Текст книги "Светоч (СИ)"

Автор книги: Тенже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Назло брату светоч целовался три недели подряд. А на четвертую не обнаружил Эдварда в клубе и очень расстроился. Вильхельм решил, что блажь миновала, но куда там… Дома Эрлих принялся мотать ему нервы еще более оригинальным способом – стал ныть, что ему до старости придется жить в грехе и блуде, а во всем виноват Хельм, который не делает ему официального предложения о браке.

– Ну так я тебе делаю, – буркнул Вильхельм, и вернулся к кроссворду, надеясь, что вечернее развлечение завершилось.

Он знал, что большинство шуток Эрлиха лично ему кажутся несмешными и даже обидными. И понимал, что этого не изменить. Ему хорошо запомнился рассказ о забавах молодости – светоч с кучкой таких же зажравшихся лоботрясов любил усесться в летнем кафе, приклеить к тротуарной плитке или асфальту купюру в пятьсот кредитов и покатываться со смеху, глядя, как официанты и посетители пытаются ее подобрать. Говорил об этом Эрлих чуточку раскаиваясь – «дураки, конечно, были». А он, Хельм, молчал, думая: «А я ведь бы тоже нагнулся… пятьсот кредитов все-таки!»

– Вильхельм! – в голосе Эрлиха появились угрожающе-вкрадчивые нотки. – Кто же так предложение делает? А традиционная формула? А кольцо? И хоть бы букет какой задрипанный подарил, что ли! Или думаешь, как почти год меня в прихожей трахаешь, так теперь можно условностями и не загоняться?

Хельм был вынужден признать, что забавы светоча вышли на более качественный уровень.

– Где я тебе вот прямо сейчас кольцо возьму? – поинтересовался он, решив, что если Эрлих продолжит ломать комедию, можно будет принести ему пальму с веранды – вместо букета.

– В Нератосе, в Центре Межпланетной Торговли есть круглосуточный ювелирный салон, – сообщил светоч и склонил голову набок, ожидая его реакции.

– Хорошо, давай слетаем. Купим, – сухо отозвался Вильхельм и демонстративно отложил кроссворд.

В флаер он сел, испытывая досаду – недобравшего развлечений Эрлиха надо было хорошенько оттрахать, а не идти у него на поводу. И, разумеется, судьба играла на стороне более пронырливого – и свободных посадочных площадок на крыше Центра оказалось полно, и салон открыт… никакого технического перерыва.

Увидев первый же ценник Хельм обалдел, и дернул светоча за шиворот, собираясь вернуть обратно в флаер, даже если для этого придется применить силу.

– Шутки – шутками, но меру знать надо! – прошипел он, отвечая на вопросительный взгляд.

– Так ты шутил?

Эрлих вроде бы обиделся, и Вильхельм поспешил объясниться:

– Я не шутил. Я бы хотел, чтоб мы поженились. И ты прекрасно это знаешь. Только не разрешит тебе никто. Зачем тогда деньги на кольца выбрасывать?

Направившихся в их сторону охранника и продавца светоч отшил, заявив:

– Не мешайте! Нам пошептаться надо.

Хельм позволил затащить себя за высокую стеклянную витрину с сияющими побрякушками, привычно сгреб Эрлиха в объятья и продолжил:

– Только лишний скандал выйдет. Я думаю, ты хочешь брата подразнить… но не надо меня для этого использовать. Пожалуйста.

– Я тебя не использую, дурачок, – фыркнул светоч. – Брата немножко дразню, а как без этого? Но… пойми одну простую вещь: мне никто не сможет запретить вступить в брак с тем, кого я выбрал. И разрешения я, в принципе, мог бы у семьи и не спрашивать. Просто поставить в известность о дате бракосочетания. Что мне папа сделает? Титул отнимет? В Малый дворец ход прикроет или содержания лишит? Как будто меня это остановит… Я не Эдвард, чтоб за всю эту мишуру трястись. И отец прекрасно это знает.

Судя по тону и выражению глаз, Эрлих говорил серьезно. И Вильхельм понял – надо срочно хватать то, что предлагают, и не обращать внимания на то, что этим заодно немножко дразнят Эдварда. Потому что второго такого шанса не будет, а он этот едва не упустил, приняв за шутку.

«Но все равно трудно поверить, что все это не розыгрыш и не сон. А цены на кольца, цены!..»

Блеянье о ценах светоч слушать не стал. Оборвал фразой: «Позволь мне заплатить», и повел Хельма к витринам, крепко сжимая ладонь – как будто боялся, что ускользнет. Побродить и посмотреть на цацки им не дали – Эрлиха узнали, Эрлиху обрадовались, Эрлиху принесли кучу бархатных коробочек с обручальными кольцами и предложили выбирать.

Кольца Вильхельм мерил, жмурясь от слепящих фотовспышек – и откуда только журналисты набежали? – и пытался вспомнить традиционную формулу брачного предложения. Правильно он задал только отшлифованный веками вопрос: «Отправишься ли ты со мной к алтарю, чтобы омыть эти кольца чистым Пламенем для закрепления союза?». Потом, путая последовательность, предложил делить хлеб, боль, счастье и магию на двоих, принял согласие Эрлиха, и они скрепили помолвку поцелуем. Журналисты, продавцы и зеваки аплодировали и захлебывались поздравлениями. Светоч улыбнулся, прижался к нему спиной, облокачиваясь, как на стенку, пощекотал нос макушкой и заявил:

– Я счастлив!

Вырвавшись из салона, они спустились на пару этажей вниз – Эрлих клялся, что там есть хороший винный магазинчик и хотел купить шампанское. Вместо этого они почему-то попали в цветочный салон, где Хельм приобрел здоровенный букет из красных и белых гвоздик, а шампанское им подарили какие-то незнакомые кеннорийцы – прямо возле лифта. К моменту их возвращения домой новость о помолвке принца Утрёхта облетела не только Альфу, но и все колонии – на Первом Кеннорийском их поцелуй вставляли перед каждой рекламной паузой. У Вильхельма в телевизоре была до отвратительности хмурая физиономия, а Эрлих… Эрлих действительно выглядел счастливым. И в телевизоре, и здесь, в комнате – забравшийся на кровать в туфлях, прилипший к ноутбуку и строчащий сообщение в блог.

«И букет под бок подгреб, словно какую-то ценность».

Хельм вздохнул, поставил бутылку шампанского на столик, пару минут соображал, есть ли в доме бокалы и ваза для цветов, а потом сел на край кровати и начал снимать со светоча туфли. Помолвка помолвкой, а покрывало стирать кому?..

В следующие дни они старательно выплывали из потока поздравлений. Эрлих написал четвертый пост в блоге – в трех предыдущих автоматически закрылись комментарии, превысившие допустимую норму. Вильхельм не писал ничего – один раз заглянул украдкой в статистику своего дневника, подумал: «Кто все эти кеннорийцы?», да и вышел вон.

Больше всего его удивляло то, что многие поздравления, которые ему пришлось выслушать, были искренними. Хлопавшие его по плечам незнакомцы улыбались, желали счастья без всякой издевки, хвалили – хвалили и его и Эрлиха, повторяя: «Молодцы!» – и дарили шампанское, коробки конфет, открытки и мелкие сувениры. Сувениры навели светоча на идею коллекционировать брелки для ключей. Хельм не возражал – за брелками, в отличие от рыбок, которых Эрлих все-таки планировал завести, ухаживать было не надо, но и не поощрял – складывал пакеты с подарками в комнате, гордо именуемой «гостевой спальней» и обещал все вынуть и рассортировать «когда-нибудь потом».

Эдвард до личного общения с Вильхельмом не снизошел, однако прислал своего супруга Ансельма к их столику в клубе. Командующий ВВС, которого Хельм уважал за то, что тот ровно и не морщась, здоровался с ним во время краткого проживания в Малом дворце, пожелал им счастья и свадьбы без хлопот, и согласился выпить бокал шампанского. Эрлих, отдав приказание официанту, умчался обниматься с какими-то аристократами, и оставил будущих родственников наедине.

– Полагаю, вы будете заключать брак в Нератосе? – через некоторое время нарушил молчание Ансельм.

Хельм посмотрел в его отрешенные водянисто-голубые глаза и честно сказал:

– Я не знаю. Я вообще не уверен… может быть, Эрлиху не разрешат жениться. Все так стремительно, и ни с кем не согласовано, понимаете?

– Полагаю, вам не стоит волноваться, – заметил супруг Эдварда после длительного изучения вазы с цветами. – Эрлих… он весьма популярен. И заработал свою популярность именно тесным общением с простыми кеннорийцами, если так можно выразиться. Думаю, император учтет, что попытка воспрепятствовать вашему браку вызовет волну народного негодования. А лишние осложнения никому не нужны.

Мнение главнокомандующего ВВС Вильхельма немного успокоило – вряд ли бы потомственный аристократ, зять императора, придумывал всякую чепуху, чтобы утешить простого пилота. Со светочем эту тему он обсуждать боялся. Раз уже вякнул под руку – «а не будут ли поговаривать насчет «особых услуг»?» – нарвался на ледяное: «Не волнуйся, я разберусь!», и утих, опасаясь увидеть темное бешенство в знакомых глазах. Не хотелось вызывать призрак принца Рудольфа.

Когда поздравления пошли на спад, а в доме скопилось столько шампанского, что впору было открывать небольшой винный магазинчик, облегченно вздохнувшего Хельма настигла новая неприятность.

– На этих выходных поедем на Кеннор, – сообщил Эрлих. – Я тебя с мамой познакомлю.

– А может, не надо? – спросил Вильхельм, который до сего момента пребывал в твердой уверенности, что вся родня светоча будет вести себя, как Эдвард – делать вид, что его не существует.

– Надо, – не терпящим отговорок тоном, заявил его официальный нареченный. – Мама хочет с тобой поговорить. Чего ты трясешься? Ты ей понравился, дурачок! Она тебя называет «хороший мальчик».

Ответ на вопрос, каким образом он мог ни с того ни с сего понравиться императрице, Хельма добил. Выяснилось, что Эрлих показывал маме фотографии. И это не были фотографии пилота Бауэра на фоне флаера. На этих фото Вильхельм на кухне готовил яичницу, развешивал белье на веревке в саду, кормил дворняжку, чистил заснеженную дорожку к ангару.

– Зачем ты ей такое показывал?!

– Успокойся, не ори! – осадил его светоч. – Я лучше знаю, что маме по душе придется. К тому же ей сейчас стыдно… она тебе тогда, за подвиг, табакерку хотела прислать, но забыла. Этим надо пользоваться.

Пребывание в Большом Императорском дворце Хельму запомнилось смутно – почти как первый секс с Эрлихом, только не так приятно. К его огромному облегчению, их не пригласили ни на обед, ни на ужин, но избежать личной аудиенции у императрицы ему все-таки не удалось. Когда эта симпатичная пожилая дама отослала светоча из комнаты со словами: «Не мешай, нам надо поговорить наедине», он совсем пал духом. Вильхельм думал, что ему прикажут убраться из жизни пока еще холостого принца и больше никогда не показываться глаза, и ошибся. Императрица довольно ласково объяснила ему, что кеннорийцам из разных слоев общества надо идти на уступки друг другу в большей степени, чем равным. И попросила – именно попросила, а не приказала – позволить Эрлиху оплатить контракт и кредит за дом, и нанять прислугу. А еще она предложила свою помощь в организации свадебного торжества – «жаль, что Эрлих отказался идти в Храм на Кенноре… но главный Храм Нератоса не менее достойная замена».

Вильхельм покорно согласился на все, и уже рассчитывал убраться из покоев подобру-поздорову, но его напоследок ошеломили вопросом, которого он не ожидал.

– Ты не хочешь разыскать своих родителей? – постукивая пальцами по подлокотнику кресла, спросила императрица. – Конечно, при передаче стерильных детей в приют уничтожается вся информация, но… Если у твоей матери есть другие, нестерильные дети, ее можно найти по карте генетического кода. А даже если и нет… существуют разные способы.

Предложение Хельм переваривал долго. А потом, выйдя из оцепенения, ответил:

– Нет. Спасибо. Знаете… мы с родителями прожили в разных мирах почти тридцать лет, и их, и меня это устраивало. Не думаю, что Эрлиху будут нужны лишние родственники, которые захотят у него что-то попросить.

Императрица вздохнула, в очередной раз назвала Вильхельма «хорошим мальчиком», после чего, наконец, позволила поцеловать себе руку и удалиться.

Эрлиха Хельм уговорил срочно вернуться домой, на Мелену, отказавшись ночевать во дворце и трахаться на кровати с балдахином. Тот долго сетовал, что его лишили исполнения заветной эротической фантазии, но флаер все-таки вызвал, и пока летели, почти не дразнился. Во время полета Вильхельм хорошенько обдумал слова императрицы – не о розыске родителей, а о взаимных уступках, и дома, после ужина и отличного секса, поинтересовался, можно ли ему будет что-то попросить взамен.

– Твоя мама говорила, что ты тоже должен идти мне навстречу, – пояснил он. – И я бы тоже хотел… хотя бы одно условие. Можно?

– Можно. Можно и не одно, – серьезно кивнул Эрлих. – Вываливай, что накопилось.

Хельм поколебался. Хотелось нескольких уступок сразу: и растворимый кофе, и сырки, и светоча сверху чаще, чем раз в неделю. Но он подозревал, что такого счастья ему не видать, вспомнил, как скверно было зимой по морозу бегать в ангар, едва вылезши из теплой постели, и выбрал кофе. Эрлих выслушал его объяснение о привычном допинге, улыбнулся и спросил:

– А сырки и газировку? В ангаре прятать будешь? Тайком – вкуснее?

Сразу припомнилось, как светоч вышвырнул сырки из тележки в супермаркете во время их второго совместного похода в магазин, и, не брезгуя ненормативной лексикой, донес до Хельма мысль: «Там, где я живу, этой пакости в холодильнике не будет!»

– Ну… ты же запретил.

– Ладно… – неожиданно смилостивился Эрлих. – Ешь свои сырки. Похоже, тебя не переделаешь… Но это все мелочи. Неужели у тебя нет чего-то более значимого? Глобального?

Точное значение слова «глобальный» Вильхельм посмотрел в словаре позже, потому что это слово у него – хоть убей! – ассоциировалось с конфликтом. Но речь светоча понял и, вспомнив, как едва не прохлопал шанс узаконить отношения, набрался смелости и попросил:

– Трахай меня почаще, пожалуйста. Мне очень нравится.

И услышал в ответ обещание:

– Так точно, пилот Бауэр! Постараюсь не лениться. Но это в ближайшие двадцать лет. Дальше – как здоровье позволит.

Эпилог

Поздней осенью, когда деревья Альфы оделись в золото и багрянец, в главном Храме Нератоса свершилась церемония бракосочетания Эрлиха Виктора Августа Веттин-Кобурга, принца Утрёхта и его избранника, Вильхельма Бауэра. В колонии по случаю свадьбы был объявлен выходной день и десятки тысяч кеннорийцев и туземцев приветствовали участников и гостей на улицах города.

Утром Первый Кеннорийский канал известил своих зрителей о том, что императрица Мария-Теодора личным распоряжением нарекла Вильхельма Бауэра титулом Его Королевское высочество барон Кёллен, но принцем он именоваться не будет.

Церемония началась в одиннадцать утра по зимнему времени Нератоса, и продолжалась около часа. После ее окончания свадебный кортеж направился к Малому Императорскому дворцу, но по пути сделал остановку у памятника изобретателю браслетов Эриху Штольцу. Именно там, после возложения цветов, Эрлих и Вильхельм впервые публично поцеловались в статусе женатой пары. Далее свадебный кортеж проследовал во дворец, где главнокомандующий вооруженными силами Империи принц Эдвард устроил праздничный обед в честь новобрачных.

Прямую трансляцию из Нератоса вели все ведущие телеканалы Империи. По приблизительным оценкам ее смотрело около пятнадцати миллионов зрителей. Принца Утрёхта к алтарю Пламени сопровождал командир «Дикой дивизии» Юрген Ланге, а барона Кёллена – главнокомандующий ВВС Ансельм Веттин-Кобург.

Как отмечали многочисленные наблюдатели, Вильхельм Бауэр выглядел чрезвычайно серьезным и во время брачной церемонии, и на обеде, а принц Эрлих беспрестанно улыбался и изредка что-то нашептывал брату.

После праздничного обеда молодожены сели в флаер и отбыли в охотничий домик Кевина Арни на Флоре, где собрались провести неделю из своего медового месяца.

– Место для отдыха мы выбирали вместе, – заявил журналистам принц Эрлих. – И решили вернуться туда, где впервые разделили ложе, трапезу и магию.

При упоминании о разделенном ложе его законный супруг и партнер по заклинаниям неожиданно вздрогнул и густо покраснел, но журналистам так и не удалось получить от него ответа ни на один дополнительный вопрос.

Конец

19 сентября 2011 – 03 октября 2011

========== Холодец по-кеннорийски ==========

Вильхельм простудился как на заказ. Утром, услышав от Эрлиха, что им придется потратить выходные на то, чтобы поздравить мать-императрицу с днем рождения, – разумеется, на Кенноре, в Большом Дворце – он тоскливо чихнул, а к вечеру слёг с температурой. Супруг напоил его вонючим противопростудным эликсиром, но организм Хельма, почуявший возможность остаться дома и насладиться спокойным одиноким уикэндом перед телевизором, температурил, не сдавая завоеванные позиции. К чиханию прибавился жуткий насморк, и в ход пошли бумажные полотенца – платки слишком быстро заканчивались.

На следующий день Эрлиху пришлось лететь в Нератос с бывшим третьим пилотом. Вильхельм не то, что во флаер сесть, до сортира дойти не мог – кружилась голова и нещадно слезились глаза.

В субботу супруг разбудил его не поцелуем, а тычком в плечо, подал свежее полотенце и сообщил:

– Мама очень расстроилась, что тебя не будет. Но я ей объяснил – врачи на Вратах завернут, тут можно даже и не пытаться. Мало ли, что это за вирус… выкосит потом полдворца.

Хельм согласно чихнул и высморкался.

– Мама написала, чтоб я срочно приехал. Она хочет меня на какую-то выставку собак сводить.

– Езжай, – с трудом удерживая очередной чих, пробормотал Вильхельм.

– Я уже флаер вызвал. Но… как ты тут один останешься? Давай мы тебя в Малый Дворец перевезем, а? Эдварда нет, он уже на Кенноре. Зато там зять и лекарей целый штат.

– Нет!

– Но…

– Нет!

Видимо, Хельм чихнул убедительно или угрожающе, потому что Эрлих помрачнел, но на переезде в Малый Дворец настаивать перестал. Собираясь, вздыхал, попутно заставил прикроватный столик эликсирами, закапал Вильхельму нос, проверил наличие еды в холодильнике и выставил номер врача на быстрый набор. Прощание вышло скупым и неловким, перемежаемым сморканием. Эрлих подхватил сумку и вышел, а Хельм, дождавшись хлопка входной двери, натянул на голову одеяло и благополучно заснул.

Вечером его разбудил звонок зятя. Судя по всему, Ансельм получил от Эрлиха определенные инструкции, потому что про температуру, насморк и общее самочувствие допросил подробно и по пунктам.

– Мне уже лучше, – честно признался Вильхельм.

Он выслушал напоминание о приеме эликсиров, попрощался, нажал на отбой, зевнул, потянулся и понял, что хочет съесть что-нибудь мясное, выпить кофе и принять душ.

Через два часа полный энергии Хельм направился в вояж по магазинам – для пополнения содержимого холодильника. В принципе, там было достаточно продуктов… просто не таких, которые ему хотелось съесть.

Постаревшая, чуть поседевшая дворняжка встретила его приветственным тявканьем, и он пообещал ей зайти в мясную лавку.

– Эрлих тебя не покормил, да? Поганец… ничего, я тебе что-нибудь вкусненькое куплю.

В супермаркете Вильхельм отоварился быстро: плавленые сырки, рыбные консервы в томате, рыбные консервы в масле – это уже случайно, перепутав банки, но не возвращаться же! – черный хлеб, горчица и две двухлитровые бутылки газировки – после температуры и эликсиров давил сушняк.

Продавец в мясной лавке был чрезвычайно приветлив и именовал Хельма «господином бароном», что раздражало, но не так сильно, как в первый год после свадьбы – тогда в каждом обращении слышалась насмешка, а сейчас стало всё равно. Его Королевское высочество барон Кёллен привык.

Приказав завернуть пару стейков, Вильхельм прилип к витрине с требухой. Тратить на дворняжку хорошее мясо он не собирался – «вкусненькое» расшифровывалось как обрезки, кости, почки и прочий ливер.

– Превосходный набор на холодец! – заметив направление его взгляда, зачастил продавец. – Берите, господин барон, не пожалеете. Специи и желатин – в придачу.

– Холодец? – Хельм удивленно всмотрелся в поднос, на котором лежали какие-то странные запчасти птиц и животных: уши, шеи с головами, крылья, хвосты, ноги с копытами. – А это?..

– Индейка, свинина, говядина. Идеальное сочетание, господин барон.

Когда-то давно, в казарме Корпуса, на пьянке, Вильхельму довелось закусить водку холодцом. Помнится, это было вкусно, а притащивший миску пилот говорил, что варить холодец совсем нетрудно.

– А как его готовить?– спросил у продавца Хельм, чьи воспоминания закончились на расплывчатом «нетрудно».

Выяснив, что изготовление действительно не требует никаких усилий – залить водой, закипятить, и кипятить, кипятить… – он велел упаковать набор и прилагающиеся к нему специи. Эрлих должен был прибыть с Кеннора в воскресенье вечером, свободные сутки требовалось чем-то занять, и барон Кёллен решил посвятить это время кулинарным экспериментам и поеданию их плодов. Или – если плоды выйдут неудачными – скармливанию их дворняжке.

Забирая пакет с покупками, Хельм почувствовал легкий укол совести. Состояние здоровья позволяло погрузиться во флаер, добраться до Большого Дворца, поздравить императрицу с днем рождения, выслушать жалобы супруга на тягомотину официальных обедов и ужинов, утешить, разделить с ним ложе… но…

Вильхельм любил и уважал Эрлиха. Он бы не задумываясь, пожертвовал собой – закрыл мужа щитом и телом от покушавшихся, последовал за ним в изгнание – на край глухой колонии, в шалаш, разделил бы с ним тюремную камеру, лег под пытки, чтобы принять боль на себя, но добровольно поехать на Кеннор?..

«Пусть с братом пообщается».

К двенадцати ночи холодец почти сварился – Хельм и дворняжка, пробравшаяся в кухню, определили это по дивному аромату и плавающим в бульоне кускам мяса, которые отвалились от костей.

– Надо было рецепт в телефон записать! По-моему, продавец сказал – морковку варить полчаса, а потом добавить желатин. Или час варить? Или с желатином варить? Не помню…

Зазвонившему телефону Вильхельм сначала обрадовался, потом, глянув на номер, приуныл. Вряд ли зять, потомственный аристократ и главнокомандующий силами ВВС, знал, сколько времени положено варить морковку в бульоне.

Судя по голосу, Ансельм был нетрезв – разговаривал слишком медленно, тянул некоторые гласные, а некоторые согласные просто игнорировал. Слово «противопростудный» он выговорил только с третьей попытки, а общий ответ: «Всё пью, у меня всё хорошо», слушать не желал. Желал повторить все этапы предыдущей беседы – температура, насморк, самочувствие, приём эликсиров.

Уверив Ансельма, что насморк прекратился – «как рукой сняло, даю слово чести» – Хельм вдруг сообразил простую вещь.

«А зять-то не в Нератосе! Где-то тут, на Мелене. Сидел бы в Малом Дворце – позвонить не смог. Через Врата только смс летит. Интересно, с кем же он день рождения тёщи так хорошо отмечает?»

Догадки у Вильхельма были. Несколько раз он видел, как из флаера Ансельма на крышу Генштаба выбирается симпатичный молодой человек в штатском – светловолосый, тонкокостный, гибкий, как хищная ласка. Незнакомец забирал с сиденья ноутбук, вместе с Ансельмом шел к лифтам, а потом покидал здание через черный выход – Хельм от нечего делать слонялся по крыше и засёк. Засечь засёк, но ни с кем этот факт обсуждать не стал. Даже с Эрлихом.

На втором круге разговора – снова температура, снова насморк, снова самочувствие – Вильхельм потерял терпение и решил сменить тему.

– Послушайте, Ансельм, – игнорируя очередной вопрос, проговорил он. – А вы когда-нибудь холодец варили? Меня конкретно морковка интересует. И надо ли кипятить желатин.

Зять замолчал. И молчал так долго, что Хельм обеспокоился – не нашел ли Ансельм в его словах какой-то второй смысл, и не последует ли сейчас пьяный вызов на дуэль. Завтра-то всё утрясётся, но нервы…

– Я сам – нет, не варил, – наконец отозвался зять. – А что? У вас какие-то проблемы с морковкой?

– Не то чтобы проблемы…

– Подождите, я передам трубку.

Любовник Ансельма поначалу разговаривал сдержанно – видимо, тоже искал второй смысл или подвох, потом оттаял, проконсультировал Вильхельма по всем сомнительным пунктам, посоветовал поставить чуть тёплые миски с бульоном сразу в холодильник – «если сразу не застынет, потом уже не застынет, господин барон» – и предложил звонить зятю, если возникнут какие-то непредвиденные трудности.

К двум часам ночи уставший и липкий Хельм сунул в холодильник четыре миски бульона с морковкой и кусками индюшачьего мяса, выгнал за порог обожравшуюся свиными ушами дворняжку, завернул в пакет часть костей и, бросив на произвол судьбы грязную посуду, отправился в душ. Спать хотелось неимоверно, о кулинарном эксперименте он уже сожалел, но внутренний голос успокаивал: «Завтра мнение переменится».

Перед тем, как улечься, он осмотрел прикроватный столик, поморщился, вспомнив отвратительный вкус противопростудного эликсира, взял два флакона, вылил их в унитаз, спустил воду, чтоб уничтожить следы преступления, а пустую тару с чистым сердцем выбросил в мусорное ведро.

Рев флаера пробился сквозь сон, заставил оторвать голову от подушки и прислушаться. Неизвестный пилот сделал круг над городком, ушел в сторону… нет, вернулся.

«Вернулся и приземляется на нашу площадку!»

Вильхельм продрал глаза, глянул на часы – пять утра, кого это принесло? – встал, замотался в одеяло и побрёл к входной двери, собираясь встретить незваного гостя потоком нецензурной брани. Ожидаемого звонка он не услышал. В замок воткнули ключ, поскрежетали, и, с некоторым усилием провернули. Дверь распахнулась, и в прихожую вошел Эрлих. Взъерошенный, пьяный и чем-то недовольный.

Они уставились друг на друга с искренним удивлением. Хельм не предполагал, что муж явится домой в такую рань, а тот не ждал, что его будут караулить в прихожей. Когда молчание стало казаться почти оскорбительным, Вильхельм решился на вопрос:

– Что-то случилось?

– Еще не знаю, – растягивая слова, ответил Эрлих.

– Войну кому-то объявляем?

– Нет, – супруг сделал шаг вперед и принюхался: – Фу, а рыбой прёт… чем ты тут занимался?

– Холодец варил. И консервы рыбные ел, потому что мясо лень жарить было.

Эрлих недоверчиво покачал головой, отстранил Хельма с дороги, прошел в спальню, осмотрел кровать и зачем-то обнюхал подушки. Видимо, постельное бельё тоже пахло рыбой – уж больно брезгливой стала гримаса.

Дальнейшие действия мужа поставили Вильхельма в тупик. Эрлих заглянул в шкаф, обследовал туалет и ванную, и, не найдя там ничего, заслуживающего внимания, отправился на кухню. Там он открыл холодильник, взял с боковой полки початую бутылку водки и плеснул грамм сто в первую попавшуюся чайную кружку. Не проверив, вымыта она, или нет.

После этого Хельм испугался всерьез. Водку муж пил редко – правильнее сказать: пил, только если его принуждали обстоятельства. Но их кухня не «Дикая дивизия», и сегодня – точнее, уже вчера – день рождения императрицы, а не Юргена. Да и в дивизии Эрлих внимательно следил за чистотой предлагаемой посуды.

– Ты с отцом поругался? Тебя опять из дворца выгнали? – натягивая одеяло на плечи, спросил Вильхельм. – Эль, что случилось?

– Пока ничего, но… – водка была выпита залпом, – …но когда я найду хоть одно доказательство – случится.

Сделав это заявление, супруг уселся на грязный пол, перевернул мусорное ведро и стал изучать его содержимое. Хельм успел подхватить падающее одеяло и потрясенно проговорил:

– Что ты там ищешь?

– Презервативы. Ты всегда выбрасываешь презервативы в мусорку, чтоб канализацию не забило.

– Эрлих… откуда тут могут быть презервативы? Мы с тобой три дня не трахались. А мусор ты перед отъездом выносил.

– Любовник… – муж покатал по линолеуму пустой флакон из-под эликсира. – У всех есть любовники. У Ансельма, например. Ни ты, ни Ансельм почти никогда не бываете на торжествах в Большом Дворце. Ты изворачиваешься, придумываешь разные предлоги… перестал чихать, да? Сопли прошли? Кто-то отогрел и вылечил?

– Немедленно в постель, – твердо сказал Хельм. – Эрлих, иди и ложись. Завтра поговорим. Ты поспишь, и всё будет выглядеть по-другому. Надо же, что удумал… любовник!

Добровольно идти в спальню – возможно, оскверненную неверностью – супруг отказался. Пришлось тащить ревнивую скотину почти волоком. Делу мешало падающее с плеч одеяло, из-за чего Вильхельм два раза едва не убился, а на третий плюнул, расстался со своим скудным одеянием, взвалил Эрлиха на плечо и донес до кровати.

Пару раз пнув ногой воздух, муж все-таки позволил снять с себя туфли, а потом спрятался в подушки и мгновенно заснул. Хельм погладил его по голове, сходил за одеялом и пробормотал:

– А разгром в кухне убирать не буду. Ох, кто-то у меня завтра покраснеет… в мусорке шарил… кладоискатель.

Утром всё действительно выглядело по-другому. Эрлих ничего не помнил, злился – немалую роль в этом играло похмелье – и категорически отказывался верить в то, что он закатил Вильхельму сцену ревности и занимался поиском использованных презервативов.

– Я не мог такого сделать!

– А ведро кто перевернул, по-твоему? Кости по всему полу!

– Это, наверное, ты собаку ночью впустил, – огрызнулся муж. – Собака и перевернула. А что это за кости, я хотел бы знать? Пепел и Пламя, что это такое?

– Хвост.

– Где ты его взял? Что ты с ним делал? – ушлый, поднаторевший в дворцовых интригах Эрлих ухитрился перевалить вину с больной головы на здоровую: – Я не знаю, для каких извращений ты, пользуясь моим отсутствием, скупаешь хвосты…

– Я варил холодец! – повысил голос Хельм, которому надоели эти увертки, и в доказательство достал из холодильника один из пластиковых контейнеров. – Вот! Смотри!

Супруг присмотрелся к холодцу, сморщил нос и поинтересовался:

– А что ты с ним собираешься делать?

– Съесть.

– Только так, чтобы я этого не видел, – похмельный Эрлих попытался придать себе надменный вид. – Я не желаю смотреть, как ты ешь эту дрянь.

– Что тебя на этот раз не устраивает? – вспылил Вильхельм. – Тут нет никакой химии. И уши, и крылья, и хвосты были натуральными. В чём дело?

– Это отбросы всякие. А ты их сварил и собираешься есть.

– Эрлих… Холодец – наше национальное блюдо. И я его приготовил по традиционному рецепту.

– Холодец варят из нормального мяса.

– Из мяса варят бульон.

– А в него добавляют желатин, и получается нормальный холодец, без всяких там отбросов и отходов внутри, – парировал муж.

– А из чего, по-твоему, делают желатин?

Отвечать на провокационный вопрос Эрлих не стал. Он попытался подняться с табуретки и гордо удалиться. Исполнению плана помешали прилипшие к полу тапочки – вчера Хельм хозяйствовал неаккуратно, и залил кухню лужицами бульона. Сегодня последствия проявились во всей красе – создавалось впечатление, что в помещении провели влажную уборку с клеем.

Уподобившись ящерице, отбрасывающей хвост, чтоб не попасть в зубы к врагу, Эрлих ушел из кухни босиком, отставив тапки разозленному Вильхельму. Останавливать супруга и ввязываться в очередной круг препирательств не хотелось. Хельм слазил в холодильник, достал пакет с отложенными костями, покормил дворняжку, выпил стопку водки, съел миску холодца, сдобренного горчицей, и повеселел.