Текст книги "Первопричина 2: Возмездие Красного Медведя (СИ)"

Автор книги: Stereoman

Соавторы: Артём Соболь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Пока же, очередная ночная стоянка. Влад, Роза, Белка и Серафина в разведку ушли. Смотрят как лучше уничтожить оборонительную линию. Солдаты обеспечивают быт. Полевые кухни готовят поздний ужин, санинструкторы расспрашивают бойцов о самочувствии. Политработники с Горчаковым во главе, поднимают и так высокий боевой дух. Мы же… Мы просто сидим. Смотрим, слушаем, общаемся. Нестерова, с горящими глазами рассказывает как совсем уже скоро встретит свою любовь. Ваня и Сидор, снова меряются кто из них сильнее. Лазарев с Ломакиным несут какую-то заумную ахинею. Лариска после драки с нашей кошкой, в которой одержала уверенную победу сидит и смотрит на перевязанную кошатину с полным презрением. Фыркает, скалится… Кошка которую окрестили Маруськой, подняв шерсть дыбом злобно урчит и с удвоенной энергией ластится к бойцам.

Кажется что здесь идиллия. Но это только кажется. Все бойцы поделены на группы которые мягко сказать друг друга недолюбливают. И всё из-за нас. Одни считают Влада и нас выскочками, другие моральными уродами. Масла в огонь подлила почта. Нам самолётом доставили письма и свежие газеты в которых все в захлёб читали статью о Владе и его семье. Не кто-нибудь, а сам Берия, невероятно красочно, но в то же время правдоподобно описал нас, наши подвиги, значимость, ценность. Даже повосхищался. А в конце статьи, назвал нас вредителями, разлагателями дисциплины и пообещал принять меры. Потому как семья из семи человек, по мнению Лаврентия Палыча – нонсенс. Это неприемлемо, и с этим надо разобраться.

От таких новостей, бойцы разделились на два лагеря. Одни выступали в поддержку Берии и называли Влада моральным уродом. Другие, за такие слова несчадно били говорунов в лицо. Особенно Сидор и Никифоров. Эти амбалы шестерых особо разговорчивых в госпиталь отправили. Всё тут же стихло, но как мне кажется ненадолго.

– Товарищ Спичкина, – вырывая меня из раздумий возникает рядом генерал Потапов. – Встать!

Встаю, смотрю на него равнодушным взглядом. Улыбаюсь…

– Что с вашим внешним видом? Что за разврат? Бегом на склад! Получите форму и оденьтесь как подобает советскому солдату.

– Я не солдат. Я гражданская. Вот ими иди командуй. А ко мне лезь. Плохо будет.

– И что ты сделаешь? – краснеет генерал.

– Мужу расскажу. Он расстроится, вырвет тебе гланды.

– Да как ты...

– Чо пристал? – толкает его в грудь Фаина. – По зубам получить хочешь? Так я организую.

– Угрожать генералу?! Да вы знаете…

– Шёл бы ты отсюда, тащ генерал, – встав перед нами складывает руки на груди Никифоров. – А то мало ли…

Генерал принимает бордовый оттенок, тянется к пистолету, как вдруг рядом с Ваней возникает десяток бойцов. Остальные встают вокруг них кругом. От их взглядов, Потапов понимает что дело несмотря на его звание закончится мордобоем и отступает.

– Я этого так не оставлю, – грозит кулаком генерал. – Вы у меня все под трибунал пойдёте. Все… Я вас! Я…

Из толпы вылетает валенок, попадает генералу в затылок. Тут же со всех сторон летят котелки, валенки, снежки и всё что под руку подвернулось от чего генерал матерясь и угрожая расправой убегает.

– Беги-беги, – улыбается Сидор. – И помни, сука, наших мы в обиду не дадим.

– Ты кого сукой назвал, красноармеец? – толкнув Громова кричит не пойми откуда взявшийся полковник Березин. – Совсем охренел. Ты за эту девку заступиться решил? Да ты у меня…

Слушать Сидор не хочет. Прямым в челюсть отправляет полковника в нокаут. Бросив шапку распахивает телогрейку…

– Ну что, какая паскуда вякнуть на наших хочет? Ну? Тогда я сам… Кто не спрятался, я не виноват. А вы…

Договорить Сидор не успевает, встаёт по стойке смирно. На сцене появляются Горчаков, Быстрицкий и заикающийся Потапов. Перешагивают через отдыхающего полковника, встают перед улыбающимся Громовым…

– Красноармеец Громов, что здесь происходит?

– Да вот, товарищ маршал, – улыбаясь выдаёт Сидор. – Это мурло, Раиску нашу дешёвкой обозвало.

– Сколько раз ударил? – спрашивает Быстрицкий.

– Один…

– Плохо, красноармеец, – кивает маршал. – Плохо. В таких случаях надо не сразу вырубать, а давать почувствовать всю степень неправоты и совершённой ошибки. В следующий раз по почкам бей. Нестерова, полковника под арест. Генерал Потапов… Ещё одна, хоть одна подобная выходка. Расстреляю, лично. Ушёл с глаз моих! Рая, всё хорошо?

– Более чем. Спасибо, Максим Иваныч.

– Отдыхайте, – улыбается маршал.

Нда… Влад узнает, как минимум ноги им сломает. Однако пока Влада нет, эти идиоты могут и напакостить. Надо присмотреть за ними.

Нахожу Фаю, вместе находим Потапова, на всякий случай запоминаем его тепловую картину и следим. И генерал, после выволочки устроенной Быстрицким, сразу приступает к тому, чем заниматься умеет лучше всего. Докапывается до танкистов, строит их и кричит как ненормальный. Ну и заодно показывает свою истинную суть. Или же суть полного труса.

Во время его крика, спящая в танке девушка мехвод, выбирается из люка, с спросонья не понимает что происходит. Потягиваясь зевает и не подумав говорит что сейчас крикуна на ствол своего ИС-3 натянет. От такого заявления, ну и оценив внешние данные мехвода, генерал замолкает, икает и отступает в сторону медсанчасти.

– А говорили что товарищ Сталин дураков рядом с собой не держит, – на ходу ворчит Фаина. – Вот оно, исключение. Дуб дубом. Ростом с ноготок, а гонору как у жирафа.

– Увы, сестра, с кадрами у нас туго. Пошли быстрее, в госпитале Маришка. Как бы беды не было. Боюсь что этот идиот… Пошли.

Этот идиот не подводит. Не успев дойти до госпиталя. Сразу цепляет поддатого начмеда. Заявляет полковнику что у него разброд, шатания и беспредел. Отчитывает за халатность самого начмеда, трёх вышедших покурить санитарок и даже часового который вообще не при делах. Кричит, ругается. Умудряется перейти все границы, за что употребивший спирта Васген Геннадьевич Агаларян звереет и несмотря на то что генерал на две головы выше, идёт в наступление. Усы начмеда встают дыбом, матерясь на смеси армянского и русского, он заряжает генералу в живот и пытается завалить на землю. Но тут вмешиваются санитарки хватают полковника и тащат в сторону.

– Да я его маму делал! – вырываясь кричит начмед. – Сука тыловая. Отпустите меня, я ему гланды через задницу вырежу.

– За такое, ты мне ответишь, полковник, – видя что девушки начмеда не отпустят улыбается генерал. – Под трибунал пойдёшь.

– А ты в хуй пойдёшь! – не прекращая попыток вырваться кричит начмед.

Полковника всё же утаскивают. Генерал улыбаясь выпрямляется, вздыхает. Осматривается, как будто в поисках новой жертвы. Закуривает…

– Надо же быть таким мудилой, – шепчет Фая. – А по началу адекватным казался.

– Натура вылезла. Надо попросить Морозову, а лучше Серафину проверить его. Не нравится мне его поведение. Может его того… Пока никто не видит.

– Подожди…

Из палатки госпиталя, выходит Маришка, потягивается, вздыхает…

– Ща нарвётся, – ехидно улыбается Фая. – Смотри.

Появление Маришки, генерал пропустить не может. Поправляет шинель, подходит и кивает. Что-то шёпотом говорит, вздыхает и…

– Мариша, красавица. Добрый вечер. Как ваши дела?

– Спасибо, нормально. А…

– А как ваш капитан? Ходят слухи совсем забыл о вас.

– Не твоё дело, – хмурится Маришка.

– Ты как с генералом разговариваешь? Ты знаешь кто я?

– Удиви меня, – складывает руки на груди Маришка.

– Хороша, – раздевая её взглядом улыбается генерал. – Красивая. Повезло капитану. Жаль что это скоро закончится.

– Ты о чём? – злится Маришка.

– Я о том что вы, семья Константиновых, попали в опалу. Статью в газете читала? Так вот, Лаврентий Берия, человек очень суровый. Те на кого он обратил внимание, заканчивают в лучшем случае в лагерях. Влад сам туда уедет, и вас за собой утащит. А знаешь что в лагере сделают с такой красоткой? Я могу помочь. Пошли в палатку и обещаю тебе, что прикрою и обеспечу защитой.

Глаза Маришки лезут на лоб. Она не в силах что-нибудь сказать стоит, беззвучно открывает и закрывает рот.

– Файка, за Быстрицким, бегом, – шикаю на сестру. И как только она убегает продолжаю наблюдение.

И не понимаю, почему она до сих пор не размазала урода.

– Это, как я понимаю – да, – кивает генерал.

Подходит ближе, вытягивает руки и тянется к её груди.

– Нет…

– Не ломайся, – кривится генерал. – Я всё про тебя знаю. Знаю как ты долгое время была нацистской подстилкой. Не строй из себя невинность. Всего час, тебе не привыкать. А с утра, для тебя начнётся новая жизнь. Я уберу Быстрицкого, материалов у меня хватит на расстрел его отправить. Я стану командующим, увезу тебя в тыл. А здесь…

– А здесь? – улыбаясь выходит из-за палатки Горчаков. – Ну, продолжай. Что здесь?

– Я бы тоже очень хотела послушать, – проявляется рядом с генералом Морозова.

– Подлец, – подходя качает головой Быстрицкий. – Они, за нас всю работу делают. Рискуя жизнью врага уничтожают, защищают, лечат. А ты… Ну и тварь.

– Товарищ маршал, – вытягивается генерал и невозмутимо выдаёт. – Это была проверка.

– Врёшь, – качает головой Морозова. – Ну, я думаю, разговаривать дальше бесполезно. Наговорил он достаточно.

– Савин, Нестерова, – взводя пистолет хмурится Быстрицкий. – Взять его.

Кричащего и требующего пощады генерала утаскивают за палатку. Где Быстрицкий зачитывает приговор, прерывая крики звучит выстрел. Возвращается Маршал один. Подходит к нам, садится и закуривает.

– Ну, чего замолчали? Бывает и такое. Мариша, спасибо что подыграла. Понимаю, сдержаться было очень сложно, но за благоразумие и понимание, благодарю.

– Да пожалуйста, – пожимает плечами Маришка. – Всегда рада помочь. Правда мне теперь с сёстрами объясняться придётся. Раиска, ты же ничего лишнего не придумала?

– Я просто не понимала почему ты его сразу не размазала. Нет, ничего такого.

– Молодец… Как перед Владом за сей инцидент оправдываться будем?

– А не было никакого инцидента, – разводит руками Маришка. – Ты видела хорошо спланированную операцию. Морозова сразу поняла кто он и оценила сколько проблем принесёт. Поэтому, мы все и разыгрывали этот спектакль. Простите что вас не предупредили. Но вы и сами молодцы, в бой не полезли, побежали за Максим Иванычем. Ну вроде всё.

– Мне бы такую семью как у вас, – широко улыбается Морозова. – Эх, мечты. Ладно, всем спасибо, все свободны. А я пойду отчёты писать. Это до утра.

Нда… Везде творятся какие-то интриги, крутятся дела, проводятся секретные операции. Обидно от того, что даже среди наших, находятся свои и чужие. Ну и идиотов полно. А ещё скоро штурм оборонительной линии. Мы близко…

Глава 19

День спустя. Маршал Быстрицкий.

Вернувшиеся из разведки Константиновы, без лишних слов переходят к делу. Уходим в отстроенный Осипом блиндаж, раскатываем на столе карты. Влад закуривает, хмурясь смотрит и… Человеческое обличие, которое он может применять после очередной самоубийственной вылазки, идёт ему больше. Страх не вызывает, однако подозреваю что будут проблемы. Влад, в своей человеческой форме, имея привлекательное лицо и даже немного слишком развитую мускулатуру вызывает среди девушек бойцов коих здесь большинство томные вздохи, перешёптывания и иногда даже восторженный визг. Хотя, если присмотреться и прислушаться, точно такие же перешёптывания и вздохи вызываю и я. Что удивительно, мне это приятно. Особенно видя улыбки девушек и то как они на меня смотрят. На душе как-то светлее становится. А что? Почему нет? Я в свои шестьдесят два, выгляжу на сорок. Сила вернулась, ловкость. Старые раны не беспокоят, ровно как больная спина и суставы. Так что, вполне себе. Может после войны возьму и женюсь. А ещё у меня проснулось странное любопытство. Меня буквально тянет к новым знаниям. К любым. Даже заумная и несвязная болтовня Лазарева воспринимается по другому. Не как тарабарщина, а как важная и полезная информация. Но…

– Хм, и тут у нас проблема, – выкурив сигарету и прикурив вторую начинает Влад. – Небольшая, но всё же…

– В чём именно она заключается? – спрашивает Горчаков.

– В том что мир отличается от того что я знаю, Денис Матвеевич. Города, их названия, место расположения, области и края, а также рельеф местности включая реки, горы, озёра сильно отличается, но это не так важно. Вот здесь. В двухстах километрах от нас. Линия обороны и четыре крупных узла. Город Александровск – центр всего этого вертепа. Мощный транспортный распределитель. Туда со всей Европы стягиваются нацистские войска и техника. Авиация, как реактивная и обычная, так и ракетные перехватчики. Средства ПВО, не только зенитные пушки, но лучевые и ракетные. Про поддержку нашей авиации можно забыть, банально не долетят. На подступах всё изрыто рвами, стоят противотанковые ежи, минные поля. Александровск – грёбаная крепость, куда уже стянули около шести девизий. Плюс гарнизон самого города примерно семьдесят тысяч военных. Плюс отряды спецназа СС, Аненербе, много сборщиков и другой непонятной хрени. Этот город нужно уничтожать. Полностью. Штурмовать его – колоссальная потеря в живой силе, технике и времени.

– А мы торопимся? – смотрит на Влада Нестерова.

– Да и сильно, – затягиваясь выдаёт Влад. – У нас вообще нет времени. Знаешь почему? Потому что такие как ты – одарённые, появляются не только у нас, но и у них. И если будем ждать, то в скором времени столкнёмся или с армией суперсолдат, или уже на нас посыпятся арданиумные бомбы. Немцы не дураки, у них тоже есть учёные. Процесс создания бомбы – вопрос времени. Действовать надо быстро и решительно. Так…

Договорить Влад не может, от взгляда Риты Нестеровой икает. Принимает свою не самую привлекательной форму, то есть длиннорукого с металлическими волосами человека. Сверкает глазами, даже клыки удлиняет. Но, никакого эффекта это не производит.

– Будем действовать, – стараясь отвлечь их киваю Владу. – Как?

– Мы пророём под город тоннели, – указывает на карту Влад. – Это займёт время, но потом… Александровск вместе с врагами испарится. Серёга, только на этот город нужно три бомбы, а лучше четыре. Далее, на юге фашисты зарылись в землю у села Пшеничное. Место хорошее, в ста семидесяти километрах от Александровска. Сволочи сидят на высоте. Много жителей, огромный концлагерь в пяти километрах, месторождение уже не «Первопричины» арданиума. Тут взрывать нельзя, наших жалко. Придётся штурмовать.

Севернее, сто пятьдесят от Александровска. Небольшой городок Филины. Там одни фашисты. Ещё севернее, крупная база. Две дивизии, бронетехника, ж/д станция. Тоже ничего особенного. Эти две точки можно разбомбить, ПВО там слабое. С уничтожением ничего не потеряем. Главное взять Пшеничное и взять без потерь среди нас и гражданского населения. Это не так сложно как кажется. Уничтожим Александровск и всё что севернее, уверен, фашисты драпанут.

– На сколько уверен? – спрашивает Горчаков.

– Денис Матвеевич, мы туда не картошку на углях запекать ходили, – скалится Серафина. – Мы там работали. Смотрели, проверяли, считали, рассчитывали. Я к тому же вела подрывную деятельность. Находила особо испуганных солдат и офицеров и внушала им что им конец. Там и так боевой дух на нуле, а после моих внушений паника нарастает. Все смотрят на горизонт и с содроганием ждут когда покажутся русские. Как только в небе поднимутся грибовидные облака, так все кто не сдох бросят оружие и стартанут. Проблемы нам доставят сборщики, спецназ СС и Аненербе. С ними придётся повозиться.

– Молодцы, ничего не скажешь. Когда планируете начинать?

– Сейчас, – злобно скалится Влад. – Я, батя и Серафина, отбываем через два часа. Вам товарищ маршал, предстоит договориться с летунами. Когда Александровск испарится, что будет условным сигналом, пусть сбросят по две бомбы на два узла севернее. Войска выходят к Пшеничному. Есть там ещё несколько сёл и небольшое скопление войск, но проблем это не доставит. Смотрите за флангами. Всё, начинаем операцию – Дрожь земли. Поехали!

– Подожди, – останавливаю его, беру красный карандаш и раздавая офицерам указания рисую на карте план наступления. Кто куда пойдёт, кто что будет делать.

Глядя на меня, Константинов злорадно улыбается. И тут я понимаю, что эта сволочь, специально не стал раздавать указания, оставил для меня. Снова авторитет поддерживает.

Ну, мне приятно что такие бойцы признают меня как командира.

Трое суток спустя. Где-то под землёй. Влад.

Впервые вижу как батя копает тоннели. Хотя копает тут совсем неприменимо, он просто идёт а грунт расступается перед ним. Тоннель нормальных таких размеров. Два в высоту и два в ширину.

Первым идёт Осип, за ним сканирующая пространство Серафина. Я замыкаю и волочу за собой четыре бомбы. Четыре контейнера нехилых размеров, на колёсиках, полозья тут не проканают, снега нет. А сами контейнеры…

Шестиметровые в длину, полтора в ширину, и полтора в высоту. Там в каждом, залитые водой, для усиления взрыва, самые мощные бомбы. Серёга постарался и усовершенствовал их. Замедлители на четыре часа. Арданиума больше. Ебабахнуть должно сильнее.

– Хех, – бодро шагая вперёд усмехается Осип.

– Что?

– Сына, как в старые добрые времена. Мы снова в тоннеле, снова идём пакостить фашистам. Ностальгия.

– Есть такое, – закидывая в рот кусочек урана улыбаюсь. – Только теперь…

– А что будет после войны? – останавливается Осип. – Ну, когда мы победим. Что будет…

– Да ничего не будет, – ворчит Серафина. – Сыграем свадьбу, нарожаем детей. Потом будем сваливать их на деда, а сами сбегать из дома на прогулки, или в театр.

– На меня? – едва не падает Осип.

– Ну, а на кого ещё? Бать, ты других видишь.

– Нет, но… – вытирает слёзы Осип. – Но я же… Сына, я же не родной папка тебе. Да я вообще глюк в башке Михала. Я же знаю.

– Забудь об этом. Ты батя, даже ближе чем родной. Ты принял нас, мы все приняли тебя. Давай чтобы больше такого не было. Договорились?

– А Михал? – подпрыгивает Осип. – С ним как? Он же…

– Значит у нас будет два деда, – разводит руками Серафина. – Дедушка Осип будет нянчиться, а дедушка Михаил поскольку профессор научит внуков всему что знает.

– Весьма тронут, – взяв управление над телом шепчет Ломакин. – Я очень тронут. Но… Спасибо, родные.

– Проф, давай хоть ты без слёз. У нас вообще-то дело. Между прочим важное. Нет, не шучу, не вру, не пытаюсь тебя успокоить. Я серьёзен как никогда. Пошли, времени не так чтобы много.

После разговора, копает Осип с утроенной энергией. Правда все мы немного выдохлись. Потому что копать пришлось о-го-го. Шестьдесят километров, на глубине десяти метров. А впереди ещё как минимум тридцать.

Через час, Серафина сообщает что над нами позиции. Осип тут же останавливается, создаёт комнату, уплотняет грунт, укрепляет стены камнем, и по подсказкам Серафины шустрее идёт дальше. Я же загоняю бомбу в комнату. Превращаю колёса в лапы и заставляю их вцепиться в пол. Пойдём обратно, через корпус шибану по взрывателям. А потом ходу.

Теперь же, идём дальше, к вечеру всё будет готово. Интересно как там наши?

Несколько часов спустя. Где-то в поле. Сидор Громов.

Поставили батарею где-то в ебунях. Подготовили позиции, ждём сигнала. Нет, не к наступлению. Наша задача прикрыть фланг. Разведка говорит что здесь гансы и фрицы шастают. Ну моё дело, как водителя тягача, подогнать нашу красавицу калибром в 122–мм в нужное место, отцепить, отогнать тягач и на этом всё. Однако, не могу сидеть на месте. Помогаю разворачивать орудие, таскаю боеприпасы, обеспечиваю быт. Слежу за своим другом, командиром орудия. Который, несмотря на то что воюет со мной все пять лет, старше меня на семь лет, но иногда ведёт себя как ребёнок и наровит убиться.

Вытаскиваю из кабины свёрток, закуриваю и топаю к орудию, нахожу друга у пушки. Крайне задумчивым. Сидит, держит в руках горсть спичек, хмыкает.

– Самуил, ты чего так спички разглядываешь?

– Сколько их здесь? – поднимает голову Самуил.

– Я что, считал? – присаживаюсь рядом. – Ты лучше посмотри что я принёс. Сало, хлеб, махорка. В той деревне, бабулька угостила.

Будешь? Да хватит спички считать.

– Да не считаю я их. Ты не поверишь, Сидор, но я… Хотел я значит прикурить. Закрутил самокрутку, открыл коробок и запнулся. Спички высыпались и я… Я просто посмотрел и понял что их выпало сорок шесть штук. Очень удивился. Пересчитал и таки да. Сорок шесть. Я могу их считать в полёте. Мало того, видя как они падают, я знаю куда именно упадёт каждая. Куда и как.

Пока Самуил рассказывает, открываю свёрток и протягиваю ему. Друг благодарит, отстёгивает с пояса флягу, открывает, отпивает и морщась протягивает мне. Берёт кусочек сала, закусывает…

– Что?

– Я думал тебе сало нельзя.

– Сидор, сколько можно повторять. Православный я. Я, мои родители царство им небесное. У меня даже фамилия русская – Иванов.

– Иванов Самуил Моисеевич, – глядя на друга улыбаюсь и отпиваю из фляги. – Да не нервничай ты. Шучу я.

– Когда шутят смешно всем, а не только одному, – ворчит Самуил. – Хотя да, ты прав. В такое время, шутить можно как угодно. Но дружище, я уверен, война скоро закончится. Посмотри вокруг. Запах победы в воздухе. И…

– Немцы! – кричат часовые.

– Да чтоб вас.

Самуил хватает бинокль, забирается на ящики и смотрит в даль. Качает головой.

– Твою жеж матушку, – выдаёт Самуил. – На прорыв идут. Полк как минимум, самоходки, танки. А у нас четыре орудия и две роты стрелков.

– Испугался что ли?

– Я? Испугался? – рычит на меня Иванов. – Да хрен ты угадал. Бойцы! Заряжай осколочный.

– По врагу огонь! – кричит командир батареи. – Стрелять по готовности.

Пушки дают залп, бойцы перезаряжают. Наступающие нацисты ложатся. В ответ на наш залп стреляют танки и первым же выстрелом уничтожают одну из пушек.

– Огонь-огонь-огонь! – кричит командир.

Позиции накрывает взрывами. Расчёты сносит. Нас засыпает землёй. В ушах свистит…

– Ребята, – вставая осматриваюсь и тут…

Ещё один вражеский залп. Вверх летит земля. Меня откидывает и переворачивает в воздухе. Свист в ушах громче, боль во всём теле. Пытаясь прийти в себя лежу…

– Сидор! – тормоша меня кричит Иванов. – Очнись, друг. Мы одни остались.

– Как одни? А…

– Орудия уничтожены, нашей красавице прицел оторвало. Командира убило. Пехоту накрыло. Сидор вставай. Я один не справлюсь. Давай дружище, будешь заряжать, ты это умеешь. А я…

– Я думал мы отступаем…

– Слушай ты, – схватив меня за шею рычит Самуил. – Мне твои шуточки, вот здесь уже. И отступать мы не будем. Уйдём, немец во фланг ударит. А теперь встал, схватил снаряд… Давай!

Мотая головой поднимаюсь, вытаскиваю снаряд из ящика, заряжаю…

– Огонь! – смотря в бинокль командует Самуил.

Дёргаю верёвку, орудие грохочет, и выбрасывает дымящуюся гильзу.

– Осколочный, – подбежав к орудию и крутя ручки шипит Самуил. – Давай.

Ещё выстрел. Гильза вылетает, по приказу друга заряжаю бронебойный, жду и как только он машет рукой стреляю.

– Есть! – орёт Самуил, доворачивает орудие и снова встаёт на ящики. – Самоходка улетела. Ещё!

Как могу быстро перезаряжаю, стреляю и по радостным крикам Самуила понимаю что он стреляет без промаха. Враги же, хоть и стреляют, теперь у них сплошные недолёты.

– Друг, они там ослепли? Что-то мажут.

– У них самоходки особые были, – доворачивая орудие кивает Самуил. – Были, больше нет. Давай осколочный.

– Даваю.

Хватаю снаряд, бегу к пушке, заряжаю и оборачиваюсь. Снарядов всего два. Не страшно. В тягаче есть ещё. На позициях должно остаться.

– Самуил, снарядов нет. Перекур, я сбегаю.

Несусь к тягачу, запрыгиваю в кузов, хватаю ящик. Ничего не понимая ставлю, открываю и разглядываю пять снарядов.

– Нихрена себе. А показалось что пустой. Так это же…

Бой продолжается ещё час. За это время, к нам сползается пехота. Одни подключаются к процессу и подают снаряды. Другие стаскивают раненых и убитых. Впереди же… Получив небольшую передышку, успеваю посмотреть как работает Самуил. И работает он мастерски. Ни одного выстрела мимо. Не знаю как у него получается высчитывать куда попадёт снаряд, но…

– Выстрел! – глядя в бинокль командует Иванов.

Солдатик дёргает верёвку, орудие стреляет и через мгновение, последняя оставшаяся самоходка взрывается.

Самуил приказывает зарядить осколочный. Внимательно смотрит вперёд.

– Ничего не понимаю. Они разбиты, осталось два танка и горстка солдат, но они идут. Идут даже раненые. Выстрел!

И тут начинается. Два последних танка разгоняются и на полной скорости прут на нас. Солдаты кричат и бегут за ними.

– Заряжай! – командует Иванов.

Спрыгиваю с ящиков, сбрасываю телогрейку и гимнастёрку и сам начинаю заряжать, так быстрее. Стреляем теперь уже прямой наводкой.

Пехота врага разлетается ошмётками. Один танк врывается. Второй прорывается ближе, но получив осколочным в башню крутится на месте и замирает. Корма загорается…

– Теперь в рукопашную, – взяв автомат улыбаюсь. – Самуил…

Наша пехота стреляет, фашисты дохнут пачками, но не останавливаясь прут на позиции.

– Да они же пьяные, – кричит один боец.

Стреляет, но тут же оказывается сваленным с ног прыгнувшим немцем. Начинается реальная рукопашная схватка. Стрелять или использовать ножи немцы даже не думают. Прыгают на наших и вцепляются в них зубами. Позиции превращаются в побоище. Ножами и прикладами убиваем прорвавшихся. Тех что на подступах закидываем гранатами. Самуил, что на него совсем не похоже, звереет и стоя на ящиках ножом кромсает врагов.

Но сильнее всего, я удивляюсь сам себе. Потому что хватаю взрослых мужиков, с лёгкостью поднимаю и откидываю назад. Удар в лицо, ломает лицевые кости. Сила такая, что врагов практически не замечаю. Зверею сам и и схватив одного за ноги, как дубиной добиваю подбегающих.

– Сидор! – вонзив нож в глаз солдату и отпинывая труп кричит Самуил. – Что на плече? Красная звезда, а внутри… Мне из-за крови не видно.

– Красная звезда, внутри медвежья морда скалится. Маришка сделала. Одно прикосновение и рисунок проявился. Эти, кто они… Пигментные пятна. Красиво, да?

– Хочу себе такую же. Да откуда вы лезете, черти? Всех порвём!

Всех порвать не позволяет неожиданно прибывшее к немцам подкрепление. От вида которого, даже нам дурно становится. Это добираются раненые, каким-то чудом пережившие арт удары.

Измочаленные, разорванные осколками. Они завывая идут или ползут к нам. Одни придерживают вываливающиеся кишки. Другие… Один волоча за собой кишки вообще на руках ползёт. Нижней половины нет, что страшно.

– Чего встали сукины дети! – стреляя живым трупам в головы орёт Самуил. – Бейте их! Они уже дохлые. Нет здесь никакой мистики, просто накачали какой-то дрянью.

– Товарищ старший сержант, – воет одна из бойцов. – Страшно же.

– Отставить страх! За победу. За родину!

– За мной! – сдёрнув с орудия лом и круша врагам головы кричу.

Помогает, ребятишки приходят в себя и с удвоенной энергией ломают врагов. Страх сменяет злоба, бойцы звереют от чего дохляки быстро заканчиваются. Но тут, объятый пламенем танк, поворачивает башню и…

Срываюсь с места, кричу Самуилу чтобы ложился. Танк стреляет и взрывается. Самуил кувыркаясь летит вверх. Башня танка подпрыгивает.

Почему-то становится холодно. И в тоже время по груди и шее бежит кипяток. Поворачиваю голову, замечаю что к голове прилипла какая-то тряпка. Пытаюсь оторвать и с ужасом понимаю что это почти половина моего же лица.

Руки начинают дрожать, воздуха не хватает… А впереди в воронке хватая ртом воздух, глядя стеклянными глазами в небо, лежит Иванов. Выплёвывает кровь…

– Ну нет, – левой рукой прижимая кожу к лицу говорю. – Нет!

Подбегаю к другу, падаю рядом, ощупываю, зову. Самуил не отвечает, смотрит в пустоту, тяжело и судорожно вдыхает. Вокруг него собираются наши, с сочувствием смотрят…

Хватаю его, забрасываю на плечо.

– Держать оборону, я быстро, – киваю бойцам и собираюсь уже бежать, как вдруг…

– Ещё немцы, – глядя в бинокль шепчет девушка. – Сидор Макарович, что делать? Мы…

– Прости друг, – укладывая Самуила киваю. – Придётся подождать. Не могу я детей оставить. А ты держись. Немного. Мы их сейчас разнесём и я тебя мигом в госпиталь доставлю.

Выхожу вперёд, смотрю… Танки, самоходки, много пехоты. Это…

А нас всего около сотни осталось. Много раненых которые на ногах стоят только потому что способности получили. Но этого…

– Собрались! – кричу на них. – Все на позиции. Все… Самолёты?

За спиной слышится нарастающий гул. Звучат залпы пушек. Над позициями проносятся красавцы «Илы» и забрасывают наступающих бомбами. Второе и третье звенья поливает их огнём пушек, пулемётов, и ракетами.

Лязгая гусеницами рядом с нами останавливается «тридцать четвёрка» и стреляет в наступающих. А за ней ещё три таких же. Улетевшие «Илы» делают круг и обрушивают на врага всю свою ярость. Прибывают ещё танки, с брони спрыгивает пехота.

– Сидор, – выплюнув кровь стонет Самуил. – Мы победили.

– Конечно, друг. Ты как…

– Дышать больно…

– Держись, я сейчас. Медик!

Медикам явно не до нас, их хоть и не мало, но раненых слишком много. Да и враг начинает огрызаться. То что к нам подходят тяжёлы «Исы» обезумевших фашистов не трогает. Они стреляют, бегут, падают от пуль, но поднимаются и снова бегут…

Разорвав майку приматываю своё лицо к голове, завязываю узел и подхватив умирающего друга бегу назад. До ближайшего госпиталя восемь километров. А там Маришка, она поможет. Главное только – добежать. Только добежать…

Не знаю с какой скоростью бегу, но кажется слишком быстро. Потому что страшно. Друг едва дышит. На себя плевать, пусть я после такого забега не выживу, но Самуил…

– Я должен добежать. Я…

Прибавляю скорости. Сердце бешено стучит в висках, воздуха не хватает. Хочется уже остановиться, но…

Заметив колонну машин, сворачиваю и бегу к ним. Останавливаюсь на дороге. Машу рукой…

– Маришка где? – глядя на охреневшего водителя спрашиваю.

– Что у вас? – выпрыгивает из кузова она.

Дальнейшие объяснения не нужны. Девушка забирает Самуила, срывает с него одежду, проводит пальцем по груди, превращает руку в синеватую густую жидкость. Раздвигает разрез на груди и запускает туда жидкость. Вверх по столбу жидкости поднимаются осколки, сгустки свернувшейся крови, лохмотья. Вторую руку, Маришка укладывает на лоб Самуила. Хмурится, слабо светится сине-фиолетовым. Заращивает рану на груди, встаёт и идёт ко мне.

– На колено встань.

– А с ним? А что с ним, он ведь не умер? Не умер же.

– Да жив он, жив, – качает головой Маришка. – А теперь на колено встань, мне до твоего лица не дотянуться.

– Да со мной всё хорошо…

– Быстро блядь!

Встаю, Маришка снимает повязку, морщась ощупывает лицо. Вздыхает…

– Глаза целы. А вот то что лицо криво приложил... Позже подойди, срежем по новой и приладим как надо. Нос и уши тоже поправлю. Пока же неси своего товарища в госпиталь. Больше воды давай, и вставать неско дней не разрешай. Контузию полностью убрать не получилось. В остальном… Вовремя принёс, ещё бы пять минут…