Текст книги "Месть Ветра (СИ)"

Автор книги: Svir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Временами в кабинете раздавался то один, то другой телефонный звонок. Дикону не понадобилось много времени, чтобы разобраться в системе: для сообщения с Управлением служил современный черный телефон. Алва отвечал на него неохотно, иногда игнорируя вовсе, а потом посмотрел на Дикона и переставил аппарат поближе к нему.

– Говорите, что меня нет на месте. Достали! Звонят по всякой ерунде.

Дикон кивнул и принялся отвечать на звонки, а потом тоже перестал поднимать трубку под тихое одобрение Алвы.

Телефон с прозрачной трубкой служил для сообщения с отделом на первом этаже. Звонил он нечасто. Алва отвечал ровно после шестнадцатого звонка.

– Вы незнакомы с работами профессора Левия? – спросил он, когда заметил внимание Дикона.

– Нет.

– Зря. Светило психиатрии, в большинстве своем, конечно, публикует чушь и несет бред тяжело больного на голову свихнутого есператиста-фанатика, но кое-что интересное иногда изрекает. Так вот, – вдруг оживился Алва. – Он утверждает, будто буквально все подвержены приступам десятисекундной паники. Раньше эта теория включала в себя только эрэа как более эмоциональных представительниц человеческого общества, но статистика, знаете ли, вещь упрямая.

– Вы… ставите эксперименты на своих подчиненных? – Дикон сам не мог понять, чего больше сквозило в его вопросе: осуждения или невольного восхищения.

– Я спасаю их от проявления тупости и глупости, непосредственно независящей от интеллекта. Итак, о внезапных панических состояниях… вам интересно? Я могу и помолчать, если нет.

Дик кивнул, потом сообразил, что это двусмысленно смотрится и торопливо пояснил:

– Конечно, интересно.

Уголки тонких губ скользнули вверх, но Алва не позволил себе нормально улыбнуться, лишь намекнул, что интерес помощника ему приятен.

– Когда человек сталкивается с задачей, качественно отличной от других, специфической, случайной или откровенно бредовой, он испытывает сильнейший страх и дезориентацию, и первым его побуждением оказывается позвать на помощь. Подобная реакция вызвана инстинктом, вырабатывающимся еще в детстве и потому изжить его практически невозможно. Ему, вероятно, очень много кругов, к тому же он не зависит ни от опыта, ни от возраста. Если детеныш любого живого существа оказывается в ситуации, распознаваемой им бедой, первое, что он делает – зовет маму.

Дик фыркнул.

– Зря не верите. Весь вопрос в том, кого человек подсознательно считает «матерью». Поскольку рабочие вопросы напрямую связаны со мной… – Алва развел руками, – то звонят именно мне. Однако человек все же не совсем животное, потому паника не длится вечно. Если он не невротик и не истеричка, а я таких не держу, то приблизительно на одиннадцатой секунде его мозги начинают работать и решать возникшую проблему. К шестнадцатой секунде он уже полностью отдает себе отчет в том, сумеет ли справиться самостоятельно или мое вмешательство все же требуется. Все еще не верите?

– Еще как. В смысле верю, – сказал Дикон. – Я сам подтверждение этой теории.

Алва приподнял бровь, ожидая пояснения.

– Мне было девятнадцать, я учился в Лаик, но на каникулы приезжал в Надор. Накануне моего приезда в кладовой сломался замок, но мне об этом сообщить забыли. Когда Дейзи – моя молочная сестренка – попросила принести ведро моркови, я по привычке прикрыл дверь и та захлопнулась.

– Девятнадцать… – задумчиво проронил Алва. – Вы уже стали герцогом Окделлом, но лазили в погреб по просьбе прислуги, – почему-то, говоря это, он улыбался вовсе не высокомерно, уничижительной жалости тоже не выказывал, а голос звучал на удивление мягко и певуче.

– Не просто прислуги, а молочной сестры, – напомнил Дикон. – В кухне никого больше не было, а я пришел поздороваться. К тому же Дейзи была в тягости и не откликнуться на просьбу… да за кого вы меня принимаете?!

– Я в восторге, Ричард. Я удивлен вашим прекраснодушием, неужели вы не видите этого?

Дикон покраснел. Видел он все, просто… не верил, будто этот человек искренне мог умиляться подобному далеко не герцогскому поведению. Конечно, они давно не жили во времена Золотого Таллига, монархия была скорее номинальной, все решал совет министров во главе с Дораком, а король царствовал, но не правил. В Университет мог поступить каждый желающий вне зависимости от пола и знатности, но аристократия не умерла. Ее представители по-прежнему жили в замках или особняках, подобных этому, держали слуг и кичились родовитостью и особенной божественной кровью, текущей в жилах.

– Продолжайте, – приказал Алва, когда пауза порядком затянулась.

– А дальше и рассказывать неловко. Я перепугался так, что едва не задохнулся. Чуть с ума не сошел: думал, исполнился мой самый сильный кошмар. Попытался выбить дверь, но там и тогда, когда не надо, наш замок удивительно крепок.

Алва фыркнул.

– И нечего смеяться, – Дикон даже подумал не обидеться ли, но пока решил этого не делать, – у нас едва западное крыло не обрушилось к кошкам, а дверь в погреб оказалась крепче сейфа Ениоля.

– Не буду смеяться, клянусь!

– Дейзи перепугалась, побежала за матушкой, а я очень скоро успокоился, поискал инструменты, отогнул собачку и вышел. Когда пришла матушка, я не только дотащил до мойки злосчастное ведро, но и починил кошкин замок, однако мне все равно влетело за устроенный переполох.

В этот момент зазвонил телефон с прозрачной трубкой. Алва поднял кулак и принялся отгибать, а потом загибать пальцы и наоборот, отсчитывая звонки. После шестнадцатого снял трубку и сказал:

– Да, благодарю. Ричард сейчас спустится и все заберет.

Дикон посмотрел вопросительно.

– Курьер привез заключение эксперта. Так! А теперь вы не смейте смеяться. Ни одна система не совершенна априори.

– Я и не думал, – пытаясь согнать с лица улыбку, ответил Дикон и поднялся.

С Алвой оказалось одно удовольствие работать, но иногда на него находило странное оцепенение, задумчивость или даже… ненормальность. Он мог уставиться в одну точку и застыть на очень длительное время, мог вскочить и начать мерить шагами кабинет, едва не срываясь на бег, мог ответить резко и язвительно на, казалось бы, обычный вопрос. Наверное, виной всему была работа, которая просто не могла не повлиять на него, а может, и характер. Алва являлся кэналлийцем, почти мориском, а их нрав вошел в пословицы.

А еще он ничего не забывал, хотя и могло показаться иначе. Вечером того же дня после ужина он пригласил Дикона в свой кабинет.

========== Глава 8 ==========

– Я обещал ответить на ваши вопросы, – сказал Алва, разливая вино по двум бокалам. – Или вы не ознакомились с документами, которые я передал вам?

– Ознакомился и могу вернуть, – ответил Дикон. В горле пересохло, и он, ухватившись за бокал, сделал большой глоток, едва не закашлявшись.

– Вы так спокойно отдадите мне документы, от которых напрямую зависит ваше будущее и благополучие семьи? – Алва прищурился.

– Но вы сами дали их мне!

– Чтобы вы прочли, убедились в подлинности. А потом… я мог бы шантажировать вас, например.

Дикон рассмеялся. Наверняка, Алва устраивал какую-то проверку.

– Меня?.. Да с чего бы? Денег у меня нет все равно. Отписать вам фамильный замок? Да забирайте, замучаетесь ремонтировать, – убежденно сказал он. – У меня нет ничего, способного заинтересовать вас.

Алва хмыкнул и покачал головой.

– Вы ошибаетесь. Впрочем, оставим.

– То есть я прошел проверку? – спросил Дикон.

– Проверку? – с пару мгновений Алва казался удивленным, затем рассмеялся. – О да, вполне.

– Тогда я сейчас схожу за папкой.

– Не спешите, – Алва сел в кресло у камина, указал на второе, стоящее напротив, – и можете оставить их себе, мне не за чем.

– Мне тоже, – проронил Дикон, садясь.

– Вот как. Значит, вы не поверили ни строчке. Что ж, этого следовало ожидать, я…

– Я не поверил, – прервал его Дикон, – я знаю, что все написанное – правда.

Алва сверкнул глазами, вскинул голову и, понизив голос до шепота, спросил:

– Откуда?..

– Я был не так уж и мал и отнюдь не глух и не слеп, – с давно изжитой грустью, порядком давно превратившейся в печаль, произнес Дикон. Он не собирался вдаваться в подробности. Захоти Алва узнать их, вероятно, послал бы его к кошкам.

Алва расспрашивать не стал, лишь кивнул и проронил:

– В таком случае я весь в вашем распоряжении.

Почему-то у Дикона по позвоночнику прошел холодок. Возможно, он просто отвык пить, но воображение подкинуло безумных картин, проассоциировавшихся с этой фразой. Наверное, нечто даже нашло отражение на лице, потому что Алва уточнил:

– Я отвечу на все интересующие вас вопросы, касающиеся этого дела. Решайтесь же.

– Это действительно была дуэль? – ничего глупее, конечно же, спросить он не мог, но Дикон пытался набраться сил, наглости и уверенности прежде, чем задать по-настоящему важный вопрос.

– Да, однозначно, – сказал Алва, нисколько не удивившись. – Правда, вначале Эгмонт и его сподручные едва не превратили меня в решето, но это мелочи. Я сделал глупость: отправился в доки без подкрепления. Рассчитывал, будто сначала мы побеседуем без свидетелей, но вместо Эгмонта заговорили пистолеты и ружья. Мне удалось найти укрытие в подсобке. Там можно было отстреливаться хоть до посинения, тем паче, патроны у меня имелись в количестве, но меня уже неприятно зацепили, и кровь никак не останавливалась.

Дикон не сдержал вздоха. Он представил Алву в ловушке, раненного, почти беспомощного, и в горле снова пересохло, а по позвоночнику проскользнула струйка пота. Рассказ почему-то оказался… возбуждающим. Кошки дери, Дикон никогда не заглядывался на мужчин, но то ли Алва оказался каким-то особенным, то ли разум все же капитулировал перед видениями, кошмарами и прочими странностями. А еще Алва, кажется, понимал его и читал, будто раскрытую книгу.

– Когда подоспело подкрепление, Эгмонт понял, что проиграл окончательно. В запасе у него оставались не более четырех минут, и за это время он точно не успел бы меня прикончить. Его ожидало прискорбное будущее: арест, обвинение, суд, приговор. Его лишили бы пенсии, под ударом оказалась бы семья. Вероятно, он впервые подумал о вас, Ричард.

– Откуда вы знаете? – спросил Дикон с неприязнью, но вовсе не к Алве, а к погибшему отцу.

– Всех своих людей он послал держать периметр, а сам попробовал пожаловаться мне на жизнь. Можно я не буду пересказывать сей унылый монолог? К тому же я его почти не помню.

– Уж сделайте милость, увольте меня от этого, – процедил Дик.

– Мне кажется, он ждал, будто я проникнусь, осознаю, какой я мерзавец и сам пущу себе пулю в лоб, – Алва усмехнулся, – впрочем, я действительно проникся или просто впал в уныние, или плохо соображал из-за кровопотери. Я предложил ему дуэль и потребовал поклясться самым дорогим, что он не пристрелит меня непосредственно при выходе. Он поклялся вами.

Дикон осушил бокал залпом.

– Больше не налью, – предупредил Алва. – По крайней мере, пока. Время позднее, вы устали, напиваться же нужно с радости, а не топить в вине беды.

– И не надо, лучше рассказывайте.

– Да, это получается у меня намного лучше, чем следовать собственным советам, – заметил Алва и пригубил вина. – Мы встали друг напротив друга. Уж не знаю, как у меня такое вышло с простреленным бедром, но я стоял. Как на палубе во время шторма. Во всяком случае, швыряло и качало меня изрядно. Дуло ходило ходуном. Мы выстрелили одновременно. Наверное, Леворукий действительно благоволит всем Алва. Меня ощутимо повело в сторону. Это спасло жизнь мне, а Эгмонту даровало мгновенную гибель. На виске шрам от пули виден до сих пор.

Дикон так и не понял, как оказался на ногах, он завис над Алвой, опершись на подлокотники его кресла, и едва не смахнул бокал. Алва успел подхватить тот в последний момент, тоже осушить залпом и поставить на пол рядом с ножкой кресла.

– Можете убедиться, я не вру, – он убрал волосы за ухо, предоставляя вид на правый висок, по которому проходил тонкий белесый шрам. – Еще что-нибудь хотите спросить?

– Только одно, – Дикон сглотнул.

Алва, демонстрируя шрам, чуть склонил голову к левому плечу, открывая шею: белую, беззащитную, по которой хотелось провести до иголок в подушечках пальцев, а еще лучше коснуться губами.

«Да что же, в конце концов, происходит? Может, Алва подмешал что-то в вино?»– подумал Дикон и вгляделся в его глаза: темно-синие, шальные, кажущиеся черными от расширившихся зрачков. Либо Алва принял тот же наркотик, либо испытывал такое же безумие.

– Не молчите, – попросил тот и прибавил полушепотом. – Ри-ичард.

– Почему вы скрыли? – спросил Дикон.

– Разве? Я отдал вам папку.

– Я не об этом! Почему не дали ход делу?

– Я не воюю с женщинами и детьми. Эгмонт умер, какой смысл очернять его?

– Но вы собирали данные. Хотели отомстить?

– Да! – Алва сверкнул глазами. – После Винной – особенно, но… в общем, не ищите логику там, где замешаны чувства!

– Вы служили вместе с моим отцом, – Дикон не спрашивал, а утверждал, потому Алве оставалось лишь досадливо поджать губы. – Между вами произошло что-то…

– Даже если так, какая разница?

– Я сейчас задам очень некрасивый, личный вопрос, – предупредил Дикон, – остановите меня.

Алва фыркнул.

– Обо мне болтают всякое. По-вашему для человека с подобной репутацией могут существовать некрасивые вопросы? – произнес он.

– Почему вы не остановите слухи?!

– Зачем?

Дикон нахмурился. Вечер, начинавшийся как вопрос-ответ, превращался в нечто несусветное. Алва был откровенен, но требовал ответной откровенности.

– Валме оказывает мне услугу, сам того не понимая. Он говорит гадости, но ко мне они не прилипают, гнусности веселят. Он сотрясает воздух, мешая правду с откровенным враньем. Он одержим мною, к счастью, не как ваш отец, но тоже приятного немного. Но, главное: даже если он раскопает нечто, действительно способное меня задеть, этому уже никто не поверит. Валме – мой самый лучший щит, хотя и думает, будто страшно мстит мне. Приструнять его я точно не собираюсь, пусть и дальше чувствует себя безнаказанным и свирепеет от этого еще сильнее.

Дикону на мгновение стало страшно, когда он осознал всю жестокость происходящего. В Управлении его сильно покоробил Валме, готовый выложить пикантную сплетню первому встречному, но Алва откровенно пугал, будучи не жертвой сплетен, а расчетливым манипулятором.

– Что же такого вы сделали своему коллеге?

Алва нахмурился.

– Мы, кажется, говорили не о Валме? – напомнил он. – Впрочем, если вам так уж хочется покопаться в моем грязном белье, то отвечу. Я оскорбил его в лучших чувствах: согласился поехать с ним в салон Прекрасной Марианны и… сбежал по дороге.

– Всего лишь! – удивился Дик. – Ничего себе повод.

Алва приподнял бровь:

– Вы в курсе, кто такая Прекрасная Марианна, юноша?

– Нет.

Алва улыбнулся и откинулся на спинку кресла, чуть запрокинув голову.

– Сколько вам лет?

– Двадцать четыре, а то вы не знаете.

– Да, верно, просто я думал, вдруг ошибка. Но ваша наивность, пожалуй, мне по душе. Прекрасная Марианна – самая дорогая проститутка Олларии. Приехать к ней вдвоем автоматически означало бы секс втроем.

Дик отшатнулся, неловко запнулся о ковер и едва не упал, Алва вовремя поддержал его за пояс. Он тотчас опустил руки, но прикосновение осталось и теперь жгло Дикону бока.

– Тсс… спокойно, зачем же так нервничать? Я действительно замечен в порочащих кого-то связях и не вижу в них ничего предосудительного. Если делать что-либо, то нечего и скрывать, иначе это ханжество и откровенное моральное блядство. И я действительно уделяю внимание, как мужчинам, так и женщинам, почему нет?

Самое забавное или отвратительное, Дикон был согласен с такой позицией абсолютно, пусть и беспокоился о своей репутации и не понимал, зачем ее специально втаптывать в грязь. Вероятно, наступает момент или существуют такие личности, к которым грязь попросту не цепляется. Алва не был эталоном доброты и справедливости, скорее уж расчетливым и злым манипулятором (не просто так он являлся правой рукой Дорака) и при всем при этом им не получалось не восхищаться. Дикона тянуло к нему со страшной силой, и остановить это он попросту не мог.

– С моим отцом… вы… тоже имели связь? – пожалуй, если бы Алва ответил утвердительно, то оттолкнул бы его. Дикон почти молил об этом и вместе с тем боялся. Он никогда не стал бы иметь виды на бывшую пассию отца, просто не смог бы прикоснуться. Или сумел бы? Он сам не знал ответа.

– Нет! – Алва резко встал, а поскольку Дикон стоял к нему очень близко, то теперь они оказались чуть ли не прижаты друг к другу. – Ваш отец оказался подвержен именно тому моральному блядству, о котором я вам говорил. Он хотел меня с первых дней, как я появился в их отделе, но испугался признаться в желании самому себе. Он посчитал, будто в нем говорит ненависть, кровная месть, тянущаяся со времен Франциска Первого и которую давно уже следовало бы засунуть в задницы ызаргам, живущим прогнившим и протухшим прошлым. Но Эгмонту такое объяснение понравилось, оно возвеличивало его, потомка святого Алана, над потомком Рамиро Предателя и Рамиро Вешателя. Признаюсь, я давно не сталкивался с подобным отношением к себе. Я просто не знал, как реагировать на его выпады. Эгмонт был старше, мне казалось, будто это делает его мудрее и опытнее, но ошибся.

– Вы… были близки?

Алва шумно выдохнул.

– Если бы я допустил близость между нами, то перестал бы уважать самого себя. Но врать не стану: определенного рода влечение я испытывал.

Дикон прикусил губу.

– Ладно, признаюсь, – вздохнул Алва. – В юности я легко влюблялся и терял голову, ничем хорошим такая глупость не заканчивалась. В отношении Эгмонта все усугублялось невозможностью сближения вообще и даже случайной ночи. Ни я не смог бы лечь под него, ни он – под меня.

Дик покраснел.

– Искрило между нами знатно, и даже когда Эгмонт попытался придушить меня в самом прямом смысле этого слова после раскрытия махинаций Рокслея и Карлиона, лишь заработал почетную отставку. Я не хотел его отпускать и не отпустил бы, только вмешательство Дорака заставило меня отступить. Я пережил, конечно. Вскоре мое влечение развеялось без следа, но на то имелись свои причины, о которых я, пожалуй, не стану сейчас рассказывать.

Он продолжал стоять невыносимо близко, Дикон чувствовал его дыхание. А еще Алва оказался чуть-чуть ниже него самого. Они смотрели глаза в глаза, и у Дикона приятно сосало под ложечкой, когда он думал, что и их губы находятся очень близко, надо лишь податься вперед, возможно, Алва и не оттолкнет.

Все казалось невыносимо сложно и в то же время легко до звона в голове. Алва испытывал влечение к Эгмонту Окделлу. Мог ли он увлечься его сыном?..

Алва приподнял подбородок, приоткрыл губы и приопустил веки. Синие глаза загорелись, словно у кота Леворукого. Алва то ли откровенно издевался, то ли с не меньшей откровенностью приглашал, а, возможно, и то, и другое.

Дикон чувствовал возбуждение, ни с чем ранее несравнимое: почти болезненное и невыносимо сильное. Он вряд ли остановился бы только на поцелуе, и отступил лишь поэтому.

– Благодарю, больше вопросов не имею, как и претензий, – проговорил он сиплым, неуверенным, срывающимся голосом и попятился.

Алва стоял и рассматривал его, будто редкий драгоценный камень: с удивлением и восхищением. Ноги у него подломились, и он рухнул в кресло, но ответил ровно и безразлично, словно вообще ничего не произошло:

– Конечно, Ричард, отдыхайте.

Дикон кинулся к двери. Он не помнил, как добежал до отведенных ему покоев герцогинь Алва (вот и пойми теперь, просто ли так его поселили здесь или с намеком), не раздеваясь, бросился на постель, потом все же разделся, аккуратно сложив одежду, и проследовал в ванную. Он никогда не стонал, когда мастурбировал, даже в самой ранней юности, но в этот раз Дикон представлял Алву и не мог сдерживаться. Спал он без сновидений, но не испытывал по этому поводу ничего. Внутри словно сломалось что-то.

На следующее утро Алва казался совершенно привычным: приятным, интересным, улыбающимся, рассказывающим забавные, занимательные и поучительные истории и вообще самым лучшим начальником и даже приятелем, которого можно пожелать. Он ни словом, ни тоном, ни действием не намекнул о случившемся, будто разговор так и не состоялся, и как же Дикона это взбесило!

========== Глава 9 ==========

Здесь было много всего: гораздо больше, чем казалось. Полицейские старательно обходили подтеки на бордюре, но не замечали, как кровоточит мостовая, из ниши лезет зеленая плесень, а со стены скалится пегая кобыла. Кладбищенская лошадь – так ее называли, потому что, случалось, видели след от слепой подковы у свежих могил. Считалось, будто в ночи ущербной луны она скачет по улицам Олларии, и горе тому, кто услышит нестройный стук ее копыт. Но полицейским явно было не до нее, кобыла же взирала на них на удивление живым смеющимся взглядом. Она будто говорила: «Вот вы меня не видите, не боитесь, считаете легендой, а я рядом».

Насколько Дикон мог судить, она мало напоминала обычную клячу и, пожалуй, по-своему даже была красивой. Кожа поблескивала изморозью, через нее выпирали кости, но это придавало существу странную грацию. Копыта отдавали цветом старой меди, а зубы казались заостренными и заметно выпирали. В глубине глаз плескалась тьма, но вглядываться в них Дикон не рискнул.

К самому месту преступления он подойти не решился: резко остановился глядя под ноги. Шедший позади Алва чудом не врезался ему в спину, в последний момент успев изящно отклониться в сторону и обойти.

– Останьтесь здесь, – распорядился он, словно так и задумывалось.

– Мне следует взглянуть, – Дикон поймал себя на мысли, что ему действительно интересно.

– Разумеется, – бросил Алва. – На фотографии.

Дикон кивнул. В том, что творил «Художник» было нечто безумное и гениальное одновременно, пугающее, отвратительное, но привлекательное. Такие же чувства будили в детстве страшные истории об изначальных тварях, живущих в Лабиринте и способных проникнуть через подвалы в любой дом, о выходцах, приходящих за живыми по следам горячей и холодной крови, железном вороне, выклевывающем глаза трусам, и кровожадных спутниках ушедших богов. Астэры сопровождали Анэма, бога Ветра и первого его Повелителя, по легенде Алва считался его потомком, как Дикон – потомком Лита, бога – Повелителя Скал. Но литтены, спутники Лита, нечасто интересовались людьми, а астэры, как и Анэм, всегда обращали на них внимание. Старая Нэн, нянчившая еще Эгмонта, знала множество историй. Астэры влюблялись и в мужчин, и в женщин, они могли принимать облик возлюбленного заинтересовавшего их человека, но ничего хорошего от этой связи возникнуть не могло.

Странно, что увидев Алву впервые, Дикон сразу не подумал об астэрах. Алва являлся их хозяином и был очень красивым, несмотря на далеко не юный возраст. Он казался неземным, странным, непредсказуемым и изменчивым, как ветер…

– Ричард? – Алва чуть склонил голову набок. Видимо, он не собирался уходить, не дождавшись вразумительного ответа.

– Да-да, конечно. Я подожду вас здесь, – сказал Дикон.

Алва хмыкнул и ушел, ловко обходя ручейки крови, которые по идее видеть никак не мог.

Вернулся он быстро и оказался очень бледным. Если бы перед ним стоял не Алва, Дикон предположил бы, будто ему стало плохо.

– Поедемте, Ричард, здесь справятся без нас, все необходимые материалы нам пришлют с курьером, я же увидел достаточно, а вам… и фотографий будет более чем, – голос, однако, звучал спокойно и отстраненно, словно речь шла о чем-то заурядном, а не об очередном изощренном убийстве.

Дикон кивнул, развернулся на каблуках и снова застыл, а Алва опять едва в него не влетел.

– Что там? Вы видите? – вопрос отнюдь не прозвучал раздраженно, хотя Дикон ожидал именно такой реакции.

Он обернулся… с Алвой происходило что-то не то: у него сильно кровоточили ладони.

– У вас кровь.

– Где?

Дикон хотел объяснить, но Алва качнул головой и постучал по губам указательным пальцем. Вид у него стал настолько задумчивым, что случайный свидетель никогда и не подумал бы, будто жест призывает к молчанию.

– Ответьте лучше на вопрос, – попросил Алва. – Что вы увидели?

– Следы босых ног. Окровавленные и маленькие, словно прошел ребенок, – прошептал Дикон.

– Куда ведут? По ним можно пройти?

– Да.

– Хорошо, значит, ведите.

– С вами…

Алва прищурился, предупреждая. Вопросы о своем здоровье он терпеть не собирался.

– Тогда пойдемте, – вздохнул Дикон и направился по следам.

«Как ищейка», – мелькнула мысль и тотчас пропала.

Они долго петляли, сначала следы увели за квартал от места преступления, затем вернулись почти обратно.

– Теперь вниз, – сказал Дикон, с сомнением рассматривая железную лестницу, уводящую в подвал. Держалась она, казалось, на одном честном слове и поминании Леворукого. В конце нее под черепичным козырьком пряталась старая ржавая дверь с большим висячим замком, который с виду не открывали со времен абвениев. Следы вели именно туда.

– На эти перила можно опираться? Никакой невидимой гадости на них не вылезло? – спросил Алва.

– Все в порядке.

Алва немедленно облокотился на перила и выдохнул сквозь зубы. Дикон нахмурился, происходящее ему не нравилось все сильнее.

– Тогда пойдемте, – Алва на мгновение согнулся, словно от навалившейся на него тяжести, и незамедлительно выпрямился, расправил плечи. Спускался он с таким видом, будто его снимали для синематографа.

Ржавый навесной замок только с виду выглядел неприступным, на поверку у него оказалась спилена дужка. Дверь отворилась совершенно бесшумно, наверное, кто-то тщательно смазал петли. Внутри было пыльно, грязно и спокойно: никакой плесени на стенах, и сам воздух казался сухим и приятным. Казалось, его можно пить, будто воду. Тем ужаснее оказалось то, что они увидели.

Под самым потолком располагалось узкое окошечко с давно немытым стеклом. Свет, проникающий через него, казался матовым, дробился на отдельные лучи. Непосредственно под этими лучами были натянуты толстые нейлоновые нити, а на них висели фотографии – сотни, если не тысячи.

– Малдэ! – выругался Алва и кинулся к ним.

– Этого не может быть. Рокэ… Во всем Талиге не найдется столько пропавших без вести… – прошептал Дикон. Еще недавно ему было любопытно взглянуть на то, что придумал извращенный мозг маньяка? Сейчас не только не хотелось, все внутри переворачивалось от одной мысли о необходимости подойти и взглянуть хотя бы на один снимок.

Алва всмотрелся в фотографии и выдохнул, провел ладонями по векам.

– Это куклы. Всего лишь изуродованные куклы, но… карьяра, я убью того, кто это сделал! – он резко подался в сторону и застыл, Дикон проследил за его взглядом.

В углу лежала заводная пила – еще одно чудо техники, созданное братьями Катершванц – блестела эмалированными деталями и светлым лаком.

С помощью всего лишь нескольких оборотов маленького ажурного ключа, вставленного в основание рукояти, начинал вращаться диск со стальными зубьями. Журналисты утверждали, будто с ее помощью можно распилить любую древесину, но эту пилу явно использовали для другого, на что однозначно намекала кровь, заляпавшая диск.

– Это…

– Спокойно, – Алва заговорил безразлично, без малейшей тени эмоций в голосе. – И не приближайтесь, – предупредил он, когда Дикон сделал шаг в ее направлении.

– Вы… не доверяете мне, думаете, я… – Дикон прикусил губу.

– Ричард, вы нормальнее многих, с кем я имел и имею дело, – бросил Алва, – но я точно не хочу, чтобы вы наступили на какую-нибудь прогнившую доску в полу (кто знает, возможно, под нами катакомбы), или угодили в замаскированный медвежий капкан. Орудия преступления никто и никогда не оставляет просто так, даже безумцы. Особенно они. Я не удивлюсь, если пила придет в рабочее состояние при приближении к ней.

– Ясно… Простите.

Алва поморщился, и его лицо на миг стало неприятным. При этом и красивым оно осталось по-прежнему.

– Идите за полицейскими, они точно еще не уехали, я покараулю здесь, – распорядился он.

– Нет! Я вас точно не оставлю одного! – воскликнул Дикон. Даже в глазах потемнело, когда он представил, что может случиться. Он ни за кого так не боялся, как сейчас за Алву – за, по идее, совсем незнакомого человека, к которому испытывал странную противоестественную привязанность.

– Стоп, – Алва, казалось, растерялся. Его лицо на мгновение стало беззащитным, глаза распахнулись и посветлели. – Вы… беспокоитесь обо мне? Поверьте, я в состоянии о себе позаботиться, Ричард, и… я оценил вашу заботу.

– Мы уйдем или вместе, или…

Алва тряхнул головой, и наваждение исчезло. Он стал прежним: спокойным и при этом слегка нервным, с заметно обозначившимися тенями под глазами. Сочетание черных волос, меловой бледности и синих глаз превращало его в потустороннее существо.

– Наши коллеги уедут, и это будет уже совершенно прискорбно, – вздохнул он.

– Вы хотя бы вооружены?

– Я всегда вооружен, – Алва усмехнулся, – Ричард, если бы я нуждался в няньке, то взял в помощники…

– Значит, останусь я!

– Нет! – голос Алвы стал жестким, чуть ли не стальным, и температура в подвале словно понизилась сразу на несколько градусов. – Даже думать об этом не смейте, поняли?!

Ответить Дикон не успел, хлопнула, закрываясь, дверь, и он сорвался с места. Кажется, Алва коротко крикнул ему, приказал, но Дикон не разобрал слов. Он выметнулся на улицу – как раз вовремя, чтобы заметить незнакомца, тот не добежал всего чуть до поворота в проулок, раньше ему деться просто было бы некуда.

Дикон кинулся за ним следом. Если он потеряет из виду маньяка, то и не найдет, и не узнает, даже если столкнется нос к носу. Незнакомец со спины был совершенно неприметным и даже одет в серую бесформенную одежду, за которой скрывал особенности телосложения.

Повернув за угол, Дикон возблагодарил Создателя, Абвениев, а еще больше – Леворукого и кошек. Проулок оказался прямой, как стрела, и не имел никаких ответвлений вплоть до маячившего впереди широкого проспекта. Справа и слева шли дома, сросшиеся боками, и даже балконов не имеющие.

Дикон поднажал. Бегал он отвратительно, тем более с дыханием у него имелись значительные проблемы с детства, но сейчас ему было плевать на собственные физические возможности. Внутри рождалось нечто большое и темное, гонящее вперед, вливающее силы в ноги и воздух в легкие. Мерзавца следовало догнать до проспекта – Дикон понимал это, как нельзя ясно и едва ли не впервые в жизни верил в свои силы.

Серая спина приближалась, но радоваться этому времени не оставалось. Дикон чувствовал, что еще немного и упадет, потому добиться своего пытался как можно скорее, пока еще мог двигаться. Он прыгнул и подмял под себя тело, показавшееся склизким, как у змеи, попытался развернуть, рассмотреть лицо, «Художник» вывернулся и как-то оказался сверху. Дикон ударил его в живот и по лицу, прячущемуся под серым капюшоном.