Текст книги "Игрок нулевого уровня (СИ)"

Автор книги: TryhardS

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Владислав не хотел вставать, но попробовал, голая ступня заскользила по грунту и уронила хозяина. Ощущение столкновения подбородка с твердой поверхностью лишь продолжало накачивать опьяненный кислородом разум. Атлант упал ещё, и ещё, пока зуд на лице не стал приносить дискомфорт. Дракула путался в полах серой мантии, и, как намагниченный, шагнул вперёд, к первой попавшейся луже. Настолько чистой, что в ней отражались каменные и деревянные постройки Эретрая во всей красе. Ему было плевать на эти жилища, Владислав вновь прильнул к земле, водная гладь, как зеркало, вывела перед ним лицо, смуглое, лысое, с пустыми зрачками. Но это его лицо! Ноздри раздувались от порывов ветра, кашлять не хотелось! Атлант, как ребенок, ударил по луже, брызги ободрили кожу ледяной свежестью. Дракула с удивлением поднес ладонь к глазам и заметил, что вся она была вымазана в иле. Владислав, опираясь на чистую руку и всё ещё спотыкаясь, побрел вперёд, к каменному зданию, оплетенному бороздой мягкого плюща. Пушистый, но острый слой кустарника, прильнувший к белому кирпичу, не хотел пускать незнакомца к дому своего создателя. Несмотря на уведомление о получении одной единицы урона, Владислав подошел вплотную к дому. Он провел черными пальцами по шершавой поверхности, и оставил на ней густой и яркий слой грязи. Дракула сразу же вспомнил, что видел в отражении лужи небо. Он посмотрел вверх, на лазурную твердь, заливаемую светлыми, мягкими облаками, как случайно пролитым на столе молоком. Ветер продолжал трепетать плотную ткань мантии и выдавливал из неё гулкие хлопки. Владислав, не знал на чём сконцентрироваться – звуке или зрении. А потому потерял равновесие, и с размаху плюхнулся спиной в лужу.

Список активных состояний: промок, защита новичка (восемь дней)

Он рассмеялся.

Но, будь Владислав внимательнее, то смог бы заметить, что за ним уже более пяти минут наблюдало две фигуры в ржавом латном доспехе и тёмно-синем плаще. Силуэты шептались между собой и не спускали глаз с неизвестного. Будто в ожидании, что полоумный бросится на них с голыми кулаками, они сжимали кулаки на рукоятке длинных и болтающихся у пояса мечей. Это были неписи восемнадцатого и двадцать второго уровня.

– Слыш, это уже ни в какие ворота не лезет, – откликнулся басом более опытный. – Я такое впервые вижу. А тут много придурков шастает.

– В психушку или как мага? – молодой и безбородый воин с ужасом наблюдал за тем, как смуглый незнакомец решил попробовать воды из лужи. – Мне кажется, в психишку.

– Ага, щ-щас. Мы его в психушку, а он стену взорвет, охрану порвет, напишет какую-нибудь книгу и выпьет зелье. Я не хочу рисковать.

– Мы уже и так несколько тысяч магов в последнее время заточили. Тюрьма что, резиновая? Может, этот придурок попьет, вон, воды из Гнилистой речки, и сдохнет. А нам заботы меньше.

– А план кто выполнять будет? – бородач двадцать второго уровня дал подзатыльник младшему, от чего над его головой вылетело двухзначное красное число. – За руки его, капкан на харю да поволокли, че тут ещё решать.

Определившись с целью, неписи направились к катающемуся по земле атланту. Тот совершенно игнорировал лязг брони. Воины слаженно и в один момент схватили Владислава, оторвали его от земли так, что он мог лишь беспомощно мотать босыми ногами в воздухе и истошно кричать:

– Стойте! Это недоразумение! – почему-то именно сейчас, после двадцатилетнего молчания и сдерживания эмоций, он смог выдавить все свои силы на отчаянный вопль перевернувший всё внутри него. – Н-е-е-е-т!

Бородач выпустил из-под плаща связь сиреневых веревок, которые взобрались по одежде атланта как пауки на колких и многочисленных конечностях, и обернули лицо и рот несчастного. Легкие Владислава тут же сковало удушье, а где-то в груди открылась бездонная проспать, утягивающая в себя душу.

Список активных состояний: промок, защита новичка (восемь дней), безмолвие (60 минут)

– Ну что, рожа колдовская, – бородач захохотал как мерзкая копия Санта Клауса. – Бояться то не стоит, хы-хы, всего лишь наденем на тебя парочку кандалов и убедимся, чтобы ты и твой род никогда и никому больше не причинили вреда. Слава Всебогу!

– Слава Всебогу! – вторил ему нахмурившийся боец.

Владислав мог только мычать и пытаться бороться, но чувствовал себя маленьким школьником, которого тащил незнакомый дядя в тёмный переулок. Любое сопротивление было бесполезно, единичная сила противостояла завышенным атрибутам городских стражников, и даже в лучшем исходе он не смог бы ничего поделать.

Новый мир оказался таким же несправедливым, как и старый, только одетый в красивую обертку. И куда он теперь? Может, сразу на плаху? Или в тюремную камеру? Сколько он там проведет? Месяц, год? Как выполнит контракт? Неужели Вера так и останется больна, потому что он попался в самую очевидную ловушку виртуальной реальности? Но, почему-то, наравне с этими мыслями, теснилась и другая, больно обжигавшая сознание. Он больше не увидит небо?

Глава 2

Прошлым днём…

Начало ноября выдалось особенно промерзлым в этом году, несмотря на истерию синоптиков по поводу глобального потепления. Ветер непрерывно свистел в ушах, бросал всё более щедрые горсти белоснежной крупы и угрожал погрести под собой небольшой городок уже к Новому году. Был слышен гул допотопных снегоуборочных машин, но никто уже не возлагал на них особой надежды. Они, скорее всего, работали в автономном режиме, чтобы сэкономить топливо.

Влад кутался в поношенное пальто, его серая фигура едва ли выделялась в заснеженном ландшафте унылой провинции. Кучерявый юноша не знал, куда деть коченеющие руки, и просто растирал их по мере движения. Под ногами блестели ошметки грязного снега. Шаги давались с трудом, как в болоте. В такую температуру легко пожалеть об отсутствии шапки, перчаток, и, конечно же, дорогого термобелья. Единственным спасением Влада стал дырявый шарф. Тем не менее, он практически не помогал в борьбе с холодом, и пареньку ничего не оставалось, кроме как прижать усталое лицо к груди, чтобы согреть покрасневшее горло.

Подобный способ защиты не предполагал возможность смотреть по сторонам, впрочем, Влад не многое терял. Когда ходишь по вечерним улицам, единственное, что попадётся на глаза – яркие лампы. Гнутые, как корни дерева, и установленные вразнобой. Наверное, строителям не доплатили. Здания напоминали скопления звуковых колонок, но где-то всё ещё возвышались устаревшие дымоскребы. Они скрипели под собственным весом и жалобно требовали экстренного ремонта, запланированного ещё на прошлое десятилетие. Одинокие веранды полуразоренных кафе давно занесло снегом, но и сквозь заледеневшие стекла внутренних помещений едва ли можно было углядеть хоть одну живую душу. Проезжая часть почти не отличалась от пешеходной, правда, разделять их и не требовалось: машины нынче встречались реже самолетов.

Влад давно не смотрел на небо, и не видел в этом смысла. Во-первых, это потребовало бы оторвать подбородок от груди и подставить многострадальное горло холоду. Во-вторых, вряд ли бы он увидел что-то кроме скопившихся заслонов из чёрного, сухого дыма. Ну и, в конце концов, когда-то юноша уже имел возможность взглянуть вверх. С тех пор него не было ни единой причины считать, что с тех пор «там» что-то изменилось. Гораздо более насущными являлись проблемы с витавшим в воздухе смрадом и осточертевшим смогом. Их предполагалось пережидать на работе или хотя бы дома. Именно поэтому Владу не попался ни один подобный ему неудачник за время скитаний.

– Двенадцать тысяч триста два, двенадцать тысяч триста три, – юноша сипло отсчитывал количество шагов от магазина до дома, хотя сам вряд ли бы смог объяснить, зачем. Можно сказать, он просто пытался заснуть и не просыпаться. Или наоборот, разнообразить путешествие, чтобы отогнать заползающие в глаза наваждения? – Двенадцать тысяч триста четыре…

Во внутреннем кармане пальто Влад держал драгоценный сверток, который и стоил всего этого похода. Впрочем, чуть ближе к телу, было ещё одно отделение со множеством потерявших свой щедрый хруст купюр. Хранить их дома слишком небезопасно, риск ограбления очень велик. Конечно, окрепший и закаленный физическим трудом девятнадцатилетний паренек мог дать отпор незваным гостям. Но он не хотел сесть в тюрьму.

– Мжчина, мжчина! – хриплым, прокуренным голосом донеслось до Влада откуда-то из-под картонки в одном из переходов. Груда мусора оказалась человеком в костюме, на груди мятого пиджака даже сохранился бедж с плохо различимым именем и профессией, как-то связанной с финансами. Старик, давно за пенсионным возрастом ещё прошлой поправки. Его горящее алкоголем, изнуренное лицо вызывало смесь жалости и отвращения. – У вас нет рботы? Пжалуйста, я могу рботать! У меня сорок джва года опыта…

Безработный вцепился в штанину Влада и неистовым натиском оторвал приличных размеров кусок ткани. Даже это не помешало потрепанному старику продолжать молить прохожего о невероятном. Юноша стиснул зубы и одернул ногу, чем отправил просителя в скопившийся под ботинками наплыв помоев и снега.

– На стройку сходи, дубина, – пробурчал Влад и ускорил шаг, – там ставка два бакса в час.

– Но я ведь экжперт по коммер…

Влад уже не слышал, так как скрылся за поворотом. Теперь он то и дело поглядывал на брюки и ранее не отличавшиеся особой ухоженностью, а сейчас и вовсе пришедшие в негодность. Хотелось выругаться в голос. Проклятье! Была дыра в бюджете, а теперь ещё есть и в штанах!

– Надо будет попросить Веру подшить…

Дорога вышла на финишную прямую. Глаза юноши слезились, он слегка хромал от долгого пути. Ноющая спина снова пульсировала неприятными порывами. Горло засохло и знобило. Хотелось как можно быстрее дойти до дома и сбежать от надоевшего свиста ветра да машинного гула.

Вот из смога выплыла знакомая стройплощадка. На ней в последнее время подрабатывал Влад, и недавно вынес около восьмидесяти долларов за день – случайно нашел в грязи банкноту с гордо выгравированной на ней алой пятидесяткой. Сегодня же было принято решение взять выходной из-за чрезвычайного события, происходящего раз в году. Впрочем, в отсутствие самого трудолюбивого работника стройка не стояла. Длинные, стройные и быстрые роботы метались от одного паллета к другому, с невообразимой скоростью укладывали материалы, проводили монтажные работы и в целом радовали глаз людей, набранных по минимальной квоте живого персонала. Становилось понятно, откуда пошло выражение "машинная точность".

У Влада не было ни времени, ни желания наблюдать за промышленном чудом, десять лет назад поразившим умы предпринимателей. Экономика в те годы сначала получила невероятное ускорение, и тут же чуть не потерпела крах из-за процента безработицы, подскочившего до критических значений. На сегодняшний день парочка реформ кое-как удерживала рвущуюся по швам ситуацию и позволяла хотя бы двум семьям из трёх иметь постоянный источник заработка.

Короткий участок пути пролегал через трущобы. Многослойные наложения бесчисленных косых домиков выстроились в неровные ряды. Грязный дымок валил из худощавых труб, соперничавших со спутниковыми антеннами, тянущимися к солнцу как увядающие растения. Из пухлых пластиковых окон светил ярко-желтый свет, приглушаемый жиденькими занавесками. Иногда людские силуэты выделялись на ткани, но большинство жителей предпочитало сидеть на улице и вести светские беседы на приземленных лавочках-ступеньках, несмотря на мороз. Несколько смуглых мужчин прохлаждалось на земляных порожках и неуверенно попивало оздоровительную смесь ежевичного сока с хмельными хлопьями. Рядом с такими собраниями пахло дешевыми духами и застарелым потом. Где-то за гаражами от самодельной колонки исходил отвратительный набор блеющих звуков с хлюпающей, тошнотворной мелодией. Пожалуй, единственной положительной стороной этого места являлось наличие огромного количества граффити, цветущих на грязных стенах. Иногда даже можно было невольно поразиться красоте отдельных работ, несомненно, имевших свою ценность и часто представлявших остросоциальную сатиру.

Влад неуверенно пробирался сквозь негустые кустарники и обходил стороной группы бранящихся обывателей. В сердце всегда горела тревога и страх в подобные моменты, будто любой из пьяниц мог резко подскочить и наброситься на худощавую фигурку чужака. Юноша крепко прижал к груди сверток, как самое ценное, что у него было, не считая бумажника. Он шагал аккуратно, боясь задеть одну из бутылок или попасться на чьи-то любопытные глаза. Приходилось постоянно красться, как крыса. Именно загнанной крысой чувствовал себя Влад, будто делал что-то гадкое, запретное.

Праздник не оказался испорчен лишними конфликтами, и у Влада получилось вынырнуть из зловещей клоаки. Дальше было легко добраться до относительно благополучного района, до дома. Крошащегося, железобетонного дома. Парень оттолкнул ногой железную дверь, поскольку не хотел измазать ладонь о толстый слой жидкой ржавчины. Тихонько шмыгнул внутрь чтобы не разбудить Барбариску – жирного, как монитор середины двадцатого века и лохматого, как пихта, пса. Животное любило развалиться у теплой батареи и лежать так сутками, но обладало настолько чутким слухом вкупе с невероятной сонливостью, что кусало жильцов за ноги, не выходя из вечной спячки.

Влад прошёл вперёд по душному проему на цыпочках, рывком запрыгнул на лестницу и преодолел сразу несколько ступенек. Барбариска порывисто зарычал и задрыгал задними лапами на одном месте, словно в погоне, но запутался в собственных конечностях и жалобно заскулил. Упустил добычу. Юноша на секунду повелся на эти прискорбные звуки и уже намеревался вернуться обратно, чтобы скормить чудовищу хотя бы свою голень, но передумал и продолжил подъем.

Один серый пролет не отличался от другого, и велик был шанс пропустить свой этаж из-за отсутствия ориентиров. Впрочем, Влад уже давно отметил детали, которые помогали не заблудиться в этом адовом коридоре. Например, на квартирах, начиная с двадцать пятой, кончилась краска. Их двери светили более бледным оттенком, чем ярко-зеленые «элитные» первые две дюжины. На пятом этаже ступеньки были на сантиметр выше, чем надо, и именно здесь чаще всего слышалась брань оступившихся обывателей. Влад знал, что кто-то сорвал номерок с восьмидесятой квартиры и вывел на двери красным мелом «здесь был керпич». Тут надо свернуть. Далее, изрядно устав от бесконечного восхождения, попасть на внутреннюю площадку, растоптаться на замызганном коврике и проникнуть в свое пристанище с гордой цифрой «восемьдесят восемь».

Дом дохнул на него родным запахом лимона (он не мог найти более дешевую краску на рынке) и ароматом кофесодержащего напитка. Тот впопыхах был оставлен греться в чайнике утром. Влад протёр покрытые сажей ботинки рукавом и поставил обувь сохнуть у двери. Пальто снимать не стал – было лишь на пару градусов теплее, чем на улице. В углу стояло две побледневших полоски отопления. Юноша разгрёб тряпки у недавно крашеной в жёлтый стены и нашел розетку. Вилка с проводом от древнего вентилятора из позапрошлой эпохи вошла в отверстие. Винты, направленные на батарею, своими ритмичными движениями стали разносить крупицы тепла по всему дому. Влад отложил драгоценный сверток на пол, удовлетворенно потер ладони, дыхнул в них, закашлялся, и повязал шарф плотнее к горлу.

– Электричество недешево обойдется, – лицо слегка омрачилось, – надо отказаться на сегодня от кофе.

Раньше Влад закупал газ, но после нового экологического налога он стал дороже чистой энергии, хотя, казалось бы, куда ещё?

– Надо пересчитать…

Юноша сунул обмороженные пальцы внутрь пальто и вцепился в бумажник. Он трепетал, не совсем осознавая, от ужаса или предвкушения, но раскрыл его, после чего стал медленно проговаривать цифры вслух. Влад постоянно сбивался из-за волнения, но сошелся на восемнадцати тысячах долларов.

– Ладно… Прорвемся. Осталось ещё немного.

Он утешал себя этими словами, поскольку понимал, что ему придётся работать до конца жизни, чтобы довести сумму до шестизначной. Правда, никто не собирался давать обычному разнорабочему так много времени. К тому же, Влад боялся, что ещё несколько дней на стройке окончательно добьют спину и навсегда закроют ему доступ как минимум к половине доступных вакансий.

Кошелек исчез в кармане, и парень повернулся боком, чтобы протиснуться по коридору и войти в кухню-каморку. Там, у единственного окна, в стенном углублении, стоял крепкий мольберт из сосны с большим холстом. Пока что Влад к нему не очень стремился. На пыльной тумбочке, вбитой в центр комнаты, стоял розовый чайник (между прочим, доставшийся аж за половину от рыночной стоимости!) со вмятиной от удара. Парень тут же подхватил чашку с кофесодержащим напитком. В коричневой жиже отразилось небритое лицо Влада, с ярко-выраженными гладкими славянскими чертами. Пепельные непослушные копны скрывали голубые глаза со странным дефектом. Кто-то будто закапал пипетку с чернилами в светлую радужку юноши ещё в младенчестве. Остальные детали, кроме чудом вышедшего из многих передряг прямого носа, не заслуживали упоминания.

– Прямо с обложки журнала сошел, – горько усмехнулся Влад и опрокинул в себя ледяной напиток. Горло вновь обожгло, холод прошелся до желудка, перевернул внутренности и ударил в голову странной, жгучей силой. Сине-черные глаза инстинктивно зажмурились, а изо рта с паром вырвалось дрожащее «ухх». – Садоводческого журнала, секция "овощи".

Сначала посмеявшись от собственной шутки, а затем погрустнев, Влад положил отозвавшуюся мягким стуком чашку на место и сориентировался. Он считал забавным, что вся кухня разделена на девять частей, будто для игры в крестики-нолики. Каждый необходимый для выживания предмет занимал ровно одну клетку. Так в одном углу стоял холодильник-гроб, в другом немытая плита, с тянущимися от неё пучками проводов и труб. Третий был пуст, а в четвертом – мольберт. Влад подошел к нему, минуя раковину и переполненное мусорное ведро, наполненное пластиковыми тарелками. Юношей тут же овладело негодование.

– Как мне могло прийти ТАКОЕ в голову? – раздраженно воскликнул Влад и вытер слезу с грубой щеки. Он видел картину каждый день, но не переставал сокрушаться, будто это снимало с него ответственность за получившееся «безобразие». – Самой дорогой, мать мою, краской.

На белоснежном холсте кисть оставила красные следы в манере слабого сюрреализма. Из изрубленных ладоней стекали густые капли крови, вливающиеся и переходящие в огромный букет из сотни роз. Цветки казались будто вырванными с корнем, но в то же время создавали пышное алое поле, распустившееся прямо в воздухе. На толстых лепестках пестрела роса, оставляя сладкий и притягательный блеск, который всегда пробуждал голод во Владе, стоило ему раз в месяц расчехлить кисть. Состриженные с ярких, всё ещё красных, стеблей, шипы дождем падали к низу картины и строились в густой лес, уходивший за горизонт. Теплые оттенки картины должны были внушать покой, но почему-то работали в обратную сторону и заставляли… Беспокоиться. Верно, говорят, зелёный цвет полезен для психики. Но тяжело найти что-то более противоположное зеленому, чем красный. Трудно смотреть слишком долго, но и не хотелось отрывать глаза от яркой и живой композиции.

– Какой бре-е-е-д, – протянул Влад и потянулся к палитре с единственным цветом. – Надо доделать фон и забыть об этом непотребстве, как о страшном сне.

Он плюнул в засохшую алую краску и растеребил её пальцем, та обмякла. Влад облизнул покрасневший палец, и ощутил слабый, нежный и чуть щиплющий вкус вишни на языке. Художник в очередной раз убедился, что у него получилось купить натуральную краску, а не синтезированную дрянь, от одного взгляда на которую покрываешься сыпью. По окончании трапезы юноша слегка воспрянул духом и извлёк из-за мольберта одну тоненькую, будто ветку, кисточку.

Небольшие, но уверенные и острые мазки забегали по холсту. Свет единственного окна, нависшего над Владом, вдохновлял на работу. Не будь здесь по счастливой случайности этого небольшого, но живого кусочка солнца, кто знает, когда полотно наконец было бы закончено. Оно прозябало уже два года, и было начато в не самый лучший период жизни Влада. Нельзя сказать, что положение с тех пор улучшилось. Просто в один момент юноша достиг совершеннолетия и перестал получать сиротское пособие. Выделенные на хобби часы стали уходить на новую подработку.

Поначалу монотонная штриховка не вызывала ничего, кроме боли в правой руке, но с каждой прочерченной линией с сердца ремесленника кто-то сбрасывал увесистый камень. В пальцах проснулась бодрость, юноша широко раскрыл глаза, отбросил сонливость и погрузился в труд с головой. Невероятный творческий порыв захлестнул художника и смыл с него грязь обыденности. Разум встрепенулся, душа взорвалась эмоциями. Да, основные детали были завершены. Едва ли Влад мог направить высвободившиеся вдохновение во что-то, кроме игнорируемого им ранее фона, но с каждой секундой юноша ощущал, как плотина внутри рушится под яростным потоком. Спустя минуту вся эта мощь вырвалась наружу, его затрясло, кисть сама ушла с недоделанного фона. Стала вычерчивать невообразимые детали, заливать картину сочной краской, проводить всё новые и новые грани светотени и взбивать контраст в невероятном сочетании. Всё нутро, вся подноготная жизни выплескивались на холст, как из шланга. Марая холст до неузнаваемости, проецировала мысли, не сходящие с языка. В благоговении Влад уже не мог остановиться, тело не слушалось, а вело собственную жизнь и вибрировало от переполняющей энергии. Легкие перехватило, он перестал дышать, а глаза забыли, как моргать. Кисть хрустела в руках, угрожала надломиться от напряжения, однако продолжала служить трансформатором горящей души в казавшийся бесконечным порыв краски. И уже в самом конце, когда получившие волю чувства стали затухать, раздался слабый треск и на серый пол упало два небольших куска древесины.

– Вот и всё, ребята, – Влад очнулся, развёл руками и сокрушенно посмотрел на остатки кисточки, смешавшиеся с пылью на бетоне.

Адреналин судорогой стучал по телу, упирался в тупик и слегка затухал с каждым мгновением. Веки Влада ещё немного дергались, но он обхватил себя руками и попытался успокоиться. Правая ладонь будто прошла ампутацию и не ощущалась, а отвыкшие от искреннего труда пальцы онемели. Горячий пот затекал в глаза, в ужасе осматривающие результаты буйства.

– Что я вообще натворил…

Художник в неверии замотал головой, попытался заходить кругами. Ударился лбом о стену, чуть не упал, вцепился в волосы и обошел мольберт сзади. Краска настолько сильно впиталась в холст, что была видна с обратной стороны, и от того, что видел Влад, ему хотелось плакать. Вид на собственную высвободившуюся душу привёл его в отчаяние, было плевать, стала ли картина лучше или хуже. Он выплеснул эмоции, о существовании которых забыл. За вечной рутиной юноша будто забыл, каково это, жить. Картина закончена, он снова умер.

Влад развернулся к окну, на худом стекле отпечаталось грязноватое дыхание мороза. Узоры были не белые, нет. Чёрные. Будто углем рисовали. Уголь, дым, смог… Ничего и никогда не меняется. Заводы работают бесконечно и заткнутся только при смерти последнего потребителя. Наверное, фабрик уже больше, чем людей в городе. Единственный способ спастись – сбежать. Убежать, куда глаза глядят. Может, есть ещё где-то место с чистым воздухом, без ядовитого тумана, где можно услышать хоть одну живую птицу?.. С другой стороны, а есть ли у города конец? Нет… Он растянулся на всю страну. На весь мир. Большой могильник, кладбище. Везде и повсюду всё одинаковое. Ну а что, один процент населения держит девяносто девять процентов богатства… Они могут обеспечить себе беззаботную жизнь. А что осталось для других?

Влад в отчаянии взглянул вверх, и вместо лазурного полотна узрел жирный ковер, сотканный из тысяч клочков смога. Мужчина тяжело вздохнул, попытался зажмуриться, чтобы хоть как-то отвести глаза, но лишь услышал хруст в ушах. Его кулак насквозь пробил окно, осколки ножами впились в грубые пальцы. Несколько багровых капель неохотно скатилось на пол. Тогда Владислав улыбнулся, что-то прошептал про себя и подошел к лицевой стороне холста. Грязным ногтем он выдавил на палец немного крови и прочертил на картине дату.

Немного постояв на месте и подрожав от ворвавшегося внутрь холода, Владислав проигнорировал свои недавние убеждения, хотя сейчас они казались ему будто и не своими, и налил ещё одну чашку кофесодержащего напитка. Кипяченая жидкость с оттенком вкуса приятно наполнила горло и уколола язык. Синеглазый сел на стул у тумбочки, предварительно взяв с него ноутбук и положив на столик.

– Времени не очень много, нужно ещё успеть… Сегодня пройдусь быстренько.

Чудо техники представляло две серых сомкнутых плитки раскрывавшихся в любую сторону и светившихся в точке соприкосновения с кожей. Лэптоп мог показаться слегка устаревшим, но был на десяток планок выше того, что мог позволить Владислав. И каждый раз, когда он садился за него работать, одно воспоминание больно стучало в сердце.

Года три назад, летом, ещё подростком, ему срочно потребовалось зайти в магазин за вареной крупой. Погода радовала малолетнего путника, пособие иногда платили, и настроение болталось на верхних границах воображаемой шкалы. Жаркие лучи солнца врезались в кожу, и много людей суетилось на ветхих и пыльных улицах. Чтобы идти под тенью, Влад увязался за студентом в легкой, белой кофточке и контрастной чёрной сумкой под мышкой. Этот парень, помимо того, что являлся неплохим укрытием от беспощадного светила, излучал вокруг себя непонятный позитив. Всё из-за разговора по смартфону со своей, похоже, близкой подругой. За несколько минут Влад узнал кучу подробностей из жизни студента. В это воскресенье он планировал навестить одинокую маму, познакомить её с девушкой. Потом они могли бы втроем сходить вместе в кино, или остаться на ужин и поесть фирменное жаркое, которое мама не готовила ещё с тех пор, как на завале в шахте погиб отец. Как отдельный сюрприз паренек преподнес и факт того, что успешно сдал экзамены в медицинском ВУЗе (между прочим, один из всей группы) и уже готовится устраиваться в больницу своей мечты. Там он, по его словам, «изменит мир к лучшему» и «спасет как можно больше достойных людей».

Так они вдвоем шли несколько минут, пока из-за угла не выплыла тощая фигура с потерянным взглядом и не врезалась в студента. Тот споткнулся, ремень сумки скользнул с плеча, и она со шлепком впечаталась в лужу вместе с упущенным из рук смартфоном. Студент знатно выругался на странного незнакомца и толкнул его, угрожая судом, мировой справедливостью и как минимум парочкой Богов. Нарушитель спокойствия молча впитывал поток брани, покачиваясь на нетвердых ногах, но в какой-то момент его глаза сверкнули, и в следующую секунду в боку выпускника уже торчал нож. Парень хрипнул, выпучил глаза, рухнул на спину, тёмная кровь запачкала белоснежную кофту и стала скапливаться у земли. А незнакомец даже не забрал оружие, просто почесал следы от уколов на руке и пошел по тротуару. Влад всё это время стоял буквально в метре от происшествия, не в силах пошевелиться, и стоял даже когда на место приехала скорая с полицией, а ещё теплый труп увезли на неотложке. Прохожим было плевать на пацана, застывшего неморгающей статуей, и уж тем более никто не смотрел ему в глаза, в которых на повтор были пущены две секунды – именно столько потребовалось ножу, чтобы оборвать нить человеческой жизни.

И уже когда солнечные лучи погасли в надвигающемся как цунами вечере, Влад вздрогнул и услышал тихие вибрации, исходящие от лужи, из-за крови ставшей цвета сгнившей вишни. Поборов отвращение, мальчик выудил оттуда мокрый смартфон и прижал к уху. Женский голос, вещавший из динамика, ободрился:

– Макс?! Макс, ты здесь, дурак? Я ничего не понимаю, куда ты пропал? Обычно прощаешься, а тут бросил смарт и будто плевать совсем. А потом я услышала сирену, а ты молчал всё это время, Мася, всё точно хорошо?

Влад не знал, в какой момент ему стоило прервать этот словесный поток. Он не мог прекратить слушать, как эта девушка, несколько часов висевшая на линии, теперь просто пыталась забить эфир нужной только ей и Максу информацией. Её голос трепетал и часто тух, будто от помех на линии. Она уже вернулась с учебы, переоделась и включила компьютер, они хотели вместе досмотреть их любимый сериал. Приготовила какао, как любил Макс, и, похоже, от нервов сделала это несколько раз, чтобы какао было теплым к его приходу. Были ещё какие-то подробности, но мозг Влада будто сознательно отстранился от этой информации, и только один, повторяющийся в истерике вопрос, достигал его разума: «…мы завтра ведь поедем к твоей маме? Да? Ничего не изменилось?..»

– Простите, – тонкий голос мальчика просел, поскольку горло совсем пересохло. Язык с трудом находил остатки слюны, чтобы выдавить из себя окончание роковой фразы, – но Макс умер.

И сбросил трубку. Влад не мог позволить себе слышать реакцию девушки. Он уже знал о Максе больше, чем должен был. О каком-то студенте, которого видел в первый и в последний раз в жизни, но… Подсознание до краёв было наполнено деталями незнакомой, совершенно чужой жизни. Макс не навестит маму, не вынудит её готовить жаркое, не выходившее с печи уже несколько лет. Не познакомит свою девушку с ней. Они станут будто двумя островками одного горя, не соединенного ничем. И не устроится он, единственный выпускник группы, в больницу. Не спасёт ни одну жизнь, не услышит ни единого слова благодарности от пациента после тяжелой операции. И не придёт сегодня к девушке домой. И не досмотрит с ней последний кусочек любимого сериала. А те четыре кружки какао, которые он бы обязательно выпил, вернувшись в тот день, останутся холодными.

Владислав помотал головой и вцепился в края ноутбука, извлеченного в тот роковой день из оброненной сумки. Он не хотел больше выходить на связь с девушкой или с мамой Макса, и это было взаимно. С тех пор лэптоп служил ему как способ найти работу в интернете – те, кто в этом действительно нуждались, не владели подобными гаджетами, а потому конкуренция была сравнительно небольшой. Частенько Владислав брал задания по тестированию программ или игр, что разбавляло трудовые будни как холодная вода кипяток.

«Абсолютный президент планирует снизить цены на топливо в этом году»

Колонка новостей на стартовой таблице мигала елочной игрушкой, чем привлекла внимание Владислава. Он провел влажным пальцем по тачпаду и перешел по ссылке.