Текст книги "Черная полоса (СИ)"

Автор книги: Звездопад весной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Ну… У вас же никогда не было семьи, – неловко пояснил Лешка. – Почему?

– А зачем?

– Ну, не знаю. Люди обычно женятся, – пробормотал Лешка, рассматривая свое отражение в чашке.

– Значит, я не настолько человек, – заключил дядя.

И Лешка подумал уже, что разговор окончен, но дядя неожиданно продолжил:

– Я же говорил, что не люблю людей. Зачем жениться и плодиться, если не хочется… Мне и так нормально.

Было. Пока племянник на голову не свалился. А Лешке-то показалось, что они наконец нашли общий язык…

– Зачем вы согласились? – спросил Лешка.

Он не уточнил, на что именно, но дядя и так понял.

– За неимением лучшего, – ответил он. – Слушай, мы же уже всё обсудили давно. Появится более подходящий вариант – хорошо, нет – как-нибудь проживем.

– Более подходящий, – повторил Лешка.

– Мало ли. Какая-нибудь тетушка или кузина по материнской линии, – пожал плечами дядя. – Ну, или еще кто-нибудь, кто разбирается в детях и жаждет тебя усыновить.

– И вы меня отдадите?

– А почему нет?

Лешка поставил чашку на стол.

– Так, не надо тут обижаться, – сказал дядя. – Я обещал твоей матери, что буду действовать в твоих интересах. Если будет выбор между нормальной семьей и мной, я этот выбор за тебя сделаю.

– Вам на меня совсем наплевать?

Слова сорвались с языка сами собой, и Лешке оставалось только виновато опустить глаза.

Дядя смерил его долгим взглядом, помолчал достаточно долго, чтобы Лешка успел многократно проклясть свою несдержанность, и наконец заговорил:

– Я делаю для тебя всё, что могу. Но могу я очень мало. Если появится кто-то, кто сможет дать тебе больше…

– Я понял, – прервал его Лешка. – Простите, что нарушаю ваше одиночество.

– Алексей…

– Спасибо за чай.

Лешка встал, поколебался немного, решая, нужно ли вымыть за собой чашку. Но в таком случае придется идти на кухню и возвращаться назад, а этого ему совершенно не хотелось. Нет, пусть чашка переночует на столе.

Вернувшись в свою комнату, Лешка тяжело опустился на кровать. Ника проснулась и ткнулась мокрым носом в его руку. Лешка обнял ее за шею, зарылся лицом в рыжий мех и всхлипнул.

Комментарий к 18

Меня сегодня спросили, почему это мои герои так мало разговаривают. Вот почему… Хотя эти двое и домолчаться могут. Талант у них.

Короче, пора переименовывать текст в “Два придурка”…)

========== 19 ==========

Дни опять потянулись с черепашьей скоростью. Лешка уже успел забыть, насколько медленно идет время, если пытаешься кого-то избегать. А он пытался, он честно пытался не мешать больше, чем необходимо. Не было обиды, не было демонстративности, зато была подавленность. Потому что можно обижаться на несправедливость, можно демонстративно дуться, выпрашивая реакцию, а Лешка наконец усвоил, что ничего не будет, и притих. В конце концов, на что тут обижаться? Всё честно. Он сам себе что-то напридумывал, пытался читать между строк, надеялся, навязывался… Сам виноват. Никто не обязан его любить. Разве что Ника… Нет, она не была обязана, но она любила.

Теперь Лешка по утрам кормил и выгуливал Нику, запирал ее в своей комнате и шел на автобусную остановку. В школе вел себя как можно неприметнее, чтобы не нарваться на неприятности. Сразу же после занятий возвращался домой, выводил Нику на прогулку и снова запирался в своей комнате. На кухню не ходил вообще, да и не испытывал необходимости: аппетит совсем пропал, какого-нибудь печенья или батончика, купленного в буфете, хватало на весь день. Ни разу Лешка не сталкивался с дядей ни в коридоре, ни в ванной, ни в прихожей, что, учитывая небольшой размер дома, могло означать только одно: дядя вовсе не возражал против этого игнора. Все выходные дядя провел в лесу, будто бы специально, чтобы не встречаться с Лешкой. Лешка говорил себе, что его всё устраивает, и до ночи валялся в кровати, гладя Нику, делая уроки и смотря смешные видео, от которых становилось еще тоскливее. Ника, будто чувствуя его настроение, только грустно вздыхала и даже отказывалась от еды.

Так всё и шло четыре дня, а на пятый Лешка ушиб на физкультуре руку. Сначала было терпимо, только кисть опухла немного, но пальцы нормально шевелились, никто ничего не заметил. К концу уроков вдоль ребра ладони налился странной формы синяк. Лешка натянул рукав пониже, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Острая боль, через несколько минут после падения ставшая тупой и почти незаметной, к вечеру усилилась настолько, что уснуть Лешка так и не смог. Он наконец сдался и поплелся в гостиную, надеясь, что дяди там не будет. Но он, увы, был.

Лешка поспешно выдвинул один из ящиков секретера, порылся в нем, задвинул, попробовал следующий, почти физически ощущая, что мешает. Ибупрофен нашелся в третьем по счету ящике.

Дядя ничего не сказал и даже не посмотрел на Лешку, его взгляд так и оставался прикованным к ноутбуку, а пальцы быстро стучали по клавиатуре. Но когда Лешка, проглотив одну таблетку и сунув в карман еще пару, собрался уходить и исподтишка глянул на дядю, ему померещилось, что тот немного… удивился, что ли? Как будто думал, что Лешка останется. Нет, конечно же, он опасался, что Лешка останется, и удивление было приятным.

От таблетки боль немного поутихла, и Лешке удалось наконец уснуть.

На следующий день, вернувшись из школы, Лешка снова прокрался в гостиную, чтобы пополнить запасы ибупрофена. Дяди нигде видно не было, и Лешка решил, что в этот раз ему повезло. Он ополовинил упаковку и сунул таблетки в карман.

– Зачем тебе столько? – спросил дядя.

Лешка испуганно обернулся. Надо было догадаться, что дядя на кухне.

– Чтобы два раза не ходить.

Дядя подошел поближе и окинул Лешку изучающим взглядом.

– Что болит? – спросил он наконец.

Отвечать почему-то очень не хотелось.

– Что болит? – повторил дядя.

И Лешка молча показал ему руку.

– Что случилось?

– Упал на физкультуре.

– Давно?

– Вчера.

– Почему не сказал?

Дядя осторожно взял Лешку за ушибленную руку, пощупал припухлость.

– А зачем? Таблетку я и сам могу принять, – сердито ответил Лешка, резко выдергивая руку и старательно игнорируя последовавшую за этим движением вспышку боли.

Дядя смотрел всё так же внимательно, и Лешка поежился:

– Дыру прожжете.

– Дозировку хоть знаешь? – неожиданно спросил дядя.

– Знаю, – буркнул Лешка.

Дядя кивнул каким-то своим мыслям. Лешка почувствовал, как злость и раздражение слетают с него, оставляя только неуверенность и неловкость. Сейчас должна была последовать лекция о том, что Лешка покалечился по неосторожности, но никакой лекции не было. И никакого наказания тоже. Странно, дело ведь совсем не в том, что рука болит. После гвоздя тоже было больно, но Лешку это не спасло. Что не так?

– Я пойду, мне еще с Никой гулять, – сказал Лешка.

Он поспешил к себе, надел на Нику ошейник, пристегнул поводок, вспомнил, что так и не принял таблетку. Порылся в кармане, выудил одну, проглотил.

– Ты далеко? – спросил дядя, появляясь в коридоре.

– В лес.

– Я не хочу, чтобы ты ходил в лес один.

– Я не один, я с Никой.

И Лешка выскочил из дома, не дожидаясь ответа.

Ника едва поспевала за ним, и в конце концов Лешке пришлось сбавить шаг. Он прислушался и рассеянно отметил про себя, что Ника дышит как-то странно. Через пару шагов Ника остановилась и мучительно закашлялась.

– Ты что? – спросил Лешка.

Ника так и стояла, расставив лапы, вытянув шею и сипло кашляя.

– Простудилась, что ли? – Лешка наклонился, погладил Нику по напряженной спине.

Наконец приступ прошел, Ника виновато глянула на Лешку и медленно пошла вперед, показывая, что готова продолжать. Еще через несколько метров она снова остановилась и закашлялась.

– Да что с тобой? – испуганно спросил Лешка.

В лес они не пошли, повернули назад. На обратном пути Ника еще трижды останавливалась, чтобы прокашляться, и с каждым разом Лешке становилось всё тревожнее.

Надо что-то делать. Вдруг это опасно? Вдруг она умрет? Лешка почти решился пойти и рассказать всё дяде, спросить совета, но уже в прихожей, стащив с Ники ошейник, засомневался. А вдруг откажет?

Нет, стоп. Это они уже проходили. Лешка нахмурился, вспоминая, сколько времени потратил на сомнения в прошлый раз. И оказалось ведь, что зря… Он бросился в гостиную.

Сама Ника в гостиную за Лешкой не пошла. Она вообще была на редкость скромной собакой и до сих пор чувствовала себя неудобно в новом доме. Лешкину комнату она сразу признала своей, но выходить из нее не любила.

– Что? – сразу же спросил дядя.

– Ника кашляет.

Стоило произнести это вслух – и проблема показалась смехотворно маленькой. Но Ника ведь действительно кашляла, в этом не было ничего нормального…

Дядя тут же встал и последовал за Лешкой, отчего тот ощутил внезапный прилив благодарности. Как же хорошо, что дядя такой черствый, как хорошо, что его не задевают все Лешкины выходки… И эта его непонятная правильность – гипертрофированное чувство долга, что ли? – сейчас тоже очень кстати. Как бы ни было ему наплевать на Лешку, Нике он поможет.

Ника лежала на своей подстилке и тяжело дышала.

– Давно это с ней? – спросил дядя.

– Утром всё было нормально.

– Она с земли ничего не ела?

– Нет.

– Жаб не лизала?

– Что? Нет. Почему жаб?

– Они ядовитые.

Лешка еще раз помотал головой:

– Не видел никаких жаб.

– Хорошо. Может, простудилась. Ест нормально?

Лешка задумался. Вспомнил, какой подавленной Ника была в последнее время. А он-то думал, что это она из солидарности…

– Нет.

Ника опять закашляла. Дядя посмотрел на часы.

– Поехали в клинику.

– Так плохо? – испугался Лешка.

– Нет, просто не хочу растягивать ожидание.

Они погрузили Нику в машину. По пути Лешка прислушивался к себе, пытаясь понять, что чувствует. Это оказалось сложно, потому что его окутал плотный белый шум.

– Как рука? – неожиданно спросил дядя.

Лешка пожал плечами. Он действительно не знал, потому что и думать забыл о своей руке.

В клинике Нику долго осматривали, о чем-то шептались, куда-то ее повезли на каталке, оставив Лешку с дядей ждать в маленькой приемной.

Наконец к ним вышел ветеринар. Он покосился на Лешку и попытался выпроводить его за дверь, но дядя возразил:

– Пусть останется, это его собака.

Ветеринар нехотя кивнул и стал объяснять:

– Изначально симптомы указывали на бронхит, и мы на всякий случай сделали рентген.

Бронхит. Ничего такого. Как-то у Лешки был бронхит, но он же выжил… Почему тогда у ветеринара такое похоронное лицо? Почему он не хотел, чтобы Лешка остался?

Дядя положил руку ему на плечо, и теперь Лешке стало действительно страшно. Не померещилось. Всё плохо.

Ветеринар продолжал говорить, но Лешка не слышал. Только одно слово из этого невнятного потока пробило наконец стену, заслонившую его сознание, и Лешка рванулся, сбросил с плеча дядину руку, толкнул дверь и выбежал в коридор. Там силы внезапно кончились, Лешка осел на пол, закрыл руками уши, прижал голову к коленям, пытаясь как-то защититься от услышанного, загнать информацию обратно.

Кто-то коснулся его шеи, и Лешка отшатнулся, будто его ударило током, всхлипнул, понимая, как жалко и по-детски это звучит, но не находя более взрослых слов, чтобы сформулировать свою претензию к миру:

– Да почему у всех рак?!

Комментарий к 19

Да, жаб действительно не надо лизать.

И да, я помню, что не собиралась этого делать. Нет, даже обещала. Оно само. Простите.

========== 20 ==========

Ветеринар советовал прекратить мучения, но Лешка уперся, твердил, что Ника должна вернуться домой, и дядя неожиданно поддержал его. У Лешки не было ни сил, ни желания этому удивляться. Он вяло выслушал рекомендации касательно паллиативного ухода, сунул в карман бумажку с рецептом, которую ветеринар вручил ему лично, раз он – хозяин Ники. Всё казалось каким-то ненастоящим.

– Если захотите воспользоваться услугами нашего крематория… – начал было ветеринар.

– До свидания, – прервал его дядя, подталкивая Лешку к двери.

– Есть индивидуальная кремация с выдачей праха, – не сдавался ветеринар. – Или общая, это дешевле.

Лешка с дядей переглянулись, и на секунду Лешке показалось, что дядя тоже вспоминает тетку с погребальными наборчиками.

– Пойдем, – сказал дядя. – Заберем Нику.

На ветеринара он не смотрел, и тот наконец заткнулся.

Лешка уже почти поверил в то, что Ника умерла, но она была жива. Ее вывели в коридор, и она сразу же потащилась к Лешке, ступая осторожно, будто боясь упасть. Лешка опустился на колени, обнял ее за шею и прошептал:

– Не умирай…

Ника лизнула его щеку и тихо заскулила.

– Поехали домой, – сказал дядя.

Это было нестерпимо. Видеть Нику, обнимать ее – и знать, что ее скоро не станет. Надеяться на чудо – и знать, что чудес не бывает.

– Это несправедливо, – сказал Лешка, обращаясь не к дяде, а к миру вообще.

– Несправедливо, – согласился дядя.

Больше сказать было нечего.

Всю ночь Лешка провел рядом с Никой, прислушиваясь к ее дыханию, проваливаясь в сон и тут же резко просыпаясь, чтобы убедиться, что она еще жива.

В школу он на следующий день не пошел, и дядя на это ничего не сказал. Дядя вообще говорил мало, и в этом не было ничего необычного. Он молча приносил Лешке еду, молча втирал в ушибленную руку какую-то мазь, от которой спал отек и стал бледнеть синяк. А Лешка так же молча гладил Нику, пытаясь поделиться с ней своей жизненной энергией. Если очень постараться, должно же получиться?

Через три дня наступили осенние каникулы, и теперь Лешка оставался дома на законных основаниях. За окнами лил дождь, к стеклу то и дело прилипали желтые листья.

Нике становилось всё хуже и хуже. Она уже не вставала, не пила, не ела и только смотрела на Лешку виноватыми глазами. Лешка пытался не плакать, чтобы не расстраивать ее, но получалось плохо.

В один из таких дождливых вечеров Лешка по привычке свернулся калачиком на полу возле Никиной подстилки, положил руку на исхудалый рыжий бок и задремал. Ему снилось, будто он плывет на корабле, качаясь на волнах, а потом неожиданно сходит на берег и чувствует под ногами твердую землю. Он стоял, впитывая в себя это ощущение незыблемости, пытаясь понять, почему его больше не качает. Потом проснулся.

По крыше по-прежнему барабанил дождь, чердак поскрипывал половицами, в трубе выл ветер. Не было слышно только дыхания Ники.

Лешку как будто накрыло тяжелым ватным одеялом, он не слышал больше ни окружающего мира, ни самого себя. Но горе его, очевидно, было не беззвучным, потому что дядя пришел и оттащил его от Ники, увел в гостиную, усадил на диван, завернул в плед и гладил по голове, как маленького, как будто это могло утешить.

И там, сидя на диване, зарывшись лицом в дядину рубашку и всхлипывая, Лешка возненавидел себя. Он выпросил наконец столь желанное сочувствие, не задумываясь согласился заплатить любую цену – а ценой оказалась жизнь Ники.

Комментарий к 20

Всё, ребятки, у автора осенняя депрессия, по-моему.

Но всё идет по плану, правда-правда.

========== 21 ==========

Голос математички ножом врезался в мозг, вызывая зуд, который невозможно было прекратить. Лешка закрыл руками уши, но противный визгливый голос так просто не сдавался. Наоборот, он сделался еще отчетливее, потому что Наталья Андреевна подошла ближе.

– Я так неинтересно рассказываю? – спросила она, наклонившись к самому Лешкиному уху. – Может, сам попробуешь?

По классу пробежал злорадный смешок. Конечно, никому это предложение смешным не показалось, просто все радовались, что сегодня Наташенька выбрала в жертвы Лешку, а не их самих.

Лешка нарочито медленно опустил руки, не отрывая от математички интенсивного взгляда.

– На мать свою так смотреть будешь, – сказала она.

Лешка стиснул зубы и промолчал. У них там что, до сих пор нет никакой пометки рядом с его именем? Он-то думал, что Тамара Васильевна уже всем раззвонила.

– Что, нечего сказать?

– Нечего, – подтвердил Лешка, не глядя схватив точилку и вертя ее в руках, чтобы хоть чем-то разбавить напряженную атмосферу.

– Хам, – покачала головой Наталья Андреевна.

Лешка сунул ноготь в прорезь на винтике, удерживавшем на месте лезвие точилки. Чуть-чуть повернул, чувствуя не боль, а скорее дискомфорт. Ничего не произошло.

– Я тебя воспитывать не нанималась, – продолжала Наталья Андреевна. – Вот как с тобой работать, если тебя мама с папой элементарной вежливости не научили?

Лешка пожал плечами и отвернулся.

– Что, стыдно в глаза смотреть?

Винтик поддался. Лешка быстро выкрутил его до конца. Лезвие, ничем теперь не удерживаемое, скользнуло в ладонь. Лешка стиснул кулак, чувствуя, как металл вбирает в себя тепло.

– Передай своим родителям, что я хочу с ними поговорить, – отчеканила Наталья Андреевна.

Класс одобрительно загоготал, и Наталья Андреевна крикнула:

– Молчать!

Лешка задумчиво покрутил в руке лезвие, чувствуя, как зуд, засевший в голове, расползается по всему телу.

Когда Наталья Андреевна, яростно цокая каблуками, пересекла кабинет и принялась снова чертить фигуры на доске, Лешка крепко взял лезвие двумя пальцами и уверенно сделал первый надрез. Потом чиркнул лезвием еще и еще. Это действительно помогало. Нужно только сосредоточиться, не отвлекаться, иначе…

Никто на него не смотрел, потому что сам Лешка никого не волновал. Внимание привлек только конфликт, да и то – за неимением лучшего развлечения.

Наташенька разглагольствовала у доски, но ее голос больше Лешку не беспокоил. Лезвие размеренно чиркало, восстанавливая равновесие. Очень удобное лезвие, тверже бритвенного, не гнущееся и не норовящее обрезать стискивающие его пальцы.

Лешка продолжал, пока Наталья Андреевна не завыла сиреной. Заметила наконец. Выбежала из кабинета, бросив потенциально опасного ученика с лезвием в руке. Может, надеялась, что он порежет остальных, чтобы ей легче работалось.

Лешка положил лезвие на край стола и обвел мрачным взглядом одноклассников. Все они выглядели какими-то встревоженными, будто тоже думали, что он их порешит. Лешка, не отрывая взгляда от товарищей, потянулся к лезвию и щелчком сбросил его на пол. Лезвие звякнуло и осталось лежать на кроваво-красном линолеуме.

Лешка уронил голову на руки и стал ждать.

Комментарий к 21

Да-да-да, я знаю, обрывать главу вот так – некрасиво, но не могу удержаться.

Точилка действительно спокойно разбирается голыми руками, а лезвие может быть применено с самыми разнообразными целями. Проверено не мной, но при мне. (Никто не пострадал.)

========== 22 ==========

– Александр Николаевич, вы же понимаете, – вещала Татьяна Константиновна. – Совершенно недопустимо…

Лешка перестал слушать, потому что и так примерно представлял себе, что она скажет. Неслыханно, Наталья Андреевна – опытный педагог, возмутительно, репутация школы, впервые за все годы, кошмар, никогда подобного не было, что скажут родители остальных детей, ужас, повлияйте на вашего невменяемого ребенка, которому вообще-то место в дурке. Странно, что до сих пор еще не ввели публичную казнь провинившихся учеников. Такое нововведение учителя бы приняли единогласно, неужели никто еще не догадался предложить?

Дядя молча перевел взгляд с угрюмого Лешки на изрезанные в клочья учебник и тетрадь, которыми потрясала Татьяна Константиновна, и обратно. Лешка невольно поежился. Почему им всем обязательно так пялиться? Обступили и разглядывают…

– Разберемся, – сказал дядя, прерывая директрису на полуслове.

Татьяна Константиновна удивленно захлопнула рот, ожидая продолжения, но дядя только бросил Лешке:

– Пойдем.

Лешка нерешительно поднялся, почти ожидая, что его схватят хищными красными когтями – почему у большинства учителей такие агрессивные ногти и губы? – и привяжут к стулу, чтобы уж точно никуда не сбежал до экзекуции. Но Татьяна Константиновна, Наталья Андреевна и Наталья Михайловна (эту призвали из-за того, что она имела несчастье быть классным руководителем) ничего не сказали.

– Что это было? – спросил дядя, когда они садились в машину.

– Святая инквизиция, – пожал плечами Лешка.

– Я не о том. Зачем было резать учебник?

«Чтобы не порезать себя», – чуть не сказал Лешка. Но произнести это вслух было просто невозможно. И он ответил:

– Просто так.

Дядя коротко глянул на него, но допытываться не стал, вместо этого сказал:

– Пристегнись.

Лешка упрямо поджал губы и не шелохнулся.

– Пристегнись, – повторил дядя.

– Штрафов боитесь? – спросил Лешка, и не думая подчиняться.

Дядя молча перегнулся через Лешку и сам пристегнул его ремень. Лешка тут же нажал кнопку, и ремень расстегнулся. Дядя снова пристегнул его, пристально глядя Лешке в глаза. Тот немедленно нажал на кнопку, не отводя взгляда.

– Если мне придется резко затормозить, ты вылетишь в лобовое стекло, – сказал дядя и завел машину.

– Ну и пусть, – ответил Лешка.

– Поэтому, – продолжал дядя, будто не слыша, – если на дорогу выбежит какой-нибудь котенок или собака, я не буду тормозить.

Да чтоб его!.. Бессильно скрипнув зубами, Лешка пристегнулся. Почему дядя всегда побеждает?

О том, с какой целью он вообще затеял этот спор, Лешка думать не хотел.

Всю дорогу они ехали молча. Лешка напряженно высматривал животных, беспокоясь, что дядя нарочно кого-нибудь собьет, чтобы его наказать. Но под машину так никто и не бросился, и Лешка остался при своих сомнениях.

Войдя в дом, Лешка прислушался, против всякой логики ожидая, что из его комнаты донесется радостное поскуливание и стук когтей по полу, собираясь броситься туда, надеть на Нику поводок и вывести ее на прогулку. Когда уже пропадет эта привычка? Условные рефлексы исчезают при отсутствии условий, учебник биологии не может ошибаться. Или может?

Лешка потянулся к дверной ручке – не в надежде увидеть Нику, а чтобы спрятаться от всего в своей комнате.

– Погоди, – сказал дядя.

Лешка понуро обернулся. Дядя мотнул головой в сторону гостиной, и Лешка кивнул. А чего он ожидал? Сам напросился же…

– Садись.

Лешка сел на диван, жалея, что лезвие осталось в школе. Было бы неплохо изрезать на ленточки это мерзкое плюшевое кресло, которое выжидательно щерилось своей беззубой пастью, как хищный цветок из старого ужастика.

Дядя присел на край журнального столика и спросил, не сводя с Лешки внимательного взгляда:

– Что случилось в школе?

– Ничего.

Лешка говорил правду, в школе не случилось ничего. Всё здесь, в доме. В школе просто случайно мысли нахлынули, надо было их как-то остановить.

– Давно ты с собой лезвие таскаешь?

– Ничего я не таскаю! – возмутился Лешка.

– Что-то не сходится, – возразил дядя. – Чем ты учебник резал?

– Ну, лезвием, – признал Лешка.

– Откуда оно взялось?

– Из точилки.

– Серьезно?

– Угу.

– Целеустремленный ты… Так зачем было резать учебник?

Лешка пожал плечами:

– Захотелось.

Дядя вздохнул не то с досадой, не то просто от нетерпения.

– Ремень принести? – мрачно спросил Лешка.

В какой-то момент плюшевое кресло стало более привлекательным вариантом, если выбирать между ним и разговорами.

– Спасибо, пока не надо, – так же мрачно ответил дядя.

– Почему?

– Потому что сначала было бы неплохо узнать мотив преступления.

– Зачем?

– Затем.

Они помолчали немного. Потом дядя сказал:

– Ладно, гуляй.

Лешке вдруг стало очень стыдно. Дядя как будто махнул на него рукой, и это было неожиданно больно.

– Сердитесь? – спросил Лешка.

Дядя только повторил:

– Гуляй.

Лешка побрел к себе, плюхнулся на кровать, провел рукой по покрывалу. К кончикам пальцев прилипли рыжие шерстинки. Интересно, через сколько стирок они полностью пропадут. Угол, раньше занимаемый подстилкой, зиял невыносимой пустотой. На комоде по-прежнему валялся поводок. Лешка вскочил, понимая, что больше не может находиться в этой комнате, поспешно оделся и выбежал из дома.

Найти нужное место оказалось легко, хотя Лешка там ни разу не был с того самого дня.

Он опустился на колени возле каменной пирамидки, чувствуя, как мох оставляет влажные пятна на джинсах. Вспомнил, как невыносимо громко жужжала пила, когда дядя делал… ящик, пусть это будет просто ящик. Деревянный ящик. Лешка так и не смог себя заставить посмотреть на Нику, и это было так неправильно… Он видел маму мертвой в больнице и в морге, он смотрел на нее, а на Нику – не смог. И из-за этого было стыдно. Перед Никой – за то, что струсил, а перед мамой – за то, что, выходит, ее смерть переживал не так тяжело, как смерть собаки.

Лешка опустил голову на самый большой из камней. Ничего, что на землю капают слёзы, здесь и так ужасно сыро.

========== 23 ==========

Лешка прошел в гостиную и молча сел на диван, разглядывая влажные пятна на коленях. Дядя сказал, не отрываясь от книги:

– Я же говорил, чтобы ты не шлялся по лесу один.

– Я не один, я… – Лешка запнулся.

– …с Никой, – закончил за него дядя, закрывая книгу.

– Опять шпионили?

– Шпионят тайком, а ты знаешь, что я могу тебя отследить.

– Ну и что теперь?

– Ничего.

После долгой паузы – почему они так часто повисают, эти паузы? – дядя спросил:

– Полегчало тебе?

Лешка ответил яростным взглядом. Как можно предполагать, будто посещение могилы что-то исправит? Ему никогда не полегчает. Никогда.

– Я про учебник, – пояснил дядя. – Хочешь еще что-нибудь порезать?

Лешка на минуту прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Наконец медленно, неуверенно покачал головой.

– И то ладно, – кивнул дядя. – Что будем делать со школой?

Лешка откинулся на спинку дивана, разглядывая потолок. Почему проблемы сами по себе не рассасываются, а только растут и растут?

– Не знаю, – наконец ответил он. – Можно я туда больше никогда не пойду?

– Нельзя. Если проблема в школе, можно ее сменить, но…

– Но проблема во мне, да?

– Я этого не говорил.

– Но подумали.

– Если ты умеешь читать мысли, можешь действительно бросить школу и податься в экстрасенсы. Но для начала потренируйся, потому что мои мысли ты прочитал неправильно.

– Я не хочу менять школу.

– Почему?

– Потому что… – Лешка задумался. – Потому что это будет бегство.

– А ты никогда не убегаешь от проблем, – понимающе кивнул дядя, и Лешке захотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым.

Вместо этого он ответил:

– А я пытаюсь остановиться.

– Я не хотел, чтобы ты брал Нику, – неожиданно сказал дядя.

Разумеется, он не хотел.

– Вы и меня брать не хотели. Вас разве кто-то заставлял?

– Потому что она была старая, – продолжал дядя, делая вид, что не слышит. – И потому что ты к ней привязался. Для тебя было бы лучше, если бы она сразу умерла.

Похоже, он вообще не задумывался о том, что может ранить чьи-то чувства. Конечно, у самого-то их нет, откуда ему знать… Но это его ни капельки не оправдывало.

– Вы тоже ужасно старый, – сердито возразил Лешка. – И для всех было бы лучше, если бы вы умерли.

Это должно было его разозлить, но не разозлило. Что только доказывало, что дядя – робот, а не человек.

– Я всё же постараюсь не умирать, пока ты здесь, – только и сказал он.

– Пока я здесь, – повторил Лешка, чувствуя, как к горлу подступает ком.

На него вдруг обрушилось осознание того, что дядя запросто может умереть. Все умирают. Мама не хотела умереть. Ника тоже не хотела. Дядя, конечно, может и захотеть – назло ему, но даже если нет… Даже если нет.

– Можете умирать, мне всё равно.

– Хочешь щенка?

– Что?

– Щенка.

– Нет!

Лешка недоверчиво уставился на дядю, не понимая, шутит он или нет. Как можно предлагать такое? Заменить Нику каким-то щенком. Добровольно впустить к себе живое существо, которое гарантированно умрет лет через десять, если не раньше.

– Я больше не хочу никого хоронить. Не надо щенка.

Он поднялся было с дивана, но дядя остановил его:

– Погоди. Что-то я всё не о том. Если надо, режь учебники.

– Что?

– Или рви бумагу, тоже помогает. Себя только резать не надо. Проблемы никуда не денутся, а шрамы на всю жизнь.

Ох. Вот этого еще не хватало. Каждый раз, когда из дяди удавалось выудить какую-нибудь человеческую эмоцию или развести его на разговор, результат Лешке нравился куда меньше привычного молчания и игнора. Почему не бывает того же самого, но без влезания под кожу?

– Вечно вы всё лучше знаете, – сердито отмахнулся Лешка.

Дядя молча закатал рукав до локтя, демонстрируя россыпи тонких белых шрамов.

Лешка как завороженный смотрел на сильную жилистую руку, не понимая, как такое возможно. Нет, наверное, это блеф. Может, дядю оцарапал котенок, а теперь шрамы пришлись кстати. Но, во-первых, было невозможно представить дядю играющим с котенком. А во-вторых… Во-вторых, шрамы были очень уж аккуратные, ровные, но пересекающие кожу в разных направлениях, как будто кто-то наносил их не сразу, а небольшими сериями, под настроение. Кто-то. Еще невозможнее было представить, что дядину руку мог бы методично резать кто-то другой, кроме него самого.

– Но зачем?.. – Лешка случайно произнес это вслух.

– Это к делу не относится. Тебе нужно знать только две вещи. Что шрамы остаются и что не начинать намного проще, чем бросить.

– Но… вы же бросили? – неуверенно спросил Лешка.

– Бросил. А ты не начинай.

Лешка наконец оторвал взгляд от шрамов и посмотрел дяде в глаза. Что-то в них было такое… почти человеческое, как будто дяде хотелось отвести взгляд, как будто это Лешка влез к нему под кожу, а не наоборот.

– Я не хочу, чтобы вы умирали, – сказал Лешка, потому что молчать дальше было невыносимо, а больше в голову ничего не приходило.

Дядя с досадой натянул обратно рукав, пряча шрамы:

– Зря показал…

И Лешка вдруг совершенно без труда прочитал его. Дядя решил, что вызвал жалость, а этого ему не хотелось.

– Я не поэтому, я вообще, – поспешно сказал Лешка. – Вы мне нужны.

– За неимением лучшего, – поддразнил его дядя.

– Если вам так больше нравится, – великодушно согласился Лешка.

На душе почему-то стало легко.

Комментарий к 23

В общем, с музой мы опять поладили, но она настаивает на том, чтобы главы выкладывались по мере написания.

Как я уже говорила, сама себя я никогда не резала, но шрамы написаны с натуры, по-моему, это по правилам.

И да, отзывы приветствуются, даже если с фейспалмом… (Но тогда уж сразу с аргументацией))

========== 24 ==========

Как же чертовски обидно. Дядя рассердится, и с этим уже ничего не поделаешь. Почему-то именно это беспокоило Лешку, когда над ним навис, заслоняя белое зимнее солнце, Мася. Кличка у него была такая, с тонким юмором. Мася был массивный, высокий и широкий. Как бульдозер. Нет, как солнечное затмение. Точно, затмение. А на затмение нельзя смотреть, потому что… Ну вот, пожалуйста. Искры из глаз.

Лешка почувствовал, как его мягко ловит ограждающая спортивную площадку провисшая металлическая сетка, ловит, но не держит, и куртка скользит по ней, цепляется, рвется, и вот Лешка уже почти на мерзлой земле, но его ловко подхватывают, выпрямляют, чтобы еще раз отправить в космос, где то темно, то светло, ничего не разглядеть, одни пылающие пятна. Не понять, где верх, где низ, как карусель, жарко и холодно, теплая струйка по подбородку, комья мерзлой земли под щекой, а значит, щека на земле, ледяная крупа летит из-под чьего-то ботинка, а вот и сам ботинок, невидимый, но очень ощутимый.