Текст книги "Олимпиада (СИ)"

Автор книги: tower

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Люис, ну перестань морщиться! – Харли подошла к Лунну поближе и обняла со спины, глядя в его глаза. Парень недовольно закатил глаза, пытаясь сосредоточиться на игре, но тяжесть тела Вайт ему мешала.

– Ты знаешь, что я думаю об этом, – проговорил Люис, который уже отбросил все тщетные попытки поиграть, и теперь смотрел прямо в лицо своей девушки.

– Не будь такой занудой, Лу.

– О Мерлин! Лу? Опять?

– Как тебя земля вообще носит, Лунн? Ты чего сегодня такой ершистый?

– А то мы не знаем! Между прочим, это ты затеяла эту глупую слежку и поиск друзей. Ты хоть помнишь, чем это всё чуть не закончилось?

– Ага, – легкомысленно ответила Харли, приблизившись ещё ближе к Люису, и тут же поцеловала его, положив свои руки ему на шею.

Я тепло улыбнулась, наблюдая за этой сценой. Они выглядели такими домашними и обычными, что мне не верилось, будто Люис всегда выглядел недосягаемым и надменным. Я смотрела на них, понимая, что так делать нельзя, но они настолько подходили друг другу, что хотелось верить – у них вся жизнь впереди. Только это была неправдой, и мы все вчетвером понимали это, понимали, что ещё совсем немного и вся эта идиллия вдребезги разобьется, разрушится, как карточный домик, оставив после себя такую адскую боль, что захочется отправиться в ад за Харли.

– Всё-всё, голубки, оставьте свои семейные драмы на потом, и не смущайте простой народ, – сказал Коул, улыбаясь такой простодушной улыбкой, что мне действительно не верилось, что это Нотт.

– Завидуй молча, – показав язык, ответила Харли, всё ещё прижимаясь к Люису.

В этот момент я почувствовала себя такой ненужной и лишней, что это, кажется, отразилось на моем лице, из-за чего Коул подсел ко мне на диван и беспардонно выхватил из рук книжку, которую я нашла на полу.

– А я ведь прочитал этот твой роман, Эванс, – проговорил он, отчего-то хмурясь. – И знаешь, мистер Хайд в этой истории мне показался самым искренним и настоящим человеком из всех.

– Даже несмотря на то, что он был чудовищем и протеже?

– Понимаешь, Лили, – его имя из моих уст показалось мне каким-то странным. То ли дело было в ударении на первый слог, то ли ещё что-то. – Чудовищем не рождаются, а становятся. И тот, кто признает свою гниль – самый честный человек на свете. А люди, кричащие о своей чистоте и проповедующие добродушие, в конце концов, оказываются самыми большими лицемерами на земле. В этом рассказе смысл был не в борьбе добра и зла, а в том, насколько бывают наши желания пагубными. Поэтому доктор Джекил вызывает во мне лишь отвращение и желание врезать по лицу. Не более.

Я внимательно смотрела на него, пытаясь понять и прочесть все его мысли, но его лицо было настолько равнодушным, насколько мне было не все равно. Как же горько понимать, что однажды я столкнусь с этим человеком на поле битвы, и он не будет больше рассказывать мне свое мнение о книгах, не будет называть дурацкими кличками, а просто сможет убить. Харли и Люис звонко над чем-то смеялись, слегка обнимая друг друга, а я ощущала странное давление, исходящие от стен этого здания и чувствовала такое уныние, что захотелось просто сбежать отсюда. Невозможно объяснить, отчего эта усадьба была такой гнетущей, почему она давила на сердце и отзывалась таким страхом. Но глядя на это величие, я нервно сглатывала комок в горле, попутно вспоминая рассказ Стивенсона и рассуждая над речью Нотта.

–…мой дьявол слишком долго изнывал в темнице, и наружу он вырвался с рёвом.

– Что? – ошарашенно спросила я, чувствуя дрожь в руках, слыша шепот портрет, доносящийся из коридоров и разглядывая эти убогие темно-синие обои.

– Поразительная фраза, не находишь? – спокойно ответил Коул, когда я испуганно поглядела на него. – И каждый видит в ней исключительно свой смысл.

Часы громко пробили полдень, где-то защебетали птицы, а я сидела и смотрела.

Смотрела на то, как моя жизнь скатывалась в пропасть.

Смотрела на то, как всё самое лучшее и светлое умирало в этом богом забытом здании.

И, черт возьми, я хотела окунуться в эту историю полностью.

========== 3(11). Удар ==========

После встречи за домом, с Харли я так и не виделась. Просто в какой-то момент мы сами перестали искать совместных встреч и полностью погрузились в собственную, вроде как новую, жизнь. Я усердно собирала пазл, чтобы составить, наконец, картину моего настоящего времени, а от Вайт не было ни слуху ни духу. Тяжело вздохнув, я поудобнее устроилась на диване в комнате отдыха, и оторвалась от созерцания красивого китайского сервиза, подумав, что надо попытаться хоть что-то сделать. Что ж, только давайте вы не будете спрашивать, как я выполняю обещание Алиды Лостер, потому что я встала в тупик. Ещё вчера вечером, когда Мародеры и девушки собрались у костра, я незаметно подсела к ним, и как можно ближе к вожатой, и понуро стала разглядывать истлевающие языки пламени. Кристиан весело смеялась, зацепившись за руку Джеймса, и смотрела на него так, будто не верила, что она с ним. Нет, они не были парой, а судя по отстраненности Поттера, он позволял Мерс вытворять такое тупо из чувства жалости. В тот момент по моим венам прошло какое-то злорадство, и я позволила улыбке проскользнуть по моим устам.

– Алида, так почему вы вернули наши палочки? – заинтересованно спросила тогда Маргарет, смотря на Лостер таким взглядом, будто ответ на этот вопрос имел хоть какое-то значение. Надо было признать, Саймон была склочницей.

– Вам надо сказать спасибо Лили, – весело проговорила Алида, и я медленно начала паниковать, понимая, что Лостер может и выдать меня. – Она заступилась за вас и попросила отменить наказание.

Да, взгляд, который на меня бросила Маргарет на пару с Кристиан все-таки стоил моего прибытия на тот вечер. Потом пошли мирные беседы о заселенности островов, а я печально глядела на землю, ощущая на себе взгляд Джеймса Поттера, который будто назло старался прочесть всё то, что накопилось во мне внутри.

Закусив губу и развеяв воспоминания перед глазами, я поднялась со своего места и направилась на кухню, не глядя по сторонам. Поэтому, когда зашла на кухню и спокойно поставила магический чайник, я даже не ожидала увидеть никого за столом, потому что знала – народ пошел купаться. Поскольку это дело я не особо любила, а шутливые угрозы Сириуса о том, что я непременно «пойду ко дну», не особо успокаивали мои чувства и не внушали никакой надежды. Когда чайник закипел, и я спокойно стала наливать воду в кружку, голос Джеймса обухом огрел меня по голове.

– Привет, Лили, – я замерла, так и не поставив чайник на стол, не смея даже повернуться. – Ты сейчас обожжёшься, – предусмотрительно тихо проговорил Джеймс, аккуратно выхватив из моих рук электрический прибор и поставив его на столешницу.

Я повернулась и бросила на него испуганный взгляд, чувствуя себя мышкой, загнанной в клетку, и удивилась спокойствию его лица. Он смотрел на меня в ответ, слегка улыбаясь, будто бы мое смятение нравилось ему до колик. Нахмурившись, я взяла чашку с малиновым чаем и демонстративно не стала уходить, лишь отвернувшись от него и посмотрев в окно. Пускай не думает, что после всего вот так вот просто может застать меня врасплох, что имеет надо мной хоть какую-то власть. И плевать, что мне хотелось прямо сейчас рассказать ему о своих чувствах, плевать, что сердце готовилось переломать ребра – плевать. Я не хочу тонуть в человеке, который выбросит меня из своей жизни при первой возможности.

Я старательно фокусировала взгляд на оконной раме, попивая чай небольшими глотками, а потом просто взяла и посмотрела на Джеймса в упор, не моргая.

– А почему ты не пошёл со всеми?

– Не счел нужным.

– Да, а может ты просто хотел поговорить со мной наедине, поэтому и остался?

Поттер усмехнулся, подойдя ко мне чуть ближе, заглядывая в мои глаза. Судя по его выражению лица, ему определенно нравилась моя решительность, и он прибывал в ожидании мои дальнейших действий. Не знаю, каким образом я оставалась спокойной, почему мой голос не скакал на октавах, и каким образом я могла смотреть ему в ответ так упрямо и пристально.

– Джеймс, – наконец сказала я, отставив кружку, и пристально взглянув на него. – Я хотела извиниться перед тобой. Мне не стоило так относиться к тебе, и я правда сожалею, что все это время вела себя как упрямая истеричка.

Поттер кивнул головой, будто бы этот знак должен мне что-то показать и, бросив на меня немного унылый взгляд, вышел в соседнюю комнату и склонился над какой-то измятой тетрадкой. Сожаление заполнило каждый миллиметр моего сердца, и я закусила губу, чтобы не вздохнуть. Как мне хотелось рассказать ему о своих чувствах, о всём том, что внутри разъедает внутренности. Но слова так и не сорвались с уст, а истлели где-то на полпути, омертвляя собой и всю мою решительность.

Так и просидели мы последующие два часа, порознь, но и несравненно близко. Джеймс что-то усиленно выискивал в своей тетради, а я медленными глотками пила чай кружкой за кружкой. Говорить нам было не о чем, да и Джеймс явно был не в настроении, шипя и проклиная что-то полушепотом. Когда вернулись девчонки, Слизеринцы и Сириус, мы уже сидели вместе на одном диване, не двигаясь и не издавая и звука, усиленно делая вид, будто бы нам обоим безразлично общество друг друга. И все это выглядело так убого и странно, что Коул, заметив нас, надменно поднял бровь но, запустив руки в карманы джинсов, прошел мимо. Люис же выглядел настолько потерянным, что не заметил меня с первого взгляда. Это и насторожило меня, заставив страх пройтись по коже. Я внимательно наблюдала за Лунном и в конце концов, вглядываясь в его лицо, поняла – что-то произошло.

– Сегодня было так весело, Лили! – проговорила Кристина, подойдя ко мне и Джеймсу. Поттер тяжело вздохнул, отвернувшись, а я мечтала поскорее оказаться возле Слизеринцев. – Скажи, отчего же ты не купаешься? Не умеешь?

Я бросила на Мерс холодный взгляд, пытаясь успокоить внутри ярое желание просто выбежать из комнаты и найти чёртова Лунна, чтобы узнать, как там Харли.

– Или ты стесняешься себя? – подала голос Маргарет, отчего я резко вздрогнула. Что, простите? Я посмотрела на Саймон долгим и холодным взглядом, пытаясь вложить в него всё своё презрение, но сладкая улыбка на глазах девушки говорила, что ничего у меня не вышло. – О, кажется, я попала в цель!

– Не мели чушь, – я развернулась на сто восемьдесят градусов и удивленно посмотрела на Поттера. Джеймс устало потирал веки и не смотрел ни на кого. – Она не купается, потому что не любит большое скопление людей в воде, да и к тому же Сириус тоже приложил к этому факту руку.

Откуда он мог знать это, я не понимала. Видимо, Джеймс оказался намного наблюдательней, чем казалось на первый взгляд. Так, значит, выходит, что всё это время он не обращал внимание на Кристиан, а всегда исподтишка поглядывал на меня. Я победно улыбнулась, бросив взгляд на поникшую Мерс и пошла в сторону мужских спален, придумывая, что бы можно было сказать в свое оправдание. Правда, когда я уже стояла у деревянной двери, вся решительность куда-то испарилась, а смятение накрыло меня с головой. Что если они не хотят со мной разговаривать? Или за это время произошло что-то настолько серьезное, что им не до меня? Я мялась у входа, бросая мимолетные взгляды, боясь, что Джеймс может заметить меня, и тогда всё наше более-менее приемлемое общение падёт в лету.

Я гипнотизировала дверь, надеясь, что она каким-то чудом откроется, а моя решительность превращалась в пепел на глазах. Я тяжело вздыхала, отсчитывая минуты своего бездействия и хотела незамедлительно уйти, но странный страх за Харли заставлял меня стоять здесь и ожидать непонятно что. И поэтому, наверное, где-то на сто восьмидесятой секунде моего ступора, дверь резко открылась и я нос к носу столкнулась с Люисом. Парень хмуро оглядел меня со всех сторон и молчаливо попыталась обойти, но я уверенно перегородила ему вход.

– Почему ты такой хмурый? Что случилось? – не унималась я, перекрыв ему путь своей рукой. Лунн чертыхнулся полушепотом и грозно поглядел на меня, сверкая своими зелеными глазами.

– Мерлин, Эванс, ты можешь хоть иногда не совать свой нос в чужие дела? Неужели так не ясно, что тебе не рады или ты понимаешь только напрямую? – Люис обессиленно взмахнул рукой, а я почувствовала, как сердце внутри сильно-сильно бьётся. Его слова были настолько обидными и одновременно правдивыми, что мне захотелось, невыносимо сильно захотелось накричать на него. Я резко отошла от него, пытаясь передать всем своим существом обиду и негодование.

– А чем ты лучше меня Люис? Сначала втаскиваешь в это дело, прося о помощи, а потом пытаешься огородить Вайт от общения со мной, – я скривилась на секунду, вспоминая наше взаимодействие всё это время. Во мне в момент вспыхнула вся обида на него, потому что я действительно не понимала, чем же так не угодила ему. – Почему ты меня так ненавидишь, даже после того, как я помогла тебе, хоть и не должна была? Если ты не заморачиваешься над чистотой кровью, то чем же я так плоха?

Люис расхохотался. Так горько, что мурашки прошлись по моим рукам. Было уже плевать, заметят нас или нет, услышат или вмешаются. Я стояла и просто падала в пропасть, которую вырыла сама, наблюдая за тем, как Слизеренец почти захлебывается от своих эмоций. Лунн откашлялся, а потом подошел ко мне чуть ближе, так, чтобы я видела только его глаза и медленно проговорил.

– Мерлин, люди, почему вы всегда думаете, что проблема в вас? – он внимательно вглядывался в мой пустой взгляд, а я ощущала себя настолько глупой сейчас, что хотелось провалиться сквозь землю. – Нет, Эванс, проблема не в тебе, а в нас. Ты ещё не поняла, в какое дерьмо вляпалась? Нет? Тогда я тебе расскажу, а потом, когда, наконец, поймешь, какая ты неимоверная идиотка, запомни – пути назад уже не будет.

Он резко схватил меня за руку, и не успела я опомниться, как Люис, громко хлопнув дверью, завел меня в свою комнату. Лунн отпустил мою руку, заставив тем самым сесть на кровать и начал перерывать ящики стола в поисках чего-то. Изорванные и покрытые пятнами письма падали к моим ногам, как пыль, пока Люис метался в агонии. Следом за исписанными конвертами падали черно-белые колдографии, местами тоже чуть помятые и изорванные, а потом он достал большой снимок, сделанный, наверное, лет двенадцать назад в каком-нибудь богатом доме, откуда на меня смотрели маленькие дети.

– Нам было пять лет, когда мы впервые познакомились друг с другом, – начал Люис, и в этот момент я поняла, что найду ответы на все свои вопросы. – Бал, танцы, яркий свет. Мы были маленькими детьми, разодетыми в богатую одежду и не смевшими даже улыбнуться, – Лунн оскалился так отчаянно и горько, что я была готова заставить его замолчать. – Многие думают, что быть аристократом весело. Приемы, светские раунды, деньги, известность. Ни черта, Эванс. Абсолютно нет, потому что если ты аристократ, то это значит лишь одно – за тебя расписали твою жизнь, пока ты был ещё в утробе. Ты не имеешь права выбирать свою судьбу. Не имеешь права жить или пытаться принимать решения самостоятельно. Ты даже факультет выбрать не можешь, потому что погряз в этом замкнутом круге ещё с младенчества, и любое неповиновение будет отомщено или выбито из тебя непростительными заклинаниями.

Люис вздрогнул на секунду, нервно сглотнув, и я в ужасе уставилась на некогда непоколебимого Слизеринца. Всё вокруг излучало боль и напряжение, а наэлектризованный воздух давил на легкие. Я дрожала всем телом, понимая, хорошего конца здесь никогда не будет.

– Есть, конечно, исключения, – тихо продолжил он, глядя пустым взглядом куда-то сквозь меня. – Сириус Блэк, например. Но у него было то, чего никогда не было у нас – характер. Всё-таки Блэк, знаешь ли. А ведь тогда мы с ним общались. Даже хорошо, если быть точным, – Лунн замолчал на мгновение, предавшись своим воспоминаниям, а потом продолжил. – Мы были самыми лучшими друзьями: я, Коул и Харли Вайт. Я помню, как она придумывала разные шалости, подстрекала нас на них и при этом так невыносимо улыбалась. Она думает, я не вижу, как вымученно она светится, насколько её улыбка жалкая и шаблонная. Она думает, что я живу в радужном мире и верю, что она будет жить, – Лунн запустил руку в волосы и сморщился от боли и ярости, пнув стул со всей дурью. – Но она умрет, Лили. Ты понимаешь, ей осталось совсем чуть-чуть, и это убивает меня. Я столько лет ждал нашей встречи, что не готов потерять всё в одночасье!

Он смотрел на меня с яростной болью, а я была не в силах сказать хоть что-то. Люис замолчал, резко нагнулся и подобрал стопку писем, задумчиво поглядывая на них. Что-то изменилось в его лице. Лунн внимательно глядел на грязные конверты и я слышала, как утихает его сердцебиение. А потом он встал, быстрым шагом подошел ко мне, плюхнулся рядом и протянул конверты. Я дрожащими руками приняла их и с округлившимися глазами вычитывала в поле адресата имя «Харли Констанция Вайт».

– Что…что это всё значит? – осипшим голосом прошептала я, смотря на него во все глаза. – Я не понимаю, Люис.

– Нам было пять лет, Лили, когда мы впервые встретились, – повторил он, пустым взглядом глядя на меня в ответ. – Я, Коул и Харли настолько нуждались друг в друге, что мы начали общаться. Писать друг другу письма с множеством грамматический ошибок, ходить друг другу в гости и поддерживать статус аристократии. Мы были не разлей вода. Мы были командой. И тогда я впервые почувствовал это странное чувство влюбленности. Я смотрел на маленькую, нескладную ровесницу, понимая, что отношусь к ней не так, как отношусь к друзьям. Нет, это была не любовь, это была просто глупая детская влюбленность, но она осталась в моем сердце навсегда. И я так сильно привязался к ней, что часто пытался удивить, выучивая назубок магловские стихи, которые находил у сестры под кроватью. Всё это казалось настолько долговечным, а длилось всего года два.

Люси вновь умолк, всматриваясь в черно-белые колодографии, а я перебирала потрепанные конверты, ощущая себя частью чего-то странного. Когда мой взгляд упал на Люиса, я тяжело вздохнула, сжав его руку, будто бы говоря, что мне очень и очень жаль. Только моя жалость здесь была ни к чему, потому что он пропитался ею сполна. И я знала это, как никто другой.

– Когда у нее нашли рак?

– Когда ей было восемь, – тихо прошептал Лунн. – Семейство Вайтов было очень древним. Оно не отличалось ни особым благоразумием, ни дружелюбием. За грехи надо платить, и Вайты поплатились. Когда Харли было шесть, умер её брат —единственный продолжатель рода. Он умер от чахотки, представляешь? Из-за того, что Вайты непомерно издевались над маглами, на их семью обрушилась череда проклятий, и каждый представитель рода умирал от какой-нибудь магловской болезни, испытывая страшные муки. Пожалуй, Харли в этом плане повезло больше всех. Она не только прожила девять лет после обнаружения её болезни, но и была лишена страшных физических болей, испытывая вместо них душевные, – Люис сжал кулаки, бросив на меня яростный взгляд, и поднял одну из фотографий, протягивая её мне. На меня смотрела Харли, которая выглядела лет на шесть моложе и Люис с Коулом, у которых на лицах был не то страх, не то боль. – Последний раз мы виделись с ней перед поступлением в Хогвартс. Она была очень грустная и задумчивая, но мы не понимали, в чем дело. Про то, что она больна мы узнали только перед самым нашим отъездом, в день, когда её навсегда должны были запереть в карцере, в обмен на ещё девять лет жизни.

Я удивленно посмотрела на него, не понимая, о чем глаголет парень. Неужели…неужели об усадьбе? Лунн, внимательно наблюдавший за моими эмоциями, медленно закивал головой, будто бы соглашаясь со мной. Он смотрел на меня настолько испуганными глазами, что я поняла – то угнетение, которое испытывала я в том доме, испытывали все.

– Это страшное место, Эванс, – проговорил Лунн, ощутимо вздрогнув. – Оно высасывает из тебя всю энергию, но именно это позволило ей жить так долго. Именно это имение, в которое лучше никогда не приходить, дало ей жизнь, а теперь забирает свою плату. Оно забирает Харли.

Люис прикрыл руками глаза, вздохнув, а я от оцепенения не могла и пошевелиться. Вот, почему Алида Лостер запрещала ходить в это место, вот почему она так рассердилась. Потому что оно пожирало душу и жизнь каждого прибывшего, потому что оно питалось страхом волшебников. Все пазлы медленно стали складываться в голове. Харли Вайт не могла покинуть эти острова, потому что усадьба поддерживала её жизнь, она писала, что боится этого здания, потому что оно было живым. Всё это время, когда я пыталась найти ответы на загадку, он был рядом, почти под носом. Только вот это ни капельки не радовало, а страх заполнял каждый миллиметр кожи, потому что время уходило слишком быстро и неизбежно. Потому что Харли Вайт действительно умрет, и даже Люис не верит в обратное.

– Ты поэтому стал участвовать в этой олимпиаде? Чтобы только увидеть её перед смертью? – я задохнулась на секунду, медленно повернув голову в его сторону. – Вы все: Коул и ты – боролись только ради единственной встречи с человеком, которого видели девять лет назад?

Лунн горько усмехнулся в ладонь, прикрыв веки. Он весь ссутулился, думая над чем-то своим, а я отсчитывала минуты этого злополучного разговора, в действительности ощущая себя той ещё дурой.

– Я люблю её, Эванс. Я ходил по головам ради этой встречи, подставил столько людей, и я добился этого, – Лунн резко встал, выпрямившись, и уверенно посмотрел на меня, качая головой. – И я горжусь тем, что я Слизерениц, горжусь тем, что ради своей цели мог бы и убить, потому что цель оправдывает средства, как бы вы – Гриффиндорцы – ни думали. И ты не должна погружаться в эту историю, потому что в ней нет хорошего конца. Мы все обречены на такую боль, от которой захочется вскрыться тотчас. Только вот что мне, что Коулу на это плевать. Мы доживаем остатки этого месяца лишь ради Харли, а дальше не будет ничего. И мы готовы к этому, а ты – нет. Ты не умеешь прятать свои эмоции, не умеешь гасить их внутри себя. Лили, ты же просто подавишься ими.

Люис приблизился ко мне и сел на корточки, смотря в глаза. Я испытывала странные чувства: с одной стороны я начинала понимать, что вообще не знаю ничего о Люисе, но с другой стороны, мне казалось, что сейчас я изучила его полностью. Это так непонятно. За всей его ворчливостью и холодности скрывалась отчаянная натура, которой не чужда забота о других. И как же чертовски права была Харли, говоря, что нельзя судить о человеке лишь из-за цвета его галстука, потому что Слизеренцы – холодные снаружи – бывают настолько заботливыми и добрыми, что понятие «кровь» и «цвет» стираются полностью.

– Может, я тоже хочу захлебнуться этими чувствами, – просипела я, не отрывая своего взгляда. От моих слов Люис скривился, и поджал губы, начиная поднимать фотографии. – Люис!

Но Лунн лишь мрачно поглядывал на разбросанные вещи и неторопливо стал их собирать. Он, видимо, хотел своим рассказом отгородить меня от этого, заставить бросить глупую идею о том, что мне бы можно было подружиться с ними. Я тяжело дышала, прожигая его взглядом, и не знала что и делать. Ситуация начинала казаться до невозможности странной, и я действительно начинала жалеть, что сказала то, что успела.

– Бесполезно, – наконец проговорил он, открыв дверь, жестом подзывая меня к ней.

– Что? О чем ты? – опешила я, не понимая вообще ничего.

– Уже слишком поздно, – и клянусь, когда Люис бросил на меня свой взгляд, я заметила небольшие слезинки, скапливающиеся на кончиках глаз. – Она умирает, Лили. Её уже не спасти.

И если словами можно захлебнуться, то не ищите меня среди живых.

========== 4(12). Разрушение ==========

Умрет.

Просто выпадет из жизни.

Закроет глаза и никогда не откроет.

Тихие всхлипы срывались с губ, когда я до скрежета зубов вытирала слезы с щек, прося себя успокоиться. За окном стояла гадливая ночь, которая будто бы хотела раздавить меня, причинить нестерпимую боль, чтобы я вконец захлебнулась собственными чувствами. Нет, Харли не могла умереть. Это же…это же она. Весёлая и беззаботная, мастерски скрывающая всю свою горечь за улыбкой. А как же Люис, как же Коул? Они жили только ради неё, девять лет ждали одной только встречи, чтобы вот так вот всё потерять? Слезы капали на пол, отдаваясь звоном в перепонках, а я со всей силой сжимала старую фотографию девятилетних Слизеренцев, разодетых в дорогие костюмы. Нет. Так просто нельзя. Это неправильно! Так не должно быть!

Я сорвалась с места, с силой открыла дверь, и быстро спустилась вниз, не смотря ни на кого. В гостиной сидели все: вожатая, девушки и Мародеры – но я искала Слизеренцев – тех, кого не должна была. Когда я утонула в этой истории? Когда посмотрела на бледное лицо Харли или ещё раньше? Когда из-за меня погибла Марта Спинетт? Чёрт, почему они все умирают? Неужели я обречена лишь на такую жизнь?

– Лили? – ошарашенно спросила Кристиан, смотря на меня во всех глаза. Да, наверное, я выглядела ужасно: спутанные волосы, смазанная косметика на лице и сжатая в руках старая фотография. Но, Мерлин, как же мне было плевать. – Стой, ты куда, это мужская спальня!

Мерс схватила меня за руку, развернув к себе, а я была готова плюнуть ей в лицо, испытывая нешуточную ярость.

– Иди к черту, Мерс, – прошипела я, и мой голос был настолько злым, что девушка испуганно отшатнулась назад, попутно подзывая к себе остальных. Но я не стала никого ждать, просто со всей решимостью побежала в комнату Слизеринцев, с которыми я просто обязана была пойти к Вайт. Только вот в комнате никого не было. Фотографии с письмами лежали кучей на столе, ящики с одеждой были вывернутыми, а на тумбочке был одинокий листок, исписанный корявым почерком.

Только попробуй пробраться в усадьбу, Эванс, и я лично отправлю тебя в ад,

Коул.

Ярость прошлась по моим венам, а лицо исказилось до неузнаваемости. Даже сейчас, когда она умирает, они требуют держаться подальше. Даже сейчас, когда я не увижу её больше никогда, они указывают, что мне делать! В этот момент я впервые почувствовала уверенность, поэтому, бросив последний взгляд на комнату, я быстро выскочила из неё и, всё ещё держа в руках фотографию, стремглав побежала на второй этаж. Кто-то что-то прокричал мне, а Джеймс, кажется, попытался о чём-то спросить. Но мне было всё равно. Настолько безразлично, что никакие неприятности, ссоры больше не интересовали меня. Я вытащила свои склянки с зельями и запихнула все медицинские принадлежности в сумку, предварительно наложив на неё заклинание. Ничего, я еще поборюсь за жизнь Харли Констанции Вайт. И ничто не станет преградой.

Когда я вновь оказалась на первом этаже и готова была выскочить на улицу, меня самым наглым образом притянули к стене мужские руки, которые принадлежали Поттеру, а Сириус, который стоял неподалеку, наложил невербальное заклинание, от чего мое тело обмякло и сползло на пол.

– Что случилось, Лили? – спросил Блэк, когда он вместе со своим другом присели напротив меня на корточки. – Ты чуть не выбила дверь в комнату Слизеринцев, да ещё и послала Мерс. Что ты творишь?

Я смотрела в их глаза, в поисках непонятно чего, и ощущала, как слезы скатывались по моим щекам. Меня так раздражало собственное бессилие, что я была готова взвыть от отчаянья. Я не могла сидеть здесь, мне нужно было срочно бежать к своему другу, но чертовы Мародеры просто не давали мне этого сделать! Рыпаться было бесполезно, ещё глупее было бы всё рассказать, поэтому я поникла. Просто взяла и перестала двигаться, уставившись в одну точку, ощущая только боль. Такую, от которой мне бы хотелось умереть вместо Вайт. Пустота заполонила каждую клеточку тела, а слезы сами собой медленно начали стекать по щекам.

– Лили, – ласково позвал меня Джеймс, аккуратно дотронувшись до руки. Но я не хотела ему отвечать, потому что воспоминания полностью убивали меня.

И я не выдержала. Резко дернувшись, я повернулась и застыла. Я смотрела в уже знакомые бездонные голубые глаза, видела ту же широченную улыбку и россыпь веснушек на лице. Её кудрявые русые волосы переливались золотом на солнце, а чересчур худые ноги выглядели как палки. Харли помахала мне рукой, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Люис поспешно подбежал к девушке, сомкнув её руки в своих.

–…что произошло?

Парень аккуратно положил Харли на землю, а потом посмотрел на меня с долей неподдельного страха и еле слышно, сухими губами прошептал:

– Эванс…ты хорошо разбираешься в зельях?

– Это же ты выиграла олимпиаду, – не выдержал Лунн, внимательно смотря на меня. – Пожалуйста, ты же можешь помочь нам.

– Нет, нет, – зашептала тихо я, пытаясь преодолеть заклинание, захлебываясь собственными слезами. Я не могла помочь. Я вообще ничего не могла. Я была настолько жалкой и беспомощной, что уж лучше и не было меня.

– Тише, Лили, тише, – я почувствовала сильную мужскую грудь, скорее всего, это был Джеймс, но мне было настолько всё равно, что клянусь, это сведет меня в могилу. Мерлин, почему я настолько слаба? Зачем мне все это? Почему я вынуждена быть здесь, когда нужна совершенно не тут? И мне хотелось кричать, так, чтобы все в ответ замолчали, чтобы они переняли хотя бы частичку моей боли, а не стояли и не пытались мне помочь. Мне не нужна была помощь, черт возьми. Я не нуждалась в вас, люди.

– Что это за дом на отшибе? Почему вы ничего не говорите о нём?

– Так это ты пыталась проникнуть в усадьбу Вайтов? Не ожидала от тебя такого, Лили. Как ты можешь вот так вот по-варварски пробраться на чужую территорию?

Голоса отдаленно звучали в голове, когда я постепенно начала понимать, что попросту теряю сознание. Всё перед глазами поплыло, а звуки внешнего мира казались мне такими далекими и странными, отчего мои руки от бессилия упали на пол. Я не должна была сдаваться, не должна была сидеть здесь, мне нужно было срочно собрать все свои силы в кулак и стремительно побежать к ней, но я не могла. Там, глубоко внутри не было ничего, что могло заставить меня сорваться с места. Я, чёрт возьми, падала. Падала так стремительно и быстро, что надежда на счастливое приземление тлела на глазах.

– Девяносто процентов популярности книги зависит от пролога, – тихо прошептала я строки из письма Харли таким охрипшим голосом, что в другой ситуации точно удивилась бы этому. – Что ж, тогда я заранее обречена на провал, Джеймс, – я подняла свои заплаканные глаза и внимательно всмотрелась в его, когда перед глазами все плыло. – Потому что наша история началась так ужасно, что её конец неизбежно не будет лучше.