Текст книги "Не просто лучший друг (СИ)"
Автор книги: Юлия Оайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 21. Чужаки
Глава 21. Чужаки
Мне удается купить билет на последний рейсовый автобус, после чего прощаюсь и благодарю Ирину за помощь и компанию. Только благодаря ее присутствию мне удается сдерживать свои эмоции и больше не плакать. Не уверена, сдержала бы я слезы, стоя на остановке одна, постеснялась бы показать свои эмоции толпе незнакомых людей на автовокзале?
Занимаю свое место, убрав сумку наверх, как и все пассажиры. Открываю мессенджер и открываю диалог с Глебом – его не было в сети с момента ухода… Написать ему? Спросить, где он и как добрался с Анубисом? Боже, это глупо… Вероятно, что парню пришлось купить поводок и намордник для собаки, а может быть даже перевозной короб, чтобы ему позволили поехать с Бисом. Если бы что-то не получилось, Глеб бы вернулся, он бы точно не бросил пса где-то. Несколько минут смотрю на удаленные Глебом сообщения и глубоко вздыхаю, сдерживая слезы, после чего закрываю мессенджер.
Нужно поговорить лично, а не так.
Надеваю наушники, включаю музыку и откидываюсь на подголовник. На улице уже темно, в окне автобуса мелькают фонари и свет фар встречных автомобилей. Мерные покачивания играют свою роль – меня начинает клонить в сон и я прикрываю глаза, прислушиваясь к словам безумно красивой песни в наушниках.
“Cause I love you for infinity,
I love you for infinity,
Cause I love you for infinity,
I love you for infinity”
“Потому что я люблю тебя до бесконечности.
Я люблю тебя до бесконечности.
Потому что я люблю тебя до бесконечности.
Я люблю тебя до бесконечности.”
Я на самом деле люблю его до бесконечности. Как парня или как друга – уже совсем не важно, потому что хочу, как и прежде, делить с ним радости и даже боль. Я допустила ошибку, пусть неосознанно и не специально, но эта ошибка сейчас может перевернуть всю мою жизнь.
Нашу жизнь!
Я не хочу быть без него, и, более того, я не смогу без него! Не хочу жить в одиночестве в нашей квартире, ходить на пары в наш университет одна, а потом ездить на выходные в нашу деревню тоже в одиночестве, как сейчас...
Глеб уже не раз показывал свою ревность к Райскому, а я давала повод усомниться в своей честности, дура! И было бы куда проще объясниться, если бы не бабушка… Если бы бабушка не умерла именно сегодня.
Господи, клянусь, что больше никогда не скрою от него ничего, никогда не солгу и ни за что на свете не предам, буду рядом всегда, когда нужна! Только, пожалуйста, пусть все наладится…
С этими размышлениями я и проваливаюсь в сон. Просыпаюсь уже на конечной остановке в нашей деревне и выхожу на улицу вместе со всеми пассажирами, ежусь от ночного холода и разминаю затекшие от долгого сидения колени. Перекинув сумку через плечо, я как можно быстрее направляюсь к своему дому. Сердце в груди заходится дробью, я всячески стараюсь прокрутить в голове предстоящий с мамой разговор, подобрать слова, но мысли предательски путаются. Когда подбегаю к дому, замечаю что свет везде выключен и даже после звонка – дверь мне никто не открывает.
– Ну конечно же! – бурчу я себе под нос и поражаюсь собственной тупости.
Как можно было надеяться, что она тут?! Мама сейчас однозначно у бабы Зои в доме, наверняка пришли близкие подруги бабы Зои и сейчас они вместе убиваются от горя… Вздрагиваю и сглатываю отвратительный комок в горле, любая смерть – это ужасно.
Как я и думала – свет горит во всех окнах и я захожу в незапертую калитку, затем в дом.
– Злата, наконец-то, милая! – выходит моя мама на веранду и сразу же обнимает меня. – Что ж ты так долго…
– Мамочка! – всхлипываю я, прижимаясь к ней, и слезы моментально начинают литься ручьями из глаз. – Мам, прости, мам, – только и могу лепетать я.
– За что? Злата, ты что, – шепчет она и гладит меня по голове.
– Где Глеб? – отстраняюсь и смотрю на маму. Замечаю, как на ее лице появляется боль.
– Он ушел гулять с Анубисом к полям, – говорит она. – Не захотел сидеть с нами, – мама кивает куда-то в сторону комнат дома, откуда слышны звон бокалов и всхлипы.
– Я пойду к нему, – киваю я.
Мама не перечит, даже не задерживает, и я выхожу на улицу. Иду в сторону полей, на соседнюю линию улицы и почти сразу замечаю высокую фигуру Глеба и маячащую туда-сюда черную тень Анубиса.
Дыхание сбивается и на моих глазах снова появляются слезы, но я заставляю себя не замедлять шаг, а наоборот ускориться.
– Глеб! – кричу я, но он не реагирует. Подбегаю к нему и зову снова: – Глеб!
Наконец, парень поворачивает голову в мою сторону, после чего болезненно морщится и отвлекается на Анубиса, который принес парню апорт в виде палки.
– Зачем ты приехала? – не глядя в мою сторону, спрашивает Глеб.
– Как я могла не приехать? – тихо говорю в ответ я и мой голос звучит как-то неуверенно.
– Могла. Так же, как и проигнорить мои звонки с сообщениями, – произносит он, обдавая меня презрением и обидой.
Ко мне подбегает Бис и тыкается носом в ногу, после чего вновь переключает свое внимание на Глеба. Парень почти сразу швыряет Анубису палку и пес радостно бежит в сторону убранного поля за новым апортом. Я же безотрывно смотрю на своего Глеба и прокручиваю в голове свой план разговора, но он теперь кажется глупым. Как же легко строить планы и как тяжело их исполнять.
– Глеб, я сделала это не специально, – делаю шаг к парню и он поворачивается ко мне лицом. По выражению лица видно, что он мне не верит. – Ты позволишь рассказать, что произошло на самом деле? – делаю еще один шаг и вот я стою прямо рядом с ним.
Чувствую себя ничтожной и глупой, в груди даже появляется детское желание заплакать и убежать. Вот только я уже не ребенок и сбежать от проблем – не выход. Глеб смотрит на меня, а я на него, между нами будто пропасть, а не считанные сантиметры, и эта отстраненность пугает.
Мы как будто чужаками стали. Меньше, чем за день.
– Веснушка, я не хочу слушать оправдательную ложь, – мотает головой Глеб. – Твой интерес к преподу и его к тебе, видимо, пересеклись на поприще совместной работы. Да ради Бога…
– Глеб, да выслушай ты! – срываюсь я и сжимаю кулаки до боли. – Нет никакого интереса! У меня к нему нет и не было никогда…
– Врешь! – перебивает и со злостью шипит Глеб и я испуганно замолкаю. – Снова врешь! В свой день рождения ночью ты говорила девушке своего брата о том, какой этот препод идеальный и насколько он тебе нравится! Ты говорила о том, что мужчина для отношений должен быть старше и буквально боготворила его! В то время как я позиционировался как “просто друг детства”! Ты меня использовала, а он у нас “мистер Эталон”, охмуряющий студенток! Ну, в итоге, все там, где заслужили, да? Я в полной жопе, а вы счастливы!
Ошарашенно хлопаю глазами и смаргиваю слезы, глядя парню в лицо: откуда он это все узнал и… Да какая к черту разница! Какая разница, если все уже давно выглядит по-другому!
– Все давно изменилось, слышишь?! – хватаю парня за рукав его куртки и дергаю на себя, заставляя повернуться ко мне лицом. – Те слова я говорила… Боже, да я не это имела в виду! Почему ты не рассказал это раньше?! Все уже давно изменилось, благодаря тебе! Я поняла, что люблю тебя и быть с тобой хочу, а не просто использовала! – начинаю плакать и путать буквы в словах, но я договорю свою речь и он не посмеет счесть ее просто “оправдательной”. – Райский мне не интересен! А его интерес что-то вроде родственно-дружеского, Глеб! Он крестник моего отца, понимаешь? Я его совершенно не помню, и брата его тоже, а он меня помнил и узнал, потому так по-особенному себя и вел со мной. Мама его знает и она подтвердит. Сегодня мы с братом ездили в кинологический центр и там встретили его, Сема его узнал и вот теперь знаю я. Мы поехали в ресторан, чтобы поговорить, мне первой позвонила мама и я поставила телефон на беззвучное, убрала в сумку. Вячеслав Олегович подвез меня до дома, потому что Семе надо было встретить Стасю. И все! Понимаешь?! Да, я виновата, я безответственная и глупая дура, но я тебя люблю! – выкрикиваю я последние три слова и пытаюсь закрыть рот рукой, чтобы не дать громким всхлипам вырваться наружу. Не выходит, не получается, и я утыкаюсь лицом Глебу в плечо, приобнимая.
Парень обнимает меня в ответ, рычит что-то неразборчивое и буквально стискивает в своих объятиях. Утыкается носом в мои волосы, еще что-то говорит, а у меня от этой внезапной близости выбивает последний предохранитель, отчего мое сознание сносит новым потоком рыданий.
Слышу, как парень тоже хлюпает носом и его грудь судорожно дергается, выдавая истинное состояние, которое он до сих пор так тщательно скрывал под маской. Глеб сильнее сжимает меня в своих руках, словно цепляется за последнее, что у него осталось в жизни.
А ведь это так и есть! Я – единственный близкий ему человек, у него никого больше не осталось!
От осознания насколько ему сейчас тяжело и горько, моя душа выворачивается наизнанку, причиняя невыносимую боль. Раз Глеб дал волю своим эмоциям и позволил себе показать слабость – значит, эти страдания больше нестерпимы.
Так и стоим в обнимку, единые в своем горе, пока я не успокаиваюсь первой. Вокруг нас кружит Анубис, не понимающий что происходит с его хозяевами, и периодически лает, как бы проверяя живы мы или окаменели навечно.
– Прости, что так вышло, прости меня. Я больше никогда ничего не скрою и всегда буду рядом, – осипшим от плача голосом, произношу я, подняв голову и глядя на Глеба. У него очень сильно покраснели глаза, они до сих пор покрыты нездоровым блеском от слез. – Ты мне веришь?
Мне так необходимо его короткое “верю”, что даже дыхание перехватывает в ожидании. Как только он это скажет – все будет как раньше.
– Да, – выдыхает он, – но время покажет…
Последняя фраза меня смущает, но сейчас не время выяснять скрытые смыслы… Мне достаточно уже того, что он меня не отталкивает и не посылает к черту, а парень наоборот прижимает меня к себе. А ему, кажется, достаточно моего присутствия, чтобы не потерять голову от нахлынувшей скорби.
Он поднимает руку к моему лицу и убирает в сторону выбившуюся из хвоста прядь, а я лишь сильнее сжимаю в руках воротник его куртки. Мы смотрим друг другу в глаза и словно держимся на ногах только благодаря этому взгляду, невидимой связующей нас ниточке.
– Она меня дождалась, – хрипло произносит Глеб и замолкает.
Громко сглатывает и у меня на глаза наворачиваются слезы, но я не смею отвести взгляда от карих глаз своего друга, чтобы он видел мою поддержку.
– Бабушка меня встретила, накормила, все начиналось как обычно, – говорит парень и его голос подрагивает. – А потом начала рассказывать о том, что видела во сне родителей и что мама просила зачем-то почистить и подготовить все драгоценности. Бабушка подсуетилась и собрала все по шкатулкам, показала мне их, просила взять ее обручальное кольцо, чтобы переплавить, когда я на тебе женюсь, – Глеб с досадой качает головой и часто моргает, а мое сердце на миг подскакивает груди после услышанного. – Я отшутился, она пригрозила шуточной расправой, если я тебя упущу… Блин, все было хорошо, она чувствовала себя нормально! – срывается Глеб и отступает на шаг, видимо не в силах больше стоять на месте. – Я собрался во двор, чтобы проверить крышу к зиме, так бабушка меня расцеловала так, будто прощалась, понимаешь? Я сразу не заметил, Веснушка, я только сейчас смог увидеть странности эти. А когда вернулся… Она просто лежала на своей кровати, сначала я подумал что она спит, она часто после обеда отдыхала, а потом стало чуточку тревожно и… – парень закусывает губу и отрицательно мотает головой, словно желая сбросить с себя морок минувших событий.
Подхожу к нему снова и, обвив его торс руками, утыкаюсь носом в шею. Слезы огромными каплями срываются с моих ресниц и я беззвучно плачу, не желая понимать, каково это и что пришлось пережить моему другу.
– Ты так была нужна мне, – болезненно звучит его голос прямо над моим ухом. – Еще бабушка передала для тебя подарок, там что-то связанное, сказала, что спешила, чтобы успеть до моего приезда и закончить сегодня. Сказала, что хоть и не модно, но зато греть будет… – говорит Глеб и я срываюсь, начинаю плакать навзрыд.
Этот день я не забуду уже никогда, потому что еще ни разу в жизни не было мною пролито столько горьких слез, как сегодня.
Глава 22. “Один идет прямым путем, другой идет по кругу…”
Глава 22. “Один идет прямым путем, другой идет по кругу…”
“Один идет прямым путем,
Другой идет по кругу
И ждет возврата в отчий дом,
Ждет прежнюю подругу.”
(А.Ахматова)
У всех есть страхи, нет на свете человека, который бы не боялся ничего. Для кого-то главный страх – это высота, для кого-то – глубина, кто-то боится скорости, а кто-то постоянно боится не успеть... Для меня же нет ничего страшнее, чем похороны близких. Еще с момента гибели папы в памяти свежи воспоминания о об этом ритуале. Стойкая ассоциация: душераздирающие крики, слезы и ощущение душевной пустоты.
Баба Зоя была душой компании, ее знал почти каждый житель нашей деревни, и поэтому сегодня на кладбище очень много людей, облаченных в черное. Эта “черная масса” неоднородна по своей реакции и оттого морально давит. Вот стоит кучка из пожилых женщин, принимающих происшествие как данность и неизбежное, они лишь изредка тяжело вздыхают, поправляя на головах черные платки. Рядом с ними – люди помладше, примерно возраста моей мамы, и в их глазах стоят слезы, которые они то и дело промакивают бумажными платочками. Отдельное место занимают мужчины разных возрастов, они беспрерывно курят, их обволакивает едкое облако сигаретного дыма, но я не осуждаю, ведь запах этого кумара перебивает смрад отсыревшей кладбищенской земли вперемешку с опавшей осенней листвой.
Я и моя мама во время отпевания все время стоим рядом с Глебом, я стараюсь держать себя в руках и не плакать, но это невыносимо сложно, потому что я понимаю, каково моему другу сейчас.
Всей подготовкой и организацией занималась моя мама, даже поминальный обед взяла на себя, хоть в помощницы ей и набились подружки бабы Зои. Глеб все эти дни выглядит потерянным, чужим, совершенно на себя непохожим, он намеренно отдаляется и все чаще предпочитает одиночество моей компании – в данной ситуации я отношусь к этому с пониманием.
Когда возвращаемся с кладбища домой на поминки, парень сидит молча, не пьет и лишь по инерции кивает людям и дарит им односложные ответы. Поминки затягиваются до вечера, потому что каждый спешит поделиться своей историей знакомства с бабой Зоей или какой-то по-доброму смешной ситуацией, произошедшей с ее участием. В какой-то момент Глеб просто встает на ноги и тихо выходит на улицу.
Мама ненавязчиво пихает меня локтем в бок и кивает на спину уходящего Глеба, укоризненно смотрит мне в глаза и я понимаю, что именно она имеет в виду. Поднимаюсь с места и выхожу следом. Остановившись на крыльце и жмурясь от закатного солнца, я замечаю открытую дверь сарая, в котором мы запирали Анубиса, а это может значить только одно – Глеб ушел гулять по деревне с псом.
Выхожу за калитку и почти сразу замечаю Глеба, сидящего на скамейке в палисаднике дома, в то время как пес с остервенением что-то роет у забора. Тихонько подхожу к парню и сажусь на свободную часть скамейки. Вновь ощущаю между нами пропасть, не могу подобрать слов для начала разговора и поэтому просто молчу, глядя вдаль на уходящее за горизонт солнце.
– Я хотел сказать кое-что, – разрывает тишину между нами хриплый голос Глеба и я поворачиваю к нему голову. – Я забираю документы из универа, я был в военкомате и еще успеваю на осенний призыв…
– Что? – ошарашенная его заявлением, переспрашиваю я.
Он же… Он же не собрался этого делать на самом деле, это же просто от горя и нехватка поддержки желание сбежать?!
– Я позвонил в наш универ и завтра, когда вернусь в город, заберу документы, добровольно попрошу об отчислении, – на полном серьезе говорит парень, а я задыхаюсь от шока и ужаса. – И еще хотел попросить тебя… Если позволишь, я бы взял с собой собаку. Я занимался с ним в кинологическом центре, он обучен не хуже любой собаки из пограничного питомника, к тому же, у него достаточно адаптивный возраст. Если мне дадут выписку из кинологического о том, что пес прошел курс подготовки и дрессировки, то я смогу попасть туда, куда хочу…
Он говорит что-то еще, но меня глушит собственный пульс, а мир вокруг начинает кружиться с бешеной скоростью. Интуитивно хватаюсь за край сиденья скамьи, на которой сижу, ощущая как под пальцами трескается вздутая от сырости краска.
– Ты же еще ничего не сделал, да? – в попытках выровнять дыхание и услышать успокаивающие слова, спрашиваю я.
– Я не сделал, но я решил, – отвечает Глеб. – От твоего ответа зависит только род войск и место, куда я пойду.
– Ты просто… Ты… – задыхаюсь и путаюсь в словах. – Ты пережил серьезное потрясение, это нормально – хотеть уединения, даже одиночества, но армия… Глеб, это же не день, не неделя и даже не месяц! – еще миг и, кажется, что я начну рыдать.
– Я хотел сразу после школы идти служить, но остался только ради бабушки и ухода за ней, – непоколебимо говорит он. – Бабушки больше нет. Нет человека, ради которого все это было затеяно, а значит я могу поступить так, как хотел.
“Нет человека, ради которого все это было затеяно” – я, выходит, больше не тот человек, ради которого стоит остаться.
– Боже, Глеб! – срываюсь я и вскакиваю на ноги. Смотрю на Глеба и чувствую, как начинают дрожать мои губы. – Но почему сейчас?!
– Потому что хочу, Злата! – почти кричит он и тоже встает в полный рост. – Теперь вдвойне хочу! – будто сам испугавшись своего голоса, он наклоняется к моему лицу и начинает говорить тише: – Хочу, понимаешь? Я могу сделать то, что я хочу?
– Можешь, – киваю я и перед глазами из-за слез расплывается его лицо. – Но я… Я не тот человек, ради которого стоит остаться? – произношу вслух эти слова и давлюсь собственным эгоизмом.
– Веснушка, – выдыхает он и сгребает меня в свои объятия. Прижимается губами к моему лбу и тараторит настолько быстро, что я едва успеваю осмысливать сказанное. – Пойми, я просто не могу сейчас остаться… Эта ситуация дает мне и тебе шанс, Веснушка, шанс понять себя и сделать то, что хочется, не быть зависимыми друг от друга. Мы всегда вместе, всегда рядом… Я не должен был давить на тебя, я много чего не должен был! Я загнал тебя в рамки, заставил выбирать, заставил любить…
– Не заставил! – пытаюсь вырваться, оттолкнуть, но Глеб держит, прижимает к себе и продолжает говорить.
– Больше этого не повторится, обещаю, – шепчет он. – Этот год ты проживешь так, как требует твоя душа. Я – как требует моя. Это нужно нам обоим, потому что иначе мы обречены, я это чувствую. Сейчас, после всего этого, каждый из нас наступал бы себе на горло, пытался угодить, боялся обидеть, постоянно фильтровал свои разговоры, чувства и избегал любого другого общения, а это ненормально. Я люблю тебя, ты моя необходимость, Злата! Но я понял, что не хочу заставлять тебя себя любить.
– Ты даже выбора не оставляешь! – всхлипываю я, стискивая в руках ткань черной кофты на груди Глеба.
– Наоборот, я даю тебе целый год, чтобы понять себя, – произносит он, а меня трясет от уже не сдерживаемых рыданий. – Время покажет истинное лицо наших отношений.
Молчу. Не потому, что нечего сказать, а просто потому, что не могу говорить. Глеб гладит меня по голове, а я только и могу, что всхлипывать.
– Веснушка, вспомни с чего все началось… – шепчет парень. – Ты помнишь?
– С твоего признания, – сквозь слезы произношу я.
– Нет. Все началось с привязанности, – отвечает он, продолжая гладить меня по голове. – С нездоровой привязанности и страха потери. Я допустил большую ошибку, когда пошел на поводу у эмоций из-за ревности. Я видел твои сомнения, но все равно желал твоей любви, как маньяк. Ты так боялась потерять во мне друга, так боялась перемен… Потому что привыкла ко мне в роли друга. Ты привыкла, что я всегда рядом и, чтобы сохранить это чувство комфорта, ты сделала тот шаг, ты поцеловала…
– Потому что я не умею без тебя жить и не хочу! – вновь всхлипываю я и толкаю парня в грудь. Он все еще удерживает меня, но я могу хоть чуточку отстраниться и посмотреть ему в лицо, увидеть боль в его глазах.
– Не умеешь, – кивает он, грустно улыбнувшись. – Поэтому порой нужно потерять, чтобы научиться жить. Ты ни разу не была без меня. Ты просто не смотрела толком по сторонам, ты не была нигде без меня. Ты сможешь избавиться от этой зависимости от меня, избавиться от привычки и понять, наконец, чего хочешь. Потому что, поверь мне, быть зависимым от кого-то, всегда делать все только ради блага кого-то – ужасно, – в глазах парня появляется пелена слез.
Смотрю на него и прокручиваю в голове все те моменты, что были между нами. Зависимость? Привычка? Нездоровая привязанность? Господи, я и правда уже не знаю, что чувствую! Все смешалось, в груди жжет и воздуха катастрофически мало.
– То есть, ты уходишь в армию и это значит, что мы расстаемся на год? – произношу эти слова вслух и сердце сжимается.
– Все зависит от нас, – говорит Глеб.
– Глеб, почему нельзя просто вернуться на учебу? – почти умоляюще шепчу я. – Почему?! Мы бы вернулись, жили бы как обычно, учились, работали в приюте, проходили практику в ветеринарной клинике, сдавали экзамены… Все же может быть как раньше!
– Не может, – отрицательно качает головой он и я опять срываюсь на плач.
– Да почему?!
– Потому что стать ветеринаром – твоя мечта и цель, – спокойно отвечает парень. – А я… Что я буду делать после окончания универа? Я люблю животных, но я не хочу работать ветврачом, меня тянет в другое. Всегда тянуло в другое, просто из-за зависимости и привязанности я поступил в университет, а не пошел в армию сразу после школы. Я не жалею потраченного времени, ведь я ухаживал за бабушкой, но теперь…
Я понимаю о чем он говорит, но не хочу понимать. Просто не хочу!
– Ты просто хочешь сбежать от боли, да? – с надеждой спрашиваю я, размазывая по щекам слезы. – Не надо, я рядом и я обязательно тебе помогу все это пережить, я же всегда…
– Веснушка, пойми, нам это нужно! – не давая и шанса ответить, парень наклоняется и целует меня в губы. Короткий горько-соленый поцелуй – вот как я его запомню. – Позволишь взять Анубиса? – отстраняется и смотрит в глаза, ожидая ответа.
В карих глазах моего друга сияет проблеск надежды и я киваю, ощущая как слезы текут по моим щекам. Я бы искренне хотела, чтобы рядом с ним был наш пес, чтобы рядом ним был тот, кому можно доверять…
…Тот, кто будет напоминать обо мне.
– Он сам выбрал тебя, – отвечаю я. – Значит, он тебе нужен.
Слов нет, они все закончились и у меня, и у Глеба. Ожидание неизбежного тугой удавкой опутывает нас и душит, уничтожая все надежды на жизнь как раньше. Отныне моя жизнь будет слишком жестоко разделена на “до” и “после”. Желая продлить это сладкое “до”, мы так и стоим с Глебом обнявшись, но прекрасно понимаем, что это когда-то закончится и придется принять суровое “после”.
Наверное, мы бы так и стояли обнявшись всю ночь, если бы не выходящие с поминок люди. Отпрянув друг от друга, мы с Глебом прощаемся со знакомыми его бабушки и возвращаемся в дом. Помогаем моей маме все убрать, лишь изредка переглядываемся, но все еще молчим.
Моя мама не глупая женщина, она все видит, я уверена, но понимает ли она глубину тех чувств, что мы сейчас испытываем?
Когда заканчиваем в доме бабы Зои, а теперь уже, наверное, можно сказать – доме Глеба, мама подходит к парню и прикасается к его плечу:
– Пойдем, переночуешь у нас.
– Не переживайте, я вешаться от тоски точно не собираюсь, – грустно усмехается Глеб, а мама только сильнее пугается. – Мам Софа, все нормально, вы чего?
– Пойдем, без разговоров! – настаивает моя мама. – Бери вещи и с нами, постелю тебе в свободной комнате. Тебе сейчас нельзя быть одному!
Парень переводит взгляд на меня и, едва заметно пожав плечами, идет в комнату собирать вещи.
