Текст книги "Гвеннит (СИ)"

Автор книги: Зеленоглазая гриффиндорка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Дамблдор грустно висел и лупал голубыми глазами, так как ответить не мог – у него не было рта. Фламель раздраженно жестикулировал, он очень не любил, когда его планы разрушались. Да еще и ближайшими исполнителями. Похоже, эта пешка, возомнившая себя ферзем, просится вон с доски.

– Так, ты мне надоел, поэтому сделаем так, – Николас Фламель впился взглядом в глаза Дамблдора, удаляя элементы памяти, касающиеся его планов.

Альбус молча корчился, как под «круциатусом», ему было очень, очень больно. Но еще было осознание того, что старый учитель решил его попросту «слить». Может быть, он и заигрался с детскими душами, но все же еще можно исправить!

Он хотел сказать, что сделает все, чтобы вернуть обратно, как было, но увы… рот Фламель убрал, используя один жуткий ритуал, и Альбус до сих пор чувствовал в мышцах отголоски той боли, которой подвергался несколько часов подряд.

– Так, о Британии можно забыть лет на пятьдесят, – размышлял Фламель, откачивая магическую силу из старого заигравшегося ученика. – Францию попробовать? Нет, я тут живу, мне потрясения не нужны. Германию? Хватит уж Геллерта, тоже тот еще умник, не зря говорили, что они любовники, хоть это и невозможно. К русским я после того случая сам не полезу… Надо что-то эдакое! О, Африка! Эх, Альбус, знал бы, что ты опять так нагадишь, я бы тебя тогда, в сорок пятом, не только кастрировал бы…

***

– Забирайте вашего Дамблдора, – бросил на пол тело всё еще недовольный Николас Фламель, которого в Министерстве боялись абсолютно все. И не только в Министерстве, но и во всей магической Британии. Злить такого мага было не с руки. Ибо без рук можно остаться запросто, на раз-два.

– Он мертв? – дрожащим голосом спросил служащий.

– Он? Живой еще пока. Только сквиб, так что можете допрашивать как угодно, – брезгливо бросил Николас Фламель и исчез из закрытой для аппарации зоны.

Рот он ему снова вернул, удовлетворив свою потребность в причинении боли, так что пусть выпивают этого кретина досуха! Туда ему и дорога!

– Сквиб?! – обрадовались авроры. – Сквиб – это хорошо!

В допросной собрались почти все следователи аврората, и даже несколько невыразимцев затесалось. Допрос шел пятый час, и сведения, которые вываливал под веритасерумом Дамблдор, вызывали нешуточный ажиотаж. Вкратце ситуация выглядела так, что Темного Лорда создал «великий светлый», просто запугав полукровку-сироту, а потом наблюдал, как тот набирает власть. Пророчество… Пророчество было истинным, вот только касалось оно не Поттеров и Волдеморта. Еще не пришедшие в себя после допроса Макгонагалл дознаватели… Ну, они думали, что больше их ничем удивить не получится.

Макгонагалл искренне не понимала, что она сделала не так. Зелья дружбы и вражды, стирание памяти детям – все, как приказывал начальник. Это же для Общего Блага! Убить Поттер она захотела сама после того, как задержали ее любимого Альбуса. Услышав, что от потрясения девочка может умереть, она решила убрать эту опасность для любимого ею Дамблдора. У дознавателей во время допроса волосы стояли дыбом – более ста случаев стирания памяти, умершие после общения с Альбусом магглокровки… Каждый представлял, что на месте такого ребенка мог бы быть его собственный…

А потом на волне того, что рассказал Альбус Дамблдор, прошлись по фамилиям, названным им. Магическую Британию не лихорадило, нет, ее трясло девятибалльным землетрясением. Так как Дамблдор ничего не скрывал, да и не мог скрыть… Добравшаяся до долькоеда Боунс вливала в него веритасерум, наплевав на советы целителей быть поделикатнее со стариком… чтобы надольше его хватило. Альбуса не было жалко никому.

Министерство обновилось, а Азкабан пополнился. После упокоения Лорда всех Пожирателей еще раз проверили мастера-менталисты… Долохова с извинениями вернули русским, Малфой, да и некоторые другие, на этот раз откупиться не смог. Беллатриса Блэк, никогда не бывшая Лестрейндж, была направлена на лечение. И таких фамилий, менявшихся местами, было много, очень много.

Хорошо, что маленькая девочка с больным сердцем так и не узнала, что ее крестный отец умер в тюрьме, а тот, кого Дамблдор намеревался за него выдать, был ей совершенно никем, хотя и относился к роду Блэк.

***

А маленькая девочка с больным сердцем в это время сидела в гостиной большого дома, судорожно вцепившись в своего мальчика, и отчаянно боялась, несмотря ни на зелья, ни на таблетки, ни даже на его теплые объятия. Она боялась того, что ее с ним разлучат. Но взрослые умные люди просто объясняли маленькой девочке, что этого никогда не случится, потому что уничтожать чудо попросту нельзя.

И когда она это услышала и поняла, она расплакалась, чуть не спровоцировав приступ, но, оказавшись в объятьях своего мальчика, внезапно успокоилась.

– Ты мое чудо, – сказал он ей.

И она поверила, потому что доверяла ему. И раз он говорит, что она чудо, значит, так оно и есть.

========== Часть 8 ==========

Поезд остановился, и Геф аккуратно вынул Гвен из вагона. Утвердившись на ногах, девочка посмотрела лучистыми от радости глазами, в которых, впрочем, затаился страх, на мальчика и протянула ему руку.

– Пойдем?

– Пойдем, котенок, – мягко улыбнулся Геф.

Как же давно она стояла на этом перроне, простившись с родными. Тогда она уезжала в неизвестность и не чаяла вернуться живой. Как многое изменилось с той поры… У нее больше нет опухоли, нет смерти, нависшей над ней и только ждущей какого-то особенного момента. У нее теперь есть Гефест, ставший за эти три месяца всем. Бесчисленное множество раз спасавший ее… Оберегавший даже, казалось, от самой себя. Она уже не смотрит в будущее со страхом обреченной. У нее теперь есть оно – это самое будущее. Радостно улыбнувшись, девочка делает шаг.

Петунья вглядывалась в серость разделительной колонны, в которую когда-то давно ушла ее доченька. Ребенок, которому оставалось жить так мало, у которого не было детства – только больницы, больницы, больницы… Ее малышка ушла тогда в эту серость, и Петунья прощалась с ней… Вернон в тот день долго утешал рыдающую женщину, Дадли даже не поехал в школу, но прошел день и пришло письмо от незнакомого мальчика, рассказывающее, что ее девочка в волшебной больнице, где ей обязательно помогут. Тогда у нее в сердце зародилась надежда. А потом оказалось, что этот мальчик встал между ее доченькой и смертью. Просто встал и не отдал.

Родители мальчика пододвинулись поближе, безмолвно поддерживая ее. Петунья помнила, как они впервые приехали в гости, как мягко расспрашивали. И свою истерику помнила. Тогда отец мальчика сказал: «Мой сын сказал, что пока он дышит – она будет жить. И я ему верю». Поверили тогда и они с Верноном. Просто в жизни ее маленькой доченьки случилось чудо. Чудо по имени Гефест.

Барьер пошел волнами, и на платформу в нормальной части вокзала ступили двое. Петунья в первый момент не узнала в этой счастливой коротко стриженной девочке свою дочь. Увидев, как та смотрит на мальчика, который не просто шел рядом, но и незаметно страховал ее, Петунья поняла, что хотела сказать малышка в своих письмах. Вдруг девочка увидела их. В ее глазах промелькнула радость, испуг и счастье. Она хотела рвануться, побежать, но мальчик не пустил, что-то шепнул, на что девочка кивнула и спокойно подошла.

– Мама! Папа! Братик! – Гвен принялась обнимать свою семью, не выпуская руку мальчика, на что тот виновато улыбнулся, обнимая другой рукой своих родителей.

– Доченька, может отпустишь своего Гефеста? – спросил Вернон.

– Никогда, папа, – сказала Гвен.

– В туалет я с тобой не пойду, – улыбнулся мальчик, и Гвен громко, счастливо рассмеялась, будто отпуская весь прожитый здесь страх.

Дадли подошел и обнял обоих, шепнув мальчику на ухо: «Спасибо за сестру». Потом они все двинулись к небольшому, но вместительному микроавтобусу.

– Сначала думали, чтобы вы неделю у нас, потом неделю у Грейнджеров побыли, раз уж вас расцеплять нельзя, но потом мистер Грейнджер сказал, что все поместимся, и папа согласился. А почему вас расцеплять нельзя?

– Потому что, братик, пока рядом Геф, я не умру, – очень серьезно сказала Гвен.

– У нее ночью бывает патологическое дыхание и апноэ{?}[Остановка дыхания], можно просто не успеть, останавливается-то{?}[Имеется в виду остановка сердца.] она быстро. Я-то чувствую и просыпаюсь в любом случае, – не совсем понятно объяснил мальчик, представившийся Гефом.

– А ты успеешь? – серьезно спросил Дадли.

– Всегда, – так же серьезно ответил Геф.

– Он меня столько раз спасал, даже когда я умерла… ой, – закрыла рот ладошкой проболтавшаяся девочка.

– Гефест? – вопросительно поднял бровь мистер Грейнджер, пока Вернон успокаивал Петунью.

– Остановка{?}[Остановка сердца в общем смысле.], – пояснил мальчик, – двадцать семь секунд.

– Ты?

– Я, пап, еще профессор помогал – дефом{?}[Деф – дефибриллятор, медицинский жаргон] работал. – Глаза мальчика на минуту пронзила такая боль, что отец, уже увидевший седую прядь, не решился расспрашивать дальше.

– Давайте о ваших приключениях дома, хорошо? – сказал Вернон, которому тоже стало нехорошо от откровений дочери, в отличие от Петуньи, все, о чем говорили мистер Грейнджер с сыном, он понял.

***

Дома, переодевшись с дороги, причем Геф страховал Гвен и все это видели, они расселись за столом. Не спрашивая девочку ни о чем, Геф уверенно наложил ей еды, что вызвало удивленный взгляд Вернона.

– Я же знаю, что она любит, – ответил мальчик на невысказанный вопрос, но сам к еде не приступал, внимательно наблюдая за девочкой, у которой проснулось желание пошалить.

– Не хочу ку-ушать, – протянула она капризным голосом, отчего Геф только вздохнул, взял вилку в свои руки и принялся привычно уговаривать.

– Ну вот давай этот кусочек за папу скушаешь? Смотри, как вкусно, ты только понюхай, как пахнет. А вот этот за маму… – мальчик понимал, что Гвен играет, но решил поддержать ее игру.

А Петунья чувствовала, как по ее лицу текут слезы. Спокойно, не торопясь, тихо уговаривая мальчик привычно, видно же, что привычно, кормил ее любимую расшалившуюся доченьку.

– Если ночью было нехорошо, она утром плохо кушает, – объяснил Геф. – А кушать надо, потому что таблетки и зелье.

– Го-о-орькое, – протянула девочка.

– Зато помогает же?

– Помогает, – улыбнулась Гвен. – Ладно, давай я сама, сам поешь. Мама, знаешь, он всегда кушает только после того, как покормит меня.

Видя, как ее сын заботится об этой девочке, миссис Грейнджер тоже не удержала слезы. А в простой фразе девочки было столько… Миссис Грейнджер на минутку стало завидно, хотя она очень любила мужа. Вот, оказывается, как выглядит то, о чем книги пишут. Тут Гвен уронила вилку и побледнела. Никто не успел даже среагировать, как Гефест обернулся к ней.

– Что случилось? Где болит? Как болит?

– Жжется опять…

– Тихо-тихо, не плакать, сейчас пройдет… – На свет появился баллончик, который тут же зашипел, распыляя лекарство, после чего мальчик уверенным жестом развернул девочку в правильное положение, прислонив к себе спиной.

– Дыши, маленькая, дыши, вот так, сейчас все пройдет, все будет хорошо…

Петунья, рванувшаяся к дочери, замерла. Мальчик все проделал быстрыми, уверенными жестами, привычно… Вот оно что, он это делал привычно, будто не раз повторял. И женщина вспомнила письма дочери, понимая, что это вовсе не фигура речи и не преувеличение.

А мистер Грейнджер с гордостью смотрел на сына, потому что видел не влюбленного мальчика, а врача. Правильные вопросы, правильная реакция, правильный разговор. Сын будет отличным доктором. Есть чем гордиться, есть.

– Ну что, прошло? – спросил Гефест, все внимание которого было сконцентрировано на Гвен.

– Да, только…

– Я помню, давай покормлю?

– Ага…

– Слабость у нее после приступа сильная, а кушать хочется, да и нужно кушать. Сама она не может, потому… – начал объяснять Геф, но его прервали.

– Не надо объяснять, парень, корми, – сказал Вернон, только что испугавшийся за дочку.

– Гефест, часто она так? – спросил мистер Грейнджер.

– Нет, пап, только когда понервничает, а тут она перенервничала, вот и дала, – спокойно ответил Геф, аккуратно кормя девочку. – Устанешь – скажешь, да?

– А чего она перенервничала? – спросил Вернон.

– Боится… Что вы будете против нашей ночевки.

Вернон подошел к стулу и присел, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами дочери. Сегодня он видел достаточно, чтобы понять. Даже то, что за «покормить» доченька пошла к мальчику, а не к нему, очень многое сказало мужчине.

– Гвен, доченька, мы против не будем. Если тебе так легче и лучше, то пусть так будет. Мы тебя любим, малышка.

– Я вас люблю, – ответила девочка.

========== Часть 9 ==========

Первая ночь на новом для Гвен месте – это может быть сложно. Родители Гефеста позаботились обо всем, правда, что значит – врачи. Гефу показали, где лежит судно, мало ли что, приготовили все для экстренной помощи. Полутораспальная кровать с регулируемым подголовником вызвала почти ликование. Сразу же отрегулировав подголовник на нужную высоту, Геф подготовил все для укладывания девочки спать, правда, тут возникла проблема, с которой он пошел к Петунье.

– Тетя Петунья, подстрахуйте, пожалуйста, Гвен в душе, – несколько смутившись, сказал мальчик.

– А в школе вы как? – заинтересовалась Петунья.

– Там слуги волшебные – домовые эльфы, они подстраховывают, а то я боюсь ее одну отпускать, влажность большая…

– Не объясняй, – улыбнулась Петунья. – Конечно, я помогу доченьке.

Гвен топталась перед лестницей, со страхом на нее поглядывая, Геф, не задумываясь подхватил ее на руки под удивленное восклицание Вернона и легко занес девочку наверх.

– Вопрос, как она в школе по лестницам ходит, снят, – сказал мужчина, с уважением глядя на худого, но жилистого мальчика.

– Обычно я ее заклинанием, но на каникулах нельзя, – улыбнулся мальчик.

– Папа, он, пока профессор не показал заклинание, меня постоянно на руках носил, – сдала Гефа Гвен.

– Поэтому ты не попросил о помощи?

– Мне совсем не трудно, – ответил мальчик. – Гвен, мыться и баиньки?

– Не хочу… Но надо, ты прав…

– Режим, котенок, это очень важно, а завтра у нас большой день, тебе надо отдохнуть.

– Иду уже, иду, – шутливо проворчала девочка. – Мама?

– Сейчас приду, доченька.

Пока Гвен мылась, Геф раскладывал все, что может пригодиться. Папа подумал даже о кислороде, баллон обнаружился на полу. Подключив к нему АМБУ и проверив, Гефест удовлетворенно кивнул. Дальше легли медикаменты, аптечка, все так, чтобы можно было легко найти. На столике обнаружился даже дефибриллятор и кардиомонитор. Хорошо, когда родители – врачи в престижной клинике.

– Ого, как ты основательно готовишься… – послышался от двери голос Вернона.

– Лучше приготовиться ко всему сейчас, чем паниковать потом, – уверенно ответил Геф.

– Настолько плохо бывает?

– Настолько еще не было, но лучше я буду готов.

– Мудрый подход, ну, не буду мешать.

Воспользовавшись вторым душем, Геф быстро помылся, почистил зубы и был готов намного быстрее Гвен. Потому, накинув халат, он устроился возле двери ванной комнаты, чтобы быть готовым, если что. К счастью, все прошло хорошо, девочка, шатаясь, вышла и была сразу же подхвачена на руки мальчиком, который отнес ее в постель, объясняя Петунье свое поведение.

– Влажность большая, вода горячая, вот она и растекается, тогда лучше я ее отнесу, а то упадет.

– Знаешь, Гефест, – сказала Петунья. – Когда-то мы с ней мечтали, что вот она выздоровеет, у нее появится парень, который будет ее любить, как мы. Но прошло совсем немного времени, и у нее появился мальчик, который любит ее. Может быть, даже сильнее, чем мы.

– Сильнее мамы любить невозможно, – ответил мальчик, растрогав Петунью.

Уложив девочку и проверив, удобно ли ей, Гефест лег рядом. Гвен сразу же переползла на его плечо, улыбаясь.

– Как ты, котенок? – спросил мальчик.

– Я счастливая… Рядом родители и братик… И ты… Так бы и не уезжала никуда, осталась бы тут навсегда, – ответила улыбающаяся девочка.

– Если ты действительно этого хочешь, то я подумаю над этой задачей, – сказал ей мальчик.

– Я потом скажу, завтра, хорошо?

– Хорошо, котенок, спи сладко.

– И ты спи… я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю.

Свет погас, дети засыпали, только Геф прислушивался к девочке даже сквозь сон. А Гвен снился бал. Она танцевала, ничуть не задыхаясь, какой-то волшебный вальс со своим Гефестом. А еще на ней было белое платье, и девочка чувствовала счастье, даже несмотря на то, что это был сон.

***

Все-таки вода для Гвен была слишком горячая, понял Геф часа в три ночи, когда девочка начала задыхаться во сне. Надев на нее маску и пустив кислород, мальчик убедился, что это помогает, поэтому не стал ее будить. Убедившись, что Гвен успокоилась, он начал потихоньку снижать скорость{?}[Подача кислорода описывается в литрах в минуту] до первого признака беспокойства{?}[Не надо экспериментировать с этим. ]. Остановившись где-то на полулитре в минуту и убедившись, что девочка уснула, мальчик поймал ее палец крокодилом сенсора, включив кардиомонитор в режиме пульсоксиметра{?}[Измеряет пульс и содержание кислорода в крови]. Только убедившись, что сатурация{?}[Сатурация крови кислородом показывает, сколько этого газа содержится и циркулирует в крови] находится на границе нормы{?}[Согласно соответствующим гайдлайнам], разрешил себе уснуть дальше.

Утро началось с удивленного возгласа мистера Грейнджера, обозревшего эту картину.

– Сын, почему не позвал?

– А зачем, пап, все же нормально было?

– Вот станешь врачом, тогда сможешь такие решения принимать самостоятельно, а до тех пор будь добр.

– Не ругайте его, пожалуйста, – жалобно попросила Гвен. – Ну нет у нас в Хогвартсе врачей, вот Геф и привык все решения принимать сам.

– Ладно, не буду, – улыбнулся мистер Грейнджер. – Давайте, поднимайтесь, через час выезжаем.

– Хорошо, пап, – кивнул Гефест. – Прости, котенок…

– Ты все правильно сделал, – убежденно сказала девочка. – Я тебе верю.

Мальчик медленно снизил кислород до нуля, но был вынужден вернуть его обратно, потому что монитор был против. Тогда Геф уверенно нажал на кнопку возле кровати. Мистер Грейнджер вернулся весьма поспешно.

– Пап, не могу снять кислород, сатурация падает.

– До куда? Ага, понял… Так, отключай, но сердце не нагружаем. Кушаем и едем. Вопросы?

– Нет вопросов.

***

Кардиологическая клиника была совсем не похожа на онкологический центр, который еще приходил к Гвен в кошмарах. Здесь не было той ауры безнадежности и горя, а напротив – аура надежды. Гвен понравилось почти прозрачное красивое здание. Несмотря на то, что ее сегодня носили на руках, а в самой клинике пересадили в кресло, все было замечательно. Девочка не воспринимала инвалидное кресло, как катастрофу, потому что это было только для сегодняшнего визита.

Мистер Грейнджер встретился со своим другом, рассказав ему историю болезни Гвен, с некоторыми купюрами, учитывая волшебство. После чего девочку начали возить… Кардиограмма, ультразвуковое исследование, рентген. Поначалу Гефа хотели отодвинуть в сторону, но Гвен не дала, почти устроив истерику, и врачи смирились.

– Фракция выброса снижена…

– Изменения легких, характерные для…

– Тень сердца…

– Аритмия…

Находки сыпались, как из рога изобилия, и означали только одно – с сердцем плохо. В конце концов Гвен привезли к убеленному сединами профессору, который посмотрел на нее и сказал:

– Ну что, героиня магического мира, попробуем исправить хоть что-нибудь?

========== Часть 10 ==========

День оказался очень тяжелым для Гвен, несмотря даже на то, что ее максимально пытались разгрузить, а Геф вообще не отходил, помогая буквально со всем. Профессор оказался волшебником, но не из Англии. Известный специалист с труднопроизносимой фамилией «Шабалкин» оказался русским. Насколько Гвен поняла, его консультация – большая редкость.

– Молодой человек, который смотрит на меня с подозрением, это? – спросил профессор.

– Без Гефа я не согласна, – пискнула девочка, вцепляясь в руку мальчика.

– Понятно, – кивнул профессор. – В таком случае прошу всех, кроме пациентки и ее Гефа выйти, а мы с молодыми людьми посмотрим, что можно сделать.

***

– Джордж, как ты смог вытащить сюда самого Шабалкина?

– Ну ты же мой друг, да и он заинтересовался, когда услышал фамилию.

– Спасибо, дружище.

– Думаешь, у девочки есть шанс?

– С фракцией{?}[Фракция выброса – это процентная доля крови в главной насосной камере, выбрасываемая с каждым ударом сердца.] 30? Разве что Шабалкин чудо сотворит. Непонятно, как она умудряется ходить.

– Ее сын на руках носит.

– Хороший у тебя сын.

***

Профессор долго опрашивал девочку и мальчика, осматривал ее, накладывал заклинания и мрачнел с каждым полученным откликом. Он старался этого не показывать, но Гефест, сын врачей, видел отчетливо, что профессор совсем не рад полученной информации.

– Значит, говоришь, остановка… Так, давай сначала наденем артефакт.

Профессор протянул Гефесту обычные электронные часы, попросив надеть на руку Гвен. Девочка вытянула слегка подрагивающую руку, мальчик надел эти часы и выжидательно посмотрел на мужчину.

– Подождем, пока артефакт войдет в режим. Ко мне вопросы есть?

– Скажите, пожалуйста, сэр, сердечную недостаточность ведь можно победить зельями?

– Можно, конечно, только толку мало. Нужно устранить причину сердечной недостаточности, а это в магическом мире пока невозможно. Кроме того, нужно понимать, что так же, как сердечная недостаточность – последствие твоей аритмии, так же и у этого состояния есть последствия, в организме что человека, что волшебника все взаимосвязано. В Мунго вам правильно сказали: то, что ты жива – это чудо.

– Значит, шансов у меня нет? – опустила голову мало что понявшая девочка.

– Почему? Есть у тебя шансы, есть, нельзя отчаиваться!

Геф прижал к себе своего котенка и начал шептать ей о том, какая она хорошая, любимая, как все будет хорошо, нужно просто чуть-чуть потерпеть.

– Это задача, котенок, – сказал мальчик. – И мы ее решим.

– Я тебе верю, – прошептала девочка, прижавшись к Гефу.

А пожилой профессор, видевший на своем веку немало, снова поразился детской силе духа и самоотверженности. Сколько слез, надежд и страха он видел… И каждый раз какой-нибудь ребенок сжимал зубы и шел вперед. И вот эти двое… Мальчик, готовый свернуть горы ради девочки.

В этот момент тихо, но грозно загудел артефакт. Геф посмотрел на вспыхивавшие багровым светом часы и перевел взгляд на профессора. Профессор рванулся к девочке, только взглянул на артефакт и нажал неприметную кнопку. В дверь немедленно вбежали двое, которые волокли за собой большой синий баллон с какой-то конструкцией сверху. На лицо девочки легла маска.

– Дыши, маленькая, – привычно скомандовал Геф.

Гвен задышала, чувствуя, как отпускает охватившее ее напряжение. Артефакт перестал гудеть, медленно меняя окраску на желтую. Девочке было страшно, но рядом ведь Гефест, значит, все будет хорошо, она это твердо знала.

***

– Так, дети, – сказал профессор. – Больше лежать, пить вот эти лекарства по этой схеме. Гефест, я на вас надеюсь. Вот эти зелья должны помочь, вот это – через день. К сожалению, у магов нет опыта лечения сердечной недостаточности у детей, мало их, магов, да и то, что с вами сделали – единичный случай, хотя простецов винить не стоит, они решали проблему, которую видели, так, как умели. Теперь плохие новости, Гвен.

Девочка расширила глаза, сидя на руках обнимавшего ее Гефа, который шептал ей на ушко, что они со всем справятся. Обязательно, ведь они есть друг у друга. Он шептал ей, что все будет хорошо.

– Плохие новости в том, что тебе не стоит ходить{?}[Так бывает, в целях снижения нагрузки на сердце, особенно в реалиях 90-х годов.], – сказал профессор, глядя Гвен в глаза. – До тех пор, пока сердечко не научится само справляться с нагрузкой. И ни в коем случае не нервничать. Мы договорились?

Еще не понимая, что значат для нее слова доктора, девочка медленно кивнула. Она была прижата к Гефу, который шептал ей, что все будет хорошо, и верила ему.

– Если бы можно было вас изолировать от магии, поставили бы стимулятор, но сейчас просто нельзя – будет только хуже. Вам бы обратиться хотя бы на полгода раньше… – с какой-то тоской в голосе произнес профессор. – Ну да ничего, мы справимся, ведь так?

Дети кивнули. Профессор знал, что шансов прожить хотя бы пять лет у девочки не так много, но они есть, и он сделает все возможное, чтобы увеличить эти шансы. Магического аналога ЭКС действительно в природе не существовало, потому что таких болезней маги попросту не знали. Сама ситуация этой девочки была для магического мира невозможной…

В кабинет вкатили маленькое кресло на небольших колесах. Хмурый мужчина в голубой одежде показал, как его складывать и раскладывать, как сложить колеса, чтобы оно могло летать. До Гвен начал медленно доходить ужас ситуации, но профессор не закончил.

– Вот вам артефакт, который будет помогать тебе дышать{?}[В немагической реальности такой «артефакт» зовется «кислородный концентратор»], девочка, – доктор протянул маленькую коробочку, от которой отходила трубочка. – Давай снимем маску и попробуем подышать?

С помощью Гефеста артефакт укрепили на кресле, завели трубочку, на конце которой было что-то похожее на большую петлю с еще двумя маленькими трубочками, попавшими точно в ноздри{?}[Так называемые «назальные канюли»]. Сделав вдох, Гвен почувствовала, что в ноздри ей будто плюнуло чем-то холодным{?}[Обычные первые впечатления у детей], ощущение было непривычным.

– Вы живете не в магическом мире, потому колдовать вам на каникулах нельзя. Из-за этого все, что вы используете, должно выглядеть хоть как-то привычно для простецов, – профессор поковырялся в артефакте пальцами, после чего дышать стало комфортно. – Артефакты связаны, потому ты будешь получать столько кислорода, сколько тебе необходимо{?}[В реальной жизни нужен кто-то, кто, понимая, что делает, будет регулировать подачу кислорода, потому-то длительная кислородная терапия используется редко. Ну и открытый кислород в условиях квартиры – та еще лотерея. Впрочем, на Западе применяется достаточно часто.], а летом мы поглядим, что еще можно сделать, договорились?

– Да, профессор, – сжал губы Гефест, отлично понявший, что это все значит.

***

До самого дома Петунья держалась. Вернон сжал ее в объятьях и держал, держал из последних сил, хотя ему самому хотелось выть. Проклятый магический мир убил уже столько близких ему людей и собирался забрать доченьку. Как жаль, что нельзя было отказаться от этой проклятущей магии…

Всю дорогу Гвен провела на руках Гефеста, которому хотелось просто завыть и разбить всю эту магию, которая не в силах помочь самому дорогому человеку на земле. Но он держался и держал девочку. Всю дорогу он нашептывал ей на ушко, что они сильные, они справятся, он выучится и найдет возможность ее вылечить.

А Гвен… Гвен еще не осознала. Осознание придет позже, когда она увидит гуляющих детей, когда услышит музыку, когда колеса заскрипят по снегу. И только любящее сердце рядом не позволит этому осознанию стать катастрофой.

Когда они доехали до дома, настроение у взрослых было уже похоронным, но Геф решил, что стоит поговорить с Гвен прямо сейчас. Попросив высадить их у городского парка, он аккуратно пересадил девочку в кресло и повез ее к скамеечкам, не оглядываясь. Родители же поехали домой. Усевшись на парковую скамейку, развернул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу со своим котенком.

– Любимая, – он впервые назвал ее так. – Это не конец жизни. Мы справимся, я вырасту, выучу артефакторику и сделаю для тебя магический аналог того, что есть у простецов. Нужно немножко подождать. Ты особенная, самая лучшая и самая любимая. Мы вместе, навсегда, да?

– Да, любимый, – попробовала это слово на вкус девочка, ей понравилось. – Я не буду плакать, потому что верю тебе. Мы обязательно справимся, и тогда… Однажды мы с тобой потанцуем в большом зеркальном зале.

– Откуда ты знаешь про этот мой сон, я же никому не говорил? – удивился Геф.

– Я видела этот сон… Значит, он один для нас двоих и обязательно сбудется, – убежденно сказала Гвен.

А потом они гуляли по дорожкам парка, хрустя колесами по снегу. Встречные люди очень по-доброму улыбались девочке, отчего ей становилось теплее на душе. Еще будет осознание, боль принятия, будет и истерика, но… Рядом с ней всегда тот, что заберет себе ее боль, ее слезы, ее разбитые мечты. Который тихо, на ушко, расскажет девочке, что все еще впереди, что все обязательно будет хорошо.

========== Часть 11 ==========

Петунья из последних сил дошла до дивана, упала на него и зарыдала. Вернон обнял женщину, прижимая ее к себе, и только Дадли пока ничего не понял. Наблюдать горе маленькой семьи было физически больно. Миссис Грейнджер прижалась к мужу, пряча у него на груди заплаканные глаза. Она, как и муж, понимала, что именно случилось, и какая теперь будет жизнь у невинной девочки. Сколько раз они видели слезы в глазах родных больных детей… К этому нельзя, невозможно привыкнуть. Ведь за каждым страшным диагнозом – чья-то судьба, разбитые надежды, беспросветное будущее. А у некоторых нет никакого будущего, только мерцающие огоньки мониторов детской реанимации. Больницы вместо школы, может быть, самые добрые врачи и медсестры вместо родных рук…

– За что? Ну за что это ей? Она же ничего не видела, кроме этих больниц! – закричала Петунья. – Зачем нужна эта магия, если она не может вылечить мою доченьку!

Петунья Дурсль была хорошей женщиной, она, в первую очередь, восприняла все произошедшее, как наказание для дочери, но есть люди, которые считают болезнь ребенка наказанием для себя. Рушатся семьи, уходят считающие, что гробят свою жизнь рядом с больным ребенком… Так бывает. Но Петунья и Вернон Дурсль были хорошими, правильными людьми, они думали о ребенке. О девочке, что была им когда-то подброшена, но стала самой родной. Петунья обняла Дадли и плакала. Мальчик начал понимать, что случилось что-то плохое.

– Но ведь она жива, мама! Она будет жить! Неважно как, но будет! – воскликнул Дадли. – Или… нет? – закончил он шепотом.

– Будет, обязательно будет, – твердо сказал мистер Грейнджер.

Бывает так, что семья с больным ребенком остается в вакууме. Отворачиваются друзья, советуют «избавиться» родственники, даже родители. Этот вакуум пережить очень сложно, только воля и вера помогают в этом. Мистер и миссис Грейнджер поддерживали Дурслей, поэтому вакуум им не грозил. В этот миг они уже стали одной большой семьей. Потому что так правильно, а Грейнджеры всегда старались поступать правильно.

– Петунья, Вернон, Дадли, послушайте меня, пожалуйста, – обратился к ним мистер Грейнджер. – Девочка сейчас будет остро реагировать на ваше настроение, поэтому запомните, кресло – не катастрофа. Она дышит, разговаривает, улыбается. Значит – все хорошо. Вместе мы со всем справимся. Ей поможет справиться Гефест, но вы должны ее поддерживать. Никакой жалости! Понятно? Девочка не должна даже на секунду почувствовать себя тяжело больной.