Текст книги "Архангел ада (СИ)"
Автор книги: Traum von Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
«Какой же ты идиот, Джаг», – его словно отчитывает не собственное подсознание, а отец за плохую отметку в школе. Да, так бы ЭфПи и сказал: идиот, одолживший игрушку у соседа и сломавший её безвозвратно.
Опускает взгляд с лица Бетти на запястье, прикрытое стерильной повязкой. Накрывает рукой её даже через сон подрагивающие пальчики. Холодные, как лёд. Перед глазами мутная пелена, а горло сжимается от внезапного удушья. Лучше бы всё это произошло с ним. Он привык к боли, он не такой хрупкий. Выдержал бы и попросил добавки. Теперь же приходит понимание: у него есть и слабая половинка. Половинка, которую он был обязан защищать, и не сделал этого. Не уберёг.
– Прости меня. Не знаю, сможешь ли когда-нибудь, но прости, Бетти.
Она не шелохнулась, продолжая крепко спать – явно действовало успокоительное, как и предупреждала доктор. Отрываться от неё не хочется ни на минуту, ни когда он только что нашёл свою измученную малышку. Но счёт идёт на часы, и промедление может сказаться большой ошибкой: ублюдок, сделавший всё это, уйдёт безнаказанным. Позади раздаётся робкий голос Тони, заглянувшей в палату.
– Джаг? Как она?
– Всё будет хорошо, – убеждает сам себя, добавляя в тон уверенности. Конечно, хорошо. Они справятся, – Пока спит. Заходи.
– Слушай, мне позвонила Шерил. Знаю, ты будешь злиться, но давай без психов, ладно? – Тони подошла к нему поближе, с жалостью окинула взглядом Бетти и всё-таки продолжила, – Раймонд пытался сбежать от парней и Шер. Короче, ему удалось добраться до пистолета и вышибить себе мозги.
Если бы не безвольная ручка Элизабет – Джаг бы сорвался. Злость уже сворачивалась ядовитой коброй в груди, пускающей яд в кровь. Но не тут. Не с ней. Глубокий вдох сквозь стиснутые зубы, и самообладание удаётся сохранить.
– Везучий же сукин сын, – только и отмахнулся Джонс, прекрасно понимая, что ничего уже не исправишь. Старательно отодвигаемая на границу сознания боль пытается вернуться снова, и он не знает, чего хочет больше: крови и возмездия или всё-таки остаться здесь, с Бетти, – Они хоть выяснили, что произошло на складе?
– Да, – глухо пробормотала Топаз, – Пытаясь сбежать, наша королева случайно пристрелила ту шлюшку Свит Пи. Он поехал избавиться от тела, а его папаша – прибирал грязь, когда мы зашли, – в её тоне не было и капли осуждения, только сухие факты. Похоже, она также чувствовала горечь предательства. Они же семья. Всегда были семьёй. Раньше.
Зато Джагу приходит понимание. Вот оно что, вот, что значили слёзы Бетти, её молчание и пустой взгляд. Он думал, её успели изнасиловать. Но тут речь шла не о теле, а о душе. Если бы Джонс не знал свою девочку, своего милого ангела, то даже бы гордился тем, что она смогла за себя постоять. Но Элизабет – лучик света, который наткнулся на непроглядную тьму, в которой Джагхед привык жить с семнадцати лет. Вспомнил, как после той ночи, ночи первого убийства, такого кровавого и грязного, его тошнило и выворачивало, в самом прямом смысле. Как часами стоял под таким горячим душем, что кожа краснела, как пытался смыть кровь и не мог. Как мерещились чёрные глаза Малахая в отражении вместо своих. Как укоризненно смотрел с фотографии в трейлере отец, пока Джаг не захлопнул дверь и не ушёл в бар – пить до беспамятства.
Он понимает значение пустоты в аквамариновых глазках. И злость на то, что из-за чьей-то алчности Бетти теперь будет страдать не меньше, а возможно, и больше, чем он когда-то, заставляет кровь заледенеть до температуры жидкого азота. Выпускает её тёплую ручку – медлить уже больше нельзя. Добыча уйдёт, исчезнет. Нет. Душа Джонса требовала платы.
– Тони, скажи мне честно, я могу тебе верить? – поворачивается к старой подруге, прошедшей с ним бок о бок столько лет. Ловит её недоумевающий взгляд, и ему кажется, что доверять теперь хоть кому-то – чистой воды идиотизм.
– Джагхед, твою мать, ты хочешь мне что-то предъявить? – с вызовом поднимает она подбородок, складывая руки на груди, – Охренеть.
– Нет, Тони. Просто ответь мне, глядя в глаза: я могу тебе верить? – повторяет, глухо, с уже прорывающейся из клетки болью от ножа, который воткнули в спину.
– Ты знаешь ответ, Джаг. Я бы умерла, но никогда не предала семью. А Бетти давно моя сестра, – она словно что-то уловила в его взгляде, что заставило её вдруг резко податься вперёд и крепко обнять Джонса за плечи, – Да, мне можно верить.
– Тогда я прошу тебя: не оставляй её. Ни на минуту. Пожалуйста. Позвони мне, когда Бетти проснётся.
– Куда ты? – Тони отстраняется, согласно кивает на его просьбу. Шмыгает носиком: расчувствовалась.
– Ты знаешь ответ, – отворачивается и снова смотрит на Бетти, сглатывая горький комок в горле. Сдерживаться уже нет сил. Пора, – Я вернусь скоро, родная.
***
Берега Свитвотер, так богатые песчаными пляжами и тихими заводями, всегда были любимы многими поколениями мальчишек из бедного района Ривердэйла. В Саутсайде не имелось ни парков, ни стадионов, и играть в бейсбол они собирались на просторной поляне, заканчивающейся обрывом с мирно блестящей внизу водой. Ох, сколько мячей уплыло вниз по течению, в сторону Центрвиля! Но зато, на этих берегах редко показывались родители, что давало детям свободу.
Высокий тёмноволосый мальчик сидел на самом краю обрыва, бесстрашно свесив ноги вниз. Щурился от бьющего по глазам солнца, но не менял своего положения. Под левым глазом разливался живописный синяк, а руки умело игрались небольшим перочинным ножичком, проворачивая его между пальцами.
– И почему ты опять не дома, Горошек? – усмехнувшись, рядом устроился тощий юнец в смешной серой шапочке, – Хэй, за что получил на этот раз? – сразу замечает он заплывший глаз.
– Спёр с кассы в супермаркете пару жвачек, – хмуро пробурчал Свит Пи и раздражённо передёрнул плечами.
– Да ну? – не поверил ему ни на мгновение Джонс, – Мне ты можешь не пытаться врать. Рассказывай.
– Пару жвачек, чтобы отвлечь кассира, и тридцать долларов у него из-под носа, – гордо оповестил он, но тут же поник, – А фингал за то, что попался…
– Вот ты придурок, Свитти, – Джаг улыбнулся и хлопнул его по плечу, – Получить от своего папаши из-за тридцати баксов! Запомни: цель должна оправдывать возможные потери.
– Да, мой магистр Йода! – шутливо отозвался друг, и былое мрачное настроение уже не отражалось на его лице, – Зато гляди, что есть, – он продемонстрировал свою блестящую острую игрушку.
– Вау, – Джаг взял ножик и на пробу пару раз пощёлкал идеально работающим механизмом, – Слушай, у меня идея. Мы же с тобой, как братья?
– Конечно. И не «как», а братья и есть, – серьёзно заверил его Свит Пи.
– Тогда предлагаю скрепить это дело! – хитро сверкнули зелёные глаза, и Джаг постучал лезвием о костяшки пальцев, – Кровные, навсегда.
Два пореза на детских ладошках, сделанных с такими деловыми лицами, словно сейчас вершится судьба человечества, не меньше. Крепкое рукопожатие, смешивая кровь – в те годы и в Саутсайде никто не задумывался про возможную заразу. Никто не думал в тот момент, что «брат» – это на всю жизнь, которая может повернуться совершенно не той стороной. Были только двое улыбающихся до ушей мальчишек, чьё рукопожатие через минуту уже было игривой дракой на пожухлой траве.
Они ссорились и мирились. Они несли эту смешавшуюся кровь через года. Их то разбрасывало, то снова сталкивало лбами. Когда умер отец Джагхеда, Свит Пи доучивался до аттестата у матери в Колорадо-спрингс, а потому не смог быть рядом. Но компенсировал это с лихвой, вернувшись и твёрдо встав под знамёна нового короля Змей, сделав демонстративную татуировку на шее – первая змея руками Джонса. Самый верный. Тот, кому Джаг мог доверить свою жизнь без оглядки.
Машина ехала по извилистым улочкам, а за окном уже начинало светать – Ривердэйл просыпался. И это было словно насмешкой тому, что происходило в груди Джонса: клетка распахнута настежь, и чёрного демона некому удержать. Он скалил свои острые клыки, рвал на части что-то безумно ценное, разбрызгивая кровавые ошмётки. То, что спасло когда-то от отчаяния и потери, то, во что Джагхед верил так свято: верность его друзьям, его семье. Что бы не происходило, законы Змей были высечены на сердце, заставляя всегда думать только о братьях. И даже с появлением Элизабет он мысленно ставил их если не выше, то вровень с ней точно – возводя любовь и дружбу на один пьедестал.
Который рухнул в одночасье, одним коротким шепотком разбитых губ. Все жизненные ценности, все мысленные идолы словно пропустили через сотни ножей, смололи в фарш и выплюнули. И теперь эта кровавая каша внутри доставляла только боль при каждом шевелении, при нажатии ногой на педаль газа, при повороте руля в сторону Саутсайда.
Он пытался заставить себя ненавидеть. Вспоминал свою измученную сломанную девочку, за которую обязан отомстить: о, ещё сутки назад у него были просто грандиозные планы мести, включающие, как минимум, четвертование! Но теперь память, будто издеваясь, подбрасывала ему вместо избитого личика Бетти крепкие объятия брата, одну сигарету на двоих и все дела, которые они провернули вместе. Тоненький, едва различимый шрам на ладони горел огнём, сбивая весь настрой на кровавую расправу.
Верить не хотелось. Факты кричали в лицо, а Джаг искал ему оправдания, как мамочка защищает своего провинившегося отпрыска перед чужими людьми. Может, его заставили? Может, отец поднажал? Может, это всё чья-то большая игра, подстава, постановка…
Джагхед бросил «Ферарри» у старого трейлер-парка, от которого идти было ближе всего. Ему предстояла охота, но одно он знал наверняка: если хоть когда-то человек с фамилией Пирсон был ему братом, он не станет бежать. Не мальчишка, спокойно получающий фингал из-за тридцати баксов и пары жвачек. Не парень, которого случайная пуля в плече заставляет лишь морщится. Отчаянно смелый, всегда стоящий рядом и верный своему другу до последнего. Джаг шёл через лес по знакомой до боли тропинке, которая до сих пор не заросла травой – значит, местные детишки всё также бегают играть на излюбленной поляне. Если только у него был брат – он там, куда всегда бежал, в очередной раз разругавшись с отцом.
И Джонс не ошибся. Высокая широкоплечая фигура, спутанные чёрные волосы. Свит Пи сидел на краю обрыва, и только шум Свитвотер внизу разрезал рассветную тишину. Слева от него лежал характерный большой чёрный мешок, и о содержимом догадаться было не трудно. Парень игрался с блестящим перочинным ножичком, даже не глядя, и напряжённо всматривался в горизонт, ожидая первых лучей солнца.
Казалось бы, подойди, молча перережь горло – да и дело с концом. Вот только, слишком всё смешалось. Любовь к Бетти, взывающая к мести – а умом понимал, что никакая жертва уже не изменит того, что с ней случилось. Верность былым убеждениям и дружбе. Внутри завывало торнадо, вырываясь наружу с хриплым вдохом. Нужно расставить всё по полочкам.
Джонс шёл к нему не спеша, и с каждым шагом ноги наливались свинцом – как же он устал. Прокряхтев, как старый скряга, устроился в полуметре от Пирсона, копируя его позу, свешивая ноги с обрыва. Смотреть на него было отвратительно до тошноты, а потому Джаг просто наблюдал за потихоньку всходящим солнцем. Молчание затянулось на долгие несколько минут, и ни один не пытался пошевелиться. Не пытался кинуться, не пытался обвинять или оправдываться. В груди Джонса гулко стучало, а все незаданые вопросы вертелись на языке, пока не сорвались в одно простое:
– Почему?
– А почему ты предал меня, Джаг? – горький смешок, слишком громкий для пустого берега реки, – Почему вдруг сменил былой курс «бери всё, и не отдавай ничего»? – сам же отвечает, не давая вставить и словечка, – Это всё они, братец. Девки, чёрт бы их всех…
– Не зови меня так, – неприязненно морщится Джонс. Святое когда-то слово теперь кажется пустым, как выеденная скорлупка, – И чем же я так тебя предал, что ты решился на всё это? Решился тронуть мою жену и, на секундочку, твою королеву. Ты же знал, что за этим последует.
– А ты и не вспомнишь… – Свит качает головой, и улыбка на его губах кажется абсолютно безумной, – Не вспомнишь, как Дэн попала по твоему разрешению в руки Тоунса. Как я громил тогда бар, когда узнал об этом – ха, да тебе и не рассказали! И, конечно, не знал, что она месяц лежала в больнице с порезами по всему телу и ожогами от сигарет… Что эта скотина издевалась над ней всю ночь, уродуя ту единственную, что была мне дорога.
Ему нечего ответить. Джаг не имел понятия, как тогда всё закончилось. Только помнил просьбы прекратить сотрудничать с Тоунсом, так ничем и не обоснованные. Не придал им значения: шлюха работала в баре, а значит, должна выполнять, что ей велено. А ещё помнил, сколько раз предлагал другу забрать свою девчонку из «Белого Змея», но тот лишь отшучивался – она и так всегда рядом, зачем что-то менять…
– Чёрт, Свит. Почему ты не рассказал? Какого хрена надо было молчать и копить злость?
– А разве тебе было до этого дело? – впервые поворачивает голову, и взгляды, наконец, встречаются, – Ты развлекался со своей королевой. А моя девочка всего лишь шлюшка… Была, – голос резко обрывается, а в карих глазах застывает лёд, – Я хотел, чтобы ты узнал, как это. Каково смывать кровь с её тела, каково не калечить, а пытаться излечить. А потом подключился отец, ещё и твоя благоверная начала качать свои права. Зачем тебе я, когда рядом она, такая вся языкастая и решающая проблемы, похлопав майору глазками и отдав ему мою куртку…
Замолкает и снова отворачивается, глотая злые, накипевшие слова. Картинка выстраивается – и Джаг только вновь ругает себя. За невнимательность. За то, что не заметил, как погружался в пучину обид и жажды мести друг. Теперь ненавидеть его ещё сложней. Но и простить невозможно – он всё равно не имел права делать то, что сделал. Что бы им не двигало.
Решение. Самое трудное в его жизни. Руки сами тянутся к карману и достают «Hilton». Вытягивает зубами сигарету, и перед лицом вдруг оказывается пляшущий огонёк от зажигалки. Прикуривает, а в груди отчаянно щемит – такой привычный жест. Отработанный годами. Горько, до тошнотворного комка в горле.
– Не угостишь? Мои закончились полчаса назад. Ты задержался, – невозмутимо просит Свит Пи, протягивает руку, – Последняя сигарета?
Слово жалит раскалённой сталью в грудь, и отрицать его нет смысла. Да, другого варианта быть не может: не после того, как он видел сломанную девочку, избитую до переломов, отравленную изнутри. Он вычистит эту грязь из неё, обязательно. Но сделанного уже не исправишь. Разбитую чашку не склеишь. Нож из спины можно вытащить, но вот простить – нет. Такое не прощают. А потому Джаг даёт старому другу прикурить, исполняя последнюю волю приговорённого.
– Почему не бежал?
– А смысл? – усмехнулся Свит, и даже чуть закашлялся от резкого вдоха сизого дыма, – Ты же из-под земли достанешь. А во-вторых… Зачем? Отец же, как я понимаю, уже кормит червей?
Джаг не отвечает, и его молчание даже красноречивей слов. Новая глубокая затяжка – так просто, на последнюю минуту представить, что ничего не было. Что они снова два кровных брата, поджигающие сигареты с одной зажигалки. Вот только иллюзия быстро растворяется от следующих слов.
– Джаг, у меня ничего не осталось. Ни отца, ни семьи, ни Даниэль. Тебя. Я всё проебал, так нахрена бежать? Куда? – выбрасывает так быстро закончившуюся сигаретку вниз, и крохотная искра летит, пока не исчезает в мягких волнах реки, – Я не хочу жить.
Признание сжимает сердце в тиски, так больно, что дышать трудно. Зажмуривается, стискивая зубы: это будет не месть, а избавление. Теперь решиться легче. Чуть-чуть, но легче. Лучи рассвета становятся ярче, багровыми отблесками на утреннем пасмурном небе. Заворожённый, Джаг смотрит на них, словно они способны подарить эту необходимую решимость. Внезапно рука Свит Пи со старым кривым шрамом на ладони вкладывает нож в ледяные дрожащие пальцы.
– Я хочу к ней. К своей малышке. А ты иди к своей, Джагхед. И прости за всё, если, конечно, когда-нибудь сможешь.
Джонс больше не колеблется. Поднимается, вставая с холодной земли. Движение быстрое, резкое, боясь дрогнуть. Глотает сжимающимся горлом прохладный утренний воздух, и блестящее лезвие перерезает горло Пирсона широкой полосой, до самой татуировки в виде змеи. Хриплый, мерзкий звук, и потерявшее управление тело заваливается вперёд, пока не падает с обрыва в воды Свитвотер. Следом летит старый перочинный нож, окрашенный кровью. И последнее одолжение: мешок с телом безвременно и так глупо погибшей девушки, третий громкий плеск волн.
– И ты меня прости.
***
Тони так и не звонила, давая Джонсу понять, что торопиться пока некуда. И он вернулся домой, чтобы снять окровавленную одежду и смыть с себя следы свершившейся кармы. Торопился, но лишь на секунду позволил себе замереть, наблюдая за утекающей в слив розовой водой.
«Я теперь знаю, что Ты есть. И клянусь Тебе здесь и сейчас: это последняя отобранная жизнь». – новая вера, невесомая ниточка, окутывает, даря силы.
Теперь всё так ясно. Видится от начала и до конца. Ромео и Джульетта, чьи тела уже уносило течение, показали Джагхеду простую истину. Это их судьба. Его и маленькой королевы. Это они окажутся двумя хладными трупами в грязной земле, и только он может изменить такую участь.
Пора прекратить играть со смертью. Делать вид, что можешь быть рукой Господа или Дьявола, забирая души людей. Конец, обрыв. Дальше некуда идти. Дальше – только вниз, выкурив последнюю сигарету возле мешка со своей любимой. Не бывать такому.
Быстро одевшись в чистые штаны и майку, накидывает на плечи потрёпанную джинсовку, чуть узковатую в плечах. Подхватывает брошенную на полу куртку с изогнутой змеёй на спине, распахивает шкаф и достаёт её близнеца в белом исполнении. Плотный чёрный пакет, куда отправляются две слишком значимые и одновременно развенчанные в своей святости тряпки. Сверху кидает «Глок» и, после минутного колебания, отцовский нож.
Перед тем, как ехать в больницу к жене, Джагхед Джонс засунул этот пакет на чердак. В самый дальний угол, чтобы больше никогда не попались на глаза. И не испытывал при этом ничего, кроме бескрайнего облегчения.
***
Элизабет проснулась, не сразу поняв, где находится. Пару раз моргнула, затуманенное сознание упрямо не хотело возвращаться в головку. Руку с уже проступающим синяком от недавно убранной капельницы саднило. Дышать тяжело: грудь перемотана тугими повязками, фиксируя рёбра.
– Детка? – знакомый до дрожи баритон где-то слева, и пальчики накрывает тёплая шершавая рука, – Это я, малышка. Как ты?
Темно, перед глазами мутная плёнка, которую Бетти смаргивает с большим трудом. Открывает ротик, но в горле так сухо, что получается только хрипловатый шёпот:
– Пить.
Минута, и к губам приближается стакан с живительной влагой. Несколько коротких глотков, прохладным комочком опускающиеся в живот, и вместе с ними возвращаются воспоминания. Сразу начинает тошнить, и Бетти, наконец, фокусирует взгляд на его лице. Всё те же тёмно-зелёные глаза, смотрящие с той же нежностью. Правда, в окружении непривычной синевы. Не надо. Не надо смотреть на неё, словно она до сих пор может на это претендовать. Словно её по-прежнему можно любить, ведь сама себя она ненавидит так остро, что тело застывает в ледяную статую.
– Бетти, всё хорошо, – замечает Джаг слезу, скользнувшую по бледной щёчке к фиолетовой скуле, – Ты в безопасности. Со мной, – он отставляет стакан на тумбочку и придвигается ближе, скрипнув стулом о кафельный пол. Сжимает её руку покрепче, но Бетти только жмурится и мотает головкой.
– Не надо. Не… ты не знаешь. Не знаешь, что я сделала, – кусает губки с силой, почти до крови, с ужасом представляя, как скажет ему. Как признается в своём падении. Но он тут же прерывает её, решительно, не отводя взгляда и не сомневаясь в своей правоте:
– Я знаю. Всё знаю, малышка. Не думай, что это способно изменить моё отношение к тебе. Да, ничего уже не исправишь. Но ты просто защищалась. Твоей вины здесь нет. Сейчас для тебя всё это пустые слова, но я сделаю всё, чтобы ты забыла об этом кошмаре. Поверь, я понимаю. Я пережил это четырнадцать раз.
Четырнадцать.
Она слышит новую цифру, так отчётливо говорящую, что ожидаемая смерть уже свершилась. Его голос дрогнул на последних словах, заставляя Бетти сдавленно ахнуть. Смотрит на него совершенно по-новому, понимая, что этот человек недавно отнял жизнь своего брата.
Её блестящие влагой аквамарины и его непроглядная тьма. Впервые видят самые дальние уголки души, самые грязные углы. А в мыслях только одно: как же холодно поодиночке. Как отвратительно ощущать себя сломанной игрушкой.
– Иди ко мне, – тихо просит Бетти, больше не в силах выносить этот лёд в груди, тяжёлой глыбой придавивший к постели. Двигается, поворачивается на бок, наплевав на боль в занывших рёбрах.
– Беттс, полегче…
– К чёрту, – говорит в ней что-то новое, немного грубое, но зато помогающее крепче сцепить зубы. Сжать горящие отвращением к себе внутренности в кулак, а не растекаться лужой талого снега, – Ты нужен мне, Джонс. Так сильно, что я убила невинную девушку, лишь бы вернуться к тебе.
Ну, вот, очевидный факт сказан вслух. Страшное слово звенит в висках и вызывает новую волну тошноты. Тело пробирает крупная дрожь, и Джаг, замечая это, перестаёт колебаться. Скидывает джинсовку с плеч, отбрасывает на стул. Стаскивает ботинки с ног и ложится рядом с ней на узкую больничную койку – дежавю.
Осторожно притягивает её ближе, боясь причинить боль, но, похоже, Бетти глубоко плевать на синяки и переломы. Она вжимается в него своим хрупким холодным тельцем, обвивает торс руками, и облегчение прокатывается волной по натянутым спиралям нервов. Дыхание, так и не желающее восстанавливаться после осознания, что его девочка пропала, наконец-то становится ровней. Силы пережить страшную потерю вливаются в Джагхеда с каждым новым вдохом рядом с ней. Прикрывает глаза, наконец-то понимая, как он безумно устал.
Она понемногу согревается от его крепкого тела, от таких правильных и приятных объятий. Самое привычное, самое надёжное положение. Он до сих пор любит её – значит, не всё потеряно. Надежда робкой искоркой разгорается в груди, и Бетти утыкается носиком в его шею. Аромат табака и мяты, успокаивающий и помогающий отогнать кошмарные картины прошедших дней на край сознания.
– Я обещаю тебе, Бетти, – вдруг подаёт голос Джаг, словно хочет сказать что-то ещё, самое важное, – Обещаю, что всё изменится. Никаких смертей, больше никогда. Я слишком люблю тебя, чтобы так глупо потерять.
– Не потеряешь.
Вдвоём, в унисон, дышать становится легче. И восстановить поломанное теперь кажется реальным.
Комментарий к 10. Багровый рассвет
Остался финал. Обещаю, что со стеклом мы закончили. А то у самой уже затяжная депра какая-то.
========== 11. Возрождение ==========
Ривердэйл – маленький провинциальный городок. Тут можно найти уютные крохотные домики под снежными шапками, высокие коттеджи с яркими гирляндами на вычурных фасадах. Красивые районы с разноцветными вывесками, щедро украшенные неоном, наклейками с оленями и Сантой. А, буквально в паре километров – Саутсайдские халупки и трейлеры, в которых и ёлку некуда поставить. Город контрастов, город противоречий, но именно в канун Рождества он словно объединятся в нечто большее, важное. Уже нет этого обычно кричащего различия, когда все жители, южане и северяне, поддаются праздничной эйфории. Марафоны по магазинам, торопливо законченные дела и сокращённые рабочие дни. И даже хозяйка крохотной адвокатской консультации не была исключением.
Единственный в городе торговый центр, куда она сунулась в поисках того самого, идеального подарка, затянул Бетти в сети шопинга с головой. Даже неожиданно: давно у неё не появлялось такого азарта. Но атмосфера надвигающегося праздника сделала своё чёрное дело, и на губах играла практически забытая улыбка, когда девушка мерила умопомрачительное изумрудно-зелёное шёлковое платье, так подчёркивающее цвет глаз и так оттеняющее открытую спинку. Ему точно понравится. Как нравилось ей своё отражение в зеркале примерочной – наконец-то.
Наконец-то, Бетти смогла выдержать собственный взгляд без тошнотворного комка в горле. Наконец-то, кожа снова светлая и чистая, без уродливых пятен и болезненных разводов, только шрам на запястье никуда не делся: бугристый, выпуклый по краям. Хуже любого клейма напоминающий, чем закончилась предыдущая попытка сделать Джагхеду подарок. А потому идей сегодня не было вообще, хотя тянуть дальше некуда, до Рождества всего пара дней.
Можно не торопиться. Клиентов в последние дни уходящего года практически нет. Дома уже стоит в гостиной небольшая пушистая ель, украшенная вдвоём. Они пытались создать видимость нормальности. Чтобы не слышать картинных аханий Элис, навязчивых вопросов Эндрюсов, так зазывавших встретить праздник вместе, но получивших решительный отказ. Не готовы. Пока что их крохотный мир был только для двоих.
Только перед друг другом можно было не наклеивать фальшивые улыбки, в очередной раз повторяя «всё в порядке». Можно было молчать хоть весь день, и никого это не тяготило. Джагхед не спрашивал её, почему снова разбито зеркало в ванной – спокойно шёл и покупал новое, безропотно выкидывал в мусор очередные осколки. На следующий день после больницы Бетти заперлась, несколько часов стоя под горячим душем и глотая слёзы, не слыша за шумом воды, как Джаг уже панически тарабанит в дверь. В итоге, он её вышиб, встал рядом с Элизабет под обжигающие струи и обнял без лишних слов. Долго, крепко, пока рыдания не перестали сотрясать её тело. Потом он выкрутил все защёлки, чтобы нигде нельзя было закрыться – его явно беспокоило, что Бетти может что-либо с собой сотворить. Гости Джонсов на эту особенность удивлённо поднимали брови. Но хозяевам было плевать – как дома для инвалидов оборудуют пандусами, так и подобные мелочи стали необходимостью. Как боксёрская груша в одной из пустующих комнат на втором этаже, как запасной набор посуды в шкафу – слишком часто выпадали тарелки из трясущихся рук.
Говорят, время лечит – редкостная чушь. Оно не лечило от самого отвратительного, о чём днём можно было заставить себя не думать: кошмаров. Бетти постоянно видела одно и то же, милое личико, застывшее в ужасе, с крохотной дырочкой во лбу. И свои руки, по локоть в крови. Себя, окутанную тошнотворным запахом смерти. Хныкала сквозь сон, пока не просыпалась от тепла обвивающих её рук. Вжималась в Джагхеда, пряча лицо на его груди, слушая ровный стук сердца, пока не удавалось уснуть вновь. Вот только, ему было не легче, а, возможно, ещё хуже.
Джаг не позволял себе эмоций, и в этом была его проблема. Если Бетти было достаточно выплеснуть свою ненависть, разбив зеркало в ванной или швырнув в стену чем-нибудь тяжёлым, то Джонс носил всё в себе. Подолгу курил одну за одной на крылечке, задумчиво оглядывая погружавшийся в глубокую осень дворик – Элизабет не лезла. Захочет поделиться, и она, конечно, будет рядом. Непросто развернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов. Ещё сложней – смотреть, как тело брата поглощают воды Свитвотер…
Его разрывало от неиспользованной энергии. Он часами колотил грушу, зачем-то переставлял мебель, даже всё-таки затеял ремонт в комнатке, которая планировалась, как кабинет. Теперь, без привычного уклада жизни, ему отчаянно нужно было занять чем-то руки. В «Белый Змей» он заглянул лишь раз – отдать ключи от складов Тони в символическом жесте, который все восприняли единственно правильным образом: Топаз и Блоссом становятся у руля вместо него. Новость была шокирующей, но доверять Джаг теперь мог только им, а потому и не сомневался, что девушки позаботятся о становлении банды на другой, новый путь. Сам же Джонс понял простую истину: семья это не Змеи, семья – это та, что носит его фамилию.
Но пустоту после себя они оставили. Открывая свой крохотный офис в старом здании, бывшая Заклинательница предлагала ему заняться этим с ней, но получила решительный отказ. Не в духе Джага сидеть и перебирать бумажки, мышцы сжимались от жажды действий. Однажды утром Бетти, словно случайно, положила ему под нос газету с объявлением «Сдаётся в аренду помещение спортивного комплекса с частью инвентаря».
Ход сработал. С изрядной долей скепсиса, но Джонс-таки съездил посмотреть на предложенный объект, и неожиданно вдохновился. Вбухал в ремонт и закупку оборудования солидную часть своего счёта, но вот уже третью неделю спортивный зал исправно работал, привлекая народ фамилией владельца. Который, дабы не сходить с ума от скуки, сам вёл курс самообороны. Учил мальчишек сжимать кулак и давать отпор – уж в этом королю Змей в отставке не было равных. Понемногу, по шажочку, по робкой улыбке, по нежному поцелую, но новая дорога возникла перед ними, доказывая: всё можно пережить. Вдвоём.
Выходя из торгового центра с кучей покупок, Бетти так и не смогла найти Джагхеду подарок. Что-то материальное он легко купит себе сам. А былые замашки короля лучше оставить в прошлом. Уже смеркалось, пакеты со всякой ерундой вроде ещё одной гирлянды и красивых салфеточек оттягивали руки, но настроение было великолепным. Сейчас отвезёт всё домой, чтобы спрятать от мужа купленное платье до Рождественской ночи, а потом поедет за ним на работу – на байке зимой гонять не очень приятно, не хватало очередной простуды. «Форд» был сдан на металлолом, уж слишком плохие воспоминания с ним связаны.
Бетти поставила пакеты на заднее сиденье «Феррари» и мягко захлопнула дверцу. Внезапно где-то под ногами раздался тоненький жалобный писк, заставивший её вздрогнуть. Торопливо нагнувшись, девушка заглянула под машину и ахнула. У грязного заднего колеса сидел, отчаянно дрожа хрупким тельцем, крохотный щенок, по виду напоминающий немецкую овчарку.
– Хэй, малыш? Ты как тут оказался? – она безумно порадовалась, что услышала его до того, как завести двигатель и проехаться по этому крохе. Протянула руку, ожидая, что щенок испугается и убежит, но тот только заскулил и прижал ушки к голове, словно приглашая погладить.
– Где твой хозяин? – невольно улыбнулась Бетти этому милому созданию, осторожно вытаскивая его из-под машины. Тёмно-коричневые глазки блеснули, и собачка звонко тявкнула, словно говоря «Привет». На нём не было ошейника, а торчащая мокрыми клочками шёрстка говорила сама за себя: бедолага на улице не первый день, – Ты что, совсем один?
Пальчики сами коснулись чуть влажного холодного носа щенка, уткнувшегося в ладонь столь доверчиво, что отпускать его уже не было никакого желания. Подарок сам пришёл в канун Рождества, ластясь к женским рукам – возможно, и мужские он тоже одобрит. Новый друг.
