Текст книги "Олимпиада (СИ)"

Автор книги: tower

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Знаешь, Эванс, – вдруг заговорил Джеймс, отчего мне стало как-то боязно. Рядом с ним я всегда ощущала себя маленькой девочкой, у которой нет никаких шансов на выживание. И что случилось с той Лили, которая так сердито и ядовито отвечала ему в ответ? – Это удивительно. Вот вроде я, по твоим словам, хуже даже Гигантского кальмара, однако, МакГонагалл приняла меня в команду олимпиадников, а ты же даже побоялась заявление написать.

Губы сжались в тонкую полосу, а злость на чертовски красивого однокурсника пронзила все клетки тела. Хотелось прямо сейчас задушить его собственными руками или принести какой-нибудь другой физический урон, лишь бы он не говорил со мной таким тоном и не произносил свои слова так. Хотелось ответить что-нибудь язвительное, в своей привычной манере, но, как назло, на ум ничего не приходило, что злило меня ещё больше.

– В таком случае наша команда обречена на провал, – спокойно бросила я, задорно сверкнув глазами. Джеймс заинтересовано посмотрел на меня и покачал головой, только его серьезное, такое сосредоточенное лицо немного пугало. Я перевела взгляд, невольно замечая, что Поттер действительно изменился, что не может не бросаться в глаза. Все мы изменились и слишком быстро, слишком основательно. Когда-то давно я была неимоверной занудой, хватающейся за любые правила, ограничения. Наверное, так я старалась обезопасить себя, старалась быть как все. Это ведь так легко – слиться с массой, казаться всем никакой. Я закусила губу, рассуждая о том, что с того времени почти ничего не изменилось. Разве что давящее в грудь чувство одиночества, постепенно разлагалось внутри.

– Раз ты так самоуверенна, то почему не участвуешь сама? Или боишься? – Сириус подпёр рукой лицо и с неимоверной насмешкой глянул на меня своими большими глазами. Создавалось впечатление, будто парень просто смеялся надо мной, а моя серьёзность и язвительность только раззадорила его. Ярость подкатила к горлу, а глаза гневно сверкнули. Да уж, как легко меня вывести из себя.

– Но сам-то, Блэк. Раз ты у нас такой замечательный и незаменимый, почему ещё не в списке?.. Или… Боишься? – глуповато хлопнув ресничками, проговорила я, наблюдая нулевую реакцию со стороны Мародёра. Как будто именно этого он и добивался. Я нахмурилась, изучая ровные черта лица, чувствуя себя мышкой, загнанной в мышеловку. Рядом с ним всегда витает неопределенность и непредсказуемость.

– О, поверь, Эванс, мне со своим очарованием прорваться в ряды олимпиадников не составит труда. К тому же, как бы МакГонагалл и не презирала моё чувство юмора, но не признать того, что я довольно одарённый ученик, она не сможет, – Сириус разводит руки в стороны, мол, у меня так просто и легко ничего получится. Я перевожу взгляд на молчаливого Джеймса и замечаю, что он даже не смотрит в мою строну. На секунду горечь проникает в лёгкие, а вся нелепость и идиотизм ситуации бросаются в глаза, что заставляет меня подняться с кресла и бросить прощальный и презрительный взгляд на самоуверенного однокурсника, который был, как никогда, прав. Ведь действительно, кого мне обманывать? Блэк умел располагать к себе людей, когда от меня они старались избавиться уже через час бессмысленных разговоров, которые я поддерживала из рук вон плохо. Вообще, для меня социализация навсегда останется неизведанной и жуткой стороной мира, о которой лучше никогда не вспоминать.

– Ну и куда же ты, Эванс? Вот так вот просто бросишь нас после всего, что между нами было? – страдальчески протянул чёртов Блэк, сдерживая смех. Джеймс весело усмехнулся мне и подмигнул, явно на что-то намекая, а я зарделась, как спелый помидор. Они просто издеваются надо мной!

– Слушай, Блэк, если проблем в жизни не хватает, ты не стесняйся, обращайся, я тебе их устрою, и перестань меня называть по фамилии! У меня имя есть, – пропыхтела я, скрестив руки.

– У нас тоже, – Джеймс отложил журнал, который до этого листал и вперил свой взгляд в мои глаза. – Но тебя это как-то не смущало. А теперь признайся, цветочек,ты просто злишься, что МакГонагалл мне не отказала, а на тебе не акцентировала никакого внимания. Оттого и дуешься ты на всю эту суету, касаемо олимпиады. Ведь у самой силенок записаться не хватит.

Я возмущенно задышала, чувствуя, как жар бросился в лицо. Внутри кипела лава, грозившаяся вырваться наружу и уничтожить всё, что попадётся на пути. А Поттер просто сидел и смотрел уже без тени улыбки, серьёзно и мрачно, будто ему было не действительно плевать, что я с ума схожу в последнее время. Медленно, растягивая свои шаги, я приблизилась к нему и тихо, но с я явной яростью, прошипела:

– А спорим?

Поттер вскакивает с места и, приблизившись ко мне за долю секунды, протягивает руку, щуря свои красивые и манящие глаза… Так, Эванс, стоять! Какие ещё привлекательные? Самые ненавистные, Мерлин его подери. И словно в подтверждении своей неприязни к нему, я с силой сжимаю его руку, замечая, как он удивляется от того, что слабенькая на вид Лили Эванс имела такую силу.

– А непреложный обет слабо? – вдруг интересуется Блэк, высунув свою голову из-за спинки дивана. Я теряюсь, понимая, что это не шутки, а сердце замедляет удары в подтверждении моих слов. Джеймс замечает, как ослабевает моя хватка и резко говорит:

– Нет, Бродяга, это не шутки…

– Да ладно, Джеймс, с каких пор ты стал таким серьёзным?..

– Я согласна! – резко перебиваю парней, уверенно поглядывая на Блэка из-под чёлки. Парень удивлённо приоткрывает рот и смотрит на меня так, будто в первый раз увидел.

– Лили! Ты с ума сошла! – Поттер с силой разворачивает меня к себе лицом и смотрит несколько умоляюще. Я сглатываю ком, подступивший к горлу, и теряюсь в его глазах, прекрасно понимая, что это отвратительная и безумная идея. Но ведь так хочется чего-то новенького, чего-то ранее никогда не пробованного…

– Неужели великий Джеймс Поттер передумал? И как мне после такого жить! – Я стремительно расцепляю его руки с моих плеч и властно говорю: – Доставай палочку, Блэк.

Сириус немного качает головой, суетливыми движениями пытаясь найти нужный предмет в карманах джинс. Он вопросительно поглядывает на друга, который сурово прожигает во мне дырку, и его раздражение волнами доходит до меня. Руки мелко подрагивают в ожидании, а до меня смутно начинает доходить, что если я не попаду на эту треклятую олимпиаду, то просто умру. Облизывая губы, я протягиваю правую руку, ожидая ответной реакции. Только Мародёр поджимает свои бледные губы и с силой сжимает мою руку, пытаясь вместить в свой взгляд всё презрение. Настроение резко пропадает, а на душе становится так скверно, что хочется просто взять и разорвать эту сделку. В конце концов, Мародеры не звери, поймут, что перспектива быть мертвой через пару дней меня не так уж радует. Только эта мысль так и останется мыслью, потому что в следующее мгновение я слышу неуверенный голос Сириуса Блэка:

– Обещаешь ли ты, Лили Эванс, стать участником магической Олимпиады «Хогвартса» и принять в ней участие?

– Обещаю, – сказала я дрогнувшим голосом. Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки, изогнулся, словно наши руки сцепились раскалённой проволокою. Я почувствовала, как тепло прошлось по коже, а всё тело словно засеяло ярким огнем. С минуту наступила гробовая тишина, в которой явственно ощущалось удивление, исходящие со стороны Сириуса и холод со стороны Поттера. Он первый выдернул свою руку, а затем тихо прошептал мне, сверкая своими карими глаза:

– Дура ты, Лили.

От Автора:

Спасибо за мотивирующие отзывы. Прошу прощение за не очень большую главу.)

========== 3.Последствия ==========

Человек может проклинать себя хоть всю жизнь. Он может ненавидеть себя, презирать или загнобить до такой степени, что в последствии и получается, что самооценка пробивает плинтус, а самоуважение равно нулю. Вот вам сейчас наверняка будет неинтересно, что я думаю по этому поводу, но, пожалуй, одно я смогу сказать точно и абсолютно серьезно: «Я ненавижу себя». Кто вообще тянул меня тогда за язык? Мерлин, можно ли было совершить ошибку глупее? Конечно, когда эмоции поутихли, а мозг стал активно работать, то мне наконец бросилась в глаза вся абсурдность ситуации. Прекрасно, верно? Нахмурив брови, я глубоко вздохнула, не решаясь зайти в кабинет декана, сминая в руке и без того помятый листок пергамента. Мало того, что Блэк все же заставил меня волей-неволей принять участие в этой олимпиаде, так еще всю неделю подкалывал на тему моей агрессивности, при чем весь Гриффиндор активно хохотал с его абсолютно не смешных шуточек. А Джеймс так вообще перестал со мной разговаривать и начал игнорировать так яро и открыто, что обидно до слез. К тому же, Поттер частенько стал пропадать по вечерам, ссылаясь на какие-то важные дела. Ну да, все ясно, наверняка к своей девушке круги наматывал. От злости, я свела зубы, чувствуя уверенность в своих действиях. Раз он считает меня дурой, то пора доказать, что я не настолько глупа! И с самым решительным видом, я рывком дернула за ручку кабинета, оказываясь в просторном помещение, полностью усыпанном книгами.

– Да, мисс Эванс? – МакГонагалл удивленно посмотрела на меня и серьезно поинтересовалась: – С Вами все в порядке? Вы выглядите неважно.

Уверенно проигнорировав вопрос декана, я быстрым шагом преодолела разделяющее нас расстояние. Протянув не лучшего вида листок, я в ожидании замерла, боясь даже моргнуть. Профессор, аккуратно вынула пергамент из дрожащих рук и быстро пробежала глазами, отчего внутри образовался тугой узел. Легкие налились свинцом, а воздуха панически стало не хватать. Ме-ерлин, почему же так страшно?!

– Что ж, это очень хорошо, что Вы решились принять участие в олимпиаде, но боюсь, мисс Эванс, место Зельеварания занято.

Сердце пропускает удар, а ладони вспотели. Боль тяготит сердце, отчего панически не хватает тепла. Черт возьми, как можно быть такой везучей? Глаза лихорадочно разбегаются, а ноги дрожат, как при ознобе. Я каждой клеточкой тела ощущаю, как разочарование вскрывает внутренности, а нехватка кислорода давит на мозг.

– Как? – только и удается спросить мне.

– Буквально два дня назад ко мне подошла мисс Спинетт и подала заявку, – Миневра растерянно и не понимающе смотрит, когда меня попросту выворачивает наизнанку. – Результаты экзаменов у нее восхитительные, к тому же она будущий колдомедик… Я просто не могла отказать такому ученику, – и помедлив, декан добавила. – Извольте, с Вами точно все в порядке?

Быстро качнув головой, я выскакиваю из кабинета, медленным и потерянным шагом идя к гостиной. Только представьте: уже через две недели, когда начнется олимпиада, меня просто не будет. Это как был человек, а теперь его нет. Нервный смешок сорвался с губ, из-за чего парочка Ровенкловцев посмотрела на меня слишком косо. Да, иногда полезно быть на гране смерти: в такие моменты тебе безумно плевать на окружающих. Что же делать? Рассказать Мародерам и попросить их о помощи? О да, просто гениально. А потом до конца Хогвартса выслушивать смешки со стороны Сириуса. Но, а что если попросить Ремуса или Питера? Может, они смогут помочь так, чтобы об этом не узнали Мародеры? Мысль загорелась в голове, подобно свече, поэтому прибавив шаг, я побежала к гостиной.

А все же знаете, есть в этом своеобразный шарм. Есть что-то нереальное в мысли, что тебе осталось жить меньше двух недель. В такие вот горькие моменты, ты, наконец, действительно начинаешь задумываться о своем будущем, а не сидеть на месте, стремясь сделать намного больше, чем запланировано. Вся моя жизнь всегда шла по расписанию. В восемнадцать я должна была закончить школу, в двадцать два начать работать, скорее всего медиком. А затем, годиков через пять выйти замуж, нисколько по любви, сколько по взаимному уважению и нарожать двоих детей, желательно мальчика и девочку. Наивно и слишком типично, верно? Ну так что ж, теперь даже и этому видимо не суждено сбыться. Зайдя в гостиную, я стала глазами рыскать Мародеров. Видимо Мерлин меня все-таки услышал, потому что на диване сидел Римус Люпин, один-одинешенек, склонившись над пергаментом, хмуря свои русые брови.

– Ремус, – жалобно поскулила я, подергав его за край рукава. Парень удивленно посмотрел на меня, словно не верил своим глазам.

– Что такое, Лили? – он дружелюбно улыбнулся, отодвигаясь на край дивана и внимательно наблюдая за мной.

– Скажи, ты обо всем рассказываешь своим друзьям?

Люпин ошалело уставился в мои глаза, пытаясь найти ответы на какие-то свои вопросы. Было видно, что сказанные мною слова, застали его врасплох, и он тщательно что-то обдумывал внутри себя. Стало вдруг неловко. Молодец, Эванс, нашла что спросить! Понятно же, что в их компании секретов нет. И ведь до чертиков обидно, Мерлин побери. Что же делать? Я закусила губу, невольно опустив глаза, уже почти что смирившись со своей участью, но внутри… Где-то глубоко внутри полыхал еще не потухший огонек надежды.

– Я думаю, ты прекрасно знаешь ответ на свой вопрос, – наконец ответил Римус, слегка щурясь от солнечного света. – Но, если ты хочешь поделиться со мной чем-то личным, то я конечно же не стану трепаться об этом.

Я горько усмехнулась, не решаясь даже посмотреть на него. И что мне рассказать? Что я настолько глупа, что согласилась на обет, а потом оказалось, что из-за моей нерасторопности, место оказалось занятым? Или, быть может, что Джеймс Поттер был прав во всем, касаемо того, что мне просто обидно, что он прошел на эту чертову олимпиаду, а я нет? Горечь волной прошлась по телу, оставляя неприятный осадок во рту. Иногда, жизнь заставляет нас делать то, о чем ты уж точно не могли помыслить ранее, но только вот перспектива сотрудничать с Мародерами совсем уж ненормальная. Сжав кулаки, я вдруг задумалась, а зачем мне собственно чья-то помощь? Почему бы мне не поговорить с этой Спинетт? Вдруг, она добровольно отдаст мне ее место? Н-да, Эванс, ты совсем отчаялась.

– Лили? – парень удивленно покосился на мое лицо, на его обреченность и сквозящую от него боль. Я попыталась беззаботно улыбнуться, но улыбка вышла настолько жалкой и неправдоподобной, что Люпин покачал головой.

– Все в порядке, правда, – и бросив последний тяжелый взгляд, я стремглав побежала в комнату, чуть ли не падая на кровать. Кому не скажи – не поверят ведь. Примерная ученица и староста Лили Эванс обдумывает варианты шантажа. Устремив свой взгляд в потолок, я попыталась для начала вспомнить, кто же она такая – эта Спинетт? Вроде ее звали Мартой и…все? Да, кажется я уже не раз говорила, что у меня крупные проблемы с социализацией. Перевернувшись на бок, я устало посмотрела в окно, чувствуя, как слезы отчаянья скопились в уголках глаз. Это все так несправедливо! И ведь один шаг, один единственный шаг почти сломал мне жизнь. Сжав до боли пальцы, я яростно прорычала:

– Ну черт побери!..

***

Пухленькое лицо, обрамленное короткими светло-русыми волосами и добрый, приветливый взгляд. Телосложение плотное и абсолютное отсутствие вкуса в одежде, из-за чего выглядит она, словно клоун, сбежавший из соседнего цирка. Обычная она какая-то, эта Спинетт. И вроде ничем не примечательная. О, вы не понимаете, что к чему? Я, если честно, тоже. Уже прошло два дня, как я узнала про эту чертовку Марту, которая умудрилась перейти мне дорогу и забрать жизненно необходимое участие в олимпиаде. Я зла? Нет, я просто в ярости, да только не понятно, на какого больше: на себя или на чертовых Мародеров. Знаете, что сделали эти обалдуи? Это была пятница, последний урок у нас был совместный, да и единственное, что радовало меня тогда было наличие последующих выходных. Так вот я, вся в раздумьях касаемо этой Спинетт, не заметила, как поразительным образом опустел класс, а остались только Мародеры. Уже собираясь покинуть это душное помещение, я услышала, как громко хлопнула дверь, а голос Джеймса, словно гром, прогромыхал рядом:

– Представляете, парни, – он делает паузу, и я нутром чувствую, какой злой взгляд он бросает на мою спину. – Есть на нашем факультете одна отпетая однокурсница, решившая раскидываться своей жизнью направо и налево. Это вот…ммм…даже не знаю, как более гуманно можно назвать ее, решила дать обет нам. И что же вы думаете, что произошло дальше? А дальше-то оказалось, что условия, которые она должна выполнить, оказались, мягко говоря, не по ее части, из-за чего буквально через две недели эта идиотка лишится жизни.

– Я не думала, что все так получиться! – вспылив, я резко вскакиваю с места, и посмотрев на него, опускаю взгляд, чувствуя себя нашкодившим ребенком, потому что как бы мне хотелось спорить или доказать свою точку зрения, я прекрасно понимаю, что совершила серьезную ошибку, чья расплата ценою в жизнь.

– Серьезно? А ты умеешь? – ядовито выплевывает он, в миг преодолев расстояние между нами. – Ты так и не поняла, что это не шутки? Что ты, Мерлин побери, меньше…уже даже меньше, слышишь?.. чем через две недели подохнешь к черту?

– Джеймс…– Римус настороженно произносит имя лучшего имя, пытаясь приструнить того.

– Нет, Лунатик, – резко вступает Сириус, выглядя неприлично серьезным. – Джеймс прав. Лили действительно должна была думать, когда…

– А ты бы тоже молчал, – резко его перебивает Поттер, бросив грозный взгляд. – Сам ведь предложил.

– Ну не думал же я, что наш трусливый мышонок согласиться на такую авантюру!

В кабинете наступает тишина, а я ощущаю подступившие к горлу слезы. Да, да черт возьми, я действительно идиотка, которая переоценила свои силы. Но… Я отворачиваюсь, пытаясь успокоиться. За эти три дня случилось столько всего, сколько не происходило уже наверное месяц. И это пугает. Действительно пугает меня, я боюсь этих чертовых последствий, которые, к сожалению, неминуемы. И я не хочу умирать, просто не сейчас, просто не в этом году, и это странное желание жить душит меня еще больше. Я пытаюсь восстановить дыхание, но не получается. Проклятый осадок вины мучает меня вновь и вновь. Ибо Мародеры, в какой-то степени, действительно волнуются, ведь иначе стали бы они тратить время на нравоучения? Мерлин, подумать только! Главные бузотеры школы, нарушители всевозможных правил, да и просто редкостные шалопаи стоят передо мной и читают лекции о плохом поведении.

– Я предлагаю для начала успокоиться, – наконец находит что сказать Римус. – И подумать, что здесь можно предпринять.

– И желательно поскорее, – добавляет Питер. – Потому что у нас осталось буквально шесть дней до того, как опубликуют официальные списки участников.

На удивление Джеймс ничего отвечает, из-за чего я неуверенно поворачиваюсь к нему лицом, пытаясь понять, можно ли мне хоть что-нибудь сказать. Поттер стоит облокотившись о парту, внимательно изучая каменный пол. По нему даже не скажешь, что он чем-то озабочен или, будто все его мысли заняты треклятым обетом. Наоборот, складывалось ощущение, – такое гладкое, знаете? – словно ему плевать. Сириус с неестественно хмурым выражением лица смотрит на своего друга, будто мысленно пытаясь донести что – либо последнему. А мне самой невыносимо тошно от того, что все это из-за меня. В этом, наверное, и состоит жизнь – делать что-то глупое и неразумное, а потом все время думать о том, что было бы, будь все иначе. И если так подумать, то это просто бессмысленная трата времени, неудавшаяся попытка оправдать самого себя. Порой лучше жить настоящим, а не кануть в небытие вместе с прошлым.

– Может мне просто устранить Марту? – набравшись храбрости, вопрошаю я, мысленно уже жалея, что подала голос.

– Тебе? – насмешливо переспрашивает Сириус и смотрит с таким превосходством, что хочется закопать его прямо на месте, живьем. Я хмурюсь, не решаясь что-либо сказать, понимая, что язык – мой самый большой враг.

– Сама ты ничего не сделаешь, Эванс, – вдруг говорит Поттер, посмотрев на меня мрачным, серьезным взглядом. – Надеюсь, я понятно изъясняюсь.

А потом они просто ушли, оставив меня в чертовом классе, толком ничего не решив. И вот сейчас прошло уже два дня с того момента, как состоялся этот разговор. Сириус Блэк уже успел записаться в участники по предмету ЗОТИ, а Римус Люпин ходил серее тучи, потому что прекрасно понимал, что из-за «пушистой» болезни его точно не возьмут на соревнование. Мне Римуса жаль, на самом деле. Из-за несчастного случая в детстве он вынужден жить с ненавистью всю жизнь, хотя, впрочем, друзья у него хорошие. Никто не спорит, однако это не отменяет тот факт, что по жизни ему будет очень тяжело. Я грустно вздыхаю, вспоминая изможденное выражение лица его родителей, которым наверняка ничуть не лучше, нежели самому парню.

– Лили! – что-то мелькнуло перед моим взором, и я увидела Алису собственной персоной, которая недовольно морщила лобик. Предчувствуя очередные расспросы, я мысленно взываю к Мерлину, чтобы эти муки побыстрее закончились. – Что ты забыла в воскресенье в гостиной, да и еще с выражением вселенского ужаса на лице?

Я рукой отмахиваюсь от нее, отворачиваясь от Марты, и перевожу свой взгляд на подругу, которая явно недовольна моим поведением. Нет, все же мне действительно жаль людей, которым в этом мире суждено дружить со мной. Они всегда будут сталкиваться с моим ужасным характером и заядлым упрямством, которое, как ни раз повторяла моя мама, мне абсолютно не к лицу. Хотя, если подумать, не будь я так упряма, добилась бы статуса школьной старостой, сдала бы экзамен СОВ на десять «Превосходно»? И почему я должна сидеть сейчас спокойно, когда моя судьба ускользает прямо на глазах? Почему это я не смогу справиться с какой-то Гриффиндоркой, у которой почти нет друзей? В конце концов, разве не в этом состоит наша жизнь? Бороться за что-то, ломать стереотипы, идти к своей цели напролом. Тогда, наверное, стоит начать бороться за свою жизнь, стоит исправить те ошибки, которые мне было суждено допустить по глупости.

– Лили! Что такое? Почему ты так странно стала вести себя в последнее время? – Рейвен внимательно изучает мое лицо, а я даже не знаю, как объяснить ей, что меня тошнит от всех этих диких расспросов. – Это…это все из-за девушки Поттера и его самого?

Бровь моментально поднимается вверх, а я пытаюсь сдержать нервный смешок, попутно задыхаясь от слов моей однокурсницы. Поттера и его девушки? Больно уж надо, хотя, если честно, было бы интересно узнать, кто же она такая. За весь сентябрь никто и словом о ней не обмолвился, будто…будто ее просто нет! И ведь самого Джеймса в другой компании, нежели Мародеры, я не замечала. Создавалось такое впечатление, словно его девушка – долбаная министерская тайна, черт возьми. А сплетни! Куда они все подевались? Как мог он заставить всех своих фанаток не говорить о своей девушке? Это же просто невозможно. Вообще, вся эта мистификация порядком надоедает, а спросить напрямую у Мародеров слишком глупо, мало ли, что придет им в голову после моего вопроса.

– Мерлин, Алиса, я не знаю, с чего вы все взяли, что Поттер для меня хоть что-то значит. Знаешь, как спокойно я живу, когда не слышу его голос? А как прекрасно гуляется мне по Хогвартсу, зная, что он не выскочит откуда-то и не заорет: «Привет, Эванс!» – перепародировав его голос, ответила я. – Хотя, мне действительно любопытно, кто эта несчастная. Ты случаем не знаешь?

– Нет, – недоуменно ответила Рейвен, призадумавшись. – Мне только Сириус сказал, что у Джеймса появилась девушка, притом так задорно подмигнул он тогда… – Алиса ухмыльнулась. – Но о том, кто она, не было ни слова.

Вот и все. Я нахмурилась, вспомнив, что за эти выходные Поттера видела от силы раз пять, куда он пропадал? Я вновь посмотрела на Марту, которая находилась в гордом одиночестве и что-то с милой улыбкой рисовала в блокноте. Непреодолимое презрение ворвалось в душу ураганом, а желание уничтожить ее, взяло вверх. Почему я испытывала ярость к девушке, которую не знала, понять мне было тяжело, да и бессмысленно, если честно. Хотелось просто взять и доказать Мародерам, да и себе заодно, что я могу справиться с очередным препятствием судьбы. Эмоции всегда плохой спутник по жизни, в особенности, когда ты – раздражительный человек, с гиперкомплексами за спиной.

– Почему ты весь день смотришь на Марту? – интересуется Алиса, проследив за моим взглядом. – Все в порядке?

Сердце замедляет ритм, а я думаю, что вот он мой шанс разузнать все, что требуется. В такие вот тяжелые моменты, когда ты в отчаянье ищешь любой выход из ситуации, лицемерие и двуличность – лучшие спутники.

– Слышала она участвует в олимпиаде по Зельеварению, – как ни в чем не бывало, отвечаю я, неосознанно наклонившись к подруге. – А поскольку это мой любимый предмет, то мне стало интересно, что она из себя представляет.

– Марта-то? – легкомысленно переспрашивает Рейвен, тоже глянув на Спинетт. – Простушка она, на самом деле. Милая очень, в прошлом году мне книги по Зельеварению отдала и так искренне удачи на экзаменах пожелала… В общем, безумно хорошая, да только с жизнью не очень. – Грустно закончила подруга, перекинув волосы за спину и откинувшись на спинку дивана.

– А что у нее в жизни? – безразлично спрашиваю я, мысленно содрогаясь от волнения.

– Она же тоже маглорожденная, – грустно отвечает Алиса. – Слизеринцы часто подкладывают ей бюллетени, где призывают спрыгнуть с Астрономической башни. Да и из-за ее полноты, она часто терпит насмешки недалеких людей.

Частицы совести начинают шевелиться во мне, и я с ужасом понимаю, что видимо этой девчонке победа в олимпиаде нужна не меньше, дабы доказать окружающему миру, что то, какой ты снаружи не имеет никакого значения. Горько становится и от того, что поступить с ней так, как мне бы хотелось, а именно начать шантажировать или втереться в доверие – очень жестоко и бесчеловечно. И, если уж она такая добрая и милая, может все же попытаться поговорить? Рассказать ей про этот проклятый обет и попросить о помощи? В конце концов, Гриффиндорцы никогда не бросают своих в беде, так ведь? Тяжелый вдох слетает неосознанно, но Рейвен видимо списывает это на реакцию относительно довольно грустной истории жизни Марты. Да, иногда люди все же наивны.

– Знаешь, – наконец говорю я, внимательно и пристально наблюдая за Спинетт, которая за все время моей слежки так и не удостоилась убрать свой заинтересованный взгляд с колен, на которых лежала потрепанная тетрадки. Но вот она встала, что означало, что мне пора идти за ней и нагнать где-нибудь в безлюдно холле, дабы поговорить наконец по душам. Ощущение неприятностей не покидает меня, но ведь надо что-то делать, верно? – Я, пожалуй, пойду.

Наверное, Алиса точно думает, что я сумасшедшая. Это, пожалуй, действительно странно, когда человек, который спокойно беседовал с тобой на непринужденные темы, вдруг резко прощается, даже не удостоившись ответной реплики со стороны оппонента. Но что поделать, когда на кону стоит твоя жизнь? Думаю, люди и не на такое способны. Наверное, я никогда не расскажу Алисе и Медоуз о споре, об обете, да и вообще обо всем. Не хочется, чтобы моя репутация в их глазах так низко упала, а что касается Мародеров… То они будут молчать, уж я -то позабочусь. Правда при одной мысли о том, что сделает со мной Джеймс, узнай он, что я взялась в самодеятельность, меня начинает мутить. Завернув за угол, и идя точь-в-точь за Спинетт, я мысленно молилась Мерлину, чтобы эта встреча прошла удачной, без всяких там приключений, которых мне уже хватило с головой. Каждый шаг отдается гулким сердцебиением, а внутри все так сжимается, что ходить становится все сложнее. Что, если эта Спинетт не такая уж, и милая особа? Что, если вся ее добродетельность лишь напоказ? Ведь как правило все такие светлые и добрые люди в конце концов и оказываются главными антагонистами рассказов.

– Мар…– громко попыталась крикнуть я, но кто-то резко накрыл мой рот ладонью и оттащил в угол. Сопротивляясь и брыкаясь, я пыталась выбиться из крепкой хватки, ощущая знакомый аромат духов, которые принадлежать могли только одному человеку. Опасаясь своей догадки, я медленно поворачиваюсь и натыкаюсь на стальной взгляд таких родных карих глаз, которые, уж поверьте, не предвещают мне ничего хорошего. Едкое разочарование смешивается с необыкновенной энергией, которая появляется всякий раз, стоит мне увидеть Джеймса рядом с собой. Вы, наверное, спросите, почему я всегда так на него реагирую? Дело далеко не в чувствах, как можно было подумать, а в том, что он всегда был рядом. Сколько я себя помню Джеймса всегда было слишком много. Его внимание, назойливость. Ведь, будь он хотя бы чуточку спокойнее, то я наверняка смогла бы с ним хотя бы подружиться. Но только он не изменим, по крайней мере был таким таким в прошлом учебной году. А сейчас что-то в нем навеки кануло, а взамен пришел совершенно незнакомый мне Джеймс Поттер, и меня пугают эти перемены, до дрожи в коленках. В такие моменты ты понимаешь, что уже не знаешь, как можно вести себя с человеком, что можно от него ожидать.

– Знаешь, Эванс, – вдруг говорит он и глядит так пронзительно и уверенно, что кажется, будто земля уходит из-под ног. – Раньше я думал, что с тобой еще не все потеряно, однако, в этом году я убеждаюсь в обратном. Скажи-ка, Эванс, чтобы ты сделала, узнай, что кто-то дал кому-то Неприложный обет? – Поттер насмешливо кривит губы и откидывается на стенку, смотря на меня с долей иронии. – Конечно бы, побежала в первую очередь к декану и долго бы распевала песенку о безрассудстве учеников. А вот теперь подумай, цветочек, так ли далеко от тебя ушла Марта в этом плане, а?

На секунду стыд охватывает меня с головой, и я ошеломленно смотрю на Поттера, понимая, что он,действительно, прав. Сейчас я могла бы совершить непозволительную ошибку, и если уж не потерять жизнь, то уважение в глазах других точно. На смену этой мысли приходит вторая, и я яростно выкладываю ее:

– Ты подслушивал?

Мародер невинно ухмыляется, но при этом в глазах его ни намека на веселье.

– Как ты мог?! – я пихаю его в плечо, чувствуя, как эмоции вновь берут верх. Эта дурацкая олимпиада, обет, Спинетт, чертов Поттер, да и Мародеры в целом…этого так много, что я чувствую, как мелкая дрожь бьет тело. Сердце отбивает странный хаотичный ритм, а руки непослушно трясутся. Становится слишком горько и одновременно противно, и это чувство выжигает где-то внутри дыру.

– Успокойся, Эванс, – холодно отвечает он, замечая мою нервозность. – Ничего я не подслушивал, – он примирительно разводит руками, внимательно впиваясь в мое лицо. – Просто увидел, как ты подозрительно пошла за Мартой и подумал, что дела плохи. Заметь, я только что спас твою никому ненужную репутацию, а ты ведешь себя так, словно я тебе жизнь сломал, – Поттер переводит взгляд на коридор и продолжает. – Порой, я все же тебя не понимаю. Раньше, твою реакцию, поведение можно было с легкостью предугадать из-за правильности и характера, а теперь…ты словно пытаешься что-то кому-то доказать, – Мародер проводит руками по волосам, и я замечаю, что меня больше не раздражает этот жест. – Только вот, прежде чем что-либо доказать миру, ты должна доказать себе, что чего-то стоишь. Ведь иначе, все твои поступки бессмысленны и безумно глупы.