Текст книги "Не отпускай (СИ)"
Автор книги: tatiana-tiana
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Не отпускай
https://ficbook.net/readfic/714798
Автор:
tatiana-tiana (https://ficbook.net/authors/9783)
Беты (редакторы):
Owl 08 (https://ficbook.net/authors/112841)
Фэндом:
Ориджиналы
Рейтинг:
NC-17
Жанры:
Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, POV, Hurt/comfort, Учебные заведения, Первый раз, Дружба
Предупреждения:
Насилие, Изнасилование, Твинцест, Нецензурная лексика, Групповой секс, UST
Размер:
Макси, 168 страниц
Кол-во частей:
21
Статус:
закончен
Описание:
Герой этой истории – обычный студент, который не верит в любовь и терпеть не может секс. Из-за случайного стечения обстоятельств он нанимается на работу в элитный гей-клуб.
Публикация на других ресурсах:
только с разрешения автора
Примечания автора:
в тексте встречаются персонажи из других текстов автора, но это самостоятельная история со своим главным героем. Персонажи употребляют алкоголь и наркотики, занимаются сексом за деньги, совершают противоправные действия и попытки суицида. Все это автор не одобряет и не рекомендует – надеюсь, это будет понятно из текста. Все персонажи совершеннолетние и дееспособные.
http://ficbook.net/readfic/1073928 фик по персонажам
Обложка от Simply Joker http://i2.imageban.ru/out/2016/03/29/6df47c8e5a0292adb93958ff6dd810df.jpg
Даня и Мур от mssPElena http://i2.imageban.ru/out/2016/03/29/32af7c93b9cdee4d84aeefef295193c1.jpg
цикл «Клубная серия»
«Записки школьника»(история Никиты)https://ficbook.net/readfic/31884
«Однолюб»(история Димы) https://ficbook.net/readfic/469931
«Не отпускай»(история Дани)
«Новогодние мандаринки» – короткие истории с персонажами цикла
https://ficbook.net/readfic/3971723/10325613#part_content
https://ficbook.net/readfic/3971723/10325620#part_content
«Четверг, семь тридцать вечера»(история Кости и «зайки») https://ficbook.net/readfic/1024853
«Лучший друг его дочери»(два НМП в декорациях клуба) https://ficbook.net/readfic/1537685
Содержание
Содержание
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
История первая. «Экспериментатор» (Гарик/Данька, Евгений/Димка)
История вторая. «Очень доброе утро» (Гарик/Даня, Мур)
История третья. «Дефиле» (Гарик/Даня, Гарик/НМП)
История четвертая. «Парень его мечты»(Гарик/Данька, Виктор/Джеки)
История пятая.«Два плюс один» (Юрка/Май, НМП)
История шестая. «Любит – не любит» (Гарик/Даня)
Часть 1
– Тебе еще повезло, что хоть кто-то трахает такую фригидную сучку, как ты.
В последнее время Семенов стал разговаривать во время секса, и я чувствовал, что это не к добру. Раньше Всеволод Михайлович обходился короткими командами, а то и вовсе молчал, лишь негромко стонал сквозь зубы перед тем, как кончить.
Семенов был недоволен, а это не сулило мне ничего хорошего. О причине догадаться было нетрудно – до экзамена оставалось всего несколько дней, а это означало, что очень скоро Семенов лишится своей привычной и безотказной игрушки.
Всеволод Михайлович невзлюбил меня еще в начале семестра. На проверочных мне доставались самые длинные и сложные задания, а привычка Семенова задавать вопросы – один за другим, не дожидаясь ответов, – приводила в окончательный ступор. И, разумеется, все типичные ошибки Всеволод Михайлович разбирал на примере моих работ.
На лекции я старался сесть куда-нибудь в уголок и спрятаться за спинами товарищей, но на занятиях в лаборатории это было невозможно. Под строгим взглядом доцента Семенова в голове возникала странная пустота – я, кажется, и имени своего не мог бы назвать правильно.
Впрочем, запомнить такое количество сложных формул и многоступенчатых реакций было непросто даже для самых усердных студентов.
– Пропущенный или неправильно написанный символ превращает формулу в бессмысленный набор знаков, – любил повторять Всеволод Михайлович. – В лаборатории результатом будет всего лишь неудавшийся опыт, но природа не прощает подобных ошибок. В биохимии цена вашего невежества – живое существо, которое вы убили, лишив одного из компонентов важнейшего обменного процесса.
Выслушивая подобные речи, обращенные к заполненной студентами аудитории, я чувствовал себя так, будто лично несу ответственность за смерть невезучего живого существа, и Семенов уже вынес мне приговор, который будет приведен в исполнение в самое ближайшее время.
Среди студентов были неприкасаемые, их в универе называли ДПР – дети полезных родителей. Без особых проблем переходили с курса на курс те, кто учился платно или, проболтавшись неизвестно где большую часть семестра, без споров отстегивал за отработки и пересдачи.
Впрочем, к обычным студентам вроде меня, с которых было нечего взять, преподаватели тоже не особенно придирались, только для порядка, чтобы не зарывались и не бездельничали.
Бывали и исключения – например, известный всему вузу Всеволод Михайлович Семенов, на счету которого было рекордное количество пересдач экзамена по его предмету и исключенных за академическую задолженность студентов.
Получив «пару» за проверочный тест, я приготовился к очередной порции унизительных комментариев, но на этот раз Всеволод Михайлович ограничился приказанием задержаться в лаборатории после занятий.
Мы остались вдвоем – сокурсники спешили использовать перерыв, чтобы перекусить в столовке и, если повезет, успеть покурить на черной лестнице. Семенов долго листал мою тетрадь, всю в пометках своей красной ручки, как будто видел ее впервые. А потом спокойно сообщил, что экзамен я не сдам. Ни с первого раза, ни со второго, ни с десятого. Впрочем, это неважно, потому что без зачета по лабораторным занятиям допуска мне не видать, а получить таковой у меня нет почти никаких шансов.
Два неуда означали исключение из универа – или, в лучшем случае, перевод на какой-нибудь третьесортный факультет, если деканат смилостивится и какой-нибудь неудачник вылетит со следующей сессии.
Возвращаться к матери, которая ждала ребенка от своего нового мужа, мне не хотелось, как и просить о помощи отца, который едва ли помнит мой день рождения. Поэтому и вцепился в это «почти».
И тогда Всеволод Михайлович спокойно объяснил, что от меня потребуется. Это звучало настолько чудовищно, что я принял бы это за шутку, если бы мог предположить, что Семенов способен шутить со студентами.
Мне даже не пришлось раздеваться – оказалось, достаточно было просто спустить штаны и нагнуться, опираясь о высокую профессорскую кафедру. Почему-то в тот момент я не так боялся боли – которая оказалась сильнее, чем я представлял, – как того, что этот неприятный человек попытается обнять меня или поцеловать.
К счастью, Семенову не были нужны нежности. Ему вообще ничего было не нужно, кроме как втиснуть член в задницу и словить кайф после нескольких минут размеренных толчков и сосредоточенного сопения над ухом.
Однажды он предпринял попытку разнообразить свои удовольствия минетом, но быстро отказался от этой идеи – после того, как меня чуть не стошнило ему на брюки, – и все пошло по-старому: частое дыхание над ухом и тупая ноющая боль, распирающая изнутри, к которой я так и не смог до конца привыкнуть.
Я изобретал разные способы, чтобы отвлечься и не думать о том, что происходит. Смотрел, как пылинки танцуют в солнечном свете, а в пасмурные дни разглядывал царапины на старой кафедре. Если постараться, из хаотичных мелких чёрточек на потемневшей деревянной столешнице возникали целые картины: пушистое облачко, покосившийся домик, собака с тремя ушами, полуразложившийся труп с темными провалами вместо глаз…
Я так и не понял, почему Семенов выбрал из всех именно меня – парня с совершенно обыкновенной, незапоминающейся внешностью. В начале даже надеялся, что вскоре надоем Всеволоду Михайловичу, и он найдет кого-нибудь посимпатичнее. Или более умелого – несмотря на отсутствие сексуального опыта, я догадывался, что должен как-то участвовать в процессе, а не просто ждать, когда все закончится.
О том, что есть люди, которым нравится секс со своим полом, меня просветили еще в интернате. После отбоя в спальне мальчиков велись долгие разговоры об «этом». Правда, по большей части говорили о «бабах» и «телках», но единодушно сходились во мнениях, что секс – это круто, и ни один нормальный мужик не может этого не хотеть. Рассказчики были в этом абсолютно уверены, хотя большинство из них знали о нем лишь понаслышке, и весь их сексуальный опыт заключался в дрочке и просмотре порнухи.
Оказалось, что секс вовсе не удовольствие – это противно, больно и скучно. Но поскольку альтернативой было крушение всех моих жизненных планов, выбора не было.
Нужно было просто перетерпеть эти еженедельные полчаса. Приучить себя относиться к этому как к болезненной медицинской процедуре, поддерживающей жизнь – есть же люди, которым регулярно делают переливания крови или диализ. Или как к неприятной работе, вроде мытья посуды.
Со временем я немного приспособился – например, научился подготавливать себя, чтобы проникновение не причиняло лишней боли. После лекции запирался в туалете и, морщась от отвращения к самому себе, торопливо пропихивал внутрь скользкие пальцы – Всеволод Михайлович не утруждал себя такими мелочами, обходясь смазкой на презервативе.
Вернувшись в общагу, я подолгу мылся в душе – обжигающе горячей водой, почти что сдирая с себя кожу мочалкой. Семенов редко прикасался ко мне, лишь в самый последний момент судорожно стискивал пальцы на бедрах, но мне все равно казалось, что вся кожа пропитана чужим запахом.
Я по-прежнему регулярно посещал занятия и, глядя на Семенова, каждый раз удивлялся, что внешне он выглядит как обычный человек.
Волевой подбородок, легкая седина на висках, бархатный, хорошо поставленный голос – интеллигент-профессор, по которому вздыхает немало студенток, несмотря на его саркастичность, строгость и недоступность, а многие именно из-за этого.
Я смотрел на него и не верил, что этот холеный, сильный мужчина и есть тот, кто еженедельно насилует меня, грубо и безразлично, как совокупляющееся животное. Но, как известно, люди зачастую оказываются не теми, кем кажутся.
Во время экзамена я вошел в аудиторию последним. Когда мы остались одни, подошел к столу. Всеволод Михайлович открыл зачетку и вывел жирное «3».
– На большее ты пока не наработал.
Я и не рассчитывал на высокую оценку – это могло привлечь ненужное внимание сокурсников, но циничный комментарий задел. Но главное, что я теперь был свободен и мог позабыть эти несколько недель как страшный сон.
Часть 2
– Неужели этот обормот так и просидит тут один весь вечер? Ты можешь в это поверить, брат?
– Не стану я верить в такую хуйню, брат!
– Отстаньте уже, а? – сказал я, переворачивая страницу. – Что я там не видел?
– Телки. Веселые и нетрезвые. Может, кто на радостях даст.
– Что даст? – растерянно спросил я, не отрываясь от книги.
– Да хоть что-нибудь. Яйца скоро лопнут.
– А, вот ты о чем! Ну, идите, попытайте счастья.
Как и пятнадцать лет назад, я считал девчонок странными и очень утомительными существами, с которыми хлопотно иметь дело. Не говоря уже о раздражающей привычке выражать свою приязнь к кому-либо поцелуями и обнимашками.
– Ну, как хочешь. Пошли, брат?
– Погодь, брат, сейчас Серега зайдет, вместе и пойдем.
С соседями по комнате мне повезло. Начиная с того, что их было всего двое. После интернатской спальни на полтора десятка мальчишек это можно было считать почти что уединением.
Парни учились со мной на одном курсе и были закадычными приятелями, почти неразлучными. Из-за их привычки то и дело обращаться друг к другу с этим словечком их так и называли: «брат» и «брат-2».
«Братья» были хоть и шумными, но невредными, и, что немаловажно, общительными, так что редко проводили вечера «дома» и, набегавшись за день, сладко спали до самого утра, не обращая внимания ни на какие посторонние звуки.
Ночные кошмары начались у меня несколько лет назад, когда я еще жил с родителями, и с тех пор время от времени повторялись – обычно, когда я понервничаю из-за чего-то или просто переутомлюсь. Снилось всегда одно и то же – какая-то страшная темная дыра, в которую я вот-вот упаду. Иногда я сразу срывался вниз, иногда пытался ухватиться за чью-то руку, но заканчивалось всегда одинаково: я падал – и просыпался от собственного крика. В интернате меня пару раз лупили за то, что я будил соседей по спальне среди ночи, так что здоровый сон братьев был как нельзя кстати.
В дверь постучали, что по меркам общаги было нетипично. Нормой считалось вламываться к соседям в любое время дня и ночи, и никому не важно: спишь ты, готовишься к важному зачету или мастурбируешь под одеялом.
– Здорово, Серега!
– Ну, вы готовы, братва? Ребята уже закупились водярой, девчонки закусь покрошили, сейчас пивка возьмем, и понеслась. Даня, а ты что, не идешь?
Я помотал головой, не отрывая взгляд от книги, про себя удивившись, что Серега помнит мое имя – вряд ли за полтора года совместной учебы мы хоть раз говорили друг с другом. Я вообще не слишком общительный.
– Он у нас тихоня, сидит в уголке, книжки читает, – пояснил один из «братьев». – Сколько раз пытались его расшевелить, бесполезно.
– Ну, сегодня ты не отвертишься, – сказал Серега. – Сессию закрыли, грех не выпить по такому поводу. Семенов тебя больше всех доставал, кому и радоваться, как не тебе.
Я никак не ожидал, что в такую же комнатку, как у меня с братьями, может набиться столько народу. Здесь была почти половина курса: и те, что жили в общаге, и городские.
На журнальном столике, который, вопреки строжайшему запрету завхоза, притащили в комнату из холла, была накрыта «поляна»: несколько бутылок водки, сок в пакетах с надорванными уголками, тарелки с разномастными бутербродами, блестящие баночки с пивом.
Мне досталось место на диване – наверное, потому, что кроме меня туда больше никто не втиснулся – между диванным валиком и институтской красоткой Лариской. Братья завистливо вздохнули и по-быстрому пристроились на одной табуретке на другой стороне стола, поближе к тарелке с бутербродами. Серега непринужденно уселся на пол возле моих ног. Мне тут же сунули в руку пластиковый стакан.
– За новый семестр! – объявил кто-то.
Стаканчики столкнулись над столом с пластмассовым хрустом. Выпив, заговорили все разом.
– Еще год и экватор…
– Лучше бы за каникулы выпили!
– Сессия была просто пиздец. Я Семенову три раза пересдавал. Даже денег предлагал – хуле толку, не взял, да еще и в деканат пригрозил нажаловаться.
– Говорят, он натурой берет, – Серега многозначительно ухмыльнулся.
– Да ты че?!
– Не со всех, конечно. Если девчонка симпатичная и родаки у нее не шишки какие-нибудь, начинает мурыжить пересдачами, пока свое не получит.
– Неужели никто начальству не пожаловался?
– Может, и пытались, а толку? Ректор – его двоюродный брат, кому охота связываться. Рука руку моет. Эй, почему у Даньки не налито?
– Не, я не буду, – сказал я.
У меня с алкоголем странные отношения, срубает даже от небольшой дозы, после чего я обычно засыпаю в самых неподходящих для этого местах.
– И правильно, – неожиданно поддержал Серега, поднимаясь на ноги, – пить вообще вредно. Пойдем-ка, покурим лучше. Добавим позитива.
Курение было еще одним строгим запретом, регулярно нарушаемым в общаге. Вообще-то я не курю, но год жизни в интернате меня многому научил. Там не очень-то любили тех, кто выделялся из общей массы, а я и так был на плохом счету – слишком старался по части учебы. Так что в компании я держал сигарету в руках и время от времени делал вид, что затягиваюсь. Кроме того, приучил себя не морщиться, когда рядом кто-то грязно матерится, а про свои планы поступить в вуз и вообще помалкивал.
Серега пристроился на широком подоконнике, смахнув с него какую-то пеструю ерунду – судя по всему, комната была девчачьей.
– Давай по-быстрому, а то налетят халявщики, нам ничего не останется.
Когда я сообразил, что речь не об обычных сигаретах, отказываться уже было поздно.
– Этим надо затягиваться или как? – спросил я, взяв двумя пальцами раскуренный Серегой косячок.
– Никогда не пробовал, что ли? Ты откуда такой приехал – из Ухрюпинска, что ли, или вообще из какого-нибудь глухого села?
– Я местный.
– А почему в общаге живешь?
– Так уж вышло, – ответил я. Рассказывать этому едва знакомому парню про развод родителей и интернат не хотелось.
– Ничего, сейчас я тебя накурю. Про «паровозик» слышал?
– В общих чертах.
– Садись ближе, – Серега приглашающе похлопал по подоконнику. – Наклонись ко мне и приоткрой рот. Слегка, будто собираешься поцеловаться.
– Не боишься, что нас неправильно поймут?
– Забей, всем уже пофиг. Я буду выдыхать, а ты втягивай.
Дым смешно защекотал нос, и я поморщился, стараясь не чихнуть, потом спохватился и попытался поймать его губами, как жадная рыбка вкусного червяка. Наконец удалось хоть что-то вдохнуть, и я тут же закашлялся.
– Ну ты бестолковый. Да не крути головой, – Серега запустил руку мне в волосы и, притянув к себе, вдохнул дым в рот, слегка задев губами губы. – Ну как?
– В голове щекотно, – сказал я, глупо улыбаясь.
– Давай еще разок, – сказал Серёга, – а то не вштырит как следует. Тебе определенно нужно расслабиться.
Я рассмеялся. Мне уже стало безразлично, как это выглядит со стороны – впервые за много месяцев внутри точно ослабла невидимая пружина.
Следующий затяг пошел почти идеально, мир вокруг стал казаться милым и уютным. Серега между тем так и не убрал руку и перебирал мои волосы, легонько массируя затылок и поглаживая шею. Я пристроил отяжелевшую голову к нему на плечо и довольно зажмурился.
– Может, еще разок?
– Хватит с тебя, а то с непривычки блевать потянет. Пошли к ребятам, в картишки сыгранем. В «тысячу» умеешь?
– Умею. Только я на деньги не играю, – сразу предупредил я.
– А кто играет? – удивился Серега. – Были бы у кого-нибудь из нас деньги, мы бы не торчали в общаге.
На предложение поиграть откликнулись только Лариска со своей подружкой Катей, и мы уселись в кружок прямо на полу.
Оказалось, что играли в этой компании все-таки на интерес – проигравший должен был снять какую-нибудь часть одежды по своему выбору.
На первых порах Серега галантно разрешал девчонкам отделываться одной сережкой или снятой с ноги туфлей, не забывая усиленно подливать в стаканы. Видимо, надеялся, что азарт и количество выпитого рано или поздно возьмут верх над девичьей скромностью.
Сам он круг за кругом выбывал одним из первых, однако проиграл он только однажды и без всякого смущения встал и стянул с себя свитер, который был надет на голое тело, и небрежным жестом бросил его в кучу «проигранных» вещей. Усаживаясь обратно, он оперся рукой о мое плечо, чтобы удержать равновесие.
Я незаметно, чтобы не показаться грубым, отодвинулся. Не люблю, когда меня тискают или обнимают, а в последнее время это чувство обострилось. Начинаю дергаться, даже если кто-то подходит слишком близко, а простое касание чужой руки воспринимается болезненно, как ожог или удар электротока.
Руку Серега убрал, точнее, уронил мне на колено и точно позабыл о ней. То ли от выкуренной травы, то ли от той нездоровой эйфории, не отпускавшей меня с того момента, как я вышел из экзаменационной аудитории, я чувствовал себя совсем другим человеком, которому может быть хорошо на шумной вечеринке и приятно чужое прикосновение.
По телу разлилось странное тепло, щекотные мурашки забегали внизу живота, стало одновременно и страшно, и весело. Ладонь, лежавшая на колене, уже не пугала, даже когда она переместилась чуть выше и легонько погладила внутреннюю сторону бедра.
Я так и не мог понять, делает ли это Серега нарочно или неосознанно, как иногда человек в задумчивости вертит в руках какой-нибудь предмет или стучит пальцами по столу.
Тело откликнулось на эту ласку как бы само по себе, причем самым неожиданным образом. Меня вдруг бросило в жар, и я уже и сам не понимал, хочется ли мне сбросить чужую руку или наоборот, подтолкнуть ее или хотя бы удержать, чтобы эта сладкая дрожь внутри не кончалась, нарастала, перелилась через край…
Я облизнул пересохшие губы, тоже почему-то ставшие странно чувствительными – от этого простого движения возбуждение стало почти нестерпимым. Рядом раздался взрыв смеха, опомнившись, я обернулся на звук – смеялись в другом конце комнаты и уж, конечно, не надо мной. Никто не обращал на нас внимания: Лариска сдавала карты, перебрасываясь колкостями с Серегой, Катя лениво потягивала из банки очередной коктейль. Серега наконец убрал руку, чтобы взять карты, но перед этим она скользнула по ноге вверх, слегка задев по напряженному члену – я испуганно сжал коленки и покосился на Серегу. Тот, кажется, ничего не заметил – с довольным видом разглядывал свои карты, а потом подмигнул мне и потихоньку показал большой палец.
В этот раз нам повезло с раздачей. Девчонки проиграли с разгромным счетом – и тут же затеяли перебранку о том, кому расплачиваться. Воспользовавшись этим, Серега наклонился к моему уху и вполголоса спросил:
– Ты чего от меня шарахаешься? Или ты типа стеснительный? Тогда зачем сел играть – тут ведь догола раздеть могут.
– Для этого им сначала надо выиграть, – ответил я, решив не отвечать на первую часть вопроса.
– Ну, тогда давай сделаем этих фифочек, пусть покажут свою красоту. Давайте еще круг, девчонки.
Причину Серегиного азарта угадать было нетрудно. Лариска уже избавилась от всего, что можно было снять в приличном обществе, на ней оставались только джинсы и блузка с красноречивым вырезом, и судя по отсутствию лямочек на плечах, под этой шмоткой была только сама Лариска в ее первозданной красе.
– Это мы вас легко сделаем, лохи, – Лариска в очередной раз отхлебнула из жестяной баночки и показала нам с Серегой язык устрашающе зеленого цвета.
– Что за дрянь ты пьешь, Лариска! – не сдержался я. – А еще будущий химик. Ты почитай на банке, какая там гадость намешана.
– Хоть на каникулах забудь про формулы, Данечка, – съехидничала Катя. – Вижу, Семенов нанес непоправимую травму твоей психике.
– Тьфу, не вспоминай такую пакость на ночь глядя, – поморщился Серега. – Еще привидится во сне эта мерзкая рожа.
– А по-моему, он шикарный мужик, – Лариска томно улыбнулась. – Я бы ему дала, а ты, Кать?
– Сдавай уже, хватит болтать.
В следующем раунде нам не повезло, я вылетел сразу вслед за Серёгой – слишком нервничал, чтобы запоминать выбывающие карты, как делал всегда.
– Твоя очередь расплачиваться, напарник, – сказал Серега и, не дожидаясь ответа, стянул с меня футболку, как бы случайно проведя по обнажившейся коже пальцами.
Девицы в знак свершившейся победы звонко соприкоснулись ладошками.
– А Данечка наш ничего, разве что худоват немного, – сказала уже изрядно захмелевшая Катя.
– По ходу, набрались наши девочки, мы сейчас их в легкую сделаем, – Серега сбросил последние карты и полушутя обнял меня за талию, плотно прижав спиной к обнаженной груди, горячей и гладкой. – Ты чего дрожишь, замерз?
– Смотри, Лариска, как Даня переживает, – заметила Катя. – Так хочет увидеть твои сиськи, аж руки трясутся от нетерпения.
– Это мы еще посмотрим, – мстительно сказала Лариска, забирая последнюю взятку. – Считаемся?
– Да не дергайся ты, я не против, – сказал Серега мне на ухо. – У меня тоже на тебя стоит, не хуже, чем на Лариску.
И громко добавил:
– Кстати, у Даньки тысяча, так что вы продули, красавицы.
– Ну все, я больше не играю, – Лариска демонстративно бросила карты на пол.
– Хорошо, – тут же согласился Серега, – но сначала заплати за проигрыш.
Он кивнул в сторону кучи вещей.
– Игра есть игра, – поддержал его я.
– Да плюнь ты на них, – попыталась вмешаться Катя. – Ты что, не видишь, они тебя на слабо берут, как дурочку.
– А мне и не слабо! У меня все свое, натуральное, нечего стесняться!
Она встала и картинным жестом стащила майку.
– Что, обломались? – злорадно прокомментировала Катя.
– Вот сучки, а? – расстроено проговорил Серега.
Под блузкой у сволочной Лариски оказался лифчик без бретелек.
Я не выдержал и расхохотался, откинувшись назад и почти что завалившись спиной на Серегу.
– Вот теперь самое время проветриться, – сказал он, вытягивая из кучи одежды наши шмотки. – Одевайся и пошли на лестницу, кислорода глотнем.
Других любителей свежего воздуха на лестнице не оказалось, и, слегка протрезвев, я стал лихорадочно соображать, что сказать Сереге. Сам не знаю, что это на меня нашло? Ты меня неправильно понял? Я не хотел, то есть хотел, но не этого и не с тобой?
Все эти мысленные экзерсисы вдруг разом вылетели из головы, потому что Серега развернул меня лицом к себе и прижал к стене, просунув колено между ног. Слегка опавший член снова встал, как по команде, и теперь это уже было никак не скрыть.
– Не надо, а? – жалобно сказал я.
– Так я же ничего такого не делаю, – весело проговорил Серега, расстегивая на мне штаны, – ты, похоже, здорово обдолбался, а? Стоячок-то просто загляденье.
Я попытался возразить, но вместо этого издал какой-то хнычущий звук, непонятным образом вырвавшийся из моего горла.
– Тихо ты, люди кругом, – довольным голосом сказал Серега, слегка сжав пальцы.
– Пожалуйста, – прошептал я.
Кончить хотелось до зеленых кругов перед глазами. В этот момент я готов был пообещать Сереге все что угодно, но тот наконец-то сжалился и начал дрочить – грубовато и энергично, именно так, как оказалось и нужно. Мне было уже все равно, кто и что со мной делает, инстинкт заставлял двигаться, вбиваться в чужую чуть влажноватую жесткую ладонь.
– Быстрый, – Серега тщательно вытер руку о край моей футболки. – Ладно, иди уже. В следующий раз не набрасывайся на меня на лестнице. Запалишь нас обоих, и как я потом докажу, что не педик.
***
Утреннее пробуждение было справедливой расплатой за все вчерашние похождения. В голове как будто гудел целый рой пчел, в теле ныла каждая мышца, а внутри все пересохло, как в пустыне – казалось, если я прямо сейчас не волью в себя ведро воды, а лучше два, то потрескаюсь и развалюсь на кусочки.
Вчера после происшествия на лестнице я почти тут же столкнулся с братьями, которые, справедливо решив, что их бестолковому соседу уже хватит, отвели меня домой, перебрасываясь через голову шуточками о том, как идут в разнос такие вот тихони, когда наконец-то дорвутся до бухла и девочек. Особенно много веселья было из-за неведомо откуда взявшегося красного пятна у меня на шее.
Я с трудом оторвал голову от подушки и принял вертикальное положение, когда в дверь постучали. Стук отдавался в голове целой симфонией болевых ощущений.
– Вставай, нечего валяться, у тебя же каникулы, – с порога скомандовал Серега; в отличие от меня, его не смущало присутствие парня, с которым он накануне обжимался на лестнице: – Пошли, прошвырнемся по городу.
Я выполз из-под одеяла, наплевав на приличия, в одних помятых семейках – хорошо еще, без утреннего стояка, – и в таком виде побрел в санузел. Если хочет, пусть пялится, на что тут смотреть, парень и есть парень, это тебе не Лариска в стрингах.
В ванной я первым делом напился прямо из-под крана, плеснул пару горстей воды в физиономию и на этом счел гигиенические процедуры законченными. По-хорошему стоило бы еще и побриться, но любоваться на себя в зеркало не хотелось. Особенно когда, мельком взглянув на свое отражение, я обнаружил, что вчерашние шутки братьев про засос на шее не были разводом. Пятно было в наличии, хоть слегка поблекло; я даже стал смутно вспоминать, когда именно Серега так мне подгадил – впрочем, в тот момент со мной можно было делать все, что угодно. Я вспомнил, как вчера бесстыдно стонал в голос, как последняя блядь, вцепившись в Серегину рубашку, мысленно – я очень надеялся, что не вслух, – умоляя, чтобы он ни в коем случае не останавливался.
Я выплеснул на покрасневшее лицо очередную порцию ледяной воды. В любом случае, продолжать прятаться в ванной было глупо.
– Одевайся, сколько можно копаться, – Серега бросил мне скомканный свитер, который я машинально поймал.
Выйти на улицу оказалось неплохой идеей – головная боль, точно гвоздь впившаяся в висок, постепенно слабела, глаза перестали видеть мир сквозь мутную пелену. Похоже, Серега не особенно нуждался в реакции собеседника: не обращая внимания на мою неразговорчивость, он болтал о каких-то пустяках. Я слушал в пол-уха, наслаждаясь морозным вкусом воздуха.
– Надо каждый день тебя выгуливать, – сказал Серега, небрежно потрепав по плечу; я с трудом сдержался, чтобы не сбросить с себя чужую руку. – Буду составлять тебе компанию, чтобы не скучал.
– С каких это пор мы с тобой закадычные друзья?
– Кто сказал, что я собираюсь с тобой дружить?
– Погоди, ты за мной ухаживаешь, что ли?
– Ты против?
– Конечно. Похоже, ты все еще не отошел от давешней травки.
– Хочешь мороженого? Или тебе лучше пива, после вчерашнего?
– Что потом? В кино пойдем? Или на танцы? Я не пойму, ты меня разыгрываешь или издеваешься?
– Не пыли, Данечка, все на полном серьезе. Ты же у нас скромник и девственник, так что буду тебя обхаживать, пока не уговорю.
– Не трать зря время. И потом, никакой я не девственник, – брякнул я.
– Да ну? – Серега оценивающе посмотрел, потом кивнул. – Вроде не врешь… Ну надо же… и как оно?
– Не понравилось.
– Ничего, со мной понравится, – уверенно сказал Серега.
Так я неожиданно для себя обзавелся компанией. Обычно я проводил каникулы за книжками, вечерами играл с такими же задротами-неудачниками в какую-нибудь он-лайн игру, а потом дрых допоздна. Сереге такой образ жизни категорически не нравился, и он то и дело придумывал какие-то развлечения.
Мне льстила Серегина настойчивость и, что тут скрывать, внимание к моей персоне, к которому я не привык.
При этом я прекрасно понимал, что сам, по доброй воле, не стал бы дружить с Серегой. Мне не нравилась его манера говорить о людях гадости за глаза, развязность и жаргонные словечки, которыми он злоупотреблял. Стоило попытаться завести разговор на какую-нибудь серьезную тему, Серега моментально отвлекался и переставал слушать, а еще чаще бесцеремонно перебивал и заговаривал о том, что было интересно ему: о футболе, компьютерных играх, симпатичной телочке, которая в тот момент проходила мимо…
Были у Сереги и более серьезные недостатки. Например, если он бывал не в настроении, то легко выходил из себя из-за каких-нибудь пустяков вроде случайно толкнувшего его прохожего или ушедшего из-под самого носа автобуса: мог заорать, выматериться, пнуть или швырнуть первый попавший под руку предмет. Серегина ярость никогда не была обращена на меня, но я все равно начинал нервничать. Когда рядом происходит что-то такое, мне хочется сжаться в комочек, чтобы не попасть под горячую руку.
Братья посмеивались надо мной из-за того, что я внезапно перестал быть отшельником, но в их репликах слышались нотки зависти: они были уверены, что мы с Серегой вместе «клеим телок» – у него была репутация большого любителя женского пола, хотя и не слишком разборчивого. По моим впечатлениям, Серега ее вполне оправдывал, и для меня было загадкой, как это может сочетаться с Серегиными намерениями ухаживать за мной. Тем более что он не пытался даже сократить расстояние между нами, не то что перейти к решительным действиям.
