Текст книги "Не обнимай меня (СИ)"
Автор книги: Torens
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
[…Мои одногруппники в лице Ильи, Вани и Шамиля, перехватили меня по дороге в столовую и куда-то потащили. По тому, как Илья семафорил мне глазами, одновременно ругаясь с Наташей, я как-то сразу понял, что они от меня хотят, и все хорошее настроение резко пропало, медленно скатываясь за отметку ноль и опускаясь еще ниже. Ну хоть у них ума хватило поговорить в стороне.
Мы спустились на пролет между этажами, и парни, отодвинувшись в угол, чтобы не мешать редким прохожим, выжидающе уставились на меня, а я на них. Через минуту, поняв, что я не собираюсь начинать разговор, Илья подал голос:
– Как тебе это удалось? Что ты ему вчера такого наговорил, что сегодня он спокойно прикасается к парням, да еще и позволяет себя коснуться?
– Какая разница? – резко, а от того грубо ответил я. – Главное, спор я выиграл, поэтому забудем об этом.
– Шутишь что ли? – отозвался Ваня. – Мы столько лет незаметно пытались что-то сделать, но у нас ничего не выходило, а тут ты справляешься за какую-то неделю! Даже не за две, как мы обговорили, а за одну. Это круто, чувак! Ты что, психолог там какой-то? Залез ему в мозги и прочистил там все?
– Не ваше дело, – я начал потихоньку закипать. – Спор выигран? Выигран. А то, как я должен был этого добиться, мы не обговаривали, и тем более не обговаривали, что я все вам расскажу. Выигрыш можете оставить себе… И замяли это дело.
Парни были недовольны моим ответом, но все же кивнули. И вдруг Шамиль, побледнев, одними губами прошептал:
– Игорь…
Я нахмурился, не понимая, почему он позвал Игоря и обернулся назад. Мой взгляд сразу же натолкнулся на парня стоящего наверху лестнице возле перил. Он выглядел спокойным и расслабленным, а на губах была улыбка, вот только глаза…
Прошу, что угодно, только не этот взгляд…]
Хотелось бы сказать, что я чувствовал себя разбитым, но это не правда. Я чувствовал себя мраморной статуей, что вдруг покрылась сетью трещин по всей поверхности. И казалось, что она вот сейчас треснет окончательно и развалится на множество кусочков, но каким-то чудом это не происходило. Чудом… Именно им я держался на ногах и продолжал улыбаться, смотря на Рафаэля. На самом деле я его не видел. Перед глазами мелькали воспоминания о вчерашнем дне, как кино на быстрой перемотке, но в какой-то момент чья-то безжалостная нога наступила на них, оставляя после себя грязный след, что складывалось в слово «ложь».
– Игорь, я все объясню, – поспешно и обеспокоенно заговорил Рафаэль, делая шаг ко мне, но я лишь покачал головой, улыбаясь еще шире.
– Не надо. Я все знаю. С самого начала знал. Сникерс, да? – усмехнувшись, спросил я, хотя прекрасно знал ответ.
Какой же я дурак! Слышал, как они заключали спор, и ничего не понял.
Парни, услышав вопрос, все как один побледнели и опустили глаза. Лишь Рафаэль продолжал на меня смотреть.
– Да ладно вам. Расслабьтесь, ребята. Я не в обиде. Я даже решил вам подыграть, так что все нормально.
– Правда? – тихо спросил Илья, глядя на меня как нашкодивший котенок.
– Конечно, – заверил я его. – Ладно, я пойду. Меня Наташа ждет.
Но вместо того, чтобы пойти в столовую, я кое-как добрался до ближайшего туалета, чувствуя как внутри меня что-то разрывается. Хотелось заорать. Громко. Отчаянно. Так, чтобы слышали все. И не только в университете, а во всем городе. Но вместо этого я цепляюсь ладонями за края раковины и судорожно дышу, пытаясь успокоиться. Мне хватает одного взгляда на свое отражение, чтобы я вдруг почувствовал приступ непонятного веселья.
Серьезно? Я поверил во все то, что говорил Рафаэль? Знал же, знал же в глубине души, что такого быть не может, что что-то тут не так и все равно поддался. Ну и дурак. Вроде же давно вышел из возраста, когда перестаешь верить в сказки и чудеса, а тут…
А тут…
А тут захотелось поверить. И к чему это все привело?
Надо успокоиться. Сделать вид, что мне все равно. Где моя маска безразличия, когда она так нужна?
Дверь в туалет открылась, и я в отражение зеркала увидел Рафаэля. Он почему-то облегченно выдохнул и произнес:
– Игорь, нам надо поговорить.
– Не надо, – отрезал я, отступая от раковины и поворачиваясь к нему, хотя на самом деле я повернулся к выходу, намереваясь уйти, но стоило мне только поравняться с парнем, как он схватил меня за локоть и развернул к себе, прижимая спиной к стене. Я не пытался вырваться или оттолкнуть его. Я лишь поднял на него свои глаза, и он вздрогнул, сам отпуская меня, но уже через секунду его ладони обхватили мое лицо, и он стал покрывать его поцелуями, совсем не заботясь о том, что мы находимся в туалете, и сюда кто-то может войти.
– Нет, нет, нет, Игорь, нет, прошу, – без остановки шепчет Рафаэль.
– Что нет? – безразлично спрашиваю я.
– Не смотри на меня так, умоляю, – в голосе Рафа настоящая мольба.
– Как?
– Так же, как и в первый раз, когда мы встретились. Словно твой мир разрушен, тебе больше не за что бороться и ты хочешь просто умереть. Все что угодно, только не это. Я люблю тебя. Действительно люблю. Верь мне. Да, спор был, но только благодаря ему я узнал тебя и полюбил. Умоляю, поверь мне, – Рафаэль говорил быстро, неразборчиво. Его голос то стихал, то становился слишком громким. Я чувствовал, как дрожат его руки. Видел его глаза, лихорадочно бегающие по моему лицу и, не выдержав, отвел взгляд в сторону, вглубь туалета.
Мне больно. Безумно больно. Кажется, я все-таки стал осыпаться мраморной крошкой. Я обману, если скажу, что хотел бы ему верить. Я не верил Рафаэлю. Я видел его, слышал его, понимал его, но это все было не важно. Я его не чувствовал. Несмотря на расстояние между нами в пару сантиметров нас разделяла друг от друга каменная стена, возникшая из ниоткуда.
Если бы не руки Рафаэля, удерживающие меня, я бы уже давно скатился по стене и, обхватив голову, разревелся бы как маленький.
Нет.
Обманываю.
Плакать не хотелось. Ничего не хотелось. Ни плакать, ни смеяться. Ни подбодрить себя, ни жалеть. Ни жить, ни умереть. Ни-че-го…
Взгляд бессмысленно скользит по туалету. Он был совершенно другим. Другие зеркала, раковины, плитка, стены, даже окно другое. Но здесь тоже есть четвертая от двери кабинка, пускай и сделанная из другого материала, и, глядя на нее, я видел то, что произошло в другом месте, но казалось, что здесь.
Я, выпускник школы, сижу на подоконнике, задумчиво смотря в окно и маленький, совершенно невинный Рома, стоящий у двери. Когда я поворачиваюсь к нему, он выглядит растерянным, но затем на его губах проступает доверительная улыбка, и мне будто сносит крышу. Я кидаюсь к нему, затаскиваю в кабину, сильно толкнув, Рома морщится от боли, в его глазах появляется страх и это распаляет меня еще сильней...
Я закрыл глаза больше не в силах наблюдать за всем этим и выдыхаю имя парня.
– Рома...
Прости меня. Прости меня, мой маленький милый мальчик. Я не хотел причинить тебе боль, но причинил. Наверное, поэтому Бог оставил меня в живых, он хотел, чтобы я почувствовал хоть малую долю того, что чувствовал ты. Прости меня. Я понимаю, что мои извинения тебе не нужны, что ты их никогда не примешь, но если бы ты знал, как я сожалею.
– Рома? – в тишине туалета голос Рафаэля звучит оглушающе, возвращая меня в реальность и заставляя открыть глаза. Его лицо находится в паре сантиметрах от меня, а в глазах недоумение, изумление. – Что за Рома?
– Рома, тот, кого я действительно люблю, – собирая в кулак все свое мужество, твердо отвечаю я. – Я же сказал, что просто подыграл тебе, так что оставь меня в покое! – отталкивая Рафа от себя, произношу я. Он не сопротивляется и легко отстраняется от меня. На его лице вместе с недоумением проступает также и неверие.
– Нет, – как-то обреченно шепчет он. В сердце что-то больно кольнуло, но я, продолжая удерживать маску с усмешкой говорю:
– Да, – а затем отлепляюсь от стены и уверенным шагом иду на выход из туалета, но стоит только закрыть дверь, как ноги перестают гнуться. Я кое-как иду вперед. Моя апатия вдруг сменятся безумным желанием оказаться дома.
Из головы вдруг вылетает вся планировка здания, и я забываю, где выход. Приходится постоянно останавливаться и осматриваться по сторонам, хотя это мало помогает, я все равно не имею представления, где нахожусь и просто иду туда, куда меня тянет.
– Игорь! – доносится до меня знакомый женский голос, и я замираю на месте, смотря вперед, а потом оборачиваясь. Наташа догоняет меня, кладя руку на плечо.
– Ты где… Боже, что с тобой? Ты похож на ходячего мертвеца! – восклицает чуть ли не на весь коридор девушка.
Я смотрю на обеспокоенное лицо подруги и чувствую, как появляется желание плакать.
– Это спор…
– Спор? Какой спор? Сможешь ли ты изобразить труп? Поздравляю, у тебя получилось! А теперь приходи в норму, а то мне страшно.
Я покачал головой.
– Наташ, Рафаэль поспорил на меня…
– Чего? – лицо девушки вытягивается, а я продолжаю говорить.
– С твоим братом, а еще Ваней и Шамилем. Он поспорил, что через две недели сможет спокойно меня касаться, а ему хватило лишь недели. Представляешь, какой молодец? За неделю справился! А еще прикол хочешь? Я слышал, как они спорят, только начало пропустил и не знал о чем спор, лишь на что.
Вся ситуация мне вдруг показалась до абсурда смешной и я не сдержал смешка. Но вот Наташа, кажется, не прониклась моей историей. Ее лицо наоборот помрачнело, и она, обхватив мою шею руками, притянула к себе.
– Успокойся! – произнесла она, как приказ. Я послушно сжал губы. – Дыши глубже. Я не знаю, что говорить в такой ситуации, но думаю, тебе это ничем и не поможет… Черт, Игорь, прости, я такая беспомощная. Тебе сейчас моя поддержка нужна, а я не знаю, что делать. Пытаюсь представить себя на твоем месте, и такое чувство, словно грузовик переехал.
– Наковальня, – шепчу я.
– Что?
– Чувство, словно на тебя наковальня упала, – послушно повторяю я.
– Даже так… Что мне сделать?
– Прикрой меня. Я думал, у меня хватит сил сделать вид, что их спор не волнует меня, но не получается. То плакать хочется, то смеяться, то ничего не хочется.
– Хорошо. Ты домой?
– Да, – кивнул я, убирая руки девушки от своей шеи.
Разговор с Наташей помог мне хоть немного прийти в себя, и я уже без проблем нашел выход. А поздно вечером, когда на небе уже появились первые звезды, я почти бесшумно открыл входную дверь, и, очутившись в коридоре, уже не таясь, прокричал:
– Мам, пап, я дома!
Save your soul
У судьбы курок на взводе,
Неслучайно все, что происходит.
Она то лечит от тоски,
То разбивает сердце вдребезги.
Родители одновременно очутились в прихожей: мама из кухни, а папа из зала.
– Игорек! – синхронно воскликнули они, бросаясь ко мне. Мама, на несколько секунд опередив папу, крепко обняла меня и поцеловала, а вслед за ней это же проделал и папа.
Я улыбался, отвечая на их объятья и подставляя щеки для поцелуев, но смотрел за их спины, где в дверях своей комнаты стоял малой. Он выглядел совершенно спокойно, словно все это время я жил вместе с ними и приехал не из другого города, а вернулся с вечерней прогулки. Вот только стоило нашим глазам встретиться, как Денис слегка прищурился. Он всегда так делал, когда понимал, что я хочу с ним поговорить о чем-то, что мог рассказать только ему. И я ждал, что он поступит так же, как и всегда. Кивнет головой и укажет на мою комнату, но он поступил иначе. Хлопнул дверью своей комнаты, закрываясь там.
– Денис! – моментально отреагировала мама, оборачиваясь на хлопок. – Немедленно выйди из комнаты и поздоровайся с братом!
Ответом ей послужила громкая музыка.
– Денис! – уже закричал папа.
– Не надо, – я отрицательно покачал головой. – Все в порядке.
– Ох, сынок! – мама вновь вернула внимание мне и стала расстегивать мою куртку, словно я был маленьким ребенком. – Ты почему не сказал, что приедешь? И что там с учебой? Сейчас же занятия идут.
– Я договорился, – тепло улыбаясь, ответил я. Ложь, конечно, но родители даже представить себе не могут, что я могу соврать им.
– И на сколько договорился? – подключился к допросу папа, утаскивая к моей комнате средних размеров сумку.
– На неделю.
Это уже было правдой. Побуду тут неделю, успокоюсь, а потом вернусь. Возьму академический отпуск или переведусь в другой университет, возможно даже в другом городе. Сбегу, одним словом. Я понимаю, что это будет красноречивей всех слов, и что Рафаэль все тут же поймет, но я просто не мог заставить себя находиться с ним в одном помещении. Стоило мне представить, что он рядом, как я сразу терялся и превращался в статую. Не хочу так жить.
Хотя жить я сейчас вообще не хочу.
Я не вижу своего будущего. Лишь механические действия, которые от меня все ждут. Окончания учебы, устройство на работу… Но то, что должно разбавлять их для меня, остается загадкой. Вновь поверить кому-то и влюбиться я просто не смогу. Две мои любви оказались несчастными, поэтому с меня хватит.
Я думал обо всем этом, одновременно рассказывая родителям о своей учебе и недавнем соревновании. Их глаза так знакомо горели гордостью за меня, и от этого становилось хуже. Сказав, что устал с дороги и хочу принять душ, я спрятался от них в ванной комнате, где, действительно, принял душ. Думал, что, стоя под струями воды, смогу смыть с себя сегодняшний день, свою усталость и боль. Наивно сверх меры. Это я понял, когда закрыв глаза, поневоле окунулся в воспоминания об утре.
«– Давай останемся в этом мгновении навсегда»
Лжец! Чертов лжец! Будь ты проклят! Ты, твоя семья, все твои близкие! Хочу, чтобы ты умер! Медленно, мучительно, задыхаясь в агонии от боли, без возможности ее унять! Умри, умри, умри, умри! Исчезни! Пускай тебя никогда не было. Пускай я лишь выдумал тебя. Уж лучше это. Уж лучше я буду шизофреником, чем ты в действительности существуешь.
Сколько же мне еще расплачиваться за свой грех?..
– Сыночек, солнышко, все хорошо? Ты уже час там сидишь. Я ужин приготовила, выходи, покушай.
Голос мамы возвращает сознание. Я провожу ладонью по лицу, убирая воду, и как можно беззаботней отвечаю:
– Хорошо. Спасибо. Я сейчас.
Я слышу удаляющиеся шаги мамы и выключаю воду, потянувшись за ближайшим большим полотенцем. Наскоро вытеревшись, я прошел к себе в комнату и, быстро одевшись, схватил выключенный телефон, снимая крышку и вытаскивая сим-карту. Покопавшись в ящиках компьютерного стола, я нашел другую сим-карту, с местным номером, и вставил ее на место московской. Руки во время этого действия чуть подрагивали. Было невыносимое желания все же включить телефон перед тем, как вытащить сим-карту и проверить, звонил ли кто-нибудь, точнее звонил ли один единственный человек, но я сдержал свой порыв. Я боялся своих чувств, и тех, что могли накрыть меня, если звонки были, и тех – если звонков не было.
Иногда неведенье – это хорошо.
В деканат я позвонил, еще находясь в Москве, и сообщил, что уезжаю по семейным обстоятельствам. Наташа же знает мой второй номер, и, не дозвонившись на один, я уверен, она начнет атаковать звонками другой.
Так что все мелкие проблемы решены, осталась лишь одна…
Когда я появился на кухне, то мама моментально засуетилась, накладывая мне ужин и поминутно интересуясь, не хочу ли я еще чего-нибудь, а папа отключил звук у телевизора и продолжил свои расспросы про учебу и мои дальнейшие планы. Из комнаты Дениса все так же раздавалась музыка. Выходить он явно не собирался. Когда же я поинтересовался у родителей, ужинал ли малой, то они проигнорировали меня. Я вздохнул. Все меняется, весь мир меняется, кроме отношений в нашей семье. То ли радоваться этому постоянству, то ли огорчаться...
Освободился я от допроса родителей ближе к двенадцатому часу, и то только потому что им завтра надо было рано вставать на работу. Музыка к этому времени играть перестала, а это значило, что и дверь в комнату Дениса открыта. Я без раздумий постучал и сразу открыл ее, заходя внутрь. Братишка находился на кровати с учебником истории в руках.
– Привет, – улыбнулся я. – Мы можем поговорить?
Денис поднял на меня глаза.
– Ты решил признаться родителям в своей ориентации? – холодно спросил он.
– Нет.
– О… Ты решил рассказать им, что изнасиловал Рому?
– Нет, – я чувствовал себя первоклашкой под грозным взглядом директора.
Малой слегка нахмурился, недоуменно глядя на меня, а затем спокойно сказал:
– Значит, нам не о чем говорить.
В горле образовался странный комок, хотелось застонать. Я чувствовал себя так, словно тону, а Денис был моим спасательным кругом, который почему-то все удалялся и удалялся от меня.
– Денис… – тихо позвал я его, но продолжить не успел. На кровати, рядом с братом, зазвонил мобильный, который он поспешно схватил, улыбаясь при этом так, как не улыбался до этого никогда. И он, напрочь игнорируя меня, ответил на звонок:
– Привет… Нормально, а ты?...
Я, понимая, что разговор не состоится, вышел из комнаты и прислонился к двери спиной.
– Нет, все хорошо, просто этот приехал… Ага… Джино, я что, по-твоему, идиот? Конечно, я не скажу Роме! Мне самому противно рядом с ним находиться. Давай вообще сменим тему… Я надеюсь, на мотоцикл ты еще не садился?... Да. Потому что ты запросто можешь наплевать на слова врачей и поехать гонять… И будут правы… Не меньшая зараза, чем ты… Я соскучился. Скорей бы выходные… Да знаю я, что неделя только началась, ну и что? Ты разве не скучаешь?... Сам ты девчонка… Это не намеки, а открытый текст… Да ладно тебе, я же шучу… И кто после этого девчонка?... Оба? Значит, мы лесбиянки? Ты иногда такой дурак… Да-да, поднимаешь, и не только настроение… Я извращенец? То есть, ты бы предпочел, чтобы у меня на тебя не вставал?... Чего? Так вот, чего ты хочешь! Поиметь меня! Только после того, когда Паша все-таки даст Роме поиметь его… Не смеюсь я, тебе это кажется… Они самые… Я тебя тоже люблю. И скучаю… Какой сюрприз?... Черт, Джино, мне уже страшно. Что ты задумал?... Скажи хотя бы, никто не пострадает?... Слава Богу… Да? А по-твоему, это я ворвался с пистолетом наперевес и заявил, что это похищение?... Блин. Ну, я лишь компанию составлял, а этот гениальный план пришел все-таки в твою голову!... Весело, весело. С тобой не может быть не весело…
Я оторвался от двери, не в силах больше слышать счастливый голос Дениса, и на деревянных ногах дошел до своей комнаты.
У моего брата есть парень, и у них все хорошо.
Меня называют безликим «этот».
Руки трясутся так, что страшно становится. Я кое-как смог достать упаковку таблеток, что выписал последний психолог и, не запивая, проглотил сразу три штуки, чтобы хоть как-то успокоиться, а потом подумав, выпил еще и снотворного. Все равно без него сегодня вряд ли смог бы заснуть.
Утром не хотелось просыпаться. Даже не то, чтобы просыпаться, а просто открывать глаза. С закрытыми я мог потешить себя надеждой, что Рафаэль все же рядом со мной. Лежит в паре сантиметров от меня, и, если я протяну руку, то обязательно коснусь его. Меня совершенно не смущал тот факт, что за стенкой ходят родители, собираясь на работу, что я слышал их тихие голоса, что Денис шумел. Мне все равно казалось, что Рафаэль рядом, лишь протяни руку… Но я не протягивал. Отчего-то осознание, что я не смогу коснуться его с закрытыми глазами приносило больше боли, чем тот факт, что открыв глаза, я его вовсе не увижу. Возможно, потому что с закрытыми я мог помечтать, а это больно, когда твоя мечта оказывается несбыточной.
Входная дверь хлопнула, вначале один раз, а спустя несколько минут – второй, и наступила тишина.
Я глубоко вдохнул, сминая в кулаке простынь, и резко распахнул глаза. Я был в комнате один, что вполне естественно. Я знал это, понимал головой, но в сердце все равно появилась тянущаяся боль. Такая вязкая, противная, будто в груди что-то рвали на части, причем это «что-то» рваться не хотелось, поэтому все происходило медленно.
Навалилась апатия. Хотелось лежать на кровати, смотреть в потолок и больше ничего. Но это было бы роскошью для меня. Я должен подняться на ноги, привести себя в порядок, заставить улыбаться. Жить дальше.
Жить дальше…
Хах…
Жить дальше…
Правда что ли?
Жить дальше…
Как?!
Ммм… Ненавижу!
Я резко сажусь на кровати, закрывая голову руками и сжимая в ладонях собственные волосы.
– Черт, черт, черт… Возьми себя в руки. Ну же! Возьми себя в руки! – я с шумом дышал через рот, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться. – Хорошо. Все хорошо… Ну же! Ну!
Не знаю, сколько я так просидел, нарушая тишину комнаты собственным дыханием, но в какой-то момент я задышал через нос и отпустил волосы, поднимая голову и глядя перед собой. Я не успокоился и не взял себя в руки, и не почувствовал прилив сил для борьбы, да и желания бороться не было. Я сдался. Опустил руки…
Руки… Голова нещадно заболела, да так что сквозь зубы вырвался непроизвольный стон. Что? Что? Что? Какая-то мысль упорно ускользала от меня, не давая себя поймать и тем самым принося еще больше боли. И, в конце концов, я просто не выдержал и махнул на это рукой. Мне и так плохо, не хватало еще головной боли.
Ближе к обеду, когда я все же смог подняться с кровати и более-менее привести себя в порядок, сидя на кухне и отстраненно глядя в окно, помешивая давно остывший чай, позвонила Наташа. Назвала меня идиотом, потому что я уехал, и потому что не предупредил ее, и потому что сказал Рафаэлю, что не люблю его. А еще сказала, что она врезала ему за меня. И что Рафаэль, судя по лицу, не спал всю ночь, а судя по одежде – не ночевал дома.
От этих слов сердце опять заныло, и появилась жгучая тоска, печаль.
А Наташа продолжала говорить. Рассказала как взволновало мое отсутствие Илью, Ваню и Шамиля, как она соврала им, что я просто заболел, и как вбивала им в голову, что навестить меня плохая идея, потому что я болен, слаб, мне не до гостей, и вообще у меня маленькая квартира и такую ораву не поместит.
А потом она пыталась привести меня в чувство. Говорила, чтобы я взял себя в руки, словно я не пытался, что все проходит, и мне обязательно станет легче. Слова «скоро» и «в ближайшее время» она не употребила. Понимала, что это явная ложь. Легче станет, но не сейчас, не через день и даже не через неделю.
А еще она обещала, хотя это было больше похоже на угрозу, что, как только я вернусь, она, не слушая мои возражения, затащит меня в гей-клуб и найдет там для меня самого лучшего парня. И как только он поймет, какой я хороший и весь такой положительный, то передумает просто перепихнуться и решит завести со мной отношения. А Рафаэль пускай лапу сосет, раз он такой мудозвон. Именно такая характеристика была выцарапана на боку его автомобиля. Наташа сказала, что он вообще должен сказать спасибо за то, что пострадала машина, а не сам парень, когда она стаскивала с него свой шарф. Уж очень ей хотелось затянуть его, да посильней.
А потом вновь вернулась к тому что я идиот, ведь в тот момент когда она забирала шарф, Рафаэль рассказал ей о том, что я сказал ему в туалете. Она кричала, что это не выход из ситуации, что я просто решил спрятаться и сбежать этими словами, вместо того, чтобы твердо встретить неприятность.
Неприятность…
Неприятность – это когда ногу ломаешь, а на носу соревнования…
Или кошелек теряешь, а там были все деньги…
Или компьютер перестает работать, а курсовая была только закончена…
Или когда проезжающая мимо машина водой из лужи обливает, а одежда вся белая…
Вот это неприятности. А то, что ты для любимого человека являлся объектом спора – это личный апокалипсис. Хуже него может быть только настоящий. Да и то, ты, наверное, порадуешься ему, ведь больше не придется мучиться.
Настроение, которое Наташе удалось хоть немного приподнять, было вновь испорчено, и я постарался как можно быстрей попрощаться с ней, чтобы вернуться к своему чаю и виду из окна.
Через час пришли родители на обед, и я как хороший сын составил им компанию, попутно расспрашивая, как прошло утро и кивая головой по мере их рассказа. Спустя полчаса, со школы вернулся малой. Он, не говоря ни слова, закинул рюкзак к себе в комнату и вновь убежал. Я выглянул в окно, чтобы посмотреть в какую сторону он направился, но Денис лишь перебежал двор и зашел в подъезд дома напротив. Там жил Паша. Лучший друг моего младшего братишки. Нынешний парень Ромы.
Рома…
Говорят, первая любовь не забывается, и встреча с ней всегда волнительна. У меня повод для волнения есть, причем весомый такой. Правда, я не думал, что мы с ним все же когда-нибудь увидимся. Вряд ли бы хотел видеть меня после того, что я сделал. Я столько раз хотел извиниться перед ним лично, но каждый раз останавливал себя. Я живое напоминание того, что случилось с ним, того, что он, наверняка, хочет забыть всеми силами, поэтому я не придумал ничего лучше, как просто исчезнуть из Роминой жизни. Исчезнуть и никогда не появляться.
Но как говорится: «человек предполагает, а Господь располагает».
Вот и наши пути вновь пересеклись в кафе. Он был все таким же маленьким, милым, очаровательным и… не моим.
Не моим… Потому что у меня не было прав на него, но так хотелось. Поэтому я повел себя как придурок, оскорбив его.
Не моим… Потому что он принадлежал другому. Тому, кому казалось все равно на чувства Ромы.
Не думал, что могу так ревновать. От злости даже не следил за своим языком, за что и получил потом от Паши.
Я тихонько усмехаюсь, вспомнив, как Паша вырубил меня одним ударом. Ничего. Заслужил. А Рома, наверное, с ним сейчас как за каменной стеной. Надеюсь, он сейчас счастлив.
– Игорек, солнышко, что ты собираешься сегодня делать? – отвлекает меня от моих мыслей мама, одновременно ища что-то в своей сумочке.
– Думаю в школу сходить, учителей навестить, – говорю первое, что приходит на ум.
– Сходи обязательно. Они тебя очень рады будут видеть.
– Схожу, – кивнул я. – А вы уже уходите?
– Да.
– Так рано…
– Игорек, ты чего? Обед уже к концу подходит! – удивилась мама. Я ничего не ответил, лишь встал из-за стола проводить их до двери. Папа молча, только махнув рукой, вышел из квартиры, а мама быстро чмокнула меня в щеку и, пожелав приятной прогулки, ушла.
Я опять остался один, моментально почувствовав себя хуже некуда. Все же когда родители рядом, мне куда проще, ведь приходится притворяться что у меня все хорошо, а когда я один, то маска спадает сама по себе.
Что же мне делать? Сейчас и вообще. Если делать ничего не хочется. Даже валяться на кровати. Даже просто шевелиться. Стоять бы вот так вот в коридоре до скончания веков. Кажется, я действительно превратился в статую, которая двигается, только если ее подвинуть.
Я выдохнул, собираясь сделать шаг, но так его и не сделал. Я не хотел идти ни на кухню, ни к себе в комнату, ни в гостиную, ни схватить свою куртку и пойти на улицу.
– Как же все это бесит. Какого черта ты ко мне прицепился? – обратился я вслух к Рафаэлю. – Оставь меня в покое. Ты мне не нужен.
На последних словах апатия вдруг сменилась злостью. Я широкими шагами дошел до своей комнаты и с силой распахнул дверь. Она ударилась об стену и отлетела назад, но я вовремя выставил руку, не давая ей закрыться или ударить меня. Пройдя внутрь, залез в свою сумку, вытаскивая таблетки и выпивая парочку. Все. Теперь надо подождать пару минут, пока таблетки подействуют, и не будет никакой апатии, а так же злости или еще чего-либо. Только умиротворение.
Я прикрыл глаза, кивая сам себе, и улыбнулся. Пальцы сами по себе сжали края сумки, а в следующее мгновенье она уже летела в стену, гулко ударившись об нее.
– Успокоиться, да? Смеетесь? – неизвестно у кого спросил я. Меня всего потряхивало. Хотелось вцепиться во что-нибудь и разорвать это на части. Я подлетел к кровати и схватив с нее подушку, так же запустил в стену. – Да как тут можно успокоиться?! Ненавижу! Чтоб тебе пусто было! Чтоб твой отец не дал тебе уничтожить его фирму, и ты навсегда стал бы его рабом! Да чтоб тебя машина сбила, а вместо того чтобы сдохнуть ты бы остался без ног, глухой, слепой и немой! И чтобы все лицо шрамы покрывали!
Из легких вышел весь воздух, и я зашипел. Вместе с воздухом, тело покинула и ярость. Таблетки начали действовать. Я опустился на пол рядом с кроватью, упираясь спиной об нее, и положив голову на матрас, посмотрел на потолок. Дыхание после криков выровнялось, и я, махнув рукой, пробормотал:
– Ай, да иди ты к черту. Живи, как хочешь, и делай, что хочешь. Меня это больше не касается.
Я поднялся на ноги, и прошел на другую сторону комнаты, чтобы подобрать подушку и вернуть ее на кровать, а затем – в гостиную, где развалившись на диване, стал бесцельно щелкать пультом, в поисках чего-нибудь интересного по телевизору. Идти куда-то, тем более в школу все же не хотелось, а это хоть какое-то занятие.
Ближе к четырем часам дня, я вспомнил про грязную посуду, что осталась с обеда, и вымыл ее, попутно решив приготовить ужин, а пока фарш размораживался в микроволновке, немного прибрался в квартире. В общем, к приходу родителей квартира сияла, а в духовке подходили макароны-ракушки, заполненные фаршем и покрытые сверху сыром. Когда мама и папа это увидели, то тут же стали нахваливать меня и обсуждать между собой как им повезло с сыном. Ровно до прихода Дениса. При виде него, они сразу же поморщились и начали читать ему нотацию. Малой же в ответ поступил как всегда. Закрылся у себя в комнате и включил музыку.
Я вздохнул, глядя на захлопнутую дверь. Как бы мне хотелось, чтобы он нормально общался с родителями. Но я прекрасно понимаю, что это не вина малого, а именно мамы и папы. Они отталкивают от себя Дениса. И я совсем не удивлюсь, если по окончании школы, он просто уйдет из семьи. Вот только я этого не хочу. Не хочу терять брата, пускай он со мной и не общается. Но что я могу сделать?..
Так закончился мой первый день пребывания дома. Оставалось, как я думал, еще шесть…
Следующий день для меня начался, как и предыдущий: с тихих переговоров родителей и топота Дениса. Вот только в этот раз я не стал отлеживаться в постели и теша себя каким-то надеждами и фантазиями, а рывком сев на кровать, открыл глаза. Вставать не хотелось, но я все же заставил себя подняться с кровати и выйти в коридор.
– Доброе утро, – хрипло поприветствовал родителей.
– Доброе, – отозвался папа, проходя мимо меня в одних трусах и с газетой в руках.
– Солнышко, а ты чего так рано встал? – заботливо поинтересовалась мама, и тут же без перехода рыкнула на Дениса, что выходил из кухни: – Смотри, что ты наделал своим топотом! Брата разбудил!
Денис закатил глаза и трагически произнес:
– О, Боже, что ж теперь делать? Пойти повеситься, что ли?
– Не дерзи матери! – воскликнула мама, разворачиваясь к нему и отвешивая малому подзатыльник. Он ощерился.
