Текст книги "Ехал грека через реку (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

25

– На школьных моих тетрадях

На столе моем на деревьях

На песке на снегу пушистом

Я пишу твое имя…

Шепот Аси мягкий, наполненный нежностью и смыслом. В комнате темно, и Адам лежит, зарывшись лицом в кудрявые волосы дочери.

– На золоченых картинках

На оружье воинов храбрых

На королевских коронах

Я пишу твое имя…

Адам обнимает Еву, и Ася обнимает ее тоже, если чуть-чуть подвинуть ладонь, он мог бы прикоснуться к ее пальцам.

– На джунглях и на пустынях

На гнездах птиц и на дроке

На отзвуке моего детства

Я пишу твое имя…

Ева дышит ровно и тихо, но Адам чувствует, что она еще не спит. Наверное, ею тоже овладела магия этого шепота и слов, и самой Аси.

– На хрупком стекле событий

На губах внимательных чутких

Над молчаньем и над тишиною

Я пишу твое имя…

Среди бесчисленного множества фантазий, сказок и слов, в которых Ася теряется сама и в которых запутывает их с Евой, кажется, что она и сама придуманный персонаж. Что таких, как она, не бывает. Что она вот-вот исчезнет, превратится в буквы.

– И силой единого слова

Я вновь возвращаюсь к жизни

Я рожден для того чтобы знать тебя

Чтоб тебя называть

Свобода.*

В воскресный полдень Ася вдруг объявила совещание.

– Какое еще совещание? – изумился Адам. – У меня качалка.

– Важное, – рявкнула Ася, и он решил больше не спорить.

Усадив их с Евой за обеденный стол, она скрестила руки на груди.

– Итак, друзья мои, я считаю, что вы два поросенка.

– Простите?

– Каждый из вас веселится и развлекается. У Евы – танцы, а скоро начнется подготовишка. У вас, Адам, работа, качалка, и прочие радости жизни.

Ева слушала внимательно, но вряд ли понимала.

– И только я, как несчастная сестрица Аленушка, привязана к этому дому. Так жить нельзя. Я свободная женщина, а не ботинки, в которых вы ходите, – Ася ткнула в Еву пальцем, – ты гуляешь одна, твой папа гуляет один, и я буду гулять одна. Согласна?

Ева молчала.

– Детка, знаешь мою суперспособность?

– Еще одну? – вырвалось у Адама.

– Я всегда возвращаюсь. Как таракан.

– Ты хочешь уйти? – спросила Ева.

– Именно. Немного погулять одной, как взрослой девочке. А ты пока поиграешь с папой.

– Но у меня качалка, – напомнил Адам.

– Ничего с вашими рельефами за один час не случится, – Ася встала и решительно направилась к лестнице.

Адам озадаченно посмотрел ей вслед и подхватил Еву.

– Пойдем, испечем твоей чокнутой няне торт. Мы его давно ей задолжали.

Ева сморщила нос и разревелась.

Ася вернулась ровно через час, и позади нее топало двое грузчиков, несущих какую-то мебель.

– Это еще что? – нахмурился Адам, осторожно разрезая коржи.

Перепачканная шоколадом Ева не тронулась с места, продолжая неумело взбивать глазурь. Кажется, она была то ли обижена, то ли сердита, а то ли все вместе.

Ася не дрогнула, проводила грузчиков в спальню и скоро вернулась.

– Это кроватка для Евы, – сообщила она, сунула палец в глазурь и облизала его. – Вкусно. Махнули качалку на углеводы? Вот это по-нашему.

– Кроватка для Евы? – повторил Адам, взял Асю за руку и увел в свою спальню. – Что вы пытаетесь сделать?

– Поставим кроватку рядом с моей. А вы возвращайтесь в свою спальню. Хватит уже этого симбиоза. Мы не можем жить, как стая тюленей.

– Не хочу. Не вернусь. В моей спальне темно и страшно.

Ася зашипела на него, как разъяренная кошка.

– Перестаньте так себя вести. Перестаньте повсюду ходить за мной по пятам.

– А вы перестаньте срываться на Еве.

– Я не срываюсь на Еве. Адам, нам нужно научиться быть самим по себе. Всякое может случиться. Меня могут положить в больницу, вы можете уволить меня…

– Не дождетесь.

Хорошо, что у него с раннего детства был стойкий иммунитет к разного рода сценам, и он давно научился контролировать себя. Не то обязательно бы сейчас сорвался в крик, так сильно был выведен из себя.

– Вот уж не думал, что вас так разозлит наше многолюдное свидание, – проговорил он, стараясь не смотреть на перепачканные шоколадом губы, но сосредоточившись на посветлевших от злости глазах. – Мне показалось, что это забавно.

– Забавно? – казалось, что она вот-вот взорвется.

– Мне нет никакого смысла возвращаться в свою спальню, – продолжал Адам, – потому что там скоро начнется ремонт. Мы перенесем туда игровую, спальню Евы переделаем в детскую для вашего малыша, а нынешнюю игровую превратим в нашу спальню. Комнаты смежные, так будет удобнее всего.

Глаза Аси сузились.

– Вы собираетесь оборудовать комнату для моего ребенка?

– Спокойно. Мы можем поставить кроватку рядом с нашей, – испугался Адам.

– Вы… Вы… – ее голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Это уж слишком!

Опять рыдания!

Он поспешно притянул Асю к себе, уже научившись тому, что объятия всегда помогают.

– Мне страшно, – сказала она в его плечо. – Мы втроем слишком близко. Как будто вообще без кожи. Так нельзя. Нам нужна дистанция, понимаете?

– Вам плохо с нами?

– Я паникую. Мне иногда нечем дышать. Я не могу понять, как так получилось, что теперь я не могу даже выйти одна из дома, если мне этого захочется. Мне надо… мне нужна хотя бы своя кровать. Это же нормально, правда? Я же не должна чувствовать себя из-за этого виноватой?

– Тише, – он целовал ее волосы, лоб, скулы. – Тише. Вам нужно личное пространство, я понял. Только…

– Да, Ева, – Ася поспешно утирала слезы. – Как она перенесла мой уход?

– Плакала слезами минут пятнадцать.

– Плакала?

– Я бы даже сказал – рыдала в голос.

Ася улыбнулась.

– Это же прекрасно. Человек выражает свои эмоции.

– Ну, я бы предпочел все-таки, чтобы моя няня не доводила мою дочь до слез, – покачал головой Адам и пригладил ее волосы. – Хотите торт?

– Хочу, – она упрямо выдвинула вперед подбородок. – Торт и отдельную кровать. Ночуйте уже у себя.

– Хорошо, – сдался Адам. – Сегодня переночую.

– Вы брали мастер-классы у иезуитов?

– Ха, давал мастер-классы иезуитам!

На кухне Ева невозмутимо ела ложкой глазурь. Коржи, до конца не смазанные кремом, валялись на полу.

– Васька уронила, – объявила девица с вызовом.

Васька, дрыхнувшая на диване, чутко дернула задними лапами.

– Придется наказать Ваську, – ответил Адам, хмурясь. Он не очень понимал, почему сегодня его дочь ведет себя так взбалмошно.

– А маленьких наказывать нельзя, – возразила Ева энергично.

– Еще и спорит, – пожаловался Адам Асе.

– Некоторые папы ужасно разбаловались, – скорчила гримаску Ася. – Ой, – и она вдруг схватилась за живот.

– Что? – перепугался Адам.

– Моя козявка говорит… Что-что? Она говорит, что сердится на меня.

– Твоя козявка не умеет говорить, – неуверенно протянула Ева.

– Трындит, как миленькая. Иногда целыми ночами рассказывает странные истории.

– Господи боже. Что будет, если еще и ваш ребенок будет целыми ночами рассказывать странные истории? – задался вопросом Адам.

– И почему козявка сердится? – спросила Ева.

– Она говорит, что я слишком мало сегодня целовала ее любимицу, – и Ася, обхватив руками плечи его дочери, осыпала ее поцелуями. Как будто та сделала что-то хорошее.

– Я ее любимица? – уворачиваясь, спросила Ева.

– Она от тебя просто без ума. Но ей ужасно жалко твоего бедного папу. Ведь он так старался, чтобы испечь этот торт. Представь, что Васька съест твой рисунок, над которым ты трудилась весь вечер.

– Я некрасиво нарисовала.

– Перфекционизм враг для творчества, – Ася вздохнула. – Беда в том, что моя козявка совершенно не умеет правильно сердиться. Глупая, глупая козявка.

– У вас и на этот счет есть правила? – спросил Адам, убирая с пола.

– Конечно, – Ася отпустила Еву и встала посреди комнаты. – Сначала надо три раза как следует топнуть ногой по полу, – и она топнула три раза, – потом упереть руки в боки, – она сделала и это, – а потом громко сказать: я сержусь, потому что моя няня ушла гулять без меня! Иди ко мне, – она потянула Еву за собой. – Попробуй.

– Я не буду топать, я же не маленькая, – отказалась девочка. – Пусть твоя козявка топает.

– Если моя козявка начнет топать в моем животе, то плохо мне придется. Тебе, детка, придется отдуваться за нее. Давай.

– Я сержусь на тебя! – выпалила Ева.

– Умница моя, – Ася снова ее расцеловала.

– Ты плохая няня!

– Есть такое.

Адам, который уже прибрался на кухне, задумчиво наблюдал за разворачивающимся действием.

Все свое детство он учился молчать, чтобы не расстраивать маму глупыми обидами.

Странно было видеть, как кто-то заставляет ребенка выкрикивать это вслух.

Не очень понятно, для чего Асе все это нужно было.

Воспитанные люди не выплескивают на других свои чувства. Это, как минимум, не вежливо.

– Спасибо, – Ася села на пол перед Евой и пригладила ее кудряшки. – Все дело в том, что моя голова разговаривает на голландском языке, а твоя на китайском.

– Ничего и не на китайском!

– А мне кажется, что на китайском. Ничего не понимаю. Блабрукрадрямарумба, – примерно так тебя слышно.

– На китайский это совсем не похоже, – заметил Адам.

– Потому что ваша голова говорит на мадагаскарском!

– Такого языка вообще нет.

– Не знаю тогда, зачем вам понадобилось пользоваться несуществующим языком. Детка, люди не понимают, что наши головы лопочут. Лмапурасатамипарара. Вот. Поэтому приходиться топать ногами и говорить вслух. Иначе я бы просто могла подумать, что Васька уронила торт из глупой вредности. А если по делу, то все понятно. Только папу все равно жалко. Как мы его утешим?

– Как? – спросила Ева.

Ася что-то энергично зашептала ей на ухо.

Его дочь слушала, сдвинув густые черные брови.

– Васька больше так не будет, – повторила она с явным смущением. – Ей стыдно.

Адам сел рядом с Асей на пол.

– Теперь твоя няня осталась опять без торта. Так ей и надо, правда? Плохие няни не заслуживают торта.

Ева медленно кивнула, явно растерянная. У нее была несчастная мордашка.

– Да, так ей и надо, – упрямо сказала она и поджала губы, чтобы снова не разреветься.

Одинокий и печальный Адам лежал в своей кровати и разглядывал потолок.

Ни в какую не спалось.

Со стороны гостиной раздался какой-то хлопок.

Обрадовавшись, что в этом доме все-таки есть жизнь, Адам подскочил и бодро рванул из спальни.

На кухне горел свет.

Ева сидела на корточках и ладошками пыталась собрать разбившуюся коробку яиц.

Она была с ног до головы усыпана мукой.

– Привидение! – вскричал Адам, едва удерживая смех.

– Я Ева, – объяснила его дочь.

– Слава богу! Я тебя не узнал. Ты вся белая.

– Я пеку торт, – объяснила она, безуспешно прикрывая разбитые яйца подолом ночнушки.

– Проголодалась? – Адам заглянул в миску, где в воде плавали квадратики рафинада.

– Это для Аси. Васька – глупая собака.

– Она еще просто маленькая. Ты позволишь тебе помочь?

Дождавшись разрешения, Адам попытался потрясти Еву, чтобы мука осыпалась. Она захихикала. Усадив ее на стул, он вручил ей банан.

– Рассказать тебе секрет? – спросил он. – Меня тоже бесит, что Ася куда-то уходит. Зачем ей куда-то уходить, когда у нее есть такие прекрасные мы, думаю я. Но главное не в том, что она уходит, а в том – что всегда будет возвращаться. Ты же знаешь, что она никогда не улетит от нас на самолете? Знаешь?

– Рассказать тебе тоже секрет? – прошептала Ева. – Ася любит меня, она сама сказала.

Адам замер, вдруг осознав, что сам он никогда не говорил таких слов собственной дочери.

Он вообще, наверное, никогда в жизни ни с кем не говорил о любви.

– Если Ася так сказала, значит, это правда, – отрешенно произнес он. – Наша няня ведь никогда не врет. Как тебе новая кроватка?

– Красивая. Я уже большая, чтобы спать с вами. И вы постоянно шепчетесь.

Адам засмеялся.

– Скоро тебе будет целых пять лет. Какой подарок ты хочешь?

– Дети не выбирают себе подарки, – важно объявила Ева.

Под утро, когда Адам только начал засыпать, дверь в его спальню и открылась, и появилась Ася.

– Скучно, – пожаловалась она и плюхнулась рядом, обняла его за талию, прижимаясь щекой к спине.

– Какое веселье вам нужно во сне? – сварливо проворчал Адам, еще не отошедший от ее «дышать нечем».

Но эта женщина уже умиротворенно посапывала.

*Поль Элюар. «Свобода».

26

– Ты стал в два раза больше качаться и в два раза дольше бегать, – насмешливо заметила Вика, – а уж трудоспособность твоя и вовсе выросла до небес. Знаешь, как это называется?

– Знаю, – буркнул Адам.

– Полтора месяца воздержания способны довести любого до ручки.

– Ты сейчас злорадствуешь или сочувствуешь? И вообще… люди годами воздерживаются, и ничего.

– Какие люди? – не поняла Вика.

– Разные, – уклончиво ответил Адам и захлопнул ноут. – Скучно.

– Послушай, – сказала Вика невозмутимо, – мы могли бы просто продолжать спать друг с другом. Без отношений.

Он почти спросил ее – чем это отличается от того, что было раньше, но в последнюю секунду удержал этот вопрос на кончике языка.

Наверное, с точки зрения Вики чем-то отличалось.

– Секс без обязательств, – уточнила она все так же спокойно. – По-дружески.

Предложение было слишком хорошим, чтобы Адам не ощущал некий подвох.

– Спасибо, – ответил он как можно более нейтрально. – Ты удивительно щедра.

В офисе программист Сережа учил Еву играть в детскую игрушку на компьютере. Ася что-то тихо обсуждала со стажером Мариной.

Адам подошел ближе.

– Попробуй зайти через сторителлинг, – услышал он тихий голос Аси. – Это сейчас ужасно трендово.

– Сторителлинг в маркетинге сложный жанр, – возразила Марина.

– Глупости, ничего и не сложный. Ты просто…

– За мной, – Адам бесцеремонно ухватил Асю под локоть и отвел ее в переговорку. Закрыл стеклянную дверь. – Вы теперь еще и маркетолог? – спросил он раздраженно. – Зачем вы лезете туда, в чем ничего не смыслите?

– Вы как будто много смыслите! – фыркнула она. – Я посмотрела ваши тренинги – это всего лишь компиляция Огилви, Карнеги и Котлера. Вы просто завернули классику в современную обертку и налили туда современной терминологии. Ни одной свежей мысли!

– Ради бога, – он сердито взъерошил волосы. – Люди ходят на тренинги не за свежими мыслями. Чтобы слинять с работы, потусить с себе подобными, запилить пост в инсте, самоутвердиться. Почувствовать себя молодцом – посмотрите, как я крут, я все время обучаюсь, создаю новые нейронные связи, ну и все такое. Я мог бы рассказывать анекдоты – эффект был бы точно таким же. Но вы-то откуда знаете про Огилви и Карнеги?

– Оспыде, это уровень первокурсника, – она задрала нос. – В университете я полгода работала менеджером по продажам брендовых наклеек на пакетики. Меня уволили. Я плохой продажник, совести слишком много. А вы что, думали, это какие-то сакральные знания? Только вы можете продавать воздух, все остальные идиоты?

– А вы самодовольная зазнайка. Думаете, что самая умная? Да вы просто сбежали от реальной жизни в свои фанфики, и теперь смотрите на остальных людей с высокомерием – ах, они такие нелепые. Ах, у них такие глупые желания и смешные переживания.

– Что это с вами? – пробормотала она изумленно. – Почему вы так злитесь? Прям как будто нормальный человек.

– Да потому что вы повсюду суете свой нос, – в сердцах ответил Адам. – Куда я ни посмотрю – вы везде, – и он вылетел из переговорки, игнорируя изумленные взгляды сотрудников.

Ася озадаченно почесала нос, глядя, как Адам покидает офис.

Вот ведь.

Сложно иметь дело с молодыми – они все эмоционально не устойчивы.

Она и сама такой была.

Кто знает, что за котел из гормонов, сомнений и комплексов бурлит внутри?

И все равно ей было неприятно, что он сердится.

Ася не любила ругаться с Адамом. Ей нравилась его мягкость, и то, что он многое ей позволяет, и все время прикасается, и смотрит с какой-то необыкновенной завороженностью. Она постоянно ловила себя на том, что нежится, по-кошачьи, в этом тепле, и позволяет себе капризничать и своевольничать, как ребенок, которого балуют.

Никогда и никто так не относился к Асе – и никогда и ни с кем она не ощущала себя так свободно и уверенно. Ей даже казалось, что рядом с Адамом проявляются некие скрытые возможности ее разума, дремавшие прежде способности и обостряется интуиция. Перестав опасаться недовольства отца, Ася все больше понимала дочь.

Адам бы не понял, если бы она назвала его своей музой, но, фактически, так оно и было.

Изначально все внимание было только Еве, Адам казался лишь декоративным приложением к девочке. Ася и сама не заметила, когда оказалась в фокусе внимания и когда начала получать от этого удовольствие.

И когда стал шире ее собственный фокус.

Вот зачем ее сейчас понесло говорить ему гадости?

Что вообще на нее нашло?

– Не обращайте внимания, – Вика просочилась в переговорку. Кажется, весь офис наблюдал, как они пререкаются. – Целибат плохо сказывается на его настроении. Это из-за него Адам такой дерганый.

– Ага… Что? – до Аси не сразу дошел смысл сказанного. – Это еще что за оправдание для бедных? По-вашему всякий, кого не ублажает по ночам десяток гетер, сразу становится невротиком?

Вика закрыла за собой дверь, элегантно опустилась в кресло и сообщила скучающим голосом:

– Я предложила Адаму секс без обязательств.

– Молодец, – одобрила Ася, которая уже даже привыкла к откровениям Виктории. Она нравилась ей – хотя бы тем, что уверенно шагала по дорожке из ошибок, которые сама Ася уже совершила.

– Звучит слишком саркастично даже по вашим меркам.

– Ну что вы, – Ася потянулась и достала из шкафчика шоколадку для гостей. – Я всего лишь няня. В этом доме я воспитываю только Еву.

– Нет уж, говорите, что думаете, – настаивала Вика.

– Вы не хотите знать, что я думаю. Вы хотите, чтобы я поддержала вас. Вы молодец, Вика.

– Перестаньте так делать. Это бесит.

– Рассказать вам сказку? – сдалась Ася. – Давным-давно в некотором царстве некотором государстве жила одна молодая и глупая девочка. Она встречалась с мальчиком, но совершенно не воспринимала его всерьез. Изменяла ему. Игнорировала его. А потом он ее бросил. И тогда девочке показалось, что свет померк. Любовь, которая мальчику была уже не нужна, накрыла девочку с головой. Отчаяние и душевные терзания поселились в ее сердце. Но мальчик не собирался к ней возвращаться, а она никак не могла поверить, что он это серьезно. Казалось, что он вот-вот передумает. Надо просто чуть-чуть поднажать. И она предложила ему секс без обязательств. «Ты свободен, – сказала девочка, – я свободна. Давай просто спать друг с другом, пока не найдем себе кого-то». И мальчик согласился, но все стало еще хуже. Потому что физический контакт без эмоционального отклика принес девочке только обесценивание себя. Она ощущала, что продается за ласки и поцелуи. С каждым днем чувствовала себя все более ничтожной. Все более жалкой. И тогда включилась программа саморазрушения. Алкоголь, секс с незнакомцами, и ненависть к себе. А мальчик… все это время он ухаживал за другой девочкой, и в один прекрасный день оказалось, что он скоро женится. Он даже ничего не понял. Вот такая история.

Ася протянула Вике шоколадку.

– А у кого-то была бурная молодость, – произнесла та ошарашенно и даже с некоторым уважением.

– Обращайтесь. Я, как Шехерезада, способна тысячу и одну ночь рассказывать о своих неудачах. Думаете, почему я теперь веду праведный образ жизни? Потому что больше всего напоминаю себе алкоголика в завязке. Стоит один раз сорваться – и пожалуйста. Залетела на встрече одноклассников.

Ася развела руками, демонстрируя себя – ходячую катастрофу – улыбнулась и пошла спасать Сережу от Евы.

– Смотри, – Ася протянула ладонь, на которой лежал мандарин. – Моя козявка уже такого размера. У нее отвалился хвостик.

– У нее был хвостик? – округлила глаза Ева.

– И у тебя был хвостик, – Ася подгребла ее поближе и открыла книжку. – Вот так сейчас выглядит моей ребенок.

– Головастик.

– Зато у козявки теперь открываются глаза. А у меня заканчивается первый триместр. Это значит, что я больше не буду такой ужасной плаксой.

– Ты не плакса, – утешила ее Ева. – Женя плакса.

Женя была девочкой с танцев, которая ревела по любому поводу, чем постоянно повергала Еву в изумление.

– Скоро я пойду на скрининг, – похвасталась Ася, – и мне покажут мою козявку на мониторе.

– Я тоже хочу посмотреть на козявку, – немедленно вызвалась Ева.

– Ладно.

– И я, – подал голос Адам, молчавший весь вечер.

– Ну куда же без вас.

Наступил сентябрь, и Ася действительно стала чувствовать себя лучше. Прошли приступы слабости и головокружения, ушла утренняя тошнота, а спать теперь хотелось не так сильно.

Она снова вернулась за руль, катая Еву с танцев на подготовишки. Появилось даже свободное время, которое Ася проводила или в кафе с ноутбуком или в длинных прогулках по городу, а то и за чаепитиями с редкими друзьями, которых она за лето подзабросила.

У нее было не то что меланхоличное настроение, но очень осеннее.

Несмотря на то, что Ася в этот период была занята созиданием, ее не отпускало ощущение увядания. Как будто все самое интересное в жизни было уже позади.

– Ты обнаглела просто, – заметила подруга Саша, минут двадцать выслушивашая Асино нытье. – Теперь тебе не надо насиловать свой мозг над всякими тупыми задачами. Посмотри на меня – от одного налогового отчета до другого. Начальник на тебе не срывается. Никаких пробок по дороге на работу. Не надо платить за жилье и еду. Зарплата белая. А ты вся из себя «отговорила роща золотая». Что сложного в том, чтобы приглядывать за одной маленькой девочкой? К тому же она уже достаточно взрослая, не младенец. Это же работа мечты.

– Ты права, – печально согласилась Ася. – Только все это уже давно совсем не работа. Это мыльный пузырь из иллюзий.

– Ууууу! Узнаю эти интонации. Аська, в кого ты втюрилась на этот раз?

– Ни в кого. Ты же знаешь, что мне нельзя не то что влюбляться, а даже думать о том, чтобы влюбиться. Это каждый раз превращает мою жизнь в руины.

– Но если уж совсем припрет, – посоветовала Саша, – выбери кого-нибудь бесполезного. Курьера или водопроводчика. Хотя нет, терять хорошего водопроводчика может быть жалко. И что за хаос на твоей голове? Тебе давно пора постричься и покрасить волосы.

– Нет. Никаких салонов красоты. Предпочитаю быть похожей на йети. Чтобы нормальные люди пугались, глядя на меня.

– Типичная влюбленная Аська, – хмыкнула Саша, – в режиме «чем хуже – тем лучше». Ты безнадежна.

– Да, – мрачно согласилась Ася, – я безнадежна. Пойду прослушаю очередной онлайн-курс о самодостаточности и наслаждении одиночеством.

– Да тебе пора самой такие курсы вести.

– Ненавижу коучеров.

– Точно. Как звали того придурка, который вытряс из тебя всю душу и деньги, а потом уехал дауншифтить на Бали? Он еще написал цикл постов «Моя шизоидная бывшая» и прославился своими видосами на ютубе. Там он одевался как клоун и изображал тебя. Тоже ведь именовал себя коучером.

– Вальдемар Мо, – Ася встала. – В миру Вовка Мордашкин. Пойду я, Сань.

– Эй, – крикнули ей вслед. – Не пропадай опять. Вечно ты исчезаешь в пучинах морских. Хотя бы инстаграм веди! И выщипай брови!

– Я-год нет кис-ле-е клюк-вы, – Ева сосредоточенно водила пальцем по книжке, и ее бровки были домиком. Ася лежала подле нее на полу на спине и время от времени поднимала то одну ногу, то другую. Считалось, что так она делает гимнастику для беременных. – Я на па-мять зна-ю бук-вы.*

Ева отбросила в сторону книжку и плюхнулась рядом со своей няней, тоже дрыгая ногами.

– Не буду больше читать! Это скучно!

– Правильно. Никогда не читай книжки, – одобрила Ася. – От них один вред. Посмотри на меня. В детстве я глотала книжки, как бутерброды. И что получилось?

– Как глотала?

– Метафорически.

– Ась, – Адам, который довольно долго стоял на пороге, глядя на их возню, решил вмешаться. После душа у него еще были влажные волосы. – Я ухожу и домой ночевать не приду.

Вместо ответа она подсунула Еве брошенную книжку.

– Почитай папе на дорожку, детка.

– Ос-лик, – послушно произнесла Ева, но, кажется, лукавила. Она просто помнила эти стишки наизусть, – был уж-ас-но зол. Он уз-нал, что он о-сел.

– Простите? – изумился Адам.

– Бегемот разинул рот: булки просит бегемот, – засмеялась Ася и села: – Панцирь носит черепаха, прячет голову от страха. Дятел жил в дупле пустом, дуб долбил, как долотом.

– И почему мне кажется, что вы сейчас ругаетесь? – спросил Адам.

– Потому что она ругается, – объяснила Ева и, встав на колени, закрыла ладошкой рот Аси. – У нее губа дергается, когда она ругается.

– Ничего у меня не дергается, – пропыхтела Ася. – Я добра и бодра.

Адам присел перед ней на корточки и убрал руку дочери. Посмотрел, как предательски дернулась вверх верхняя губа. Покачал головой.

– Круглый ноль такой хорошенький, но не значит ничегошеньки! – продекламировала Ася и сама себе закрыла рот.

– И давно она разговаривает стишками? – спросил Адам у Евы.

– Дня три, – ответила она. – Это весело.

Он так старательно в последнее время избегал Асю, что не заметил того, как она окончательно сбрендила.

– Я – холеный помидор с кожею атласной, и вступать со мною в спор овощам опасно! – вырвалось у Аси. – Простите, это как икота. Просто идите, куда шли. Ай да умница козел, он и по воду пошел.

– Так осел или козел? – спросил Адам, едва сдерживая смех. – Вы уж определитесь.

– Шалтай-Болтай сидел на стене. Шалтай-Болтай свалился во сне. Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая, Шалтая-Болтая собрать!

– Господи, – Адам поднялся и потянул Асю за руку. – Идите сюда и расскажите, что с вами приключилось.

– Вам же было пора!

– Я собирался на дачу к друзьям, но теперь мне даже страшно уезжать.

– Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу. Будь попрочнее старый таз, длиннее был бы мой рассказ.

Ева засмеялась так громко и заливисто, что даже свалилась на спину, как черепаха.

Адам и Ася смотрела на нее во все глаза.

Их тихая, сдержанная, молчаливая Ева никогда так не хохотала.

– Да езжайте уже на свою дачу, – отмерла наконец Ася. – Видите, у нас все в порядке.

– Больше не хочу, – Адам направился в детскую спальню. – Мне и дома хорошо. И вообще, я спать хочу!

– Ваше койко-место в другой стороне! – Ася шла за ним по пятам. – Мы договорились о раздельном проживании.

– Я передумал.

– Вы не можете передумать!

– Отлично могу, – Адам рухнул на кровать и закинул руки за голову. – Овощи только так и поступают, госпожа холеный помидор.

Ева вбежала в комнату и с разбега плюхнулась на свою кроватку, стоявшую рядом.

– Сегодня книжку мне читает папа, – заявила она требовательно.

– Не слышу, – проговорила его няня. – Ты сказала – Ася?

– Я сказала – папа!

– Что говорит эта девочка?

– Папа! Папа! Папа!

Адам смеялся.

Ася подошла к полке и уверенно достала оттуда книжку.

– Ну что же, папа, кажется, вам давно пора кое-что сказать своей дочери.

Ева улеглась поудобнее и уставилась на него своими огромными черными глазищами. Ася укрыла ее одеялом и приглушила свет.

Адам прокашлялся.

– Деби Глиори «Что бы ни случилось», – с выражением начал он и прочитал вот что:

В этот вечер Малыш ужасно расстроился. Он рвал и метал, никак не мог успокоиться.

Он топал ногами, кидал игрушки на пол, громко кричал и даже немножко заплакал.

– Ай-яй-яй, – Большой удивился. – Почему ты вдруг так рассердился?

Малыш вздохнул и грустно ответил:

– Потому что таких злых Малышей не любит никто на свете.

– Ну, – сказал Большой, – это просто смешно. Злой ты или нет, я люблю тебя все равно.

– А если бы я стал медведем и жил в пещере, ты бы тоже любил меня, ты уверен?

– Конечно, – ответил Большой, – так уж суждено. Медведь или нет, я люблю тебя все равно.

– А если бы я был противной зеленой букашкой, ты любил бы меня, тебе бы не стало страшно?

– Что тут скажешь? Только одно. Я люблю тебя все равно.

– Если тебе и букашка кажется милой, что, если бы я зубастым стал крокодилом?

– Крокодилам на свете живется не сладко, но я бы обнял тебя и уложил в кроватку.

– А если любовь износится и ослабеет? Можно её как-нибудь починить или склеить?

– Этот вопрос можно задавать бесконечно. Я знаю только, что буду любить тебя вечно.

Когда Адам закрыл книжку, Ева уже спала, но даже во сне она улыбалась.

*Здесь и далее – стихи Самуила Маршака.