Текст книги "Гунны (СИ)"

Автор книги: А. Умиралиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Как они смогли пройти через Маргиану? Парфяне не могли пропустить их через свои границы. Я заключил союз с шахиншахом парфян Фраатом. Тогда как этот юнец Богра отказал им и, тем самым, нарушил клятву данную его отцом, – сказал вслух, размышляя Артава.

– Мой повелитель, этих гуннов возглавляет сам Богра.

* * *

Я гулял по огромным залам дворца шаха Хорезма. Меня поразили размеры дворца. Самая высокая часть была высотой не меньше сорока метров. Но еще больше меня поразило искусство древних мастеров. Каждый зал дворца был украшен настенными росписями и множеством скульптур. Я обходил зал за залом, каждый из которых был украшен росписями в соответствии со своим предназначением. Так, «банкетный» зал украшали рисунки, увидев которые я подумал, что это чертики, а затем, приглядевшись, понял, что это были фавны или сатиры – свита бога Диониса. Стены гарема украшали множество женщин, в центре которой была расположена миловидная девушка с арфой. Спальня шаха Хорезма была разрисована почему-то чернокожими воинами. Видимо, это было изображение личных телохранителей Артавы, состоящих только из африканцев, несколько десятков которых гунны порубили «в капусту», потому как они единственные оказали им сопротивление в этом городе, после того как в него вошли кочевники.

С захваченным городом нам очень повезло. Столицу Хорезма защищали стены высотой до четырнадцати метров. Через каждые двенадцать метров были возведены башни, которые выносились далеко вперед от стен, что позволило бы гарнизону поражать кочевников с двух сторон, вздумай мы брать этот город штурмом без катапульт и требушетов. Хотя артиллерия древнего мира тоже слабо помогла бы здесь. Стены были толщиной в двенадцать метров. Кроме того город окружали глубокий ров, наполненный водой, шириной в шестнадцать метров. В город вели только одни ворота, которые построены предусмотрительными архитекторами Хорезма именно в южной крепостной стене. И потому как хорезмийцы ожидали набеги кочевников именно с севера, отряду под командованием Сакмана, переодевшегося в парфянских торговцев, удалось захватить ворота и удерживать их до подхода основных сил.

Кочевники после взятия города быстро разделились по стране на десятки отрядов, беря один за другим замки и укрепленные сторожевые пункты, ведущие на север, и открывая нам путь к вполне возможному скорому отступлению. Гарнизоны этих крепостей, узнав, что столица Хорезма захвачена и, полагая, что правитель государства погиб или, в лучшем случае, тоже в плену, оказывали захватчикам слабое сопротивление или вообще сдавались без боя.

Я продолжал гулять по роскошному дворцу, разглядывая гобелены, настенные росписи, статуи и, конечно же, женщин или наложниц из гарема Артавы. Хотя гарем меня немного разочаровал. По сравнению с гаремом Спалариса у шаха он был намного меньше и менее экзотичный. Но можно сделать скидку на то, что правителю Маргуша было за сорок, а Артаве, как мне доложили, всего 19 лет.

Изучая дворец, я вышел к большому окну, с которого был виден весь город как на ладони. Город был небольшим, гораздо меньше Маргуша, но также утопал в фруктовых садах и виноградных лозах. Вдоль каждой улочки текли аккуратные арыки, которые и служили для полива садов и наполнения водой небольших фонтанов. Меня поразило, что улицы были чистыми, без мусора и неприятного запаха. Мне как любителю истории Древнего мира, было очень интересно находиться реально в древнем городе, а не читать о нем, от которого в моем времени остались только полу раскопанные археологами развалины.

«А вообще очень хотелось бы посмотреть еще на Вавилон (жители вроде еще не покинули эту мировую столицу древнего мира), вживую увидеть нетронутые ворота Иштар. Посетить Александрию с ее знаменитым маяком и библиотекой, побывать в Риме и увидеть Колизей (если его уже построили) во время проведения гладиаторских боев. Но туда с минимальным риском для жизни в это время можно попасть только во главе большой и сильной армии. А одному и пытаться не стоит. Обязательно убьют где-нибудь по пути. Да даже дело не в этом, – размышлял я, – как только я покину свою ставку в степях, вожди сцепятся с друг другом».

– Великий хан, – услышал я за спиной голос Угэ, – мы схватили гонца Артавы, и, думаю, тебе надо его послушать.

Спустя некоторое время я в сопровождении Угэ спустился в тронный зал Артавы, где на его престоле, стоящем на возвышенности, восседал Ирек. У его ног на коленях, на верхней лестничной ступеньке, ведущей к трону, стоял истерзанный человек. Подойдя поближе, я по кровоточащим ранам понял, что это следы пыток.

– А-аа, вот и ты, Богра, – радостно сказал он и осушил золотой массивный бокал, больше похожий на кубок, который тут же наполнила из большого кувшина вынырнувшая из-за трона девушка, – у Артавы отличное вино!

– Эй, как тебя там, живо налей нашему кагану, – крикнул он обращаясь к девушке с кувшином и, пнув хорезмийца прямо под нижнюю челюсть, от чего тот скатился со ступенек, сказал, – ты перескажи кагану все, что нам сообщил.

К упавшему подбежал воин и поставил его на колени, после чего хорезмиец заикаясь, кривясь от боли, стал тяжело рассказывать.

«Да у него как минимум ребра сломаны», – подумал я и сел на нижнюю ступеньку, ведущую к трону. Ко мне подошла девушка и, неловко поклонившись, подала золотой бокал, в который по кругу были вставлены крупные драгоценные камни, и стала наливать вино из кувшина. Я обратил внимание на то, что запястья девушки украшали несколько золотых браслетов, искусно вырезанными на них узорами и украшенными россыпями блестящих камней.

«Ого, да это же алмазы! Как же у нее до сих пор все это не отобрали?» – удивился я и уже с любопытством посмотрел на нее. У меня перехватило дыхание. В ее внешности было все, что я считал идеалом женской красоты. Белоснежное лицо нежной овальной формы, несмотря на выраженную тревогу, было открытым и притягивало к себе. Большие выразительные глаза, в которых я хоть и чувствовал страх, смотрели на меня с вызовом и как бы говорили: «Ну и что, что я тебе разливаю вино, это просто уважение хозяина к гостю, попробуй перейти грань, и ты познаешь мой гнев». Ее губы! Нежные, чувственные, похожие на алый бархат. Мне хотелось их целовать и целовать. Я обратил внимание на упругую грудь и крутые бедра, перехваченные платьем. Про нее можно было сказать одной строкой великого поэта «…Своими ли глазами вижу я, тебя источник красоты волшебный…».

– Богра, эй Богра-а-а, ты слышишь его, – донесся до меня как будто сквозь туман голос Ирека.

– А-аа, чего? – растерянно повернулся я к Иреку.

Он расхохотался.

– Повтори еще раз, а то сестричка Артавы Мазайя завоевала разум нашего кагана, – сказал он пленному, – а ты принеси еще вина и убирайся отсюда, – сказал он красавице.

Я хотел сказать ей, чтобы она осталась, но почувствовал необъяснимую робость перед ней. Ведь великий хан может делать все, что захочет со своим трофеем. Но вместо этого я смог только залпом выпить вино.

Ирек, посмотрев на меня, снова засмеялся.

– Артава послал меня к своему главному советнику Фарасману с посланием, чтобы он немедленно возвращался в Хорезм из Согдианы, – услышал я хорезмийца. И тут все мое внимание снова вернулось к нему.

– А что делает Фарасман в Согдиане? – с тревогой спросил я.

– По приказу шаха он направился с армией Хорезма, чтобы помочь вернуть трон Согдианы саку Ишкашу.

– А большая армия у Фарасмана?

– Восемьдесят тысяч лучших воинов Хорезма, – ответил пленный тоном, в котором чувствовалась угроза, – вы схватили только меня, еще несколько посланников успели уйти от погони.

«Это и объясняет почему мы так легко смогли захватить столицу Хорезма и почему Артава еще не выступил против нас», – заволновался я. Начал волноваться не потому, что сюда скоро придет огромная армия противника. Я все равно планировал на днях, награбив все, что можно, забрав оружейников, уйти отсюда обратно в свои степи. Но меня сильно беспокоило то, что Фарасман мог совершить в Согдиане. У Ужаса не было соответствующих сил, чтобы успешно противостоять хорезмийской армии, которая считалась лучшей в Средней Азии в этот период. А Парман и Фарух вряд ли смогли укрепиться так быстро, чтобы собрать нужное количество воинов для того, чтобы успешно противостоять хорезмийцам.

– А какие вести были от Фарасмана до нашего прихода? – спросил я.

Хорезмиец, услышав в моем голосе тревогу, нагло осклабился, смотря прямо мне в лицо и оголив здоровые белые зубы, от чего получил по ним прилетевшим «кубком», который за миг до этого держал Ирек.

Пленный снова упал. Кочевник, стоявший за ним, сразу же поднял хорезмийца.

– Мне повторить? – спросил я у него.

– От Фарасмана был только один гонец, – ответил он после того как выплюнул зубы, которые только что демонстрировал мне, – за три дня до вашего появления в Хорезме.

– Продолжай, – сказал я.

– Фарасман, объединившись с саками, разбил согдийцев и гуннов, – говорил пленный, сплевывая идущую кровь, – и сейчас он осадил Самарканд, где укрылись остатки их войска.

«Вот неудача. Я и не думал, что так быстро они начнут воевать с Согдианой. Что сейчас с Буюком?» – думал я с тревогой.

– Как думаешь, они успели захватить город? – обратился я к Иреку.

– Вряд ли, – ответил он, – Самарканд большой город, окружен высокими стенами. Да и Буюк опытный воин. Не мог так быстро Фарасман овладеть Самаркандом. Разве что только ему, как и тебе, не подсказали духи его предков всякие там хитрости, – закончил он с ухмылкой.

– А большой путь отсюда до Самарканда?

– Нет, хорезмийский всадник доберется за семь или шесть, ну, может быть, за пять дней. А мы можем за два дня и одну ночь, если ты вздумал перехватить Фарасмана. А уж Фарасман обратно будет добираться половину луны, если не оставит пеших воинов и вернется только со всадниками. Но думаю, что он не оставит лучшую часть своей армии, если, конечно, не захочет лишить разом Хорезм всей ее конницы. Кавалерии у них не намного больше, чем у нас. Даже когда они объединятся с войском, укрывшимся в круглой крепости, мы легко одолеем их.

Первой моей мыслю было воплотить подсказанное Иреком решение обогнать гонцов Артавы и напасть на армию Фарасмана. Преодолеть за двое суток расстояние, по моим расчетам в шестьсот километров, кочевники могли запросто, при этом сохранив свою полную боеспособность. Я уже в который раз убеждался в невероятной выносливости кочевников и их лошадей. Так что внезапно появиться в тылу у хорезмийской армии под Самаркандом и разбить их, не ожидающих нашего прихода, было вполне реально.

Я поставил пустой бокал возле ступеньки и, встав, направился к небольшому окошку.

– Может действительно пойти походом в Согд на помощь Селеквидам и Ужасу? Уверен, если нам удастся неожиданно напасть на них, то Фарасман не выстоит, он не сможет организовать сопротивление, а армия запаникует и разбежится. Да даже, если ему удастся собрать часть войска и битва затянется, то Буюк и Парман выведут остатки своих войск. Удара с двух сторон хорезмийцы не выдержат, – сказал я негромко.

– Когда выступаем? – спросил Ирек.

Я посмотрел в окошко. Солнце стояло высоко и с улиц города продолжало приятно пахнуть фруктовыми садами.

Я начал прикидывать все за и против. Ну разобьем мы хорезмийцев, а для чего? Да, это даст какое-то время Парману и Фаруху утвердиться на троне Согдианы. Но тохары, узнав, что хорезмийской армии не существует, сразу же введут в эту страну свои войска. А помочь Артаве будет некому. Армия его союзников парфян на их восточных границах уже изрядно помята нами. И тогда, присоединив к себе Хорезм, и скорее всего затем Маргиану, царь тохаров, набрав и обучив за счет финансовых и людских ресурсов присоединенных стран новое войско, начнет войну с еще неокрепшей Согдианой. А смогу ли я тогда помочь Парману? Думаю, что большой помощи я им оказать не смогу. Скорее всего, в это время я буду занят разборками со «своим» дядей Коканом, которого китайцы обязательно натравят на меня. Захватив богатую и многолюдную Согдиану, тохары захотят раз и навсегда покончить с угрозой постоянно исходящей от канглы и гуннов. А как можно будет с наименьшим риском и наиболее верным способом покончить со слишком предприимчивым каганом? Это же, конечно, заключить союз с «Сыном Неба», то бишь императором Поднебесной. И тогда с севера на меня двинется Кокан, с востока объединенная армия усуней и ханьцев, ну, а с юга и запада остатки жгуче ненавидящих меня и всех кочевников армии Маргианы, Хорезма и Согдианы, усиленные конницей потомков кочевников тохарами. Б-ррр, какой кошмар!».

– Выступаем завтра, – сказал я Иреку, – но не в Согд, а идем на крепость, где укрылся Артава.

Я повернулся и мое дыхание снова сбилось, а сердце бешено застучало. Я увидел с ужасом смотрящую на меня Мазайю…

* * *

Уже в который раз я объезжал крепость по кругу. Укрепление было окружено двумя рядами стен, построенных в форме правильного круга. Сама цитадель высотой около тридцати метров находилась в центре круга и тоже была такой же геометрической формы. Крепость была небольшой, но уместила по данным наблюдателей не меньше семи тысяч хорезмийских воинов. По моему приказу кочевники обложили замок плотным кольцом, держась от нее на расстоянии километра и готовы были по моей отмашке взять ее штурмом.

– Богра, хватит ездить по кругу, уже голова кружится, – услышал я Иргека и Ирека, ехавших чуть позади меня.

– Что надумал, каган? – обратился ко мне Сакман, ехавший рядом. – Если мы начнем штурм сейчас, то к закату крепость будет полностью в наших руках. Но зная Артаву, я уверен, что к предкам сегодня уйдет и много наших воинов.

– Ты лично знаешь Артаву? – спросил я у него, остановив коня.

– Да. Мать Артавы на половину аланка. Она дочь бывшего вождя этого племени Арпана. Артава воспитывался в степях у своего деда. Мой отец и Арпан были дружны, мы часто ездили гостить друг другу, пока в наши степи не пришел твой отец. Арпан выступил против кагана Шоже, но был побежден и ему пришлось бежать к Сарматам. У Арпана остался здесь единственный сын, которого зовут Аспар. Сейчас он командует гвардией Артавы.

– Какой он, этот Артава?

– Силен, умен, безумно храбр в бою, как и все аланы. Во многом благодаря Артаве, Хорезм имеет мощную армию. Он способен успешно противостоять тохарам. По его приказу построены много новых крепостей у границ с нами и отремонтированы старые. Я думаю, нам было бы лучше дружить с ним. Как враг, конечно, он не сможет доставить большого вреда нам. Но имея такого союзника, мы получим много пользы от него.

– Я хочу поговорить с Артавой.

Сакман, даже не взглянув на меня, рванул коня в карьер по направлению к крепости.

Через минуту он уже стоял у ворот крепости, которые перед ним сразу же открылись.

* * *

Солнце клонилось к закату. Я сидел на коне и продолжал смотреть на ворота крепости.

– Да где же он? – сказал с нетерпением я, – может его убили?

– Вря-а-а-ад ли, – ответил, растягивая Ирек, – Артава не глуп, он прекрасно знает, что убийство посла – это страшное преступление. Посол находится под защитой богов и его убийство это оскорбление не только нам, но и богам. Тогда мы уничтожим эту крепость со всеми, кто там находится и разорим эту страну, а всех жителей убьем, и даже твоя доброта им не поможет, – закончил лениво он.

Тут ворота открылись и из них выехал Сакман, ведя на поводу верблюда. Посмотрев внимательней я увидел, что верблюд чем-то нагружен, а сам Сакман ехал как-то странно, все время качаясь в разные стороны. Наконец дождавшись, когда он подъедет, я понял, что он пьян.

– Ну и что он сказал? – спросил я.

– Он, и-ик, не хочет с тобой говорить, и-ик, – ответил он, – но благодарит тебя за то, что ты не разрушил его столицу и оставил жителей живыми.

– И что он так долго это тебе объяснял? – начал было сердиться я.

Сакман виновато развел в стороны руки, показывая, что не только говорили.

– А что на верблюде?

– Это, и-ик, подарки, моей маме.

Я посмотрел на пьяного Сакмана, которого от выпитого вина качало на коне в разные стороны как игрушку «Ваньку-встаньку» и думал: «Странно, что тот дарит подарки его матери, несмотря на то, что по факту они враги. И я могу в любой момент отдать приказ на штурм, и этот самый Сакман убьет кучу хорезмийцев и, возможно даже, самого Артаву». Но вслух сказал:

– Ладно, все, возвращаемся домой, – и, развернув коня, направился на север.

* * *

– Ты ошибся и ввел тем самым нас в заблуждение, чуть не погубившее все государство, – кричал Артава стоящему перед ним на коленях и опустившему голову до пола Фарасману.

Артава встал с трона и, спустившись по ступенькам, остановился у склоненной головы своего главного советника.

– Ты сказал нам, что каган гуннов боится и не собирается воевать с парфянами. Не успел ты уйти со всей моей армией, как кочевники грабят Маргиану, легко разбив их войско и получив у парфян огромную дань, они захватывают мою столицу и увозят с собой всю казну Хорезма и три тысячи ремесленников! Мало того: к ним попала в плен моя сестра! И только чудо спасло ее от грязных рук кагана Богра! Что ты скажешь в свое оправдание?

– Мой повелитель, – ответил Фарасман, не поднимая головы, – мне нет оправдания. И даже самое страшное наказание не загладит вины перед моим господином. Прикажи казнить своего раба, чтобы я не жил с таким позором, ибо горечь того, что я подвел своего повелителя легла невыносимым тяжким грузом на мой разум и сердце.

– Ты прав, Фарасман. Никакое наказание, и даже пожелай я казнить тебя, это не исправит твоей безмерной вины передо мной и Хорезмом. Но ты был прав, когда говорил, что от него исходит великая опасность. И потому я дарую тебе возможность еще послужить Хорезму и устранить последствия твоих ошибок. Мне нужен крепкий союз с Парфией и со страной Чин.

– Благодарю тебя, мой повелитель, за великую милость. Я не подведу тебя, мой господин, – и Фарасман, поцеловав сапог Артавы, чутьем опытного сановника поняв, что разговор окончен, начал отползать задом к двери, так и не встав с колен и не подняв головы.

* * *

– Так, значит, они не знали, что наша армия находится у стен Самарканда, пока ты не сообщил им это? – Фарасман продолжал допрос лежащего перед ним хорезмийца. Его руки были связаны за спиной к ногам.

– Простите меня, мой господин, – прошептал обреченно он, еле шевеля разбитыми губами, – они пытали меня.

«То, что его пытали, было видно. У бедолаги по всему телу были глубокие порезы, в нескольких местах срезана кожа и еще ему выбили зубы. Но это его не спасет, – думал Фарасман. – То, что он выдал важную информацию гуннам, пусть даже под страшными пытками, это предательство и оно должно быть наказано, чтобы другим не повадно было».

– Ты говоришь его первой мыслью было отправится в Самарканд на помощь Селеквидам? И почему же он не напал на нас? Почему он передумал?

– Не знаю, но он после этого сразу же принял решение покинуть столицу и осадить крепость, где вас ждал шах.

– Да-а, – задумчиво ответил Фарасман, – он осадил Круглую крепость, но почему-то тоже не стал штурмовать ее.

Тут на стенах помещения, где шел допрос закачались тени, от горящих на стенах лучинах. Открывая тяжелую деревянную дверь, вошел воин и сообщил:

– Господин, командир гарнизона Круглой крепости явился и ждет вас в вашем дворце.

– Хорошо, – с выдохом сказал Фарасман и направился к двери.

– Господин, а-а с ним как быть? – спросил воин, освещая факелом связанного хорезмийца.

Фарасман с секунду поразмыслив и указав пальцем на яму округлой формы в углу темницы, ответил вопросом:

– Глубокая?

– В три человеческих роста.

– Бросьте его туда и замуруйте вход в эту камеру.

– Но, господин, – попытался возразить воин, – он из знатного рода и его дядя Фардис…

– Поэтому я и приказываю замуровать стену, – резко оборвал его Фарасман и в ответ на недоумение и вопросительный взгляд воина посмотрел на него так, что он согнулся в глубоком поклоне. Фарасман вышел из камеры, не обращая внимания на вопли и мольбы о пощаде связанного хорезмийца.

* * *

– Значит, они сняли осаду сразу же, как только посланник кагана выехал из крепости. Как говоришь звали его? Сакман? – спросил Фарасман, садясь на край небольшого декоративного бассейна, наполненного водой.

– Да, мой господин, – ответил ему командир гарнизона Круглой крепости.

– Это тот самый Сакман, вождь самого могущественного рода идель в племени канглы?

– Да, мой господин.

– Как так? Он ведь поклялся отомстить Богра за смерть своей младшей сестры Гюнеш? Как мне известно, ведь именно Богра сообщил о том, что жена Шоже любилась со знатным аланским воином Саулом, и тот, узнав об этом, в ярости жестоко расправился с ней.

– Может потому что все-таки вина в предательстве ложится на Гюнеш, Сакман решил простить Богра?

– Нет, – задумчиво ответил Фарасман, – Шоже, Богра, Сакман, все знали, что Гюнешь была невестой Саула. Но после победы над аланами и бегства Арпада со своим племянником Саулом, Шоже потребовал в жены Гюнеш, чтобы разозлить их и заставить вернуться хотя бы Саула, который в бою чуть было не убил его. Но случилось так, что Шоже сам сильно увлекся своей молодой женой и забыл о Сауле. И пока каган гуннов находился в походе в Согдиане, Гюнеш встретилась с Саулом, который рискуя жизнью, вернулся за ней. Они могли бы сбежать, но страсть, охватившая их обоих, задержала. А в это время и как раз в этом месте Богра охотился со своим дядей Буюком, которые и поймали их за интересным занятием. Саул, прекрасный воин, смог отбиться от них и бежать обратно в свои степи, но все же Гюнеш с собой увезти не смог. Гюнеш умоляла Богра отпустить ее вместе с Саулом, но он остался верным своему отцу. Перед смертью она успела отослать гонца Сакману, и ему стало обо всем известно. Сакман очень любил свою сестру. Все ее любили за ее красоту и доброту. Отец их, узнав, какой смертью погибла его любимая дочь, умер от горя на месте. А Сакман, взобравшись на самую высокую вершину священных для всех кочевников гор Улы-Тау, поклялся перед Тенгри и духами предков, что отомстит за смерть своей сестры. Сакман не такой человек, который нарушает свои клятвы, тем более данные своим предкам. Здесь что-то другое! Что-то другое заставило его изменить клятве, – закончил Фарасман, водя рукой круги по воде в бассейне.

– Простите меня, но тогда я не знаю…

– А, что сказал Сакман нашему повелителю, когда он прибыл в крепость?

Командир гарнизона Круглой крепости нахмурился, вспоминая, и немного погодя ответил:

– Ничего не сказал, кроме обычного приветствия. Сакман и наш повелитель обнялись, будто родные братья после долгой разлуки. Потом почти весь день беседовали втроем в башне, выпили несколько кувшинов вина, хоть шах и не терпит этого зелья, отбирающего разум.

– С ними был Аспар?

– Да, господин.

– Ну да, они росли вместе в детстве как родные братья и они родственники по материнской линии.

– Как так? – удивился командир гарнизона Круглой крепости. – Мать Сакмана ведь из сакского племени гузов?

– Да, так оно есть. Матеря матерей Сакмана и Артавы родные сестра. А Аспар двоюродный брат Артавы и, получается, тоже родственник Сакмана. Вообще система родства у кочевников очень запутанная. Если покопаться, то в итоге получится, что все они друг другу родственники. Но это не мешает им постоянно воевать, грабить и убивать друг друга. Вот как Сакман. Пришел, напился дармового вина из шахских кладовых, забрал подарки для своей матери. А прикажи Богра начать штурм крепости, он первый и повел бы в бой своих канглы и даже не вспомнил бы, что вот только что праздновал встречу с Артавой. Так почему же он все-таки не стал атаковать вас, а? Ведь у него были все шансы на победу.

– Не знаю, мой господин. Может он испугался, узнав, что армия Хорезма под вашим командованием возвращается.

– Да нет, – покачал головой Фарасман, – он прекрасно знал, что мы будем возвращаться еще несколько дней. А воинов в крепости было слишком мало для отпора гуннам. С такими воинами, разбившими армии страны Чин и Парфии, и талантом полководца, он мог бы легко завоевать Хорезм, используя ресурсы Хорезма, Маргианы, Согдианы и военную мощь кочевников…

– Он бы не смог удержать сейчас под своей властью все эти страны, отец, – перебил его командир гарнизона Круглой крепости.

– Ты прав, Бехрем, – ответил Фарасман и, внимательно взглянув на него, добавил, – завтра ты отправляешься в страну Чин.

– Но, отец…

– Ты возглавишь посольство Хорезма и предстанешь перед императором Лю Ши, – перебил его Фарасман.

– Повинуюсь, мой господин, – склонился в поклоне Бехрем.

– И вот что ты должен передать императору…

* * *

Я ехал во главе колонны всадников по направлению к Таразу. Хорезм мы покинули без сражений уже на третий день после того, как я снял осаду Круглой крепости. Сразу же, как мы вышли из границ Хорезма, Сакман с сородичами ушел в свои кочевья. Мы тепло попрощались, и он снова заверил меня в своей преданности и обещал вернуться к весне с туменом своих воинов для похода на гуннов Кокана. Откуда-то все знали, что воевать с Коканом я собрался именно весной. Желания у меня устраивать разборки со «своим» дядей и объединять всех гуннов не было никакого. Для этого, во-первых, надо было переться на тысячи километров аж на восток современного мне Казахстана и даже дальше на территорию Западной Монголии и Южного Алтая, а, во-вторых, опять-таки никто не знает, как обернется этот поход в итоге. Я бы про Кокана вообще забыл, если не одно обстоятельство, которое меня очень напугало.

* * *

– Проснись, эй, туткек, проснись, – услышал я сквозь сон, – туткек, эй, проснись, – тут меня начали теребить за плечо.

«Это что, ко мне обращаются?» – подумал я, открыв глаза. Сверху сквозь открытый шанырак юрты на меня смотрело рванное лицо луны.

– Туткек, ты проснулся?

Я повернул голову на голос и, увидев Тураки-хатун, вскочил.

– Аже, вы зачем здесь?

– Не называй меня так, туткек. Я знаю, что ты не мой внук. Душа моего внука ушла к своим предкам, а в его тело вселился ты, туткек. Я еще тогда, когда ты пришел к моему сыну, заподозрила это, а когда услышала тебя и увидела, как ты себя ведешь на совете вождей, то сразу поняла, что ты не мой внук.

– Что вы говорите, аже? – в испуге смог только это сказать я.

– Замолчи, туткек, и послушай меня, – в приказном тоне сказала она, – я никому не скажу, что ты не мой внук, если ты дашь клятву, что убьешь Кокана и привезешь мне его голову, чтобы я лично смогла сделать из его черепа чашу и пить из него вино, которое будет утешать меня. Я вижу, что только ты сможешь объединить канглы и гуннов, что бы убить его.

– Но, ажж-э-э, госпожа, ведь не Кокан убил вашего сына, а солдаты ханьского генерала Чен Тана?

– А-а, все-таки я оказалась права, что в теле моего внука нет больше его души, – горько сказала она надломленным голосом, но тут же, собравшись, продолжила в своей прежней властной манере, – мне теперь неважно кто ты, туткек, бежавший из чертогов Тенгри, или демон из подземного царства Эрлика, или простой дух воина, которого не приняли предки и бродивший среди живых в степях. Но ты должен убить Кокана. Не ханьцы виноваты в том, что мы бежали из ставки и потеряли власть и единство гуннов. Ханьцы исполняли лишь свой долг, пытаясь обезопасить свое государство от наших набегов. А Кокан предал своего кагана, соблазнившись ханьской девицей, и ее ночными посулами. Он не успокоится, пока не покончит с тобой. И ради этого и сохранения власти он пойдет на все и подвергнет государство гуннов многим бедам, которые уничтожат в итоге нас. Поэтому предательство должно быть наказано. Ты меня понял, туткек?

«А ведь права старуха, – подумал я, – от предательства Кокана и началось падение могущества гуннов. Гунны Атиллы, появившиеся в Европе через почти пятьсот лет, это последний всплеск и жалкое подобие их былого величия».

– Что молчишь, туткек?

– Что же вы хотите от меня услышать, апа? Мы сейчас не сможем бороться с Коканом. Даже Шоже будучи каганом гуннов потерпел поражение…

– У тебя есть то, чего не было у моего сына. Все кочевники верят в то, что тебя ведет Тенгри и это вдохновит твоих воинов и внесет страх в сердца гуннов Кокана. Поклянись мне перед Тенгри, что не позднее священного праздника биемурындык ты исполнишь мое повеление.

– А когда этот праздник?

– Ты что, туткек, совсем…? – Тураки-хатун с еще большим подозрением посмотрев на меня, затем махнув рукой, продолжила, – у тебя тринадцать лун. Не выполнишь обещания умрешь, умрешь страшной смертью. Так, что скажешь, туткек?

– Апа, завтра мы выходим в поход на дахов и, если я вернусь, то клянусь Тенгри, что сделаю все возможное для того, чтобы исполнить ваше повеление, – выдавил из себя в страхе я. Ну а как же еще? Страшно убивать здесь умели.

Тураки-хатун, внимательно посмотрев на меня, сказала:

– Не если. Ты вернешься. Уж не знаю почему, Тенгри ведет тебя, я это вижу, хоть ты и не веришь в него и в его силу. Я не знаю, кто ты, и с каких миров ты явился, но я вижу, что ты хочешь жить. Ты получил тело, в котором течет моя кровь и кровь моего сына. Потому твои дети будут потомками моего сына. Так, что побереги его, – и неожиданно закончив, Тураки-хатун вышла из юрты.

* * *

Вот с таким вот страхом перед «своей» бабушкой, вернее перед тем, что она может все рассказать вождям, я возвращался в Тараз. Узнай вожди племен и родов, что «царь-то не настоящий!» тут мне и трындец наступит. Даже мои победы над китайцами, успешные походы в Маргиану и в Хорезм не спасут меня. Вождям не нужен слишком популярный в народе правитель. От такого кагана исходит уж слишком большая угроза их независимости. По сути, кто я сейчас? Каган только по названию. В реальности просто верховный командующий объединенными войсками кочевников. Не пожелай вожди привести своих воинов, не будет объединенной армии, а значит и командующего. Да у меня сейчас есть верные мне вожди родов усуней, саков, перешедших под мое покровительство, есть гвардия из преданных мне гуннов. Но гуннов всего-то несколько тысяч, а верность усуней и саков обусловлена тем, что они сейчас полностью зависят от моей доброй воли. Поэтому вся реальная политическая и исполнительная власть находится в руках истинных повелителей степи.

Мне с нетерпением хотелось вернуться в город и посмотреть, что там за два месяца моего отсутствия отстроили. Должны были стену полностью восстановить, кузницы новые поставить, доспехи рыцарские выковать, оружие. После увиденных в Маргуше и Хорасмии садов, фонтанов и бассейнов мне хотелось, чтобы в моем городе было также. Благо мастеров и садовников мы захватили с собой достаточно, чтобы быстро и качественно все это построить и посадить.