Текст книги "Услышанный во второй жизни (СИ)"

Автор книги: Torens

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Пролог

Я сидел на подоконнике у открытого окна и слушал очередную нотацию родителей о том, что должен сделать и как поступить. Меня накрыли апатия и безразличие.

– Это все не имеет значения, – прервал я, казалось, нескончаемый монолог родителей.

– Что ты имеешь ввиду? – спросила мама.

– Все это, – развел я руками. – Это замкнутый круг. Я никогда не соглашусь с вашими условиями, вашими планами и желаниями на мое будущее. Вы никогда не услышите меня.

– А ты нас хоть раз попытался услышать? – вскипел папа.

– Я вас слышу, но… я не могу жить так, как хотите вы. Простите. Мне все это так надоело.

Я завалился назад, прямо в открытое окно. Не было никакой эйфории от полета. Не было чувства свободы. Был только дикий страх. Потом пронзительная боль во всем теле, от которой хотелось кричать, а из горла вырвался лишь тихий хрип. Но вскоре пришла спасительная темнота…

1 глава. Больница

Над ухом раздается назойливый писк, совсем рядом играет незнакомая мне песня, сквозь закрытые веки я чувствую солнечный свет. Жив. Я жив. Не знаю, радоваться этому или нет.

Выход есть, но я не знаю, где мне выйти,

Туман... лишь бы в нём не остался я.

Люди, вы не выходите, пропустите.

Может быть, там будет моя станция?

Я усмехнулся. Песня определенно подходила мне.

Неожиданно музыка затихла, и раздались тихие шаги.

– Эй, ты очнулся? – я услышал голос незнакомца. Скорее всего, он принадлежал моему ровеснику или, может, парню постарше меня.

Я резко распахнул глаза, но тут же закрыл, когда солнце резануло по ним. Вновь послышались шаги, скрип открывающейся двери, и я остался в тишине. Наверное, парень пошел звать врача. А врача ли? Я жив и, скорее всего, нахожусь в больнице, так что, да, врача. Надо еще раз попытаться открыть глаза, только в этот раз медленно.

Я постепенно приоткрывал веки до тех пор, пока глаза полностью не привыкли к солнечному свету. Одноместная палата в нежно-голубых тонах с огромным окном на всю стену и двумя дверьми. Одна, я так думаю, вела в туалет, а другая была выходом. Я попытался повернуть голову, но она отдалась тупой, ноющей болью. Черт, как же хреново.

      Дверь в палату распахнулась, и комната вдруг наполнилась людьми. Врач в белом халате, медсестра, мама, как всегда безупречно одетая, папа с каменным лицом… тетя Эрика? Боже, как давно я ее не видел. Три года точно. Но она все такая же элегантная, красивая, подтянутая, только сейчас бледная и с синяками под глазами. Рядом с ней стоял незнакомый мне парень. Он смотрел в мою сторону, чуть прищурившись, и, кажется, ухмылялся. Я быстро пробежался по нему взглядом. Рост около 180 см, волосы почти доходили до висков и были непонятного цвета: то ли очень темный шатен, то ли недобрюнет. Цвет глаз было не разобрать, слишком далеко стоял, но, вроде, темные. Лицо – классическое для представителя мужского рода, который недалеко ушел от неандертальца. Тяжелая нижняя челюсть, широкие скулы, тонкие губы, высокий лоб, густые черные брови, нос, кажется, с горбинкой, но, опять же, парень слишком далеко стоит, чтобы я мог разглядеть. Кожа смуглая, но не такая, как после загара. Одет он был в белую безрукавку с глубоким вырезом и светло-синие джинсы. И майка, и джинсы сидели на нем идеально – словно для него и были созданы. Я отвел от незнакомца взгляд, когда увидел на его руках довольно заметную мускулатуру. Этот парень мне определенно не нравится. Хотя бы потому, что, в отличие от него, у меня внешняя феминность.

– Молодой человек, Вы меня слышите? – я перевел взгляд на склонившегося надо мной врача и кивнул. – Отлично, слуховые рецепторы в норме. Вы можете что-нибудь сказать? Как Вас зовут?

– Ар… – боже, как тяжело. Такое чувство, что горло трут наждаком изнутри. – Арсений, – прозвучало едва слышно.

– Правильно, – кивнул мне доктор и, глянув на медсестру, быстро произнес. – Память и речь в порядке, – а потом вновь вернулся ко мне.

– Можешь повернуть голову? – я поморщился.

– Больно, – опять почти не слышно.

– Да, я знаю, поначалу будет больно, но нам надо узнать, все ли хорошо с ядром добавочного нерва, – я решил не уточнять, что это, и медленно-медленно начал поворачивать голову влево. Боль стала просто адской, казалось, кто-то хочет расколоть мой череп, причем не на две части, а на много-много частей. – Отлично, – улыбнулся доктор, когда я вернул голову в первоначальное положение. – Пошевели пальцами правой руки. Хорошо. Теперь левой. Замечательно. Теперь пальцами правой ноги. Левой. Одновременно, – голос доктора из воодушевленного вдруг превратился в серьезный.

Я оглядел людей в палате, они, все как один, смотрели на мои ноги. По телу прошелся озноб. Наплевав на боль в голове, на то, что тело меня почти не слушалось, я резко согнул ноги в коленях, и... ничего не произошло! Они все так же продолжали лежать на белоснежной простыне.

– Не двигаются, – голос в этот раз прозвучал громче, хоть и оставался все еще таким же хриплым. – Они не двигаются… Мои ноги… – перед глазами все расплывалось, и я не сразу понял, что плачу.

– Ну-ну, успокойтесь. Тебе повезло, что вообще жив остался, выпав из окна с четвертого этажа.

Выпав? Я выпал из окна? Случайно выпал? Боже, мама, папа…

– Я не выпал. Я прыгнул, – врач удивленно посмотрел на меня, а потом на родителей.

– Сенечка, что ты такое говоришь? Мы же все видели, это была чистая случайность, – может, интонация маминого голоса и уверила доктора, что это случайность, но я, в отличие от него, знал ее давно. И понимал, что за этими словами скрывается приказ молчать.

Я закрыл глаза. Все равно. Делайте, что хотите. Говорите, что хотите. Мне все равно. Вы разрушили мою жизнь, но теперь, когда я инвалид, я разрушил ваши планы на мой счет. Теперь я могу спокойно жить… С этими мыслями я незаметно для себя уснул.

Слова песни Жени Мильковского – Станция "Туман"

2 глава. То ли купили, то ли спасли

Когда я в следующий раз открыл глаза, за окном было солнце. Не знаю, может, я проспал всего ничего, а может, уже был другой день, но в палате все так же находились мои родители, тетя и незнакомый парень.

Выход есть, но я не знаю, где мне выйти,

Туман... лишь бы в нём не остался я.

Люди, вы не выходите, пропустите.

Может быть, там будет моя станция?

Тихо пропел парень, выглядывая в окно. Я поморщился.

– Не пой. У тебя ужасный голос, – хрипло пробормотал я. Парень обернулся ко мне.

– Кто бы говорил. И вообще тут дело не в голосе, а в отсутствии слуха.

– Саша, – глянув на парня, произнесла тетя. Парень замолчал.

Через несколько секунд меня окружили родители и тетя.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила мама.

– Как после падения с четвертого этажа, – я заметил, как одинаково сузились глаза родителей.

– Насчет этого, мы решили, что будет лучше, если все будут считать, что это несчастный случай, ведь если врачи узнают, что это был суицид, то они вполне могут положить тебя в психушку, а нам этого не надо, – спокойным голосом говорил папа. – Ты ведь через несколько месяцев заканчиваешь одиннадцатый класс, потом институт. Конечно, теперь и речи не может быть о том, чтобы ты поступил, куда мы планировали, но мы с мамой нашли очень хороший университет для инвалидов как ты, поэтому ты еще сможешь стать экономистом, а потом еще закончишь обучение на менеджера…

Я смотрел на них с широко открытыми глазами и не мог поверить услышанному. Они ничего не поняли. Они все так же принимают решение за меня. Они хотя бы волновались за меня? За меня, а не за планы на будущее, что я мог сорвать?

Захотелось взять в руки что-то тяжелое и кинуть в сторону родителей. Захотелось удариться головой о стенку так сильно, чтобы потерять сознание. Захотелось вновь выпрыгнуть из окна.

Я не хочу так жить! Я не хочу быть чьей-то куклой! Услышьте меня, кто-нибудь, пожалуйста. Спасите меня, прошу.

– Что это все значит? – прервала Эрика папин монолог. Он удивленно посмотрел на нее. – Арсений только что пришел в себя после недельной комы и первое, что он от вас слышит, так это какие-то планы на будущее. Вы совсем с ума сошли в этой погоне за престижем?

Да, мое будущее принадлежит не мне именно из-за этого престижа. Сколько я себя помню, родители старались добыть себе славу, стать известными в нашем городе. Хотели ходить на различные мероприятия, куда без приглашений не пускают, носить дорогую одежду, иметь дорогие машины и свой, далеко не маленький, дом. Но как они ни старались – у них ничего не выходило. Вот тогда-то они и пришли к решению, что все это добуду для них я. Окончу первоклассный институт, получу образование, попутно заведя «правильные» знакомства, открою свою фирму (бизнес-план давно уже покоится в столе отца и ждет своего часа), медленно, но верно буду становиться знаменитым, и со временем меня в городе будут знать все.

– Не тебе это говорить, – огрызнулась мама на свою сестру Эрику.

Еще одна правда. Тетя Эрика – или, как она просит ее называть, Эрика – довольно известна в нашем городе. У нее пара туристических фирм, несколько ресторанов, клуб и спортзал. Живет она в охраняемом поселке в двухэтажном доме, где тоже есть охрана. Ездит на дорогом автомобиле с водителем и, как мне кажется, может позволить себе скупить все вещи в каком-нибудь бутике. Но, несмотря на все это, Эрика хорошая. Она добрая, совершенно не высокомерная и по-детски наивная. Я с детства любил тетю Эрику.

– Лада, приди в себя! Вы разве не видите, что настолько достали Сеню своим планом, что он готов был покончить с собой?!

– Какая разница? Главное – он остался жив, – отмахнулся от тети папа. Лицо Эрики вдруг стало злым.

– Хватит! Я больше не могу на это смотреть! – тетя глубоко вдохнула. – Если вам так нужны деньги – отлично! Я сегодня же перепишу на вас турфирмы и рестораны, но взамен вы лишаетесь всяких прав на Сеню. Я становлюсь его полноправным опекуном, а вы больше никогда не появляетесь у нас на горизонте!

Я неотрывно глядел на Эрику и не верил тому, что она говорила. Она готова лишиться своих фирм, чтобы спасти меня из этого ада. Она меня услышала, поняла меня. И пускай это похоже на то, что она меня покупает, я чувствую себя так, словно меня выкупают из рук шантажистов.

– Мы согласны. Только потом не пожалей об этом, – услышал я голос мамы.

На какую-то долю секунды мне показалось, что я вновь падаю, но на этот раз в бездонную пропасть. Боже, неужели я надеялся, что они не согласятся? Что они скажут, что я дороже им какой-то известности, денег? Какой же я наивный…

– Сень, я вернусь через пару часов. Если тебе что-то понадобится – нажми на кнопку вызова медсестры, – я почувствовал тепло ладони Эрики на своей кисти. Она легонько ее сжала, заставляя меня прикоснуться к чему-то холодному и продолговатому. Скорей всего это и есть та самая кнопка. – Но, на всякий случай, Саша останется с тобой, – вспомнив о парне, я пробежался по палате взглядом. Он сидел в кресле недалеко от двери в коридор. Когда тетя назвала его имя, он поднялся с места. – Не волнуйся, все будет хорошо, – подмигнула мне Эрика.

Тетя и мои родители, хотя я не знаю, должен ли их так называть после того, что тут случилось, направились к выходу. Когда папа поравнялся с Сашей, парень со скучающим лицом посмотрел в сторону и резко выставил ногу вперед. Отец, не удержавшись, завалился вперед. Я резко прикусил губы, сдерживая смех.

– Ты что себе позволяешь, щенок? – закричал мой папа.

– Тц, – на лице Саши застыла маска презрения. Он прошел в другую часть палаты.

– Семен, ты идешь? – позвала отца Эрика.

– Да. Тебе надо лучше воспитывать сына.

– Извини, от тебя я не приму советы по воспитанию детей, потому что твой воспитанник лежит сейчас на больничной койке, – холодным голосом ответила Эрика.

Я уже почти не слушал их, мои мысли блуждали, ухватившись за слова отца «воспитывать сына». Сын. Этот незнакомый мне парень приходился тете сыном. Точно! Как я мог забыть! Хоть Эрике и было почти сорок, замужем она ни разу не была и своих детей не имела. Но три года назад ей что-то взбрело в голову, и она усыновила пятнадцатилетнего подростка. Тогда все удивлялись, почему она не взяла из детдома младенца или хотя бы маленького ребенка, почему именно подросток, но она не отвечала на этот вопрос. Я никогда не видел этого парня, а сейчас он стоит передо мной. Двоюродный брат… Я улыбнулся.

– Что смешного, суицидник? – может он и задал вопрос, но в его тоне сквозило безразличие. А от его обращения у меня потемнело в глазах.

– Как ты меня назвал?

– Суицидник, – он пожал плечами. – Назвал тебя тем, кем ты являешься.

– Я бы на твоем месте заткнулся, приемыш, – сквозь зубы прошипел я.

– А не то что? – он усмехнулся. – Встанешь и отпинаешь меня?

По телу прошла дрожь, руки непроизвольно сжались в кулаки. Как же мне хочется ударить его по этой ухмыляющейся морде! Ненавижу! Ненавижу! Все-таки первое впечатление – самое верное!

3 глава. Злость

Эрика не соврала. Она вернулась через пару часов. Без родителей. Я не знал, радоваться этому или огорчаться, но облегчение я почувствовал. Было ощущение, что я вновь могу дышать полной грудью. До тех пор, пока не начались различные обследования, и я не услышал приговор врачей: «Компрессионный перелом позвоночника в поясничном отделе». Это значило, что всю оставшуюся жизнь я проведу в инвалидной коляске. Я слушал болтовню доктора о том, что мне еще повезло, и что многие люди живут с таким диагнозом и вполне счастливы, с закрытыми глазами я пытался решить для себя, что я чувствую. Страх. Боль. Отчаянье… Смирение. Если подумать, то ноги – это еще малая жертва, главное – руки целы, и я смогу заниматься тем, что больше всего люблю. Писать. Еще с детства я мечтал стать писателем. И к своим семнадцати годам я придумал более двухсот рассказов, историй, повестей. Самая короткая история занимала один вордовский лист, самая длинная – более 150 страниц. Но родители считали это глупостью. Теперь же я смогу писать, не боясь, что кто-то отберет у меня тетрадь или удалит все с компьютера. Ноги – это малая жертва. Подумаешь, не смогу ходить…

– Что, суицидник, не ожидал такого? Думал, выпрыгнешь в окошко и отделаешься легким испугом? – я посмотрел на ухмыляющегося сыночка Эрики. – А тут на тебе! Остался без ножек, – он уселся в кресло, картинно закинув одну ногу на другую.

– Иди к дьяволу, приемыш, – тихо прорычал я. – Я вновь начну ходить, чего бы мне это ни стоило! – приемыш удивленно приподнял брови, а я пораженно замер, осмысливая сказанное мною. Я же смирился…

– Надеюсь, я к тому времени буду еще не очень старым, – ответил парень.

Ложь! Все ложь! Ни черта я не смирился! Единственное, что я сейчас чувствую – это злоба. Дикая, безудержная злоба. Хочется рвать и метать. Я злюсь на родителей за то, что они довели меня до такого, за то, что теперь по их вине я – инвалид, а они где-то там сейчас веселятся, обмывая полученные от Эрики права на владение фирмами. Злюсь на врачей за то, что они со своими искусственными улыбочками пытаются меня подбодрить, а у самих в глазах жалость. Подавитесь ею! Злюсь на этого приемыша, что вечно крутится у меня в палате с безразличным лицом и доводит меня до белого каления своей речью. Я сжимаю в руках простынь и медленно, глубоко дышу, сдерживая вырывающуюся наружу ярость. Идите к черту! Все идите к черту! Ненавижу! Ненавижу! От злости на глаза наворачиваются слезы. Я вам еще покажу. Не могу ходить? Ну да, как же. Выкусите, сволочи! Я еще буду танцевать.

Я так пылал от съедающего меня гнева, что даже не заметил вошедшую Эрику. Обратил на нее внимание, только когда она заговорила.

– Ну, что, Сеня, готов? – я встрепенулся и удивленно посмотрел на нее.

– К чему?

– Как к чему? К тому, чтобы ехать домой.

Я вспомнил, что с утра меня действительно обещали выписать, но этот приемыш вывел меня из себя, заставив обо всем забыть. Я сел на кровати, с ненавистью уставившись на инвалидное кресло, стоявшее впритык к постели. Эрика сделала шаг ко мне, даже приемыш подался вперед, но я остановил их обоих взглядом. Теперь это моя жизнь, я должен сам привыкать со всем справляться. Взявшись одной рукой за подлокотник, а другой упершись на сиденье, я подтянулся, перемещая торс на коляску. Вздохнув, я перевернулся, пытаясь сесть поудобней, ноги оставались на постели. Глядя на них, нестерпимо хотелось оттолкнуться от кровати, чтобы они сами упали вниз, но вместо этого я чуть отъехал назад и аккуратно, двумя руками, опустил вниз одну ногу, а затем вторую. Боже, это как-то глупо и нелепо. Театр абсурда какой-то! Иметь ноги и не иметь возможности ими управлять. Это так… странно.

– Сеня? – оторвала меня от созерцания своих бесполезных ног Эрика. – Мы можем ехать?

– Да, конечно, – улыбнулся я, а она улыбнулась мне в ответ.

Мы вышли из палаты, точнее, Эрика и приемыш вышли, а я выехал. Никогда не думал, что катить коляску так тяжело. Руки моментально уставали. Не понимаю, как людям удается так быстро катить колеса? Опыт, наверное. Мои руки хотели отвалиться уже на второй минуте.

Поглядев на меня, Эрика произнесла:

– Я подумала, что тебе тяжело будет, и поэтому купила кресло с автоматическим управлением. Точнее, на самом деле, два. Они такие прикольные и быстрые. Мы с Сашей гонки на них устроили по саду. Так представляешь, он не справился с управлением…

– Мама! – прикрикнул приемыш, но Эрика все-таки договорила.

– Как птичка влетел в пруд.

Я посмотрел на приемыша и, представив картинку, как он летит в пруд, размахивая руками и крича, захохотал на всю больницу. Хочу это видеть! Прошу, бис, пожалуйста!

– Чего ржешь, суицидник? – зло прищурившись, огрызнулся парень.

– Саша! – одернула его тетя, а потом, наклонившись ко мне, зашептала. – Ты только ему не говори, но у меня есть видео его «купания», приедем домой – покажу.

– Обязательно! – продолжая смеяться, кивнул я.

Возле больницы нас ждал темно-синий "Nissan". Это все, что я мог сказать про автомобиль, так как совсем в них не разбираюсь. При виде нас из машины вышел мужчина лет тридцати в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Несмотря на март месяц, жара стояла ужасная. При виде мужчины мои глаза заблестели, а я сам, не сдерживая радости, вскрикнул и попытался встать на ноги, тут же грохнувшись на асфальт. К глазам подступили слезы. Черт, совсем забыл.

– Сенька! – бодро воскликнул мужчина и, подхватив меня подмышки, резко поднял, заключив в объятья.

– Дядя Олег! – так же поприветствовал я мужчину, обнимая его и отгоняя навернувшиеся слезы.

– Хех, парень, ты все такой же невесомый! Совсем не ешь?

– Ничего подобного! Просто в больнице ужасно кормят.

– Ну да, как же, – усмехнулся мужчина, все еще держа меня на руках. – Сколько ты весишь? Давай колись!

Я потупил взгляд и посмотрел в сторону, тихо бурча.

– Что? Не слышу.

– 60 килограмм с лишним, – нехотя ответил я. Дядя Олег цыкнул языком.

– Ничего, мы тебя откормим!

– Угу, мы его откормим, а он опять в окно сиганет, – приемыш сказал это таким нейтральным голосом, словно это были мысли вслух. – Прям как свиней…

– Александр! – воскликнула тетя Эрика. Парень поднял ладони верх и направился к машине. Дядя Олег крякнул, глядя на парня.

– Если я его убью, меня оправдают? – спросил я, ни к кому точно не обращаясь, но дядя Олег мне ответил.

– Лучше не рисковать, и нанять киллера.

– Арсений, Олег! – уже на нас закричала Эрика. Сделав невинные глаза, мы заспешили к автомобилю.

Дядя Олег усадил меня на заднее сиденье, а потом, закинув в багажник мой личный транспорт, сел на водительское место, рядом с ним, впереди, устроилась тетя Эрика. Заставив нас пристегнуть ремни, дядя Олег нажал на газ, и мы поехали… Пока мелькали серые, невзрачные многоэтажки, я болтал с дядей Олегом, рассказывая все, что произошло со мной за последние три года, что мы не виделись. Мужчина работал у Эрики уже пять лет водителем, и при первой нашей встрече мы сразу нашли общий язык. Несколько раз дядя Олег «воровал» меня из дома и водил на футбольные матчи, а однажды, никому ничего не говоря, мы на два дня уехали на море. Досталось мне потом очень сильно, но это того стоило. А когда у меня в рассказах происходила заминка, связанная с описанием техники, то дядя Олег мне все подробно объяснял. Особенно то, что связано с вертолетами и кораблями. Отдавшись воспоминаниям, я не заметил, как мы выехали за город. Теперь с правой стороны находилась сплошная зелень: трава, деревья, кусты, а слева – высокий каменный забор. Мне он казался бесконечным и волшебным одновременно, потому что никто не знал, что находится за ним. Нет, были, конечно, те, кто смог покорить трехметровую высоту, но они хранили молчание, напуская на себя важный вид, отчего подогревали чужое любопытство. Наружная сторона стены была исписана разнообразными граффити и далеко не культурными выражениями. Фантазия людей так мелка. Поэтому граффити в виде разноцветной, яркой надписи высотой полтора метра и шириной пять метров особенно сильно бросалось в глаза.

Я улыбнулся, глядя на слово «ЖИВИ», что словно выпирало из стены. Внизу стояла почти незаметная роспись «Hektar». Надо же, за год совсем не поблекли.

– В темноте все еще светится? – поинтересовался я, провожая взглядом надпись.

Приемыш повернулся ко мне, на его лице читалось удивление. Эрика посмотрела на мое отражение в боковом зеркале и кивнула, а дядя Олег ответил:

– Конечно! Чего ей не светиться? Другим вон по пять лет, так они тоже до сих пор светятся.

– Ты видел это граффити? – спросил приемыш.

– Пф-ф, я его нарисовал, – усмехнулся я. По тому, как вытянулось лицо приемыша, я понял, что он не ожидал такого поворота событий.

– То есть, ты – Хектар?

Я округлил глаза.

– Боже, как тебе это в голову пришло? Какой «Хектар»? Нектар! – я покачал головой. – Нектар – фрукты – лето – яркие краски. Можно было по надписи догадаться, она же такая цветная! Живи ярко. Хотя, на самом деле, я вкладывал другой смысл в это граффити.

– Какой? – в глазах приемыша мелькнул интерес.

– «Живи, как подсказывает тебе сердце», – интерес в его глазах сменился весельем.

– О, значит, твое сердце подсказало тебе выпрыгнуть из окна, – он засмеялся.

– Саша! – обернулась к нам тетя Эрика, но было уже поздно, гнев, что копился во мне, все эти недели прорвался наружу. Я, сжав кулак, бросился на приемыша, но из-за дурацких ног я не смог ни подвинуться ближе, ни взобраться на сиденье, поэтому, вместо носа, удар пришелся в скулу. Приемыш дернулся назад и приложился затылком о стекло.

– Ах ты, сука, – заскрипел он зубами и в этот момент замахнулся на меня…

4 глава. Дома

(отчаянно боролась с желанием убиться, пока писала эту главу. Ненавижу описание)

Приемыш замахнулся, чтобы ударить меня, но, прежде, чем это произошло, автомобиль резко затормозил, нас бросило вперед, я еле успел выставить руки, упершись о сиденье, чтобы не упасть.

– Прекратили оба! Немедленно! – закричал на нас дядя Олег. – А не то один из вас поедет в багажнике!

– Он первый меня ударил, – ткнул в меня пальцем приемыш, от такого заявления я приоткрыл рот.

– А ты первый меня спровоцировал!

Он фыркнул.

– Я не виноват, что ты так легко выходишь из себя.

– Угу, а ты виноват в том, что такой придурок.

– Что? Нарываешься, суицидник? – приемыш прищурился, глядя на меня.

Ответить я не успел, так как меня по лицу ударило что-то легкое и мягкое, а потом упало на колени. Я удивленно опустил глаза и увидел яркий цветной шарфик. На коленях приемыша тоже лежал шарф, но серого цвета.

– Что это? – одновременно спросили мы у Эрики и дяди Олега.

– Кляпы, – спокойно ответил дядя.

– Чего?

– Раз вы сами не в состоянии замолчать, то завяжите себе рот, – приемыш вновь фыркнул.

– Еще чего!

Я встретился с Эрикой взглядом в боковом зеркале. Она изо всех сил пыталась сдержать улыбку.

– Тогда сидите тихо и смотрите в окно.

– Чего там смотреть? Сплошная стена. Это вон у суицидника вид хороший.

– Ты что, из детского сада сбежал? – изумился я.

– Рты оба себе завязали! Иначе мы никуда не поедем! – медленно, выделяя каждое слово, произнес дядя Олег. Эрика уже тихо давилась смехом.

– Серьезно что ли? – повернулся я к дяде. Он кивнул. Тяжело вздохнув, я взял шарфик в руки и завязал себе рот. У приемыша, глядя на меня, вытянулось лицо.

– Вы издеваетесь? – он переводил глаза с меня на дядю и обратно. Мы оба замотали головами. – Дурдом, – поразился приемыш, но тоже завязал себе рот. И в этот момент к нам повернулась Эрика.

– Улыбнитесь, – смеясь, попросила она и щелкнула фотоаппаратом. – Бесценный кадр.

Похоже, нас развели… Один плюс – после этого до дома мы доехали без происшествий.

Дом Эрики находился в двадцати пяти километрах от города на закрытой территории. Если мне не изменяет память, всего там было около тридцати домов. Некоторые были жилые, в некоторых хозяева появлялись лишь изредка, предпочитая жизнь в городе, а некоторые вообще пустовали. Такая мини-деревня из первоклассных коттеджей. После въезда на территорию дорога разветвлялась, но не просто направо и налево, а направо-прямо и налево-прямо, трезубец Посейдона будет подходящим сравнением. У каждой дороги с двух сторон стояли дома. Вот дом тети Эрики находился на левой дороге с левой стороны.

Я помню его еще с детства. Двухэтажный, с желтоватой облицовкой, красной крышей и коричнево-красным забором. В центре забора располагались автоматические ворота, а чуть правее железная калитка. Хотя я не знаю, как у богатых людей это называется. Для меня это калитка, пускай и оснащенная домофоном и камерой. Сразу за воротами была дорожка из гравия, ведущая к гаражу на один автомобиль, такая дорожка, только уже, шла и от калитки до входной двери и с двух сторон была окружена клумбами тюльпанов. В левой части палисадника находился небольшой пруд диаметром два метра и глубиной один метр, именно в нем приемыш и искупался. По периметру пруд был окружен небольшими декоративными камнями.

Позади дома возвышалась огромная ива. Когда Эрика покупала участок, дерево уже было, и тетя не стала его убирать. За это время ива разрослась еще сильней и теперь закрывала ветками большую часть заднего участка. Там же находился, если, конечно, ничего не изменили, небольшой круглый столик на шесть человек, стулья и, чуть в стороне, зелено-желтые садовые качели. А весь участок был покрыт ярко-зеленой газонной травой.

Мы вошли в дом. Тетя Эрика помогла мне пересечь порожек, который преграждал путь коляске. Я огляделся; если не считать маленьких изменений, вроде новых картин, статуэток, то здесь все было по-старому.

Когда ты пересекал входную дверь, то попадал не в прихожую и не в коридор, как это бывает обычно, а в гостиную. Хотя по обе стороны от двери были стены, возле одной из которых красовался огромный платяной шкаф, они были не больше двух метров в длину. Если кто-то хочет, то может назвать это маленькой прихожей. Стены гостиной были окрашены в нежно-голубой цвет. В центре комнаты размещался гигантских размеров белоснежный, пушистый ковер. На нем стоял длинный синий диван, по бокам которого находились два синих кресла, стеклянный журнальный столик на четырех ножках из светлого дерева, стекло по периметру так же украшало дерево, и еще один диван с креслами, идентичный первому и находящийся напротив него, светло-желтого цвета. На стене в полутора метрах от желтого дивана висел огромный плазменный телевизор с двумя колонками в человеческий рост. Стена напротив была полностью скрыта стеклянным стеллажом, что был заставлен всевозможными дисками, статуэтками, маленькими мягкими игрушками, вазами, сувенирами. Оно все было так гармонично и аккуратно расставлено, что хоть сейчас фотографируй на брошюру для магазина мебели.

Стена, слева от стеллажа, разделялась лестницей. Она была из светлой древесины и делала поворот в 90° направо, и выходила на открытую площадку с перилами, что чуть выступала вперед. Под площадкой была дверь, которая вела в столовую.

Кстати, столовую, я так думаю, планировал псих. Потолок с наклоном и шестью плоскими лампами, они обычно бывают в бассейне, и их свет просто ослеплял. Стена между столовой и кухней была с горизонтальными волнами, а стена справа могла похвастаться огромным круглым окном, от которого отходили маленькие прямоугольные окошки, создавая вид солнца. Стенка, разделяющая столовую с гостиной, имела три ярко-красные треугольные ниши. Они особенно выделялись на фоне песочного цвета столовой.

Но меня Эрика подкатила к другой двери в гостиной, что была слева от лестницы и вела в комнату для гостей. Я там никогда еще не был, предпочитал те комнаты, что были на втором этаже. Я оглядел серую дверь и повернул ручку вниз, отметив, что порог отсутствовал, хотя раньше вроде был, и въехал внутрь. Стены и потолок были белыми, пол, наоборот, был застелен темным, почти черным, паркетом. В комнате было два вполне обычных окна с темными плотными занавесками (не то, что в гостиной, почти три метра шириной и три метра высотой, так что из палисадника отлично просматривалась комната) слева и справа от компьютерного стола, который находился напротив двери, кстати, компьютер тоже был. Кроме стола в комнате также была двуспальная кровать, две прикроватные тумбочки, комод – в правой половине, в левой: шкаф, книжный стеллаж, огромное зеркало от пола до потолка и дверь, ведущая в ванную.

Я подъехал к зеркалу и уставился на свое отражение. Худощавый, чуть сутулый, длинные, тонкие руки и пальцы. Волосы, казалось, выгорели на солнце и теперь были какого-то бледно-рыжего оттенка. За три недели, что я провел в больнице, они отросли и теперь челка спадала на глаза, мешая обзору. Миловидное, круглое лицо с большими зелеными глазами, окаймленными длинными, пушистыми, светлыми ресницами, с курносым носом и не губами, а самым настоящим бантиком. Пухлые, маленькие, аккуратные, алые, они ярко выделялись на бледной коже. Также в глаза бросались веснушки на щеках.

Я хмыкнул, глядя на все это. Не парень, а девка. Даже кадык почти не видно.

– Тебе нравится комната? – оторвала меня от любования своим отражением Эрика.

– Да, – кивнул я, и чуть помедлив, добавил. – Только можно кое-что убрать?

– Конечно.

– Хорошо, тогда я хочу убрать это зеркало, стеллаж, шкаф и тумбочки, – тетя удивленно приподняла брови, но никак мое решение не прокомментировала, лишь ответила.

– Я пришлю ребят, чтоб они все ненужное вынесли. Кстати, Сеня, познакомься это Максим, – она указала на рослого парня лет эдак 23, что стоял позади тети, и делал вид, что его тут нет. Услышав свое имя, он подался вперед и тепло улыбнулся мне. – Максим приставлен за тобой, он твой водитель, телохранитель и просто помощник. Если что-то нужно, сразу обращайся к нему.