Текст книги "Гвеннит (СИ)"

Автор книги: Зеленоглазая гриффиндорка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Как вас зовут, я знаю, поэтому сразу к делу, – произнесла женщина, назвавшаяся Леной. – Я буду учить одну маленькую девочку не волноваться. Девочка согласна?

– Да! – воскликнула Гвен и радостно засмеялась.

– Даже мальчик согласен, – тихо сказал Геф, заслужив улыбку девочки.

– Тогда садитесь поудобнее, – присела за стол Лена. – Будем учиться аутотренингу и лечебной медитации.

Учиться Гвен любила, ну а то, что быстро уставала, так не ее в том вина. Поэтому девочка радостно и с готовностью выслушивала инструкции, а затем пробовала сама. И у нее получалось! Не всегда, не с первого раза, но получалось. Медленно-медленно она училась брать себя в руки, контролировать страх, больше опираться на Гефеста. И это сразу дало результат – ночные приступы почти исчезли. День за днем девочка училась контролировать свои эмоции, которые делают так плохо юному сердечку.

– Вот видишь, какая ты молодец, – хвалила ее Лена, и девочка буквально расплывалась от удовольствия. – И Геф у нас молодец, правда?

– Правда! – соглашалась девочка, которой позволили побыть маленькой.

Как только у Гвен нормализовались ночи, к ним начали приходить другие учителя – математика, история, география, все, что они пропустили за год в Хогвартсе. Магией пока не занимались, только обычные предметы, которые давались нелегко девочке, но с помощью терпеливых учителей, Гефа, Лены она справлялась. Сколько радости было, когда она сама решила задачу! Сама, без помощи! Это была ее победа, одна из бесчисленных побед, которые, она свято верила в это, ее ждут в будущем.

Учителя делали то, что не захотели сделать профессора Хогвартса – возвращали Гвен уверенность в себе, в свои силы, в свои возможности. И не уставали хвалить девочку, даже за самые незначительные, как могло показаться, вещи. Гвен становилась более уверенной в своих силах, оживая на глазах. Геф не мог на нее нарадоваться. Он был просто счастлив от того, что видел.

– Хочу на ручки, – говорит девочка, и Геф сажает ее себе на колени, нежно обнимая. – Я тебя люблю.

– Я тебя люблю, – шепчет он ей.

– Хорошие вы мои, – улыбается Лена. – Все у вас будет хорошо.

***

Сегодня у ребят праздник. Гвен исполнилось целых двенадцать лет. Геф ее поздравил с самого утра, но подарки будут только после завтрака, который сегодня еще вкуснее, чем обычно. Тимофей Ильич готовит так, что еда тает на языке. Но сегодня такой день… Девочка с утра в самом солнечном настроении, поэтому сама быстро съедает завтрак и без споров принимает лекарства. Ей очень хочется увидеть подарки. Она подъезжает к внушительной горке пакетов, когда за окном слышится звук подъехавшего автомобиля. Гвен замирает, ее охватывает какое-то необычное ощущение… Ожидание чуда.

Геф подходит поближе, обнимая девочку сзади, и она прижимается щекой к его руке. Входная дверь открывается, а там… Гвен чувствует, как слезы текут по ее щекам.

– Мама! Мамочка! – крик ребенка буквально встряхивает домик. – Папочка! Дадли!

В домик входят они – мама, папа и братик. Те, по кому девочка скучала все это время, те, без кого иногда было грустно. Те, кого не может заменить даже Геф. Потому что это родители. Они обнимают девочку, целуют, осторожно обращаясь с ней… Но это самый лучший подарок для нее в этот день. Она даже жмурится от удовольствия, а рядом стоит безумно счастливый за нее Геф, который ее всегда понимает. Когда артефакт начинает помаргивать красным, мальчик садится перед девочкой и просит ее взять себя в руки.

– Но я же не нервничаю, – удивляется девочка.

– Слишком много радости тоже опасно, маленькая моя, – целует ее носик Геф.

– Хорошо, я сейчас… – девочка закрывает глаза и понемногу успокаивается. – Так хорошо?

– Хорошо, котенок, – обнимает ее мальчик. – Ты молодец.

Потом придут гости: профессор, доктор Саша, доктор Василий и Лена. Они все будут сидеть за большим столом и кушать огромный торт. Но счастье этого дня останется с Гвен навсегда. Самый волшебный подарок на день рождения.

– Я так счастлива, любимый, – шепчет Гвен мальчику вечером в постели.

– Я знаю, маленькая, – отвечает он. – Ведь я чувствую тебя.

– Вот это настоящее чудо, а не махание палкой, – шепчет она.

– Да, любимая.

***

Вернон был вынужден уехать через две недели – работа, а Петунья с Дадли остались почти до самого конца каникул. Они также получили двусторонние артефакты, чтобы общаться с окружающими, Гвен им рассказала про домового и объяснила, что он кормит ее так, как правильно, поэтому критиковать нельзя.

– Доченька, я бы и не решилась в чужом доме критиковать, – удивилась просьбе дочери Петунья.

– Спасибо, мамочка, ты у меня самая лучшая!

Они гуляли в большом парке, много разговаривали, а еще Петунья смотрела, как дети учатся, радуясь успехам доченьки и поражаясь терпению учителей. Решив помочь Гефу, она помогала Гвен с судном, когда та не могла сама. Мыла свою девочку, как в детстве, и, кажется, была счастлива. Дадли много времени проводил с ними, ничуть не скучая. Видно было, как он соскучился по сестре.

Но все заканчивается, закончились и каникулы. Всплакнув, но удержав себя, попрощалась Гвен с мамой и Дадли. Погрустил, попрощавшись, и Геф. Сегодня у них опять было обследование, но уже не в домике, а в больнице – том самом высоком здании с красным крестом. У Гефа нашли следы транзиторной ишемической атаки{?}[В народе – микроинсульт] и посоветовали учиться держать себя в руках во избежание проблем, Гвен поняла, что это результат того случая… Ну… После которого она решила больше не умирать.

– Прости меня, любимый, – шепнула она мальчику.

– Тебе не за что извиняться, все же уже хорошо? – спросил Геф.

– Я боюсь тебя потерять, – призналась Гвен.

– Ты никогда меня не потеряешь, – твердо пообещал Геф.

– Никогда-никогда? – спросила девочка.

– Да, котенок. Никогда-никогда.

Гвен успокоилась и снова стала улыбчивой. Начались уроки магии. Их учили не бесполезным, по ее мнению, превращениям вазы в черепаху и наоборот, а более приземленным вещам. Сначала зелья аптечки первой помощи, бытовые заклинания, превращение ненужного в нужное. Потом задачи начали постепенно усложняться. Упор был на практику, никаких эссе на полкилометра. У Гвен и Гефа отлично получались зелья и чары, а вот с превращениями дело обстояло похуже, но они старались. Все учителя были приветливыми, благодушными и никогда не ругались. Гвен однажды даже спросила: почему так?

– А зачем ругаться, девонька? Ты стараешься, не ленишься, я это вижу, ну а то, что с первого раза не вышло, так это обычное дело. Я учитель, хорошая моя, мое дело тебя научить, а не заставить, понимаешь разницу?

– Кажется… да, понимаю! – улыбнулась девочка.

– Геф, – спросила Гвен мальчика вечером. – Как ты думаешь, почему у нас в Хогвартсе нет учителей?

– Наверное, потому, что это никому не надо… – заключил мальчик.

========== Часть 20 ==========

Постепенно втянувшись в учебу, ребята начали задумываться о том, что же будет дальше. Вот выучатся они, а потом? Где им жить? Как им жить? С этими вопросами Геф решил обратиться к профессору.

– Лучше всего тебе, Гвен, будет в таких местах, как это. Это если судить с медицинской точки зрения, а сама ты где хочешь жить?

– Здесь… – прошептала девочка. – Я знаю, что Англия – это Родина, но… у меня там ничего хорошего, кроме родителей, Дадли и Гефа, не было. Ну и ребята… Но это потому, что я…

– А Гефест?

– А что Гефест? – ответил вопросом на вопрос мальчик. – Гефест там, где Гвен.

– Значит, тогда так… Можно вам оформить советское гражданство, но как быть с родителями?

– А мама с папой и братиком смогут сюда? – тихо спросила девочка, ругая себя за эгоизм.

– А мы их спросим. Я на следующей неделе лечу в Лондон по делам, как раз и спросим. И поговорим, – сказал Шабалкин.

– Тогда это будет ура! – воскликнула Гвен. – Только у меня… у нас просьба.

– Какая, девонька?

– Можно нам учителя русского языка еще? – с надеждой посмотрела девочка на профессора.

– Будет вам с завтрашнего дня, – ответил улыбающийся профессор.

– Ура! – запрыгала в кресле Гвен.

– Ура, – согласился Геф.

– Значит, так и порешим, – сказал профессор, собираясь.

Возможно подростки о многом не подумали. Ведь Советский Союз – совсем другая страна, и то, что им комфортно здесь, вовсе не значит, что здесь будет комфортно родным. Но Гвен и Геф уже фактически были отдельной семьей и решали для себя, а родители, если захотят, смогут присоединиться. А если нет… Значит, нет.

***

Это случилось зимой. За окном мела метель, в доме было тепло, но настроение Гвен не было праздничным. Последние дни ей было очень грустно, Геф с ног сбивался, пытаясь развеселить девочку, но тщетно. Кардиограмма плясала, аритмия то проявлялась, вызывая напряженность, то исчезала. Было трудно дышать, несмотря на кислород.

– Ну что ты, маленькая? Что случилось? – обнимал Гвен мальчик. – Как мне тебе помочь?

– Не знаю… – грустно отвечала девочка. – Как-то все серо…

Это пугало. Такие ощущения могут быть предвестником серьезного сердечного приступа. Снова Геф спал вполглаза, не доверяя аппаратуре. Врачи наблюдали детей с каким-то напряжением, ожиданием беды. Напряжение росло с каждым днем, пока однажды ночью Геф проснулся от тихого хныканья. Это было настолько невероятно, что мальчик сначала даже не понял, в чем дело, только потом услышал то, что сразу же разбудило его.

– Больно-больно-больно, – хныкала девочка, свернувшись в позу эмбриона.

– Где болит? Как болит? – сразу же отреагировал Геф.

– Вот тут, – показала на область малого таза{?}[Паховая область в данном случае.] и живот девочка. – Тянет и режет, и еще давит, и… и я не знаю…

Она заплакала, а Геф сначала осторожно прощупал, но все проверяемые симптомы аппендицита, панкреатита, даже колики были отрицательны{?}[То есть, их не было.]. Мальчик, старательно давя зарождающуюся панику, поднял одеяло и увидел, что пижамные штаны испачканы в чем-то темном. Паника стала сильнее, перед мысленным взглядом Гефа пронеслись страницы из учебника с описанием возможных патологий. Загудел монитор, сигнализируя о падении частоты сердечных сокращений, и мальчик нажал тревожную кнопку, оценивая на глаз объем крови. Трогать плачущую любимую он не решился, потому что инструкции категорически запрещали двигать пациента в таком случае. А инструкции пишутся кровью.

В домик вбежали, запыхавшись, реаниматологи дежурной бригады. Двое кинулись к девочке, а третий начал опрашивать откровенно паникующего Гефа. Самоконтроль уже разбился на куски, руки дрожали, мальчик накрутил себя до такой степени, что врачу пришлось колоть ему легкий седативный{?}[Успокоительное средство.] препарат.

– Она захныкала и начала повторять, что ей больно в проекции нижней трети живота, пижама в крови. Что с ней? Я не понимаю… Все пальпационные{?}[То, что можно пощупать пальцами.] симптомы отрицательные.

– Успокойся, мы тут, мы ей поможем, ты не можешь знать всего. Ну что там? – спросил врач коллегу, который подошел к ним.

– Вкололи НПВС{?}[Нестероидное противовоспалительное средство, общее название группы, куда входят диклофенак, парацетамол и другие.], все в порядке с ней. У нее же это в первый раз? – спросил он Гефа, на что тот просто кивнул.

– А… Тогда понятно. Ну, коллега, расскажите пацану про менархе{?}[Первая менструация.], – улыбнулся доктор.

– Вы хотите сказать, что у нее… менструация? – удивленно спросил Геф. – Я читал, но почему так обильно и больно?

– Ты же про здоровых читал, парень, а у нее вот так. Так что недельку поживет на НПВС{?}[Нестероидное противовоспалительное средство, общее название группы, куда входят диклофенак, парацетамол и другие.], хотя тут по-разному может быть. Дисменорея{?}[Дисменорея – циклический патологический процесс, при котором в дни менструации появляются выраженные боли внизу живота.] – такая штука… Завтра придет коллега из гинекологии и все расскажет, хорошо? А пока переодень ее и ложитесь спать. Да, и не пугайся красной окраски мочи, если на судно пойдет – в этом нет ничего страшного.

Переодев уже засыпающую девочку, в соответствии с прочитанным, мальчик лег и обнял ее. Все-таки он знал об этом процессе только теоретически, из книг, а встретившись с практикой, запаниковал. «Это никуда не годится», – подумал Геф. Ему предстояло еще пять долгих дней прислушиваться к Гвен, физиологически ставшей девушкой в эту ночь, вытирать слезы, гасить приступ, вовремя снимать боль… Иногда и переодевать. Поначалу вид крови несколько пугал, но потом мальчик привык.

Когда все прошло, настроение улучшилось, Гвен стало стыдно за то, как она себя вела.

– Геф, прости…

– Котенок ты мой, – ласково прошептал он ей в ушко. – Я тебя люблю всю такой, как ты есть. Неважно, что происходит, на мою любовь это не влияет. А капризничать и плакать, когда больно – это в порядке вещей. Давай лучше повторим русские спряжения?

– Давай, – обрадовалась Гвен смене темы.

Первый опыт надолго остался в памяти, и спустя много лет Геф даже смеялся над этой историей. В дальнейшем он уже знал, с чем имеет дело, и не нервничал, но вот тогда, тогда ему было совсем не до смеха. Через несколько месяцев, в период весеннего ухудшения состояния, менструации исчезли, как не было их. Гвен это взволновало не на шутку, но ей объяснили все про аменорею{?}[Отсутствие менструаций, патологическое состояние, которое часто проявляется при тяжелой СН], поэтому она решила не волноваться. Геф же не волнуется.

***

– Что скажете, мистер и миссис Грейнджер?

– А что сказать, мы врачи. Там, у вас, больницы есть, врачебный долг один на всех. Поедем, конечно, сын-то у нас один, именно ради него мы и живем. Как с визами?

– Все хорошо с визами будет. Как думаете, Дурсли тоже согласятся?

– А вот Дурсли сильно вряд ли. Они, конечно, девочку любят, но…

Это самое «но»… Дадли Петунье и Вернону был все-таки ближе. А Гвен… Они давно готовы были к тому, что девочка однажды исчезнет из их жизни, став блеклой фотографией на памятнике, как стала ее мать. Да, она была жива, и Дурсли искренне любили ее, но… У них была своя жизнь. Поэтому их ответ был вполне логичен.

– Нет, мы не поедем. Будем приезжать к ним летом, а жить все-таки здесь. Здесь у нас фирма, Дадличек, вся жизнь. Гвен простит, она бы все равно однажды ушла из дома…

Так бывает, что, выбирая между жизнью и комфортом, выбирают комфорт. И рушатся семьи, уходят из семьи взрослые дяди и тети, а кое-где просто сдают больных детей в общежития и хосписы, посещая их время от времени по выходным и праздникам. Так бывает, люди разные. И Гвен придется с этим смириться или же вернуться…

========== Часть 21 ==========

«Дорогой сынок. Мистер Шабалкин говорил с нами, мы решили переехать в СССР. Во-первых, чтобы поддержать Гвен и тебя, во-вторых… Впрочем, об этом позднее. Сейчас мы распродаем нашу долю в клинике и собираем документы для выезда. Советские визы нам твердо обещали в самое ближайшее время. Так что надеемся максимум через полгода воссоединиться с вами. Теперь о том, что «во-вторых». Тебе надо подготовить свою девочку. Дурсли согласны приезжать летом, но не согласны переезжать, вплоть до… Пойми их, у них своя жизнь, они не хотят ее менять. Ну ты сам все понимаешь, ты у нас умный. Держись, держи Гвен, вы сильные, вы сможете. С любовью, мама и папа».

Гвен смотрела, как Геф читает письмо. Вот он нетерпеливо развернул его, начал читать, улыбнулся, нахмурился… Потом его плечи опустились, и мальчик виновато глянул в сторону девушки. Сложив письмо, Геф подошел к креслу, в котором сидела Гвен, подвез кресло к дивану, поднял девушку и устроил ее у себя на руках. Помолчал, обнял покрепче…

– Любимая, обещай не плакать, – тихо попросил он.

– Папа и мама отказались переезжать, да? – немного жалобно спросила все уже понявшая девушка.

– Да, котенок, – вздохнул Геф. – Мои переедут через полгода где-то, а твои…

– Не расстраивайся, любимый, – сказала Гвен. – У мамы и папы есть Дадлик, да и похоронили они меня уже не раз на самом деле. У них своя жизнь, Дадли, им там хорошо. Они же не виноваты, что мне тут лучше… – она немного помолчала. – Будем встречаться на каникулах.

Девушка улыбнулась, хотя ее, конечно царапнуло острым коготком по душе, что выбрали не ее, но тут уже ничего не поделаешь. Ведь если подумать, то родные, биологические, так сказать, родители тоже выбрали не ее, а какую-то войну. У нее есть человек, который всегда, что бы ни случилось, выберет ее. Вот он, держит ее в руках и волнуется. Геф… Столько раз ее спасавший, поседевший от этого… И всегда-всегда выбиравший ее. Так чего плакать? Она и так счастлива.

– Я не буду расстраиваться, – прошептала Гвен. – У меня все равно есть моя жизнь и моя семья. Ты моя семья, и я люблю тебя. Только…

– Что, маленькая? – спросил Геф.

– Как ты думаешь, твои родители… Они как ко мне будут?

– Они очень беспокоились о тебе в письме. Я думаю, они тебя будут любить, потому что ты самая лучшая на свете.

– Это ты самый лучший, и не спорь со мной, – заявила девушка. – Пойдем гулять?

– Пойдем, котенок, – поцеловал ее Геф.

Красивый парк принял в себя эту пару. Редкие прохожие с улыбкой смотрели на то, как подросток толкал коляску с девочкой. Она улыбалась в ответ радостной, сияющей улыбкой. Многие знали этих детей, многие уважали их за силу духа и стремление жить. Правда, немногие знали, что видят перед собой сложившуюся навсегда семью.

– Мороженого хочу… – прошептала девочка.

– Ну, нормально, – весело сказал Геф, поворачивая в сторону гастронома. – Минус двадцать, будем греться мороженым.

Девочка радостно рассмеялась. Ей очень нравилось жить здесь, говорить, хоть и с акцентом, но говорить с людьми, которые ничуть не считали ее калекой, читать книги, смотреть фильмы. Волшебные, яркие, добрые до слез фильмы. Гвен была счастлива в этом городе. Теперь ее дом был тут.

***

Полгода прошло как-то очень быстро, закончилась зима, промелькнула весна, ребята уже достаточно хорошо говорили по-русски, наступало лето. Занятия прервались на три месяца. Школьные занятия, но не занятия русским языком. Лена по-прежнему приходила к ним, она стала фактически членом семьи.

– Любимый, у меня голова кружится, – сказала девушка как-то ночью. – И… как-то мне не так…

Кардиомонитор показывал несколько сниженный пульс и резко сниженное артериальное давление.

– Это потому, что ты хочешь какао и шоколадку, – улыбнулся Геф, прося домового об услуге.

– А может быть, я хочу еще и обнимашек? – немножко капризно спросила Гвен.

– Тогда ты их получишь прямо сейчас, – ответил парень, обнимая девушку.

– Ты не думаешь, что я «нашла время»?

– Я. Тебя. Люблю, – произнес Геф так, как будто это все объясняло.

На самом деле оно и объясняло. Геф любил Гвен всем сердцем, отдавая всего себя, так же, как она отдавала все, что у нее было. Они уже сейчас были единым целым.

Утро принесло давно ожидаемую радость – приехали Грейнджеры. Гвен думала, что они будут вести себя так же, как Дурсли – начнут обнимать родного сына, но миссис Грейнджер удивила девушку.

– Гвен, здравствуй, похорошела-то как! – воскликнула миссис Грейнджер, обнимая ее. – Как ты тут?

– Я… я… я хорошо, – запинаясь, ответила пораженная девушка со слезами в глазах.

– Почему слезки на глазах? – спросила миссис Грейнджер, присаживаясь рядом с креслом.

– Любимая не ожидала, что ты ей так обрадуешься, – улыбнулся Геф, отлично понимая своего котенка.

– Ну а кому еще, ведь она тут девочка, а девочке нужно тепло, да?

– Да-а-а… – прошептала девушка, становясь маленькой девочкой, и внезапно обняла миссис Гренджер, как обнимают дети своих родных.

– Ну что, сын, уберег нашу красавицу? – проговорил подошедший сзади мистер Грейнджер.

– Да, пап, – ответил Геф, понявший, что на самом деле только что случилось.

Потом они сидели за столом, где Гвен неожиданно прижалась к миссис Грейнджер. Девушка сама не понимала, что с ней происходит, а миссис Грейнджер обнимала ее, разговаривала с ней, выслушивала комментарии Гефа. Только однажды, забеспокоившись, Гвен поймала взгляд парня и едва не задохнулась от нежности и понимания, которыми он был наполнен.

Миссис Грейнджер, как врач и как мать, понимала Гвен, ведь девочке очень нужно было тепло, тепло не только самого любимого человека, но и материнское тепло. Чтобы можно было просто прижаться, просто расплакаться, просто быть слабой девочкой. Ей очень нужны были объятия мамы и понимание, признание и… «мы тебя любим». Как и каждой девочке, каждому ребенку. Что бы она ни думала, как бы девочка ни приняла поступок Дурслей, она все еще была девочкой, которой очень нужна мама. Мама, которая всегда, что бы ни случилось, выберет ее.

Миссис Грейнджер понимала девочку даже лучше, чем та понимала себя сама. Петунья Дурсль выбрала не ее, не Гвен. Да, этому были логичные, правильные объяснения, но эти объяснения существовали для мозга, а не для сердца маленькой девочки, у которой не было детства. И миссис Грейнджер очень хотела дать этой малышке детство. Всей душой.

Было и еще кое-что. Узнав, что Грейнджеры переезжают, мистер Дурсль передал ей бумагу, в которой… Миссис Грейнджер так же, как и мистер Грейнджер, понимала, почему Дурсли так поступили, но им стало больно от одного вида этой бумаги. Потому что это предательство. Как ни крути, как ни объясняй, но это – предательство.

Серьезный документ гласил, что Петунья и Вернон Дурсль отказываются от опеки над несовершеннолетней Гвиннет Поттер и передают опеку семье Грейнджер, не возражая против удочерения. Петунья мало того, что выбрала не Гвен… Может, она хотела только хорошего девочке, но… Опять это проклятое «но». Взрослые часто делают что-то для блага ребенка, совершенно не задумываясь о том, как сильно сделанное травмирует этого самого ребенка. И эту бумагу миссис Грейнджер никогда не покажет Гвен. Она просто станет девочке мамой.

***

– Любимый, а почему твоя мама ко мне так…

– Как мама?

– Да… Как настоящая мама…

– Потому что она мама, и она нас любит.

– Нас? А меня за что, я же никто?

– Любят не «за что-то». Любят «потому что».

– А почему меня любят?

– Потому что ты есть. Просто потому, что ты есть, котеночек.

========== Часть 22 ==========

– Мама, можно мне… Ой, – сказала Гвен и сразу осеклась, испугавшись.

– Что, солнышко? – обняла ее миссис Грейнджер, которую девочка все чаще, забывшись, называла мамой.

– Можно мне пирожок? – тихо сказала девочка, виновато посмотрев на женщину.

Геф обнял их обоих, после чего поднял Гвен на руки, пересадив ее на колени маме. Миссис Грейнджер улыбнулась девочке, погладила ее по волосам, как той нравилось и проговорила:

– Я не против, малышка, если ты хочешь, можешь меня называть мамой.

Целую минуту, наверное, Гвен неверяще смотрела на миссис Грейнджер, после чего расплакалась. Тревожно загудел монитор, девочку сразу же принялись успокаивать.

– Не надо, маленькая, не плачь, – шептал ей Геф, готовясь к неизбежному, по его мнению.

– Я предала маму Петунью, да? – ответила плачущая девочка.

– Нет, моя хорошая, ты никого не предала, – сказала ей миссис Грейнджер. – Так бывает, может быть и две мамы, и три.

– Правда?

– Правда-правда, – улыбнулась женщина.

– Почему ты такая? – спросила Гвен.

– Какая? – поцеловала ее в лоб миссис Грейнджер.

– Добрая…

– Потому что она мама, – тихонько сказал Геф. – Наша мама.

– Мама… Ты совсем другая…

– Каждая мама особенная, малышка.

– Мама… Скажи… А почему мама Петунья не сказала мне, что не переедет? И когда летом тут была тоже?

– Возможно, не хотела тебя волновать?

– Да… Наверное… А скажи, если бы я… Ну если бы, например, сейчас мне надо было бы уезжать далеко-далеко, а Геф бы оставался тут, ты что бы сделала?

Это был самый важный вопрос для маленькой девочки, которая еще жила в сознании Гвен и на что-то надеялась. Ей нужно было проверить эту маму и понять, почему она не может полностью принять решение Дурслей. Хотя, если бы мама Петунья с ней поговорила бы, то было бы проще. Намного проще было бы именно принять решение, ведь у мамы Петуньи же точно были разные причины, но та промолчала. А Грейнджеры всегда открыто говорили, если что-то было не так. Готовили ее, но всегда говорили…

– Геф большой мальчик, и он мальчик, доченька. Он сам вполне может справиться, а ты – девочка, может быть, ты сама и справишься, но это неправильно, – ответила ей миссис Грейнджер. – Мы бы поехали с тобой. Не плакать!

– Я не буду, мама… – прошептала девочка.

Эта мама бы выбрала ее. Просто, потому что так правильно… Гвен обняла миссис Грейнджер, прижавшись к ней. Пусть все идет, как идет, потому что это сложно. Очень сложно для девочки.

– Не надо задумываться, котенок, – попросил Гвен мальчик. – Пусть все будет, как будет, хорошо?

– Хорошо, любимый… – прошептала утомившаяся девочка и закрыла глаза, оставаясь на руках у мамы.

Миссис Грейнджер покачивала дремлющую из-за усталости девочку, думая о том, что слишком много вопросов свалилось на эту малышку, которая просто не может ответить на них, потому что нет у нее такого опыта, да и не на все вопросы можно ответить однозначно. Пусть отдохнет…

***

Все чаще гуляя или отправляясь куда-то Геф замечал, что оценивает все по размеру кресла – есть ли ступеньки, пройдет ли кресло, будет ли Гвен комфортно. Это стало частью жизни, частью восприятия, получалось как-то само собой. Стала рутиной и аритмия, ежедневные таблетки и анализы раз в месяц. Снизилось число приступов.

Гвен училась, учился и Геф, они достаточно быстро проходили программу средней школы, осваивали магию, и совершенно не хотели думать о том, что будет после. Привыкшие жить сегодняшним днем дети, сами не заметили, как пролетел год. Целый год пролетел, будто не было его. Вот сегодня Гвен исполняется тринадцать. Много подарков, праздник, огромный торт, но…

В этом году… В этот раз… Мама Петунья прислала письмо о том, что они не смогут приехать. Поздравила, конечно, но на душе стало как-то пусто… Письмо принесли вечером, когда девочка уже готова была заплакать. «Наверное, у них что-то случилось или денег нет», – подумала девочка, читая письмо, которое… Может ей только показалось?.. Нет, ей точно только показалось! Это потому, что она расстроена! Точно-точно, это не письмо прохладное, это она расстроена. Убедив себя в этом, Гвен успокоилась и провела остаток вечера со счастливой улыбкой на лице.

– Котенок мой, – шептал Геф, гладя ее по волосам. – Я тебя так люблю, ты не представляешь, как.

– Еще как представляю, – отвечала ему Гвен. – Ведь ты меня столько раз отнимал у смерти.

– Спим?

– Спим.

Монитор помаргивает глазком, бегут кривые, а сердечко плачет… Гудит предупреждающий сигнал, снова уколы, дефибриллятор наготове, снова Геф будит девочку, не давая ей спать, чтобы видеть, что она в сознании, а в глазах девочки печаль.

– Любимая, родная моя, держись, – шепчет Геф, а она не может ничего сказать – как будто выключили возможность говорить. – Не пугайся, не паникуй, все будет хорошо.

В глазах девочки паника, она задыхается и Геф помогает ей амбушкой{?}[Мешок АМБУ]. Постепенно паника отступает, но говорить она по-прежнему не может, отчего слезы текут по щекам. Минуту поколебавшись, Геф жмет кнопку вызова…

– Что тут у нас? – вбегают врачи.

– Я стабилизировал, но она молчит и плачет, – разводит руками Геф, – возможно, не может говорить.

– Ага… – говорит один из врачей. – Ну, побежали.

Завернув Гвен в термонакидку, мальчик усаживает ее в кресло и бегом спешит за врачами. Снова рентген, ультразвуковое исследование, кардиограмма, электроэнцефалограмма.

– Ага, – удовлетворенно говорит сонный невролог. – Фокальный фонаторный приступ{?}[Локализованный судорожный приступ. Отсутствует возможность издавать звуки.]. Бывает. Сейчас мы ей…

Укол и через полчаса перепуганная Гвен может произнести первые слова. Тихо, медленно, будто проталкивая их языком, но может. Слезы опять бегут по лицу.

– Так, сейчас она в цикл войдет, я так чувствую, – говорит поднятый пинком сонный невролог.

– Не войдет, – Геф обнимает девочку, прижимает к себе и говорит разные ласковости.

Миссис Грейнджер жестко допрашивает коллег, потом выдыхает и прижимает к себе Гвен.

– Испугалась, маленькая?

– Да, мамочка, – с трудом отвечает девочка.

– Все пройдет, доченька, – очень ласково говорит миссис Грейнджер. – Сейчас поедем домой и будем баиньки с Гефом, да?

– Да…

Девочка уложена в постель и тихо сопит, устроившись на груди Гефа, который тоже спит, но вполглаза, постоянно готовый ее спасти, а в гостиной, за закрытой дверью продолжается разговор…

– Отчего она так, как думаешь?

– Да тут и думать нечего – расстроилась из-за Дурслей и выдала новенькое.

– Что у них случилось, ты знаешь?

– Да ничего не случилось, во Франции отдыхают.

– А как же…

– Ну, так бывает, дорогая. С глаз долой, из сердца вон, выдохнули и перекрестились. Нельзя умирать десять лет, нельзя. А они умирали вместе с ней. Им теперь так лучше, да и девочке, честно говоря…

– Доченьке…

– Доченьке.

========== Часть 23 ==========

– Мамочка, – сказала как-то Гвен. – А у Гефа же скоро День Рождения… Давай ему праздник сделаем?

– Давай, доченька, – улыбнулась миссис Грейнджер. – А как он у вас обычно проходит?

– Геф не любит его справлять, говорит, что лучший его подарок – это я, – смутилась девочка. – Но хочется, чтобы у него был праздник, он же такой хороший, самый-самый любимый!

Так начался этот страшный заговор, о котором Геф даже не подозревал до своего четырнадцатилетия. Честно говоря, он даже и не помнил об этом дне, у парня были совсем другие заботы. Его мир существовал и крутился ровно вокруг одного человека – его любимой, его котенка. Поэтому он не предавал значения тому, что происходит вокруг и не задумывался о хитрых улыбках родителей.

Утро девятнадцатого сентября было солнечным. Геф проснулся от того, что Гвен лизнула его в нос и мурлыкнула. Это значило, что у девочки хорошее настроение, что очень обрадовало подростка.

– С Днем Рождения, – прошептала Гвен. – Я тебя так люблю!

– Я тебя тоже люблю, – отозвался Геф. – Спасибо, котенок.

Потом было умывание, завтрак, на котором Гвен совсем не капризничала, а вела себя, как примерная девочка, что насторожило мальчика. Потом пришли родители… И начался праздник, которого Геф совсем не ожидал. Дело даже не в подарках, а в счастливой улыбке Гвен, в радостных глазах родителей, в ощущении праздника… Пришли доктора, был огромный торт, песни под гитару, как это принято тут, в этой, уже становящейся родной, стране.

А потом Гвен подарила ему поцелуй, который был почти «взрослым». И он танцевал с ней на руках, чувствуя себя самым счастливым на свете. Сегодня он почувствовал себя снова ребенком. Это было так чудесно, но непривычно, поэтому Геф нет-нет, да бросал взгляд на монитор. И только убеждаясь, что все в порядке, веселился дальше.