Текст книги "Тигр и Дракон (СИ)"

Автор книги: The Very Hungry Caterpillar

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Движения мелкие, томные, быстрые раздразнили. Да как только к ним привык – получил по полной. Выдернулся Яо на всю длину, чуть не выходя, а потом вставился до предела, в матрас вминая. До пяток вспышкой пробил. Снова мелко зачастил и опять однажды с силой насадился. От контраста удовольствия разве что не на куски рвало.

Ох ты, бесовская твоя натура, это же он толчки девять против одного использует. Как же, читали в книжке похабной, слюни пускали, каково это – фантазировали. Вот оно и случилось, и даже лучше, чем мечтал.

Продирало насквозь. Мысли в полном разброде. Тело не слушалось. На коротких толчках выдыхал, на сильном ударе выстанывал. Ждал его, то ли как дар богов, то ли как кару небесную. Знал ведь, что уже сейчас, уже вот-вот, а все равно каждый раз как гром среди солнца. Вот и теперь – шесть, семь, восемь, девять. Деееесять.

И вдруг на очередном размашистом ударе понял – идёт. Само, без рук. Неминуемо. Неизбежно. Молотом кузнечным по башке припечатывает. Зарычал, задергался, простынь в кулаках сминая, и тут же стали все толчки сильными, жадными, острыми. Любили, пилили, мучили.

Прошила крупная дрожь все тело, крик выбивая. Волна за волной протрясла.

Никогда такого не было. От вздрючки едва дышал. Как грудь смог наполнить, почувствовал захват железный на плечах, член, до боли вспарывающий, и хрипы в самое ухо.

– Шу йи, – шептал Яо заполошно на цзыси. – Шу йи. Шу йи. Шу йи…

Похолодело в груди. Мой ведь это он твердил. Мой. Мне принадлежит.

Если бы раньше Шэрхан не кончил, сейчас бы сдулся.

Полежал, финала дожидаясь. Наконец Яо застонал, наподдал, еще сильнее плечи сжал. И упал сверху. Ухо поцеловал. Шэрхан времени немного дал, а потом выкрутился. Куртой зад вытер и стал шаровары надевать.

Яо следил молча, дыхание восстанавливая, потом сел.

– Куда ты?

– Время истекло.

Посмотрел Яо растерянно. Сел поближе.

– Не понравилось, что я в тебя кончил? Я не буду больше.

Поморщился Шэрхан. И правда мокро.

– Мне не зад после тебя отмывать, а душу противно.

– Да о чем ты?

– О чем? – вскинулся Шэрхан. – Так я и не научился у тебя ничему, опять поверил. Как дурак думал, что ты и в самом деле ради меня стараешься, мне хорошо сделать хочешь. А ты в правах своих утверждался.

Понял Яо. Покраснел, глаза отвел.

– Мало ли что в страсти скажешь.

– Себе-то не ври, – махнул Шэрхан рукой, в шервани заворачиваясь. – Как был я тебе конкубином, так и остался.

Яо вскочил, шаровары нацепляя.

– Не был ты для меня никогда конкубином. Друга ведь я в тебе искал.

– Да такого друга искал, игрушечного. Чтобы прикрикнуть можно было и на место поставить. А провинится – и плетью по рёбрам. И чтоб кроме тебя ни о каких других друзьях не думал. И чтоб собачкой по пятам плелся. Не такая ведь дружба настоящая. Но настоящей тебе и не надо.

Открыл Яо рот, но Шэрхан руку выставил, затыкая: стоял кто-то за дверью. Да только Шэрхана второй раз не подловить, не дай премудрый Шу ночи переворота повториться. Рванул дверь – Бала. Доспех на ней полный, даже шлем.

Вот ведь гадость, придется с мокрой задницей теперь таскаться.

– Ну? – спросил. – Сражаться или бежать?

Бала щекой дернула:

– Бежать.

И то хорошо.

Правильная у Яо стратегия была – сжигать посевы да дома, чтобы асурам еды не найти, но почти и не пришлось возиться. Войско Пракашки да порошок взрывательный уже постарались. Душу выворачивало от погорелых крыш, чёрных полей, клубов золы, ветром носимых. От тишины. От пустоты. От запустения. Четыре дня к столице шли, пока жилую деревню нашли. Напились в колодце, слонов да лошадей напоили. Людей из восточного гарнизона там встретили. Генерал Аштар все порывался колено преклонить, пока ему не объяснили, что свергать махараджу Шэрхан не планирует.

За последующие пять дней еще семь гарнизонов присоединились. Правда, изможденные голодом и бесконечными стычками с асурами, они были скорее нахлебниками.

Дожди размыли дороги в отсырелую кашу, обозы застревали, приходилось откапывать. На ночь почти не останавливались, ведь каждый привал приближал шестируких. Открытого боя никому не хотелось. По сообщениям разведчиков, могучая армия отставала всего-то на пару дней.

Когда стены каменные показались на горизонте, дух боевой еще был, а вот сил почти не осталось. Ни о какой осаде речи быть не могло. Пять слонов уже пали от голода, один гарнизон еле вырвался из лесного пожара, больше полусотни солдат полегли от лихорадки и измождения.

Яо указал, где остановиться так, чтобы бомбы порошковые не достали. Лучники зарядили последние стрелы. Пехотинцы надели на тюрбаны все нерасстрелянные чакры. Оружейники подхватили в спешке сколоченные из погорелых деревьев лестницы и катапульты.

Шэрхан, Бала и еще трое генералов выехали на переговоры. Яо тоже, конечно, увязался. Даже коня у кого-то вытребовал.

Странное зрелище столица представляла. Перед стенами – никаких войск. Телеги перевернутые, поспешно брошенные палатки, ров и круговое заграждение из кольев. А людей – никого. Стены лучниками истыканы, но луки наготове не держат. Не ждали их? Или, наоборот, ждали и совсем не боялись? Или хитрость такую таинственную удумали, что Шэрхану и в голову не приходит? Что бы то ни было, пути обратно нет. Асуры уже в затылки дышат.

Остановились перед стеной из кольев.

Скоро со скрежетом раскрылись створки ворот, пропуская белобородого остроносого генерала Мукеша – начальника городской стражи. Вот ведь, на именовании его первого сына Шэрхан был, младшей дочери скакуна из своей конюшни в приданое дал, матери лекарство от подагры из Рубистана привозил. А теперь генерал с подозрением на него смотрит и мерно вышагивает навстречу, ведя под уздцы лошадь, на которой под покрывалом у него человек.

Шэрхановы пальцы вспотели вокруг уздечки. Кто там у него? Чьей жизнью его шантажировать хотят? Мать там? Сын императорский? А если Юлу перехватили? Или Багирку?

С колотящимся сердцем Шэрхан наблюдал как генерал Мукеш останавливается, пленника на землю кидает и покрывало сдергивает. Подался Шэрхан вперед да так и замер с открытым ртом. Спутники его тоже слов не находили. Больше всех глаза у Яо были.

Пракаш ведь на земле лежал, побитый и связанный. Все еще в царском шервани, хоть и порванном.

Генерал Мукеш тем временем на колено опустился и голову склонил:

– Перед махараджей Шэрханом колено преклоняю и в верности клянусь. Прошу, прими город и дворец, по праву тебе принадлежащие.

Город за стенами взорвался криками: «Тигр! Тигр! Тигр!»

Шэрхан сглотнул.

Бедренец.

Вот тебе и танцы.

19

– Измываться пришел?

– В глаза посмотреть.

Поднял Пракашка голову, усмехнулся сквозь разбитые губы:

– Одного глаза достаточно будет?

И в самом деле, переусердствовали в своем рвении генералы. Сидел Пракашка на бок, то ли ребра сломанные оберегая, то ли плечо. А может, нога, что с рождения до колена сухая, снова заныла.

Ступил Шэрхан поближе, но Пракашка отшатнулся. Шаркнули по каменному полу сапоги золоченые с изогнутыми носками. Шэрхан сел напротив, темницу оглядывая. Вот ведь, ничего общего замок джагорратский с дворцом императорским не имеет, а темницы как два горчичных зернышка похожи. И капает что-то так же в углу, и за стенкой так же стонут. Вдохнул Шэрхан – даже запах ссанья похож.

– Ну? Посмотрел в глаза? – спросил Пракашка. – Что увидел?

– Не знаю. Знаю только, что брата в них нет. Зверь какой-то, что люд простой на части рвёт, джунгли ради забавы поджигает, несогласных семьями на колья сажает. Что тебя так взбеленило? Хотел корону – вот она, на голове сидела. Что не нравилось? Зачем столько жизней загубил?

– Не слушались по-другому, – огрызнулся Пракаш. – Думал, стану махараджей, забудут все про вас, никто сравнить не посмеет. Всю жизнь ведь в тени ваших тюрбанов живу. Надоело.

– Наших тюрбанов?

– Да уж конечно. Ты, Бала, Арджун, Раджеш, остальные – все вы, сильные да красивые. Один я – урод и калека.

– Неправда это. Никто так про тебя не думает.

– А издевались всю жизнь? Тоже не поэтому? Всё детство от вас по углам прятался.

– Да я никогда…

– В погребе на три дня запер. Скажешь, не было?

Замолчал Шэрхан. Как вырос, научился врать себе, что случайность это была. Да ведь любая ложь рано или поздно вскроется. Даже та, в которую сильно веришь.

– Прости…

– Чего уж. Не самое ты говно был. Вон Бала однажды на стрельбище к мешку с сеном вместо цели привязала. Сказала, будет меткость свою проверять. Три раза в мешок попала, один раз-таки руку прострелила.

Закололо на сердце. Во лбу заныло. Провел Шэрхан рукой по лицу.

– Но ведь было и хорошее? Все джунгли вместе облазили. Змей сачками ловили. В океане с дельфинами плавали. Я ведь жизнь тебе тогда спас, на себе из леса приволок.

– А кто меня соревноваться заставил? Говорил тебе, не могу с ногой быстро верхом ездить. Но ты не слушал. Никто не слушал. – Поморщился Пракаш, ногу поудобнее переложил. – Давно это было. Думал, изменится все с короной. Не отбирал ведь её у тебя – по праву моя. А только хуже стало. Что бы ни сделал – мне всё Тигр да Тигр. И того бы ты помиловал, и этого бы застыдил, и с асурами бы договорился. Задрало. Абиману всё советовал отравить тебя, да Сколопендра вымолила отослать, вот и продал, как возможность появилась. Но и это не помогло. Каждый день кто-то тебя поминал. Так пристало, что поклялся: кто хоть раз твоё имя скажет – убью. Вот и смотри. Первыми друзья твои полегли, потом все любовники, а дальше уж как пошло. Ни дня палачи без работы не сидели. А всё ты виноват.

Поднял Шэрхан глаза, слезами застланные:

– Я?

– А кто же? Дурака-то легко любить. Ты думаешь, доброму такому просто править? Обнимешь всех – и мир? Да ведь они корону на тебя напялили, потому что использовать тебя легко. Тебе скажи, народу так лучше, и ты на лепёшку раскатаешься. Всё как надо сделаешь. Законы будешь за станцевать подписывать. Приказы – за пожрать в компании. На войну за задом красивым пойдёшь. – Придвинулся Пракаш и прошипел: – Какой из тебя махараджа? Ты же теперь у них ручной питомец.

Встал Шэрхан и из камеры поплелся. Слоновьим весом слова придавили. Много в них просто яда, но много и правды прозорливой. Какой из него, в самом деле, махараджа? Если уж даже купец замшелый вокруг пальца обвел, в свою дуду заставил дуть, какие ему тогда игры подковёрные? Вон Яо, двадцать лет своих князей дурил, реформы исподтишка вводил, а он что? Даже врать прилично не умеет. И ложь видеть. Вэя бы в ту ночь не пустил – по-другому бы всё обернулось. Дурак доверчивый. Так и помрёт – пешкой в короне.

Проворочавшись полночи на кровати, пошёл в загон. В который раз ведь возвращался. Перед ужином пришёл, сразу после и вот теперь. Холодная была кровать махараджская, чужая. А вот эта кожа грубая да морщинистая под пальцами – родная. И волоски жёсткие родные, и ресницы спутанные, и глаза умные, и хобот, ласково за талию обнимающий. Шэрхан стоял, лбом ко лбу огромному прижавшись, и в этих объятиях хоть немного спокойствия чувствовал.

– Так и знал, что здесь тебя найду.

Отстранился Шэрхан, к входу в загон поворачиваясь. Яо не подходил, на уважительном расстоянии держался. Весь ужин просидел одиноко в углу, будто не видел и не слышал ничего вокруг. А теперь вон сам пришел. Что надумал?

– Не тронет она тебя, – сказал Шэрхан. – Подойди.

– Как её зовут?

– Джаджи.

Как подошел Яо, Шэрхан взял его руку и на хобот положил. Прошлись белые пальцы по серой коже.

– Что она понимает?

– Всё. Всё понимает и всё помнит. – Шэрхан провел ладонью вдоль макушки, похлопал широкое ухо. – Ну, чего искал-то?

– Узнать, что с братом делать будешь.

Засопел Шэрхан, корону махараджскую снимая и на бочку ставя. Давила.

– Не знаю. Генералы голову его требуют. Сильно он тут всем насолил. – Сел на кучу сена и лицо на руки опустил. – Не могу я такие решения принимать. Не хочу. В битву – хоть сейчас. А голову брату рубить – не хочу.

Зашелестело сено, потеплело сбоку. Рука на плечо опустилась.

– Послушай, что скажу тебе. Когда отвоюем Тян-Цзы…

Застонал Шэрхан. Всё он со своим Тян-Цзы лезет. Слышать уже невозможно.

– Выслушай меня, – потребовал Яо. – Когда отвоюем Тян-Цзы, объединим наши земли. Будет одна империя. Один трон. И ты на него сядешь.

Поднял Шэрхан голову, в остолбенении уставился. Водку, что ли, нашёл где? Что говорит-то такое?

– А ты? – только и смог спросить.

Яо подвигал желваками, помолчал, будто собираясь.

– А я… ферзём твоим стану. Такие решения за тебя принимать буду. Головы рубить, чтобы совестью не мучился. Лгунов перед тобой изобличать. Советы давать. Врагов твоих изводить. Никому не позволю тобой вертеть. Пусть народ тебя любит, а меня ненавидит, мне до людской любви дела нет. Что мы вдвоём сделать сможем – только представь.

– Да я… – промямлил Шэрхан. – Да я же не…

– А ещё… – Яо вперился взглядом и вдруг на колени встал: – Жениться давай. – Увидел, как Шэрхан чуть с сена не скатился, и за рукав схватил. – Люблю тебя, слышишь? На все так положено ради тебя наплюю. Всему, чему скажешь, научусь. Делить тебя, колено перед тобой преклонять, пальцами есть, с мужиками танцевать. Только позволь с тобой быть.

В голове у Шэрхана помутнело. Что ж такое происходит? С какого перепугу всё это на него свалилось? Двигайтесь, скорее, асуры проклятые, в трубы свои дуйте, чтобы пора было в битву, где всё просто и понятно, чтобы не думать обо всём этом. Попробовал встать, да ноги не слушались. На торопливые шаги с надеждой голову поднял.

– Всемогущий, там… – заикаясь, начал посыльный.

– Что, асуры?

Парень замотал истошно головой. Глаза со слоновьи размером были.

– Подмога, всемогущий. Подмога пришла.

– Да говори яснее!

Неужто кто из генералов в последний момент перед асурским окружением пробился?

– Сам посмотри.

Вырвал Шэрхан рукав из хватки императорской и за ворота за посыльным побежал. Да так и встал столбом, ряд за рядом латы красные с черной цаплей на доспехе разглядывая. Замерли, будто призраки, но живые были, просто вымуштрованные пуще Бамбучьих. Во главе мужик усатый да одноглазый стоял. На Шэрхана внимания не обратил, а Яо в пояс поклонился.

Яо руки за спину заложил:

– Генерал Ху Дзы, приветствую тебя и благодарю за преданность.

– Золотому дракону до смерти верен, – сказал Одноглазый. – Моя армия за тебя биться хоть на краю света будет.

Яо оглядел солдат, будто мысленно пересчитывая.

– Терракотовая армия? – спросил слишком уж бесстрастно.

Одноглазый головой чуть качнул. Согнулся ещё ниже и зелёную печать Яо протянул.

– Амулет у князя И появился. Такой, что силу Цзы многократно увеличивает. Когда мы ко дворцу подошли, терракотовая армия уже в его власти была.

Яо лишь прямее встал.

– Где принцесса? – встрял Шэрхан.

– Есть повели, – сказал Одноглазый, выпрямляясь. – Как и синекожего.

Отдав приказ пустить войско внутрь, Шэрхан бросился на кухню.

Ну и картина. Чумазые и потные, Юла и Багирка сидели на полу, жадно черпали пальцами из общей тарелки рис бириани, ржали и болтали на ломаной смеси цзыси и мхини. Вот ведь и вправду нашли друг друга два шалопая.

Как Шэрхана увидели, бросились обниматься.

– Вот, – стыдливо пряча глаза, сказала Юла и протянула кольцо с камнем-падпараджем. – Прости, что без спросу взяла.

Взгляд хитрющий на извинение не походил.

– Ладно уж. Главное, живы остались.

– Три раза чуть не померли, – горделиво сказала Юла, сверкая зубами.

– Аж три?

Багиркин локоть, в бок толкающий, игнорируя, она затарахтела:

– В первый раз на дозор княжеский наткнулись. Да они принца Багиру так испугались, что на колени бросились, молиться стали, вот мы и убежали. Второй раз я на льду поскользнулась и в прорубь упала. А в третий раз принц Багира с глиняным великаном подрался.

– Как же вы до армии Одноглазого добрались?

Багирка разорвал нижними конечностями лепёшку пополам и вручил половину Юле. Верхними руками все это время заплетал мокрые от дождя волосы в хвост на макушке.

– На купца вашего напоролись, в корзине на слоне у него спрятались.

– Купца? – воскликнул Шэрхан. – Анкатэша, что ли?

– Его, – усмехнулся Багирка. – По дороге все раскаивался. Боялся тебя до жути, просил за него словечко замолвить. Прости его, сильно он нам помог. Раз пять жизнь спас. Перед дозорами всю дорогу отмазывал, пока из Тян-Цзы не сбежали и до второго портала на землях князя И не добрались.

– Какого второго портала? – вылупился Шэрхан.

Прежде чем Багирка успел ответить, Юла бросилась на пол и стала лбом девять раз отстукивать.

Шэрхан обернулся к вошедшему Яо:

– Ты о втором портале знал?

Яо замер, но только на мгновение.

– Догадывался.

– Кто ж им пользуется? Для чего?

– Надеялся здесь у ведьмы твоей узнать, да, сказали, сгинула. – Яо обратился к генералу Мукешу, мнущемуся у входа: – Где жила ваша Сколопендра? Может, записи какие остались?

Мукеш кивнул.

– Покажу. Только сначала план действий обсудим.

Бала шагнула через порог, тряся мокрой косой. Ступивший за ней генерал Мукеш разложил на полу карту. Скоро к ним присоединились и остальные начальники гарнизонов, а также Одноглазый и два его генерала.

– Подойти к столице только с юга можно, – сказал Мукеш, тыкая в карту палкой. – С севера и запада – река и обрыв преграждают, с востока – джунгли непроходимые, с асурскими колесницами не подобраться. Так что ждать нападения следует в лоб. Дорога с юга широкая, для слонов предназначенная. Поля опять же выжженные, армию есть где расположить.

Вот ведь, не только своих угробил Пракашка, ещё и врагам путь расчистил.

– Какие у нас общие силы? – спросил Шэрхан.

Бала перестала отжимать косу:

– От всех гарнизонов у меня сто тридцать слонов. В каждой корзине по три лучницы и две копейщицы. Плюс семьдесят колесниц и триста человек пехоты. Разослали призывы ханам дружественным, но до осады не успеют.

Генерал Мукеш пригладил седую бороду:

– Под моим началом в столице осталось сто двадцать семь слонов с корзинами, двести лучников, сто пятьдесят конников и двести пехотинцев. В погребах найдется пять повозок порошка.

Все посмотрели на Одноглазого. Он заговорил, Яо перевел:

– Сотня лучников, триста наездников, двести пехотинцев, девять пушек и три повозки порошка.

Генералы оглядели друг друга с гордостью, в глазах теплился огонь надежды. Шэрхан и сам почувствовал, что плечи распрямляются.

– Что говорят дозоры?

Начальник разведчиков Ашвита общего веселья не разделяла.

– Две тысячи лучников у асуров. Три тысячи пехоты. Пятьсот колесниц. Четыреста слонов. – В напряжённой тишине она добавила: – И это в первой армии, что возглавляет король Ракшнагара. А есть еще армии его старшего и среднего сыновей.

Гулко за окном шумел ливень. Стеной опять стоял, непроглядной. Хорошо под эти звуки прятать и страх, и отчаяние. Против превосходящих сил драться Шэрхановым войскам не ново, да ведь и это только полдела. Даже победа в такой битве послабление Джагоррату не сулила. Налетят на потрепанных победителей коршуны соседские, заклюют, куски поотрывают, по своим гнёздам растащат. Фиртхи с юга набегут, эмир Сулеймар с севера нагрянет, хан Такдрандир с востока на лакомый кусочек позарится. Но ведь и до этого еще дожить сперва надо. Не просто дожить – армию шестикратно лютую победить.

– Значит, издалека сломить асуров нужно, чтобы к стенам уже ослабленные подошли, – сказал Шэрхан. Повернулся к Яо: – Ты говорил, в землю порошок закопать можно?

– Можно. Траншею вдоль стены выкопать, порошка насыпать, а сверху кольями да прутьями железными закидать. Как подойдёт армия вплотную, поджечь. Весь порошок, что в кладовых у вас остался, в траншею скидай, а запасы генерала Ху Дзы из пушек со стен будем расстреливать.

Снова шумная тишина настала.

– Как дальше силы поставим? – спросил Шэрхан у генералов. У самого уже план был, да следовало этих отчаявшихся встрепенуть.

Генерал Мукеш покрутил усами:

– Сразу за взрывательной траншеей всадников и колесницы расположим, чтобы асуров, что через огонь пробьются, добивать.

– Почему слонов за взрывами не поставить? – спросил Одноглазый. – По размеру судя, ими удобнее врагов топтать.

– Боятся слоны звуков громких, – объяснил Шэрхан. – Если испугаются – развернутся и на своих же побегут. Только хуже сделают. Нет, генерал Мукеш прав, слонов вторым заграждением поставим. В линию, каждые пятьдесят шагов. Между ними – твои, генерал Ху Дзы, пехотинцы. Кого всадники пропустят, слоны топтать будут, а пехотинцы в ближнем бою уничтожат. Хороши ваши копья да мечи длинные, как раз подойдут.

– Нет уж, всадников моих бери, а пехотинцев между слонами не поставлю, – заявил Одноглазый.

– Почему это?

– Если слоны от страха на своих повернут, твои солдаты знают что делать, а мои нет.

– Да какая ж тут наука, от тарана с хоботом удирать? – спросила с вызовом Бала. – Беги да зад береги.

– И всё же есть правда в его словах, – сказал негромко Багирка. – От знакомой угрозы легче спастись. Я вот знаю, что у слона нужно за ногами и бивнями следить, зато под животом и проскользнуть можно. А когда мне в Тян-Цзы привелось с глиняным великаном схлестнуться, так пока не понял, что он от огня твердеет и крошится, чуть все руки не растерял.

Бала насупилась, но промолчала. Вот ведь. На Шэрхана бы уже с кулаками накинулась.

– Договорились, – подытожил Шэрхан. – Своих лучников, генерал Ху Дзы, на стенах посади, попеременно с пушками, а пехотинцев между стеной и внутренними укреплениями распредели. Если асуры прорвутся внутрь – сопротивление организуете. Три внутренние стены в вашем распоряжении, всех мирных жителей от ребёнка до старика вооружим. Генерал Мукеш, покажи и стены, и улицы, для блокады подходящие. В крайнем случае во дворце тоже спрятаться можно. А под замком тайный ход есть, что вот в этом месте под рекой выходит.

Замолчали все, по карте глазами шаря.

– Слабости-то у них какие? – спросил через Яо Одноглазый.

Бала покосилась неловко на Багирку:

– Да почти никаких. От огня да под слоновьими ногами, как и все, конечно, мрут. Но зато кожа дубовая, даже доспех не нужен. Рук по шесть, в рукопашке верх берут. Так что когда – не если, а когда – за стены пробьются, пехотинцы твои, генерал, до последнего вздоха сражаться должны. Пленных королю Ракшнагаре не надо, вырезать нас хочет. Самозванцами да обманщиками наш род считает, махараджу, третьим глазом не видящего, в первую очередь. Всех генералов сразу убьёт, а простой люд… Звереют асуры, как до грабежа доходит. И до женщин наших тоже охочи. – Отвела Бала глаза: – Ты уж прости, Багира-джан.

Багирка пожал плечами:

– Что я, против своих, что ли, не воевал?

– На том и порешим, – заключил Шэрхан. – Отдавай приказ копать траншеи и засыпать их порошком, генерал Мукеш. Бала, выводи своих за ворота. Генерал Ху Дзы, распределяй своих по стенам и внутри города. Все знаете, что делать. Начинаем незамедлительно.

Расходились уже, когда Яо к нему подошел. Смотрел спокойно, будто и не было того разговора у Джаджи в загоне, будто час назад колено не преклонял и жениться не предлагал.

– Дай мне кого-то, кто к комнате Сколопендры проведёт.

– Второй портал покоя не даёт? Неужто думаешь, угроза?

– Рисковать нельзя. С одной-то армией вряд ли справимся, а две точно не потянем.

Шэрхан кивнул. Ещё что-то сказать хотел, но в голову ничего не лезло. Яо и не ждал. Развернулся и ушёл.

***

Весь день рыли траншею. Все копать вышли, от генералов до неприкасаемых. Огромный ров выкопали вдоль всей стены, порошком засыпали. Шэрхан инспектировал процесс, где надо и с лопатой помогал. В конце направился во дворец, да по пути у Балы задержался. Посмотрел строй, последние инструкции дал, а в конце по веревочной лестнице на Балиного слона в корзину забрался. Лучницы и копейщицы в приветственном поклоне согнулись и, насколько корзина позволяла, отступили, давая им с Балой возможность пошептаться.

– Протрубят отступление, – сказал Шэрхан хмуро, – отступай. В городе больше пользы принесешь.

Бала только рукой махнула:

– Одевайся иди. Или так в курте да с лопатой сражаться будешь? Не больно по-махараджски. – Приложила окуляр к глазу, по горизонту черкнула. А потом назад досадливо глянула и об край корзины окуляром постучала. – Не доверяю я этим твоим палкоедам. А что как против нас повернутся? Мы же им ключи от города вручили и как закрывать показали. Веришь ты им?

– Им – нет, – сказал Шэрхан. – А императору – да.

– Да где он, твой император?

– Не знаю, – признался Шэрхан. – После совета не видел.

Соврал. Видел Яо мельком пару раз – хмурого, бледного – да мимо прошёл. Стыдно было, что сбежал тогда, как малец. Думал даже поговорить, но что сказать, так и не придумал.

Выдернул окуляр у Балы из рук и оглядел горизонт:

– Да где же они, демоны?

– Дозоры докладывают, уже скоро. – Бала посмотрела испытующе: – Чего ты? Никак боишься?

Шэрхан вжикнул сапогом по дну корзины.

– Не асуров боюсь. Будущего. – Снова лицо отер. – От совета Шрирамана-джи сейчас бы не отказался.

– Совета его хочешь? – насмешливо спросила Бала. – Я тебе дам.

Они встретились взглядом и со смехом хором сказали:

– Тренируйся.

Шэрхан спустился со слона и за ворота пробрался.

Перед дворцом ждала красавица Джаджи. Броня золоченая все тело пластинами закрывает, на бивнях – хищные металлические наконечники, вдоль лба и боков короткие толстые шипы. На шее у неё, сразу за ушами, сидел Багирка. Улыбался хитро, в одной из рук держал небольшое погонщицкое копье-анкушу. Повезло Шэрхану, самые лучшие у него были – и слон, и махут.

– Я уже скоро, – крикнул им Шэрхан, взбираясь по ступеням к тронному залу. Там уже поджидала армия оружейников. Одели его под стать титулу, по первому разряду. Доспех отцовский, жемчужными лотосами инкрустированный, шлем-корона, плащ кроваво-красный с брошью рубиновой, сапоги высокие и пояс с тальваром. Двигаться не больно удобно, зато эффект производило.

Шэрхан глянул в зеркало, усы подкрутил и двинулся было к выходу, как нагнал его один из людей Ху Дзы.

– Император вызывает тебя, махараджа, – сказал он быстро.

Шэрхан набрал в грудь воздуха.

– Веди.

Хоть попрощаться напоследок, чтоб если уйти, то никому ничего должным не быть.

Зашел в комнату – а там никого. Поискал, Яо покликал. Что за игры? Выходить стал, да позвали, а как обернулся – молния зеленая блеснула. Грудь обожгло. И ничего больше не помнил.

В лицо плеснули холодной воды. Очнулся, огляделся – в тронном зале вроде.

Двинуться сил нет. Ноги дрожат. Лоб баграми разрывает. Висит он тряпкой на руках двух краснолатных, и вокруг – ни одного знакомого лица, всё люди Одноглазого.

Нет, одно лицо знакомое есть. В чёрных глазах яд плещется.

– Проснулся, всемогущий махараджа?

Сколько он был в беспамятстве? Что пропустил? Началась уже битва? Какие потери?

– Что ты творишь? – прохрипел Шэрхан, сглатывая комок рвоты в горле.

Яо смотрел на него свысока:

– И вправду ничему ты у меня не научился. Говорил же я тебе, никому не доверяй.

Подошел близко, царский шлем с головы сдернул и в угол отбросил. В лоб плюнул. На трон сел.

Не может этого быть. Сон какой-то дурной. Чтобы Яо предал? Чтобы змеем оказался? В груди будто нарыв сковырнули.

– Отпусти, – прохрипел Шэрхан.

– Конечно отпущу. Только позже. Сначала дождусь, пока асуры армию твою уничтожат, а сестру и всех твоих генералов на куски порвут. Видишь ли, как начнут асуры атаку, мои солдаты ворота запрут, воинам джагорратским отступление пресекая.

Заболели все отметины, молнией по телу оставленные, заполыхали. Но больше всего во лбу зажгло.

– Не сделаешь ты этого.

– Как же не сделаю? Это ж ты у нас добрый. А я – зверь, разве не так? – Посмотрел взглядом ледяным. Давно так на Шэрхана не смотрел. – Кстати о доброте. Тащите сюда. – На взмах его руки солдаты приволокли Пракашку. Избит был сильно, почти не дергался.

– Нет, – взвыл Шэрхан, – не трогай.

Во лбу пульсировало так, что, казалось, всё тело ходуном ходило.

– Да ты ж никогда не дозреешь. А мне соперник, пусть и вялый такой, не нужен. – Кивнул Одноглазому: – Генерал.

Положили Пракашку головой на лавку, достал Одноглазый меч тонкий и…

– Отпусти, отпусти! – забился Шэрхан. Да Пракашку это не спасло. Прокатилась голова Шэрхану под ноги, глазами пустыми на него уставилась.

Посмотрел Яо насмешливо:

– Говорю же, отпущу. Вот семью твою всю уничтожу, трон себе верну, а там и отпущу. В гарем себе. Главным конкубином будешь, любимая моя кошечка.

Плохо Шэрхан слышал, боль во лбу все чувства затмевала. Мысли копошились мутно, словно пиявки в иле.

– Что ж ты в пол смотришь? – измывался Яо. – Не рад? Посмотри на меня, Тигр.

Солдат дернул Шэрхана за волосы, голову поднимая. Как в тумане Яо виделся. Лицо его безжалостное, глаза хищные. Как ты мог? Да как же ты мог?

– А я и еще могу, – сказал Яо. – Тащите сюда.

Шум да проклятья на асурском раздались, а потом поступь тяжёлая и зов трубный, гневный. Только не это.

Во лбу будто костёр развели. Будто порошка насыпали.

– Не смей, – заревел Шэрхан. – Тронешь – убью. Слышишь? Убью.

Прорезала воздух молния змеистая, и повис Багирка у солдат на руках, куклой многорукой на пол брякнулся. Ещё и ещё раз молния прожгла, и теперь взревела сзади от боли Джаджи, с шумом на пол заваливаясь.

Заметался Шэрхан в хватке железной, последние силы призывая, но молния в затылок парализовала, от боли скрючивая.

– Ну, что же ты, Тигр, молчишь? – продрался колкий голос сквозь пелену огненную. – Снова на меня не смотришь? Посмотри же, ну? – Молния рубанула в позвоночник, заставляя прогнуться. – Посмотри. – Удар в грудь. Удар в голову. – Посмотри!

Крикнул Яо – и как свечку задул. Исчезло всё – и горе, и боль. Шэрхан будто под воду ушёл. Только ухало в висках настырно – посмотри…

Поднял Шэрхан глаза, на чёрные напоролся. Там, в самой глубине, что-то было. Что-то другое, под слоем яда. Что-то настоящее.

На мгновение опал морок, правду Шэрхан услышал.

Посмотри на меня…

Не издевкой слова были. Мольбой.

Посмотрел Шэрхан, да в глазах двоилось, словно на поверхности пруда рябь пошла. Закрыл глаза, рябь унимая. Волна за волной она о берег сознания ударялась, распадаясь, над болью телесной и душевной поднимая. Спокойно на душе стало, будто во сне глубоком, исцеляющем.

Посмотри…

Закрыл Шэрхан глаза плотнее. Посмотрел. И наконец увидел.

Мир, в тысячу красок, доселе невидимых, раскрашенный.

Асуров, к стенам Джагоррата подступающих.

Терракотовую армию, по дороге пыльной от второго портала вышагивающую.

И Яо увидел, на троне сидящего. Воздух вокруг тела смертельно-зеленый, кожа серая, глаза запавшие, по лицу кровь бежит. А над головой, в темечко жадными жвалами впившись, возвышалась огромная чёрная сколопендра.