Текст книги "Светоч (СИ)"

Автор книги: Тенже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Квадрат? Шестнадцатая зона, шестнадцатый квадрат. Там есть посадочная площадка на берегу озера. Увидишь.

Неприятный внутренний голос, уцепившийся за собственный вопрос: «Поиздеваться?», ехидно прошипел: «Они просто платят тебе той же монетой. Ты им крови попортил немало, теперь пришло время узнать на своей шкуре – как это…»

«Я был молод и глуп», – мрачно ответил Эрлих.

Он понимал, что это жалкое оправдание. Но ведь честное! Неужели судьба решила вернуть ему все свершенные мерзости в двойном размере?

«Мне или не только мне? Нашу ветвь словно преследует невидимое Пламя, пожирающее побеги, и обращающее тела в пепел. Хотя, есть одна поправка – смерть забирает только стерильных отпрысков. Говорят, что это к миру и благоденствию. Хм… поживем… если поживем – увидим».

Волна гнева схлынула, оставляя беспомощность и тоскливое отчаяние. Эрлих выбрался из приземлившегося флаера и побрел к охотничьему домику своего приятеля Кевина Арни. Обитель была ему хорошо знакома – в грешной молодости он неоднократно заманивал сюда Юргена, да и мимолетных любовников привозил. А теперь вот прибыл, чтобы урвать хотя бы несколько часов одиночества.

«Одиночества».

– Улетай, – приказал он пилоту, следовавшему за ним по пятам. – Утром заберете меня отсюда. Я хочу выспаться в тишине.

– Не имею права, хаупт, – бесцветно отозвался тот. – Вообще-то, по инструкции я должен вызвать сюда еще и охранника.

Тратить время на препирательства Эрлих не стал. Нашел ключи, припрятанные под порогом, отпер замок, вошел в дом и захлопнул дверь перед носом у пилота. Эхо гулко прокатилось по коридору, словно завершающий аккорд бравурной песенки про бравого десантника. Он заставил себя двинуться вперед, сделал шаг, другой. Ноги сами понесли в спальню – привычным маршрутом. Эрлих дошел до большой кровати, осторожно опустил ноутбук на пол и повалился на покрывало, не снимая обуви.

«Даже не проверил. Хотя, змею второй раз подсовывать не станут. Рудольф изобретательный».

Он закрыл голову руками, словно этот простой жест мог уберечь от покушений и начал копаться в воспоминаниях. Когда все началось? Давно. Давно, но… первую подлость дяде он помнил отчетливо. Сколько ему было лет – пять, шесть? Он пытался подтянуться на турнике в спортзале, разжал руки, упал и грохнулся на пол, скатившись с матов. Сидевший на скамье Рудольф велел ему утереть сопли и попробовать заново. Эрлих повторил попытку несколько раз, а потом, обозлившись на дядю за издевательский смех, пошел и нажаловался матери, что тот его ударил.

Произошел небольшой скандал – императрица верила младшему сыну, а император – брату. Эрлих, впервые познавший магическую силу лжи, остался очень доволен. А Рудольф поклялся «внимательно следить за щенком, а то больно борзый».

Наверное, тот случай и послужил прологом к затянувшейся на долгие годы «холодной войне». Детские пакости перешли на качественно новый уровень, когда шестнадцатилетний Эрлих отбил у Рудольфа любовника. Сначала одного, потом второго. Соблазнял, подпаивал, подкупал, а с Юргеном – третьим и последним камнем преткновения – не побрезговал пустить в ход афродизиак. И заполучил-таки медведя в свои руки – Рудольф вышвырнул проштрафившегося любовника из постели. Но не стал препятствовать его продвижению по службе, заявив: «Всех, кто на этого змееныша польстился, не пересажаешь – тюрем не хватит».

С обвинениями в распущенности дядя, конечно же, хватил через край и Эрлих, помнится, посоветовал ему присмотреться к себе. Перебранка закончилась банальной дракой – они встретились на Кенноре, где, как известно, не носят браслетов. В рукопашной победил более молодой и изворотливый Эрлих. Победа принесла ему моральное удовлетворение, изгнание из дворца и настоящую заинтересованность со стороны Юргена, к которому он явился с сумкой вещей и сообщил:

– Я поживу у тебя. Меня отец из дома выгнал, за то, что я Руди морду набил.

«Одно бесспорно… я благодарен богам за то, что они свели меня с Юргеном. Страсть угасла, но у меня есть верный и преданный друг. Если бы не он, я бы уже свихнулся».

После драки с Рудольфом Эрлих, не получивший никаких ожидаемых кар типа трибунала, подал прошение о переводе в «Дикую дивизию». Перевелся. И практически разорвал связи с семьей – раз в год отправлял матери сообщение, поздравляя с днем рождения, и все. Он служил наравне с другими офицерами, не получая поблажек, не отлынивая от тренировок и добросовестно исполняя служебные обязанности.

Это были спокойные и счастливые годы. Он делил постель с Юргеном, хранил верность, как в настоящем браке, не заглядываясь на стороны, и почти решился узаконить отношения, наплевав на родительское благословение и потерю титула. Почти.

На Кеннор ему пришлось вернуться по скорбному поводу. Старший брат – самый старший брат Астор, браслетчик, которого прочили на замену Рудольфу – скончался от колониальной лихорадки. Подхватил измененный вирус во время отпуска. У гроба собралась вся семья, но Эрлих с Рудольфом даже не поссорились – слишком уж ошеломительной и тягостной была сложившаяся ситуация.

Нельзя сказать, что похороны помогли налаживанию отношений с отцом. На третий день траура Эрлих, услышавший фразу: «Смерть забрала лучшего из них… почему было не прикоснуться к кому-то бесполезному?», примерил ее на себя, и отбыл восвояси, сухо попрощавшись с матерью.

Он дал себе слово, что больше не перешагнет порог Большого Императорского дворца, и через год нарушил клятву – можно было проигнорировать свадьбу сестры, но не очередные похороны. На этот раз смерть собрала двойную жатву. Северин, будущий глава Военно-Воздушных Сил Империи, трагически погиб на полигоне – новая модель флаера рухнула на наблюдавших за полетом штабных чинов. Силовые щиты не выдержали удара и взрыва, и Северина и еще десяток кеннорийцев пришлось хоронить в закрытых гробах. На этой трагедии дело не закончилось. Руперт, брат-погодок Северина, понимавший его практически с полуслова и не попавший на полигон из-за какого-то стечения бытовых обстоятельств, покончил с собой в часовне, рядом с гробом.

Из шести сыновей у императора осталось трое – продолжатель династии кронпринц Филипп, и стерильные отпрыски Эдвард и Эрлих. Жизнь живых изменилась. И нельзя сказать, что в лучшую сторону. Эдварда скоропостижно женили на одном из высших чинов Генштаба ВВС, а Эрлиха перевели из «Дикой дивизии» в штаб ВДВ и приказали переехать в Малый Императорский дворец в Нератосе.

Распоряжение императора Эрлиху озвучил Рудольф, не преминувший съязвить: «Хоть и сорное семя, а в голодный год и оно на муку сгодится. С возвращением в семью, племянничек!» Годы службы и общение с Юргеном научили «сорное семя» придерживать язык за зубами и он ответил ласковым:

– Уверен, что вы по мне стосковались, дядя Руди. Приятно будет видеть рядом родственника, правда?

Пару месяцев Эрлих вел себя прилично – ночевал то в Малом дворце, то у Юргена, присматривался к Рудольфу и выискивал слабое место, чтобы ударить со всей силы – на мелочи вроде отбивания любовников он уже размениваться не хотел. Наблюдения принесли потрясающие плоды – оказалось, что дядюшка, в былые годы по поводу и без повода тыкавший племяннику в нос своими золотыми браслетами, практически лишился врожденной магии. И теперь щеголял в усилителях форса ради – даже щита выставить не мог.

Сам факт пропажи магии не являлся чем-то уникальным. Такое иногда случалось с представителями чистокровных семейств – сказывались близкородственные браки. У некоторых аристократов бывали «провалы» – магия исчезала, а потом вновь накапливалась, как энергия в аккумуляторе. Эрлиха в свое время предупреждали об этой проблеме – семейство Веттин-Кобург входило в «группу риска». У молодого спецназовца магия била через край, и он не принял слова специалистов близко к сердцу – у кого-то, может и пропадает, у него-то все в порядке!

Он успел придумать десяток планов, но опозорить Рудольфа ему удалось чисто случайно. Эрлих столкнулся с дядей у входа в банк – тот спорил с охранником, требуя, чтобы его пропустили внутрь. Главнокомандующий был без привычной своры телохранителей – похоже, опять демонстрировал «близость к народу». Правда, разгуливать в одиночестве Рудольф решался только в центре Нератоса, посещая банки и магазины, расположенные вокруг Генерального Штаба. А в колонии без охраны – ни-ни.

– Технический перерыв, хаупт, – устало повторял взмокший от напряжения браслетчик. – Возле стойки обнаружен подозрительный предмет, напоминающий взрывное устройство. Мы ждем прибытия саперов.

Эрлих уже собрался развернуться и поехать в другое отделение банка, но приметил топающего к дверям бывшего однокашника. Арек Ауэрслебен – какая-то у него другая фамилия стала, это не имело значения – служил в Антитеррористическом Центре и принц решил, что видит прибывшего на место происшествия сотрудника. Пара слов развеяла недоразумение – оказалось, что Арек первый раз слышит о взрывном устройстве и очень хочет разблокировать карточку.

Удостоверение сотрудника АТЦ заставило охранника сдвинуться в сторону.

– Я сейчас гляну, что там такое, – объяснил бывший однокашник. – Если бомба, трогать не буду, пусть саперы ковыряются. А если нет…

– О! Это будет очень любезно с вашей стороны, офицер, – Рудольф сделал «стойку» на смазливую физиономию Арека. – Офицер?..

– Майер, – проходя в холл, представился тот. – Арек Майер.

Эрлих двинулся следом, сам не зная, зачем он это делает. В принципе, не грех прикрыть Майера-Ауэрслебена вторым силовым щитом – мало ли дураков, вдруг действительно бомбу подложили?

Они сотворили мощную защитную сферу. Разумеется, зря сотворили: в пакете, оставленном возле кадки с пальмой, лежала смятая футболка и компьютерная плата – торчащие проводки заставили охранников проявить бдительность.

– И правильно! – перебил ворчание Эрлиха Арек. – Пусть лучше ссут лишний раз, чем рванет, и народ по стенкам размажет.

– Что будем с этим барахлом делать?

– Вынесем на улицу, положим возле мусорки, – поднимая пакет, ответил Майер-Ауэрслебен. – Мужики приедут, сфотографируют, подошьют к протоколу.

Под дверями банка тем временем собралась небольшая толпа. Рудольф что-то вещал, указывая то на холл, то на охранника, и Эрлиха неожиданно осенила идея.

– Давай пока никому не будем говорить, что это мусор? – предложил он Ареку. – Сейчас понесем к порогу, не убирая щитов – охота сделать вид, что совершаем подвиг.

У него хватило ума не сообщать однокашнику подробностей своего плана. Тот, хоть и выглядел замотанным и не выспавшимся, наверняка бы не согласился шутить с главнокомандующим Имперской Армией. Даже не зная о его проблемах с магией.

Выйдя на ступеньки, Эрлих, державший пакет за вторую ручку, пошатнулся, навалился на Арека, сбивая его с ног и рявкнул: «Ложись!». Плата вылетела из пакета, собравшиеся под банком кеннорийцы легли на землю, закрываясь силовыми щитами. Раздался крик ужаса – какой-то безбраслетный клерк метнулся прочь, стараясь скрыться от неизбежного, по его мнению, взрыва.

Позеленевший Рудольф, так и не сумевший сотворить ни защитной сферы, ни даже слабенького щита, с которого начинается тренировка подростков, повалился на мраморный пол и попытался заползти под охранника. Эту картину – главнокомандующего с окутанными голубоватой дымкой ладонями, тычущегося носом в бок детине в серой форме, и хохочущего Эрлиха – заснял на телефон какой-то ушлый браслетчик, впоследствии хорошо обогатившийся на продаже видео.

Запись продемонстрировали в новостях – не на Первом Кеннорийском, на Втором, в рубрике «Курьезные ситуации» и проблема Рудольфа стала притчей во языцех. Продолжая занимать пост главнокомандующего, он нарушал неписаный закон – бессильному нет места среди хищников. Эрлих, вызванный на Кеннор и посаженный под домашний арест, знал, что дядя подал отцу прошение об отставке. И получил отказ – передавать власть в руки чужака было глупо, а собственным сыновьям император не доверял.

Честно говоря, то, что Рудольф остался на посту, Эрлиха не расстроило. На такую удачу, как отставка, он и не рассчитывал, желая просто напакостить – как в былые времена. Злость вызвало другое – стремясь отыграться, главнокомандующий отправил Майера-Ауэрслебена под трибунал, обвинив в покушении на жизнь члена императорской семьи. Запертый во дворце Эрлих ничем не мог помочь бывшему однокашнику, но семейство Ауэрслебен прекрасно обошлось без него и его показаний – заплатили, выкупили.

Этот случай заставил Эрлиха взглянуть на свои проделки новым, свежим взглядом. Неоплаченный долг перед Ареком тяготил, но больше долга тяготило знание, что в их войне с Рудольфом появились невинные жертвы. Прежде дядя не опускался до трибунала – помнится, выкинул в окно одного из неверных любовников под горячую руку, да и то потом цветы и фрукты в больницу присылал.

Нельзя сказать, что новое знание заставило Эрлиха чистосердечно раскаяться. Нет. Он считал, что поступил хорошо и даже правильно – простые браслетчики должны знать, кому именно подчиняются. Чтоб не было недомолвок.

Обещание Рудольфа: «Я тебя пока трогать не буду. Пока», он пропустил мимо ушей. Не будешь – не надо. И, получив разрешение отца, вернулся в Нератос. Жизнь пошла привычным чередом – Малый Императорский дворец – «Дикая дивизия» – ужины в закрытом клубе. Эрлих втянулся в работу и общественную деятельность – он прекрасно знал, что прошения, попадающие в канцелярию к Рудольфу или Эдварду, по большей части отправляются в мусорную корзину. Собственно говоря, кто мешает делать добро народу, мимоходом принизив и дядю, и брата? И то хорошо, и это славно.

Плохо было одно – то есть, тогда казалось, что плохо – отношения с Юргеном из разряда любовных перешли в дружеские. Они продолжали спать в одной кровати, иногда трахались – скучно, уныло, без огонька. А чаще получали разрядку, отдрачивая друг другу – не желая лежащее рядом тело, а оказывая услугу.

Заводить нового любовника Эрлих не хотел. Его окружали лизоблюды и штабные крысы, и иной раз так и казалось, что в руке, которая тянется к его ширинке, зажато прошение о повышении. Найти кого-то достойного в этой толпе было невозможно, и приходилось делить внимание между собственной рукой и разовыми мальчиками из клуба. На публике он продолжал появляться с Юргеном. Бывший любовник охотно ему подыгрывал – заботливо обнимал за плечи, касался губами виска и иногда делал вид, что ревнует к шлюхам. Мало кто знал, что на самом деле Эрлих перебрался в Малый Императорский дворец, и лишь изредка заглядывал в дивизию, чтобы не разочаровывать сплетников. Именно поэтому он спокойно выслушал очередное распоряжение отца – ему оставили пару лет свободы, до тридцати, а потом собирались женить, подыскав подходящего кандидата. Нашли, чем пугать.

Увязнув в сытой, скучной жизни Эрлих как-то подзабыл о существовании Рудольфа. Само собой он пересекался с главнокомандующим во дворце, в штабе, но жар противостояния и угли «холодной войны» подернулись остывшим пеплом.

«Подернулись? Мне казалось, что так… да. Вот только кто знал, что у дяди Руди совсем другая точка зрения?»

Змея, выскользнувшая из-под подушки – и это во дворце! – вызвала оторопь, едва не стоившую ему жизни. А потом страх смешался с яростью и выпитым в клубе коньяком, и он ударил по кровати огнем, мгновенно утрачивая контроль над заклинанием. Последующая цепь событий оказалась предсказуемой – эксперты не сказали ничего определенного, а отец, вызвавший Эрлиха на Кеннор, хмуро поинтересовался, сколько бокалов спиртного тот выпил за вечер. Услышав слово «три», он покачал головой и к разговору о покушении больше не возвращался.

А по возвращению в Нератос Эрлих удостоился звонка от дяди. Беседа началась с похвалы – Рудольф высоко оценил силу заклинания, подпортившего дворец – и закончилась предсказуемой сварой. Принц Утрёхт заявил, что одному старому козлу, растерявшему магию в чужих койках, лучше было бы обеспокоиться собственной безопасностью. И – нет, он не обещал подкладывать дяде змей. Просто намекнул на возможность государственного переворота.

После перепалки Эрлих почувствовал себя победителем – Руди, призывавший на его голову всяческие кары, сорвался на хрип и первым нажал на отбой. Приятное чувство торжества кружило голову около десяти минут и бесследно исчезло в ванной комнате. Заметив какое-то подозрительное шевеление – как выяснилось позже, собственное отражение в зеркале – он попытался применить заклинание. И не смог, потому что теплое покалывание магии, гревшее ладони со времен детства, куда-то испарилось. Исчезло, заставив перепуганное тело метаться по помещению и бессильно бить зеркала.

Немного успокоившись, он вызвал такси, и среди ночи поехал к Юргену. Бывший любовник выслушал его бессвязные объяснения, заставил снять браслеты, выпить кружку чая со сливками и уложил спать, проговорив:

– Отдохни. Утром видно будет, надо панику поднимать, или нет.

Кошмар развеялся с первыми лучами солнца. Эрлих нащупал лежавшие на столике усилители, вернул их на законное место, сотворил щит и разбудил Юргена радостным воплем. Тот открыл глаза, смерил его недовольным взглядом, и проговорил:

– Меньше дергайся. Попробуй медитировать. Ты еще молодой. Будет восстанавливаться.

Попытка выяснить, не было ли чего-то похожего у Рудольфа, разбилась о знакомую каменную стену.

– Я не обсуждаю его с тобой. И это залог того, что я не буду обсуждать тебя с другими.

Вернувшись во дворец, Эрлих занялся собственными исследованиями: перелопатил кучу литературы, ознакомился – чисто теоретически – с механизмом магического донорства и принялся экспериментировать с благовониями, желая добиться максимальной релаксации организма во время сна.

Покушение в «Schuur» вышибло его из состояния с трудом обретенного равновесия. Шестеро погибших! Шестеро! Кто дал Рудольфу право распоряжаться жизнями кеннорийцев ради собственной прихоти?

Этот вопрос он задал отцу, навестившему его в госпитале – после покушения Эрлиха срочно переправили на Кеннор.

– Ты привык во всем винить Руди, – холодно ответил император. – Этот инцидент требует тщательного расследования. А ты, пока ведут следствие, походи с охраной. Матери будет спокойнее.

Гордо отвергать «овчарок» Эрлих не стал. Даже при отсутствии усилителей было ясно – магия «скачет». Время от времени леденеющие ладони согревало знакомое тепло, но надолго не задерживалось – убегало, как пугливый зверек, заставляя хозяина стонать от бессильной злости.

Он покинул Кеннор и, пройдя главные Врата, попал в надежные объятия Юргена. Бывший любовник приказал ему переехать в дивизию – «мне так будет спокойнее» – и Эрлих облегченно подчинился. В дивизии он чувствовал себя в безопасности: никто не станет засылать убийц в элитную военную часть, зато полеты и поездки с охраной заставляли нервничать вдвойне, если не втройне.

Магия вернулась, и теперь Эрлих не хотел, чтобы очередная попытка покушения унесла жизни ни в чем не повинных кеннорийцев. Симпатичные, уравновешенные телохранители, водители, пилоты – их-то за что?

Тягостное положение продлилось недолго. Отец вызвал его на Кеннор и объявил, что покушавшийся оказался маньяком-одиночкой. «Опасность миновала. Я не думаю, что тебе в ближайшее время причинят зло». Эрлих согласно покивал – ему было неинтересно, как именно Рудольф заговорил зубы брату-императору – и отказался от охраны. Ему не удалось вывести из-под удара всех. Остались водители и пилоты, но спорить с командиром Корпуса, получившим распоряжения императора, принц не стал. С таким же успехом может погибнуть водитель такси или флаера, который повезет его из клуба в дивизию. Кто-нибудь рядом, да окажется. На необитаемый остров не сбежишь.

«Интересно, пилот улетел, или по-прежнему тут торчит?»

Одновременно с любопытством явилась досада на себя. На пилота он наорал зря. Парень не виноват в том, что на пороге клуба его покинула магия. А взгляд Рудольфа, веселившегося в компании офицеров, и отсалютовавшего ему бокалом, был полон превосходства и торжества.

«Неужели Руди понял? Неужели он понял, что я тоже?..»

Сколько ни напоминай себе, что отсутствие или наличие магии невозможно определить на взгляд, все равно душу будет подтачивать трусливое «неужели?». Эрлих вздохнул, встал с кровати и пошел к двери.

«Если пилот еще здесь, извинюсь. Извинюсь, и попрошу улететь. Объясню, что я хочу остаться в одиночестве. А я действительно хочу остаться в одиночестве. Иногда шутки Юргена утомляют. До такой степени, что хочется наплевать на личную безопасность. И как втолковать этому парню, что Руди, заметив бегство из клуба, может выслать кого-то по мою душу? И ни пилот, ни телохранитель в этом случае не защитят – их попросту раздавят, как попавших под ботинок червей».

И, конечно же, флаер стоял на посадочной площадке. А пилот… пилот сидел в тенечке, на пробивающейся сквозь песок траве, что-то жевал, всматривался в мятую книжку и чесал ухо карандашом – похоже, разгадывал кроссворд. Эрлих поневоле усмехнулся – доев кусок, парень старательно облизал пальцы. Это выглядело забавно и в то же время сексуально.

«Соблазнительный экземпляр… это он мне постоянно членом в спину тычется? Да, он… Эх, затащить бы его в кровать, да покувыркаться от души».

Фривольную мысль пришлось отставить – насмотревшись на Эдварда и Рудольфа, тянувших в койку солдат и офицеров, не учитывая их желания, Эрлих дал себе слово: «Никогда». Никаких шашней с подчиненными. Проще и честнее купить шлюху.

«О! Заметил… перепугался, что ли? Вот бестолочь. Не собираюсь я больше на тебя орать».

Эрлих подошел к вытянувшемуся по стойке «смирно» пилоту и миролюбиво проговорил:

– Почему не улетел? Я же просил!

– Не имею права, хаупт, – голос был извиняющимся, но твердым.

– Послушай… – он коснулся ладонью ладони пилота – исключительно для доверительности и убедительности слов – и вздрогнул от незнакомого ощущения. Легкое покалывание чужой магии вызвало необъяснимый трепет, и Эрлиху захотелось увеличить соприкосновение – прижаться носом к шее, потереться, впитывая крохи силы.

«Впитывая?!»

– Ты – донор? – отрывисто спросил он, отдергивая руку. И тут же пожалел о вырвавшемся вопросе – молчать, надо молчать, не позволять себе даже упоминаний, не касаться скользкой темы!

«Он, может, и не знает, что это такое».

– Да, хаупт, – спокойно ответил пилот и потянулся к его ладони.

– Нет, – хрипло сказал Эрлих, развернулся и пошел, а потом практически побежал к дому.

«Нет! Только не это! Я никогда не унижусь до того, чтобы подбирать крошки с чужого стола».

Глава 3

Убедительно лгать Вильхельм не умел. К счастью, это и не понадобилось. Услышавший координаты командир назвал строение на берегу озера «шлюшьим домиком», а блеянье «ну, тут, жаровня и дрова…» оборвал решительным: «Велели следить за мясом, так не отвлекайся!». Напоследок Хельм удостоился совета: «И смотри, если Юрген вдруг нагрянет, не отсвечивай, и в их разборки не встревай. Не убьет он принца».

Он ответил командиру уставным: «Так точно!», а сам подумал, что если Юрген сюда наведается, «не отсвечивать» не выйдет. По той простой причине, что спящий светоч встретить гостя не сможет, и разговаривать с командиром «Дикой дивизии» придется ему.

«Спящий».

Вильхельм отставил чашку с чаем и неслышно прокрался в спальню. Эрлих заворочался, словно почувствовал взгляд, но глаз не открыл, только натянул на себя простыню, будто мерз – и это в такую жару.

«Хоть ложись рядом и грей!»

Идею следовало обдумать. Чтобы не наделать глупостей, Хельм убрался в ванную, подобрал с пола белую рубашку светоча, снял свою, разыскал стиральную машинку – хозяйственные помещения располагались в цокольном этаже – и забросил вещи прокрутиться в режиме «быстрой стирки».

«Завтра утром поглажу. Хозяйские шмотки – ни уму, ни сердцу. Мне – малы, ему – велики. Он такой забавный в этой серой футболке с чужого плеча».

Мысли все время уползали «не туда». Вместо того чтобы разобраться в накопившихся проблемах, Вильхельм думал об изгибе спины, сильных литых плечах, которые было так приятно оглаживать, о ежике волос, щекочущем ладонь.

«Главное, чтоб он, выспавшись, меня под трибунал не отправил. За рукоприкладство».

Основания для опасений имелись. Когда Эрлих, после их короткого разговора на берегу, рванул к дому, Хельм бросился за ним – видно же, что не в себе, еще учудит глупость какую-нибудь! Дальше холла светоч не побежал – развернулся и попытался врезать преследователю по физиономии. Кулаком, без магии, тем самым продемонстрировав глубину пропасти, в которую нечаянно заглянул Вильхельм.

Драки не вышло. Хельм прижал брыкающегося Эрлиха к паласу – заломил руку, на всякий случай придавил всем телом – и начал уговаривать успокоиться. Позже, прокручивая в голове этот эпизод, он сообразил, что стороннему наблюдателю происходящее меньше всего напомнило бы общение реципиента и потенциального донора. Скорее – банальное изнасилование. Светоч рычал: «Отпусти, не трогай меня, мне это не надо!», а он бубнил что-то вроде «сейчас, сейчас все будет хорошо».

«Если тут где-то камера есть, мне не поздоровится».

Физическое противостояние закончилось довольно быстро. Эрлих в очередной раз дернулся – уже слабее, без прежней ярости, и выкрикнул:

– Я не буду брать чужую магию!

– Да вы и не берете! – отчаявшись его успокоить, заорал в ответ Вильхельм. – Может, и берете, но как-то не так.

– А ты знаешь, как это должно быть?

– Конечно, знаю. Меня проверяли. Я зачет сдал. На «отлично».

– А кто… кому ты отдавал магию? – светоч извернулся и заглянул ему в глаза. И выглядел при этом уже нормальным – уставшим, помятым, заинтересованным разговором, и вполне вменяемым.

– Не знаю, – Хельм пожал плечами и ослабил захват, позволяя Эрлиху повернуться сильнее. – Я лица не видел. Только спину. Зашел в комнату, там полумрак. На стуле кто-то сидел… разумеется, мужчина. Без рубашки. Только нижняя майка. Я подошел, положил ладони ему на плечи, размял шею.

– И что?

– Руки сразу онемели. И заклинание два дня кинуть не мог.

– А я? Что ты чувствуешь?

– Щекотно было, когда вы притронулись, – признался Вильхельм, отпустил вывернутую руку и поднял светоча с паласа, помогая ему усесться. – Но это почти сразу прошло. Давайте, я вам плечи разомну? Проверим, что получится.

Конечно же, без боя Эрлих позиции не сдал. Пришлось его упрашивать, рассказывать об оценке «отлично» по прикладному предмету «массаж». Спасибо, зачетку предъявлять не пришлось.

Уже волоча светоча в спальню, Вильхельм добрым словом помянул дальновидность кеннорийцев, составлявших программу обучения для будущих сотрудников Корпуса. Помнится, его удивляло – зачем пилотов учат делать массаж? А вот надо же – пригодилось!

Обидно было только то, что Эрлих понял слово «плечи» очень прямолинейно – расстегнул и слегка стянул на спину рубашку, да и все. Но и эта малость подарила Хельму незабываемые впечатления – он узнал, как звучит низкий, полный наслаждения стон, когда под руками начинают расслабляться напряженные, почти сведенные судорогой мышцы. Временами пальцы покалывала знакомая щекотка. Вильхельм не чувствовал грубого отъема силы. Он словно помогал Эрлиху напиться – держал ладони «ковшиком» и позволял припасть к льющейся из родника воде. И еще…

«Еще мне его было жалко. И я хотел для него что-нибудь сделать».

Потом он отправил зевающего светоча в душ, нашел ему чистые вещи и заставил выпить чашку какао, не принимая возражений: «Не хотите есть? Тогда пейте!». И уже слушая ровное дыхание спящего, проанализировал собственное состояние и уловил легкую опустошенность. Все-таки магию Эрлих у него вытянул. Но – если так можно выразиться – немного и деликатно.

Отъем не отменил желание пощупать привлекательную задницу – да, Хельм успел кое-что подглядеть, когда относил вещи в ванную. Совсем краем глаза. Но зрение-то у него хорошее!

«Не о том я думаю!» – в сотый раз повторил он себе.

Мелкое вранье – любовники, жаровня, слежка за мифическим мясом – меркло перед тем, что он не собирался докладывать начальству о факте донорства. Ясно же, что Эрлих именно из-за этого и бесился. И если сейчас об этом узнает кто-то, кроме Вильхельма…

«Рудольфа-то он знатно тогда подставил. А теперь…»

Эрлиха все равно было жалко. А Рудольфа – нет. Хельм слышал пару историй – поговаривали, что лет десять назад, когда главнокомандующий столкнулся с… гм… фамильной проблемой, от остановки сердца умерли два донора. То ли не смог Рудольф вовремя притормозить, то ли не захотел.

«Не буду ничего докладывать, – решил Вильхельм. – Это не донорство. Это – так… не считается».

Он допил остывший чай, вернулся в спальню, снял брюки и улегся рядом с Эрлихом. Тот недовольно завозился, но под рукой затих и даже подался назад, прижимаясь к Хельму спиной и задницей. Член отреагировал предсказуемо.

«Хоть бы не придремать… а то трахну его спросонья! Тогда точно трибунала не миновать. И не за рукоприкладство».

Спать всерьез Вильхельм не собирался. Силовой ограды нет, окно открыто… заходи, кто хочешь. Не хватает еще, чтоб на светоча кто-нибудь покусился!

Бдительные мысли путались от тихого сопения Эрлиха, стриженый затылок щекотал нос, и приходилось бороться с собой, чтобы не притронуться к соблазнительно розовеющему уху. Во время их возни на полу ухо светоча было жестче и прохладнее – Хельм случайно проехался по нему носом и запомнил ощущение. А сейчас ухо стало мягким и очень теплым, и напрашивалось, чтобы его попробовали на зуб.

«Если чуть прикусить и потянуть… Нет! Нет, нет и еще раз нет!»

Внутренняя борьба привела к удивительному результату – Вильхельм заснул, как убитый, и открыл глаза, только услышав грянувший из-под подушки государственный гимн.

– Сейчас встаю… – сонно пробормотал Эрлих и Хельм опасливо и медленно снял с него сначала руку, а потом и ногу – «трибунал, трибунал!»

Похоже, в это утро его помиловал весь пантеон богов разом. Светоч непозволительных объятий не заметил, да и проснулся не сразу – государственный гимн пришлось прослушать раз пять или шесть. А потом завертелась сумасшедшая карусель, натолкнувшая Вильхельма на мысль, что это не его высочество решил переночевать в одиночестве. Это озверевший Юрген выставил его вон из дивизии, чтобы обеспечить себе хоть одно спокойное утро.

Эрлих не захотел пить кофе с сахаром. Эрлих осмотрел апельсиновый сок и попросил дать ему ананасовый. Эрлих понюхал тосты – ну, может быть, чуть подгоревшие тосты – и сказал решительное: «Нет».

– А что вы будете? – скрипнув зубами, спросил Вильхельм, который вспомнил, что ему надо погладить две рубашки.