сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
— Я наблюдала за тобой в течение почти полутора месяцев, — ответила Вальбурга, расправив складки пышной юбки. — Ты держишься уверенно, знаешь дом, знаком с правилами этикета, но последнее — явно наносное. Ты не похож на человека, впитавшего аристократизм с молоком матери, чего никогда не произошло бы, будь жив хоть один из здесь присутствующих. Ты тут же, безо всяких условий принял Северуса и сосредоточил все свое внимание на нем одном, игнорируя Джеймса. О мисс Эванс ты даже ни разу не спросил, из чего я делаю вывод, что ты их не знаешь. Родители для тебя — лица с фотографий, ты оказался не готов принять реальных живых людей в их качестве, ведь у живых есть недостатки. Более-менее снисходителен ты лишь к Сириусу, тебя не удивила ни его горячность, ни упрямство, ни неприязнь к Северусу. Следовательно, он знаком тебе лучше всех остальных. Вывод очевиден: ты рано остался сиротой, воспитывался в простой семье и пережил сложные времена, в том числе и в финансовом смысле, ведь ты всегда доедаешь все до последней крошки, как и Северус, кстати. Ты властен, не привык прислушиваться к чужому мнению, жесток и авторитарен. Ты одиночка, Гарри, значит, родом тут и не пахнет. Особенно — если учесть род твоих занятий. Ты воин, привыкший рассчитывать исключительно на свои силы, а за спиной у тебя лишь супруг.
Гарри молчал несколько долгих минут, а потом произнес:
— Вы все знаете сами. Зачем вам мое подтверждение?
Вальбурга вздохнула, переглянулась с Дореей и ответила:
— Вижу, я не зря пресекла все попытки Альбуса Дамблдора увидеться с тобой. Мне кажется, этот старик сыграет не последнюю роль во всем том кошмаре, что скоро произойдет. Очень уж он хотел узнать будущее. Мы же не собираемся ничего менять — против судьбы идут лишь безумцы. Мы просто хотим попытаться спасти то немногое, что еще осталось от былого величия двух древних фамилий. Глядя на наших избалованных наследников, я даже рада, что ты вырос совершенно другим.
— Я рос на войне, моя леди. Да, я сирота. Сириуса знаю плохо, но действительно встречал его уже в сознательном возрасте. И да, он никогда не был главой рода. Но и он, и мои родители отдали свои жизни за мою. Так что верно — манеры у меня не блещут, каюсь. Как-то не до того было.
— Мерлин, да при чем здесь манеры? — нервно воскликнула Дорея, поднимаясь из кресла и принимаясь мерить комнату крошечными шажками. — Нам надо решить, как защитить тебя, нашего единственного наследника! Как сделать так, чтобы ты не погиб вместе… вместе с Джеймсом, — она всхлипнула, достала кружевной платок и, промокнув глаза, быстро взяла себя в руки. — Наш внук не должен погибнуть. Карлус, не молчи! Вал была права, права, понимаешь ты это?
— Как только Джеймс заключит брак, мы проведем ритуал кровной защиты. Полагаю, Госпожа пойдет нам навстречу, приняв мою жизнь в обмен на жизнь наследника.
— Я, — Дорея побледнела, но решительно сжав кулачки, встала рядом с ним. — Я с тобой.
— Нет, моя дорогая…
— Дорри права, — медленно произнесла Вальбурга. — Вы в векторном кольце, она все равно долго не проживет без тебя. Я помогу с ритуалом.
— Да вы что, из ума все выжили? — ужас пополам с яростью хлынул из Гарри, как лава из вулкана. К тому же ему только сейчас стало понятно, что за защита такая «материнской любви» дважды спасла ему жизнь. Особенно если учесть, что Нарцисса Малфой тоже урожденная Блэк.
— Я не выжила из ума, — Вальбурга с усмешкой посмотрела на него, продолжая обмахиваться веером с таким видом, как будто речь сейчас шла о походе по магазинам, а не о темном ритуале с человеческими жертвоприношениями. — Но, безусловно, со временем это произойдет. Блэки, в отличие от Поттеров, не некроманты. Мы не ведем свой род от Певереллов, а потому мой разум, боюсь, не выдержит контакта со столь сильной сущностью, как Госпожа. Со временем я сойду с ума, как и прочие Блэки, слишком далеко зашедшие по пути саморазрушения. Надеюсь только, что это произойдет до того, как я потеряю Регулуса. Смерть наследника, Гарри, это…
— Мерлин, лучше бы ваши сыновья, дамы, никогда не шутили с древними артефактами! — Гарри закрыл лицо ладонью и замолчал, пытаясь подобрать слова. Впрочем, за полтора месяца он узнал о Блэках и Поттерах достаточно, чтобы осознать — те не отступят. Как не отступил бы он сам, оказавшись на их месте.
— Артефакты, изобретенные людьми, не действуют на гоблинов, иначе те давно попали бы к нам в рабство, — проигнорировав последнюю фразу Гарри, сказал Карлус, обнимая жену. — Предлагаю составить магический контракт с ними, который обяжет нас провести ритуал, даже если мы сами забудем о его необходимости.
— Я против, — сказал Гарри.
— Понимаю, — кивнула Вальбурга. — Но в данном случае желание главы идет вразрез с интересами рода, так что прошу нас простить, но мы сделаем все, что от нас зависит, чтобы род жил. А вам, лорд Поттер-Блэк, неплохо было бы позаботиться о том, чтобы наши старания не оказались напрасными. Вы — последний представитель двух древних фамилий, состоящий в браке с мужчиной. Вот что должно волновать вас в первую очередь — будущее, а не прошлое, которое вы все равно не можете изменить.
— Да я же меняю его прямо сейчас! Это из-за… из-за путешествия сюда я рос без бабушек и дедушек!
— Вы росли, крепли и оказались настолько магически сильны, что приняли два рода. Это главное. Мне жаль, но вам придется смириться.
— Мне придется с этим жить, — процедил Гарри, понимая, что ничего сделать не сможет — времени слишком мало.
— Жить — вот что важно, верно? — Дорея подошла к нему и нежно погладила по щеке. — Мы очень тобой гордимся, Гарри. Все мы. Ты похож на нашего общего предка, Сирраха. Он был воином, невероятно сильным магом и основателем рода, который потом дал две сильные ветви — Поттеров и Блэков. Мы верим, что с твоим рождением наши семьи снова вступят в эпоху процветания.
Гарри не знал, что на это ответить. Он привык решать все с позиции силы, тратя время на уговоры лишь с Северусом, но в этом конкретном случае он понимал — от него ничего не зависит. Он жив, его спасла загадочная «материнская любовь», и внятное объяснение этому чуду не мог дать даже Дамблдор. Что ж, спасла его действительно любовь, любовь двух вымирающих семей к своему единственному прямому потомку.
— Спасибо, — просто сказал он, касаясь губами нежной ладони своей еще очень молодой и красивой бабушки.
— Что ты, милый, — улыбнулась та. — Ты же наш. За такое не благодарят.
========== Северус ==========
Гарри проговорил со своими родственниками до утра, с удивлением обнаружив, что старшее поколение ему гораздо ближе и по духу, и по взглядам, чем Джеймс и Сириус. Дорея с такой любовью смотрела на него, что становилось почти неловко, Карлус сжимал руку жены, пытаясь успокоить ее проснувшийся материнский инстинкт, а Вальбурга со сдержанной улыбкой наблюдала за этой пантомимой.
Когда он вернулся к Северусу, за окном уже брезжил серенький рассвет.
— Я уж думал, тебя разобрали на сувениры, — сонно пробормотал тот, мгновенно оплетая Гарри руками и ногами.
— Нет, все хорошо, спи.
— Я тебя люблю, — на грани сна и яви выдохнул Северус и смешно причмокнул припухшими от поцелуев губами.
— И я тебя. Очень, — Гарри зарылся носом в его спутанные со сна волосы и моментально уснул. Ему было хорошо. Он был дома.
***
— Иди сюда, — Северус, уже улегшийся среди подушек, требовательно похлопал рядом с собой и сладко зевнул. — Или ты снова собираешься… о нет.
Гарри резко вскинул голову и увидел, как Северус с выражением ужаса на лице следит за медленно опускающимся все ниже по его груди артефактом.
— Нет! — Северус пытался остановить это неотвратимое скольжение, удерживая край цепи. — Гарри!
Тот бросился к нему, обнимая, шепча, что все будет хорошо.
— Нет, нет, ты не можешь, не можешь просто оставить меня так!
От последнего хриплого выкрика заложило в ушах, Гарри прошило голубой молнией, тело облепило давно позабытой броней и откинуло куда-то назад, сквозь слои времени и пространства, стирая с губ призрачный вкус Северуса.
Очнулся он стоящим все в той же спальне с «жалом» наперевес, весь увешанный оружием и доспехами. Северус на кровати, не открывая глаз, спросил так, будто они действительно расстались мгновение назад:
— Нагулялся?
Бросив тяжеленный ствол, Гарри активировал на стене спальни специальную панель, и броня сама слезла с него, как со змеи — старая кожа. Оставшись полностью обнаженным, он лег рядом с супругом и погладил его по волосам. Те были заметно длиннее, чем он привык за последние полтора месяца, и Гарри со смешанным чувством вины и облегчения понял, что вернулся.
— Есть ты не хочешь, трахаться тоже, так что ложись спать, — сказал Северус.
— Я просил тебя не употреблять это слово.
— Ах, ну да, — со странным выражением произнес тот. — Мы же любовью занимаемся. Прости, забыл. Старый уже. На куски разваливаюсь. И ты у меня, как католик после пасхального поста, нетраханный…
— Сев…
— Хорошо повеселился? — Северус аккуратно снял с шеи тот самый «Резак» и отложил его на тумбочку. Повисло напряженное молчание, такое тяжелое, что Гарри показалось, будто он превратился в чертова Атланта, держащего на плечах небесный свод.
— Ты считаешь, что мне было весело? — наконец спросил он. Северус выглядел бледным, почти больным. Темные круги под глазами, горькие складки у губ, нервно пульсирующая венка на виске.
— А, — устало произнес Северус, призывая с тумбочки стакан воды, — так ты грустил, трахая молодого податливого мальчика, готового ради тебя на все?
— Да что ты… — Гарри обнял напряженного Северуса, почти убедительно прикидывающегося безразличным, не обращая внимания на показную холодность. — Ты мой, Северус. Был моим тогда и принадлежишь мне сейчас. Я люблю тебя любым, и злобным мизантропом, и своим искренним солнечным мальчиком, еще не знавшим горя и войны. Это не изменится, смирись. Как я мирюсь с твоим тяжелым характером и нежеланием выражать чувства, с твоей замкнутостью, нелюдимостью и язвительностью. Тебе не нужно бояться меня. Я не осужу тебя за слабость, никогда не сделаю тебе больно, не использую то, что ты говоришь мне наедине, против тебя. Я твой. Никогда не сомневайся во мне.
— Я вспомнил, как ты плыл, прикасаясь ко мне восемнадцатилетнему, как часами самозабвенно трахал меня, будто с голодухи, — безразлично заметил Северус.
— Разве можно было перед тобой устоять? — Гарри коснулся губами той самой венки на виске. — Я счастлив, что судьба позволила мне узнать тебя таким.
— Наивным восторженным идиотом?
— Нежным, открытым, щедрым на ласку, не считающим любовь позорной слабостью, изъяном, который необходимо всячески маскировать.
— Прости, но мне давно не восемнадцать, восторженность и желание постоянно пребывать на спине с широко разведенными ногами, выпрашивая твой член, как-то потускнели со временем, — Северус попытался встать с кровати, но Гарри ему не позволил. — Поттер, еще раз повторюсь — времена изменились.
— Но мы-то те же. И меня зовут Гарри.
Северус вздохнул, перестав пытаться выбраться из цепких объятий, и вдруг заговорил:
— Я проснулся однажды утром с тянущим ощущением пустоты между ребер. Будто из меня вырезали сердце, заодно прихватив куски менее нужных органов. Знаешь, как из картошки вырезают глазки. Я чувствовал такое отчаяние, что хоть в петлю лезь, но не мог вспомнить ни одной причины, по которой со мной могло бы твориться такое. Я думал, дело во сне. В ту ночь мне снилось что-то невероятное. Не обычные подростковые сны, заканчивающиеся сладкими судорогами и пятном на ночной рубашке, а что-то совершенно иное — яркое, радостное. То, о чем я, как ни старался, не мог вспомнить. Поднявшись, я принял душ, благо в Блэк-холле, куда меня неожиданно пригласил Регулус, никогда не было перебоев с горячей водой. И постоянно, каждую минуту будто ждал чего-то. Чего-то, что могло бы наполнить ту черную дыру, что сжирала меня изнутри. У меня ничего не болело, я был здоров, сыт… и совершенно, кромешно несчастен. Будто все горести мира обрушились на меня, погребая под собой.
За завтраком все семейство молчало, даже чертов Сириус Блэк, известный балагур. Будто… ощущал то же самое. Он косился на Поттера, будто видел его впервые. Поттер же тер шею с таким видом, будто ожидал обнаружить на ней веревку. Я чувствовал, что что-то произошло, что-то страшное, непоправимое, но, как ни старался, ничего особо ужасного не вспомнил. Кроме встреч с Повелителем, конечно.
Со временем… через полгода где-то, пустота в груди не то чтобы совсем пропала, но стала настолько привычной, что я перестал обращать на нее внимание. Я даже был рад ей, так как эта черная дыра словно поглотила прежнего меня — восторженного идиота, нюню и мечтателя — сожрала все лишнее, очистив разум от романтического бреда, к которому я, признаться, питал определенную слабость. Желания тела тоже стали очень редко меня беспокоить. В конце концов я даже испытал облегчение. Сложно быть жаждущим любви Квазимодо среди сотен Эсмеральд, проходящих мимо тебя с поджатыми от брезгливости губами. Поверь, я знаю, о чем говорю.
Я считал себя гением, рожденным для науки. Великим темным магом, способным завоевать мир. Мир, Поттер! Вот что, как я сейчас понимаю, могло мне заменить тебя. Мерлин, какая глупость! Если бы ты остался со мной по какой-то невероятной, невозможной причине, я бы навсегда остался пускающим слюни идиотом.
— Северус…
— Не перебивай меня, я как раз добрался до самого интересного. Тебе же интересно? Знаю, ты вымотаешь из меня остатки души, пытаясь узнать правду. Правда — вот что для тебя важно, верно?
— Ты — вот что для меня важнее всего остального. Думал, за те десять лет, что мы вместе, ты успел в этом убедиться.
Северус прикрыл глаза, словно раздумывая, отвечать или нет, и, видимо, решил — не стоит.
— Так вот, — продолжил он как ни в чем не бывало, — я завоевывал мир, и когда оказалось, что это очередной самообман, нелицеприятное удовлетворение извращенных фантазий маньяка, прикрытое яркими лозунгами… о, тогда я одумался. Вспомнил, сколько удивительных по своей ужасности и разрушительности зелий создал, и… не испугался, нет. Почувствовал себя использованным. Грязным. Впрочем, мне было не привыкать. Дальше ты знаешь. Ах да. Я несколько раз видел Поттера, Эванс и Блэка вместе, в Косом Переулке. Я шел в аптеку, а они беззаботно поедали мороженое у Фортескью, так, будто не было в мире грязи, боли и пыток, так, будто все по-прежнему: мародеры самые крутые парни в школе, а Лили — первая красавица. Будто детство не закончилось выходом за ворота Хогвартса, и можно вот так сидеть за одним столом, весело болтая о какой-то ерунде.
Но я не о том. От них троих шел такой пленительный, яркий, сводящий с ума магический фон, что привычная пустота внутри меня алчно взвыла, как… голодный вампир. Я стоял в темной нише у одной из лавчонок и смотрел на них, не чувствуя в себе сил развернуться и уйти. Будто свет, давно утерянный мной, свет, идущий от них, был предназначен специально для меня.
Я очнулся только когда Поттер поднялся, заботливо поддерживая Эванс под локоть, расплатился, и они ушли. Блэк остался один. Один, как кит, не способный в одиночку удержать землю. Он был… жалким, будто неполноценным. Как я.
Проклиная глупость и неосторожность, я купил все необходимое, но в мои вены будто впрыснули яд. Я не находил себе места, будто что-то давно утерянное находилось под самым моим носом. Только извечное желание сделать назло всем, даже самому себе, удержало меня от преследования четы Поттеров. Через пару недель я все списал на юношеское восхищение красотой Эванс и почти забыл. А еще через месяц узнал о Пророчестве.
Северус замолчал, но Гарри его не торопил: он знал, как круто поменялась жизнь и его, и самого Гарри, да и всего магического мира из-за одного-единственного подслушанного разговора.
— Дальше ты знаешь.
— Только то, что написано в твоей официальной биографии.
Северус презрительно фыркнул, но все-таки снизошел до объяснений.
— Если ты думаешь, что шесть лет, изводя тебя из-за каждой мелочи, я просто успешно играл свою роль, то вынужден тебя разочаровать. Мои раздражение и неприязнь были совершенно искренними. Я не понимал, как, обладая такими задатками, можно было тратить время на глупый квиддич и бесконечные приключения. Как можно посредственно учиться, не читать книг, не совершенствоваться, зная, как много от тебя зависит. Меня раздражала та легкость, с которой ты попадал в неприятности, легкомысленность, полное непонимание того, как мало тебе осталось. А потом однажды ночью я проснулся от того, что привычная пустота внутри меня жадно запульсировала, посылая мучительную волну желания по всему телу.
Северус пошевелился, словно пытаясь подняться с кровати и начать по своей извечной привычке ходить по комнате, но, видимо, передумал.
— Такого я не ощущал никогда, ни разу за тридцать семь лет жизни. Ни одна самая развратная, самая красивая шлюха из самого дорогого борделя ни разу не добилась от меня хотя бы проблеска туманящего голову желания. От девственности я избавился в девятнадцать и на какое-то время забыл о кошмаре под названием «секс». Потом, глядя, как все вокруг сходят с ума, остервенело срывая с себя одежду и очертя голову кидаются в постели друг к другу, я ощутил себя ущербным. У меня даже кличка была. Скопец. Кастрат, представляешь? Нет, со здоровьем у меня было все в порядке, просто механический акт соития не доставлял мне и сотой доли тех удовольствий, о которых болтали все вокруг. Я никогда бы не поверил, сочтя это все выдумкой, если бы время от времени не заставал самых разных людей за занятием сексом.
