Текст книги "Гунны (СИ)"

Автор книги: А. Умиралиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Иргек и Ирек, наблюдавшие все это время за нами, сели на своих коней и отъехали.

– Все, Тегын, хватит. Нам нужно готовиться к битве. У нас с тобой еще впереди много сражений.

Тегын, утерев кулаками слезы, молча кивнул мне и подал мою кольчугу.

* * *

Из ворот Маргуша выезжали всадники, которые выстраивались лицом к тридцати тысячам моих воинов, стоящих у меня за спиной. Их подготовку к построению прикрывали маргианцы, объективно опасаясь того, что мы будем им мешать. Командующий у парфян был толковый и выстраивал свою армию так, чтобы максимально уменьшить наше преимущество в маневренности и использовать свое превосходство в численности. А преимущество в численности у парфян, по моему мнению, было серьезным. К армии Ниссы из Маргуша вышло больше двадцати тысяч всадников и почти десять тысяч пеших воинов. Большинство из последних, впрочем, были вооружены кое-как.

– Боятся нас, – услышал я стоящего рядом Сакмана, – вон горожан даже вооружили. А вот те, несколько сотен с круглыми щитами и копьями – это гвардия правителя Маргуша Спалариса.

– Долго мы будем еще стоять, каган?

– Пока они не выстроятся полностью, Батразд, – ответил я сухо вождю аланов.

Парфяне на своем правом фланге поставили плохо вооруженных пехотинцев, которых справа прикрывали стены Маргуша. Пятнадцать тысяч пеших маргианцев из Ниссы расположились в центре, за которыми встали всадники вооруженные копьями. Все парфяне, то есть все профессиональные воины, составили левый фланг их войска, тем самым став самым мощным и маневренным их крылом.

Я дал сигнал к атаке.

Пятнадцать тысяч гуннов, саков и усуней, пустив стрелы в парфян, без обычной тактики ложного отступления врубились в ряды их конных лучников, которые, не ожидая этого, не успели даже пустить стрелы. Левый фланг парфян опасно прогнулся, грозя рассыпаться. Их поддержали стоявшие позади три тысячи катафрактов. Но полностью использовать свое преимущество тяжелой конницы без разбега они не смогли. Они так и приняли свой бой, проехав метров двадцать и смешавшись со стоящими в задних рядах парфянами. Но положение все же они смогли для себя выправить, достигнув равновесия сил.

– Тегын, сгоняй и узнай, что там с Гаем, – сказал я ему, моргнув левым глазом.

Тегын, широко улыбнувшись, сразу же рванул своего коня галопом, уносясь на бешенной скорости к лагерю римлян.

Я продолжил наблюдать за только что начавшейся, но уже шедшей полным ходом битве.

В центре десять тысяч канглы Сакмана вели бой в обычной манере кочевников. Расстреливая все стрелы во вражескую пехоту, один отряд сменял другой. При очередном наскоке канглы, маргианская пехота, расступившись, пропустила конницу, которая устремилась навстречу кочевникам, и навязала бой.

Мой левый фланг встретили лучники, расположившиеся на стенах Маргуша. Аланы, неся большие потери, но выполняя приказ, схватились в рукопашной с пехотой Маргуша. И здесь, при поддержке лучников, расстреливающих аланов почти в упор, городское ополчение начало теснить их, грозя дальше ударить в левый бок канглы.

– Что там с легионерами Гая? – сказал я вслух, ни к кому не обращаясь. Я посмотрел в сторону лагеря. Там все было спокойно.

Рядом со мной только осталась сотня Угэ.

– Ну, что? – сказал я, разворачивая коня к ним, – готовы драться?

В ответ был только рев сотни глоток.

* * *

– Не сильно ли вы преувеличили воинские способности этого нового правителя гуннов? – сказал командующий армией парфян Сурена, обращаясь к Вонону и Спаларису.

– Мы благодарим Ахура Мазду, милости и мудрости которого величайший Сурена оказался в это горестное для нас время в Маргиане, – ответил заискивающе Вонон.

– И ты более велик, чем царь этих порождений Ангра-Майнью, – добавил Спаларис, склонившись в поклоне перед Суреной.

«Двуличные твари. Теперь они меня олицетворяют с воином света, сражающегося против сил зла. А ведь только два года назад каждый из них считал своим долгом донести до Орода, что я покушаюсь на его трон. Ведь и меня мог казнить царь Ород, как моего отца пятнадцать лет назад, если бы не его внезапная смерть», – размышлял Сурена, глядя со стены Маргуша на сражение. – Да-а, я считал царя гуннов более мудрым. Наверное слухи о его победе над армией страны Чин сильно преувеличены».

Сурена продолжал смотреть на битву парфянской армии против кочевников и недоумевал: «Зачем царь гуннов так сразу бросил все свои силы в одновременную фронтальную атаку? Неужели хотел сломить внезапным наскоком?». Сурена надеялся, что сможет заставить гуннов отступить, а самому вывести армию к Ниссе, пока не прибыли союзники гуннов. Оставив Маргуш, Сурена преследовал две цели. Первая – занятые ограблением города гунны не будут преследовать отступающих парфян. А вторая – из-за владения Маргушем, союзники могут поссорится, так как тохары уже долгое время хотят захватить этот благодатный край. Тем самым дать время Сурене дождаться в Ниссе подкреплений с Тисфуна[21]21
  Тисфун – Кстесифон, столица Парфии.


[Закрыть], куда он уже направил донесение о вторжении.

«Рано отправил я гонца с просьбой о помощи. По всему видно, что сражение сегодня закончится нашей полной победой. Кочевники увязли в моей армии, и только немедленное бегство может спасти часть из них от полного уничтожения. Но где римляне? – вспомнил с тревогой Сурена и, посмотрев на лагерь легионеров, успокоился. Легионеры продолжали сидеть у своих шатров. – Видимо Гунны тоже не доверяют воинским умениям римлян, раз они не приняли участие в этом сражении. Но, как-то все странно там». И в следующее мгновение его отвлек от мысли Спаларис:

– О-о-о, Ахура Мазда! Что творит этот безумный? – воскликнул он.

«Да-а, очень отважный этот молодой царь гуннов», – продолжал думать Сурена, глядя как повелитель гуннов с кучкой воинов атаковал пехоту и, тем самым, остановил наступление парфян. Но теперь ему грозила смертельна опасность.

– Слава Ахура Мазде, что он лишил царя гуннов разума. Еще немного и ему конец, – сказал Вонон и приказал стоящим рядом лучникам стрелять в гуннов.

– Какого возраста вы говорите он? – спросил Сурена у рядом стоящих.

– Только тринадцать лет, – ответили одновременно Вонон и Спаларис.

«Да-а, удивительный юноша. Только благодаря мастерству и верности его воинов, погибающих десятками под градом стрел, он еще жив. Да и сам он отличный воин», – подумал Сурена, увидев, как царь гуннов, воткнул копье в тяжеловооруженного пехотинца Маргуша и обломком этого же копья проткнул шею другого, выхватив странный изогнутый меч, разрубил голову третьему.

– Да это сам Ангра-Майнью, – прошептал Спаларис, видя как царь гуннов продолжает убивать его лучших солдат.

Но в следующее мгновение, находящиеся на стенах, восторженно закричали. Пехотинцы Маргуша, окружив, сбили царя гуннов с его беснующегося коня.

– Откуда они здесь? – закричал Сурена и, посмотрев на лагерь римлян, все понял. – Как я сразу не понял, что это чучела, – прошептал он, увидев как из открывшихся ворот Маргуша выбежали римляне и стремительным маршем, под единый рев «Барра», смяли правый фланг парфян.

Глава седьмая, часть вторая

– Да-а-а, маргианки горячие штучки, – сказал я сам себе полушепотом, лежа на огромной кровати Спалариса в его дворце.

– Вы что-то сказали, мой повелитель? – спросила лежащая слева белокурая красавица.

– Да вот думаю, какая ты у меня хорошая, – ответил я ей.

– И какая? – не унималась она.

– Самая лучшая.

– А я? – нежно прошептала мне в ухо, положив свою голову на мое правое плечо, чернокожая красавица.

Ну-у, только эти были не коренными маргианками, а в предыдущие десять дней многие были ими.

«Вообще классный гарем у Спалариса, – вспоминал я с удовольствием. – Каких только нет! На любой цвет, вкус и национальность. А эти?».

– Откуда ты родом? – спросил я у девушки с белоснежной кожей.

– Я из Галии, – ответила она, – но страну свою почти не помню.

– А как ты попала сюда? – заинтересовался я.

– Когда мне исполнилось пять лет, на деревню моего племени напали римляне. Я хорошо помню этот день, – рассказывала она после некоторого раздумья, – в тот день был какой-то праздник. Помню, что отец и мать накрывали на стол и ждали гостей. Но вместо гостей пришли римляне. Моего отца и остальных, кто сопротивлялся, убили, а оставшихся в живых продали в рабство на невольничьих рынках Сицилии. Меня и мою маму купил сириец по имени Кеней. Мама умерла от какой-то болезни на галере, пока мы плыли в Антиохию. В Антиохии Кеней продал меня в храм богини Афродиты, в лучшую школу гетер, где я почти девять лет обучалась искусству любви. И три года назад евнух Салариса купил меня в храме и подарил своему господину.

– А на языке римлян тебя научили говорить в храме?

– Да, мой господин. Еще я владею персидским, греческим и твоим родным языком.

– Неужели в храме Афродиты научилась? – удивился я.

– Нет, мой господин, – сладко улыбнулась она, – языку скифов я научилась здесь.

– А зачем он тебе?

– Я часто выхожу на рынки Маргуша. Чтобы свободно понимать торговцев, мне пришлось его выучить. Ведь торговец из страны Чин может не владеть персидским, и тем более греческим, а торговец из, например, Египта не владеет языком страны Чин. Ну, а на языке моего господина разговаривают все торговцы, прибывающие в Маргиану.

«Надо же, прямо язык международного общения», – подумал я.

– Ну, а ты откуда? – повернул я голову к темнокожей красавице.

– А я не скажу, – ответила она, сердито надув губки, – ты не ответил на мой вопрос, какая я для тебя хорошая.

– Ух, ты моя хорошая, – и, положив руку ей на изгиб ее обнаженного бедра, я в очередной раз почувствовал, что нахожусь так сказать «в полной боевой готовности»…

«Эх, хорошо быть в молодом, сильном теле с опытом зрелого мужчины и иметь при этом почти неограниченную власть», – подумал я…

* * *

Удар сотни гуннов был тяжелым. Мы глубоко проникли в тело городского ополчения Маргуша, но опрокинуть все равно их не смогли. Слишком малочислен был мой отряд. Нас встретила лучшая часть этой пехоты – гвардия Спалариса, которая и остановила нас. Лучники со стен продолжали стрелять в нас. Вокруг меня мои воины и воины врага гибли десятками от этих стрел. Лучники стараясь поскорее поразить меня не разбирались, где враги, а где свои. Меня пока спасали доспехи, от которых стрелы отскакивали, не причинив вреда моей тушке. Но через несколько минут, я отбивался сразу от дюжины копейщиков, среди которых я зарубил нескольких. Но один, особо удачливый, все же больно ткнул меня своим копьем в правый бок. Мои доспехи снова выдержали, но сама сила удара выбила меня из седла. От немедленной смерти меня спас мой конь, который продолжал бесноваться справа от меня и, сбив этого «удачливого» воина передними копытами, начал топтать его. При этом он полностью обеспечил мне безопасность с этой стороны, не подпуская ко мне остальных. Но слева, выставив копья вперед, на меня шли аж пять пехотинцев.

Я вскочил на ноги. Благо щит и саблю я не выпустил из рук даже после падения. Где-то я слышал, что пеший кочевник вдвое слабее конного. Ничего подобного. Пеший кочевник почти беззащитен перед вооруженными до зубов пехотинцами, которые уверенно напирали на меня, сомкнув щиты, не давая мне ни малейшей возможности сблизиться с ними вплотную, и воспользоваться преимуществом сабельного боя. Мельком я увидел, что Угэ с остатками моих телохранителей пытается пробиться ко мне, но их также почти облепили со всех сторон маргушсцы, убивая одного за другим, тем самым выплескивая ненависть за всех земледельцев, страдавших веками от набегов кочевников.

Я прикрылся щитом. Странно, но я не испытывал никакого страха перед идущей на меня впереди неминуемой смертью. Сердце продолжало биться в обычном ритме, и даже дыхание было спокойным. Помню, что в «срочке» меня постоянно трясло перед прыжками с вертушек, когда ложился под танк, и даже, когда просто стрелял по мишеням. Всегда думал о том, что сейчас парашют не раскроется или танкисту вздумается именно на мне развернуться. Ну, а в этом теле все было по-другому. Я спокойно ждал смерти, но при этом готов был драться до конца.

Тут, идущий прямо напротив меня копейщик, выронил копье и щит и схватился за стрелу, торчащую из его горла. Через мгновение упал второй, лицо которого тоже пробила стрела. Остальные трое остановились, прикрывшись щитами. Но я прыгнул в брешь, созданную между ними и, толкнув щитом стоящего слева, рубанул вправо пехотинца, пытавшегося развернуться ко мне, и рассек кожаный панцирь на груди этого воина. Не дожидаясь его падения, сразу же развернулся к двум оставшимся. Но копейщик, которого я толкнул, уже валился на бок. Его глаз был пробит стрелой.

«Да кто ж это такой, любитель стрелять в голову?» – неожиданно разозлился я и отыскал глазами «снайпера». Тегын, стоящий на седле в окружении сражающихся аланов, которые защищали его от наскоков копейщиков, тем самым давая ему возможность спасти меня, выстрелил в спину пятого, который за мгновение до этого, бросив копье и щит, подался в бегство.

Но уже в следующую минуту на меня снова неслись маргушцы.

– Барр-а-а-а! – раздался тут со стороны крепостных стен долгожданный боевой клич римлян, от которого бегущие на меня пехотинцы враз остановились и растерянно развернулись.

Ко мне наконец пробился Угэ с оставшимися от сотни гуннами, которые сразу же взяли меня в охранное кольцо.

– Каган, прекрасный у тебя боевой конь, – сказал Угэ, передавая поводья.

Я вскочил в седло и увидел, что легионеры находятся всего в нескольких десятках метров от меня и уверенно продвигаются в мою сторону, легко уничтожая почти не сопротивляющихся маргушцев.

Со стороны города раздался низкий, грубый и режущий по нервам звук. Я посмотрел на стены. На них вместо парфянских лучников стояли легионеры. Среди римлян был десяток трубачей, которые и дули в свои инструменты по форме, похожей на букву «С». Заунывная мелодия труб подействовало на нервы не только мне. Маргушцы, увидев на стенах римлян, почти все стали разбегаться. Остались только гвардейцы правителя Маргуша, которые, перестроившись в каре, ощетинились копьями.

– Угэ, пошли человека к Батразду. Пусть не трогает маргушцев, а поможет Сакману, – сказал я начальнику своих телохранителей. – Ты все понял?

– Да, господин, – услышал я через пару секунд за спиной голос какого-то воина. Он помчался в сторону аланов, приготовившихся к атаке на оставшихся маргушцев.

Аланы исполняя приказ рванулись с места, обтекая как река остров, пехоту Маргуша и ударили в бок центра армии парфян.

– Похоже я спас тебе жизнь, скиф? – увидел я подходящего ко мне довольного Гая.

– Еще бы не много и тебе некого было бы спасать, – ответил я ему, делая вид, что недоволен. Гай сразу же помрачнел.

– Да шучу я. Что ты сразу обижаешься? – сказал я ему и продолжил. – Пошли человека с приказом, пусть пять когорт атакуют парфян на их левом фланге, а остальные окружат этих, – показал я саблей на каре гвардейцев Спалариса, – пошли к ним парламентера, пусть сдаются, взамен я им обещаю жизнь и свободу после окончания битвы. А сам расскажи, что так долго там возились.

* * *

– Легат, впереди дверь, она заперта, – сказал легионер, освещая факелом окованную бронзовыми листами дверь в конце подземного тоннеля.

Гай подошел к двери и попробовал сам толкнуть ее. Дверь даже не шелохнулась.

– Посвети, – сказал он. Гай снова осмотрел дверь, которая стояла на косяке, сделанной из массивных бревен, вставленных глубоко в камни, которые уходили вверх и по обе стороны от дверей.

– Будем ломать? – спросил легионер.

– Эту дверь без тарана не сломаешь. Да и могут услышать, и тогда нас перебьют по одному, пока мы будем выбираться отсюда.

– Что нам делать? Будем возвращаться?

– Нет, бой уже идет. Царь скифов нас послал сюда, чтобы через этот проход мы пробрались в город и открыли ворота, у которых идет сражение, а затем всеми нашими силами ударили в спину парфян. Если мы не сумеем этого сделать, то скифы проиграют сражение и уйдут обратно в степи, а нас оставят. И как думаешь, что сделают с нами парфяне?

– Но как мы проберемся? Дверь закрыта. Может парфяне увидели нас и заперли ее?

– Вряд ли. Тот землепашец хотел провести нас через этот проход в готовую ловушку. И если бы они увидели нас сейчас, то скорее всего оставили бы дверь открытой, дали нам возможность войти в город и потом перебили. Думаю, для этого много людей не надо. Пяток лучников и десяток копейщиков хватит, чтобы расправиться с нами по одному на выходе. Ну-ка посвети сюда еще раз, – попросил Гай.

– Похоже на каменную кладку в земле какого-то дома, – сказал легионер, освещая факелом каменную стену.

Гай вытащил из ножен гладиус и начал ковырять щели между камнями в стене. Через несколько минут он вытащил камень из стены.

– Вытаскивайте остальные, – сказал он стоящим сзади легионерам, – только осторожно. Смотрите, чтобы стена и потолок не обвалились.

Двое римлян быстро заработали кирками, которые наряду с оружием и доспехами входили в обязательную амуницию легионера.

– Да тише вы, – зашипел на них Гай.

Когда вытащили очередной камень, то с образовавшейся дыры подуло свежим воздухом. Легионеры заработали активнее и расчистили проход, в который протиснулся первый из них. По ту сторону было темно.

– Подайте факел, – попросил он, – легат, да это винный погреб!

– Луций, – снова зашипел Гай, – дверь открой!

– А, отсюда этой двери не открыть. Это другое помещение, – сказал Луций, осмотревшись, – там, вдали есть еще одна дверь.

– Ладно, деваться нам все равно некуда, все заходим сюда, – сказал Гай, втискиваясь в проделанную щель и дождавшись, пока погреб наполнится легионерами, направился к двери, которая находилась в дальнем конце помещения. Она легко поддалась. Гай осторожно выглянул из-за двери. По ту сторону было освещение, которое исходило из маленького оконца вверху, куда вела деревянная лестница.

Гай поднялся по лестнице, слева снова была дверь, через щели в которой проникали лучи света. Он подошел к окошку.

– Вот ворота, – сказала Гай тихо, подзывая легионеров, – стражи только около полусотни.

– Еще вон там есть, – показал пальцем Луций на лучников, расположившихся на башнях и меж бойниц над воротами.

– Ты с двумя десятками деканов[22]22
  Декан – командир 10 легионеров, с которыми он жил в одной палатке.


[Закрыть] Тита и Спурия уберешь тех лучников, – сказал Гай Луцию и продолжил, – Квинт, Нумерий, вы со своими десятками прикроете меня, пока я с остальными ребятами не разберусь со стражей и не открою ворота. И смотрите, чтобы никто не смог уйти. Кыран, ты со своими гуннами прикроешь Луция.

– А если нас услышат и поднимут шум? – выразил сомнение Луций. – До них отсюда только сто шагов.

– А что делать? Придется рискнуть. Времени уж совсем нет. Сражение в разгаре, судя по шуму. Может и не услышат нас. Ну все, выходим, – закончил Гай.

Римляне, открыв дверь, выбегали из помещения и сразу же занимали свои места в строю. Сорок легионеров во главе с Гаем почти мгновенно выстроившись, пробежав несколько метров и метнув пилумы в ничего не подозревающих стражников, в следующие несколько секунд уже дрались в рукопашном бою. Десятки Тита и Спурия, минуя с двух сторон рубящихся, забегали в проемы башни на лестницы, ведущие наверх. Кыран с десятком гуннов, заняв позиции позади всех легионеров, начал расстреливать стражников на стенах и башнях.

Через несколько минут все было кончено. Легионеры Квинта и Нумерия перебили оставшихся стражников, пытавшихся спастись, убегая в разные стороны.

Ворота широко распахнулись. Гай стал внимательно прислушиваться.

– Вроде все в порядке. Нас никто не заметил, – сказал он спустившемуся с башни Луцию, – как там у вас было?

– Да все было бы хорошо, если бы не они, – и на вопросительный взгляд Гая продолжил, – пока мы добрались наверх, эти не знающие промаха скифы, перебили всех стражников, а их там было тридцать.

– А мы еще отказывались, не хотели их брать. Хорошо царь скифов настоял. Эти скифы прирожденные воины. Будь тогда у Красса хотя бы тысяча таких, все могло бы закончиться в той злополучной битве совсем наоборот.

– Да уж, пусть избавят боги Рима, от войны с этими варварами. Они могут погубить нашу цивилизацию.

– Рано или поздно Риму придется иметь с ними дело, – задумчиво ответил Луцию Гай. Новый царь скифов очень энергичен и, если его не отравят шпионы страны Серес, он почти наверняка скоро сможет объединить все кочевые племена от океана, который находится в тысячах миль отсюда на восток, и до скифов, обитающих у северных берегов Понта Эвксинского[23]23
  Понт Эвксинский – Черное море


[Закрыть]. А это почти у самых наших границ.

– Хм, даже если он сможет объединить такое количество племен, то контролировать огромную территорию без постоянных опорных пунктов он будет не в состоянии. Насколько я знаю, таких у скифов единицы.

– В этом и спасение всех цивилизаций. Боги, наградив с лихвой скифов воинскими талантами, храбростью, силой и выносливостью, дали им чрезмерное свободолюбие, честолюбие и чванливость по отношению друг другу. Почти каждый кочевник, став вождем даже самого захудалого племени, начинает мнить себя более великим, чем другие, начинает завидовать более удачливому соседу и при удобном случае не упускает возможностей напасть на него и ограбить. Такие, могут признать власть над собой только поистине великого вождя. А молодой царь скифов именно такой. Поэтому почти все они охотно повинуются ему. Еще ему покровительствует сам Юпитер, называемый скифами Тенгри. В это верят кочевники и даже я, – закончил Гай.

– Легат, поздравляю тебя с удачей, – сказал вбежавший в ворота центурион в доспехах высшего командного состава легиона. За ним следовали, сохраняя строй, когорты легионов.

– Настоящая удача нас ждет еще впереди. Нужно скорее пройти на ту сторону города. Сколько ты привел с собой, Самнит?

– Я оставил в лагере только три когорты, как ты и приказал. Остальные девять здесь.

– Надо разделиться, а то мы через эти узкие улочки будем до вечера идти к северным воротам, – сказал Гай.

Шесть тысяч легионеров, разделившись на три части, вышли к стене, под которой шло основное сражение между парфянами и армией гуннов. Гай, увидев на стенах лучников, стреляющих по другую сторону, крикнул:

– Фурий, Луций, вы со своими когортами на стены, пока лучники парфян нас не заметили. Остальные за мной на ворота и вон из города.

* * *

– На этом все, царь. Остальное ты знаешь, – закончил свой рассказ, улыбаясь Гай.

Я посмотрел в сторону идущего сражения. Как и ожидалось, аланы и римляне легко смяли центр парфянской армии, которая через мгновение превратилась в тысячи бегущих в панике людей. В след за центром, левое крыло парфян тоже стало отступать. Но в отличие от центра, преимущественно состоящего из пехоты, конных парфян догнать было тяжелее. Кочевники, не отвлекаясь на бегущую парфянскую конницу, занялись уничтожением пехоты.

– Царь, – обратился ко мне Гай после того, как к нему подошли несколько центурионов и безоружных воинов в доспехах парфян, – командующий парфянской армией Сурена и наместник Маргианы Вонон просят принять их.

Я повернул коня к парфянам и, посмотрев на них, сказал:

– Ну, и что же я хочу?

Парфяне, переглянувшись, склонились в глубоком поклоне.

«Да-а-а, быстро я свыкся с безграничной властью» – подумав это, я сказал:

– Ну, что застыли? Говорите, что хотели.

– О, владыка, мы не смеем хотеть, но восхваляем твою непревзойденную воинскую мудрость, благодаря которой гунны одержали сегодня, несомненно, великую победу. Но сжалься, прояви не менее великую милость, чем твоя победа, и пощади моих воинов. Клянусь Ахура Маздой и священными духами предков, я и эти воины еще верно послужим тебе в завоеванном тобой Маргуше.

– Угэ, пошли людей, пусть прекращают добивать дахов и стягиваются все сюда.

– Как зовут тебя, ага?

– Мое имя Сурена и я был командующим этой армией, – снова склонился в поклоне он.

Я посмотрел на него. Парфянцу на вид было лет тридцать.

– Не сын ли ты Сурены, который разбил и взял в плен этих римлян четырнадцать лет назад?

Сурена снова склонившись передо мной сказал:

– Да, мой владыка.

– А это кто? – Показал я рукой на второго парфянца.

– Я сатрап Маргианы Вонон, – ответил он.

– А где Спаларис? Его гвардия уже давно сложила оружие.

– Он погиб, – ответил мне Вонон, – римляне сразили его.

– М-мм, жаль. Ну да ладно, мне не нужна ваша Маргиана и ты остаешься ее хозяином. Так что принимайте гостей, и я хочу воспользоваться вашим гостеприимством и выпросить у вас кое-что.

Сурена и Вонон недоуменно переглянулись. Вонон более искушенный придворный сановник и политик, чем Сурена (все-таки был больше воином, чем дипломатом), сказал первым:

– Мы рады приветствовать повелителя гуннов и властелина Турана, друга и верного союзника царя дахов и Великой Персии Фраата IV.

Вот мы и пользовались гостеприимством маргушцев десятый день, зализывая раны, полученные в сражении с парфянами. А я вдобавок еще и гаремом Спалариса.

* * *

Вонон и Сурена стояли на надвратной башне и мрачно смотрели вслед уходящей армии гуннов, разделившейся на две части. Первая часть, в которой были все римляне, около десяти тысяч кочевников и две тысячи жителей Маргуша направилась на север. Вторая, меньшая, но более боеспособная и мобильная, без раненных и пехотинцев, быстро растворялась в солнечных лучах на востоке.

– Мы еще легко отделались от царя гуннов, – сказал Вонон стоящему рядом Сурене, – он мог бы потопить в крови всю Маргиану или угнать в свою степь всех жителей, но забрал только ремесленников. Я был уверен, что он еще заберет и весь гарем Спалариса. Ты заметил, как он не спускал глаз с них, как только увидел его жен и наложниц? – и, не дождавшись ответа, продолжил, – Все десять дней, пока его сарбазы грабили Маргуш, он развлекался с девицами. Благодаря чему мы и сумели сохранить большую часть наших богатств и снова сможем вооружить армию. И почему он не вытряс с нас все до последнего медного драхма? Если бы не Спаларис со своей безумной затеей заманить гуннов через тот злополучный подземный проход, ты бы выиграл это сражение.

– Не уверен, – наконец ответил задумчиво Сурена, – царь гуннов молод, но хитер. Добив остатки нашей армии и разграбив города, он дал бы возможность захватить Маргиану царю тохаров Сапабиду, который как только узнает, что наши восточные границы остались без защиты, немедленно приведет своих воинов. А выбить их отсюда будет потом сложно. Фраат, занятый войной с римлянами, не скоро сможет прислать сюда помощь.

– Но почему Богра сам не присоединил Маргиану? Она после нашего поражения осталась беззащитной перед ним, – недоуменно спросил Вонон.

– Наши предки пришли в эту страну более ста лет назад из степей, где сейчас кочуют племена подвластные царю гуннов. Потомки оставшейся части племен дахов и ятиев все еще живут там. Наши предки, покорив эту страну, остались здесь. Многие из них смешались с землепашцами, растеряв свою былую воинственность и могущество, поэтому Богра и не хочет покидать родные степи. А держать под своей властью Маргиану со ставкой в своих степях не сможет. Он слаб для этого. В степях у него неспокойно и его окружают одни враги. Благо для него, что все его враги еще и враги друг другу. Это его спасет, – ответил Сурена и, повернувшись лицом к Вонону, сказал:

– Сегодня прибыл посланник нашего повелителя. Он требует от меня немедленно явиться в Тисфун. Завтра на рассвете я уезжаю.

Вонон поклонился Сурене.

– И еще, Вонон, – продолжил Сурена, – отдай мне Агайю из гарема Спалариса.

Вонон улыбнувшись, снова поклонился Сурене.

* * *

Шах Хорезма Артава натянул лук, целясь в шею оленя, за которым третьи сутки он вел охоту. Олень был очень осторожен и хитер. Он будто издевался над ним. Вот уже который раз, подпустив на расстояние полета стрелы Артаву, сразу же уносился прочь, оставаясь при этом в пределах видимости, как бы давая понять, что «игра» продолжается.

Артава, подобно свободным казакам, ушедшим в добровольное изгнание из родовых общин в степи, предпочитал охотиться сам, без помощи сотен загонщиков и егерей. Выследив и убив добычу, используя только свои познания и ловкость, он получал истинное наслаждение от охоты. Артава был прекрасным охотником и воином. Искусству владения луком он обучался у своего дяди, предыдущего вождя аланов. Мать Артавы, сама великолепный воин, еще в раннем детстве отправила своего сына на воспитание к своему старшему брату Арпаду, кочевавшему на северных берегах Хорезмийского моря.

И вот Артава, наконец, незаметно подобрался к оленю, и натянул тетиву лука до мочки уха, целясь в шею ничего не подозревающего животного…

– Господ-и-и-ин, госпо-о-оди-и-ин, – вдруг закричали вдали десятки голосов, разыскивающих своего шаха.

Артава немедля выстрелил, но олень, предупрежденный голосами, уже мчался в противоположную от людей сторону.

Властелин Хорезма глубоко вздохнув, спокойно снял тетиву с лука и аккуратно положил его в колчан.

«Что же там такое случилось?», – подумал Артава. Ведь все придворные сановники знали, что их шах не любит, когда его отвлекают в то время, когда он ведет охоту.

«Да что ж там такое случилось?» – уже с тревогой подумал Артава, слушая голоса, и пошел навстречу к ним.

– Господин! – крикнул всадник, увидев Артаву, и галопом направил своего коня навстречу к нему.

– Господин! – снова крикнул воин в доспехах командующего гвардией шаха Хорезма и, спрыгнув с коня, упал на колени перед Артавой. – Господин, гунны захватили Хорасмию!

– Как? Как они прошли мимо наших дозоров и сторожевых крепостей?

– Повелитель, они пришли с юга, из земель Маргианы, все имеющиеся на юге дозоры они истребили, а оставшиеся не успели вовремя прибыть в столицу. Город они взяли почти без боя.

– Их так много? – удивился Артава.

– Пятнадцать тысяч. Я уже отправил приказы о сборе в Круглой крепости всем оставшимся отрядам.

Артава посмотрел на сотника. Воина звали Аспар и был он аланом. Аспар был не только близким родственником Артавы со стороны матери, но и другом, с которым он провел все свое детство в степях. Вдобавок ко всему, он был толковым военачальником и сановником. Поэтому ему и позволялось многое: самому принимать важные военные решения и сообщать наиболее плохие новости шаху, который как-то в гневе убил за принесенную весть о смерти матери своего советника. После этого ни один придворный сановник не решался сообщать о чем-то плохом Артаве, предпочитая в такие моменты прятаться за спиной Аспара. При всем этом коренные хорезмийцы ненавидели пришельца, являющегося любимцем их повелителя и самым могущественным человеком в Хорезме после шаха и его главного советника Фарасмана.

– А почему именно в этой крепости? – спросил Артава.

– Эта единственная не захваченная гуннами крепость, способная укрыть наши отряды. Все остальные уже заняты гуннами, а гарнизоны они перебили.