Текст книги "Я видел сон (СИ)"

Автор книги: Towaristsch Mauser

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

К чему тогда слова про любовь и дружбу?

Неужели ложь?

Но Торин не лгал. Он лишь хотел, чтоб Бильбо сам желал того же, желал быть его другом, любовником, желал каждую ночь проводить вместе. Но как его заставить? От бессилия ныли зубы, будто хлебнул ледяной воды. Вот он, хоббит Бильбо Бэггинс из Шира, легче легкого надеть кандалы на его руки вновь, приковать в спальне и вытворять все, что захочется. Бить наотмашь на каждый хнык, хлестать плетью до крови, пока не выбьешь все капризы и сопротивление. Выучить покорно вставать на колени и приоткрывать рот, изображать удовольствие и восторг при этом.

Торин поглаживал его по виску, плотно прижимая ладонь. Бильбо молча тянулся за лаской. Капли превратили мех на его куртке в торчащие иглы.

Легче легкого насиловать хоббита. Никто не заступится.

И невероятно сложно было дождаться, что он отдастся добровольно. И невозможно заставить его остаться рядом, заниматься любовью каждую ночь, не изображая удовольствие, а получая его.

Торин понимал, что никакая власть не подчинит свободную волю. Можно только убедить. Или сломать пополам.

Бильбо с тревогой стиснул зубы, не решаясь ничего говорить. Ждал решения, нетерпеливо покусывая губу.

– Будь по-твоему. Ты мне всю душу вынул.

– Я вновь могу сам распоряжаться своей жизнью?

– Да, – ответил Торин, сам себе не веря. Не знал, сможет ли на самом деле отпустить от себя. Но Бильбо поверил. Задышал часто-часто, кинулся к нему на шею и забормотал слова благодарности, сбивчиво и торопливо. Торин почти не вслушивался, размышляя о том, что он натворил. Что был глуп, и изначально чересчур много позволял, в том числе и себе, привязался к хоббиту. А теперь, когда тот уйдет, довольный, в свою нору далеко на западе, что останется делать? И что толку от такой дружбы?

Торин умел радоваться за других.

Но Торин не знал, как радоваться, если самому при этом становилось тошно.

– Я весь замерз, – пробормотал Бильбо, потянул Торина за рукав. – Пойдем внутрь, а то здесь слишком сыро.

– Здесь всегда так.

– О, у меня дома всегда сухо! Ненавижу лишнюю сырость. Даже когда идут проливные осенние дожди, и можно промокнуть насквозь, всегда приятно вернуться домой, в сухую и чистую нору.

– Сущий кролик, – неласково буркнул Торин.

– Какой же я тебе кролик?

Бильбо прошлепал внутрь, впустив Торина, запер покрепче двери и ставни, подкинул в камин несколько дров и стянул с себя куртку, развесив ее аккуратно. После подошел к Торину, взялся за его широкий пояс и смущенно стрельнул глазами:

– Согреешь меня?

Торин ничего не ответил, сердито оглядывая его с головы до ног. Бильбо с сомнением замер, а потом спросил:

– Ты чего? Не хочешь? Устал?

– Ты прав. Не хочу.

– О, – помрачнел Бильбо, убрал руки. Пожевал губу, но больше ничего и не сказал. Торин тоже смолчал, и напряженная тишина повисла в прохладном, непрогретом воздухе.

Черный соболий мех на оторочке королевского плаща тоже был влажный, и Торин, развесив его, принялся расчесывать мех, хотя следовало дать ему немного подсохнуть. Но он упорно расчесывал его собственным гребешком, проводя вновь и вновь по одному и тому же месту. Поленья в камине потрескивали, начиная разгораться.

– Прости! – виновато выдохнул Бильбо вдруг. Обхватил его шею руками и спрятал лицо на его спине, прижимаясь плотно.

– Чего ты?

– Не знаю. Мне кажется, что я обидел тебя.

– Еще чего, – Торин убрал гребешок и развернулся к нему, взял хоббита за плечи. – Я что тебе, девица, чтоб обижаться?

– Нет, конечно, какая из тебя девица. Но ты такой сердитый, вдруг из-за меня?

– Я всегда такой. Сбегай лучше вниз и узнай, есть ли у них тут приличное вино.

– Ты голоден? – Бильбо просветлел лицом, потянулся поцеловать, и Торин сдержался, чмокнул его в ухо в ответ, прогнал за вином и сладостями. И, оставшись один, запустил графином в стену, расколотив вдребезги.

Легче не стало.

– Смотри! – воскликнул Бильбо, стискивая две бутыли вина за горлышко, – я не знал, какое лучше, решил с тобой посоветоваться. Ты какое больше любишь, плодовое или виноградное?

– Плодовую бормотуху люди пусть сами пьют.

– А я люблю плодовое, особенно из груши, у нас был один парень за рекой, готовил всякие домашние настойки и наливки, – Бильбо расставил на столе бутылки, зазвенел бокалами, забивал воздух и мысли пустопорожним трепом, – так вот он обязательно клал в бутылку небольшую грушу, выглядело так здорово. Около Одинокой Горы есть груши?

– Есть.

– Я бы попробовал сам сделать домашнюю наливку. Мне кажется, тебе должно понравиться. Я, конечно, плохо помню рецепт… ой, а что это за осколки?

– Графин разбился.

– Разбился? – Бильбо удивленно вскинул брови.

Торин ничего на это не сказал и взял себе бокал вина, наблюдая за тем, как хоббит аккуратно подбирает осколки, все до единого.

– Ты на меня злишься, потому что я хочу домой… – пробормотал Бильбо, ссыпал битое стекло в корзину.

– А тебе-то что?

– Как что? – Бильбо вытер руки, подошел к нему ближе и поглядел глаза в глаза, – мне это важно. Если ты, конечно, не собираешься взять свои слова обратно.

– Короли не берут свои слова обратно.

– Это очень благородно, – Бильбо прижался к нему, подышал тихо ему в шею, а Торин молча пил вино. Да, все было правильно и искренне, но почему же так тягостно?

– Мы ведь можем отправиться ко мне домой вместе, – зашептал Бильбо горячо и быстро, – тебе там понравится. Ты посмотришь, как я живу, места у меня хватит.

– Чушь. – Отрезал Торин. Он третий год не мог найти возможность съездить в Казад-Дум, и не был даже на похоронах Трора. Бильбо пустоголово трепался о том, в чем ничего не соображал. И здорово раздражал Торина.

– Все. Пей, ешь, и ложись спать, – решил Торин, накинул на плечи непросохший плащ и вышел, оставив хоббита в одиночестве. Спустился по лестнице, от греха подальше, выдохнул, оглядываясь по сторонам и привыкая к темноте. Трактир был закрыт по случаю гостей с Эребора, и дружина уже отправилась спать.

Но в гостиной горел камин. Торин отправился туда, потому что мотаться по пропахшим рыбой ночным улицам Эсгарота ему не особо хотелось. Еще кувыркнешься с хлипкого моста в темноте и промокнешь до нитки.

– Чего это ты? – удивился Фили, который тоже не спал. Лениво развалившись в кресле у камина, он читал книгу, попивая подогретое вино.

– А ты чего глаза портишь? – хмыкнул Торин, прошел и уселся во второе кресло, чересчур высокое и не слишком удобное.

– Я наслаждался одиночеством, сие счастье выпадает мне столь редко… – проговорил Фили, захлопнув книгу, и посмотрел на дядю, – ты что, поссорился со своим мохнолапым дружком?

– Не твоего ума дело. Ты мне лучше скажи, когда ты женишься на Сигурн?

Фили раздраженно щелкнул языком, сапфировые подвески на усах качнулись.

– Что молчишь? Годы идут, а ни у кого из нашей семьи нет наследника. Ты должен обеспечить…

– Почему я? – непочтительно перебил Фили, – и вообще, чего ты в меня вцепился, как орк в поросенка? У тебя плохое настроение? Я тут ни причем. Иди, сорвись на невысоклике.

Торин поднялся на ноги, и Фили тут же вскочил, готовый защищать свою личную свободу.

– Дерзишь не по возрасту.

– Так вы меня вынуждаете, – развел руками Фили, – ты, Траин, Сигурн… Что, если я не желаю жениться?

– Есть такое слово «надо».

– Себе это скажи. И Траину. Он ведь еще в силе. Пусть женится еще раз и наплодит целый возок маленьких наследников Дурина! Тебе, мне, брату – всем по маленькому Траину!!! – нервно расхохотался Фили, выпил еще бокал вина, а потом обернулся к Торину и посмотрел на него с кривой усмешкой, – ты ведь прекрасно знаешь, почему я не женюсь на Сигурн.

Торин, промолчав, уселся обратно. Знал все, конечно. И прекрасно понимал племянника.

– А Траин скоро меня в могилу сведет. Надеюсь, Кили продержится без меня.

– Твой Кили сам Траина в могилу сведет, – едко заметил Торин, налил и себе вина. Отпил, любуясь им на свет, на игру бликов в узорном бокале.

– А ты, небось, разозлился на мистера Бэггинса за то, что он не гномка. Вот и сидишь тут с кислым лицом.

– Мне он нравится таким, какой он есть, – отрезал Торин, – и я не желаю это обсуждать.

– А чем же он тебе не угодил? Сказал что-нибудь не то? А ты и рад стараться, всего замордовал, он дышать боится в твоем присутствии.

Торин шумно выдохнул, взял книгу, всем видом показывая, что не желает больше беседы.

– Он постоянно на тебя оглядывается, а не разгневается ли наш властелин Эребора, не затопает ли ногами в ярости. Что он тебе не так сделал?

– Хочетуйтидомой, – пробормотал Торин, не глядя на Фили.

– Что?

– Хочет домой уйти. От меня.

– А, ну это понятно, – усмехнулся Фили нагло, – очень понятно.

Вопреки ожиданию, Торин не вышел из себя, а продолжил делать вид, что читает. Сидел, пил вино и перелистывал страницы бездумно.

– Ты его привязал, наверное?

– Нет. Я его отпустил.

– Ого. Вот это и правда странно. Если любишь, то отпусти, и если твое, то оно к тебе вернется? – нараспев прочитал Фили, не спуская любопытного взгляда с дяди. Тот не отреагировал, и Фили добавил: – не твой вариант? Тогда отпусти, выследи, догони и приволоки в зубах обратно, хорошенько отодрав по пути домой.

– Не смешно, – сказал Торин.

– Я думаю, мистеру Бэггинсу тоже не смешно. Иди сюда, не таись во тьме.

– Простите, – смутился Бильбо и вошел в гостиную, в куртке и с мечом за поясом. Встал было у стены, но Фили приобнял его за плечи и впихнул в руки бокал с вином.

– Зачем тебе меч?

– Я собрался искать Торина. Вдруг бы на меня напали, – развел руками Бильбо, – Эсгарот доверия не внушает.

– Ты скорее оттяпаешь им свою ногу, – буркнул Торин, все же поманил его к себе, и Бильбо охотно подошел, уселся к нему на колени. Длинный мех щекотал шею.

Фили посмотрел на них двоих. Неизвестно, о чем он думал, и что творилось в его голове, но все же улыбнулся.

– Гиблое это дело, хоббит, – сказал он негромко. Подошел к дверям, взмахнул рукой на прощанье и вышел. Бильбо проводил его взглядом, а потом вопросительно посмотрел на Торина.

– К чему это он?

– Разве ты не подслушивал? – прямо спросил Торин и заметил проступивший румянец на щеках Бильбо. – О том, что тебе не уйти.

– Но ведь ты дал слово.

– Дал, – кивнул Торин и потянул его за прядку. Бильбо покосился куда-то в сторону, а потом решительно дернул себя за отворот куртки.

– Я не собираюсь уходить сейчас, пойми, – прошептал он, скидывая ее с плеч, – но я хочу верить, что я не вещь тебе, что я друг, что я гость в твоем доме.

– Ты не гость, – выдохнул Торин, помогая ему расстегнуть пуговицы на рубашке, – мой дом – это твой дом.

– Торин… – выдохнул Бильбо, закрыл глаза, позволяя раздеть себя. Торин же, наконец почувствовав себя свободным от условностей, словно с цепи сорвался, стягивая с него одежду. Хорошо еще, что захватил крохотную жестянку со смазкой на всякий случай, хотя и не планировал оставаться на ночь в Эсгароте. За пазухой жестянка нагрелась, смазка потекла по пальцам, скользкая и маслянистая.

– А если кто-то зайдет? – тихо пробормотал Бильбо, оглянувшись в сторону двери.

– Раньше думать надо было.

И вправду раньше надо было подумать об этом, но сейчас уже поздно. Слишком поздно. Торин, ощущая, как часто бьется собственное сердце, потянул хоббита на себя, ввел два пальца наощупь, провернул изнутри. Бильбо ахнул, зажмурился и прикусил себя за ладонь, чтоб сдержать крик. Невозможно было удержаться и не приласкать его, чтоб услышать его дыхание, хриплое, как у загнанного зверя.

– Мучаешь меня…

– Придвинься ближе и садись.

– Так можно? – тихо шепнул Бильбо ему на ухо, глаза у него в темноте комнаты были совсем темные, поблескивающие, шалые. – Он… войдет?

– Сейчас узнаешь, – усмехнулся Торин, усаживая его сверху. Нетерпеливо стиснул его бедра, вынуждая принять в себя сразу наполовину, но Бильбо застонал, замер, стискивая его запястья, и пришлось быть осторожнее. Перед глазами маячила безволосая грудь с крохотными сосками, и Торин не вытерпел, ухватил один, прикусив зубами, очнулся, только услышав очередной стон. Бильбо запрокинул голову, на шею его налипли прядки волос, уже взмокших от пота.

– Так хорошо… – пробормотал Бильбо, изогнулся в его руках и приподнялся сам, раз, другой, усаживаясь на член все резче, чаще, глубже. Торин стиснул его в руках, откинулся на спинку кресла, понимая, что вот-вот тронется умом. Потому что хоббит извернулся, и, не переставая покачивать упругим, круглым задом, укусил Торина в шею, чувствительно и сочно, наверняка оставив отметину.

– Бильбо! – вскрикнул Торин, почувствовав, что все, и пробормотал обессилено, – Ты совсем дурной… зачем кусаешься?

– Я думал, так надо, – улыбнулся тот, ласково потерся носом о его шею, – тебе не понравилось?

– Понравилось. Ты хороший, – Торин положил ладонь на его поясницу, ощущая мягкие, бархатистые волоски. Шлепнул его несильно, словно обозначил: «мое».

– То-орин… – низко прошептал Бильбо ему на ухо, – сделай мне хорошо? Я еще не все.

– Сам виноват, – хмыкнул Торин, чуть приподнял его, вынимая член, прижал пальцы, не позволяя семени вытечь. И, обведя чуть, сунул пальцы внутрь, услышал жадный всхлип, вновь почувствовал зубы, сомкнувшиеся на шее.

– Ммм… – тихо стонал Бильбо, подставляясь ему, – здесь… так хорошо.

И вдруг смолк в одну минуту.

– Ты чего?

– Кажется, я испортил твой плащ, – фыркнул он, отстранился, разглядывая белесые потеки на собольем меху. Торин нахмурился, но Бильбо попытался стереть семя, размазал еще сильнее и заявил:

– Хотя ты сам виноват.

– Я?

– Ты, – он поцеловал Торина в щеку, – ты же не разделся.

– Прекрасно, – хмыкнул Торин, притянул его к себе, наплевав на мех. В конце концов, можно было пристрочить новый.

Бильбо довольно прижался к нему боком, взмокший и расслабленный. Тихо запел что-то себе под нос, заплетая ему косу, не особо аккуратно, но старательно.

– Наконец-то я услышал знаменитые песни хоббитов. Кстати, ты еще и танцевать должен, это входило в твои озвученные обязанности.

– Не напоминай! – Бильбо дернул его за волосы, – и танцевать я не люблю. Я люблю писать песни и стихи.

– Прочитаешь мне?

– А ты хочешь услышать?

– Да.

Бильбо смерил его недоверчивым взглядом, потому что соседи и родня обычно сбегали при попытке прочитать им стихи. Но все же спел одну из песенок, которую сочинил еще давно, про реку и холм. Торин не смеялся, не затыкал уши, а слушал серьезно и так внимательно, что Бильбо сфальшивил в конце, скомкал песню и умолк.

– Чего же ты? Спой до конца как следует.

– Я не могу сейчас. В другой раз.

– Пачкать мои меха ты уже не стесняешься!

– Так-то меха…

– Где ты услышал эту песню?

– Сам придумал.

– Ты невероятно милый, – вздохнул Торин, вновь потянул его на себя. – Поедатель пирожков и сочинитель песенок. Как же тебе, наверное, было страшно в Эсгароте.

– Тоскливо мне было, – сказал Бильбо, обнял его и вздохнул, – но мне ужасно повезло, что я встретил тебя. К тому же, теперь ты хоть немного понял, каков я на самом деле. И я рад, что ты видишь во мне свободного, независимого хоббита.

– Ты доволен, – заметил Торин, потянул его за ухо, – ты, маленький плут, доволен. Это был твой тщательно разработанный план – заполучить свободу?

– Нет, что ты.

– Однако все случилось именно так, как ты и хотел.

– Не совсем, – заурчал Бильбо, устраиваясь удобнее у него под боком, – если бы я хотел сбежать, я бы давно сбежал. Но я хочу остаться с тобой.

– Почему?

– И ты меня называешь глупым? – хитро усмехнулся Бильбо, закрыл глаза и больше ничего не сказал.

========== Часть 11 ==========

После возвращения из Эсгарота Торин вновь замкнулся в себе. Поначалу Бильбо думал, что это связано с отъездом Фили – тот в гору уже не вернулся, прямиком отправившись в Морию. Но потом Бильбо понял, что Торин все еще находится под впечатлением от их разговора в трактире. Видимо, для Торина эти слова значили слишком много.

Но ведь Бильбо не собирался уезжать, по сути, сейчас ему было очень приятно рядом с Торином. И ведь он подчеркнул, что не хочет уходить. Будто Торина угнетала одна возможность скорого расставания, складывалось впечатление, что Торин хочет прогнать его и проверить, крепки ли чувства. Зачем он так делал? Не доверял Бильбо? Себе не доверял? Сплошные загадки, на которых не найти ответов.

Вывести Торина на разговор было непросто. Обычно он просыпался ранним утром, куда раньше, чем Бильбо, и не будил хоббита, если тот спал крепко.

В это утро вышло так же – пока Бильбо все еще сладко дремал, зарывшись в подушки и прижимаясь к его теплому боку, Торин уже проснулся. Положил ладонь ему на плечо и стиснул привычно.

– Мррфф… – пробормотал Бильбо, не желая расставаться с приятной утренней дремотой. Торин тормошил его слегка, потянул к себе, Бильбо сонно подтянул к себе одеяло, а потом ощутил прохладу и проснулся от этого чувства. Торина уже не было рядом.

Бильбо недоуменно потер глаза и окончательно проснулся с ощущением недосказанности. Быть может, Торин чего-то хотел? О, он определенно хотел, но почему не разбудил как следует, не разложил его сам так, как хотел? Неужели не желал делать ничего против его желания? Бильбо закусил губу, натянул подштанники и сполз с кровати, оглядываясь в поисках Торина. Судя по звуку плещущейся воды, тот был в ванной.

Поставив стул под витражным окошком, Бильбо забрался на него и, почти не испытывая угрызений совести, заглянув внутрь. Как он и думал, Торин делал это один. Ласкал себя, крепко стискивал стоящий член, двигал кулаком вверх-вниз в четком ритме и разлизывал губы, зажмурившись. По его мощному мускулистому торсу стекали капли воды, в разноцветных стеклышках изображение казалось слегка нереальным, но не оставляло ни малейших сомнений в том, что происходило. Бильбо не думал, что банальное рукоблудие в исполнении Торина способно вызвать в нем столько эмоций, но едва не свалился со стула, испытав целую гамму чувств: от внезапного прилива возбуждения до недоумения, зачем Торину понадобилось так поступать.

– Ты чего, подглядывал? – хмуро поинтересовался Торин, выходя из ванной в одном полотенце на бедрах.

– Кто? Я? – удивился Бильбо, задумчиво сидя на стуле под окошком. Потом приоткрыл рот, шумно выдохнув, улыбнулся и поджал губы, – возможно.

– Тебя не учили, что это некрасиво?

– Прости, – фыркнул Бильбо и подошел к нему вплотную, взялся за его полотенце и приподнялся на цыпочках, – но разве я больше не интересен тебе?

– С чего ты взял?

– С того, что ты не волочешь меня в постель.

– А должен?

– Торин! – Бильбо рассердился, обхватил его лицо ладонями, и посмотрел глаза в глаза, – ты что, хочешь меня, только если я сопротивляюсь и плачу?

– Нет, – Торин сглотнул, огладил его бока и стиснул крепко, – но я не хочу настаивать.

– О, это что, месть?!

Бильбо выдохнул и куснул его за шею, вполне ощутимо, поцеловал крепко, оставляя засос, зажмурился, отдаваясь ему, позволяя ласкать себя. Торин перенес его на кровать, лег рядом, но потом замер:

– Не могу же я весь день валяться с тобой в постели. Надо было вставать вместе со мной.

– А завтрак? – фыркнул Бильбо, – может, мы сделаем это вместо завтрака?

– Я распорядился подать его в кабинет.

– Просто прекрасно, – зафырчал Бильбо, забрался на кровать, – хорошо, хорошо. Иди завтракай, работай. Я-то займусь любимым делом – стану бить баклуши. Может, погуляю, если ты не против.

– Не против, – Торин принялся одеваться, а потом глянул на него через плечо, – учти, я сегодня задержусь.

– Ты целую неделю то задерживаешься, то занят, то спишь, то рукоблудишь, – печально вздохнул Бильбо, уставился куда-то в сторону, – я знал, что так все и будет.

– Что за чушь ты несешь?

Бильбо не ответил. Торин вдернул ремень в пряжку, а потом оглянулся на хоббита. Тот сидел, перебирая складки на простыне.

– Что за чушь ты несешь, – вновь проговорил Торин, обнял скорбного хоббита и прижал к себе. Тот засопел и прижался к нему в ответ.

– Ничего не чушь. После Эсгарота ты…

– Не спорь со мной.

Бильбо прижался к нему крепче, обхватил за шею, а потом задышал ему в ухо, шепча чувственно и тихо:

– И к кому же ты идешь сегодня вечером?

– Ему двести лет, – таким же чувственным шепотом ответил Торин, – у него седая борода, и его зовут Оин.

– Оин?! Про которого говорил Фили? А ты возьмешь меня с собой?

Торин смерил хоббита взглядом, а потом ласково потрепал по голове:

– Нет.

– Почему? Я буду тише воды и ниже травы.

– Нет, Бильбо. Я должен поговорить об этом наедине с ним, – Торин почесал его под подбородком, – но потом я тебе все расскажу.

– Обещаешь?

– Да, – сказал Торин и, поцеловав хоббита в лоб, поднялся с кровати.

***

Не так давно Торин принимал в зале парня из краснодеревщиков со странными видениями, а теперь настала очередь и для него самого. Он не слишком-то желал открывать душу перед посторонним, и заранее не доверял Оину.

И зря не доверял.

Во-первых, Оин не стал делать события из того, что к нему пришел узбад. Разговаривал вежливо, без подобострастия, но и без панибратства. А во-вторых, Оин вполне спокойно отнесся к самому предложению разгадать символы, приходившие во сне:

– Это все дневные переживания, – проговорил Оин, когда чайник вскипел, – отголоски наших тревог и желаний.

Он аккуратно разлил чай, и Торин кивнул, принимая чашку, стиснул ее в ладонях, грея пальцы, и задумчиво поглядел на старинные гобелены, украшавшие стены комнаты.

– Ты расскажешь мне подробнее о том, что видел? – спросил Оин, усевшись напротив него.

– Это было связано с золотом, – сглотнул Торин, и, не вдаваясь в особые подробности, пересказал парочку самых ярких и возбуждающих снов, которые впору записывать было. Оин слушал, не смеясь, но и не принимал слишком уж серьезный вид. Торин успокоился и досказал сон с потопом, после которого когда-то долго не мог придти в себя.

– Я так понимаю, этот паренек сейчас жив? – поинтересовался Оин как бы мимоходом.

– Который?

– Которой присутствует во всех твоих снах.

– Думаю, эта сплетня уже облетела весь Эребор, – нахмурился Торин, – и этот разговор должен остаться между нами.

– Безусловно. Так он жив или нет?

– Жив.

– И ты проделываешь с ним то, что тебе снится?

Торин замялся, катая чашку в ладонях. Все-таки вопросы смущали его, глупый Фили со своими дурацкими советами. Нечего было его слушать.

– Твой разум смущают эти сны? – Оин хитро сощурился, – или мои вопросы?

– И то, и другое. И нет, в жизни я не делаю всего, что мне снится.

– А почему? Почему ты не позволяешь себе выпустить свои внутренние желания?

– На все есть сотни причин, – буркнул Торин.

– И все они убедительны? Быть может, этот паренек не дает тебе возможности…

– Нет! – Торин вконец смутился, с громким стуком поставил чашку на стол. Все это было замечательно, но все же чересчур глубоко затрагивало те струны души, на которых Торин не позволял играть никому.

– Я бы посоветовал задуматься о личной жизни. Возможно, вся проблема тревожных снов кроется именно в ней. Ты недополучаешь чего-то, – Оин снова хитро сощурился, – в обычной жизни и наверстываешь это во сне?

– Возможно. Но были и другие сны, – вздохнул Торин, – похожие на прежние, но о другом, не о моем… пареньке. Не такие… насыщенные переживаниями.

– И что же тебе снилось?

– Мне снился пепел и снег под луной. И башня.

– Башня? – обеспокоенно повторил Оин, тоже отставил чашку, – вот башня это уже нехорошо.

***

Вернулся Торин и правда поздно. Вошел, прикрывая светильник рукавом, запер дверь и, заметив, что хоббит уже спит, погасил свет. Принялся медленно раздеваться в темноте, сам расстегивая бесчисленные пряжки и застежки.

Бильбо, который на самом деле не спал, а таился в темноте под пологом кровати, прикусил губу. Сейчас ему отчего-то захотелось помочь Торину раздеться, помочь справиться с одеждой, проводя руками по его телу, чувствуя биение его сердца, тепло его ладоней, его горячее дыхание. Пожалуй, было глупо в свое время отказываться от этой возможности побыть рядом с ним лишнюю минуту. Ведь Торин так часто был занят.

Торин же аккуратно сложил вещи, подошел к кровати и улегся, довольно потянувшись. Закинул руки за голову, обдумывая услышанное, вглядывался в едва различимые в темноте цветы, вышитые на пологе кровати. И замер, затаив дыхание, когда почувствовал неожиданное прикосновение к животу.

– Ты не спишь? – спросил он хоббита, скользнувшего вниз, тут же осекся, потому что ощутил поцелуй внизу живота, там, где темная дорожка чуть вьющихся жестковатых волос спускалась к лобку. Жадные губы прижались, оставляя отметину. Торин не стал больше ничего говорить, часто вдыхая прохладный воздух спальни, ставший вдруг терпким и горячим, как подогретое вино со специями.

– Прекрати дразниться… – пробормотал Торин, но Бильбо только усмехнулся, устроившись меж его ног, и очень осторожно, почти неощутимо касался уже вставшего члена. Похоже, действительно соскучился по жарким совместным ночам и решил сам исправить положение.

– Молодец, – шепнул Торин, потеребил его за ухом и замер, ощутив вдруг, как сомкнулись губы вокруг истекающей смазкой головки. В голове мелькнула шальная, но давно взлелеянная мечта – чтоб Бильбо взял в рот полностью, без остатка. Конечно, это было вряд ли осуществимо, но… но тут Бильбо зафырчал, и, словно угадав его мысли, перестал вылизывать одну лишь головку и попытался взять глубже. Торин, затаив дыхание, смотрел и глазам своим не верил. Раньше такого не было. Зажмурив глаза, Бильбо забирал у него все глубже и глубже в себя, не переставая постанывать – глухо, сдавленно и тихо, потому что глотка была заткнута здоровенным крепким членом. Торин тоже зажмурился, понимая, что иначе не продержаться ни секундой больше, попытался представить себе что-нибудь не столь возбуждающее, но не удержался и все же приоткрыл глаза. Встретился глазами с Бильбо. В его глазах мелькнула лукавая искорка, и тут Торин ощутил прикосновение нежных маленьких пальцев к яйцам, Бильбо вновь глухо застонал, перекатывая их в ладони, сдавил, отчего Торин вскрикнул, но не от боли, а от удовольствия. И, невзирая ни на что, прижал все-таки хоббита лицом вплотную к паху, отчего все тело отозвалось искорками возбуждения, выплеснул семя прямо в податливое, мягкое горло, крепко стискивающее член. Бильбо едва слышно застонал, задергался, вырываясь, и Торин, шумно вздохнув, выпустил его.

– Ты ужасен… – пробормотал Бильбо, откашлявшись, попытался привести себя в порядок. Курчавые прядки волос растрепались в полном беспорядке, налипли на лицо, покрасневшее от усердного труда.

– Что?

– Обязательно было так делать?

– Обязательно, – усмехнулся Торин и прижал его к себе, принялся целовать упиравшегося хоббита. Тот вырывался, слабо сопротивляясь, но потом стих, обхватил его за шею и замер под ним послушно.

– Мне очень понравилось, – шепнул Торин, прижимая его к себе плотно-плотно.

– Я заметил.

– Не обижайся. Я давно хотел попробовать… чтоб так, – сглотнул Торин, заново переживая приятное покалывание в паху. Бильбо молчал-молчал, чертил по его плечам узоры, а потом все же спросил:

– Что тебе сказал Оин?

– Чтоб ты почаще брал у меня в рот по самые яйца.

– Что? Что-о?!

– То, что ты слышал.

– Ты врешь, – фыркнул Бильбо, – я не верю. Твои сны не могут означать подобное. Или могут?! Но тогда ты совсем ужасен! Совсем ужасный король.

Торин рассмеялся и обнял крепко до хруста в костях.

***

Сон вновь оказался дурным. Нахлынуло все и сразу, поднявшись к горлу, словно тина. Слышал колокола Дейла словно наяву. И как будто из-под воды смотрел, из-под толщи времени, как кружит сизый пепел, и летят на землю осколки неба.

И башня вновь сожжена дотла.

– Дурное предзнаменование, – пробормотал Торин, отмахиваясь от сна. Еще во сне знал, что это сон, но легче от этого не становилось. Словно затишье перед бурей.

– Опять ты бормочешь про разрушение, – хмыкнул Бильбо, тоже проснувшись. Чутко, значит, спал. – Опять кошмарит?

– Да. Неясно, к чему.

– Харад вдруг разгневается на разгон работорговли и пойдет на нас войной?! – пробормотал Бильбо и тихо прыснул в кулак.

– Что смешного?

– Потому что ты только и думаешь о чем-то плохом! Чем больше думаешь, тем больше снится, чем больше снится… как снежный ком. Надо перестать думать о плохом.

– У тебя все так просто.

Бильбо фыркнул, не стал дальше пререкаться и присел на кровати. Торин глядел на него, невысокого, крепко сбитого, но все равно не похожего на гнома даже в полумраке спальни. Лунный луч едва заметно скользил по его телу, когда Бильбо вздыхал особенно глубоко, а Торин смотрел, обводя взглядом поджившие, уже менее заметные шрамы и рубцы. От нежности слова замирали в горле.

– Разрушение – не всегда катастрофа, – зашептал Бильбо, лунный луч положил треугольники света на щеки, подсветил его глаза. Торин положил ладонь ему на щеку, вгляделся, стараясь определить их цвет. Серые? Синие?

Бильбо перехватил его ладонь своей, стиснул, глядя серьезно.

– Ты хоть знаешь, о чем говоришь?

– Знаю, – Бильбо подобрался ближе, держа его за руку, – я думал, что погиб, когда спустился в рудники. Думал, что больше не будет ничего.

– Прости, – Торин стиснул губы, словно ему неприятно было вспоминать об этом

– Простил, – кивнул Бильбо, взял его за вторую руку, переплетая пальцы с его. Вновь посмотрел глаза в глаза, – без разрушения старого никак не построить новое, не понять его и не привыкнуть к другому. Понимаешь?

– Не вполне, – покачал головой Торин,

– Иногда нельзя цепляться за прежнее, – проговорил Бильбо, придвигаясь все ближе, пока губы его не оказались совсем рядом, так, что можно было ощутить его теплое, невесомое дыхание, – мерить старой меркой новое, например.

– Например, тебя?

– Например, меня, – улыбнулся Бильбо, поймал поцелуй, замер, ладони его вздрагивали в сильных пальцах Торина. Дышал глубоко и часто, то опускал ресницы, то вновь глядел на него. Торин увлек его вниз, под себя, прижался всем телом так плотно, будто раздавить хотел. Чувствовал его пальцы, стиснувшие запястья, и ноги, закинутые на спину, хотел неимоверно взять его именно сейчас, в эту минуту.

Бильбо запрокинул голову, застонал в предвкушении.

– Погоди, – Торин разорвал прикосновение, стиснув зубы, точно от боли. Бильбо едва слышно зашипел, сбитый с толку, но Торин все равно нашел жестянку со смазкой. Быстро смазал головку, ощутил прохладную вязкость на члене.

– Ты ласковый… – забормотал Бильбо, тычась губами ему в шею, благодарно целовал его, ощутимо вздрагивая от проникновения. И упоенно зашептал, какой Торин замечательный, и как с ним хорошо, отчего Торин перестал что-либо соображать, кроме самых простых истин. Вновь зазвенели колокола, кровь с гулом разносилась по сердцу, и больше Торин не слышал ничего, кроме биения сердца.

– Ты все?