Текст книги "Зеркало (СИ)"
Автор книги: TsissiBlack
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Можно? – ровно, почти без эмоций спросил Баки, глядя в глаза. – Хочу попробовать тебя везде.
Стив почувствовал, как внутри у него все сжалось от предвкушения, от жадного нетерпения, ударившего в пах горячей волной.
– Да, – хрипло ответил он со второй попытки. – Господи, да.
Баки кивнул чему-то своему, приподнялся и потянул его за плечо, прося лечь на живот. Стив послушно перевернулся, чувствуя странную внутреннюю дрожь. Будто происходящее сейчас выходило далеко за рамки секса даже по очень большому взаимному притяжению. По любви.
– Хорошо проработаны трапециевидные и широчайшие мышцы, – сказал Баки ему на ухо, будто какую-то непристойность.
– Сыворотка, – выдохнул Стив, – я только поддерживаю.
Баки недоверчиво хмыкнул и с силой провел ладонями от шеи до копчика, заставляя Стива стонать от контраста ощущений, даримых теплой живой ладонью и прохладной металлической.
– Хорош, – одобрил Баки, видимо, любуясь.
Стив коротко простонал и ничего не ответил.
Баки повторил путь ладоней губами, вылизал ямочки на пояснице, помял ягодицы, будто оценивая развитость мышц, и, ничуть не колеблясь, раздвинул их ладонями. Стив со стоном уткнулся в сгиб локтя, борясь со смущением и жгучим, как любопытство, удовольствием. Баки наклонился ниже и коснулся языком. Стива подкинуло, он дернул бедрами, пытаясь освободиться, но Баки прижал его к кровати бионической рукой и принялся вылизывать. Методично, мокро, бесстыдно.
Стив с ужасом почувствовал, что у него дрожат ноги, как от сильной нагрузки или стресса, что он прогибается в пояснице, подставляясь, позволяя. Хотелось большего. Воздух превратился в горячее, плотное марево, оседавшее на коже влажным туманом, в глазах щипало, а из горла вырывался какой-то жуткий, жалобный скулёж, совершенно Стиву не характерный. Было жарко, стыдно, мокро и до одури, до темноты в глазах хорошо.
Когда Баки раздвинул ягодицы еще сильнее, почти до боли, и толкнулся языком в… (Стив не знал ни одного приличного слова, кроме медицинского термина, которым можно было бы назвать это место) между ними, а живой, теплой ладонью сжал его член, Стив закричал так, будто его четвертовали. Его трясло, он то подавался назад, немо умоляя Баки проникнуть глубже, то толкался в сжатую ладонь, пачкая простыни обильной смазкой. В голове не было ни единой мысли, кроме обрывков грязных ругательств и слов мольбы: «еще, Господи, Бак, еще». Он не знал, ругался ли вслух, умолял ли. Он лишь ощущал всем собой: он принадлежит. Полностью принадлежит Баки.
Баки вдруг нежно обвел пальцами головку, попал языком как-то особенно удачно, и Стив забился под ним, как выброшенный на берег дельфин. Кровать, не выдержав постельных игр двух суперсолдат скрипнула, накренившись, и Стив распластался на полу, все еще судорожно сжимая бедра, ловя последние жгучие отголоски наслаждения.
Баки опустился сверху и щекотно подул ему в ухо.
– Практика сложнее теории, – ровно заметил он, целуя Стива во влажное от пота плечо. – Но…
– Бак, – голос Стива звучал хрипло, – я… Господи, – он подтянул к себе подушку и уткнулся в нее пылающим лицом, – как ты туда… языком? – невнятно пробормотал он.
– Не понял вопроса, – Стив мог поклясться, что Баки издевается. – Как я языком туда – что?
– Э… – Стив, наконец, перевернулся на спину, заставив Баки на время приподняться, и снова уложил его на себя. – Там же… ну…
– Ну? – поторопил его Баки, у которого, похоже, напрочь отсутствовали комплексы и способность испытывать стыд. – Тебе было плохо?
– Мне хорошо. Слишком хорошо.
Баки едва заметно приподнял уголки губ, и глаза у него приобрели странный блеск.
– Слишком.
– Да. Моя очередь, – Стив поднялся, стянул на пол матрас, накинул на него простыню и похлопал рядом с собой. – Иди сюда.
Когда Баки вытянулся рядом с ним, все еще возбужденный, остро реагирующий на каждое прикосновение, Стив решился спросить:
– Как ты хочешь?
Баки неопределенно пожал плечами, а потом, обхватив его шею рукой, молча потянул вниз.
***
До того процесса, на который намекал Тони, прислав дюжину презервативов, не дошло: время летело с сумасшедшей скоростью, хотелось есть, пить, ласкать друг друга, не доставляя неудобств и боли, а потому, когда простыня была окончательно испорчена бесконечными раундами взаимного удовлетворения, матрас оказался в противоположном углу спальни, Стив, расположившись на Баки сверху, прижимаясь всем телом после очередной чувственной встряски сказал:
– Есть хочу страшно.
Баки вдумчиво поцеловал его и аккуратно спихнул с себя.
– На кухне были яйца.
Стив, любуясь, смотрел как он натягивает тонкие штаны, пренебрегая бельем, и с улыбкой вспомнил, чем закончилась попытка приготовить омлет.
Утро, казалось, было много лет назад.
========== Глава 13 ==========
Яичница из полутора десятков яиц для двух оголодавших и потративших уйму энергии суперсолдат была каплей в море.
– Больше ничего нет, – вынес вердикт Стив, порывшись в холодильнике. – Обычно я не обедаю здесь. Идем в общую столовую?
Баки загасил окурок и пожал плечами.
– Дресс-код? – единственное, чем поинтересовался он.
– Нет, – усмехнулся Стив. – Но футболку лучше надеть.
Баки кивнул, ушел в спальню и появился оттуда в помятой, но чистой футболке. Стив, не выдержав, прижал его к себе и поцеловал. Баки ответил, крепко прижавшись к нему, обхватил обеими ладонями ягодицы. Воздух на кухне начал накаляться, но тут в дверь, ведущую из общего коридора, постучали. Потом раздался щелчок, и в образовавшуюся щель просунулась рука с куском белой ткани.
– Перемирие, – раздался голос Тони, – переговоры, – рука махнула импровизированным белым флагом, и дверь распахнулась.
Стив не спешил выпускать Баки из объятий – они были на своей территории, и кому не нравилось то, что они могли тут увидеть, не следовало сюда соваться.
– Тони? – позвал Стив. – Что-то случилось?
– На тебе есть штаны, Кэп? – вопросом на вопрос ответил тот, показательно закрыв глаза ладонью.
– Э… да.
– А на Белоснежке?
– Заходи, – усмехнулся Стив. – Мы собирались поесть.
Тони зашел с наигранной опаской. В свободной руке него была стопка коробок с пиццей.
– Вот, – коротко заявил он. – Для поддержания игривого настроения.
Стив думал, что смутится, но этого не произошло: стыдиться ему было нечего, ведь произошедшее между ним и Баки было самой естественной на свете вещью. И самой желанной.
– Так, – продолжил Тони, – пока вы не начали травмировать мою хрупкую психику необходимостью наблюдать за вашими брачными играми…
– Что с тобой, Тони? – спросил вдруг Стив, выпуская Баки. – Ты выглядишь…
Тони пригладил встрепанные волосы и потер смуглую шею, на которой виднелся почти исчезнувший синяк, подозрительно походивший на засос.
– Много работы, – ответил он и развел руками. – А что? Один я помню, как мало у нас времени?
– Ты плохо себя чувствуешь, – не очень уверенно произнес Стив, прислушавшись к ощущениям. Он по-прежнему ощущал Тони как себя. – Голова болит?
Тони закатил глаза:
– Голова сейчас наименьшая из моих хм… проблем. Так, – перешел он на деловой тон, – сейчас четыре пополудни. Через час я жду вас обоих в лаборатории для крайних анализов. Завтра переберем нашего Терминатора и заживем долго и счастливо, – двусмысленно закончил он. – Восстановите силы и не опаздывайте, – закончил он, неопределенно махнул рукой и скрылся за дверью. Несколько поспешно, на взгляд Стива.
– Ты не заметил… – начал Стив, обращаясь к Баки, но тот уже раскладывал по тарелкам большие ломти пиццы, которая пахла так одуряюще, что все сомнения показались неважными.
– Странности Старка – не нашего ума дело, – заметил Баки, но добавил: – Пока они никому не угрожают, конечно.
Стив нахмурился, но пицца так восхитительно пахла, что он решил оставить анализ неправильного поведения Тони до лучших времен.
***
Тони, выйдя в общую гостиную, сразу направился к кофемашине.
– Ты им не сказал, – заметила Наташа, томно потягиваясь на широком белом диване.
– Нет.
– Хм.
– Ты же знаешь Кэпа – стоит ему понять, что их игрища с Барнсом доставляют кому-то… неудобства, – не сразу подобрал слово он, – и мы рискуем.
– Чем?
– Знаешь, я жду-не дождусь, когда он уже трахнет своего Барнса и успокоится! – на повышенных тонах ответил Тони. – Задолбало! То от моей головной боли у Кэпа делается такое выражение лица, что зубы сводит, то их взаимная дрочка доводит меня до состояния, в котором я простейший интеграл не могу взять! – Он снова потер засос на шее. – Какого черта тот маг-шутник не предупредил нас, что вождь берет себе нашу боль, а с нами делится удовольствием?! Если Роджерс будет валять Барнса всю ночь перед операцией, я просто не смогу завтра стоять!
– Переведи Барнса в медотсек на ночь, – Наташа снова сыто потянулась и поднялась. – И побереги нервы, нам еще предстоит пережить становление связи, – глаза ее хитро блеснули. – Всем нам. А что до колдуна… не думаешь же ты, что древние вожди занимались сексом со своими женами в перерывах между пытками и получали от этого удовольствие?
Она вышла, покачивая бедрами, а Тони схватился за край стола: похоже, Барнс в совершенстве освоил технику глубокого минета, а чертова сыворотка, видимо, позволяла трахаться двадцать четыре часа в сутки – на случай, если человечество окажется на грани вымирания.
Тони, пережив еще один какой-то нереальный, выпивающий все соки оргазм, решил, что Наташа права. Права, как никогда. Ночи, наполненной подобными переживаниями, ему не пережить – он не на сыворотке. Он обычный. Даром, что гений.
***
– Барнс в кресло, Кэп за дверь, – привычно скомандовал Тони, хотя знал, что последний не послушается. Как же – вдруг его драгоценного Баки тут кто-то обидит?
– Нет, – веско бросил Стив, и Тони вздохнул.
– Тогда в угол и не отсвечивай. Доктор Чо, – переключил он внимание на очаровательного специалиста в области генетики, – вы готовы?
– Конечно, мистер Старк, – тут же отозвалась та. – Можем приступать к сканированию.
Тихо гудело оборудование, какие-то щупы кружили над застывшим неподвижно Баки, экраны мерцали от быстро сменяющих друг друга картинок и диаграмм, а Стив думал о том, что никогда Баки еще не казался ему таким красивым. Наверное потому, что никогда еще Стив не чувствовал, что Баки настолько ЕГО. Он не мог не думать о том, что будет после, но все-таки гнал от себя ужасные мысли о том, что завтра в это же время он, вполне возможно, будет искать способ сдохнуть. Если не сойдет с ума от болевого шока во время операции или от горя – в случае ее неблагоприятного исхода.
Баки вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на него, будто знал, о чем Стив думает. Поманил к себе, притянул за шею теплой ладонью, не обращая на ругань Тони и на неодобрительное молчание доктора Чо никакого внимания.
– Стиви, – сказал он, выдохнул в губы почти забытое детское прозвище, от которого у Стива сердце зашлось, застучало сильно-сильно, – не дрейфь, ладно? Ты не можешь бояться, ты просто не умеешь, помнишь?
– Да, – так же тихо согласился Стив, едва понимая, что Баки ему говорит.
– Ты мелким лез на рожон, и я боялся за двоих. Теперь твоя очередь, но… не надо, ладно?
– Хорошо, я не буду, – Стиву хотелось увести Баки из лаборатории, от вида которой у того подрагивали веки и руки сжимались в кулаки. Укрыть от всего, чтобы он мог вспоминать, чтобы у него, у них обоих, было для этого время. Но времени, как раз, и не было.
– Кэп! – докричался до него, наконец, Тони. – Прощание отложим до завтра, дай мне закончить.
Стив отошел на несколько шагов, держа Баки взглядом, пока не уперся лопатками в стену, а Баки не закрыл глаза.
«Я не буду», – про себя повторил Стив, надеясь, что сможет сдержать обещание.
***
Перед операцией у Стива кошки на душе скребли. Точно так же как тогда, накануне злосчастной вылазки за Золой в чертово ущелье. Он всю ночь ходил из угла в угол в их с Баки спальне, брал альбом и снова откладывал его, часами смотрел, как Баки спит (или делает вид, что спит) в своей палате. Тони был непреклонен: хитрые приборы всю ночь будут писать параметры его жизнедеятельности, так надо, а Кэпу лучше пойти к себе и не провоцировать пациента на выбросы адреналина, эндорфина и прочих гормонов, совершенно лишних перед серьезным хирургическим вмешательством.
Стив подчинился. Не мог не подчиниться, хотя уйти от Баки было самой сложной миссией за последние годы.
Рассвет над Нью-Йорком выдался мутным, бледным и безрадостным. Стив принял душ, выполнил обязательный минимум упражнений, который повторял, даже если был очень болен и отвратительно себя чувствовал, снова принял душ, мысленно попросил Тони принять обезболивающее (голова гудела, как колокол), полюбовался просыпающимся Баки и отправился завтракать.
Без Баки было пусто. Стив гнал от себя мысли о том, что эта пустота может снова поселиться рядом, теперь уже навсегда. На подоконнике стояла пепельница с единственным окурком, через спинку стула, на котором обычно сидел Баки, была перекинута его футболка, и сердце Стива предательски сжалось, будто он уже потерял то, что едва-едва обрел. Быстро расправившись с омлетом и обжегшись кофе, он пошел в медблок, уговаривая себя не бежать.
Баки был в душе, и Стив обругал себя последними словами, когда замер, обнаружив его постель пустой. Нельзя было с Баки – так. Душить чрезмерной опекой, трястись над ним, как курица над яйцом, ловить каждый его вздох. Может, когда-нибудь, в очень отдаленном будущем, Стив сможет контролировать свои темные собственнические инстинкты, свой страх потерять, но сейчас еще слишком свежи воспоминания о том, как холодно быть одному.
– Хэй, – окликнул его Баки и улыбнулся, вытирая волосы пушистым полотенцем. – Ты рано.
Стив кинулся к нему, прижал к приоткрытой двери душевой, нашел его губы и почувствовал, как мир вокруг снова становится целым, наливается красками, звуками, запахами.
– Я тебя люблю, Бак, – тихо признался он, глядя в чуть насмешливые светлые глаза. – Я…
– Я знаю, Стив. Знаю, – Баки провел живой ладонью по его волосам, шее, и во взгляде его было то, чего Стив не видел очень, очень давно: теплота. – Здесь не место, ты не находишь?
Стив осознал, что вжимает Баки в дверь и далеко небезобидно упирается членом ему в живот.
– Прости.
Баки осторожно высвободился и снова улыбнулся.
– У нас еще будет время, – пообещал он.
Стива обожгло осознанием того, как он скучал по улыбке Баки. По той, настоящей, от которой его глаза становились чуть светлее и ярче.
– Я тебя люблю, – повторил он. Сказав раз, он не чувствовал в себе сил, чтобы остановиться. – Я не смогу без тебя. Совсем.
– Значит, будем вместе…
– … до конца, – закончил за него Стив и тоже улыбнулся, ощущая, как металлические обручи, сдавившие грудь, чуть ослабли.
– Да, – легко согласился Баки. – До любого, когда бы он ни наступил.
– Простите, что прерываю столь интимную сцену, – послышался от двери голос Тони, – но, как говорит Клинт: «Раньше сядешь – раньше выйдешь». Барнс – на выход, доктор Чо ждет в операционной, Кэп, задержись на два слова.
Стив проводил уходящего Баки взглядом, лишь усилием воли заставляя себя остаться на месте.
– Кэп, – начал Тони, – послушай…
– Когда ты начинаешь издалека, у меня возникает ощущение, что мы на грани катастрофы, Тони. Поэтому не мог бы ты не испытывать на прочность мои нервы и сказать, как есть?
– М. Да. Я… Черт, давай я действительно просто скажу это, ладно?
Стив, наконец, перевел взгляд с двери, за которой скрылся Баки, на Тони, отметил темные круги под глазами и, нахмурившись, спросил:
– Что-то случилось?
Тони отхлебнул кофе, глядя куда угодно, но не на него, и после длинной, тягостной паузы произнес:
– Я от имени команды прошу тебя не делать глупостей.
Стив нахмурился еще больше.
– Все так плохо? – в лоб спросил он. – Тони, скажи, как есть.
– Мы будем проводить отстыковку без наркоза. Обычные дозы не подействуют, а лошадиная только навредит.
– Господи, – Стив отвернулся к окну, но потом снова посмотрел на Тони. – Вам придется меня… как-то изолировать. Чтобы я не свернул кому-нибудь шею.
– Магнитные браслеты. Тебе и Белосне… Барнсу. Прости, Кэп.
Стив заставил себя расправить плечи и похлопать Тони по плечу.
– Все в порядке, мы справимся. Мое кресло в операционной?
– Мы не собирались…
– Распорядись, пожалуйста. Вдруг понадобится моя кровь или еще… что-то.
– Еще что-то, – пробормотал Тони. – Сердце? Печень? Да легко. Это же для милого Бакички.
Стив повернулся от двери, и Тони мысленно хлопнул себя по лбу: о суперслухе он постоянно забывал.
– Это все и так уже его, – заметил Стив. – Так что в случае чего не стесняйся и десять раз не переспрашивай.
Тони залпом допил кофе и отправился за ним, моля самого себя о терпении и понимании, терпении и понимании.
***
В операционной Стив впервые, пожалуй, вознес благодарность Богу за хорошо подвешенный язык Тони. Тот болтал без умолку, между делом поясняя, почему нельзя наркоз и зачем Стиву кресло да еще за звукоизолирующей перегородкой. Сам Стив не готов был сейчас пускаться в объяснения о колдовстве, проклятии и собственном самочувствии. Он надеялся, что эта тема всплывет нескоро, а в идеале – никогда. Старк мастерски обходил правду, не говоря ни слова лжи. Говард тоже так умел, наверное, это наследственное.
Стив молча поместил щиколотки и запястья в специальные крепления и сжал зубами капу, радуясь, что этого не видит Баки – стекло было прозрачным только изнутри. Стив мог видеть Баки, а тот его – нет. Оставалось надеяться, что перегородка и крепления выдержат, и Стив, обезумев от боли, никому не навредит, зная, как плохо сейчас Баки.
Операция длилась пять часов, почти без перерыва и передышки, на живую. Стив, наверное, все-таки выломал бы фиксаторы и разбил стекло, если бы не был уверен: Баки сейчас тоже терпит, сдерживает себя, чтобы ничего не испортить. Чтобы выжить, нужно как можно меньше мешать профессионалам.
Боль была адской. Стив еще никогда, ни в одной, даже самой кошмарной передряге, не испытывал такого. Он боялся думать, что у Баки это все не в первый, а, может, и не во второй раз. Старался не представлять себе, каково это было: упасть в пропасть с огромной высоты, чтобы потом жить в аду, не имея возможности прекратить этот кошмар.
Тело, казалось, наполнилось до краев огненной лавой, расплескивающейся от каждого движения, от каждого стона. Ни одно положение не облегчало страданий, они длились и длились, минутами, часами, днями.
Иногда Стиву казалось: прошла вечность. Он умер и попал в ад. Или что это он упал тогда с поезда и теперь над ним проводит бессчетные эксперименты ГИДРа. Сознание путалось и плыло, а потому, когда боли стало гораздо меньше, он, выдохнув, просто отрубился от усталости и пережитого шока.
***
Реальность возвращалась легкими мазками. Сначала запах, который Стив бы ни с чем никогда не перепутал. Сложно было как-то описать его словами, но так пах для него дом. Потом он ощутил прохладу простыни под боком и тепло от того, что не один. Потом звук капающей воды и едва слышное гудение вентиляции.
Стив открыл глаза, чтобы понять: Баки, свернувшись клубочком на слишком широкой даже для них двоих кровати, мирно сопит ему в плечо. А он сам сжимает его изо всех сил, ощупывает тугую повязку, скрывающую новое плечо, и с ужасом понимает: левой руки нет.
Баки сонно пошевелился, разгоняя дрему окончательно, и Стив вспомнил объяснения Тони: пока крепление не приживется, бионику навешивать нельзя.
Но Баки жив. Он жив, а остальное не важно.
========== Глава 14 ==========
Стив знал, что больше не уснет. Во-первых, обычно ему хватало на сон пяти-шести часов, а во-вторых… Баки выглядел таким бледным, уставшим, но при этом живым, что сердце Стива снова зачастило. Он вспомнил, как Баки, уже напряженный как струна в ожидании боли и агонии, все-таки нашел силы, чтобы показать – он помнит. Пусть не все, но самое главное о них двоих. «Ты не можешь бояться, ты просто не умеешь, помнишь?», а Стив слышал другое: «Я помню, как мы дорожили друг другом. Я помню тебя».
Он осторожно коснулся губами лба Баки и замер. Он мог бы лежать так очень долго, но Баки тоже пошевелился, вздохнул сонно, чуть хрипло, и поцеловал его в шею. Стиву стало вдруг так хорошо и спокойно, будто не было вокруг кроме них никого больше.
– Стив?
– Я здесь. Здесь. Болит, да?
– Немного. Не так, как до операции. Более… правильно, что ли.
Баки попытался отстраниться, неловко упираясь единственной рукой, и Стив напоследок еще раз сильно обнял его, будто боялся, что тот исчезнет, но отпустил.
Баки потрогал под футболкой затянутое изоляцией металлическое плечо и бинты, охватывающие грудь, криво усмехнулся и перевернулся на спину.
– Я жив, – удовлетворенно заключил он. – Черт… Хорошо. Стив? Хорошо-то как!
Стив улегся на бок, подперев голову рукой, и улыбнулся.
– Мы живы, и это хорошо, – наконец, произнес он.
Баки оказался сверху в то же мгновение, вытянулся на Стиве, придавливая своим немаленьким весом, и пытливо вгляделся в глаза.
– Мы, – медленно, со значением повторил он.
Стив в ответ обхватил рукой его шею и потянул к себе, губы к губам, просто чтобы поверить – самое страшное позади. Баки встретил его на половине движения, страстно, жадно, будто тоже боясь поверить в это.
Стиву должно было быть стыдно за то, как откликается его тело на едва живого после операции Баки, но он не чувствовал неловкости, лишь оглушающее облегчение. Хотелось перекатиться сверху, вжать, вплавить Баки в себя, укоротить до предела те невидимые, но прочные нити, что связывали их с тех самых пор, как в начале прошлого века в первый раз прозвучало: «Я с тобой до конца».
– Хочу тебя, – выдохнул Баки. – Полностью, всего.
– Твоя рука, – начал Стив, но тот взглянул на него с такой неизъяснимой нежной насмешкой, что он замолчал.
– Да, ее нет. Тебя это смущает?
– Нет, но…
– Тогда помоги мне, – Баки сел, подцепил одной рукой низ футболки и потянул его вверх, обнажая поджарый живот с темной дорожкой волос, убегающих под резинку штанов, и замер.
Стив помог ему стянуть футболку, осторожно коснулся металла плеча, ключицы, шеи, без слов спрашивая: «Ты в порядке?»
– Все хорошо, – Баки понял его, как и всегда. – Ну, правда, Стив. Я хочу. Хочу с тобой всего.
У Стива в висках застучали крошечные молоточки. Его потянуло к Баки будто океанской волной: неотвратимо, мощно, страшно. Он понял, что не сможет отказать. Ни в чем, никогда. Баки уронил его на себя, обхватил ногами и блаженно застонал в поцелуй. И все стало вдруг неважно: отсутствие опыта, какие-то мнимые предрассудки, беспокойство о мелочах, нюансах, о том, что сказать и куда деть руки.
– Я никогда больше не оставлю тебя, – прошептал Стив куда-то в напряженно выгнутую шею Баки. – Не причиню боли. Смогу уберечь.
– Я знаю. Я тебе верю. И ни в чем тебя не виню. Во всем – только себя, – Баки провел ладонью по его волосам и снова поцеловал. – Ни в чем, Стив.
– Но я себя – да, – ответил Стив. – Я…
– Прошлое – прошлому, ладно?
Стив медленно кивнул.
– Хорошо.
Баки усмехнулся и чуть приподнял бедра, заставляя Стива исступленно вжаться в него и застонать.
– Хочу тебя, – напомнил он.
– Да, – выдохнул Стив ему в шею. – Я… да. Сейчас… Как… Как ты хочешь? – наконец, выговорил он и удивился тому, что не покраснел.
– Долго, – ухмыльнулся Баки и потянул его футболку вверх. – Чтобы на нас ничего не было, – принялся перечислять он, и глаза его смеялись, – и чтобы ты орал, как тогда, в самый первый раз, – Стив все-таки покраснел, мгновенно и жарко, вспоминая, как ломал кровать и стонал, срывая голос. – Чтобы и эта кровать прошла тест на прочность, – Стив сел, стянул футболку и, подчиняясь Баки, который поманил его, снова склонился, почти касаясь губами его губ. – А еще я очень хочу кончить, сжимая тебя в себе, – добавил Баки шепотом, и Стив сорвался.
Он хотел поспорить о распределении ролей и не мог, просто физически не мог начать обсуждать это. Не тогда, когда Баки смотрел на него так требовательно и вместе с тем – с жаркой, вынимающей душу нежностью.
Остатки одежды будто испарились, Стив даже не был уверен, что ничего ни на ком не порвал, и когда он прикоснулся к Баки, чуть исхудавшему, горячему, податливому, то просто отключился от всего, что было за пределами их постели.
Стив не мог думать, не хотел ни о чем беспокоиться, он просто отдался тому глубинному, темному, что проснулось в нем, когда Баки призывно развел колени и прошептал: «Не бойся».
Стив боялся только одного: не справиться. Сделать больно, разочаровать, слишком утонуть в тех чувствах, что били в нем через край.
Баки горячо шептал ему что-то на ухо, что-то такое, от чего кровь вскипала в жилах, от чего становилось горячо и сладко. Стив подчинялся, несмотря на условно-ведущую роль, подчинялся Баки, как сотни раз до этого, как всегда. Его мягким приказам, жесткой хватке колен, гортанным стонам, от которых вдоль позвоночника бежала огненная волна, теплой ладони, нежно направляющей, удерживающей на краю.
Пот тек градом, воздух, казалось, раскалился, но Стив видел только глаза Баки, расширенные, темные, как колодцы, ведущие на изнанку мира, чувствовал всем собой его жар, волнами расходящийся от каждого прикосновения, жаркую тесноту его тела, свою беспомощность перед ним. Свою невыносимо острую потребность принадлежать. Быть с ним. Быть ЕГО.
Хотелось говорить «люблю», но горло перехватывало от полноты чувств и ощущений, от вида того, как Баки запрокидывает голову, прикрывает глаза, выгибается навстречу, от гладкости его кожи, от вкуса губ.
Когда Баки стиснул его особенно сильно, выгнулся и направил ладонь Стива вниз, держа взглядом крепче, чем стальным канатом, и сжал в себе почти до боли, Стив будто рухнул с огромной высоты, ломая, разрушая до основания все, что было до Баки, сливаясь с ним в одно.
Первым, что он ощутил, отдышавшись, была тишина. Абсолютная, мирная тишина внутри. Не гудела голова, не ныли затекшие плечи; не ломило подъем стопы от бесконечно длинных каблуков; не зудело под кожей, будто она вот-вот треснет, деформируется, выпуская чудовище. Он не чувствовал ничего, никого, кроме Баки. Кроме его руки у себя на загривке и солоноватого вкуса на языке, в точности повторяющего вкус его кожи, и… нудной, какой-то привычной боли в левом плече. Стив улыбнулся.
– Ты мой, – хрипло поведал он шее Баки.
Тот тихо фыркнул и запустил пальцы ему в волосы.
– Никогда в этом не сомневайся, – ответил. – И даже если я сам усомнюсь…
Стив поднял голову и внимательно посмотрел Баки в глаза.
– Прошлое – прошлому. Ты мой, и больше ничей.
Баки только вздохнул и снова уложил его на себя.
– Твой, – тихо заверил он. – Кому я еще сдался.
***
Тони поспешно хлебнул виски и вернулся в постель. То, что он чувствовал, невозможно было описать хоть сколько-нибудь приличными словами. Материться тоже было лень, даже мысленно, потому что такую степень вытраханности, блаженной пустоты в голове, приятной тяжести в теле он не ощущал вообще никогда, даже во времена бурной юности и многочисленных экспериментов в постели.
Зависть – вот одна из составляющих того коктейля, что он глотнул не по своей воле. Еще тут было сожаление о том, что он так и не нашел того, с кем мог бы вот так отключиться от всего, разделить все, кому смог отдаться без остатка, до самого неприглядного дна. Того, кто понял и принял бы его любым, с многочисленными недостатками, раздутым эго и снобизмом.
То, что чувствовал Роджерс к своему отмороженному сокровищу, не укладывалось ни в какие внутренние рамки, отведенные Тони для таких дел. Такое растворение в другом было выше его понимания, выше его сил, больше, чем он смог бы себе позволить.
– Не завидуй, – почти промурлыкала Наташа, потягиваясь рядом.
– Не говори ерунды, – отмахнулся Тони, уже жалея, что решил разделить радости Кэпа с кем-то еще, а не мужественно пережил их наедине.
– Ты слишком эгоистичен для того, чтобы испытывать что-то хоть отдаленно похожее, – «утешила» Наташа. – Мы оба, впрочем.
Тони не хотелось спорить с ней, а потому он просто лег рядом.
– Если бы у них было наоборот…
– Ну да, – Наташа, усмехнувшись, закинула руки за голову, – так, вроде, мы трахнули Барнса, а вот если бы он нас…
Тони подавил желание закатить глаза – с Романовой это не работало – и перевернулся на живот, рассчитывая подремать хоть немного. Но тут по коже опять побежали горячие змеи, член с предвкушением дернулся, и Тони вздохнул, надеясь, что, все же, отсутствие руки помешает Барнсу. Он не был готов ощутить (пусть и фантомно, довольно смазанно) немаленький член Барнса у себя в заднице.
Баки, видимо, о неготовности Тони ничего не знал, знать не хотел, и отсутствие руки ему не мешало.
***
Два месяца спустя. Вместо эпилога.
Баки по-особому щелкнул пальцами, и на кончике указательного вспыхнул крошечный огонек. Он прикурил от него и жадно затянулся, игнорируя осуждающий взгляд Стива. Когда большая часть воспоминаний вернулась, Баки вдруг понял, что не курил вечность. Стив был против, Старк был против, и даже доктор Чо была против, но прирожденное упрямство Баки Барнса вернулось к нему вместе с пагубной привычкой. Всем пришлось смириться, а Тони (наверное, чтобы позлить Стива) вмонтировал ему в новую руку зажигалку.
– Грузимся, – скомандовал Стив, бросив на Баки укоризненный взгляд. Баки хмыкнул, загасил сигарету и, удобнее перехватив свою «детку» направился к джету, стараясь не опускать взгляд ниже широкой капитанской спины.
Миссия была пустяковой, Стив никогда бы не позволил ему начать с чего-то серьезного, и эта его заботливость изрядно действовала на нервы. Ради несерьезного дела Стив собрал всех, даже Старка, и тот не отказал, одарив, правда, Баки длинным насмешливо-оценивающим взглядом.
Потому что Стива было не переубедить, не перепереть и не переспорить. Он был не просто упрям. В делах, касающихся Баки, он был скалой: ни обойти, ни сдвинуть. Баки не стал спорить, хотя силами Старка и доктора Чо он полностью восстановил функциональность, а силами адвокатов СтаркИндастриз и денег из той самой сумки – честное имя. Насчет честности у него были сомнения, но то, что пронырам Старка удалось выбить ему не только свободу, но и компенсацию за 70 лет плена и пыток, было просто чудом.
Баки уселся напротив Стива и пристроил винтовку между коленями. Полет должен был быть коротким, а миссия – легкой. Он прикрыл глаза, потому что видеть Стива, который буквально два часа тому назад стонал под ним и выглядел таким домашним, таким трогательно-беспомощным, в роли сурового Капитана было выше его сил. Но он обещал себе, что научится: подчиняться беспрекословно, делать, что скажут, молчать, когда не спрашивают, и как можно меньше отсвечивать и выпячивать свое «особое положение». И готов был обещание сдержать.
