Текст книги "Месть Ветра (СИ)"

Автор книги: Svir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Найери стояла к Дикону спиной, но стоило тому подъехать, обернулась, словно являлась живой. Сердце пропустило удар, он зажмурился, стискивая руль «Соны», и чуть не вскрикнул, когда на плечо опустилась чья-то рука.

– Да не пугайся ты, не пугайся, – прошамкал беззубым ртом старик, который вовсе не выглядел ни выходцем, ни порождением тумана. От него несло костром и вишневым ароматом, в руке он держал штыковую лопату черенком вниз. – Вот сколько раз я говорил убрать это непотребство, а ни в какую. Вот дождутся же, что кого-нибудь удар хватит.

– Вы о найери? – спросил Дикон. Он еще не отошел от потрясения, и голос слегка подрагивал, хотя спрашивается: с чего бы? В своих кошмарах Дикон видел вещи и похуже, и пострашнее.

– А о чем же еще? – старик улыбнулся, показав редкие зубы, через один замененные на стальные протезы. – В ней поворотный механизм и камеры в обоих глазах.

– Разрубленный змей… – прошептал Дикон, а мне почудилось, она живая…

– Спутников Ушедших не нужно бояться, они и ваша защита тоже, – наставительно сказал старик и принялся сжимать его плечо и темнеть лицом.

Дик охнул и от боли, и от вновь овладевшего им ужаса, но не дернулся, застыл. Через мгновение видение исчезло окончательно. На плечо Дикона давила тяжелая ветка старой вишни, а в шаге от него возвышался серый валун, лишь отдаленно напоминающий по форме человеческую фигуру.

– Кош… – прошептал Дикон. Если Дорак действительно наблюдал за ним, то, вероятно, давно убедился в том, что Алва имеет дело с сумасшедшим. – А и плевать.

Звук собственного голоса придал уверенности. Дикон слез с «Соны» и, обогнув фонтан, сел на бортик чаши. Скульптура найери была высечена из белого мрамора очень тщательно – рассмотреть удавалось каждую чешуйку ее хвоста – а на лицо она оказалась даже хорошенькой. Внизу под слоем очень прозрачной воды лежали камни, покрытые темно-зелеными водорослями. На поверхность упал зеленый лист, пустил рябь…

– Вы просто воплощенная аллегория, герцог Окделл.

– Аллегория чего? – Дикон поднял взгляд на очередного подошедшего. Невысокий пожилой мужчина с благородным лицом мало напоминал собственные портреты, особенно официальные. Видимо, художники, писавшие их, вкладывали слишком много своего отношения. Снимать же себя специально Квентин Дорак не позволял, видимо, приверженный суеверию морисков. Те утверждали, будто фотографии способны запереть отражение в зеркалах. Конечно, подобное не происходит со всеми, но каждый, кого хотя бы единожды снимали на пленку, мог однажды подойти к зеркалу и не увидеть ничего.

– Пока не решил. Рокэ, когда-то сидящий на том же самом месте, что и вы, и точно так же любующийся листом на водной глади, показался мне воплощением печали и одиночества. Однако вы – совершенно другое.

Дикон пожал плечами.

– Вы хотели меня видеть?

– Уж простите любопытство старику, – Дорак улыбнулся уголками губ, но его глаза остались настороженными и очень внимательными. – Возьмите под уздцы своего железного коня и пойдемте, иначе проблуждаете до вечера. В этом саду легко потерять верное направление, а вы уже трижды сворачивали не туда.

Дикон повиновался, взял мотоцикл и покатил следом за высокопоставленным проводником. Дорак не спешил, но и не двигался нарочито медленно, разговор не заводил. К дому они вышли минуты через три, и Дикон прикусил губу, чтобы себя не выдать: вблизи серый особняк давил еще сильнее.

– Здесь мы расстанемся с вами, свою красотку оставьте у лестницы, никто ее не похитит. Дальше поднимайтесь и следуйте за Найдой, она проведет вас куда нужно, – сказал Дорак. – Езжайте и больше не ошибайтесь в переплетении дорог. Даже самые широкие и накатанные пути бывают ложными. Пожалуй, скорее всего, такими и являются, ибо сворачивают на них слишком многие, – и отступил под сень вишен.

Дикон не стал размышлять, был ли то настоящий хозяин загородной резиденции или призрак, принявший его облик, сел на «Сону» и покатил к парадному входу. Он сделал все так, как велено: поднялся по лестнице к высоким (вровень окон на втором этаже) двустворчатым дверям из светлого дуба, оглянулся в поисках служанки или помощницы Дорака, но никого не обнаружил.

Ничего не оставалось, как ждать. Дикон сел на верхнюю ступеньку и принялся рассматривать носы собственных сапог. Ожидание не угнетало, а забавляло и слегка раздражало. Он ненавидел неопределенность и боролся с двумя противоположными желаниями: уйти немедленно и подождать хотя бы до темноты. В первом случае Дикон опасался снова заблудиться в саду, во втором – еще и ночной дороги до города, к тому же, ворота перед ним могли и не открыться.

Клацающий звук он расслышал не сразу, а когда обернулся, даже не сообразил, стоит ли реагировать на подошедшее существо как на порождение больного воображения или все же объект материальный и даже в некотором смысле живой. Когда-то оно точно таковым являлось, но теперь многие составные части его тела заменяли механические протезы. На лысой металлической голове удлиненной формы посверкивали вишневые глаза, которые казались Дикону живыми и умными. Механического монстра – собаку – делали на основе борзой. О том свидетельствовало строение лап и головы, а шерсть заменяли серебристые нити, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся сделаны из малюсеньких серебристых шариков.

– Ты Найда? – спросил Дикон.

«Собака» вильнула голым металлическим хвостом и вполне по-человечески кивнула.

– Тогда веди, – сказал Дикон и поднялся.

========== Глава 13 ==========

Цок-цок, цок-цок раздавалось по коридору. Они шли по красной ковровой дорожке, но металлические когти все равно стучали по плитке, попадая между нитями или прорывая их, – Дикон не был знатоком того, как создаются ковры, он лишь слушал это цок-цок-цок и ждал, когда же оно прекратится. Внутри особняк не казался зловещим, скорее даже уютным, выполненным в мягких теплых тонах. Оказавшись в подобном антураже удавалось примириться со многим, в том числе и с монстром-сопровождающим.

Кабинет закончился дверью из красного дерева с замысловатой медной ручкой в виде вишенки (с первого взгляда и не разберешься, как с ее помощью можно открыть) и позолоченными вставками. Найда села на скрытый «шерстью» зад и тявкнула совершенно по-собачьи. Что-то щелкнуло, а затем дверь открылась, но не традиционно, а въехав в паз, располагающийся в стене.

Первым, на что упал взгляд, оказалась огромная хрустальная люстра. Она спускалась с потолка и занимала практически все пространство вверху. В сравнении с ней и широкий стол, за которым сидел теневой правитель Талига, и окружающие его механизмы выглядели незначительно.

– Проходите, герцог Окделл, простите, что не могу встретить вас у двери.

– Не стоит извинений, – Дикон прошел внутрь, надеясь на то, что раз хозяин кабинета заговорил с ним первым, никакой механический телохранитель на него не набросится. Он знал о покушении, которое Дорак пережил несколько лет назад, даже видел кадры с той церемонии: большой королевский выход ничего необычного не обещал, а потом в залу ворвались несколько механических убийц и принялись крушить все вокруг. Королевская охрана успела спасти принца Фердинанда и его мать, королеву Алису. Алваро Алва выхватил ритуальную, слишком короткую, но, тем не менее, острую шпагу и бросился на одного из убийц, прикрывая министра Диамида и его заместителя, мало кому на тот момент известного Квентина Дорака. Последний не оборонялся, зато закрывал министра собственным телом и пытался проводить к двери, за которой ранее исчез принц с королевой. Он успел спасти Диамида, но пострадал сам. Якобы уже поверженный механизм ожил и кинулся на него. Темная тень проскользнула меж ними, принимая на себя смертельный удар – борзая, невесть как пробравшаяся в королевский дворец. Другой клешней механизм задел Дорака по голени, срезав мясо до кости.

Дикон перевел взгляд на монстра-провожатого и не смог сдержать удивления.

– Да, вы верно предположили, – сказал Дорак, хотя Дикон ничего не говорил, – тогда меня спасла именно Найда. Признаться, думал, в жизни больше не подойду ни к чему механическому, но пока мориск-лекарь пытался спасти ногу, а я орал, несмотря ни на какие обезболивающие тинктуры и кассеру, ко мне подошел барон Ульрих Бертольд Катершванц и предложил спасти собаку. Я согласился, не раздумывая ни одной секунды.

Дикон подошел к столу. Несмотря на все усилия лекаря, спасти ногу Дораку так и не удалось. Талигойский коновал оттяпал бы ее по бедро, а багряноземелец ампутировал по голень и сделал это очень аккуратно. Все последующие годы Дорак пользовался механическим протезом и мало чем отличался от нормального человека, но, видимо, теперь годы брали свое, и он все больше сидел в кресле.

– Присаживайтесь, герцог.

– Если это возможно, я хотел бы обойтись без титулования, – попросил Дикон, садясь.

– Как скажете. Сейчас подадут шадди.

Дикон кивнул и осторожно огляделся по сторонам. В углах комнаты притаились механизмы, чем-то напоминающие тех самых убийц, что едва не отняли у Дорака жизнь. Их отличала только округлая голова из какого-то серебристого металла, а жвалы и клешни, как и ноги на шарнирах, казались аналогичными. За столом справа и слева сидели и строчили писцы – автоматы, состоящие из квадратных ящиков и искусственной руки. В довершение ко всему в окно влетел золотой жук, опустился на стол, подкрался к Дикону и уколол иголкой-жалом до крови.

– Ай…

– Прошу прощения, – сказал Дорак, – зато теперь у меня будет образец вашей крови – на всякий случай. Если вас, упаси Создатель, ранят, не придется делать анализ и ждать, останется сразу послать за нужной группой и резус-фактором. Поверьте, быстрое переливание спасло жизнь многим хорошим людям.

В кабинет вошла самая обычная девушка с подносом, на котором находился кофейник, две крохотные чашечки из белоснежного холтийского фарфора и вазочка с печеньем в виде шестеренок.

– Вам еще что-нибудь понадобится, дядя? – спросила она.

Дорак улыбнулся и поблагодарил.

– Вы уже решили, будто я свихнулся на механизмах и отказался от общества настоящих людей? – спросил он, когда девушка вышла.

Говоря по правде, Дикон решил именно так и теперь чувствовал немалое облегчение из-за ошибки.

– Извините, немудрено было сделать такой вывод, – искренне покаялся он.

– Вы не лукавите, это очень хорошо, – заметил Дорак, разливая шадди. – Надеюсь, нам и дальше удастся говорить открыто.

– Рассчитываю на это, господин министр.

– Фи, – сказал Дорак и поморщился, – вы только что попросили обойтись без титулований, так вот я со своей стороны прошу вас опустить обращение по должности. Подходит, Ричард Окделл?

– Вполне, – согласился Дикон.

– Пейте шадди, он великолепен.

Дикон сделал первый глоток и кивнул. В доме Алвы шадди готовили много лучше – с легкой горчинкой и приятным послевкусием, к тому же не опошляли сливками – но и этот оказался недурен.

Золотой жук пискнул, подполз к писцу, в боку того зажглась пара лампочек и вылезла ячейка, жук забрался туда, а потом втянулся внутрь. Механическая рука принялась писать с удвоенной скоростью.

– Вот и ваш анализ готов, – Дорак дождался, пока писец закончит, и потянулся к листку. – Довольно интересно, – сказал он, проглядев написанное. – У вас та же группа, что и у Рокэ, нулевая. Был бы я священником, мог бы подвести под это одну из нелепейших религиозных теорий. Кроме вас и Рокэ такая же группа у маркиза Эр-При и Альдо Ракана – так называемых потомков Ушедших. Однако существует одно но: у Рокэ другой резус, чем у вас всех.

Дикон повел плечом и поинтересовался:

– Вы ждете от меня комментариев? Я не сведущ в медицине.

– Что вы! Я счастлив вашей НЕ реакции на мои слова. Скажи я подобное в обществе вашей матушки…

– О, нет, не стоит травмировать нервное здоровье ни эрэа Мирабелле, ни себе, – улыбнулся Дикон. Конечно, он понимал, что Дорак отлично умеет втираться в доверие, манипулировать, а сейчас наверняка следит за его реакциями и пытается определить, с кем имеет дело. Однако, несмотря на все это, министр, глава правительства, руководитель тайной полиции и самый опасный человек в Талиге в одном лице вызывал у него странную иррациональную симпатию. Возможно – из-за потерянной ноги, монстра-собаки, преданности Алваро Алве и беспокойства о его сыне.

– Вы нравитесь мне, Ричард Окделл, – сказал он спокойно и без каких-либо эмоций, просто обозначил факт. – Потому я и хочу просить вас внимательнее присмотреться к Рокэ.

Дикона словно окатили ледяной водой в знойный полдень, он даже на миг задохнулся, а потом сказал четко, проговаривая каждое слово:

– Я не стану ни следить, ни доносить.

– А мне этого и не нужно, – заверил Дорак. – Я не прошу у вас отчетов, мне вообще ничего не нужно. Вы рядом с Рокэ, и он, я смею надеяться, теперь хотя бы не пьет ночи напролет.

Фраза прозвучала более чем двусмысленно, и Дикон со злостью понял, что уши и щеки начали гореть.

– Мне не нужен шпион рядом с Рокэ, но я сильно рассчитываю на человека, которому он небезразличен, – если бы Дорак вздохнул или в его интонациях проскользнул хотя бы намек на эмоции сродни тем – отеческим – постоянно сопровождающим речи Штанцлера, Дикон встал и ушел бы, не прощаясь, совладал бы с воротами как-нибудь – придумал. Однако Дорак оставался спокойным и собранным, он доносил информацию и делился сведениями, обозначал задачу, а вовсе не давил на жалость, долг или любовь. Этим он сильно подкупал Дикона, который манипуляции терпеть не мог. – Потому как именно такой человек, партнер, друг и… возлюбленный сумеет рассмотреть грань его характера, неподвластную никому, и спасти.

– О чем вы говорите?..

– Вы ведь ищете «Художника».

Дикон кивнул, хотя Дорак не спрашивал.

– Вы, конечно, знаете отличительную особенность всех маньяков: они хотят быть знаменитыми, а иной раз и пойманными.

– Потому он и оставляет спирали, – сказал Дикон.

– Совершенно верно, но гораздо интереснее маньяку ловить самого себя.

– ЧТО?! – Дик не совладал с голосом и вскочил, едва не перевернув кресло, один из механических телохранителей дернулся в его сторону, но тотчас застыл. – И вы еще называете себя другом Рокэ?!

– СЯДЬТЕ, Ричард Окделл, и дослушайте до конца!

Ноги, кажется, подломились сами собой. Дикон опустился в кресло и сжал кулаки, его трясло.

– Вы живете в его доме и не могли не замечать, что Рокэ бывает странным.

«Не сильнее, чем я», – мог бы возразить Дикон, но предпочел промолчать. Дорак точно мог бы использовать любое сказанное Диком слово против него же самого.

– Если я ошибаюсь, то только буду рад этому. Если убийства не совершает темная сторона Рокэ, а какой-то мерзавец, возомнивший себя Создателем или Леворуким, я стану, наконец, спать спокойно. Но если это он, я прошу вас всего об одном телефонном звонке. Он единственный сын Алваро, оставшийся в живых, и я никогда не допущу, чтобы его ожидала Занха.

– Вы…

– Не задумавшись, совершу преступление против закона, лишь бы спасти Рокэ. Я спрячу его в закрытой клинике, потом переправлю в Багряные земли, перепоручив дальним родичам. Увы, но просто отвезти его в Кэналлоа и оставить в родном замке не выйдет: он вернется меньше чем через десять дней.

– Какие у вас доказательства? – спросил Дикон.

– Думаете, я обратился бы к вам, имей их на руках? К сожалению или к счастью, но у меня есть только подозрения, связь и память.

– Какая связь? – Дикон нахмурился.

– Спираль и литера, конечно. Я не удивлен, что не догадались вы, Людвиг или еще кто-то, но Рокэ! Являться Повелителем Ветра, увлекаться оккультизмом в юности, ездить на раскопки в Гальтару и при этом не узнать обозначение Ветра, который сам же носишь на шее?..

– А литера?!

– Рокэ обычно совершенно не следит за своим языком. Он знает этикет, может вести себя безупречно, но в повседневной жизни нарочито плевать хотел на куртуазность. Таков его своеобразный протест против отца. Алваро временами перегибал палку, но без этого Рокэ давно сгинул бы в море или пристрастился к дури в вонючем багряноземельском притоне. Так какое его любимое ругательство?

Дикон задумался, хотя слово всплыло в памяти раньше, чем Дорак замолчал.

– Малдэ.

– Грубая, короткая переделка кэналлийского «Малдисион» – проклятие.

– Проклятие Ветра, – проронил Дикон, – но… это ведь ничего не значит!

– Именно так. Мне проще думать о том, что маньяка чем-то зацепил Рокэ, он это умеет. Даже если он не встречался с «Художником» лично, то слишком ярок сам по себе, такая красота, как у Рокэ, просто не может не привлекать внимания. Маньяки, бывают, серьезно увлечены теми, кто пытается разоблачить их. Но в этом случае, ваша внимательность, Ричард, также не будет лишней. После Винной Рокэ стал непохожим на себя. Мне, иной раз, он кажется зеркалом, отражающим его настоящего, которое разбили, а потом склеили. Только осколки подошли друг к другу неидеально, потому сильно искажают, – Дорак допил шадди и наполнил заново свою чашечку. – Впрочем, после произошедшего иного не могло и быть.

– Случилось нечто страшное, да?

– Вначале предательство, потом насилие. Тот год оказался урожайным: покушения сыпались на Рокэ чуть ли не каждый месяц, но его словно хранило провидение. До тех пор, пока он сам не совершил глупость. Он влюбился в женщину по имени Эмильенна Карси. Она заманила Рокэ в ловушку. Большая удача, что ваш покойный батюшка на этот раз приказал не просто убить, а хорошенько поизмываться прежде – это дало нам необходимое время. Однако то, через что пришлось пройти Рокэ… – Дорак покачал головой. – Вы видели его спину.

Дикон нахмурился. Он помнил мягкость черных волос, прикосновение губ, бархатный голос, терпкий аромат кожи и блеск синих глаз, но никак не спину и шрамы.

– Рокэ ненавидит вспоминать ту историю, но вам, возможно, расскажет ее, – продолжил Дорак. – Эмильенна Карси стала первой официальной жертвой «Художника».

Дикон прошипел свое «Кош…» и, не удержавшись, провел по векам жестом, заимствованным у Алвы.

– Я все равно отказываюсь верить, будто Рокэ мог пойти на такое.

– Случаются разные душевные расстройства, Ричард Окделл. Иногда личность дробится на две или даже больше. При этом человек может не помнить, что он делал, говорил, творил.

– Нет! – упрямо сказал Дикон. – Рокэ не такой.

За окном раздался шум. На карниз опустился ворон, каркнул и ударил в стекло клювом.

– А вот и спутник Ветра пожаловал, – сказал Дорак и улыбнулся. – Кажется, мы засиделись с вами, Ричард Окделл. Скоро начнет смеркаться, а вам еще возвращаться в город. Осторожнее на дороге.

Дикон кивнул и поднялся. Он уже почти дошел до двери, когда сообразил, что так и не узнал номера, по которому должен позвонить, если Рокэ… нет, в это он отказывался верить, но будет нелишним узнать, куда можно обратиться за помощью.

– Вы так и не сказали, как я могу связаться с вами.

– Это просто, – сказал Дорак. – Вы наверняка заметили в кабинете Рокэ несколько телефонных аппаратов: для звонков в Управление, общения с подчиненными, прямая линия с Ружским дворцом и мной. Телефон с вишенкой – просто снимите трубку, и попадете ко мне.

========== Глава 14 ==========

Дикон сидел за столом и смотрел на фотографию – вот уже, наверное, полчаса. Жуткое произведение искусства, которое не смог испортить даже бесталанный полицейский фотограф. Со снимка – из черно-белых тонов, окрашенных кровью, видной только для Дикона – вглядывалась в него голова мертвой Катарины Ариго с выколотыми глазами. Любовница Алвы, призрак которой Дикон видел в Управлении, улыбалась намалеванными ярким кармином губами, из которых выползал таракан. Кукла… у той самой куклы на дороге было именно ее лицо.

Виденное сейчас Диконом казалось еще отвратительнее из-за нововведений, допущенных «Художником». Не просто выколотые глаза, все тело, расположенное ниже, отсутствовало. Голову Катарины маньяк пристроил на шарнирные опоры, создавая образ полумеханической паучихи – гибрида человека и машины. Распиленные чудо-пилой части ее тела валялись здесь же. Одна из опор как раз попирала срезанную руку, указывающую на деревянную доску с нарисованной кровью спиралью и литерой «М» – Местью Ветра.

Дикон закрыл глава и замотал головой. Наверное, если бы он увидел место преступления воочию, то рухнул в обморок под дружный смех собственных коллег. Ясно теперь, почему Алва был такой бледный и не в себе, и почему сорвался – тоже. И вовсе не безумие им владело, просто Дикон слишком мало знаком с ним, а иной раз и не понимает вовсе.

Откровенность – еще не все, постель – тоже не так и важна, когда имеешь дело не столько с человеком, сколько с астэром, а то и самим воплощенным Анэмом. Возможно ли понять потустороннее существо или к нему получится лишь приблизиться, причем на срок, который оно само отмерит?

Хлопнула дверь, Алва быстрым шагом вошел в кабинет и устроился в кресле, закинув ногу на деревянный подлокотник. Сегодня он надел ярко-синюю рубашку под черную кожаную куртку и штаны. От этого глаза его, казалось, горели еще ярче.

– Кто-то умер? У нас новое преступление? Или у вас просто разболелись зубы? – поинтересовался он светским тоном. – Ричард, не молчите.

– Я… – произнес Дикон, из головы не шел разговор с Дораком, хотя он и пытался забыть о нем. Алва мог быть странным, непредсказуемым, но не ненормальным. В отличие от самого Дикона, видения его не посещали. – Я хотел бы выразить вам соболезнования.

Черная бровь взметнулась вверх в жесте удивления.

– Ричард, о чем вы? Все мои родичи мертвы, по крайней мере, близкие. Есть Салины, но они на Марикьяре, кроме Берто, но с ним все хорошо, с Диего я разговаривал по телефону буквально пару минут назад. Имеются племянники в Багряных землях, но случись с ними что-либо, я узнаю об этом всяко раньше вас.

Дикон сглотнул ком, вставший в горле. Судьба предоставляла ему шанс вызвать Алву на очередную откровенность. Вот только какова окажется ее цена и сумеет ли Дикон оплатить ее?..

«Будь, что будет, – решил он, – я хочу знать».

– Я не подумал, вы… любили ее? – удивительно, он произнес вопрос очень спокойно, даже безразлично. Дикон от себя подобного не ожидал.

– Что за бред вы несете? – Алва нахмурился, резко встал и, подойдя к Дикону, вырвал фотографию у него из рук, мельком взглянув, кинул на стол изображением вниз и усмехнулся: – Ах, это. Вы снова забиваете себе голову глупостями.

– Разве?

– Конечно. Либо же вы намеренно желаете оскорбить меня, предположив, будто я могу испытывать какие-то чувства к лгунье и лицемерке. Валме, к вашему сведению, не знает практически ничего, кроме пары моментов, причем упомянутых мной лично. А у меня, как известно, активное и немного больное воображение.

Дикон выдохнул:

– Простите… Хорошо, что между вами ничего…

– Мы несколько раз переспали, – перебил его Алва и пожал плечами. – Эта шлюха становилась откровенной после секса, я имел с ней дело, когда нуждался в информации, но не испытывал никаких чувств. Вы вообще о чем, Ричард?

Дикон уставился на него в упор, хорошо, рот не открыл, иначе сошел бы за деревенского дурачка. Либо у Алвы остатки морали вывернулись наизнанку, либо… Как можно заниматься любовью за информацию, Дикон попросту не понимал.

– Какой взгляд! – восхитился Алва. – Готов поставить Звезды Кэналлоа, вы не можете понять, как можно ложиться в постель, не испытывая к партнеру ничего, кроме легкого омерзения. Можно, юноша, уж поверьте. Все женщины устроены одинаково, как впрочем, и мужчины, а тело, если оно молодо и здорово, легко возбудить.

– Я не стану спорить с вами!

Алва расхохотался – громко и зло.

– Я не люблю говорить комплименты, Ричард, но именно подобное отношение в вас и подкупает, – произнес он задумчиво, отвернувшись к стене. – Всем обычно требовался не я, а соберано Кэналлоа или маркиз Алвасете до него. Или, что еще более мерзко, правая рука Дорака и дальний родич короля. Реже – красивый образованный спутник, знающий, сколько зубьев должно быть на вилке для поедания рыбных блюд, и отличающий чайную ложечку от десертной. И, разумеется, блестящая партия: породистые суки всегда стараются заполучить кобеля с родословной подлиннее, – процедил Алва сквозь зубы и неожиданно легко улыбнулся. – Но вам, похоже, зачем-то сдался не Повелитель Ветра, соберано или убийца отца, а я сам.

Дикон прикусил губу и предпочел промолчать. Заверения и признания сейчас только все испортили бы.

Когда поздно вечером он вернулся от Дорака, то сразу пошел к Алве и собирался обо всем рассказать. Тот лишь поинтересовался, не возникло ли неприятностей по дороге, а затем положил указательный палец Дикону на губы и сказал, что не намерен знать ничего о состоявшейся встрече.

– Вы знаете, за кого Катарина Ариго, незаконнорожденная дочь Каролины Борн и то ли учителя, то ли вообще лакея, вышла замуж? – спросил Алва.

– За богача… так сказал Валме.

– Знаете его имя?

Дикон качнул головой:

– Нет.

– Фердинанд Оллар. Оллар! Номинальный король нашего пресветлого Отечества. Думаете, просто так? Эта женщина опутала своими интригами дворец, как паучиха дупло дерева. Да я первый поблагодарю «Художника» за то, что избавил Талиг от этой напасти. Может, так и сделаю, когда встречусь с ним лицом к лицу и убью.

– Мы его уже задержали, – напомнил Дикон.

– Думаете? – Алва скептически хмыкнул.

– И вы… никого не убили.

Алва повел плечом:

– Только из-за вас. Было темно, а вы сцепились с этой мразью. Обычно я не промахиваюсь, но здесь решил не рисковать.

– Вы плохо думаете о людях. Я уверен, Катарина Ариго не просто так встречалась с вами. Вряд ли она согласилась бы делиться информацией через постель, если бы вы были ей безразличны.

– Ричард, ваша наивность – нечто пугающее! – воскликнул Алва и закатил глаза к потолку. – У «гиацинтовой Катари», как она сама себя называла, были весьма интересные пристрастия и наклонности, которые она не могла продемонстрировать мужу, считающему ее ранимой и возвышенной талигойской розой. Когда мне требовалось узнать о ком-то или о чем-то, и я точно понимал о невозможности получения информации из другого источника, связывался с ней. Катарина обожала доминировать, практиковала связывание, легкие телесные наказания, – Алва поиграл пальцами, рассматривая кольца на руке, взял Дикона за запястье и принялся водить ногтем по его ладони, – зато потом из нее удавалось вить веревки.

– Прекратите! – потребовал Дикон. – Это уже слишком!..

Алва оторвался от своего занятия, удивленно взглянул на него и спросил, улыбаясь, как Леворукий:

– Ричард, вы хорошо себя чувствуете?

Какой хорошо?! У него горели щеки, а дышать стало совсем невозможно. Алва приблизился к нему еще и сел на подлокотник кресла.

– Ну, все-все, успокойтесь. Всегда забываю о том, что вы совсем невинны.

– Забываете, да? – Дикон перевел дух. Когда-нибудь Алва прикончит его своими откровениями, прикосновениями, взглядами… если не пристрелит раньше. – Может, потому что хотите видеть вместо меня отца?

Алва поморщился, провел ладонями по векам и, неожиданно схватив Дикона за подбородок, заставил смотреть себе прямо в глаза:

– Так вот в чем причина тревоги: не использую ли я вас в качестве замены? Говорю в последний раз: НЕТ. И хватит об этом! Я уже чувствую себя несчастным мужем ревнивой истерички, которая требует бредней о любви с утра до вечера.

Дикон дернулся и сжал кулаки.

– Правильно! – подбодрил Алва. – Лучше ударьте, действуйте, побери вас Леворукий! Я уже рассказал достаточно, но вы так и не удосужились сделать выводы.

– Какие еще…

– Ваш отец не просто хотел меня убить, а унизить, сломать… не знаю уж, что еще, – он разжал пальцы, накинул ногу на ногу, чудом удерживая равновесие на подлокотнике, – скорее всего, изнасиловать, но только не сам, а посмотреть, как кто-нибудь другой станет подчинять меня себе. И он, в конце концов, добился своего, а я в свою очередь охладел к нему. Ну, Ричард, вы довольны?!

Дикон прикусил губу. Драться резко расхотелось, а вот попросить прощения – да.

– Я… Рокэ…

– Вымолвите очередное «Простите», и ударю я, причем со всей силы. Синяк не сойдет дней восемь, обещаю, – предупредил Алва. – Из-за Эгмонта Окделла у меня вся спина в шрамах, думаете, я продолжил бы вздыхать о нем после такого?

– Не думаю… – тихо произнес Дикон. – Но тогда наши отношения тем более удивительны, ведь я сильно похож на него.

– Похожи… – губы Алвы тронула задумчивая улыбка. – Но не совсем, – он принялся гладить Дикона по лицу: осторожно, едва касаясь подушечками пальцев. – Те же русые волосы, непокорные, отказывающиеся лежать так, как положено, глаза цвета дождливого неба, чувственные губы. И тем интереснее, – он усмехнулся. – Хотите знать, что со мной сотворили, извольте. Я влюбился в женщину, на которую не стоило обращать внимания, прельстился светлыми волосами и кротким фиалковым взором. Она позвала – я пришел, и угодил в ловушку. Сражался, конечно, вряд ли одержал бы верх, но хотя бы забрал в Закат стольких негодяев, скольких смог, вот только те не стремились убить, а хотели лишь захватить. Кроме того, я неосмотрительно оставил Эмильену сзади.

«Эмильена Карси! Дорак говорил про нее», – подумал Дикон.

– Я очнулся в подвале: нагим, связанным, в крови. Лучше бы не подал вида, что пришел в себя. Прошло уже достаточно времени. Мой друг и учитель, Арно Савиньяк, поставил на уши всех полицейских, связался с Дораком, а у того… в общем имелись свои средства отыскать меня, которые до сих пор сочли бы применением магии, а не науки. Однако я неосмотрительно открыл рот. Далее для меня наступил персональный Закат.

– Рокэ…

– Мерзавец, которого я так и не разглядел, принялся кромсать мне спину тупым ножом, обещая, когда закончит, перейти к груди и к лицу. Я терял сознание, но ненадолго. Когда спина стала менее чувствительной, ее облили водой с солью. Я даже не кричал, орал, и ненавидел за это себя вряд ли меньше мучителей.

– Рокэ, не нужно!

– Все происходящее они снимали на пленку, обещали отправить ее Эгмонту Окделлу. А еще говорили, что рано или поздно мне понравится. Я не верил, да и кто бы поверил, будто жгучая, всепоглощающая боль может обернуться возбуждением? Это отвратительно, но когда я услышал имя вашего отца… он словно вдруг воочию возник в том подвале…

– Рокэ, пожалуйста! – Дикон не знал, как заставить его замолчать, потому просто схватил за волосы, притянул к себе и поцеловал. Алва откликнулся страстно и зло, тотчас перехватив инициативу.

Несколько минут спустя он отстранился и совершенно обыденным тоном без малейшего намека на эмоции сказал:

– А теперь за работу, хватит с меня воспоминаний, а с вас – увлекательных рассказов.

Дикон промучился минут пятнадцать, пытаясь пересилить неожиданно возникшее возбуждение, затем поднялся и, процедив «я на минутку», сбежал в свою комнату. Весь остаток дня его не оставляли фантазии, одна другой извращенней.