Текст книги "Новый Гольфстрим"

Автор книги: А. Подсосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

На глазах сестры заблестели слезы.

– Хорошо, хорошо, дайте сюда, – торопливо сказала Вера Александровна. Взяв рожок и приложив его ко рту, она со всей силой старательно надула щеки.

– Ну вот, я говорю, что не умею, – толкнула она от себя подушку. Лицо ее покрылось слабым румянцем. Губы ее были сухи.

– Зачем вы мучаете меня этой пузатой трубой? жалобно, со слезами в голосе, проговорила она.

В комнату вошел врач. Вера Александровна с надеждой устремила на него блестящие, лихорадочные глаза.

– Дедушка, скажите сестре, что я не умею играть на этой штуке, взмолилась она трогательным нежным голосом.

Врач посмотрел на пальцы ее руки и недовольный нахмурил брови.

– Вы на кого? Он отвратительный, но вовсе не такой страшный. Вот, сказала Горнова и, схватив свой средний палец, с силой дернула его, как бы стараясь вырвать из своей руки.

Сестра остановила ее руку.

– И вот все время ломает этот палец, – сказала она.

Доктор пощупал пульс. Вера Александровна испуганными, полными ужаса, глазами смотрела на него.

– Зачем вы это сделали? – проговорила она. – Как же я полезу на автомат, а там ведь запрятана бомба. Там шпион. Они боятся нас... – Нет, покачала она головой,-так нельзя. Дайте руку обратно. Дайте же, я говорю, настойчиво строго сказала она.

– Вот хорошо, – удовлетворенно, довольная проговорила она, когда доктор, хмурясь, отпустил ее руку. – Но право же мне неудобно без них, мягко, как бы прося извинения, проговорила она. – Вот возьмите это.– И Вера Александровна опять схватила средний палец руки.

Бред усиливался. К концу дня сердце начало слабеть. Консилиум признал состояние больной чрезвычайно опасным и перевел Горнову в больницу.

Каждый день, где бы он ни был, Горнов прилетал навестить жену и каждый раз, приближаясь к больнице, испытывал страх.

Беспрерывные, иногда дальние перелеты, борьба с туманами, с свирепствовавшими в заполярьи ураганами, заботы и дела, требующие от него немедленного решения, отвлекали его от тяжелых мыслей, но с той минуты, когда он садился в машину, чтобы лететь к жене, сердце его начинало сжиматься.

Сегодня он входил в больницу с таким же чувством страха. В вестибюле его встретила дежурная сестра.

– Жива? – спросил он, стараясь прочесть в глазах сестры ответ на этот страшный вопрос.

– Подождите, Виктор Николаевич, я принесу халат, -проговорила она.

Из дежурной комнаты вышел врач.

– Пока еще жива, – сочувственно глядя на Горнoва, сказал он. – Держим на инъекциях, но сердце слабеет и слабеет.

Виктор Николаевич вместе с доктором вошли в коридор больницы. В коридоре было тихо, через открытые в палаты двери видны были больные, слышалось дыхание, то ровное и спокойное, то прерываемое тяжелыми вздохами, тихими стонами и бредом.

Электрические лампочки, бросающие мягкий свет из под матовых голубых плафонов, тихие стоны и дыхание спящих больных, бесшумно двигающиеся по коридору сестры, – все это каждый раз создавало у Виктора Николаевича настроение новое, незнакомое, бесконечноотличное от того, что было кругом за стенами больницы.

В дверях палаты Виктор Николаевич и доктор столкнулись с сестрой, державшей в руках шприц и. пустые ампулы,

– Что? – спросил доктор.

Сестра безнадежно покачала головой.

Больная лежала в тонкой рубашке, покрытая до пояса голубым одеялом. Виктор Николаевич увидел матово-бледное, почти безжизненно-мраморное лицо. Длинные ресницы закрытых глаз черными полосками лежали на белой коже... Тонкие прозрачные руки вытянулись поверх одеяла. Больная делала слабое движение головой, чуть заметно шевеля посиневшими губами, произнося непонятные слова.

Доктор пощупал пульс и вышел, жестом позвав сестру следовать за ним.

Слабый свет полуприкрытой лампочки едва освещал лицо больной и замирал в дальнем углу комнаты.

Больная начала тревожно двигаться. Слабыми неверными движениями она стала ловить воздух.

Виктор Николаевич взял в руки ее пальцы. На лбу больной выступили крупные капли пота. Капли сливались в струйки и скатывались на подушку.

Виктор Николаевич все еще держал в своих руках ее холодеющие пальцы.

Боясь пошевелиться, он сидел у самой подушки в неловкой напряженной позе. С опустошенным сердцем смотрел он на лицо уходящего бесконечно-близкого человека. Дыхание больной, вначале частое и заметное, становилось все поверхностнее, едва ощутимее. Пальцы, которые держал Горнов в своей руке, начали распускаться. Больная сделала глубокий вздох и перестала дышать. Капли пота все еще скатывались со лба. Вошла сестра. Горнов не слышал ее шагов. Сестра повернулась и быстро вышла из палаты. Через минуту она появилась с доктором. Они вошли быстрыми шагами, без всякой осторожности.

– Аппараты, – проговорил доктор на ходу. Сестра выбежала и сейчас же вернулась с какими-то приборами.

Доктор взял руку больной и хотел освободить ее из руки Горнова, но она сжала свои пальцы.

– Жива, – не веря своему ощущению, шeпотом проговорил Горнов.

– Оставайтесь так, – прошептал доктор, втыкая иглу в руку больной. Это кризис. Она будет жить.

В первый раз в жизни Виктор Николаевич почувствовал, как горло его сдавило тисками. Он осторожно освободил свою руку, и, отвернувшись от доктора и сестры, торопливо подошел к окну.

ПЕРЕД НОВОЙ УГРОЗОЙ

Туманы уже не лежали над Сают-Ньером неподвижной массой. Четыреста тучегонов выбрасывали из своих стометровых труб восходящие токи нагретого воздуха, создавали области низкого барометрического давления и втягивали в глубь континента влагу с Полярного моря.

Медленно двигался воздух от тучегона к тучегону над тундрой полуострова по долинам и ущельям к зоне ливней. Там ждали влагу конденсационные станции, рождающие дождевые тучи.

Строители Нового Гольфстрима должны были 1 июня передать в эксплyатацию Центральный влагопровод и зону ливней.

Со спокойной уверенностью следили они за продвижением воздушных течений. Велись подсчеты количества собирающейся влаги. Лурье руководил гидрометслужбой, получал сводки и каждый день поражал всех цифрами. "В воздухе, в районе зоны ливней находится... кубических километров воды",-сообщал он. Цифры сводок росли.

Но природа снова готовилась показать, что она была и остается полновластным хозяином планеты.

С. половины мая в воздушном океане земного шара стали происходить необычайные явления.

Казалось, солнце решило расплавить все вращающиеся вокруг него планеты. Солнце начало раскалять не только страны под тропиками, но и земли, лежащие значительно севернее.

Температура воздуха в Сахаре, в Ливии, на Аравийском полуострове, в Иране, в Индии, в Китае – в пустынях Гоби и Такла-Макан дошла до 60°, что было необычно даже и для этих жарких стран.

Перегретый, сухой воздух скоплялся огромными массами и полукольцом облегал страны Ближнего Востока, – Украину, Кубань, нижнее Заволжье и всю Туранскую низменность,

Над полями пшеницы и хлопка, над плантациями нависла угроза засухи и суховеев.

Советский народ с сознанием своей силы готовился отразить удар. Давно минули времена беспомощности в борьбе с засухой и неурожаями, времена, когда миллионы крестьян-хлебопашцев, гонимые голодом, бежали по дорогам, устланным трупами людей и животных.

Было время, великая Волга безмятежно катила свои воды в Каспийское море. 270 миллиардов кубических метров воды вливала она в него за один год, а по берегам ее сгорали от засухи поля и степи.

Было то время и прошло.

Народы Советской страны выступили на борьбу. Выступили и победили.

Реконструкция рек, мелиоративные и ирригационные системы навсегда покончили с неурожаями. Созданы на пути продвижения Волги и Камы внутренние моря, каналы перебросили в Волжский бассейн воды Печоры, Вычегды, Дона. Великая русская река стала еще более многоводной. Станции, машинного дождевания увлажняли поля по воле человека. Все это обезвредило прорывающиеся в Заволжье, на Кубань и Украину сухие горячие воздушные массы.

А на Востоке, за Каспийским мор.ем, появились новые, утопающие в зелени селения и города, там, где раньше носились по мертвым пустыням тучи раскаленных песков.

Страшная когда-то пустыня Бед-Пак-Дала, издавна носящая имя Голодной степи, Фергана, сотни мелких и больших оазисов, покрылись пышной растительностью. Далеко на запад, к пустыне Кзыль-Кум, протянулись фруктовые сады, диноградники. Золотыми морями на горизонт уходили поля пшеницы, белели под лучами солнца хлопчатники, колыхались зеленые степи.

Воды Аму-Дарьи, Сыр-Дарьи, Чу, Или растекаясь по каналам и арыкам, оживили миллионы гектаров прежде мертвых песков, а бурный Ахун и другие реки, вышедшие из глубин по стволам шахт и по скважинам, питающиеся подземными водостоками, еще более расширили поливные земли.

Но ненасытна жажда к труду и к борьбе у советского народа. Все шире и шире раздвигал он оазисы, теснил пустыню.

С пуском Центрального влагопровода вопрос о воде разрешался в полном объеме.

Надвигающиеся раскаленные воздушные массы вновь ставили под угрозу все эти богатые, вызванные к жизни, советские земли.

Комитет по борьбе с засухой работал уже несколько дней, разрабатывая план действий.

С последнего совещания Горнов вернулся задумчив. Мысли его были сосредоточены на одном: окажется ли Новый Гольфстрим решающей силой, чтобы обуздать стихии природы.

Центральный влагопровод на днях будет пущен в действие. Он поднимет с Арктического моря и передаст стране миллиарды тонн воды, так необходимой для ее хозяйства.

С зоны ливней двинутся широкие мощные потоки. Они переполнят Волжские моря, разольются по об водным каналам, приведут в действие новые гидростанции.

Эти воды потекут по Транскаспийскому каналу и начнут заполнять озера пустынь.

Для наполнения всех озер потребуется не один месяц. Но раскаленные воздушные массы угрожают обрушиться сейчас. Через какие-нибудь двадцать-тридцать дней, по предсказаниям метеорологов, раскаленные воздушные массы, скопившиеся над пустынями Гоби и Такла-Макан, сдвинутся с места и хлынут на запад к Средне-Азиатским пустыням. Нагревшись там еще сильнее, они горячими ветрами понесутся дальше к Заволжью, Кубани и Украине.

Горнов вспомнил смерч, вычерпавший воду из водоемов дождевальных станций, гибель полей и то обидное чувство бессилия перед стихиями, которое переживали миракумовцы три года тому назад.

Но те, кто сейчас слетались сюда в пустыню, были значительно сильнее вооружены и закалены в борьбе с трудностями.

Умело организовав и двинув в действие все технические силы, можно было победить и эту надвигающуюся грозную опасность.

На совещании сделали приблизительный подсчет, сколько надо воды, чтобы увлажнить все эти массы сухого горячего воздуха.

Цифры получились потрясающе огромными.

Такого количества воды не могли дать реки пустынь. А вода из зоны ливней не успеет им придти на помощь.

Дождевые завесы необходимо было создать ближе к восточным границам. Там уже на сотни километров протянулись линии дождевальных станций. Они готовы вступить в бой с суховеями. Но чем питать их? Откуда взять огромное количество воды, необходимое этим мощным машинам?

Горнов предложил пропустить воду, которая начнет притекать к пустыням с севера, прямо к верхним водоемам, временно отказавшись от заполнения озер нижнего и среднего горизонтов.

Подсчитали, сколько могут дать воды зоны ливней миллиарды тонн. Этого будет достаточно, чтобы преградить путь знойным ветрам, которые понесутся с востока.

Остается вопрос: справятся ли Казахстан и Средняя Азия, когда на них со всей силой навалится вся горячая воздушная масса, сжигая все на пути?

Виктор Николаевич сидел и курил. Густые клубы дыма окружали его.

"Пойду к отцу", – решил он.

Измаил Ахун вследствие слабости давно не появлялся ни на совещаниях комитета, ни в водхозе.

Было двенадцать часов ночи.

Горнов нашел отца за работой. Измаил Ахун сидел, склонившись над столом, и разбирал какие-то карточки.

– Опять не подчиняешься врачам, – с упреком проговорил Виктор Николаевич.

– Чем меньше времени осталось, милый сын, – тем больше приходится спешить, – ответил Ахун, продолжая рассматривать карточки и раскладывать их по кучкам:

– Отец, я к тебе за советом пришел.

– Говори, – не отрываясь от работы, сказал Измаил Ахун.

Виктор Николаевич рассказал о том, что было на совещании. Сказал сколько воды необходимо, чтобы увлажнить весь этот двигающийся воздушный океан.

– Да, цифры огромные, – как бы не вдумываясь и продолжая разбирать карточки, проговорил Бекмулатов.

– Мы подсчитали все ресурсы воды рек и водоемов, дебет водоносных шахт и скважин и пришли к выводу...

– Я знаю. Не хватает? – спросил Ахун и, подняв голову, неожиданно ударил широкой ладонью по карточкам.

– Вот где силища!

Горнов бросил на него вопросительный взгляд.

– Я говорю – вот сила, – откидываясь от стола и положив обе руки на кучку карточек, сказал Измаил Ахун, – надо лишь суметь использовать.

– Что это? – спросил Горнов.

– Я собирал их свыше шестидесяти лет, – начал Измаил Ахуи. – Мне надо было доставить подробную карту, где, на каких глубинах, в каких количествах мы имеем пресную воду.

– И эти карточки?

– Да, эти самые... Я обратился к бурщикам, к шахтерам, к геологам разведчикам, ко всем, кто где-либо сверлит и роет земную кору. И вот здесь, в моих шкафах, более пятисот тысяч карточек. Это труд миллионов людей. Силища!-Измаил Ахун энергично несколько раз постучал ладонью по СТОЛУ. Силища! – говорю я.

Горнов с недоумением взглянул на отца. Весь юг страны под угрозой засухи, а он говорит о том, что не имеет сейчас практического значения.

Измаил Ахун, упершись обеими руками о ручки кресла, поднялся и пошел к библиотечным полкам.

– Вот труд, над которым я работаю. Автор этой книги – миллион человек – мои сотрудники, корреспонденты.

Измаил Ахун раскрыл одну. В ней были карты, усеянные множеством кружков, в которых стояли -цифры.

– Я всегда утверждал, что в глубине земли воды больше, чем во всех океанах, покрывающих большую часть нашей планеты.

Ахун снова опустился в кресло. – Ты предлагаешь пропустить воду, которая начнет притекать с севера, к верхним водоемам и там у восточных границ пустить на полную мощность все станции дождевых полос.

Горнов качнул головой.

– При том огромном количестве воды, которую теперь дает Волга, сказал он, – мы сможем увлажнить сухие воздушные массы, прорывающиеся с востока.

–Да. Но этой меры будет далеко не достаточно. В этом году напор суховеев будет во много раз сильнее. Волга и каналы не спасут положения.

– Когда мы пустим зону ливней, она даст воду дождевым завесам и преградит путь зною.

Измаил Ахун слушал, покачивая головой.

– Так. А к нам сюда вы сможете направить дожди?

– Пока нет. Воды по Транскаспийским каналам не успеют притечь сюда к этому времени. Мне кажется, что всех мер, предпринятых нами для борьбы с засухой здесь, в этом районе, будет мало, чтобы предотвратить. неурожай.

– Я думаю так же, – задумчиво сказал Измаил Ахун.– И вот почему разбираю сейчас эти карточки. Нужно в кратчайший срок привлечь к работе мастеров скоростного бурения. За несколько дней они пробурят сотни тысяч метров скважин. Пусть пустыня покроется фонтанами. Дождевальные станции и эти маленькие помощники – фонтаны, действуя заодно, смогут противостоять суховеям любой силы.

Горнов с нежностью посмотрел на отца.

Да, этот глубокий старик, с виду казавшийся слабым, оставался все тем же богатырем, смелым и дерзновенным в своих замыслах, и силу свою он и сейчас, как всегда, черпал из недр великого своего народа.

НА ВЕРШИНЕ ДОР-НЬЕРА

В один из июньских дней Лурье сообщил Горнову:

– Первый циклон приближается. Через сорок восемь часов он будет здесь. Будь готов.

Горнов тотчас созвал начальников участков Центрального влагопровода и поставил перед ними вопрос:

– Возможно ли ускорить продвижение влажных воздушных масс, сосредоточение достаточного количества влаги в зоне ливней, с тем, чтобы до циклона собрать тучи и пролить дожди там, где надо.

От того – удастся или не удастся в день пуска зоны ливней пролить четыреста миллионов кубометров воды, как это было намечено планом, конечно, не зависела ни судьба влагопровода, ни судьба Нового Гольфстрима.

Но строительство сдавало один из главных своих участков. Все – от рабочего до Горнова, считали успешное проведение операции делом чести.

Ночью все пришло в движение.

Штаб Горнова перелетел на Дор-Ньер. Вершина этой горы являлась одной из точек, от которой отходили стороны треугольника зоны ливней.

Взошла луна. Внизу колыхалось серое море тумана.

В нем утонула тайга. Лишь отдельные вершины гор, как айзберги, выступали и плавали в этом море.

Но вот на вершинах загорелись огни маяков и светофоров. В небе начали проноситься красные, оранжевые точки – сигнальные фонари самолетрв. Откуда-то издали перекинулся луч прожектора, скользнул по склону Дор-Ньер и упал на землю.

Горнов и его помощники не отходили от аппаратов, руководя подготовкой к операции.

На площадках Дор-Ньер и всюду, где стояли агрегаты, механики, электрики и атомотехники еще раз проверяли свое хозяйство.

Ночь кончалась. Далекий край тумана осветился.

Небо побледнело.

На горизонте резкими контурами обрисовались вершины гор. Зарево востока, открытое за туманом, бросало в небо пурпуровые блики. На медных шпилях конденсационных станций загорелись яркие точки.

Горнов сошел с террасы дома, где собрались члены приемочной комиссии. Он остановился и стал смотреть на раскинувшееся внизу море тумана. К нему начали подходить рабочие и инженеры – участники предстоящей операции. Было видно, что в эту ночь не спал ни один из них.

Всех интересовало и беспокоило одно: какова скорость движения циклона?

– По последним сообщениям-девяносто километров. Если бы он и дальше двигался так, мы опередили бы его, но скорость нарастает, – сказал Горнов.

– Успеем? – с тревогой спросил молодой рабочий.

– Постараемся успеть. Через несколько часов вскинем всю эту гущу тумана на высоту шести тысяч метров. Циклону не сдадимся без боя.

Со стороны дома шла небольшая группа людей, среди них выделялась высокая фигура Петриченко. Все были одеты в непромокаемые комбинезоны. Яков Михайлович, как всегда, энергично шагал, жестикулируя и горячо объясняя что-то идущим с ним рядом.

– Готовы? – спросил Горнов.

– Сейчас вылетаем,-ответил Петриченко.

– Отлично. Помни, если связь прервется, действуй по своим соображениям.

Петриченко был назначен начальником операции Северо-восточного сектора зоны ливней. В случае, если циклон одержит верх, насыщенные влагой воздушные массы двинутся туда. Петриченко должен задержать облака и направить их на юг.

На площадке становилось более людно. Многиe как и Петриченко, были одеты в непромокаемые комбинезоны.

Заревел мощный заводский свисток. Виктор Николаевич быстро пожал руки нескольким стоявшим с ним инженерам и пошел одеваться. По дороге он заглянул в комнату Веры Александровны.

Сдав в эксплоатацию тучегон, Вера Александровна приехала в штаб на Дор-Ньер с тайной надеждой подняться на воздух в день пуска зоны ливней и вместе с мужем регулировать движение облаков.

Самолет, приготовленный для Горнова, представлял лабораторию. С Горновым летели несколько специалистов – электриков, атомников, гидрологов.

Условия полета среди грозовых туч, в окружении -наэлектризованной атмосферы могли побудить летчиков на самые смелые виражи и, конечно, требовали от всех участников хороших нервов и крепкого сердца.

Сердце Веры Александровны было как-будто в порядке, но нервы... на них нельзя было вполне положиться после того, как она недавно вынесла продолжительную тяжелую болезнь. Обдумав это, Виктор Николаевич направил ее на конденсационную станцию.

– Представь, ты включаешь рубильник и ввысь понесутся биллионы электронов. Начнется конденсация паров. Ты будешь видеть появление облачков. Сперва белые, нежные, прозрачные. Ты продолжаешь посылать волны электронов еще и еще. Облака сгущаются в свинцовые тучи. Сверкнут молнии. Удары грома. Задрожат горы. И все это будет вызвано нажимом на рубильник вот этой маленькой руки, – говорил он, стараясь успокоить и примирить Веру Александровну с новым назначением.

СЛУШАЙ КОМАНДУ!

Конденсационная станция занимала самое высокое плато Дор-Ньер. Здесь утесы сохранили свою дикость и суровость. Такие же станции были и на горе Ялзинг и на Ял-Пубы-Ньер и на других вершинах в Окружности зоны ливней. Шпили мощных электрических установок и громоотводов всюду пронзали безоблачное небо. Там, куда не доходили лучи закрытого туманом солнца, еще горели бледнеющие звезды.

Вера Александровна поднялась в кабине подъемной машины.

На площадке, покрытой черным изолирующим составом, стоял низкий, как бы приплюснутый к земле, тоже черный корпус конденсационной станции, вокруг ряды черных колонн громоотводов с густой проволочной сетью вверху.

С площадки видно было неподвижное тяжелое море тумана, да кой-где выступающие из него голые вершины гор.

Где-то совсем близко с легким шелестом взвился воздушный коробчатый змей, с соседних вершин один за другим начали подниматься такие же змеи и воздушные шары.

Над аэродромом скользнула стройная машина с голубовато-зелеными крыльями. До слуха, как последний привет, донеслись мелодичные звуки трубчатых двигателей самолета.

Вера Александровна вошла в здание. Огромный низкий зал, как и все на станции, был окрашен в матовочерный цвет. Отраженные лучи света могли влиять на чувствительные приборы.

Перед щитом управления была высокая изолированная подставка. На уровне глаз помещались дальнозорные трубы, буссоль, угломеры.

Поворачивая трубу легким нажимом ноги. Вера Александровна начала осматривать небесный свод. Всюду было ясное, лазурное небо, нигде ни одного облачка.

В зале было тихо.

Вдруг совсем рядом из репродуктора раздался голос:

– Слушай команду! До пуска зоны ливней осталось пять минут. Всем приготовиться!

И снова стало тихо.

Стрелка секундомера, казалось совершенно не двигалась с места.

– Энергоцентраль Нового Гольфстрима, – снова послышался голос из рупора, – агрегаты зоны ливней готовы к принятию энергии.

Горнова прильнула к далынозорной трубе. Она знала, что сейчас термоустановки, раскинутые по всей площади треугольника, примут передаваемую по радио энергию и начнут работать. Струи нагретого воздуха поднимут туман. Пока ничто не указывало на вступление в действие тепловой энергии огромной мощности.

Прошло пятнадцать минут. Голубое небо было все таким же ясным и безоблачным. Только от густой киселеобразной массы, заполнявшей долину, начали отделяться легкие струйки тумана. Они тянулись к небу, превращались в прозрачную дымку, растекались и таяли в лучах солнца.

– Включить калориферы первой очереди,-прозвучала команда.

Несколько сот калориферов, раскинутых по площади треугольника зоны ливней, начали выбрасывать миллиарды калорий тепла.

И вот туман колыхнулся и с силой рванулся вверх.

Не отрываясь от окуляра, с бьющимся сердцем Вера Александровна смотрела на клокочущую серую массу. Из недр этой массы, взрываясь и кружась, повсюду вылетали длинные языки. Пролетев вверх триста-четыреста метров, все эти туманные образования рассеивались и таяли. В небе попрежнему было чисто.

Над площадкой, где стояло здание конденсационной станции рванул порыз ветра. Ударяя в стекла иллюминаторов, мимо понеслись тучи песка и мелких камней. Барометр быстро пошел вниз.

Работая на монтаже тучегона, Вера Александровна привыкла смотреть на его теплодувные машины, как на огромную силу, но лишь теперь она увидела мощь этих машин. То, что совершалось перед ее глазами, превосходило все, что могла нарисовать фантазия. Уходящее вдаль безбрежное море тумана, заполнявшее все долины и горные кряжи, рванулось вверх, как будто втягиваемое в трубу воздуходувки. В разреженные пространства, образовавшиеся в районе треугольника, со всех сторон хлынули воздушные потоки. Поднялся ветер. Воздух мчался с громадной силой и скоростью, втискиваясь в пересекающие хребет долины, натыкаясь на горы, на увалы, взвиваясь вверх, сталкиваясь и кружась в бешеном круговороте. Туман разметывало. Серые хлопья его разлетались на мелкие, рваные клочья, подхватывались восходящими токами и неслись выше и выше.

Какими маленькими, какими игрушечными казались в эту минуту Горновой те разбрызгиватели влагопоглотителей, которыми очищались от тумана строительные площадки на тучегоне, где она работала.

Туман, казавшийся на Саюм-Тьер непобедимым, таял и исчезал в течение немногих минут.

Вера Александровна жадно вглядывалась в небо, Вдали, над главным хребтом гор, начали собираться барашки-первые облака зоны ливней.

Странно было видеть эти спокойные, медленно двигающиеся нежные облачки, в то время как внизу сильней и сильней разрасталась буря.

– Калориферы второй и третьей очереди – на мощность 60, – неожиданно прозвучало над ухом.

Теперь туман мчался сплошной стеной. Несколько минут был виден только серый занавес, летящий ввысь с огромной скоростью.

– Калориферы второй и третьей очереди – на полную мощность!

Голос, несшийся откуда-то из этой мглы, был спокоен.

Внизу, в долине, туман редел. Мимо иллюминаторов неслась уже не сплошная масса, а тонкие светлосерые тени. Невдалеке от Дар-Ньер неясными очертаниями начали выступать силуэты гор, внизу показалась темнозеленая тайга. Уже можно было различить и горные реки, и прямые черные линии бетонированных каналов зоны ливней. Наверху все еще было голубое небо. Солнечные лучи, переливаясь и дробясь в перенасыщенном влагой воздуха, играли радугами, падали на желтые каменные массивы, на скалы, на тайгу и отражались серебряными блестками в извилистых лентах рек.

Огромная масса влаги, поднятая теплыми восходящими токами, уносилась в пространство.

Радио передало новую команду:

– Эскадрильям приступать к опылению третьего слоя!

В дальнозорную трубу Горнова видела, как один за другим с разных мест поднимались самолеты, как в небе начали взрываться дымовые бомбы и как там, где они рвались, через несколько минут появлялись облака.

Облака образовывали длинные ленты, обозначая путь самолетов. Самолеты чертили небо, наслаивали полосу на полосу. Тучи сгущались. Внизу свирепствовал шторм, вызванный мощными, тепловоздугиными токами, а на высоте трех тысяч метров серые тучи спокойно тянулись на юго-запад.

– Самолеты-на высоту четвертого слоя!

– Самолеты – на высоту пятого слоя!

– Самолеты – на высоту шестого слоя!

Тысячи глаз со всех точек треугольника искали на горизонте вертикальную растушовку падающего дождя. Миллионы людей во всех углах мира ловили у репродукторов несущуюся с Центрального влагопровoда команду. Образовавшиеся в различных ярусах облака сгущались, темнели, но дождь не начинался. Репродуктор передавал команду:

– Всем авиамашинам в районе треугольника приземлиться. Укрыться от урагана. Выполнять инструкции по безопасности.

Рупор замолк.

Но что это? В верхних слоях ветер переменился. Тучи и облака, словно подхваченные могучим потоком, неслись теперь в одном направлении – не на юго-запад, а на север. Барометр, перед этим упавший до 720, дал резкий скачок.

После той гигантской работы, которую выполнили строители, Вера Александровна с замиранием сердца следила за небом. С каждой тучей, уносящейся на север, терялось как будто что-то бесконечно важное и большое.

– Батарея Дор-Ньер, – снова раздался голос.-Батарея Дор-Ньер – по сто восемнадцатому квадрату.

Глядя на приборы, Вера Александровна осторожно начала повертывать микрометрический регулятор.

– Есть,– мысленно проговорила она, установив батарею.

Нажимом ноги она повернула трубку и стала смотреть в небо. Сердце ее запрыгало так, будто хотело выскочить из груди. Посреди неба, в 118-м квадрате, начали появляться белые мазки, похожие на хвост кометы. Через минуту на месте этих Мазков образовалось облако еще и еще, и вот уже черная туча мчалась к вершинам горы Ялзинг.

– Уйдет. Неужели уйдет?.. – Вере Александровне захотелось схватить регулятор, перевести батареи, преследовать уносящуюся тучу ливнем электронов.

"Ни одного самовольного действия",– вспомнила она приказ Горнова.

– Батареи Ял-Пубы-Ньер, – услышала она команду, – квадрат сорок три.

– Батареи Ялзинг, – все так же уверенно и четко отдавалась команда, квадрат двадцать три.

Твердый голос, четкость команды вернули спокойствие; теперь Вера Александровна знала, была уверена, что дождь прольется и прольется там, где это была заранее намечено.

– Батареи Дор-Ньер, – продолжал неторопливо командовать голос, квадраты сто двадцать, сто двадцать два, сто двадцать четыре.

Вера Александровна опускала ручку рубильника, переводила прицел. На небе во всех точках треугольника начали быстро сгущаться серосвинцовые тучи.

Солнце, освещая рваные клочья, придавало им зловещую желтую окраску. Сверкнула первая молния. Донесся отдаленный раскатистый гул. Даль закрылась косыми полосами дождя.

Самолет, с которого Горнов руководил операцией, держал связь с Главной обсерваторией, с синоптиками, со всеми станциями, с наблюдательными постами, рассеянными по площади треугольника. Горнову было известно все, что совершается в атмосфере, над зоной ливней и далеко за ее пределами.

Первые две части операции – сосредоточение большого количества влаги и поднятие этой влаги в верхние слои атмосферы – успешно выполнили тучегоны и калориферы. Сгущение паров, образование туч и пролитие дождем массы воды, подведенной с Полярного моря, было делом конденсационных станций.

Видя уносящиеся на север облака, Горнов пустил в действие все батареи станций. Биллионы электронов ускорили конденсацию. Электротонные батареи извергали миллиарды киловатт, конденсация паров, в свою очередь, сопровождалась образованием огромных количеств электричества. Все небо покрылось черными тучами. Наступил полумрак. Молнии чертили воздух и, подобно огненному дождю, неслись вниз, впиваясь в скалы и в почерневшую тайгу. Кругом летали и рвались золотые шары. Голубая машина, свернув крылья, захлебываясь своими двумя тысячами микропропеллеров, ракетой врезалась в водяные лавины.

Подхваченные воздушными вихрями тучи понеслись на юго-запад.

Самолет Горнова то взлетал вверх на высоту шести тысяч метров, где кончались облачные нагромождения, то пробивался навстречу восходящим вихрям, спускаясь до самой земли.

Мощная машина успешно боролась с ураганом.

Горнов сидел за штурвалом в скафандре, в шлеме и отдавал команду в микрофон.

В кабинах, увешанных барометрами, гидрометрами, барографами и другими приборами, шла работа. Электрики и гидрометеорологи следили за их показаниями.

Альтиметр перешел за семь тысяч метров, самолет внезапно рванулся вперед и выскочил из среды огромного сопротивления.. Темнота рассеялась, вверху было чистое лилово-синее небо. Освещаемые сверху солнечными лучами, тучи неслись подобно бурному потоку, Грохот электрических разрядов глухо доносился через четырехкилометровый слой воды и града.