Текст книги "Ехал грека через реку (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

37

– Пап, – Адам поставил перед ним кружку кофе, – я хочу сказать…

– Как она посмела унести мою внучку? Немедленно верни девочку обратно! Я специально приехал ее поздравить! Что за вздорная, невоспитанная тетка. Ты совсем не думаешь о том, кто воспитывает твою дочь?

– Ты уверен, что посторонние должны присутствовать при этой беседе? – уточнил Адам, даже не глядя на Альбину. – Не староват ли ты для того, чтобы становиться сутенером?

На секунду показалось, что отец ударит его – так он взбесился. Но он лишь запустил кружкой с кофе в стену.

– Ну знаете ли, – Альбина ойкнула и отступила, – все это не похоже на знакомство с приятным парнем. Это какой-то триллер! – и она ушла, демонстративно громко цокая каблуками.

– Ты соображаешь, что вообще несешь! – набросился на него отец.

Адам, повернувшись к нему спиной, разглядывал брызги и подтеки от кофе на стене. Интересно, это вообще отмоется? Или придется красить заново? А, впрочем, все равно скоро начнется ремонт.

– Пап, я сменю программу на дверных замках, ты больше не сможешь входить, когда тебе вздумается, – сообщил он без всякого выражения.

– Теперь ты не пускаешь меня в мой собственный дом?

– Технически и фактически это уже несколько лет мой дом. Все документы оформлены на меня. Ты же не надеялся, что я сейчас воспылаю обидой и уйду отсюда с чемоданом?

– Почему ты такой неблагодарный? – отец все еще бесился, и Адам чувствовал себя льдиной в огне.

– Потому что я не позволю тебе ломать психику моей дочери. Твои нелепые выходки ставят в тупик пятилетнего ребенка, и я, как никто, могу ее понять.

– Ты не можешь запретить мне видеться с внучкой. Если я захочу – то просто заберу ее себе и буду воспитывать сам, – заявил отец высокомерно.

– Держи карман шире, – Адаму вдруг действительно стало интересно, что будет делать Линар, если отец развяжет эту глупую войнушку. Чью сторону примут его юристы? – Да тебя жена из дома выгонит, если ты притащишь домой дочь своего внебрачного сына. Лично я бы поржал, глядя на то, как при разводе она обдирает тебя до нитки. Сколько активов ты в свое время переписал на ее родню? Как депутат горсовета, потом госсовета ты просто не мог декларировать всю свою собственность. Подозреваю, если я расскажу, сколько денег ты тратил на маму и меня, и как умолял ее принять твою любовь год за годом, ты быстро окажешься никчемным бедным стариканом, от которого отвернулись собственные дети. Ильдар сбежал от тебя на другой конец света, а Линар… Он все еще помнит, как ты силой заставил его учиться на юриста, хоть он рвался изо всех сил на медфак? Сколько раз из-за тебя он ввязывался в различные махинации? Да он будет счастлив стряхнуть тебя со своего загривка. Ты же как пиявка присосался к его бизнесу. Поэтому просто отстань от меня и моей дочери. Занимайся своими делами.

Отец слушал его молча, барабаня пальцами по столу. Гнев уже покинул его, и теперь с Адамом разговаривал расчетливый делец, просчитывающий результаты.

И вдруг он широко улыбнулся.

– Мой сын, – произнес отец с неожиданной гордостью. – А я-то думал, что в тебе вообще от меня ничего не выросло. Рад, что ошибался. Что же, это совсем другой разговор. Мужчина становится мужчиной, когда ему есть, что защищать. А теперь я пойду, уж прости за стену. Кстати, ты не думал здесь сделать ремонт?.. Встречаемся завтра вечером, правильно?

– Только давай без глупых сюрпризов, – попросил Адам, обескураженный таким поворотом.

– Да понял я. Хотел пригласить с собой Айгюль, раз Альбина тебе не понравилась.

– В таком случае, тебе будет очень стыдно за мое грубое поведение.

– Не буду, пожалуй, так рисковать, – и отец, что-то весело насвистывая, ушел прочь.

Адам посмотрел ему вслед, почесал в затылке и принялся сметать осколки.

За весь день у них вообще не было времени поговорить, и Адаму было очень тяжело вести себя весело и как обычно, однако Асе казалось все нипочем.

Она смеялась и шутила, и теребила Еву, и лезла к ней с поцелуями, и играла с Васькой, и вообще не была похожа на человека, которого хоть что-то тревожит.

Как будто они не поссорились всерьез в первый раз, и теперь в желудке Адама не поселился колючий еж. Как будто не было ссоры с отцом и Альбины, рассуждающей об ужине, тоже не было.

Адам снова и снова пытался понять Асю и не мог. Иногда его охватывали бессилие и отчаяние – она не хотела ничего слышать о любви и упорно игнорировала все его долгосрочное планирование, предпочитая жить одним днем.

Адаму мало было одного дня, он хотел множество лет и даже десятилетий, но никак не мог придумать, как этого добиться.

Все, на что его хватало, – это поддерживать видимость спокойствия. Нельзя было и дальше срываться на Асе при Еве, как это случилось утром.

Больше всего на свете Адам ненавидел скандалы – и теперь посмотрите на него. Сам на них нарывается.

Нет, таким образом проблемы не решить. Тут нужна грамотная стратегия.

Ася грызла себя весь день: как можно было не заметить, что Ева разговаривает по телефону сама с собой. Она написала Лене в инстаграм, попросив ее позвонить дочери и объяснив, что девочка очень ждет звонка. Но пока сообщение не было прочитано.

Судя по кофейным отметинам на стене и осколкам в мусорке, можно было не спрашивать, как у Адама прошел разговор с отцом. Бедная длинноножка, не повезло ей оказаться прямо в эпицентре семейных разборок. Зато сразу видишь перспективу. Вряд ли они еще раз увидятся, и это самым зловредным образом успокаивало Асю.

Адам, между тем, был задумчив и мрачен. Ну еще бы, с таким-то семейством. Поэтому ей приходилось еще шире улыбаться, и в итоге у нее разболелась голова. И ведь даже таблетки не выпить.

В любом случае, если сегодня и Мадина начнет травмировать ей ребенка, Ася молча и элегантно откусит ей голову.

Ей очень хотелось кому-нибудь откусить голову.

Но все прошло хорошо. Они сняли небольшое кафе, куда пригласили детей из развивашки и с танцев, и наняли аниматоров. Мелюзга устроила такой гвалт, что у Мадины быстро завяли уши и она взмолилась о пощаде. Поэтому уже к девяти вечера все было закончено.

Ева вырубилась уже в машине, и Адаму пришлось поднимать ее наверх на руках. Ася тихонько раздела именинницу и решила, что сегодня можно обойтись без чистки зубов. И без сил отползла на кухню, чтобы приложить лед к пылающей голове.

– Что? – немедленно спросил Адам, глядя на то, как она роется в морозилке.

– Умираю, – призналась Ася и прижалась лбом к замороженному куску мяса.

– Иди сюда, – он взял ее за руку и посадил на табурет. Встал за ее спиной и положил руки на плечи. – Сиди спокойно и лучше закрой глаза, – велел он, когда Ася пыталась что-то возразить. – Моя мать королева мигреней. Я сделаю тебе массаж. Устала?

– Чувствую себя древней развалиной, – она с облегчением привалилась к нему спиной, с удовольствием ощущая тепло и надежность.

– Детские праздники способны доконать кого угодно, – согласился Адам и положил пальцы на точку между бровями Аси. – Постарайся ни о чем не думать.

– Но…

– Позже, – легкие поцелуи коснулись ее уха и шеи. – Пока просто выброси все из своей головы. Представь, что ты уже написала фанфик, поставила точку, нажала опубликовать, и теперь внутри тебя пустота и удовлетворение.

Его пальцы, легкие и настойчивые, поглаживали ее брови, массировали виски и уголки глаз, затылок и шею. Пульсирующая боль, преследующая последние несколько часов, отступала.

– Хорошая девочка, – похвалил ее Адам, – помочь тебе принять теплый душ? С терапевтической точки зрения, – быстро добавил он, вдруг смутившись. – Я же не настолько дикий, чтобы набрасываться на едва живую женщину.

– Кто знает, – она задрала голову, чтобы увидеть его склоненное лицо, – может, едва живая женщина настолько дикая.

Адам склонился ниже, и Ася поймала его поцелуй, целебный и сладкий.

Он был нежен и утешителен.

– Иди в постель, – шепнул Адам, – я сделаю тебе чай с ромашкой.

Ася кивнула, ощутив легкое головокружение. Ей действительно требовался отдых.

– Но нам надо поговорить, – произнесла она настойчиво. – Я не усну, пока мы не поговорим.

– Тогда жди меня во взрослой спальне, иначе Ева опять нас отругает за то, что мы шушукаемся по ночам.

Слушая, как льется вода в душе, Адам занимался чаем и расстраивался.

Это он своей утренней выходкой довел Асю до такого состояния? Об этом она так сильно хочет поговорить?

Наконец, вода стихла, хлопнули двери, и Адам с подносом в руках направился в спальню. Ася уже лежала, свернувшись калачиком и обнимая свой живот, и смотрела в темноту за окном. Шторы были распахнуты, и дождь бил по стеклам.

– Чай, – объявил Адам, пристраивая поднос на тумбочку. – И круассан.

– Мы оба совершенно никчемные, – ответила Ася грустно. – Не видим, что происходит у нас под носом. Слишком отвлеклись на… романтические порывы.

– О чем ты говоришь?

Ася потянула его за руку, усаживая рядом с собой. И рассказала про то, что Лена ни разу не связалась с Евой, а когда дочь набрала ее сама, чтобы похвастаться новым телефоном, велела ей никогда не звонить ей первой, а ждать, когда это сделает мама.

– Ей хватило пятнадцати секунд, – завершила свою речь Ася.

Адам осторожно лег и обнял ее.

– Почему все вокруг такие странные? – спросил он. – Как будто сговорились.

– Они просто строят свою жизнь, а мы свою, – ответила Ася рассудительно. – А иногда возникает конфликт интересов. Лене ведь тоже нелегко приходится – ей нужно все время тревожиться о том, что муж узнает о существовании Евы. Строить свое будущее на столь шаткой основе очень хлопотно. Она позвонит, как только закончится медовый месяц. Кто знает, какие кошки скребутся на ее сердце. Твой папа… он заботится о тебе, как умеет. По крайней мере, ему не все равно. Ты важен для него, младший сын, обделенный сын. Наверное, и его терзает сожаление о том, что он отдал тебе так мало.

– Почему ты такая умная, когда дело касается других, и такая глупая, когда речь идет о тебе? – Адам провел пальцами вокруг глаз Аси, желая стереть усталость, паутинкой разбегающуюся во все стороны.

– Да, кстати, – она опустила веки, сдаваясь непобедимому сну. – Что это было такое утром? Любовница, которая тебя терпит? Серьезно?

– Я злюсь на тебя из-за той чуши, которую ты наговорила Вике. Дождаться того момента, когда я тебя брошу? Забудь об этом.

– А что я должна была сказать девушке? – Ася широко зевнула и зарылась носом в ямочку на шее Адама. – Она была расстроена, и я ее утешала. Ты единственный, кто принял это всерьез. Вика молодец, знает, как тебя достать, – и она тихонько засмеялась. – О, господи, как бы пережить еще завтрашний вечер? Скажи мне, что мы всех победим.

– Мы всех победим, – послушно повторил Адам, чувствуя себя так, будто из его сердца только что вынули ледяную занозу. Он сразу размяк и тоже задремал.

– Мне нравится, – прошептала Ася через несколько минут, и потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться на ее словах, – когда ты называешь меня своей любовницей. Это так порочно и эротично.

И она окончательно заснула.

А вот Адаму резко стало не до сна.

38

Он проснулся на рассвете от трепетных бабочек, порхающих по лицу. Улыбнулся, не открывая глаз, и попытался дотянуться до Аси с поцелуем, но она положила ладонь на его грудь, призывая к неподвижности.

Ее язык и губы дразнили его и ласкали, скользили по плечам к внутренней стороне локтей, щекоча запястья, прикусывая кожу на животе, спускаясь ниже и поднимаясь снова к солнечному сплетению.

Адам словно купался в теплом море, чувствуя себя любимым и желанным с головы до пят. Ася была щедрой и прямолинейной, никуда не спешила и делала, что хотела. Она занималась любовью с той же безмятежной простотой, которая всегда была свойственна ей. И, когда Адам, изнывающий от нетерпения, перехватил у нее инициативу, то Ася подчинилась мягко и охотно. Она откликалась на прикосновения и поцелуи с удовольствием сладкоежки, дорвавшейся до конфет, и голова шла кругом от ее запаха, и вкуса, и нежности, и ласкового шепота.

И срывался голос, и дрожали руки, и бешено билось сердце, и раскаленное олово разливалось по животу, и путались мысли, и оголялись нервы, и от полноты ощущений было почти невыносимо. Как смотреть, не мигая, на солнце.

Ева проснулась с температурой, и Адам первым делом выставил Асю из детской. Конечно, она пыталась возражать, заявляла, что няни никогда не заражаются от своих воспитанниц и что она не оставит больного ребенка, пришлось рявкать.

– В конце концов, – рассердился Адам, за руку выводя ее прочь, – у тебя есть еще один ребенок, о котором нужно позаботиться. Поэтому просто возвращайся обратно во взрослую спальню. А еще лучше – отправляйся на несколько дней к сестре.

И он вернулся к Еве, чтобы вызвать врача.

Дочь капризничала и сердилась, и требовала Асю, и отказывалась пить морс, и без устали жаловалась своим куклам на жизнь, и не позволяла себя целовать, потому что колючий. Уже к обеду Адам был выжат, как лимон.

А ведь так хорошо день начинался.

Ася все время маячила говорящей головой в мониторе, то читая наставления, то требуя снова измерить температуру, и Адам просто выключил ее, потому что сил его не хватало.

Ася чувствовала себя самой несчастной в мире.

Она как будто была предательницей.

Бросила их двоих на произвол судьбы!

Несмотря на то, что врач ничего такого у Евы не нашел – ни красноты в горле, ни насморка, ни других признаков простуды, противная температура в районе тридцати семи держалась весь день.

Просто удивительно, что бедный ребенок не заболел раньше – как еще можно было выразить протест против несправедливости всего мира?

Асины самобичевания прервал звонок из Канады.

– Вы промахнулись, – сказала она, прижимая телефон к уху, – вам надо позвонить Еве. Но я могу отнести ей телефон.

– Не надо, – голос Лены звучал печально, – я хотела поговорить именно с вами.

– Правда? – Ася легла на кровать, глядя на то, как через несколько стекол Адам поит дочь чаем. Изображение казалось смазанным, как будто между ними были моря и океаны.

– Кажется, я ошиблась, – тихо прошелестело в трубке. – Переоценила свои силы. Это невыносимо.

– Возвращайтесь, – без раздумий ответила Ася. – Если невыносимо – возвращайтесь. Никто же вас силой там не держит.

– Я уже слишком многое потеряла, чтобы все отменить.

– Тогда терпите.

Лена молчала.

– С Евой все в порядке, – сказала Ася. – Она стойкий оловянный солдатик. Она переживет любое ваше решение. А вот вы – не любое. Так что думайте о себе и не совершайте никаких жертв из-за угрызений совести или страха осуждения. И не звоните мне для того, чтобы я вас успокаивала, и вам становилось легче. И еще – даже если вам очень больно, то все равно поговорите с дочерью.

Не прощаясь, Ася прервала вызов. Сожаления, угрызения… Каково это – прожить жизнь, каждый день думая о том, когда все пошло не так? Как Мадина, как Лена.

Каждый чертов день задавать себе один и тот же чертов вопрос.

В этом мире нет ничего хуже чувства вины, особенно – вины перед собой.

Она лежала на кровати, глядя на далекие смазанные силуэты и тихо плакала от жалости ко всем на свете.

Вдоволь наревевшись, Ася вдруг засобиралась, нацепила на себя одежду Адама, которая была в этой спальне, спустилась вниз и села за руль.

– Вик, – позвонила она, – скажи мне адрес Мадины, пожалуйста.

– Сейчас сброшу, – ответила та невозмутимо, – я заказывала туда несколько раз цветы.

Что было прекрасно в этой женщине – она не тратила времени на лишние расспросы.

Домик, в котором вырос Адам, утопал в разноцветной листве деревьев. Изящная кованая калитка, мраморный ступеньки, гранит в облицовке. Дорого, пафосно, немного безвкусно.

Мадина открыла дверь не быстро и, увидев свою гостью, удивилась.

– Что-то с Адамом? С ребенком? Что? – всполошилась она.

– Я привезла торт, – Ася вручила ей коробку, – давайте попьем чаю.

– У меня йога через час, и вообще я на диете!

– Это вы молодец, – одобрила Ася, – восхищаюсь вами.

Мадина хмыкнула и посторонилась.

– Вы, дорогуша, судя по всему, диетами себя не утруждаете.

– Грешна, – охотно согласилась Ася. – Но у меня не работа, а сплошные стрессы.

– Так зачем вы все-таки пожаловали?

Все вокруг было декоративным – подушечки, столики, зеркала в причудливых рамах, какие-то картины и статуэтки. У Аси немедленно зубы свело.

– Я разговаривала с мамой Евы, – объяснила она, осторожно оглядываясь, – и ужасно расстроилась. Мне захотелось с вами увидеться.

– При чем тут я? – Мадина водрузила коробку с тортом на столик и уселась в кресло, даже не пытаясь предложить что-нибудь выпить.

– Я тут подумала… вы же сто раз могли оставить Адама и вернуться домой. В культуре обоих родителей распространено, что дети остаются с отцом. Однако вы продолжали жить в чужой стране и в полном одиночестве, прекрасно зная, что Фарид Ибрагимович в жизни вам не позволит организовать хоть какую-то личную жизнь. А его вы никогда не простите. Разве это не круто?

– Допустим, – неохотно ответила Мадина, явно пребывавшая в недоумении из-за столь странного визита.

– Или вот Фарид Ибрагимович…

– В этом доме его имя запрещено к употреблению.

– Сколько раз в неделю он навещал вас во время вашей беременности?

– Разумеется, ежедневно, – обронила она с превеликим высокомерием. – Иногда дважды в день. Приносил фрукты, витамины и все такое.

– А вы, разумеется, осыпали его проклятиями.

– Ну разумеется.

Ася улыбнулась. Ей ощутимо становилось лучше.

– Несколько дней назад я написала отцу моего ребенка, что теперь знаю мальчик это или девочка, и он мне ответил, что много думал и решил, что хочет быть как можно меньше вовлеченным в это, понимаете?

– Нет, – ответила Мадина.

– Конечно, не понимаете. Потому что кроме Фарида Ибрагимовича нет в мире второго такого человека, который бы двадцать пять лет заботился о женщине, которая его ненавидит. Вряд ли он хоть раз вам говорил о том, что не хочет быть вовлеченным в дела Адама.

– Я все еще не понимаю, зачем вы пришли.

– Просто так. Вы возвращаете мне веру в человечество.

Мадина встала и вышла из комнаты. Через пятнадцать минут она вернулась с подносом, полным фарфора. За это время Ася в очередной раз позвонила Адаму, услышала, что у них все в порядке, и взгрустнула от одиночества. Полюбовалась детскими и подростковыми фотографиями Адама, которые были повсюду, и даже одну стырила. Хрупкая, трогательная красота.

Мадина ловко разлила чай по чашечкам.

– Мой сын влюблен в вас, – сказала она довольно сердито, – вы пришли подлизываться?

– Влюблен, да? – с интересом отозвалась Ася. – Вы тоже так думаете?

– Сложно было не заметить, как он весь вечер глаз с вас не спускал. Мне было крайне неловко, как будто я наблюдала за чем-то крайне неприличным, – полные, чувственные губы Мадины неодобрительно поджались. – Впрочем, его дочь была занята тем же самым. Даже когда она играла с другими детьми, то постоянно оглядывалась, чтобы убедиться, что вы никуда не ушли. Это немного пугает.

– Мы работаем над этим, – вздохнула Ася. – Хорошо бы Ева стала более независимой. Но на все нужно время, ее ведь уже один раз бросили.

– Что хотела от вас эта женщина?

– Рассказать, как она страдает и чтобы я сказала ей, что все в порядке.

– Уму непостижимо! – раздраженно фыркнула Мадина. – Разумеется, вы сказали, что плюнете в ее могилу?

Бедный Фарид! Эта женщина умела весьма выразительно облекать в слова свои чувства. Ася вот-вот была готова стать шиппером этой парочки.

– Разумеется, так я ей и сказала, – пробормотала она опасливо.

– Правильно, – энергично кивнула Мадина. – Пусть её глаза ослепнут от слез, пусть сгниет ее сердце…

Ася моргала в такт ее словам.

– Бесстыжая! Еще осмеливается звонить! Прав этот кровопийца, Адаму просто надо жениться на милой и скромной девушке, чтобы она заменила ребенку мать.

– Значит вы все-таки общаетесь, – ухмыльнулась Ася, – хотя бы для того, чтобы плести коварные заговоры против собственного сына. Удивительное родительское единодушие.

– А вы почему так беззаботны? – прищурилась Мадина.

– А что мне остается? – удивилась Ася. – Мы или будем вместе с Адамом или не будем. Пятьдесят на пятьдесят, или встретишь динозавра на улице или нет.

– Удивительное легкомыслие для женщины вашей конфигурации, – и тень улыбки коснулась лица Мадины, отчего Ася едва не чашку из рук не уронила. – Разве мой сын не заслуживает того, чтобы за него бороться?

– С кем? – кротко спросила Ася.

Очередное раздраженное фырканье было ей ответом.

– И как вы можете разгуливать по городу в мужском спортивном костюме?

– Правда? – Асе вовсе не улыбалось рассказывать Адамовым родственникам про температуру Евы, кто знает, что они могут выкинуть. Привлечь министра здравоохранения или отправить ребенка на лечение в Швейцарию. – Я не заметила.

– Адам спятил, – скорбно констатировала Мадина.

Наутро Ева проснулась, как ясное солнышко, совершенно здоровой. Адам еще только протирал глаза, а она уже летела через весь этаж во взрослую спальню, чтобы нырнуть под одеяло Аси.

Его девицы совершенно невыносимы, – так думал Адам, плетясь за ней следом.

Они устроили трагедию и драму на ровном месте.

Как будто их разлучили навек.

Сослали на рудники Сибири.

– Господи, я чуть не умер, – простонал Адам, падая на кровать рядом с Асей по другую сторону от Евы и разлаписто обхватывая ее.

– Ты устала носить тазики? – спрашивала его дочь у Аси.

– Очень. Тазик за тазиком. Тазик за тазиком.

– О чем вы говорите? – не понял он, прижимаясь щекой к растрепанным волосам и с наслаждением жмурясь.

– О тазиках слез, – пояснила Ева. – Почему ты так плотно прилепился к Асе?

– Потому что соскучился.

– Вы жених и невеста? – наседала его дочь.

Адам открыл глаза, разглядывая нависшую над ним мордашку.

– А что, – уточнил он, – нельзя?

Она округлила глаза и, ойкнув, принялась тормошить Асю.

– Вы жених и невеста?

– Ну я бы не стала так радикально ставить вопрос, – попыталась увильнуть от ответа его несговорчивая няня.

– Да или нет! – завопила Ева.

– Да, – сказал Адам.

– Нет, – сказала Ася.

– Издеваетесь над ребенком? – возмутилась Ева.

– Что значит – да? – Ася села на кровати, сорвала с глаз маску и развернулась к Адаму. – С какой стати – да?

– А кто вчера просил моей руки и сердца у моей мамы? – засмеялся Адам, на всякий случай перекатываясь на другой конец кровати. – Она мне звонила в страшном волнении.

– Кто просил твоей руки? Кому надо твое сердце? – она бросила в него подушкой. – Я что, уже и навестить не могу человека?

– Значит, жених и невеста, – сделала вывод Ева, – пойду-ка я с Васькой пока поиграю.

И убежала, хихикая и закрывая за собой двери.

Ася хмурила брови и смотрела ей вслед.

– Дорогое мироздание, – Адам посмотрел на потолок с лепниной, – спасибо тебе за такую дочь! – и опрокинул Асю обратно в развал одеял и подушек.