытеснения П., если взять чисто экономическую сторону вопроса, лежит в опоре на те элементы экономики, рынка, которые сами органически противостоят дефициту, реально ориентированы на экономические механизмы.

ПУЛЬСАЦИЯ. Любая система большой сложности обладает способностью проходить некоторое множество состояний в некотором межпороговом жизненном пространстве, как бы прощупывая крайние точки, границы своего существования, сканируя в поисках безопасного состояния, следуя основному закону социальных систем большой сложности. Однако чем сложнее социальная система, чем она динамичнее, тем опаснее возможность П. приближения непосредственно к порогам, вхождения в зону предкатастрофического состояния. Опасность П. заключается не только в возможности ошибки, в возможности того, что те или иные энтропийные процессы дадут системе лишний толчок, который на краю пропасти может быть роковым. Проблема заключается и в том, что приближение к пороговым состояниям, хотя и возбуждает в обществе защитные реакции, но тем не менее приводит к опаснейшему росту дезорганизации. Опасность П. – в постоянном стремлении переходить в своих решениях от одной крайности к противоположной. Поэтому общество создает систему защиты, направленную на постоянное сужение диапазона П., точнее – перевода ее в идеальный план, создавая механизмы, которые давали бы сигналы опасности еще задолго до реального приближения к предкатастрофическим ситуациям. Сюда входят научные исследования, гласность, т. е. исчерпывающая информация об угрожающих процессах, возможность ее беспрепятственного обсуждения в печати, а также превращения в предмет политической борьбы партий и борьбы в парламенте т. д. Чем больше П. приобретает значение как идеальный процесс, тем меньше реальная ее опасность. Этот процесс, по-видимому, даже в идеале никогда не может быть завершен, но должен быть предметом постоянной заботы общества и в особенности науки. В обществе промежуточной цивилизации, отягощенной расколом, все механизмы, переводящие П. в идеальный план, не получили развития, а те, которые получили, были сметены в результате антимедиации, подавления интеллектуализма, торжества локализма. Которому нет дела до того, что происходит за пределами видимости, непосредственной эмоциональной значимости. В этом – один из результатов торжества уравнительности, которая связана с представлением, что все беды идут не от собственной дурости, а от соседа, который со мной пить не желает. В этой ситуации складывается патологический тип большой социальной системы где П. протекает в основном в ее первобытной девственности, не обремененной опережающим здравым смыслом. В лучшем случае остается способность бить в набат на краю бездны. В этой ситуации открыт простор для инерции истории. На этой основе всякая попытка решать серьезные проблемы перекрывается П., стремительным перебрасыванием общества из окрестностей одного порога к другому. В этой ситуации реальные проблемы решаются где-то между рывками. П. охватывает все общество вплоть до уровня повседневности. Например, «только авария или крушение (на железной дороге) дает право им (путейцам) производить необходимый ремонт путей. Латать же «под колесами» они не могут, так как «окна» между поездами стали на чудовищно перегруженных дорогах слишком узкими» (Саблин В. Крушение: случай или система? // Правда. 1988. 3 авг.). В этой частности можно видеть некоторую модель поведения общества в целом, модель циклов истории. Разумеется, постоянно пульсирующее общество требует совершенно особого механизма управления, быстро приспосабливающегося к иррациональной, неизвестной для страны логике этой пульсации. Именно на этой основе возникла партия нового типа.