Текст книги "Гунны (СИ)"

Автор книги: А. Умиралиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Кузнец, продолжая наблюдать за мной, предложил испробовать саблю на качество. Я посмотрел на стоящего рядом воина. Но Кусэк, громко рассмеявшись, сказал:

– Если ты не хочешь убить его, то с этим оружием не стоит рубить доспех на нем. Лучше попробуй вон на этом, – и показал на чучело, одетое в бронзовый шлем, и пластинчатые доспехи, накинутые поверх кольчуги.

Я подошел к «манекену» и, снова крутанув в руке саблю, с размаха опустил его на шлем и, не останавливаясь, на ходу перебросив саблю с правой руки на левую, крутанувшись на месте, ударил по корпусу чучела. Шлем и корпус развалились в три куска. Сабля прошла по доспехам как накаленный нож сквозь масло. Я посмотрел на лезвие и увидел там свое отражение, но не увидел ни одной зазубрины. Видевшие все это кочевники с восторгом загудели.

– Теперь таким оружием я буду вооружать всех своих воинов, – крикнул я окружающим на эмоциях.

Все дружно взревели, восхваляя меня. Я, повернувшись к кузнецу и показывая взглядом на орущих, спросил:

– Ты понял, Кусэк?

– Да, каган, – ответил кузнец.

– Давай, показывай остальные.

Вторая сабля оказалась близнецом первой. Я, осмотрев ее и убедившись, что она была не хуже первой, передал ее Угэ.

Затем изучил содержимое следующих свертков. Там тоже были клинки, так же как и сабли заостренные в конце лезвия, но с меньшим изгибом, без украшений и короче, длинною чуть больше восьмидесяти сантиметров. Я положил шашки в ножны, к которым уже были прикреплены по моему желанию ремни, и закинул их за спину так, чтобы обе рукоятки находились по обеим сторонам головы.

Я выхватил оба клинка и совершил несколько финтов, в развороте, прыжке, все время крутя шашками над головой и впереди себя.

«Ну Иргек и Ирек, теперь вам еще тяжелей будет со мной справиться, даже вдвоем», – подумал я, вкладывая клинки обратно в ножны. Оружие в моих глазах было идеальным. Такие клинки, только с моих слов и рисунков, мог выковать настоящий мастер с десятками лет опыта изготовления оружия.

– Сколько времени тебе понадобиться, чтобы изготовить еще пять тысяч сабель? – спросил я у кузнеца.

– Эти мы ковали почти тридцать дней. Теперь мы умеем и знаем, как подобрать нужную прочность стали и угол заточки, следующие будет изготавливать быстрее. Здесь по твоему велению соорудили пятьдесят кузниц и собрали сорок два кузнеца с их учениками. Но нам еще нужно выполнить предыдущий твой заказ, – он показал пальцем на стоящего рядом «рыцаря» в новеньких латах. – Вот если бы к нам еще прибыло мастеров и построить хотя бы еще сотню кузниц…

– Всего тебе мало, Кусэк. Металла мало, кузнецов мало, мастерских тоже мало. Ладно, пока пусть начинают строить кузницы. Только не в городе, а туда, куда-нибудь подальше, а то дышать нечем уже здесь. А мастеров я тебе скоро добуду, – сказал я.

Садясь на своего коня, я обратился к Угэ:

– Возьми эти два клинка и отнеси их в мою юрту, – и, хлестнув коня, помчался по направлению к юртам, где жили Иргек и Ирек, подумав: «Жалко, что я не металлург, а то можно было бы и усовершенствовать процесс изготовления здесь оружия».

Глава седьмая, часть первая

Но все пошло не совсем по моему плану, хотя даже более удачно.

Мы обошли земли Хорезма мимо северных ее границ. Я отказался от первоначального плана посылать Иргека и Ирека в Хорезм. Вышли к лагерям парфянцев с той стороны, с которой они не ждали нас. Вообще-то они не ожидали того, что гунны атакуют Парфию, так как не считали нас врагами. Но я их разочаровал.

Парфяне, увидев, что с севера ни них движется тридцатитысячная орда с синими знаменами гуннов с явным намерением убивать всех встречных, снялись с лагерей и пошли под защиту стен Маргуша, оставив пеших легионеров одних. К чести римлян они не бежали, побросав оружие, а быстро перестроились с походной колонны в одну широкую шеренгу, повернувшись к армии кочевников и приготовив для броска свои пилумы.

– Ну, иди, обрадуй их, – сказал я Гаю, показывая на стоящие в пятистах метрах от нас легионы, – а то они собрались умереть.

Стоявшие рядом Иргек и Ирек, вождь присоединившихся ко мне усуней и саков Акпан и Скун, вождь аланов Батразд и Сакман, на поясе последнего висела новенькая сабля в золоченных ножнах, громко, не хуже своих лошадей, на которых они сидели, дружно заржали.

* * *

«Вот надо же быть таким придурком! Нет, ну на кой черт я поперся один на охоту в эти камыши. Еще и коня своего оставил. Мало того, что полдня бродил никого не выследив, на меня напал кабан, который чуть не порезал меня своими «бивнями». Хорошо еще, что он, сбив меня с ног в эту затхлую грязевую лужу, пронесся мимо и скрылся дальше в солончаках. С одной стороны возвращаться без добычи не хотелось, но с другой, комары и мошки скоро до смерти замучат. Да и жрать охота, ничего с собой не взял», – думая об этом я, держа в руках охотничьи лук и стрелу брел в камышовых зарослях, растущих на много километров вдоль реки Сырдарьи, называемых кочевниками этого времени Яксартом.

– Ну здравствуй, Богра, – донеслось у меня позади, – долго я ждал, пока ты останешься один. Наконец духи предков услышали…

Я, не дослушав того, что там услышали предки стоящего позади, резко прыгнул влево в боковом сальто и, приземлившись на ноги, пустил стрелу во врага.

Сакман без труда поймал пущенную мною стрелу левой рукой. Все-таки, стрелял я не боевым луком.

«Вот же сука», – подумал я. Вот он держал в правой руке лук боевой, без стрелы. Да это был канлы Сакман, вождь рода идель, сестру которого убил Шоже. Я посмотрел за его спину. Там никого не было. Затем более внимательно осмотрел его. Он был одет по-простому: в кожаные штаны, заправленные в высокие, почти до колен, сапоги, и в легкую куртку, тоже из кожи. Доспехов на нем не было, как, впрочем, и на мне. На поясе в простых деревянных ножнах висел палаш и пара ножей, за спину накинут колчан, наполненный стрелами.

– Ты пытался застрелить меня в спину? – крикнул я, выхватывая две мои шашки из-за спины.

Сакман, ухмыльнувшись, сказал:

– Если бы я хотел убить тебя стрелой, то ни какие сайгачьи прыжки тебе не помогли бы. Ты бы был уже мертв, – и, бросив лук, выхватил свой палаш.

– Сакман, я не хочу с тобой драться, давай поговорим. Не виноват я в смерти твоей сестры. Я не помню, что я говорил Шоже.

Драться с ним я действительно не хотел. Не потому, что не хотел убивать. Все-таки моя жизнь для меня дороже, чем его. А потому, как уже опытный боец, я видел и чувствовал, что он воин наивысочайшего класса, во много раз опытнее, сильнее, быстрее меня. Поэтому я хотел протянуть время. Должны же были начать искать своего кагана его телохранители. Вот же дебил! Надо же было сунуться одному в эти солончаки.

– Послушай меня, Сакман, давай сначала выясним все, а потом…

– Не думал, что потомок великих каганов и сам великий каган начнет скулить подобно щенку, – скривилось в презрительной гримасе лицо вождя рода идель.

Тут я разозлился, и у меня отключилось здравомыслие и, соответственно и инстинкт самосохранения. Я прыгнул навстречу ему, сокращая дистанцию между нами, и несколькими взмахами моих шашек ударяя его колющими, рубящими ударами, целясь ему в живот, в горло и в голову. Сакман с легкостью отбил все мои выпады и нанес в свою очередь рубящий удар сверху явным намерением расколоть мою голову, как арбуз, надвое. Я отбил этот удар шашкой, находящейся в левой руке и, направляя инерцию его палаша в сторону, одновременно уходя вправо, увидел его незащищенный бок, в который и хотел воткнуть свой свободный клинок. Но не тут то было. Сакман в стиле уаля-карате, ударом ноги, называемом в мое время «екой», долбанул меня в грудь с такой силой, что я отлетел обратно на тоже место, где стоял до начала боя.

Я вскочил на ноги еще до того, как он приблизился и снова крутанул обеими шашками. Смотря на него со злостью, я осторожно начал приближаться к нему, медленно сокращая дистанцию и внимательно наблюдая за его движениями. Меня охватила ярость.

Сакман к моему изумлению сделал два шага назад, в его вдруг расширенных глазах, смотревших до этого на меня с прищуренным спокойствием, я увидел страх. Он опустил свой палаш и сделал еще два шага назад.

– Что, Сакман? Исппууу… Тут я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит. Туда и смотрел с ужасом Сакман. Я повернулся.

– Твою мать! – крикнул я на русском и инстинктивно прыгнул в сторону, и, не удержавшись, снова плюхнулся в тухлую лужу.

За мной стоял огромный, выше меня, волк со странным с синим отливом шерсти, морда которого оказалась в тот момент прямо у моего лица.

Волк прошел мимо, даже не взглянув на меня, и остановился между мной и Сакманом. Глухо зарычав, он снова стал медленно приближаться к нему. Тот стал пятиться, что-то умоляюще шепча. Затем, выронив свой палаш, упав на колени, сказал:

– Прости меня, Кок Бори, прости. Я не понял, я не хотел понять твоих посланий мне, прости меня, о Тенгри-и-ии, – и, закрыв лицо руками, зарыдал.

Волк, подойдя почти вплотную к нему, снова глухо зарычал, а затем, прыгнув в камыши, исчез.

Я встал, выйдя с лужи, начал отряхивать одежду от налипших больших кусков грязи.

– Что за день сегодня? На меня дважды сегодня напали звери и оба раза повалили в вонючую лужу!

Сакман продолжал стоять на коленях, закрыв лицо руками.

– Эй, Сакман, очнись. Ушел твой Кок Бори.

Канглы, убрав руки с лица, оглянулся, а затем, посмотрев на меня, сказал:

– Он не мой, он твой! Его Тенгри послал охранять тебя. Не будь его, я бы уже убил тебя.

– Ой, да ладно, не будь так уверен в этом, – сказав это, я почувствовал тупую боль в груди, от которой перехватило дыхание и мне пришлось с трудом сесть. Я расстегнул куртку и приподнял до подбородка рубашку. На груди расползлась огромная красная гематома.

Да уж, будь я немного потяжелее, он бы сломал мне грудную клетку.

Сакман, увидев гематому, подошел ко мне и сел напротив. При этом вытащил с висевшей на поясе небольшой сумки маленькую глиняную чашку. Открыв крышку, он зачерпнул пальцами мазь желтоватого цвета и смазал мне гематому. Боль сразу же стала утихать.

– Что эта за мазь? – спросил я у него.

– Не знаю. Мама делает. Знаю только, что много хаомы добавляет, – ответил он.

«Ну да, морфин древнего мира, неплохо снимает боль», – подумал я.

В это время Сакман, аккуратно закрыв крышку, положил мазь обратно в сумку. Подобрал мой охотничий лук и лежащую на земле стрелу, которой я выстрелил в него, молча ушел в солончаки. Свой, боевой, он оставил возле меня.

Я лег, положив под голову свернутую куртку, и уснул, не обращая внимания на комаров.

Проснулся я от треска, который исходил от горевшего рядом костра. Неподалеку Сакман разделывал кабана с «бивнями».

«Не тот ли это кабан, который чуть не убил меня? Да и как он притащил его сюда? Весит кабан на вид килограммов триста» – подумал я.

Я посмотрел на небо, солнца уже было не видно. Сакман, разделав тушу, стал жарить два куска мяса, нацепив их на свои ножи, не обращая внимания на то, как я бездельничаю в это время и просто наблюдаю за ним.

От костра начал исходить аромат готовящейся еды, от чего я начал глотать слюни, вспомнив, что с утра ничего не ел.

Хорошенько прожарив мясо, Сакман сел рядом со мной и отдал один нож с большим куском, меньший взял себе. Я жадно накинулся на угощение.

Мы ели молча. Сакман сидел, нахмурившись и смотрел «в никуда». Я хотел разрушить это молчание, начать с ним разговор, но не знал как. Не найдя ничего более подходящего, спросил:

– А что за послания тебе посылал Кок Бори?

Сакман вопросительно посмотрел на меня.

– Ну, когда волк, э-э-э, рычал на тебя, ты сказал, что не понял его посланий.

Немного помолчав, он ответил:

– С того времени, как я уехал с совета вождей после поминок твоего отца, я принял решение убить тебя и отомстить за смерть своей сестры. И с тех пор каждый раз во сне ко мне приходил Кок Бори, и рядом стоял ты. Мне тогда сразу надо было понять, что Тенгри запрещает мне мстить тебе. А сейчас он зол на меня. И духи предков отвернулись от меня, когда я пошел вопреки воле Небесного Отца. И сестра моя останется неотомщенной – горько закончил он.

– Послушай, Сакман. Я не виноват в смерти твоей сестры. Я ничего не говорил Шоже. Ну, может быть, говорил, но это был не я. Ну, короче слушай…

И я рассказал ему все о себе. Точнее рассказал первому человеку в этом времени кто я, где я родился и мои предположения, как попал сюда и в это тело. Рассказал, что не попади в это тело я, Чен Тан выиграл бы сражение с Шоже и канглы, а их всех казнил. Сакман слушал внимательно, не перебивая меня. Лицо у него при этом все время было задумчивое. После того, как я завершил свое признание, он, неожиданно широко улыбнувшись, ответил:

– Тенгри отомстил за меня, убив дух Богра, и допустил бесславную гибель Шоже, умершего от гниения. Но в милости своей он не оставил своих детей и дал телу Богра новый Кут[20]20
  Кут – согласно древне-тюркским легендам Кут – это дух, разум, воля, счастье, удача, поэтому и желают казахи Кутты болсын.


[Закрыть] – Кут великого кагана Моде. И теперь я понимаю, что Тенгри зол на меня, но он простит меня, как прощают родители нашкодившее дитя, – и, резко повернувшись ко мне, вытащив из колчана стрелу и встав напротив меня на колени, сказал:

– Великий каган! Прими мою верность и верность всего рода идель. И если кто из моего рода нарушит клятву, пусть огненная стрела Тенгри поразит его, и его дух никогда не пополнит небесную конницу Тенгри, а попадет на суд в подземный мир Эрлика.

Сказав это, он поцеловал наконечник своей стрелы и протянул мне. Я взял стрелу и положил его в лежащий рядом колчан, предварительно интуитивно вытащив из него все охотничьи стрелы. Сакман удовлетворенно кивнул и сел рядом со мной, став очень разговорчивым. Я смотрел на него и удивлялся его резко преобразившемуся настроению, буквально минуту назад бывшему мрачнее некуда и думал, что он действительно ничего не понял и серьезно уверен, что я, то есть в этом теле, дух Моде? Хотя может быть. Чтобы я понял, расскажи мне какой ученый формулу из квантовой физики? Только то, что означает слово «формула». Наверное, это то же самое для него.

– Ты идешь в набег на дахов? – сбил меня с мысли Сакман.

– Да, – ответил я ему.

– А зачем? Они были союзниками и переданные ими тебе в мощь римляне хорошо послужили тебе.

– У дахов еще восемь тысяч римлян, они мне нужны все для того, чтобы строить города и мосты через реки Талас, Шу, Или и через эту, – показал я рукой на протекающую мимо Сырдарью, – ведь жить в городах кочевники не хотят и строить мосты не умеют.

– Пока не умеем. Но мы можем научиться и будем строить.

«Ага, научитесь вы. Даже через две тысячи лет дома вашим потомкам будут строить узбеки и таджики» – но вслух сказал:

– Еще мне нужно много кузнецов. Думаю скоро война с ханьцами и нужно скорее приготовить оружие, которое защитит моих воинов от стрел их самострелов.

– Но если ты объединишь все племена Великой степи, то ханьцы будут не страшны тебе. Тебе для этого нужно только сместить Кокана. А сейчас вся степь поет о твоей великой победе над ханьцами и гунны Кокана перейдут к тебе.

– Ну посуди сам, Сакман. Сколько сейчас канглы? Где-то четыреста тысяч. И выставить смогут не больше восьмидесяти тысяч воинов. А усуни? Они соберут самое большее семьдесят тысяч. А сейчас, после начавшейся войны среди усуней, их еще меньше. Больше всего сейчас гуннов. Но сколько их останется после войны между мной и Коканом? Все племена и роды саков, гуннов, канглы, динлинов, усуней и аланов могут собрать не больше тридцати туменов воинов. Когда, как только ханьцы и только на своих северных границах на великой стене разместили больше тридцати туменов солдат. А сколько врагов вокруг еще? Сарматы на западе, сянь-би на востоке, Хорезм, тохары и дахи на юге. Даже согдийцы, после того как окрепнут, могут стать нам врагами. Потому я хочу сохранить как можно больше жизней воинов кочевого народа.

– Тебе может не хватить пятнадцати тысяч, которые ты ведешь на дахов. Если пожелаешь, через три дня я приведу тумен канглов рода идель и пять тысяч аланов, вожди которых гостят в моем ауле в дне перехода отсюда.

«Ах ты, хотел убить меня, а потом уничтожить оставшуюся без командующего армию. Да ведь могло же выйти у него», – подумал я.

Но Сакман, словно прочитав мои мысли, сказал:

– Я собрал воинов идель и аланов, так как думал, что ты идешь войной на меня. Но узнав, что ты идешь на дахов, я приказал отойти на север, а сам остался, чтобы…

– Ну ладно, – перебил я его, – кто прошлое помянет, тому глаз долой. А сейчас давай найдем наших лошадей и поедем в мой лагерь. У меня есть подарок для тебя.

– Каган, посидим еще немного. В нашу сторону уже едут твои воины, которые ищут тебя.

Я прислушался и действительно вдали слышны были голоса и похрапывание лошадей.

* * *

Гай и десять выехавших с нами из Тараза центурионов двинулись верхом навстречу приготовившимся к бою легионам. Но увидев, что к ним приближаются воины в доспехах римских центурионов, все восемь тысяч легионеров расслабились. Вообще интересно и очень завораживающе было видеть, как сотни манипул легионеров синхронно разворачиваются в боевом порядке, а затем, почти также синхронно, ряд за рядом, облегченно вздыхают и опускают свои прямоугольные щиты.

Мои центурионы смешались в толпе десятков вышедших им навстречу римских офицеров. Примерно через полчаса из толпы выехал Гай и направился галопом, подстегивая своего коня, ко мне.

– Царь, легионеры согласны принять твое предложение, – сказал он приблизившись.

– Ну еще бы, – и не спеша направил своего коня к шеренгам римлян, приказав жестом руки не следовать вождям за мной. Рядом поехал только Гай.

Я проехал мимо центурионов, сгрудившихся толпой и приблизился почти вплотную к легионерам. С минуту проехал вдоль первой шеренги, всматриваясь в суровые лица римских солдат. Все молча смотрели на меня, но почему-то отводили взгляд, когда я обращал на кого-то из них внимание. Казалось даже природа замолчала, перестав поднимать маленькие песчаные торнадо.

Я поехал вдоль рядов легионеров обратно и остановился в метре между легионами и собравшимися центурионами.

– Меня зовут Богра, – сказал я на латинском и, увидев удивленные лица стоящих передо мной легионеров, продолжил.

– Я правитель гуннов и всех жителей степи, называемых вами скифами. Мне известно, какие вы храбрые и умелые воины. Когорты ваших товарищей уже защищали мой город и с их помощью я смог одолеть армию страны Серес. И я хотел бы иметь таких воинов у себя еще больше. Поэтому я предлагаю пойти служить ко мне, и за вашу верную службу вы получите возможность строить на подвластных мне землях города, заводить семьи и жить по своим законам, в мире с моим народом. Если же откажетесь, – подождав несколько секунд продолжил, – вы можете уходить на запад, к границам своей родины.

Я взглянул на них, все продолжали молчать. Я смотрел на их лица и как будто читал их мысли, понимал, о чем они думают. Им тяжело было сделать выбор. Принять мое предложение – это навсегда отказаться от последней надежды вернуться в Рим, отказаться – это почти наверняка потерять жизнь, если и не сейчас от рук стоящих напротив скифов, то от парфян точно.

Все молчали. Тут стоящий передо мной пожилой легионер неуверенно, но затем все сильнее и сильнее стал стучать гладиусом о свой щит. Стук сначала подхватили рядом стоящие и вскоре все восемь тысяч легионеров дружно били о свои щиты.

* * *

– Что, скиф? Первый раз видишь такой город? Город твоего брата по сравнению с этим небольшая деревня, – сказал Гай, обращаясь к Тегыну.

Я посмотрел на них. Оба сидели на лошадях и смотрели на город Маргуш. Тегын ничего не ответил римлянину. Лишь привстал, опираясь руками в роговицы седла, будто пытаясь заглянуть за стены огромного города, которые как минимум метров на пять были выше стен Тараза.

Я тоже был удивлен. Нет, конечно, я видел города и побольше этого, в своей прошлой жизни. Но меня больше удивило то, что вокруг стен на многие километры вокруг были сады и орошаемые поля, границы которого упирались даже не в степь, а в пустыню. Это сколько же надо бесконечной борьбы с песками, чтобы не дать им засыпать этот оазис. Да-а-а, пески, пески и пески, заслуженно называемые и в мое время «Черными песками», через которые мы и прошли. Всего мы прошли по моим расчетам путь в полторы тысячи километров от Тараза до Маргуша за две недели. Можно было бы и быстрее, не жди мы несколько дней воинов из рода идель и племени аланов.

«И как же мы этот город брать будем?» – думал я.

Римляне изготовили несколько десятков лестниц и один крытый таран. Для постройки осадных башен материалов не хватило. Фруктовые сады я приказал не уничтожать, хотя гунны и не собирались делать этого. Сады вырубить хотели легионеры. Небольшие деревни земледельцев вокруг города были сплошь саманные или построены из сырцового кирпича. Несколько отрядов кочевников рассыпались по окрестностям, с приказом без надобности никого не убивать, а привести местных жителей, большинство которых не успели укрыться в городе, выбрать из их числа кузнецов и оружейников. Крестьян всех отпускать и пугать так, чтобы бежали в город, но с пустыми руками. Все припасы отбирать. Мастеров оружейного дела среди них оказалось немного. Всего двое, а остальные в большинстве своем изготавливали подсобные орудия труда. Но их тоже я оставил, сгодятся быть подмастерьями. Как сказали мне «пленные» в городе есть целый квартал, где живут лучшие оружейники Маргианы.

В городе правитель оказался более жестоким, чем я. Никого из крестьян с женами и детьми, которых собралось у города очень даже много, не впустили. Они так и простояли перед воротами около суток, а потом, видя, что их все равно не впустят в город под защиту стен, ну и то, что кочевники их не убивают, так и разошлись по своим домам. Так что расчет на то, что город возьму измором не оправдался.

«И как же мы этот город брать будем?» – этот вопрос уже неделю меня мучал. Парламентариев они нам не высылали. Город мы не атаковали ни разу. Обложили со всех сторон конными патрулями, чтобы никто не вырвался. Большего пока придумать не смог. Брать Маргуш штурмом я боялся, да и смысла не видел. В городе укрылись по меньшей мере двадцать тысяч профессиональных воинов, а сколько там еще может быть городской стражи? Я не советский маршал Второй мировой, что бы посылать тысячи воинов в самоубийственную атаку на город, да и людей столько у меня нет.

Я посмотрел на лагерь, точнее на два лагеря, находящихся рядом. Лагерь кочевников, огромный, где люди расположилась без всякого порядка, на разных друг от друга расстояниях. И лагерь римлян, шатры которых аккуратно были поставлены в ряды, создавая ровные улицы между ними. А у кочевников шатров не было вообще, они так и лежали под открытым небом.

Надо поговорить с центурионами. Может они что-нибудь придумают. Я направил своего коня в лагерь римлян. Хотя вчера только с ними беседовал. Ничего кроме как всеобщего штурма они так и не предложили.

За мной ехала сотня гуннов Угэ, которого я повысил до сотника, моих личных телохранителей. Воинов у меня стало больше, ну и, соответственно, телохранителей тоже.

– Великий хан! – обратился ко мне Угэ и показала рукой в сторону запада, откуда показалась сначала тоненькое, а затем все расширяющееся черное пятно, отчетливо выделяющееся на желтом песке. Со стороны «пятна» в нашу сторону скакали несколько десятков дозорных кочевников.

* * *

В шатре командующего римскими легионами Гая, которого я на эту должность назначил сразу после присоединения легионеров ко мне, так как ее до своего бегства занимал парфянец, собрались вожди всех племен, которые пришли со мной. Мы обсуждали донесение патрулей, которые сообщили, что черное пятно состоит из двадцати тысяч воинов, из которых пятнадцать тысяч пеших и пять тысяч конных копейщиков, все коренные маргианцы, то есть земледельцы, в отличие от укрывшихся в городе дахов, являющихся потомками кочевников саков. Армия прибыла из столицы Маргианы Ниссы, что находится почти в трехстах километрах отсюда и командовал ею парфянский сатрап этой страны Вонон.

Я выслушал каждого. Все единодушного согласились с предложением Сакмана ночью незаметно обойти двадцатитысячную армию маргианцев, которая расположилась лагерем в километре от Маргуша и ударить им в спину. В лагере оставить легионеров и десять тысяч кочевников, которые должны будут сделать чучела и тем самым скрыть уход двадцати тысяч воинов.

«Замысел Сакмана имел все шансы на успех. Пришедшая армия маргианцев навряд ли бы выдержала удар с двух сторон. Даже если бы из осажденного города вышла бы помощь, они бы не успели перестроиться для правильной атаки», – думал я, а вслух сказал:

– Бесспорно, последовав предложенному Сакманом плану, мы с легкостью разобьем этот отряд маргианцев. Но, что это нам даст, кроме дополнительной возможности проявить свою воинскую доблесть? – я оглядел всех. Они внимательно слушали, обратив на меня взгляды. Видимо, уже привыкли к тому, что у меня на предложенный ими план есть всегда свой. – Да, мы сможем их с легкостью одолеть. Но уцелевшая часть укроется в Маргуше и усилит их гарнизон. И что тогда? Вечно сидеть под стенами этого города? Мы итак здесь уже семь дней. Я вот, что думаю. Вонон не отправляет нам послов, чтобы предложить нам мир, а значит рассчитывает на генеральное сражение. В Маргуше укрылось больше двух туменов всадников и, сколько еще было в городе воинов, мы не знаем. Хотя не думаю, что много. Иначе бы они уже давно напали на нас. Сейчас с приходом армии из Ниссы их стало больше и так как в жилах дахов тоже течет кровь их предков кочевников, уверен, что не позднее чем через три дня они дадут нам бой.

* * *

Я сидел на вершине песчаного бархана и смотрел на Маргуш и лагерь парфянцев. Рядом сидел Тегын. Ко мне подошел Гай и, присев рядом, спросил:

– Ты уверен, что они выйдут так скоро за стены? В их лагере как будто все тихо, даже намека нет на подготовку к скорому бою. Зачем им рискованное сражение, тогда как твои кочевники не грабят и не убивают никого, ничего не разрушают, дальше на запад вглубь Маргианы не идут и не угрожают их столице.

– Уверен, – сказал я и в ответ на молчаливое сомнение Гая, продолжил:

– Ну ты же сам сказал, что мы никого не грабим и не убиваем. Так ведь обычно ведут себя кочевники? Да и не только кочевники, а любая армия вторжения. А здесь что происходит? Да, убили нескольких местных жителей и сожгли пару вил нечаянно. Ну насильничали немного над женами крестьян. А сейчас местные продолжают как ни в чем не бывало работать на своих полях, не обращая внимания на нас. Свободно торгуют с моими воинами. Даже дают за плату пользовать своих жен. И все недавно отобранное у них, им же постепенно и возвращается. Как думаешь: странно все это выглядит?

– Да, так не должно быть, когда армией вторжения командует обычный человек. А вообще это действительно странно. Запретить своим воинам получать заслуженную награду…

– Вот! Даже ты, зная меня, считаешь все это странным, – перебил я Гая. – А что думают обо всем этом парфяне?

– Не знаю, – ответил задумчиво Гай.

– А я вот знаю!

– Тебе твой Бог – Тенгри снова подсказал?

Я рассмеялся, а затем ответил:

– Нет. Шесть дней назад мне привели одного местного, который был крайне обижен парфянами. Говорил, что какой-то парфянский лучник ограбил его. Когда этот земледелец пожаловался его командиру, то тот вместо того, чтобы разобраться и наказать за беззаконие своего солдата, приказал отстегать жалобщика, его жену и детей продать в рабство, а дом сжечь. И вот он поведал, что есть скрытый проход в город, который он обещал показать.

– А почему ты не воспользовался этим? Ведь мы могли ночью пробраться в город, открыть ворота и, и-и-и… – не закончил свою мысль Гай.

– Вот, вот! Сильно похоже, да? И вот, что я подумал. Зачем убивать его, если можно использовать его с выгодой для нас. Я его поблагодарил, наградил даже и отпустил, ответив ему, что его помощь не нужна, так как через пятнадцать дней мы ждем сорок тысяч тохаров, которые помогут нам взять Маргуш. Еще я сказал ему, что города разрушать мы не будем, потому как собираемся присоединить всю Маргиану к Каганату гуннов. Ночью он из своей деревни направился в сторону города. Через час с Маргуша выехал всадник и направился на запад, откуда сегодня и пришли скорым маршем двадцать тысяч маргианцев.

– Так вот почему ты приказал не трогать тех, кто хочет войти и выйти тайком из Маргуша! – воскликнул с почти детским восторгом Гай и добавил, – ты заранее все предвидел! Теперь они должны разбить тебя, пока еще это возможно. А то после прихода еще сорока тысяч скифов твое превосходство будет подавляющим. И помощи им ждать неоткуда. На западе у них война с Римом, – засмеялся Гай.

– Вот только теперь надо подумать, как победить их с наименьшими для нас потерями, – ответил я.

* * *

– Каган, просыпайся.

Я открыл глаза. Надо мной было темное небо, хотя уже начинало светать. С обоих сторон стояли Иргек и Ирек.

Я привстал, опершись локтем в землю, и спросил:

– Что случилось? Рано же еще, даже не рассвело.

– Ворота Маргуша открылись.

«Ну началось», – подумал я, вскакивая. Рядом уже стоял в полном боевом облачении Тегын. Под узды он держал моего коня.

Молодец пацан. Всегда рядом, когда это нужно. Сильно привязался он ко мне. Хотя, что тут удивительного: после гибели его отца и матери я у него единственный брат, не считая Лошана. Но он в Согдиане, да и, как я заметил, не особо он испытывает братские чувства к своим двум младшим братьям. Жалко юнца, в девять лет лишиться родителей. Надо им поплотнее заняться.

Тегын, заметив, что я внимательно смотрю на него, смутился.

– Братишка, помоги мне одеть это, – сказал я ему, показывая на лежащие рядом мои доспехи.

Глаза Тегына блеснули, и он подошел ко мне, подобрав с земли кольчугу. Я посмотрел на него. Это был мальчишка, несмотря на его суровое выражение лица и то, что он был вооружен не хуже близнецов. У него были большие и голубые глаза, как у меня. Они смотрели на меня с той доверчивостью, как могут смотреть только дети на своих родителей. Мне стало его нестерпимо жаль, и я обнял его. Но вдруг неожиданно для меня Тегын заплакал. Заплакал навзрыд.

Это ж надо, сколько он терпел? С первого дня нашего знакомства я не видел его плачущим. Какая у меня черствая душа! Ни разу с ним даже не поговорил нормально, хотя он при любой возможности трется возле меня. Я, положив руки на его плечи, отодвинул его от себя и сказал:

– Слушай, Тегын, ты же воин! А настоящие воины не пллаа… – я замолчал. Что говорить в таких случаях я не знал и, ничего не придумав, снова крепко обнял его.