Текст книги "Большой дождь (СИ)"

Автор книги: Ulla Lovisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

После первого секса на заваленном планами лекций и медицинскими справочниками столе последовали выходные в тихом, удаленном от города, отеле на побережье; а затем ужин на крыше с вином, звездами и полнолунием. Луиш Гильерме подкупал тем, что, не смотря на свою абсолютную власть над студентками, всё же прикладывал определенные усилия для обольщения некоторых из них. Он говорил красивые слова и делал приятные сюрпризы, нашептывал сладкую ложь о том, что прежде такого с ним не было, и в проверенных самостоятельных работах подсовывал записки с коротким «я соскучился». Того, что к моменту их встречи, он уже почти два десятка лет был женат на медицине и подруге студенчества, – именно в таком порядке приоритетов – Луиш не скрывал. Впрочем, казалось, что и от жены своих похождений он не скрывал тоже.

Супруга доктора Пайва, практикующий врач, преподавала в том же университете. Она вела ортопедию, и её лекции Сара вопреки своей привычной прилежности и обязательности чаще всего пропускала. Саре было неуютно на этих занятиях, ей казалось, словно преподавательница с осуждением сверлила её взглядом. В то же время, ей вовсе не улыбалось провалить экзамен, потому дома Сара усилено штудировала учебники и изучала конспекты сокурсников. Забавно, что в конечном итоге именно этот предмет – освоенный самостоятельно – стал основополагающим в выбранной специализации.

На пятом курсе частота и качество встреч с Луишем стали неоднократно наталкивать наивную Сару на мысль о том, что у доктора так и в самом деле впервые. Окрыленная влюбленностью, она начала верить в то, что, возможно, смогла завоевать Пайву и рано или поздно он будет принадлежать только ей. Позже выяснилось, что она ошибалась, и что хирург не приветствовал детей ни в своем браке, ни за его пределами. После летнего перерыва Сара вернулась на шестой курс брошенной, поумневшей и с несколько округлившимся беременным животом.

Она порой думала над тем, как могло бы всё сложиться, признай Пайва своё отцовство. Подобные мысли неизменно провоцировали самые неприятные эмоции вроде злости и жалости к себе, но Саре не всегда удавалось себя от них оградить. Вот и сейчас она стояла, упершись локтями в перила балкона, теребила в пальцах край дымящейся сигареты и отдавалась на растерзание воображению. С ходом времени, по мере выветривания влюбленности и охлаждения обиды, в этих фантазиях Луиш Гильерме утратил свой романтический образ, и она больше не пририсовывала себе обручальное кольцо. Он представлялся ей лишь любящим и заботливым отцом Матеуша, кем-то похожим на её собственного папу. Или на Виктора.

Тот как раз стоял в кузове своего пикапа, босой и с подвернутыми до колен джинсами, и сильной струей из шланга вымывал чешую и подтеки рыбьей крови. Сара не раз видела его за этим занятием, ей казалось, она уже выучила его рутину возвращения с рыбалки: разгрузить кузов и отнести уготовленный себе улов в дом; вернуться; отмыть автомобиль от запаха и следов; снова скрыться в доме; выйти оттуда с влажными волосами и в свежей одежде; усесться на крыльце и долго пить что-то из большой парующей кружки.

Будь рядом с Сарой кто-то такой же постоянный, надежный и ответственный, как Виктор Фонеска, она сама была бы совершенно другим человеком. Ей порой казалось, что она бесконечно слаба, растеряна и нерешительна, она чувствовала себя потерянной и запутанной. Но стоило ей оглянуться назад, не на свои эмоции и мысли, а на поступки, и её взгляду представала совершенно незнакомая ей Сара Каштанью: сильная, несгибаемая, самостоятельная, целеустремленная, собранная. В конечном счете, наверное, имело значение лишь то, как она действовала, а не как себя чувствовала, но воспринимать себя такой, какой её видели все остальные, Сара не могла. Потому что это было не совсем правдой.

Словно чувствуя её взгляд и слыша мысли, Виктор оглянулся и, заметив наблюдающую за ним соседку, махнул ей рукой:

– Доброе утро!

– Доброе! – Ответила Сара и почему-то смутилась, словно пойманная на чем-то неприличном. Впрочем, а почему бы и нет? Да и к тому же, на острове она никого не знала – кроме семьи Фонеска и пары-тройки коллег в Машику.

– Эй, Виктор. Какой кофе Вы пьете?

Он помотал головой, показывая, что ничего не слышит, и положил шланг, чтобы напор воды не стучал по металлическим бортикам, заглушая все звуки.

– Простите? – поворачиваясь к ней, переспросил он.

– Какой кофе Вы пьете: черный или с молоком?

– В чем причина интереса?

– Хочу угостить Вас.

– О, не стоит беспокоиться…

– Стоит! – и она направила в него указательный палец, пресекая любые попытки возражений. Он отказался уже от нескольких приглашений, и в этот раз она не собиралась позволить ему улизнуть снова. – Я ни в чем в этой жизни так не уверена, как в своём умении варить отличный кофе. Вы просто обязаны согласиться хотя бы на одну чашечку. Признавайтесь: с молоком или без?

Виктор сокрушенно покачал головой, с улыбкой сдаваясь под этим натиском.

– Черный, без сахара.

– Отличный выбор! Оставайтесь на месте! – и, швырнув окурком в переполненную пепельницу, она вышла с балкона.

Когда, вооружившись подносом с двумя чашками, наполненными ароматным бодрящим напитком, увенчанными упругой золотистой пенкой, и блюдцем с несколькими пережившими ночь шоколадными кексами, Сара вышла из подъезда, Виктор послушно ждал её в своем дворе. Пикап уже был отмыт, вода выключена и шланг свернут, сам Фонеска опустил джинсы, но переступал по влажной траве всё ещё босиком.

– Это напрасные заботы, – сообщил Виктор, забирая у неё из рук поднос и опуская на откинутую заднюю дверцу машины, служащую импровизированным столиком.

– Ничего подобного, – возразила Сара. – Вы уже трижды меня выручали, а у меня даже не было шанса Вас отблагодарить как следует.

– Трижды?

Осторожно, словно боясь раздавить, он взялся за тонкое изогнутое ушко чашки и поднес её к лицу, принюхиваясь. Сара кивнула и перечислила, загибая для наглядности пальцы:

– Кухня, Машику, Матеуш.

– Матеуш?

– Да. Не знаю, как у Вас это получилось, но вместо неприступной зануды, которая три месяца притворялась моим ребенком, из порта вернулся мой сын. Настоящий, прежний сын! Вы обладаете какой-то магией!

Виктор сделал глоток и коротко посмаковал кофе, шевеля губами и заглядывая в чашку. А потом улыбнулся:

– Вы не соврали: кофе отменный. И это магия отданного на растерзание детям штурвала, а не моя.

– Да? – Сара придвинула ближе к Виктору блюдце с десертом. – Если это штурвал, тогда почему я со вторника постоянно слышу Ваше имя?

Он хохотнул и собирался что-то ответить, но над ними скрипнуло, распахиваясь, окно, и в нем появилась Фернанда с объемным мотком махрового полотенца на голове.

– Сара? Привет!

– Привет, – отозвалась она, заслоняясь чашкой и улыбаясь удивленному выражению Виктора.

– У тебя сегодня выходной, да?

– Верно.

Девочка повисла на подоконнике, широко скалясь и приподнимая брови.

– То есть ты свободна? – Заключила она довольно. – Может, мы сможем сегодня заняться джинсами? Ну, ты помнишь…

– Да, можем попробовать.

– Круто! – взвизгнула Фернанда. – Тогда я сейчас высушу волосы и спущусь.

И захлопнула за собой окно, исчезая обратно в комнату. Сара опустила голову и повернулась к Виктору. Он замер с кексом в руке и недоумением во взгляде.

– И Вы ещё говорите мне что-то про магию, – упрекнул он. – Я что-то пропустил?

– Не много, – отмахнулась Сара.

– Ладно. Раз Вы теперь такие подружки с моей дочерью, может, мы тоже перейдем на «ты»? – предложил, опустив взгляд и сосредоточено отворачивая от кекса пергаментную обертку, Виктор.

– Поддерживаю.

Она улыбнулась, сделала большой, вяжущий глоток и встрепенулась:

– Кстати, как ты себя чувствуешь?

Откусив от кекса, Виктор лишь молча нахмурился в недоумении.

– Просто ты так отбивался от приглашения на кофе, словно опасался, что я собираюсь тебя отравить, – манерно оттопырив мизинец, она подняла чашку и поверх неё зловеще осклабилась. – Собственно, теперь, когда мне это удалось, меня интересует, как ты себя чувствуешь?

– У тебя все шутки связаны со смертью? – улыбнулся он, запивая шоколадный десерт горьким кофе.

– Нет, только лучшие из них. Между прочим, я в университете хотела быть патологоанатомом.

Виктор хохотнул, отправляя последний кусочек кекса в рот. Смяв в кулаке опустевшую пергаментную формочку, он снова потянулся к тарелке.

– Зря не стала, – ответил он и кивнул на новый кекс в своей руке. – Это очень вкусно!

– Спасибо, сама пекла, – сообщила Сара и коротко смущенно улыбнулась, а потом снова посерьезнела. – Ты бы так на них не налегал. Мышьяк, знаешь ли, имеет свойство накапливаться в организме.

Виктор Фонеска прыснул со смеху. Он захохотал, заслоняя ладонью наполненный рот, давясь и кашляя, густо краснея, сгибаясь пополам и судорожно пытаясь вдохнуть. В уголках его глаз собрались искристые капли слёз. Его массивная фигура в пропахшей морем одежде содрогалась.

Сару забавляло и умиляло, как искренне и открыто он реагировал на её дурацкий юмор. В голове снова возникла мысль о том, какой слепой и глупой она была, влюбляясь и надеясь на что-то с доктором Пайва. Как вообще в здравом уме и светлой памяти можно было выбрать Луиша, стального и острого, как скальпель, когда в мире бывают такие теплые и добродушные люди, как Виктор?

========== Глава 5. ==========

Новехонькое футбольное поле с искусственным покрытием, огражденное высокой сеткой и приютившееся между зданием школы и нависающей над ним горой, было небольшим и не рассчитанным на зрителей. Вдоль поля под самим забором поставили несколько лавочек, но они быстро заполнились, а потому многим ученикам и родителям пришлось стоять на поле или за сеткой. Виктору удалось занять себе место на полу возле углового флажка. До линии тут было достаточно места, чтобы разместить ноги с относительным комфортом; никто не ходил мимо и не спотыкался об него; и выход был рядом – сразу по другую сторону поля, достаточно пройти прямо за воротами.

Был полдень субботы, солнце висело прямо над головой, и разогретое его лучами покрытие источало едкий резиновый запах. К нему примешивался доходящий от расположенной неподалеку винокурни сладкий ягодный аромат. С пляжа Алагоа дул легкий солоноватый бриз. Поле и школьный двор вокруг него были заполнены детским визгом и смехом. Прибывшие на футбольный матч родители сновали по территории и постоянно щелкали камерами на своих мобильных телефонах. Финал школьного чемпионата по футболу был важным событием для местных. При относительно немногочисленном населении острова и количестве имеющих футбольные команды школ чемпионат проводился дважды за учебный год. Победители двух финалов – зимнего и летнего – в начале нового учебного года играли между собой за Суперкубок и символический денежный приз. В декабре 2009-го Порту-да-Круш имел все шансы на победу.

Как отец страстно влюбленного в футбол сына, Виктор никогда не пропускал подобные мероприятия. Комната Рафаэла была заставлена кубками и медалями, фотографиями команд, в которых состоял он сам, и плакатами команд мирового уровня, за которые болел, футболками звезд и мячами всех размеров, расцветок и с разной именитости автографами на них. При всей своей страстной любви к этому спорту, Рафаэл удивительно трезво как для своих лет совершенно не мечтал о футболе как о возможной будущей профессии. Он проявлял не только трудолюбие, но и некоторый талант, играя за школьную сборную и юношескую команду в Машику, получал много лестных отзывов в свой адрес от тренеров и рефери, но не фантазировал о славе, богатстве, Золотом мяче и контракте с «Реал Мадридом». Рафаэл был намерен стать онкологом. Чтобы – и эти слова въелись в мозг Виктора кровоточащими ранами – однажды спасти чью-то маму.

В его возрасте Виктор просто знал слово «доктор». Он не различал специализаций и даже разницы между врачом и стоматологом особой не видел. Все эти люди были просто носящими белые халаты и стетоскопы на шеях персонажами горячо любимых мамой телевизионных сериалов. Дальше осознания, что доктор – это что-то таинственное и серьезное в резиновых перчатках, он не заходил. И сейчас был уверен в том, что одиннадцатилетний мальчишка не должен понимать, что такое онкология ни как болезнь, ни как отрасль медицины. А Рафаэл понимал, и то весьма хорошо. Виктор слышал, как сын расспрашивал Сару, затянутую Фернандой в свою комнату для испытания модой, про медицинское образование и соответствующие требования для вступления в университет. О высшем образовании Виктор в одиннадцать лет тоже не думал, его и школа не очень волновала. Конечно, его радовало благоразумие и ответственность сына, но так рано и тяжело закончившееся беззаботное детство вызывало серьезные опасения.

В спину, прижатую к сетке, что-то больно ткнулось. Виктор дернулся от неожиданности и оглянулся. Сразу за ним по другую сторону ограждения стояла Сара.

– Привет, – весело сказала она. – Тебя в угол посадили в наказание за что-то или просто стеречь флажок?

И, рассмеявшись собственной реплике, она пошла вдоль забора к входу на площадку. Виктор следил за ней взглядом, разминая место, куда она вонзила палец. Эта столичная соседка при каждой их встрече обильно шутила и громко смеялась, и в таком её поведении – на первый взгляд легком и приветливом – сквозило какой-то наигранностью. Это не было вызывающее отторжение и неприязнь притворство, скорее какая-то едва уловимая грусть. Фонеска со времени своего одиннадцатилетия сталкивался с врачами разной специализации, и о работе физиотерапевта тоже кое-что знал: пациенты Сары превозмогают слабость тела и сильную боль. Вероятно, именно работа породила эту бесконечную шутливость и смешливость, чтобы ею смягчать физическую трудность реабилитации. Из профессии это распространилось на повседневную жизнь, стало привычкой и способом бороться с собственной болью. Как бы искрометно Сара ни шутила в разговорах с ним, как бы широко ни улыбалась, как бы заливисто ни хохотала, Виктор видел в её голубых глазах тоску.

– Теперь мы квиты, – сообщил он, когда Сара опустилась на пол рядом с ним, обвивая руками колени и подтягивая к себе ноги. – Фернанда без умолку говорит о тебе. Она без ума от всего, связанного с тобой.

Сара хохотнула, наблюдая, как на поле начали появляться игроки: в одинаково не по размеру широких футболках, все разного возраста, роста и телосложения.

– Девочки её возраста всегда выбирают кого-то для подражания, – ответила она.

– И я рад, что она выбрала тебя. Живой человек, с правдоподобными пропорциями тела, образованием и привычкой питаться чем-то кроме воздуха, – признался Виктор и насторожено покосился на соседку. Ему вдруг показалось, что он позволил себе что-то лишнее. Но Сара продолжала невозмутимо следить взглядом за собственным сыном. – Прежде она наследовала моделей из своих журналов, а это весьма сомнительный пример, развивающий только комплексы и болезненную худобу.

На поле появился судья с мячом под мышкой, и по собравшимся зрителям пробежала слабая волна аплодисментов и ободряющих вскриков. Сара тоже вяло похлопала в ладоши и повернула голову к Виктору.

– У тебя какое-то стереотипное восприятие моделей, – сообщила она и улыбнулась. – Но всё сказанное до их упоминания я восприму как комплимент, ладно?

Он кивнул и почувствовал, что начинает краснеть. Она прислонялась к нему плечом, зажатая между краем лавочки и ним самим, и мягко улыбалась, её слова и этот физический контакт были неприятно волнующими. Виктор чувствовал себя стесненно и виновато.

– Надеюсь, Фернанда не слишком тебе надоедает, – выговорил он.

Сара покачала головой. В центре поля был дан свисток начала матча и две разновозрастных кучи мальчишек пришли в движение, охотясь за мячом. Она прикипела взглядом к этой погоне.

– Нисколько, – ответила она. – Фернанда славная девочка.

– Врать нехорошо, – со смешком упрекнул Виктор. Он слишком хорошо знал повадки своей дочери, чтобы воспринимать такую лесть всерьез. Сара тоже хохотнула.

– Ты несправедлив. Она и в самом деле девочка что надо. Да, у неё сейчас непростой период, но я тебе уже говорила и повторю ещё раз: это временно. Физиологические изменения, гормоны, перенастройка эмоционального фона, и в этом она одна в вашей преимущественно мужской семье, – Сара обернулась к нему, и в её небесно-ясных глазах он снова увидел печаль. – Поверь, я знаю, о чем говорю. Я тоже была подростком, которую воспитывал один отец.

К её ноге подкатился мяч, и она отвернулась.

***

Выбранный Виктором путь, может, и был самым коротким, но совершенно точно являлся и самым убийственным. Сразу за мостом, переброшенным через широкий и заросший ров, ведущий тонкий слабый ручеек к океану; где заканчивалась бело-черная, узорчатая каменная кладка и начинался асфальт, дорога резко устремлялась прямо в небо. Идти, не отставая от темпа Виктора, было крайне сложно. Уже на середине подъема в боку начало возмущенно колоть, сердце колотилось между легкими, дыхание сбилось. Судорожно вдыхая, Сара думала о том, что жизнь на Мадейре таки заставит её бросить курить.

Дети бодро шагали в нескольких метрах впереди. Надев куртки прямо поверх футбольной формы и взблескивая голыми коленями, они эмоционально обсуждали свой проигрыш. Их родители какое-то время лишь молча следовали сзади, а потом Виктор прервал затянувшуюся паузу:

– Сара, могу я задать тебе личный вопрос?

– Попробуй.

Во рту пересохло, а горло сжал спазм. Чтобы нормально говорить и не задыхаться, Саре приходилось делать над собой усилие.

– Что случилось с твоей матерью?

Она покосилась на Виктора. Он смотрел себе прямо под ноги, опустив голову и плотно сжав губы. Под кожей рельефно проступили напряженные скулы. Он испытывал неловкость, задавая этот вопрос, Сара видела это и понимала причину интереса. Ему нужна была помощь кого-то, понимающего происходящее с его дочерью. Это было ей знакомо, она и сама вместо того, чтобы водить Матеуша к дорогому детскому психологу, лучше обратилась бы к кому-то, прошедшему через схожую ситуацию.

– Погибла в девяносто втором в авиакатастрофе, – ответила Сара. Голос и голова были спокойны, эта утрата давно вросла в неё и уже почти не вызывала дискомфорта.

– Тебе было… семнадцать?

– Шестнадцать, – исправила она, хотя это не меняло сути: для Виктора она была ожившей, едва взбирающейся вверх по уклону, надеждой на лучшее будущее для Фернанды.

– Как твой отец справился?

– С потерей мамы – легче, чем ожидается от такой истории. Они уже несколько лет были в разводе и перманентном состоянии войны. Со мной – купил мне все медицинские справочники, которые смог найти, и нанял хорошего репетитора по химии.

Виктор в недоумении поднял брови и уставился на Сару.

– Мне нужно загрузить Фернанду учебой? – с недоверием человека, определенно уже пробовавшего и не достигшего результатов, спросил он.

– Я не берусь указывать, что тебе нужно, – осторожно начала она. – Папа позволил мне уйти с головой в то, что меня увлекало, и всецело меня в этом поддерживал.

Сара сглотнула густой ком в горле. Она не знала, было это осознанной тактикой или случайным попаданием, но в конечном итоге она перестала создавать отцу проблемы, не имея на это сил и времени. Осознание того, что уже и не узнает, болело свежо и остро где-то между ребрами.

– Фернанда увлекается модой, – продолжила Сара. – Возможно, если отпустить её в это, дав пространство, понимание и время, она сможет быстрее оправиться.

Это звучало в точности как итоги дорогостоящих сеансов у психолога. Она едва сдержала усмешку. Надо же, при наличии своевременной смекалки, соответствующего диплома и просторного офиса в центре Лиссабона, она могла бы за подобные советы требовать деньги. Виктор снова замолчал, обдумывая услышанное. Саре вдруг стало интересно, есть ли дети у того специалиста, к которому они с Мэтом обращались дома. И если есть, какие у них взаимоотношения. Помогает ли умение предлагать отвлеченным людям варианты решений избеганию проблем в собственной семье. Саре – не помогало. Она спокойно, и почти не задыхаясь, выдала Виктору краткое описание многолетней тактики, в то же время не имея ни малейшего понятия, как внедрять её в себя и своего сына.

– Мам? – закончив с разбором тактических ошибок, приведших к поражению, Матеуш обернулся и зашагал вперед спиной, оглядываясь на плетущихся сзади Сару и Виктора.

– Мэт? – отозвалась она. Наверху уже виднелась крыша их многоквартирного дома. Наличие зрительного контакта с конечным пунктом назначения придавало сил.

– Скоро Рождество, – напомнил Матеуш.

– Исключительно точно подмечено.

– У нас есть ёлка?

– Нет, осталась вместе с украшениями в Лиссабоне.

Она была высокая и пышная, с шаткой треногой в основании, с белым напылением на кончиках веток, имитирующем снег. Ёлка пережила больше рождественских вечеров, чем Матеуш, но папа всё равно каждый год собирал её медленно и скрупулезно, сверяясь с иллюстрированной инструкцией. Так же неизменно он запекал к ужину треску с овощами, а на десерт покупал одинаковый кекс с орехами и тайком от внука подливал ром в кофе дочери. Избавьтесь от старых традиций, настаивала детский психолог. Вот только Сара не представляла, как иначе можно встречать Рождество: без ёлки, возле которой запрещалось дышать, без трески, без пьянящего кофе и сладкого пирога, без папы.

– Придется купить новую, – заключила она.

– Большую? – воодушевился Матеуш.

– Оптимальную. Чтобы не вызывать грузовик и подъемный кран, – со смехом ответила Сара. Впрочем, она была согласна на любую ёлку, если Мэт согласится выбирать её вместе с ней. Ей не хватало качественного времени с сыном. А что могло бы быть качественнее, чем совместная покупка ёлки и рождественских украшений?

– Могу помочь с грузовиком, – сообщил Виктор. – Я сегодня еду в порт. Подвезу вас в Машику, а на обратном пути подберу вместе с покупками.

Оживленный предпраздничным настроением Матеуш засиял довольной улыбкой и закивал, округляя с выразительной просьбой глаза. Сара не могла ему отказать. Она повернулась к Виктору и улыбнулась:

– Было бы здорово. Спасибо.

***

Над островом склонялся закат. Большой горячий диск солнца сползал в океан, рваные пушистые облака были пронизаны его последними горячими лучами. Оранжевые блики отражались в стеклах встречных машин и плясали на окнах придорожных зданий.

Как и было оговорено, Виктор заехал за Сарой и Матеушем в торговый центр, и теперь мчал их и закрепленный в кузове длинный плоский короб ёлочного пазла обратно домой. От центра Машику до подъезда их дома в Порту-да-Круш было не больше пятнадцати минут езды автомобилем, но Сара тратила на дорогу до работы и обратно около двух часов в день. В этом была основная разница между Мадейрой и Лиссабоном. Небрежно и размашисто рассыпанная по острову цивилизация съедала впустую очень много времени. Без личного транспорта здесь, в отличие от переполненной тесноты столицы, невозможно быть автономным. Виктор Фонеска, конечно, выручал её уже неоднократно и был слишком добродушным и ответственным, чтобы отказать в помощи, но продолжать надоедать соседу Сара не собиралась.

– Слушай, – оторвавшись от созерцания завораживающего захода солнца, заговорила она. – Ты случайно не знаешь какие-нибудь магазин или площадку, торгующие подержанными машинами?

Виктор покосился на неё поверх головы Матеуша, сидящего между ними и оградившегося наушниками.

– Случайно знаю. На какой автомобиль ты рассчитываешь?

Сара шутливо нахмурилась на него.

– Ты ждешь, что я назову конкретную марку и модель?

– Ну хоть какие-то основные критерии.

– Основные критерии, – задумчиво повторила она и, выгибая из кулака пальцы, перечислила: – Небольшую, экономичную, на автомате. Не дружу со сцеплением и несамостоятельными передачами.

Виктор со смехом мягко и снисходительно упрекнул:

– Это до невозможности расплывчатый запрос, Сара. У тебя раньше авто было?

– Нет. Иногда каталась на папиной «Ауди».

– Я понял, – заключил с протяжным вздохом Виктор. – Есть один человек, он может помочь с выбором. Найдет соответствующую требованиям машину, проверит, починит и пригонит. Может при необходимости даже зафрахтовать с материка или из Испании.

Он смерил её цепким взглядом и, очевидно, оставшись недовольным увиденным, добавил:

– Он хорош в автомеханике и в обдирании неопытных покупателей. Поеду с тобой для надежности.

Сара хлопнула в ладоши и засмеялась.

– Ну всё, – объявила она. – Теперь я в окончательно неоплатном долгу.

Виктор ответил ей короткой улыбкой и отвернулся, концентрируя взгляд на дороге. Сара вспомнила, как в шутку, сидя на этом же сидении в его пикапе, назвала его супергероем. Он и вправду обладал какой-то удивительной способностью своим появлением отводить от неё тучи мелких бытовых и даже глобально несокрушимых проблем. Рядом с ним было спокойно, Сара верила ему и в него, в его принципиальную ответственность за свои слова и действия. Она смогла безоговорочно доверить ему собственного сына: безо всякой тревожной мысли отправила Матеуша на неизвестный ей корабль в далекую столицу чужого острова с малознакомым соседом и его не более знакомым ребенком. Это казалось совершенно опрометчивым и безответственным поступком, но у Сары не возникало сомнений в надежности Виктора. Возможно, это было ошибочное впечатление, и господин Фонеска был вовсе не таким, но поверить в то, что так смущенно улыбающийся и искренне заливающийся краской человек может оказаться двуличным, было сложно.

Когда перед указателем «Порту-да-Круш» машина Виктора свернула с шоссе и покатилась вниз, солнце уже село, и окруженный горами городок погружался в сумрак. Узкая неосвещенная дорога черной лентой завивалась вокруг холма, большой и неповоротливый пикап пробирался по её виражам неторопливо, но уверено. Когда Виктор остановился у своих ворот, ведущая к подъезду Сары тропинка уже была предусмотрительно освещена низкими фонарями.

***

Вернувшаяся с работы Фернанда, гордо несущая на себе форменную кофту с призывом «замолчать и сёрфить», застала их разгружающими пикап. Сара и Матеуш подхватили объемные, но легкие пакеты с украшениями, а Виктор как раз вытягивал бесконечную, как шпала, упаковку искусственной ёлки, когда Фернанда поравнялась с ними и громко сообщила о своём появлении:

– Привет. Чем вы тут занимаетесь?

– Доставляем рождественскую атмосферу, – ответил Виктор. Он приподнял, удобнее перехватывая, коробку, и в ней что-то звонко задребезжало.

– Бомба! – пискнула дочь. Она взяла себе в привычку описывать этим словом любые эмоции: приятные потрясения, удивление, раздражение, сарказм, скуку и недовольство. Виктору пришлось долго учиться различать эти «бомбы» между собой. – Было бы круто отпраздновать Рождество вместе.

– Мы едем на Рождество к бабушкам и дедушкам, – напомнил он, вскидывая коробку на плечо и захлопывая коленом дверцу кузова. Это была неизменная традиция, установившаяся ещё до появления детей: праздничный обед у живущих неподалеку родителей Виктора, торжественный ужин у родителей Бруны на другом побережье. Это правило и порядок посещения не обсуждались.

– Каждый год к ним ездим, – недовольно фыркнула подросток, насупившись. – Ничто не случится, если один раз пропустим.

– Фернанда! – резко окликнул её Виктор и собирался хорошенько наподдать, но вмешалась Сара:

– Рождество – семейный праздник. Так и должно быть. Но мы можем вместе отметить Новый год, например.

– Вот это было бы действительно круто! – осклабилась Фернанда. – Можно было бы приготовить ужин!

– Не навязывайся, – одернул Виктор, но дочь было не остановить. Она мечтательно улыбнулась и добавила:

– И посмотреть салют. Сара, а с твоего балкона видно набережную?

– Видно. А ведь и в самом деле можно отпраздновать у меня!

– Всем вместе?

– Фернанда! – процедил Виктор сквозь сжатые зубы. Только этого ему ещё не хватало, но теперь и Сара вцепилась за идею совместного праздника. Она с улыбкой кивнула:

– Конечно, всем вместе.

Фернанда в восторге взмахнула руками и подпрыгнула.

– Бомба! – пискнула она. – Правда, папа?

– Неправда, – недовольно пробурчал он. – Ты напросилась в гости, это некрасиво, невоспитанно!

– Ничего я не напрашивалась, – надуваясь, возразила Фернанда. Она искривляла рот и морщила лоб в своей привычной капризной манере. – Сара сама пригласила, ты слышал.

– Пригласила, потому что ты не оставила ей выбора! – он уже начинал повышать тон, и это неизменной цепной реакцией провоцировало в глазах дочери слёзы.

– Виктор, я… – встряла Сара, но он махнул рукой, обрывая её реплику. Её совет о позволении Фернанде посвящать себя своему хобби, безусловно, был ценным. Но идти на поводу у каждого её каприза он не собирался. Всему были определенные пределы.

– Но мы постоянно делаем одно и то же! – исказившимся голосом, верным признаком близких рыданий, упрекнула Фернанда. – На Рождество ездим к бабушке и дедушке, на Новый год сидим дома. Никаких друзей, никакого настоящего веселья! – Она захлебнулась слезами и окончательно сорвалась на плач: – Это же праздники! Должно быть весело! Почему ты такой занудный?!

Следующей тональностью уже был ультразвук, и голова Виктора грозилась вот-вот взорваться от этой гневной, обиженной тирады. Ещё и Сара смотрела на него с упреком, слишком много понимающим взглядом. Матеуш стоял рядом с ней и старательно отводил глаза, оглядываясь по сторонам и силясь раствориться в воздухе. Великолепное завершение дня: истерика на всю улицу.

– А, да что б тебе! – рявкнул Виктор. – Тихо! Успокойся. Ладно. Ладно!

Громкость судорожных всхлипов значительно снизилась. Фернанда убрала руки от лица и уставилась на отца покрасневшими, мокрыми глазами.

– Хорошо. Если Сара приглашает, мы все вместе отпразднуем Новый год. Только не реви!

Он надеялся, что за оставшееся до праздников время этот вопрос как-то рассосется. Он ненавидел истерики дочери и то, какими эффективными они чаще всего были. Его мягкотелость и полное отсутствие решительности в борьбе с капризами не шли Фернанде на пользу. Кроме того, ничего хорошего в идее совместной встречи Нового года Виктор не видел. Он не имел ничего против того, чтобы дети пришли на устроенный Сарой ужин, но сам присутствовать не хотел. Сара, конечно, была интересной и веселой, легкой в общении и довольно ненавязчивой, но он и так проводил с ней непозволительно много времени. Возможно, у него получится предложить детям что-то интереснее праздника с соседями.

========== Глава 6. ==========

Вопреки всем опасениям 2009-й, хоть и выдался очень непростым годом, подходил к концу ярко и красочно. Во многом благодаря Ренате, прилетевшей 23-го декабря со словами «ох вы и проклятущие отшельники». Она заполнила квартиру праздничной бутафорией и соответствующим настроением. К ёлке, собранной и украшенной Матеушем, добавились возникшие на всех горизонтальных поверхностях ароматические свечи, а на кухонных полотенцах и бумажных салфетках появились узоры оленей. В холодильнике оказалось несколько бутылок шампанского, полку под телевизором заняла россыпь дисков с рождественскими фильмами всех годов выпуска и стран происхождения.