Текст книги "217-я жизнь. Блог бывшего экстрасенса"
Автор книги: Заряна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
В-четвертых, не пытайся ничего вернуть. Река не течет в обратную сторону. Ничто никогда не бывает «как прежде», это придется понять всем своим существом, до самого последнего уголка. При самом благоприятном исходе все будет иначе. Лучше ли, хуже ли, но иначе.
А можно ли говорить про любовь? С подругами, с мамой, на форумах в Интернете?
Говори, но знай, что любовь – это просто сила притяжения. Ненависть – не ее антипод, противоположность любви – холод, страх. Твоя любовь навсегда останется твоей. Потом на нее отзовется какое-то другое существо, которому оно будет нужно. Но невидимые нити любви, которые сейчас еще связывают меня с Антоном, рвать нельзя. Потому что тогда никто другой на мою любовь не сможет отозваться.
Я слишком много видела людей, кому не повезло с первой любовью (а с первой и не должно везти, она придумана для познания себя, а не для счастливого успокоения на брачном ложе), со «взрослой любовью» и прочими, и они застыли, закостенели. Хоть и вступили в новые отношения, сердце их осталось закрытым, а нити, идущие от его сердца, надорванными, спутанными, засохшими. Ужасное зрелище, особенно когда человек говорит, что у него все хорошо, а сам при этом неживет!
Я так не хочу, я так не буду!!!
Ну и в-пятых, тебе, моя дорогая, придется вести «битву за себя». И выиграть ты ее должна ради малыша (ради себя мне вообще ничего не было интересно).
Мне ничего не оставалось делать, как выполнять. Это был вопрос выживания. А как же любимая игрушка под названием «прошлые жизни»? Да запросто. Просто такие, в которых насне было. Ведь не всегда же я жила только около него. И не все воспоминания ужасны.
Вот, например, я помню себя самкой птерозавра, небольшого летающего ящера размером чуть больше современного человека. И как бы ученые ни раскрашивали динозавров в зеленые или бурые тона, но лично я была очень красивой – яркой-яркой, разноцветной, больше похожей на современных тропических птиц. И у меня были какие-то перья – что-то такое среднее между перьями и шерстью – на голове, шее и мягкий нежный мех на пузе, который так нравился самцам… М-да. И там любовь, своя первобытная любовь. Как выбрать себе лучшего самца? Добытчика или красавчика? Самого ласкового или самого упорного? Грустный вывод напрашивается сам собой. Ни фига мы, женщины, в ходе эволюции не поумнели.
Отставить, командую я себе. Почти во всякой жизни были моменты высшего счастья и пиков кошмара, когда я думала, что я этого не переживу. Иногда действительно не переживала. Но были и нейтральные эпизоды, а были и моменты глубочайшего изумления. Сейчас, ближе к родам, я на них натыкалась все чаще.
Я плаваю в глубине моря. Я очень большая рыба, покрытая каким-то толстым защитным слоем, как шкурой, но это не чешуя. По поводу своей шкуры я испытываю что-то вроде гордости, так, как это могут чувствовать животные. Удовлетворение, похожее на приятное урчание в сытом желудке. Я иду сквозь воду, именно так, для нее движение через пласты воды – то же самое, что для человека хождение по тропинкам. Есть протоптанные трассы, есть дикие места, раньше я думала, что рыба плавает, где хочет, но это оказалось полной чушью. Она, конечно, может плыть «где попало», но и человек может продираться через бурелом или перелезать через заборы, просто ему для этого нужна серьезная причина. Так и рыбе, но не понимаю, на что она ориентируется при выборе траектории – течения? Знания о том, что добыча ходит вот здесь? Или что это территория какого-то другого зверя? Или по запаху (кстати, что-то вроде запахов я чую, только пока не понятно как)? Скорее, все вместе – ее выбор инстинктивен и безошибочен.
Со мной не связываются ни другие рыбы, ни глубоководные твари типа гигантских кальмаров. В памяти тела этой рыбы «записаны» схватки с теми, у кого есть щупальцы. С ними просто: если тебя опутали, надо просто плыть вверх и вверх, пока это глупое существо тебя не отпустит (видимо, я гигант, раз выбираю такой способ совладать с головоногами). А когда они, устав от борьбы, пойдут вниз, ими можно закусить. Да, я действительно гигант, от моей тени убегают все остальные жители глубин, только я не кит и не дельфин. Я лениво шевелю плавниками на спине, как человек руками, когда просто шагает и для равновесия незаметно помахивает верхними конечностями. Мое плавное движение через воду больше всего похоже на задумчивый шаг человека. Спешить некуда, я просто двигаюсь.
К сожалению, рыбье сознание очень медленное, злое и не способное к логике. Она не думает, а начинает действовать, будто получив импульс с какого-то пульта управления. Я слишком недолго пребываю в рыбьей шкуре, чтобы найти источник импульса. Мне приходится видеть ее глазами и домысливать своим человечьим мозгом. Поэтому рассчитывать я могу только на подлинность ощущений, не более того. Это так непередаваемо, так удивительно, когда ты одновременно мыслишь и как человек, и как какое-то другое существо.
И вдруг я замечаю что-то ненормальное. Каких-то слишком быстро двигающихся существ, быстрых, как я, а я очень быстрая рыба. Я оживляюсь и начинаю охоту. Мои широко расставленные, очень выпуклые глаза ловят каждое их движение. Привыкшая к погоне и нападению, рыбина пытается уловить знакомое в их повадках, чтобы выбрать правильную тактику. Но ничего знакомого нет. У рыбы недоумение выражается тем, что она не несется прямо, но как бы вышивает вокруг прямого пути – отклоняется вверх-вниз, в стороны, «рыщет» слабину. Подошла я уже довольно близко, чтобы сквозь толщу воды разглядеть объект. Это большая плоская поверхность, которая очень быстро перемещается вперед и вглубь. Я вижу, что на плоской «тарелке» стоят две фигуры, похожие на двух людей в плотно облегающих гидрокостюмах(это я сейчас интерпретирую так). При этом у одного существа, возможно, женщины, распущены длинные-длинные волосы. Не мокрые, не висят сосульками, а распущены свободно.
Рыбина их движения воспринимает как совсем неправильные. Они вызывают у нее такое же отторжение и раздражение, как движения пауков у нас, млекопитающих.
Я готовлюсь атаковать и набираю максимальную скорость. Мне как рыбе непонятно, что такое перемещается на этой плоской тарелке? Два глаза такие большие, и смотрят в разные стороны? Два хвоста? Крылья? Две рыбины стоят вертикально? И не ясно, кого из этих двух подвижных объектов стоит атаковать.
Они пока меня не видят, это меня как бы «забавляет» – чувство приятного удовлетворения от того, кто завтрак достанется легко! Рыбина уже решила, что это два парных объекта неизвестной породы, а не один большой с двумя глазами. Она решает атаковать того, кто меньше и без хвоста, то есть короткого стриженого мужчину.
Я разгоняюсь, разеваю пасть – глотка и желудок сразу забились потоком воды. Брюшная мышца привычно напряглась и сократилась, насосики-жабры принялись выкачивать воду. Сейчас-сейчас в животе окажется что-то посущественнее…
Но я получаю сильный толчок по голове и глазу, и меня отбрасывает в сторону. Непонятные существа несутся вперед так быстро, что теперь я их не догоню. Что вызывает у меня, рыбы, еще один приступ недоумения – в моей генетической памяти нет информации, чтобы кто-то двигался с такой скоростью! Ни я, ни тысячи моих предков не имеют опыта охоты на такую тварь.
Рыба продолжает преследовать этот непонятый предмет, незаметно для него. Она прекрасно видит сквозь толщу воды и теперь занята «сбором информации» – интересно, будет ли она передать это своим соплеменникам или это останется только в ее генетической памяти как преимущества именно для ее потомства. М-да! Понять это я не успеваю, потому что интереснее поведение самой рыбины – она охотится, но теперь она охотится, я бы сказала, на информацию. Она обращает внимание на все, что присуще это добыче (мнения она не поменяла: все в мире – добыча ). И сейчас она замечает, что запах у этой штуки какой-то непонятный. Поскольку рыба сейчас прислушивается к запахам, я могу разобраться в этой особенности. Рыбина чувствует запахи не так как люди, она их впитывает кожей из окружающей среды, как будто вся вода недалеко от предмета пропитана запахом, кусочки запаха входят в ее организм и там на их основе делается вывод – что это, кто это. Анализ проводится, видимо, спинным мозгом, работу головного мозга я не чувствую совсем.
По крайней мере, нападать рыба больше не хочет. Она несется сбоку и сзади этих двух существ, которые ходят по «тарелке». После непродолжительной слежки рыбина начинает подниматься вверх, вслед за непонятным предметом. Наконец «объект» едет вверх и оказывается на поверхности.
Я выныриваю из воды, чтобы лучше их видеть – тарелка лежит поверх воды. Что-то отъезжает в сторону, и хвост (волосы, я думаю ) одного из существ начинает трепать ветер (совсем сухие!). Тьфу ты, Господи, куда меня занесло-то! Это же в какой невообразимой временной дали все это было? И эта рыба, и эти люди. Или это наоборот, будущее? И как это определить? Плотность воды и воздуха ощущается не так, как сейчас. Впрочем, восприятию глубоководного чудовища доверять нельзя.
Насколько смог интерпретировать мой человеческий мозг, пока я смотрела на эту историю, дело было так. Глупая рыбина таращила глаза на это чудо технической мысли, в котором мужчина и женщина катались по морю. Только техническая штуковина была полностью прозрачной, если не считать плоской платформы, сделанной из чего-то темного и очень прочного. И люди в ней себя чувствовали настолько безопасно, что даже не обратили внимания на нападение морского гиганта – заинтересовались, удивились, но не испугались.
Сейчас таких технологий у человечества нет. Так что, это либо недалекое будущее – мало ли какие атавизмы рыбьего мира бродят по мировым глубинам. Либо это очень далекое прошлое, такое далекое, что мы даже отдаленных упоминаний о нем не можем найти, но распознать особенности строения этих людей, насколько они на нас похожи или насколько отличаются, глазами и мозгом этой глупой рыбины я не смогу. Да и трудно это – там оставаться. Я и «нашла-то» этот эпизод, когда начала искала какие-то другие эмоции кроме любовных восторгов или драм, в которых погрязла по уши. Вот как, оказывается! Сильное удивление даже такой злобной твари способно оставить большой след, который душа «носит» многие жизни. Очень интересно. А какие еще сильные эмоции хранит память нашей души?
50.
В тот день я шла на курсы подготовки к родам (да, я человек методичный и ответственный, если вы до сих пор этого не поняли!). Антон тоже их посещал со мной время от времени. И то, скорее всего потому, что я пообещала на роды его с собой не брать. Муж тут же стал навещать курсы более тщательно – думаю, он очень много говорил об этом всем своим друзьям и родственникам. Да, у меня загул, но я много чего делаю, вот даже на курсы хожу, рожать вместе с ней буду. Я тоже ответственный и взрослый человек!
В нашем скверике возле дома резвились вороны – они там всегда таскали кости, дразнили собак, обсуждали свежие новости, даже на людей голос повышали. Я их стала слегка побаиваться, как и многого в последнее время, поэтому пошла по другой тропинке. Но это не помогло. Одна из черных товарок полетела ко мне, сделала петлю, как заправский истребитель, и при заходе сзади дала мне весьма ощутимый подзатыльник. Видимо, для того, чтобы я не смогла от этого знака отмахнуться, мол, случайность.
– Ворона меня предупредила, – сказала я сама себе вслух. – Ну, вот теперь уже точно все!
Если кто-то еще удерживал ситуацию на самом краю (например, мои ангелы-хранители, Высшие силы, любовь моих родных или кто-то еще добрый и сильный), то теперь она окончательно пойдет вразнос.
Самое трагическое в жизни видящего, по-моему, то, что ты видишь какие-то события, повлиять на которые не сможешь. И от того, что ты знаешь их заранее, легче тебе не становится. К самому тяжелому редко даже удается привыкнуть. Все равно этооказывается полной неожиданностью, как бы ты ни подозревал или даже уже все это видел (классическое «дежавю» переводится с французского как «уже видел»).
На курсах в тот день было заключительное занятие. Мы смотрели фильм о родах – долго и подробно, чтобы будущие роженицы четко понимали весь процесс, последовательность этапов: какие сложности и опасности есть на каждой фазе родов и к чему готовиться на котором часу этих пыток.
Фильм документальный, настоящее методическое пособие, и, разумеется, очень драматичный. Плакала, считай, вся группа – и женщины, и мужчины. Кажется, кроме меня. Я даже подумала, что просто уже все слезы выплакала, они банально кончились.
Впечатление от фильма было настолько сильным, что группа даже не смогла ничего обсуждать – так в молчании, не прощаясь, мы и покинули классную комнату.
Антон пошел со мной к метро, остановился покурить, попросил меня побыть с ним.
Волнуется. Долго раскуривает. Поднимает на меня свои теплые глаза. И задумчиво, ласково говорит:
– Я тут понял, что ребенка хочу. А вот жить с тобой – нет.
Продолжает курить и ласково так, жалостливо на меня смотреть.
Может быть, он ждал, что я сейчас начну его умолять вернуться? Может быть, это была его форма мести за то, что я его пыталась выгнать? Может быть, это просто такие у него были эмоции после фильма? Это я сейчас могу об это подумать.
Тогда же я стояла у метро и рыдала. Просто рыдала: без мыслей, без боли, как рыдает младенец, у которого еще нет представления о морали и четности. Все слезы, которые остались во мне со времени фильма – фильма о том, какую боль нам с малышом придется терпеть, какие проблемы возможны во время родов – под напором выталкивались из меня, как ржавая вода из крана после того, как ЖЭК ее все-таки дал.
Да, действительно, более эффектного момента, чтобы отказаться от меня, Антон найти бы не смог. В драматурги бы ему пойти, сериалы сочинять!
Минут через десять он заскучал гладить меня по головке и спросил – не отвезти ли меня куда-нибудь. Я сказала, чтобы он ехал по своим делам. Он потоптался-потоптался и уехал-таки.
Я рыдала еще 30 минут – по часам у метро было очень хорошо отмечать время. И поплелась к своим студентам.
51.
Антон ушел днем. Почти без вещей. Никто не устраивал прощальных спектаклей.
Антон – потому что со всей искренностью клялся быть здесь регулярно и мне помогать всем-всем-всем, о чем я попрошу. Я – потому что не знаю, что сказать тому, кто бросает тяжелобольного человека (за полтора месяца до родов я уже плохо ходила), как раненого на поле боя.
В квартире стало тихо, можно стало просто лежать, просто смотреть в потолок, не вздрагивая от звонков, шагов и голосов на улице. Просто дышать. Мы с квартирой, верной наперсницей моих бед, вздохнули спокойно.
Часа через три позвонил муж и бархатным голосом позвал:
– Маняша! – со своей особенной «летящей» интонацией, от которой я таяла.
Но не в этот раз. Никакая я не Маняша!
А ведь действительно, уже нет!
Я давно уже просто Маша.
Но Антон не в курсе моих прозрений.
Он просто продолжает в том же духе, по накатанной:
– Как тебе там? Без меня? Может, мне приехать?
Я отвечаю кристально честно, что без него намного лучше, чем с ним. После чего разговор логически увядает, потому что ему надо было бы найти способ вернуться, а мне хотелось просто дышать – молча, без напрягов.
Еще несколько раз Антон приезжал в квартиру и наводил порядок, привозил еду. Затем просто пропал. Ни в аське его нет, ни в «Твиттере». Загулял, видимо. Ушел в штопор.
Прошло еще несколько вечеров, потом даже целых две недели. На самом деле я так уставала от своей работы-учебы, что вечерами просто тихо лежала на кровати и мурлыкала что-то ребенку. И спала.
Однажды в полной тишине раздался резкий звук телефона:
– Скорее, с Антоном что-то страшное! – значит, свекровь. – Я пришла с работы, он лежит на полу и корчится. Я думала, он обкурился, пьяный. Поднимает глаза. Болит что? – говорю. Он не жалуется, «скорую» звать не дает. Я его подняла, а он – глаза черные…
Ты должна что-то делать! Ему больно так, без тебя!
Только ему больно? Больно мне, больно ребенку. Нам больно уже очень давно, наверное, целые тысячелетия. Его черная тоска, или сушь, как ее называют бабки-ворожеи, к которым бегает половина населения страны – это родная сестра моей тоски…Но как я помогу человеку, который не хочет помочь себе. И мне.
На следующее утро звонит Антон, голосом тщательно демонстрирует, что все отлично. Говорит, что он заедет вечером.
Появляется значительно раньше – надушенный, наглаженный, с намертво приклеенной улыбкой и вкрадчивыми манерами (это у него называется «разведать обстановку»). Начинает помогать по дому, выносит старые пакеты и между делом вставляет фразы о том, как он востребован женским населением. Его привозят на работу и увозят с работы, слушают каждое его слово, зовут к себе. Да он просто нарасхват.
Опять это дивное свойство мужиков – стараться понравится одной даме, расхваливая качество или количество отношений с другими.
– Может быть, мне вернуться? Тебе же тяжело одной? – заботливо так.
Мне тяжело, и не факт, что я смогу этот месяц до родов прожить одна. Но теперь в моей голове тумана намного меньше. Стратегическая ошибка мужа – мне нельзя было давать дышать воздухом, свободным от него. Вместо розовых соплей я обдумываю, чего ж он хочет. Вернуться ко мне и начать все сначала со мной?
Или вернуться и продолжать свою свободную жизнь?
Конечно, свободную жизнь! А я, значит, снова буду пугаться, бредить, срываться в истерики и ждать его ночами. Зато он будет уверен, что он меня контролирует, и я никуда не денусь. Его не будет скручивать «сушь» и у него все будет нормально, и мама его не будет волноваться.
– Да, я такой. Бери меня таким, какой я есть. Это ведь и есть любовь – принимать человека таким, какой он есть, со всеми его недостатками. Ты мне сама это говорила, что любовь – это полное принятие. Ты же говорила, что меня любишь.
А действительно, что такое любовь? Если он меня устраивает только на моих условиях, то это любовь?
И хоть я молчу, Антон прекрасно читает мои эмоции. А потому принимает тон жалостливый и покровительственный:
– Ну вот и хорошо, ну вот и молодец. Ложись, отдохни, тебе нельзя волноваться. Я потом вещи перевезу и на роды с тобой пойду. А ты, маленькая, решила, что сама все можешь…
Вот тут молчать уже бессмысленно, но и орать у меня не выходит:
– Как я могу тебя пустить обратно, если ты предатель?! Как я могу взять тебя на роды, если к тебе спиной нельзя поворачиваться?! Зачем ты мне, когда у меня все хорошо, если тебя нет, когда мне плохо?!Я наверняка говорю слишком тихо и неубедительно, но Антон и такой отповеди совершенно не ожидал. Видимо, слишком полагается на плохие советы типа «сама завоет, у вас же ребенок». Не понимают люди, что у меня будет ребенок и этого мне достаточно. Все остальное вторично.
На следующий день приехали мои золотые родители и забрали меня к себе, я к тому моменту уже совсем плохо ходила. Страшно болели ноги, как у всякого человека, которому надо двигаться по жизни, а он не знает, какое направление выбрать.
И правильно, увозите меня от соблазна подальше. А то Антон повадится песни петь, и в какой-то момент я могу не выдержать натиска. Пустить его обратно и все начнется по-новой. А мне ребенка надо доносить.Муж – человек не злой, не хочет ничего плохого ни мне, ни мальчику. Просто ему надо, чтобы мы его не касались. Он хочет быть свободным, и при этом «сохранить лицо», а в этой ситуации он кругом оказался негодяем, и его это очень злит. Черт его знает, на что он теперь пойдет, чтобы оправдаться в собственных и чужих глазах. Антон с его фантастической интуицией чувствовал, что у него был только один шанс меня подчинить и «умять под себя» – беременность, когда я и зависима, и безвольна. А свои шансы он всегда умел использовать по максимуму.
52.
Кажется, я могу написать пособие на тему «как его разлюбить». Я стала большим специалистом в этом вопросе. Оставить все как есть и терпеть его закосы – это преждевременные роды, мне так нервничать нельзя. Я это знаю точно.
Заставлять себя его ненавидеть, разлюбить или как там принято в художественной литературе – это рисковать ребенком, а до родов еще почти месяц. Нельзя убивать любовь в себе. Не будет человек, чья мать перед родами растила в себе ненависть, ни здоровым, ни счастливым. Скорее уж калекой будет физическим или нравственным.
Вот так мне придется идти между двумя крайностями. Так жить нельзя и менять тоже не ясно как.
Моя внутренняя боль настолько сильна, что я готова поменять ее на любую физическую. От той помогают хоть какие-то обезболивающие, от этой нет спасения нигде. Все те же шесть таблеток валерьяны. Ни алкоголя, никаких других методов забыться.
Мне придется разобраться, как с этим выживать.
Я получаю только иногда короткие перерывы, когда ничего не болит: динамическая медитация ОШО и молитва в пустом православном храме, когда не идет служба и когда почти никого нет. Слушая гудящую тишину, я иногда, пусть ненадолго, но перестаю слышать свой внутренний крик. Я даже не могу точно сказать, где это – болит душа. Просто ты ощущаешь себя инвалидом. Человеком, у которого что-то отрезали и его мучат фантомные боли – боль в руке, которую ампутировали. Так и я, с ампутированной частью души, в которой жила уверенность в любви, понимании, дружбе. Идеи о двух половинках и миф об идеальной любви. Я не могла проклинать Бога, ведь у меня в животе двигался мальчик, не сломался и не сдался при всем идиотизме, который наворотили его родители. А это уже чудо! Настоящее Божье чудо, так что претензии есть к себе и к Антону, других крайних нет.
Вот так, обложенная со всех сторон – это делать нельзя, это невозможно, а вот это придется, – я целыми днями лежала на кровати в доме родителей.
По несчастной случайности мои родители живут прямо над ЗАГСом, и свадебные песни, тосты, марши и всякие кабацкие свадебные песни я слушала постоянно. Я вспоминала свою свадьбу, свою любовь, которая закончилась вот так – попыткой меня сломать.
Слезы кончились на какой-то день – на пятый или седьмой. Ненависть угасла еще за два дня. Мертвое отчаяние – полная эмоциональная кома – съело еще дня три.
Затем на абсолютно пустом месте пришло знание, именно знание, что все, что со мной было сейчас и веками раньше – это тоже любовь. Просто другой ее лик. Отвратительный, убивающий, но это тоже любовь. В отличие от влюбленности, эротических влечений, розовых надежд и дружеских чувств, которые мы часто именуем любовью.
Эту убивающую и перерождающую силу – любовь – лучше всего описали древние греки. Самое первое изображение богини любви у греков – это двуликое существо. Одна из сторон – прекраснейшая, нежнейшая из женщин, обратная его стороны – заросший бородой, старый, страшный мужчина. Любовь – это не один из ее ликов, который мы выбираем по своему усмотрению. Это они оба вместе.
Я лежала на кровати в маленькой комнате и точно знала, что уйти от этого понимания я не смогу. Бежать – это слишком шикарно для меня, мне это не по карману. Сейчас мне даже расстояние до ближайшей лавочки было слишком далеко. Это очень странное ощущение, когда тебя предает твое собственное тело. Ты бьешься внутри него, но не можешь «завести» механизм. Живой, все понимающий мозг как будто физически пытается найти выход, стучится в виски, но выбежать из скорлупы тела невозможно. Можно орать, можно уговаривать себя потерпеть и смириться. Беременность – временное явление, оно точно пройдет. Вот только какими мы с ребенком выйдем из этого состояния?
53.
Был еще один сон, сон о свободе и силе.
Большой лев находится все время где-то поблизости. И я учусь жить рядом с ним. Общаться с ним, передвигаться рядом, расслабляться и даже играть – очень осторожно и сохраняя полное спокойствие, концентрацию внутренней силы. Взаимодействие со львом – это отдельный предмет, трудный урок, который постигать надо постепенно.
Мне надо было контролировать свои действия и очень внимательно следить за тем, как я обращаюсь ко льву, чтобы не провоцировать его накинуться, но и оставаться достаточно интересной для него, чтобы он не переключил внимание на другого человека.
Во сне появляется мама, которая начинает говорить: «Да ты что, с ума сошла, с кем играешь? Уходи, он же кинется в любую секунду!»
Я начинаю ей объяснять, что это особый лев, и я уже почти научилась общаться с ним, идти рядом, играть. Я уже понимаю правила, мне надо просто настроиться.
Мне надо просто удерживать себя в определенном состоянии бдительности, воли и силы. Его нельзя бояться, но нельзя и расслабиться.
Все, что я хотела найти в другом человеке, все, чего ждала от мужа, я могу делать сама. Искать свою половинку в мире людей – значит, не найти свою вторую половинку внутри себя. Сила и свобода – это моё, это часть моей души, если я смогу с ней сладить. Свободной надо быть не от кого-то, а для чего-то. Например, для поиска себя. Самой себя настоящей и своей собственной силы.
54.
Пасха. Надо отмечать и соответствовать духу праздника. То, что у меня последние восемь месяцев нет ни настроения, ни сил – это не довод. Так что приходится мне загружаться в машину вместе с родителями. Все весело (я очень стараюсь!) едем на пикник по загородному шоссе. Наши собаки попискивают, потявкивают и пошкрябывают на заднем сидении. Я на переднем рядом с отцом, мы обсуждаем что-то не важное.
Смотрю в окно. Небыстро мелькают березки, пронзительная весенняя зелень. Я в расслабленно-отвлеченном состоянии вижу, что справа от меня по обочине едет мотоциклист. Когда мы нагоняем его, он, не оглядываясь, не сигналя, не глядя даже в зеркала, просто поворачивает руль влево. И только вместе с ним голову. Видимо, он ничего не успел понять, потому что положил руль ровно в капот нашей машины. Мотоцикл сработал как якорь и стянул нашу громадину с дороги.
Ни одной мысли в голове – я просто все вижу и все понимаю очень отчетливо, только пошевелиться не могу. Нашу машину развернуло с трассы, она летит с высокого откоса, пролетает какое-то расстояние, бьется о наклонную насыпь, подпрыгивает и снова летит вперед. Отец выкручивает руль в тот момент, когда машина на земле. Бьется головой о стекло, его удерживает ремень. Меня тоже. Вокруг меня как в невесомости, все пространство занято медленно-медленно разлетающимся стеклом. По счастью, оно тонированное, поэтому собирается в нитки, бусины и даже в ошметки как будто бы ткани.
Теперь машина планирует ниже, и на меня летит низенький бело-черный придорожный столбик, из тех, что стоят вдоль дорог. Причем он находится ровно по моей стороне и сейчас точно соберет капот машины в гармошку. Отец крутит руль, машина виляет, стекла продолжают развеваться вокруг, как флаги.
Повернуться я не могу, даже шевельнуться, голова застыла в том зафиксированном ракурсе, который был на момент столкновения.
Машина снова стучится днищем и опять взлетает. Летит она очень долго, бесконечно долго. Для меня прошло, наверное, полчаса. Потом мама с заднего сиденья скажет, что она ничего не успела понять: ее только тряхануло и вот мы уже стоим.
Я очень подробно и четко вижу все, что пролетает перед глазами. Страха нет.
И нет звука, как будто его отключили (как потом выяснилось, он у меня «записался» отдельно, и я много месяцев подряд прослушивала саундтрек аварии: скрежет раздираемого металла, удары под днищем, когда машина билась о землю и снова подскакивала, удары железа о бетонные столбы; больше всего меня доставал скрежет металла, когда он врывался в какой-нибудь вполне мирный сон про лето и солнце).
Звука нет, но в голове моей раздаются щелчки. Вот буквально как бывает в некоторых головоломках, когда последняя деталь конструкции входит в единственно правильный паз.
На самом деле это не звуки, это серия озарений, не иначе. Когда ты что-то понимаешь на уровне чувств и всего своего существа с предельной, кристальной ясностью. Не потому что кто-то тебе объяснил, а потому что это твое личное откровение, по которому тебе теперь жить. Даже не так. Эти щелчки ставили в моей голове на место то, что было там не в порядке (как жаль, чтобы более гуманный способ до меня не доходил!)
Щелк– и я поняла, что я должна только своему ребенку. Мужчине я вообще ничего не должна. Ни один, даже самый лучший мужчина, не стоит ребенка. Это природный, биологический закон. Есть только мать и ее ребенок.
Щелк– и я поняла, что в любом действительно нормальном браке мужчина должен относиться к женщине как к своему ребенку,иначе семья нежизнеспособна. Мужчина охраняет свою женщину, она вьет гнездо и растит потомство. Все другие формы отношений дают нездоровый брак. Если в основе был секс, то когда она больна, беременна или в заботах о ребенке, когда она «не секси», он начинает искать это на стороне (у меня случай классический).
Щелк – дети разрушают те браки, в которых ребенком был муж. И с рождением малыша почувствовал, что его подвинули, бросили. Он начинает капризничать, пить и гулять. Просто это была непродуктивная модель отношений.
Машина остановилась.
Я выдохнула весь воздух.
Похоже, я до сих пор вообще не дышала!
И тут меня догнал контрольный ЩЕЛК!В голову! Ты заигралась. Брось их, прошлые жизни. Ты не экстрасенс. Ты просто человек с простой человеческой жизнью.
Я сижу и дышу уже свободно.
Действительно прошлые жизни кончились. И поняла я это только когда чуть не кончилась эта.
Дышу. Инспектирую голову изнутри. Очень интересно! Потому как теперь моя голова – уже голова другого человека. И прическа дыбом стоит. Просто новая женщина какая-то.
Еще несколько вдохов-выдохов (божественное ощущение – дышать!), и замедленная съемка кончилась, все стали говорить и действовать быстро.
Мама встрепенулась, сказала «А что случилось?», собаки дружно взвыли и стали вскрывать дверцы когтями, отец уже выскочил из машины.
Я тоже медленно выбралась и еще медленнее, как пингвин, поплелась смотреть на парня с мотоциклом – вдруг я могу что-то сделать для него.
Да, унесло нас с пятиметрового откоса очень далеко. До места аварии я шла долго – все вверх и вверх. Скорую уже вызвали, милицию тоже, что-то уже завывает вдалеке.
Я, было, хотела помочь парню, который катался по асфальту рядом с искореженным мотоциклом и орал. Орал явно в бреду, держался за ногу, а часть его кости валялась на пыльной дороге прямо передо мной, то есть довольно далеко от него. Подойти ближе я не смогла просто физически: запах перегара был настолько сильным, что меня страшно мутило.
Дальше я помню лишь фрагменты – как боялась за родителей, что у них что-то сломано. Оказалось, что порезы только на лице у отца. У меня ничего, как заговоренная. Хотя вся авария шла по моей стороне – и мотоциклист, и столбы, и осколки стекла, как будто авария была направлена именно на меня. Но правду, видимо, говорят «Бог хранит беременных».
