Текст книги "Каждое объятие (ЛП)"

Автор книги: TheProblematique

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– У нас ещё нет плана спасения, и мы не можем подняться, пока дождь не остановится, капитан, – пробормотал я. Наши лбы почти касались.

– Да, я знаю, – одна капля приземлилась прямо на его губы. Когда он выдохнул, она вылетела изо рта, скатившись по подбородку. Уровень нелогичности заключался в том, чтобы завидовать неодушевленной вязкой субстанции, и это то, о чём даже не хотелось упоминать.

– …Однако гром не остановить.

Джим выдохнул дрожащим голосом.

– …Да, жаль, – я отнял его руки от моей головы, не отпуская его пальцев из своих ладоней. Я вздрогнул.

– Гром… – внезапно всё его тело напряглось, когда он посмотрел на меня, его глаза сверкнули идеей. – Подожди. Гром!

Некоторое количество огорчения могло заставить меня насторожиться в том, что это могло означать.

– Гром есть, но нет молнии, – торжествующе сказал он. – Не было ни одной молнии!

Я это заметил. Молния вызывалась электрическим разрядом во время земных штормов, но у этой бури не было таких разрядов. Необъяснимо. Должна быть молния, если был гром, избыточная энергия должна быть освобождена в той или иной форме.

– Нет молнии, которую мы можем видеть, – уточнил я.

– Верно, – он яростно размышлял, создавая интуитивные скачки логики и не позволяя себе остановиться, и поэтому я ждал: – Именно так и есть. Нет молнии… которую мы можем видеть. Должна быть… есть гром, но нет молнии… – он начал идти очень точно к центру поляны, и я последовал за ним. – Почему? Это не имеет никакого смысла, если энергия не… энергия должна быть направлена… да.

Джим развернулся, пропитанные влагой волосы прилипли к лицу, с его лихорадочным выражением.

– Избыточная энергия – это то, что вызывает ионную интерференцию. Это должна быть ионная интерференция, которая мешает транспортеру и возможности сканирования. Молния, которую мы не можем видеть… вместо того, чтобы разряжаться в виде тепла и статичности, поглощается этим… жирным дождем, какой бы он ни был, а затем падает в землю, которая, в свою очередь, заряжает испаряющуюся жидкость…

– И когда идет дождь, цикл начинается снова, – я закончил за него. – Но это невозможно. Если бы это решение могло проводить электричество, мы бы наверняка были сожжены им.

– Это совсем не вода. Может быть, это даже не тот элемент, о котором мы знаем. Теперь это не имеет значения. Уровни радиации не могут быть достаточно высокими, чтобы остановить транспортер, потому что если бы они были, мы были бы мертвы. Так что это не излучение, которое мешает показаниям транспортера, это электричество, выгружаемое непосредственно через дождь. Сам дождь! Это означает, что мы всё ещё можем передать сообщение, если только они смогут найти нас!

– У нас нет средств связи…

– Я полагаю, что, пока один из нас был занят, выкалывая дыры в моих объяснениях… – но в его тоне не было гнева или раздражения, вместо этого капитан с моей помощью являл свои сбалансированные факты: – Мы можем послать сигнал на корабль.

– У нас нет средств коммуникации…

Он поднял глаза, прищурившись, сконцентрировался на небе.

– Не вызвать их, но можно дать подсказку.

Я сразу понял его смысл.

– В сканировании.

– В точку. Они будут проводить постоянное сканирование поверхности, чтобы проверить, когда ионная помеха прекратится, и мы можем телепортироваться.

– Мы можем создать нарушение…

– Вспышка, пространство, где нет дождя… если они ищут то, чего там нет, а не то, что есть. И пустой пузырь. Если Чехов сможет помочь Скотти транспортировать всю массу воздуха…

– Она должна быть маленькой, капитан, достаточно маленькой для транспортерной площадки, и достаточно большой, чтобы зашифрованные данные были значительными. Кроме того, в районе этой области, где мы всё ещё предположительно находимся, и, следовательно, где сканеры будут пытаться найти нас, а также больше, чем наши индивидуальные массы тела, конечно, поскольку мы уже расположены иначе.

– Ладно, теперь нам нужно только сухое пространство, которое достаточно велико, чтобы соответствовать нам обоим. Но это легко, я имею в виду, что мы могли бы сделать это с помощью большого квадрата ткани, чтобы изолировать небольшое пространство, кубический метр воздуха без дождя и…

– Не нужно, – это было ещё проще. Я был несколько огорчен, что это очевидное решение мне не приходило раньше. – Нашей суммарной массы, теоретически, должно быть достаточно. Отдельно мы являемся двумя объектами, с которыми не работает сбойный сканер. Но если энсин Чехов преуспел в сужении параметров достаточно…

Джим захлопал.

– Да, Боже, да, ты блестящий, блестящий гений!

Наши тела вместе в середине поляны могут занимать достаточно места без дождя, которое можно было бы идентифицировать как аномалию. Пятно неионной активности, за которое может зацепиться транспортер.

Это был невероятный риск, и если бы мы не преуспели в этом, было бы гораздо больше племён местных жителей, которым угрожает наше навязчивое присутствие здесь, не говоря уже о том, как жидкость будет путать жизненные показатели, и не было никакой гарантии, что экипаж не рискует получить на борт инопланетную форму жизни; также не должна помешать ни одна капля дождя, поскольку она могла бы навредить молекулярной реконструкции на площадке…

Джим знал о моих опасениях, когда я думал о них.

– Это единственный способ, Спок, – сказал он командным тоном капитана.

– Было бы логично дождаться, когда буря пройдет.

– Для этого нет времени, лидер клана убежал, и он вернётся с большим количеством воинов, и команде может потребоваться несколько минут, чтобы решить, что делать…

– Тем не менее, вы…

– Спок, – прервал меня Джим, – это риск, который мы должны принять. Давай.

И он протянул руку.

Он просил меня снова отказаться от логики, но на этот раз ставкой были не эмоциональный ответ или дружеское объятие. На этот раз это была его жизнь. Жизнь Джима. Как я мог на это пойти?

– Мы рискуем больше, если останемся, – сказал Джим более настойчиво. – Мы уже слишком долго об этом говорим, поверь мне.

– Я… это не… слишком много переменных… шансы успеха меньше, чем…

– Поверь мне, – повторил он, и его глаза умоляли: – Пожалуйста. Это сработает.

Я глубоко вздохнул и сжал его руку.

Это было похоже на воровство, это запретное прикосновение, но я сказал себе, что сделаю это только сейчас, в последний раз; если мне не было позволено улыбаться, или кричать, или смеяться, или любить… если бы мне даже не было позволено любить его, я мог бы взять этот единственный поцелуй.

И обнять, когда он потянул меня за руку, и я позволил ему втянуть меня в его тело, как можно крепче сжимая друг друга. Я прижал его к своей груди и почувствовал, что он пытается сделать тоже самое, даже если его человеческая сила недостаточна, но всё было в порядке; я мог сделать это для нас обоих, потому что между нами не должно было быть ни частицы воздуха, и я мог чувствовать свои руки (одна вокруг его плеч, одна расправлена над его нижней частью спины), дрожа от усилий и эмоционального истощения, таких как эти, я знал, что Джим должен чувствовать дрожь, но он ничего не говорил, просто держался сильнее.

Прошло двенадцать холодных, страшных, напряженных минут, прежде чем Джим вскрикнул с облегчением, и я выдохнул ему в шею, когда мы оба исчезли, и последнее, что я почувствовал до того, как дождь остановился, были его губы на моей щеке и мягкое: – Я выиграл.

В тот момент у меня был шанс не только созерцать сожаление и надежду, но и найти странный и новый внутренний покой, полноту, которая исходила от человека в моих руках.

Ибо он резонировал во мне, в гармонии с тем, кем я был, любовью, которую я испытывал к Джиму…

Это подходило мне.

========== Часть 17. Семнадцатый раз ==========

Он упал.

– Спок?

Мои руки были покрыты кровью, и он упал…

– Спок?

Я продолжал смотреть на них каждые 0,796 секунды, но не было заметно никаких изменений в моих глазах; она по-прежнему капала и была ужасно мокрой.

Я не мог его поймать. Он упал, вниз, вниз…

Люди вокруг нас кричали, и самый безумный и отчаянный голос доктора МакКоя возвышался над ними, раздавая громкие инструкции движущимся белым фигурам, которые бегали по ярко-белой комнате. Помутнение зрения было симптомом человеческого шока.

До сегодняшнего дня я верил, что не мог поддаться такому нелогичному эмоциональному отклику.

Он был один в конце, когда падение закончилась, я не был там…

Парализованный горем, раздирающим меня, я стоял посреди комнаты, не видя ничего, кроме резких контуров Джима. Никто не говорил со мной, хотя я чувствовал, что глаза встречаются с моими и быстро стремятся уйти в сторону. Возможно, несмотря на то, что я никогда не был таким пустым, мои эмоции были настолько мощными, что они каким-то образом стали видимыми, осязаемыми.

– Спок.

Без сложной яркости его голубых глаз мир стал тенью, кровью и болью, а мои руки блестели.

– Спок!

Со слабой силой я отогнал прочь агонию в своей голове, зная с самого начала, что такое усилие было бесполезным, и действительно, она не рассеивалась и даже не уменьшалась. Не было бы ни сокрушительной тяжести в моей груди, или скрученного желудка, или напряжённости сердца, громко бьющегося в моем боку, или моих глаз, горла, легких, рук… мои руки, скользкие, с яркой красной жизнью Джима. Я стоял и кричал внутри себя, кричал, кричал…

– Вставай!

Он рявкнул приказ таким твёрдым, командным тоном, что даже в бессознательном состоянии моё тело быстро подчинилось.

– Джим.

Я выпрямился; я был в своей каюте. Капитан стоял, глядя сверху вниз на меня, на его лице была тень из-за слабого освещения комнаты. С некоторым усилием я пришёл в себя и разорвал мысли о смерти, и яркие воспоминания об эмоциях. Это потребовало небольшой паузы для того, чтобы выразить мои мысли, и Джим спокойно ждал, когда я начну говорить.

Вполне возможно, что сон был следствием воздействия химических веществ вчерашней планеты и её необычного дождя, поскольку для меня было редкостью то, что я испытал. Я сожалел, что не смог обеспечить выборку жидкости для научных исследований и анализа; несомненно, результаты были бы интересными. Конечно, наша жизнь имеет определенную зависимость от того, что бы ни происходило, и на самом деле мы с Джимом материализовались совершенно сухими на транспортерную площадку.

– Какова цель вашего нахождения здесь в такое время? – спросил я, когда чувства были успешно классифицированы, убраны, а затем тщательно забыты. Нелегко было снова найти контроль и равновесие, поскольку вид капитана подтвердил ложность моих видений и быстрый взгляд на мои руки заверил меня, что больше не нужно беспокоиться. Джим был жив; очевидно, что моё подсознание создало сценарий по причинам, которые лучше всего можно было выяснить, находясь в тишине и спокойствии медитации.

Джим не ответил, вместо этого он сел рядом с моей кроватью и пристально посмотрел на меня.

– Капитан, пожалуйста, сообщите…

Но я не закончил свой запрос, потому что внезапно он протянул руку к моему лицу… и на мгновение я забыл, что он не был вулканцем, и я подумал: – Да, мне нужны твои мысли сейчас.

– Я никогда… я тебя никогда не видел…

Он опустил свою протянутую руку и молча несколько мгновений шевелил одними губами, видимо, не находя подходящего глагола.

Я заставил себя поднять бровь и притвориться, что я не понял, возможно, надеясь, что этот ужасный взгляд на его лице может исчезнуть, если я заставлю его рассмеяться. Если бы я всё ещё мог рассмешить его.

Потому что, если Джим был жив, чтобы смеяться, тогда это… было важно для меня.

– Это неправильно, капитан. Вы видели меня, по крайней мере, каждый день с тех пор…

– …плачущим, – прервал он, и его голос сорвался.

– Я вижу. Да, это правильно, вы меня никогда не видели… – я снова не закончил свою речь, я не плакал. Я не мог контролировать свои слезные протоки дважды за всю свою жизнь, оба раза я был неподготовленным ребёнком. Я не плакал.

Итак, почему он смотрел на меня так, как будто я всё же делал это?

– Я не плачу, Джим.

– Я знаю. Я знаю, что сейчас нет.

Он глубоко вздохнул и устало опустил голову.

– Хорошо, могу ли я сделать что-то совершенно неуместное, что, вероятно, заставит тебя чувствовать себя очень неудобно?

В течение двух секунд проблеск уверенности заставил меня поверить, что он попросил прикоснуться к моему лицу; моим щекам, векам, тёплой коже, которые я предложил бы его пальцам… чтобы он мог быть уверен, что там не было слёз, как будто видения было недостаточно, как будто ему нужно было бы проверить.

Затем странная вспышка исчезла, и я разумно вывел, что это были предположения с моей стороны.

– Я полагаю, вы не имеете в виду объятия, поскольку в этом вопросе у вас давно свобода действий.

Это вызвало самый лёгкий изгиб его полных губ.

– Хорошо, могу ли я сделать что-то совершенно неуместное, что, вероятно, снова вызовет у тебя неудобство?

Чувство спокойствия стало более реальным, когда кокетливая улыбка зажгла его глаза, наблюдающие за мной из-под его ресниц.

– Возможно, – устало сказал я. Я был в своей постели. В моей каюте. И Джим существовал. Также на кровати. Занимая равное пространство. В то же время, все эти факторы не были связаны с безобидным разговором.

Но внезапно он потерял своё игривое выражение, и сомнения затуманили его взгляд.

– Нее, – после секундного размышления сказал он. – Всё в порядке. Забудь об этом, – я больше не удосужился указать на то, что этот вопрос не обязателен. – Я, это… Мне действительно нужно уйти. Да. Я пойду. Мне жаль, что я тебя побеспокоил, я не хотел.

– Ваше присутствие является приемлемым, Джим, – сообщил я ему. Он почти улыбнулся и встал, чтобы уйти.

– Эй, но прежде чем я пойду, я хотел спросить тебя… – он повернулся ко мне и почти подозрительно сузил глаза: – У тебя был кошмар?

Я размышлял о том, как долго он стоял в моей комнате, прежде чем я проснулся, когда я ответил.

– Что заставило вас сформулировать этот вопрос?

Он моргнул.

– Это странно, что я не знаю? По крайней мере, я не уверен, что знаю.

Возможно, я потерял контроль над мышцами лица во время беспамятства. Но это не было возможным с большим коэффициентом; такая ошибка была гораздо более показательна для времени суматохи, аналогичного Пон фарру, или даже хаосу, которым моя катра была до моего осознания. Теперь, когда я принял это… привязанность к капитану теперь была частью того, кем я был, и это нужно было принимать во внимание (поскольку её всё равно нельзя победить), я больше не страдал от эмоциональных вспышек, как раньше; такие эпизоды были опасны и вредны для истинного вулканца.

– Поясните.

– Ты выглядишь… совершен… – прочистил он горло, – …но пустым. Ты наблюдаешь кого-то, у кого кошмар, что он будет биться на кровати или… по крайней мере, выглядеть обеспокоенным, но ты выглядел… как ты, разве что с закрытыми глазами, так что я не мог… поэтому я не знаю. Я понятия не имею, как я узнал, что ты кричал.

– Кричал? – тихо спросил я, он был более восприимчивым, чем я ожидал. Я вспомнил его необычно чувствительные пси-точки, отметив их как возможную причину этого самого нервного понимания моего разума.

– Сожалею. Нет. Конечно, нет, не обращай внимания, что я сказал это, пожалуйста, – он сделал шаг назад к двери. Я напомнил себе, что протягивать руку в отчаянной просьбе его остаться было бы нелогичным действием.

– Если бы вы не хотели уходить, я бы не был против продолжения этого разговора, чтобы уточнить некоторые моменты, – сообщил я ему.

– Итак, ты просишь меня остаться, – он тепло улыбнулся мне и снова шагнул вперед. – Хорошо. Как насчёт того, чтобы рассказать мне, о чём был сон? Это может заставить тебя чувствовать себя лучше, если ты хочешь… если это не слишком личное или что-то ещё. Эй, ты случайно не мечтал о гигантской пицце-убийце?

Он одобрительно усмехнулся, но я с полной ясностью вспомнил каждую картинку сна; если бы я хотел, я мог бы видеть её каждую минуту. Это было следствием фотографической памяти, и это нельзя было презирать. Ненавижу свою способность помнить то, что я там видел… это было не рационально. И как только я это понял, я смог заставить себя больше не чувствовать этого.

– Спок, извини, – что-то, должно быть, проскользнуло в выражении моего лица. Я должен стремиться к меньшей анимации, если Джим мог так легко читать меня. – Ты… ты хочешь позвонить своему отцу? Это связано с Вулканом?

– Нет, это не обязательно.

– Хорошо.

Он с нетерпением ждал. Я предположил, что он всё ещё хотел услышать о моём «кошмаре» (термин используется, чтобы добавить отрицательные коннотации и, следовательно, полностью точный).

– Мне снилась ваша смерть.

Шок – единственное слово, способное адекватно описать выражение Джима, на мой взгляд.

– Что?

Сначала он, казалось, покачал головой, совершенно не веря. Но вместе с этим он долго смотрел мне в глаза, дышал тяжело, и я снова сказал, уже мягче:

– Я сказал, что мой сон был о вашей смерти.

– Да, я слышал это.

– Тогда я не понимаю ваш вопрос.

– Я… ничего, – он провел рукой по волосам и выдохнул воздух из лёгких: – Как… как я умер?

Поток неожиданной боли, казалось, наполнил мой кровоток, и это было ещё более странным, потому что я мог сделать себя бесчувственным к физической травме, но это было намного сложнее заглушить.

– Я не хочу обсуждать это дальше, Джим.

– О, – мой тон заставил его отступить, пока он не оказался почти в пределах диапазона датчика двери, несмотря на то, что я пытался его моделировать и снизить его интенсивность. – Извини. Я пойду, – он отвернулся, тугая рубашка на нём натянулась, легко демонстрируя напряженность мышц.

– Джим.

Я откинул одеяло и соскользнул с постели, на мгновение отметив, что воспользовался бы этой ситуацией, если бы решил одеть что-то ещё под мой спальный халат (свободный узел пояса стал сравнительно слабым, так как я спал), а затем встал.

– Да?

– Какая причина побудила вас быть в моей каюте, когда я проснулся?

Всё ещё стоящий далеко от меня, он говорил очень, очень тихо.

– У меня тоже был плохой сон.

Его кулаки сжались, и я сделал ещё один шаг вперёд, пораженный желанием успокоить это напряжение и ласкать его пальцы. Не то, что бы это было очевидно, но мысль всё же сохранялась.

– Вы разблокировали замок, потому что вы хотели обсудить его со мной? Это бы помогло вам в такое время?

Он покачал головой, затем резко остановил этот жест, произнеся шепотом.

– Это было самое странное… я был в таком месте… было темно, но это было так прекрасно, Спок… – в его голосе звучала насыщенная тоска, из-за чего я освободил себя от негативных эмоций. – Почему-то я не могу объяснить, почему, но это было утешительно. А потом… это изменилось. И была эта боль, такая ослепляющая боль внутри моей головы, и я не понимал, почему и как, или даже… и это продолжало расти, пока я не подумал, что умру, и я не мог ничем себе помочь.

Он по-прежнему был ко мне спиной, плечи сгорбились и сухожилия на шее были натянуты.

– Я думаю, что это последствия нахождения на поверхности планеты, которая долгое время не была самой здоровой вещью, – пробормотал он после того, как я не предложил комментарий.

– Не была, – согласился я.

– Итак, эм… ты думаешь, что было бы нормально, если бы я обнял тебя сейчас?

Для человека это не выглядело как нерешительность, потому что мне едва потребовалась секунда, чтобы сделать выводы о том, что это, повторюсь, уже было разрешено ему, и это было необходимо капитану, и, следовательно, не являлось обязательным, чтобы спрашивать.

– Да.

Он резко обернулся вокруг себя и, обманчиво быстро достигнув меня, он, как в первый раз, упал на меня, обрушившись грудью, сразу вплетая пальцы в мои волосы, полностью прислонившись к моему корпусу для поддержки.

– Я так рад, что ты в порядке, Спок, – сказал он, – ты мне нужен. Не для меня, просто… Мне нужно, чтобы ты был жив. Итак, спасибо, за это, – низкий хриплый смешок и его хватка сжалась, атласная чёрная ткань моего халата растянулась до предела. – Разве это не просто чудесно и неловко? – Добавил он, и если ему уже стало лучше, то это было достойным усилием с моей стороны.

Слабый порез на моей шее слегка пульсировал при нагрузке на кожу, но физическая боль, как всегда, стала незначительной рядом со средоточием, необходимым для поддержания… подходящего положения по отношению к телу капитана. Весь его вес был перекинут на меня, так как его ноги были на цыпочках и едва поддерживали его, и, хотя человеческое тело Джима не было тяжёлым, я чувствовал, что его кожа настолько сильно привлекает моё внимание к таким замечательным научным фактам, как отношение касательных в параболических траекториях…

Ещё через четырнадцать секунд он отстранился, положив одну руку мне на бедро и спустив другую руку с моей шеи до талии. Внезапно он отошёл назад и внимательно посмотрел на меня; его глаза распахнулись, и он прикрыл их, хлопнув ладонью по лицу.

– Иисусе, Спок! В тебе есть хоть немного милосердия?

Ещё один нелогичный скачок, который оставил меня далеко позади и в непонимании.

– Что-то беспокоит вас, капитан? – осторожно спросил я.

Немного истерический звук сорвался с его губ, а затем он посмотрел на меня через свои пальцы и засмеялся.

– О, ничего, – он опустил руку и очень пристально посмотрел на потолок. – Ничего. Наверное, это смешно. Думаю, я собираюсь решить, что это смешно и не… какое-то другое дело. Другое дело – это плохо. Плохое другое дело – это весело… тьфу, кого я обманываю…?

– Капитан?

Иногда мысли Джима становились настолько невозможными, что я мог только смотреть и ждать, пока он прояснит их, и часто он этого не делал.

– Спок, я должен быть на мостике через полчаса, так что это действительно не очень хорошая идея.

В настоящее время чувство раздражения не было логичным. Не было и чувства разочарования.

И всё же.

– Могу я попросить вас уточнить, о чём вы говорите, пожалуйста?

– Нет, ты не можешь, – сказал он яростно. – Но послушай, я просто буду рад узнать, что ты сейчас в порядке, а также попросить тебя немного подтянуть этот пояс, спасибо тебе большое.

Я подчинился его просьбе, тогда как мои мысли шли в разных направлениях. Факты. Его смена начиналась через тридцать минут, в то время, как до моей было ещё три часа. Капитан был «рад» знать, что я не был в негативном состоянии своего ума. Джим тоже был взволнован по причинам, возможно связанным с моей обнаженной кожей, которая, как он уже говорил в прошлом, не была ему неприятна. На самом деле, она имела совершенно противоположный эффект, поэтому было бы совершенно логично заключить, что подобное обстоятельство, вызвавшее пропорциональную реакцию…

– И прежде чем ты сможешь получить всё снисхождение и «О, я Вулканец, и я невероятный, потому что я такой сдержанный, и мои навыки самоконтроля легендарны», я хочу, чтобы ты знал, что со вчерашнего дня у меня есть некоторые знания и возможность приходить к тебе, поэтому, если ты не хочешь, чтобы я разделся прямо сейчас, в эту секунду, ты воздержишься от того, чтобы выглядеть таким раздражающе самодовольным.

– Неэффективная угроза, капитан, определенно.

– Что? Это… ты не боишься, что я уйду? – спросил он с надеждой. Я почувствовал, как в моей щеке возникла знакомая боль от предотвращения эмоционального проявления веселья.

– В этом случае страх был бы самым нелогичным.

– Ты уверен в этом? – его невинный, шуточный тон неуловимо изменился и стал более смелым.

– Я уверен в этом, – ответил я, и хотя нельзя сказать с абсолютной уверенностью, что я только что солгал, я не находился достаточно близко, чтобы делать это в течение длительного периода времени.

Губы Джима постепенно превратились в улыбку.

– Это приятно знать. Ну, я ухожу, чтобы принять душ…

– Но вы уже одеты для своей Гамма-смены, – я не добавил, что, когда он обнял меня, я обнаружил отчетливый аромат свежевымытой кожи и мыла, свидетельствующие о том, что он недавно принял душ. Так же его волосы были слегка влажными, когда я нечаянно коснулся их.

– Да, хорошо, – он неопределенно махнул рукой в воздух и позволил своему взгляду скользнуть по мне на мгновение (конечно, достаточное количество времени, когда я был вынужден немедленно скрыть некоторые… чувства). – У меня есть это дело, о котором мне нужно позаботиться, ты знаешь. Работа.

– …Работа, капитан?

– Ага. Работа в душе… эй, это должно быть абсолютно то, что люди должны уметь делать! – он, казалось, искренне думал об этом, его глаза горели этой идеей. – Я имею в виду, по-настоящему, разве это не круто? Почему никто не подумал об этом раньше?

– Я не знаю, капитан.

Джим снова усмехнулся.

– Эй, подумай об этом, моя каюта супер близко к твоей! Это… нечто!

Я никогда прежде не думал о Джиме, как о ком-то бессердечном.

– Она примерно в 5,2389 метрах от моей, это факт, сэр.

– О, снова этот сэр, так? – Он подмигнул: – В любом случае, да, я думаю, что у меня будет мой прекрасный горячий душ с паром и всё такое…

– Вы можете выйти из комнаты на это время.

– О, ты не безумен, или что-то в этом роде, Спок? Я имею в виду, что это, по крайней мере, справедливо?

На что он ссылался сейчас? По какой причине этот странный вид пыток был «справедлив»?

– Я… я не знаю…

– Извини, извини, я полетел. Думаю, ты должны поспать ещё немного. Сладких снов!

И без прояснения, даже без какого-либо другого путаного комментария, особенно, не позволяя мне поймать его руку и проникнуть в его сознание, мимо кожи, крови и ткани, чтобы полакомиться надуманными мыслями там…

Он ушёл.

Он просто ушёл.

Он оставил комнату, оставил меня в ней одного, и вернулся к себе, чтобы принять звуковой душ и, согласно его предыдущим комментариям, сделать «работу», что было сбивающим с толку, потому что эти многозначительные брови указывали на другую деятельность, ассоциирующуюся с людьми в сочетании с наготой…

Я определенно больше не буду спать. Ни сегодня, ни завтра… и если бы это было анатомически возможно, я не думаю, что когда-нибудь снова вообще смогу спать.

========== Часть 18. Девятнадцатый раз ==========

П/а: Прежде чем кто-нибудь спросит, нет, название главы – это не ошибка, и вы скоро поймёте, почему.

______________________________________

– Мы сказали, что не будем… – начал он говорить, но потом остановился. Я замер и ждал, когда он сделает свой выбор, зная, что я заставлю его решать, станет ли это единственным исключением из наших новых правил.

Раздался какой-то невнятный звук, и я уже абсолютно точно слышал его раньше, низкий и бессмысленный, но также какой-то болезненный, разочарованный, раздраженный, из его горла, как боль, или, возможно, как уступка, и это случилось второй раз, прежде чем Джим хлопнул ладонью по панели управления и остановил турболифт.

– Я знаю, о чём мы говорили… Я знаю, что мы говорили.

– Я тоже осознаю предыдущие условия нашего нового соглашения.

– Но я больше не могу этого терпеть. Ты был так далёк, потому что… ты никогда раньше не был таким со мной. И это убивает меня. Я не могу этого вынести. Я не могу.

Я ничего не сказал, и он подошёл, пока моя спина не коснулась панели (в его походке не было заметно хромоты, конечно, не более, чем простая поддержка своей правой ногой), затем положил ладони на стену по обе стороны от моего лица.

– Реагируй, – приказал он. Я не сделал этого. Я не мог. – Сделай что-нибудь… Пожалуйста, просто… не смотри на меня так, я знаю, что это твой способ… но это происходит столько дней. Пожалуйста, сделай что-нибудь.

Его глаза скользнули по моим губам и в сторону, и он опустил руки.

– Спок.

Моё имя на одном дыхании, и он наклонился вперёд, скользнув своими руками под мои и вокруг моей спины; подбородок на моём плече и глубокий, одинокий вздох.

– Я желаю… желаю глупостей.

Никакого ответа на это заявление не требовалось; я его и не предоставил.

Одна рука медленно поднялась на затылок, другая осторожно опустилась на мою спину, прижавшись ко мне. Я не двигался.

– Спок, пожалуйста, скажи что-нибудь. Пожалуйста, – на этот раз не было ярости, чтобы подпитывать его слова.

Возможно, я должен был сказать, что это принесло бы пользу, если бы мы не встречались внутри турболифта в это время. Я просто не говорил, чтобы ещё больше установить расстояния между нами. Коды поведения и линии приличия стали слишком размытыми и неточными, единственная вещь, которую я мог озвучить, мне не нравилась; искаженная, ненадежная, нелогичная.

– Капитан, вы понимаете, что этого больше не повторится. Это наносит ущерб нашим профессиональным отношениям и не оказывает положительного влияния на наши личные взаимодействия, кроме того…

– Да, да. Просто, в последний раз… я не знал, что это был последний раз. Поэтому, это просто жестоко. Я имею в виду, если бы я не знал тогда, как я должен был помнить… я не такой, как ты, я забыл всё, и это… Я не хочу забывать последний раз, когда смогу это сделать. Я хочу быть в курсе… Я хочу насладиться этим.

Эмоциональные, иррациональные люди. И всё же я не отказал ему в этом. Вполне возможно, это и сделало меня эмоциональным или иррациональным.

– …чтобы сохранить это. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать? – спросил он, пытаясь дышать мне на ухо влажным звуком своего рта и глубоким низким звоном своих голосовых связок, объединившихся для модуляции слов, столь громких для моих чувств.

Нет, я не понимал.

– Хорошо. Послушай, всё в порядке, тебе не нужно… быть осторожным рядом со мной. И я знаю, что иногда ты думаешь, что я слишком импульсивный или эмоциональный или что-то ещё, но я это понимаю. Я имею в виду, я понимаю, почему ты не можешь всегда видеть, где я нахожусь, так же, как я понятия не имею, о чём ты думаешь. Как сейчас.

Он снова угадал мои мысли.

– Это не догадка, Спок, я был рождён таким удивительным.

Его беззаботный комментарий был произнесён, как будто в… ответ

Как будто Джим мог ответить на мои мысли.

Как будто он меня услышал…

Через мгновение у меня образовался ментальный барьер между нами, и Джим продолжал говорить, как будто ничего не случилось, но я только давал ему минимальное внимание, необходимое для того, чтобы казаться равнодушным.

Джим услышал мои мысли, это было установленным фактом, который заставлял меня прийти к удивительному выводу. Это вышло за рамки романтической привязанности. Помимо новых, странных чувств, которые я никогда раньше не испытывал. Даже за желание начать с ним слияние.

Я начал связывать нас.

Без согласия Джима. Без него, даже зная об этой возможности, даже не осознавая, что это происходит само.

– …и я могу принять это…

Конечно, это объясняло многие вещи; таинственный недуг Джима с Брин V, когда я полностью заблокировал эмоции, которые нанесли ему ужасную боль… его так называемое чудесное «восстановление в тот день, когда я, наконец, позволил чувствам… и его потребности коснуться меня. Все эти движения, жесты, которые искали моего присутствия… но это было не моё присутствие, которого он искал, вместо этого он бессознательно и слепо протянул руку к родившейся новой, мягкой, сладкой песне, тонкой нити, связывающей наши умы, первоклассной, самой красивой цепи.