Текст книги "Альтависта (СИ)"

Автор книги: Stasy Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Оставшаяся свободной его рука легла мне на бедро, а затем очутилась под моей юбкой, сдвинув ткань трусиков в сторону. В ту же секунду я почувствовала жар во всем теле и издала тихий стон, как раз, когда Джордж ласково прикусил мочку моего уха. Одним легким движением Джордж распустил мои волосы, водопадом заструившиеся по плечам и спине.

– Я же сказал, что мне больше нравятся распущенные волосы, – прошептал он мне на ухо.

Надо бежать. Надо…

Джордж обхватил мои ягодицы и прижал бедра к своему паху, заставив меня простонать что-то неразборчивое, что должно было бы все это прекратить, но разум отключался, передавая бразды правления только чувствам и ощущениям. Он приподнял меня, оторвав от твердой почвы и заставив обхватить себя ногами, что я тут же сделала, дабы не потерять равновесие. Обняв его шею руками и зарывшись пальцами в рыжие волосы, я ответила на поцелуй со всей присущей мне страстью и желанием, которое таилось все это время во мне и, наконец, вырвалось на свободу.

Оказавшись на мягких простынях, мы замерли на тысячную секунды и посмотрели друг другу в глаза. Я не видела прежнего мягкого и озорного мальчишку, передо мной предстал сильный мужчина, которому я хотела повиноваться, хотела той грубой страсти, которой мне все это время не хватало. И он давал мне ее, лихорадочно изучая губами и языком каждый, даже самый потаенный, участок тела, вынуждая меня дрожать от вожделения.

С нетерпеливым рычанием, подобным дикому зверю, Джордж сорвал с меня остатки одежды и избавился от своей, а я судорожно касалась его напряженной спины и несильно царапала кожу в предвкушении.

На короткий миг наши взгляды вновь встретились, и он вновь увлек меня поцелуем, прикусывая нижнюю губу и не заботясь об осторожности, как бы дразня меня и мое изнывающее, словно от боли, тело.

– Ты сводишь меня с ума, Грейнджер, – прошептал он.

А после я ощутила так необходимое мне «обезболивающее» и приглушенно застонала, бесповоротно отдавая себя во власть ощущений и Джорджа, впервые чувствуя невероятную наполненность и сливаясь в единое целое с человеком, вот уже несколько месяцев не дававшего мне покоя.

***

Я лежала на спине и смотрела в потолок, натянув одеяло чуть ли не до самого подбородка. Тишину чужой мне спальни нарушало прерывистое дыхание человека, лежащего рядом, а я же старалась и вовсе не дышать, убеждая себя в том, что это всего лишь дурной сон, и сейчас я открою глаза и окажусь дома, в своей постели, а рядом будет посапывать Рон. Но как бы я ни старалась убедить себя в нереальности ситуации, ничего не менялось.

Эмоции захлестнули нас, поглотили сознание и вынудили совершить самую серьезную, непоправимую и непростительную ошибку в жизни, за которую я точно буду расплачиваться в аду или вариться в специально отведенном котле для неверных невест.

Мне казалось, что время остановилось, и я боялась даже шевелиться, как будто это могло усугубить и без того отвратительную ситуацию, стыд за которую съедал меня все сильнее.

– Что мы наделали? – прошептала я, а потом сообразила, что Джордж, наверное, задремал.

– Какие-то проблемы? – вопреки моим сомнениям сонно пробормотал он, и я даже невольно вздрогнула, так и не

рискнув посмотреть ему в глаза.

– Да. Например, то, что вскоре я выхожу замуж за твоего брата.

Джордж молчал, но могу поклясться, что его ответом было привычное и ненавистное мне закатывание глаз. Он всегда так делал, когда я начинала занудствовать, еще со школьной скамьи изводил меня этой дурацкой привычкой.

– Это так неправильно, – дрожащим голосом продолжила я и села ровно, обнимая колени обеими руками.

– Все-то у тебя неправильно, Грейнджер. – Я покосилась на парня, и он поморщился. – Мои отношения с Анджелиной были неправильным, наш с тобой секс тоже неправильный. А что тогда правильно, черт возьми?

– Ты и сам знаешь, что твоя интрижка с Анжделиной была изначально обречена на провал, мы уже говорили об этом. – Он коротко кивнул, а затем аккуратно провел двумя пальцами вдоль моей обнаженной спины, прямо по контуру позвоночника.

Я прикусила губу и зажмурилась, стараясь отогнать воспоминания о том, что случилось сегодня между нами. Джордж тоже выпрямился позади меня, отчего я невольно напряглась. Было страшно неуютно находиться в опасной с ним близости, как будто могло произойти что-то еще хуже.

– Я должна рассказать Рону.

– И попрощаться с жизнью, – веселился Джордж, и я воззрилась на него гневным взглядом.

– Тебе смешно?

– Я знаю только один способ, как туманно сообщить Рону об этом. – Я заинтересованно уставилась на парня, и тот хитро улыбнулся.

– И как же?

– «Рон, я поняла, что наши отношения были ошибкой, мы должны расстаться, пока это не зашло слишком далеко», а потом, когда он спросит о причине, ты ему ответишь: «Прости, но я полюбила другого», и все, дело сделано.

Джордж самодовольно улыбался во все тридцать два зуба, а я смотрела на него словно на сбежавшего из Мунго душевнобольного пациента.

– Ты болен, – наконец, ответила я и встала с постели, обернувшись одеялом.

– Почему сразу болен? – нахмурился он.

Я спешно подобрала свои вещи с пола и скрылась в ванной, не желая отвечать на его вопрос, раз он сам не понимает того, насколько абсурдную мысль озвучил.

Я оперлась руками о раковину, включила холодную воду, заставила себя умыться и посмотрела на отражение. По ту сторону зеркала на меня смотрела напуганная девушка с глазами загнанной в угол лани. Грудь яро вздымалась, а я судорожно соображала, как мне жить дальше.

Руки тряслись, а расфокусированный взгляд нервно блуждал по периметру ванной комнаты, и я никак не могла застегнуть чертову молнию на платье. Проклиная все на свете, в том числе молнии, располагавшиеся на спине, я вышла наружу, где меня ожидал Джордж в одних только джинсах. Он облокотился о стену и выжидающе смотрел на меня.

– Ты не мог бы мне помочь? – сквозь зубы попросила я и повернулась к нему спиной.

– С удовольствием, – ответил он, и, наверняка, лицо его озарила гаденькая ухмылка, которую я так ненавидела.

Он очень медленно стал вести молнию вверх, касаясь кончиками пальцев моей обнаженной кожи и вызывая этими мимолетными прикосновениями шабаш мурашек, охвативших меня, казалось, от макушки и до пальцев ног. Когда дело было сделано, Джордж откинул копну моих волос на левую сторону и коснулся губами шеи, сводя этим поцелуем с ума.

От волнения и борьбы с желанием продолжить, а точнее – начать все снова, мне стало не по себе: голова закружилась, во рту все пересохло, а органы внутри будто бы поменялись местами.

– Так почему я болен, Грейнджер? – прошептал парень, касаясь губами мочки моего уха.

Я почти застонала и тут же отскочила от него подобно рассерженной кошке. Даже волосы на моей голове, казалось, встали дыбом, а глаза яростно сощурились. Джордж склонил голову в бок и медленно облизал пересохшие губы, а в его глазах плескалось пламя, которое меня пугало.

– Во-первых, я не люблю тебя.

Джордж хмыкнул и загнул большой палец на правой руке, принимая мой пока единственный аргумент.

– Справедливо. Еще?

– Я люблю Рона, – нервно выпалила я, и юноша ядовито усмехнулся и покачал головой.

– Ложь.

– Что? – изумилась я, инстинктивно одергивая юбку платья ниже, смущаясь под раздевающим взглядом собеседника. – С чего такие выводы?

– Ты бы ни за что не изменила человеку, которого любишь. Измена – это поиск лучшего, это сравнение, а когда ты что-то ищешь или сравниваешь – это уже не любовь.

– Много ты понимаешь в любви! – огрызнулась я, осознавая, что он чертовски прав.

– Согласен, что не так уж много, так как никогда серьезно не влюблялся, но кое-какие знания у меня все же имеются.

– Джордж, давай просто забудем эту ошибку, которую мы совершили? Нами овладели эмоции, затуманившие рассудок, так давай же похороним всю эту глупость, и больше не будем вспоминать? – с надеждой предложила я.

– А ты уверена, что забудешь? – Он сделал шаг вперед, приближаясь ко мне, а я – шаг назад, упираясь спиной в холодную стену. – Уверена, что не вспомнишь, как стонала подо мной, когда к тебе прикоснется он?

Джордж остановился напротив и выставил руки по обе стороны от меня, отрезая мне путь к спасению от него. Мое дыхание участилось, а сердце рвалось из груди.

– Неужели не почувствуешь себя грязной?

– Хватит, – пискнула я, зажмурившись, лишь бы не смотреть в его потемневшие глаза. – Мне и без того стыдно и паршиво настолько, что хочется выпить яду.

– Как бы тебе того ни хотелось, ни я, ни ты не забудем того, что случилось. Я и не хочу забывать, – прошептал он мне в губы, обжигая горячим дыханием.

– Нет, не надо. Если ты прикоснешься ко мне, я не выдержу, и все полетит к черту, – лепетала я, отворачивая лицо в сторону, но Джордж ухватил меня за подбородок кончиками пальцев и развернул к себе.

– Я хочу, чтобы ты осталась, – твердо сообщил он и поцеловал меня, вынуждая приоткрыть губы для ответа.

Я почти поддалась ему, но что-то внутри забило тревогу и окатило меня ледяной волной стыда и осознания, что если я останусь, то сделаю еще хуже, чем есть, а этого нельзя допустить. Каким-то чутьем я поняла, что еще несколько секунд – и Джордж сожмет меня в объятиях так, что мне будет не выбраться и придется сдаться.

Собравшись с силами, я оттолкнула парня от себя и ринулась к выходу, схватив на ходу свои сапоги, пальто и сумку. Уже где-то на лестнице я надевала обувь, а на улицу выскочила в распахнутом пальто. Морозный ветер сразу же схватил меня в свои объятия, которые разительно отличались от объятий Джорджа, но даже они мне сейчас казались более необходимыми, чем руки старшего брата моего жениха.

Я шла по улице, раскачиваясь в разные стороны, словно пьяная, и заламывала себе руки от безвыходности ситуации. Прохожие недовольно косились на меня и старались обходить стороной, а я добрела до первой попавшейся скамейки и рухнула на нее, закрыл лицо руками. Все внутри меня дрожало, а демоны, кажется, окончательно сорвались с цепи и вырвались наружу. Процесс необратим, я стала их пленницей.

Если бы несколько месяцев назад мне сказали, что все закончится именно так, я бы ни за что не стала помогать Джорджу выбраться из депрессии. Если бы мне только намекнули, что связь с ним сломает все то хрупкое, что я с трудом строила столько лет, я бы бежала. Бежала без оглядки.

========== Глава 9. ==========

Для создания атмосферы: Red – Hymn For The Missing

Tried to walk together,

But the night was growing dark

Thought you were beside me

But I reached and you were gone.

С того дня вся моя жизнь пошла по наклонной. Прежняя Гермиона Грейнджер сгорала медленно, и вот-вот догорит, а мне останется лишь развеять собственную душу по ветру. Но могу ли я просто взять и сдаться? Это не в моих правилах, я должна взять себя в руки и бороться до конца, пока силы не покинут меня и мою ветхую душу, которая в любой момент готова издать свой последний вздох.

Я еще больше стала работать, задерживалась допоздна и старалась изводить себе так, чтобы, приходя домой, бессознательно падать лицом в подушку и засыпать. Но мысли возвращались каждый вечер, даруя мне бессонницу, а утро превращалось в самую невыносимую пытку.

Я изо всех сил старалась заставлять себя встать с постели, вымучено улыбалась Рону и исчезала за бумагами и отчетами в министерстве. Стала раздражительной и слегка рассеянной, но с завидным упорством напрягала свой мозг и настраивала его только на работу. Иногда мне это удавалось.

Джордж молчал, то ли потому что для него эта ночь перестала иметь значение, то ли просто ждал, когда я все решу для себя и дам знать. Но что я могла решить? Единственное, чего мне хотелось, это вернуться в прошлое и изменить события. Пусть в памяти и остались бы отпечатки той ошибочной ночи, но сама эта ошибка была бы стерта с лица Земли.

Я ненавидела себя за то, что опять лгу Рону о том, что все в порядке, и у меня действительно много работы. Я ненавидела Джорджа за то, что он посмел ворваться в мой мир и разрушить то хрупкое, что я строила столько лет. Я ненавидела Рона за его понимающие взгляды, полные нежности и терпения, за то, что он верил женщине, которая обманывает его таким бесчестным путем.

И я понятия не имела, что делать дальше. Какой выбор теперь будет правильным, когда все так поменялось в один миг? Это последнее сражение, в котором я принимаю участие, но самое сложное, ведь борьба с собственным «я» всегда тяжелее.

Самое ужасное чувство – это когда не знаешь, какое решение принять.

За несколько дней до дня рождения Джорджа Рон спрашивал меня, пойду ли я вместе со всеми праздновать его в Нору. Я ответила отрицательно, а парень не смог скрыть ликующей улыбки, которую затем с извинениями стер. А мне хотелось кричать, что ему не за что извиняться, и это я должна валяться у него в ногах и просить прощения, которого и вовсе не заслуживаю. Но я молча кивнула и принялась готовить ужин, надеясь в очередной раз его не испортить.

А через пару недель я наутро открыла глаза и ощутила, как вина, боль и отчаяние наваливается на меня все сильнее. У меня не было желания и сил даже встать с постели, чтобы пойти на работу и продолжать борьбу. Я хотела лежать, глядеть в потолок и умирать, видя перед глазами напряженное лицо Джорджа и доверчивые глаза Рона.

«И чего же ты хочешь?»

«Тебя», – крутилось в моей голове день и ночь.

«Это так неправильно»

« Все-то у тебя неправильно, Грейнджер. Мои отношения с Анджелиной были неправильным, наш с тобой секс тоже неправильный. А что тогда правильно, черт возьми?»

А я уже и сама не знала, что правильно. Казалось, что вся моя жизнь стала одной большой ошибкой.

Рон вошел в спальню и улыбнулся, глядя на то, что я не имею ни малейшего желания вставать, но, видимо, его насторожил мой отрешенный и отсутствующий взгляд, и он осторожно присел на край постели.

– Гермиона Грейнджер решила прогулять? – Он ухмыльнулся. – Или тебе нездоровится?

– Кажется, я приболела, – прошептала я.

– А ты еще мне говорила, что я постоянно работаю! Посмотри, в кого ты превратилась! Уже месяц ходишь бледная, а темные круги под глазами лишь дополняют образ вампирской леди. Что с тобой происходит? Ты стала рассеянной, и у меня складывается впечатление, что жизнь покидает тебя на моих глазах, а я ничего не могу с этим поделать.

Я устало прикрыла глаза и порывисто выдохнула, чувствуя, как обжигающие слезы подступают и грозятся пролиться наружу, выдавая меня с головой. Бедный Рон… Он не заслуживает такого отношения.

– Просто много работы, Рон, и постоянная нервотрепка.

– Я запрещаю тебе идти в ближайшие дни в министерство, проживут без тебя. А я вызову целителя на дом. Еще не хватало, чтобы моя невеста умерла, так и не побывав на собственной свадьбе.

В его голосе отчетливо проступала улыбка, а я сжимала руки в кулаки под одеялом и до боли впивалась в ладони ногтями, чтобы удержать контроль над собой и своими эмоциями. Когда дыхание более-менее выровнялось, я открыла глаза и привстала.

– Я должна идти на работу, и это не обсуждается.

– Хватит командовать! – возмутился он. – Я не позволю тебе угробить свое здоровье.

– Я в состоянии сама о себе позаботиться, – раздраженно ответила я.

– Ты всегда была такой, но сейчас ты почти моя жена, значит, я в ответе за тебя, так что позволь и мне о тебе заботиться. Ты не сможешь в одиночку нести это бремя.

Он говорил с заботой и нежностью, которой я не заслуживаю, и мне хотелось, чтобы он замолчал и ушел, оставив меня на растерзание собственным демонам, которые пожирали меня изнутри, а я безучастно наблюдала за этим и терпела, зная, что уже ничто не сможет меня спасти.

– Я должна идти на работу, – словно робот, повторила я и направилась на кухню, чтобы заварить себе крепкий кофе.

– Скажи, это ведь не связано с Джорджем? – спросил Рон, облокотившись о стену на кухне.

Я слегка вздрогнула, надеясь, что он не заметил, и налила напиток в чашку.

Вот он – тот момент, когда я могу искупить свою вину, рассказать обо всем, заслужить ненависть человека, который любит меня больше всего на свете. Я должна им воспользоваться, чтобы раз и навсегда запереть демонов в клетку. Должна.

– Причем тут твой брат? – спросила я, мысленно презирая себя.

Трусиха. Не смогла.

– Просто спросил. – Он пожал плечами. – Пожалуйста, останься дома.

Мы некоторое время смотрели друг другу в глаза, а затем я сдалась.

– Хорошо. Только не нужно приглашать целителя, я просто отдохну.

Рон кивнул, подошел ко мне и обнял, зарываясь носом в растрепанные волосы. От этого нежного жеста мне хотелось закричать, но я стойко держалась, сглатывая подступивший к горлу болезненный ком.

Когда он аппарировал в аврорат, я медленно опустилась на холодный пол, уткнулась лицом в колени, которые тут же посильнее прижала к груди, и дала волю слезам. Демоны внутри ликовали, наслаждались моей болью, слабостью и невозможностью сопротивляться.

Ужасно было и то, что мне абсолютно не с кем об этом поговорить. Да я бы и не решилась рассказать такую постыдную тайну кому-то. Зачем? Чтобы увидеть осуждение в глазах собеседника и вялое похлопывание по плечу, смешанное с дешевыми фразами о том, что все обязательно будет хорошо?

Не будет уже хорошо. Я сломала себе жизнь.

Но мне было необходимо выговориться. И в мою голову внезапно пришла мысль, которая за последнее время стала единственной здоровой. Эта мысль стала для меня путеводителем, за которым я готова была идти, куда угодно.

Наспех одевшись, я вышла из дома, щурясь от яркого солнца. Так как боль в глазах нарастала и становилась невыносимой, надела солнцезащитные очки и побрела по улице, кишащей маглами. Они суетились, улыбались погожему деньку и верили, что их жизнь не будет разрушена в один момент. О, как они заблуждались. Судьба порой не ведает пощады и бьет порой менее честно, нежели сама Смерть.

Тем временем я подошла к обыкновенной магловской церквушке неподалеку от дома и остановилась у входа, заламывая руки. Сюда на исповедь приходят те, кому больше некуда пойти. Те, кто совсем отчаялись и не знают, как им жить дальше. Никогда не думала, что однажды стану одной из таких людей.

Набрав в грудь побольше кислорода, я отворила тяжелую дверь, которая раскрылась с характерным скрипом, а стоило ей закрыться, я оказалась в полной тишине. Здесь не было слышно гула автомобилей или голосов прохожих – вокруг стояла невероятная тишина, и лишь на задворках сознания я ощущала чье-то незримое присутствие, от которого становилось легче.

Огонь свеч подрагивал и периодически хрустел, и я неуверенно зашагала вперед, разразив покой стуком своих каблуков. Я не чувствовала себя лишней в этом месте. Казалось, что меня ждали.

Закрывшись в маленьком помещении, я присела на стул и стала ожидать священника, который обязательно меня выслушает и поймет, а затем помолится о моем прощении.

– Что тебя привело ко мне, дитя мое? – послышался голос за тонкой деревянной перегородкой.

Человек говорил таким голосом, что ему хотелось доверить все свои тайны. И при этом ты знаешь, что тебя никто не осудит, все мы грешны.

– Святой Отец, я очень согрешила, – прошептала я. – Я обманула и продолжаю обманывать дорогого мне человека, который любит меня всем сердцем. Но я не могу набраться храбрости, чтобы все ему рассказать, потому что правда убьет его. И я не хочу терять этого человека.

– Эгоизм погубит тебя, дитя мое. Ты заботишься сейчас не о ближнем своем, а о собственных чувствах, о том, что раскрытая правда причинит боль тебе и принесет бесцельность жизни. Ты должна поставить того человека превыше собственных чувств.

– Но ведь это причинит ему не меньшую боль! – возразила я срывающимся голосом.

– Боль отступит и очистит твою душу, даруя вам обоим свободу ото лжи и пороков. Ты совсем юна, дитя мое, но должна принять решение, которое в корне изменит твою жизнь. Ты должна сказать правду.

– Но я не могу! – Я всхлипнула. – Я не могу…

– Открой мне свою душу, поведай все, а я помолюсь Господу о твоем прощении.

И тогда я рассказала ему все без утайки, захлебываясь слезами, которые безуспешно размазывала по лицу. И с каждым словом мне становилось легче, будто все они весили каждое по несколько тонн, а сейчас падали в бездну.

Выйдя на улицу, я ощутила невероятную легкость, какой не чувствовала уже очень давно. А я уже и забыла, каково это – свободно дышать. Мысли разложились по полочкам, откуда-то появились силы и храбрость, и я вдруг подняла глаза к безоблачному небу и улыбнулась, чувствуя, что искупление будет тяжким, но плодотворным.

До вечера я пребывала в решимости и неком волнении, постоянно глядела на часы и ждала Рона с работы, который, как назло, задерживался. Но около девяти часов вечера послышался хлопок аппарации, а затем в гостиной появился уставший Рон.

– Ты голоден? – спросила я.

– А ты как думаешь? – Он улыбнулся. – Как себя чувствуешь? Выглядишь лучше, чем утром.

– Я отдохнула и разобралась со своими мыслями. Что ж, тогда пойдем на кухню.

Дождавшись, пока Рон поужинает и расскажет мне о том, как прошел рабочий день, я ощутила, что с каждым его словом и взглядом моя уверенность куда-то исчезает, образовывая какую-то пустоту внутри, подобную лишь черной дыре, всасывающей все, что я так бережно хранила с самого утра.

– Рон, мне надо сказать тебе кое-что важное… – начала я.

– Я тебя слушаю. – Он внимательно посмотрел мне в глаза, и я собрала всю волю в кулак.

– Я… люблю тебя, и что ты думаешь насчет того, чтобы датой нашей свадьбы стало двадцать восьмое июня?

Той ночью Рон был невероятно нежен и ласков со мной. Пожалуй, так, как никогда. Я не видела перед собой Джорджа, старалась не сравнивать все, что испытываю, но грязь, которая, казалось, сковала меня, наверное, уже было не смыть ничем. Вот, о чем говорил Джордж.

«Неужели не почувствуешь себя грязной?»

Чувствую. И буду чувствовать теперь всегда.

Когда Джинни узнала, что моя свадьба через два месяца, ее было не остановить. Она каждые выходные таскала меня по магазинам, заставляла примерять различные шикарные свадебные платья, в которых меня постоянно что-то не устраивало: то слишком пышное, то чересчур блестящее, то откровенное, то вычурное. Мисс Уизли злилась на меня и каждый раз проклинала, а я ходила следом за ней, словно безвольная кукла, пока демоны царапали мою душу и разрывали ее в клочья.

– А чем тебе это платье не понравилось, мисс привереда? – возмутилась Джинни, когда я критично осматривала пышное белое платье с золотистой вышивкой.

– Я теряюсь на его фоне. Джин, к чему эта вышивка, эти жемчужины на платьях, какие-то узоры? Я хочу простое платье, – взмолилась я.

– Я хочу, чтобы ты была самой красивой невестой!

– Давай оставим это право тебе? – Я улыбнулась, а подруга покраснела.

Совсем недавно стало известно, что Гарри все же сделал ей предложение. Наверное, я так не радовалась даже собственной помолвке. Джинни сияла как новенький галеон, а Гарри лишь смущенно улыбался, когда разговор касался их предстоящей свадьбы, намеченной на сентябрь.

– Но ведь твоя мама хотела видеть на тебе пышное платье… – уцепилась за последнюю ниточку она.

– Да, только вот выхожу замуж я, а не мама, – насмешливо ответила я.

– Ладно. – Она устало выдохнула. – Тогда выбирай теперь сама.

И я выбрала воздушное легкое белоснежное платье без бретелей и корсета, но которое великолепно подчеркивало мою небольшую грудь и тонкую талию. Юбка с оборками, края которых вышиты серебристыми нитями, струилась вниз, а ее подол волочился еще на некотором расстоянии позади меня.

Я покрутилась, и юбка заискрилась, словно кристаллики снега на январском солнце. Джинни восторженно охнула, и я широко улыбнулась, чувствуя себя в этом платье самой красивой. Подруга подошла ближе и положила прохладные руки на мои обнаженные плечи.

– Нужно обязательно оставить волосы распущенными, лишь накрутив их так, чтобы они пружинами струились по спине. Боковые пряди можно заколоть сзади, и будет отлично.

– Нет, – отрезала я. – Я уберу волосы в прическу.

– Но, Гермиона! – возмутилась рыжая. – Ты их и так всегда убираешь!

– Волосы будут убраны. И никакой фаты.

– Ты невыносима, – буркнула девушка и неохотно согласилась.

А я просто не хотела, чтобы имелось хоть что-то, что могло напомнить мне о Джордже. Не хотелось, чтобы он видел меня на моей свадьбе такой, какой я ему нравилась. Мне казалось, так будет правильней.

Второе мая подкралось незаметно, как будто из-за угла. Смущенно выглядывало и переминалось с ноги на ногу, боясь напомнить о своем существовании, а затем решительно шагнуло вперед, представая перед всеми нами во всей красе.

Не верится, что уже два года прошло с тех пор. Два года нам потребовалось, чтобы собрать свою жизнь по кусочкам, словно мозаику, но все равно в этот день, являвшийся праздником, веселиться получалось с трудом.

С утра намечалось празднование в родном Хогвартсе и минута молчания в честь всех погибших на Великой войне. Но я всегда удивлялась, почему всего минута? Почему нам даны всего шестьдесят секунд, чтобы почтить память родных, близких и друзей? Мне кажется, целой жизни мало, чтобы отдать им честь и поблагодарить за то, что мы все сейчас дышим.

А вечером мы собрались в Норе на праздничный ужин и поздравляли друг друга. Но с чем? С тем, что мы живы, а другие мертвы? Быть может, с тем, что Фред уже два года лежит под землей, оставив своего близнеца в безмолвном одиночестве? Это мы празднуем, фальшиво улыбаясь друг другу?

Джордж не появился ни в Хогвартсе, ни в Норе, заставляя меня не на шутку переживать, но я совладала с собой, решив, что я сделала все, что от меня зависело. Не могу же я по каждому поводу носиться за ним, как за ребенком? Он взрослый мужчина, который умеет принимать решения и показывать свой характер. Так пусть теперь проявит все эти качества на благо себе, а я умываю руки.

Я стояла на крыльце, держа в руках бокал с вином, и любовалась потемневшим небом, на котором уже отчетливо виднелись звезды. Весна не так давно вступила в свои права, поэтому к вечеру на улице холодало, но меня это не заботило. Я дышала полной грудью и слушала пение птиц, которое с каждой минутой становилось все тише и тише.

– Это все так нелепо, – послышался голос Гарри, и я вздрогнула.

Парень поравнялся со мной, и я коротко взглянула на него, а затем слабо улыбнулась. В стеклышках его очков отражался бледный свет луны, все отчетливее появлявшейся на небосводе.

– Не получается радоваться победе, когда принимал участие в многолетней войне и потерял столько близких людей. Ужасно понимать, что это по моей вине.

Я смерила друга свирепым взглядом.

– Тут никогда не было твоей вины. Ты не выбирал, кем тебе родиться. Волан-де-Морт убил твоих родителей и хотел убить тебя, чтобы прийти к власти и погубить весь мир. Погибшие – это жертвы во имя светлого будущего каждого из нас, и мы будем помнить каждого и неустанно благодарить за все.

– Ты очень изменилась, Гермиона, – заметил Гарри.

Я посмотрела на него и улыбнулась.

– В худшую сторону?

– Просто изменилась, – уточнил он. – И тебя что-то съедает изнутри.

– Тебе кажется, я просто устала! – нервно отмахнулась я.

– И как Рон, живя с тобой под одной крышей, не видит этого? – изумился друг. – Даже я вижу, хотя мы встречаемся очень редко, что меня, кстати, расстраивает.

– Наверстаем.

Он кивнул, сделав вид, что не обратил внимания на то, что я ответила лишь на одну часть всей его фразы.

– Вернусь к Джинни. Ты бы тоже не мерзла, а то заболеешь еще.

– Все будет в порядке. Я скоро.

Мы ободряюще улыбнулись друг другу, и Гарри ушел в дом, а я вновь устремила взгляд вверх, будто бы ища поддержки у звезд. Но что есть звезды? Это лишь свет тел, которые погибли много сотен световых лет назад.

Высоко в небе я заметила силуэт птицы, которая все приближалась, и я смогла, наконец, узнать в ней сизую сипуху, которая приземлилась рядом со мной и протянула небольшой клочок пергамента. Стоило мне взять его в руки, как птица, ухнув, умчалась ввысь, не требуя от меня ответа. Нахмурившись, я развернула послание и пробежалась глазами по строчкам.

Ты нужна мне, Гермиона Грейнджер.

P.S. Джордж, которого ты не хочешь видеть.

Я действительно не хотела, и он это понимал. Неужели ему настолько плохо, что я вновь потребовалась? А не возможность ли это заманить меня к себе на разговор? Разговор, которого мне хотелось меньше всего. Я просто хочу восстановить свою жизнь, склеить ее осколки, но не помогать Джорджу. Я устала.

Скомкав бумажку, я нацелила на нее волшебную палочку и прошептала «инсендио». Пергамент вмиг вспыхнул и рассыпался пеплом на моих ладонях, который я тут же пропустила сквозь пальцы на землю. Бросив последний взгляд на уже полностью темное небо, я побрела в дом и взяла Рона за руку, тепло ему улыбнувшись.

Возможно, мое искупление – это стать примерной женой?

Внезапное известие о том, что Флер сейчас в больнице, и у нее начались роды, взбудоражила каждого из нас. Позабыв обо всем, мы аппарировали в Мунго и стали нетерпеливо ждать появления малыша на свет. Билл нервничал и сжимал руки в кулаки до побелевших костяшек, его скулы дергались, а взгляд бесцельно блуждал по помещению. А через несколько часов, примерно за десять минут до полуночи, на свет появилась крошка Мари-Виктуар. Ее рождение ознаменовало начало чего-то нового и чудесного. И теперь этот день не казался нам всем таким уж мрачным, ведь война закончилась нашей победой, а спустя два года на свет появилась маленькая светловолосая девочка, так похожая на свою красивую мать.

Джордж так и не явился. Возможно, просто не знал, хотя мне не было до этого дела. По крайней мере, я себя в этом убеждала.

Май проходил в суматохе. В министерстве я старалась выполнять свою работу с должной ответственностью и присущим мне упорством, а в остальное время полным ходом шла подготовка к свадьбе, которая уже не казалась мне чем-то пугающим. Скорее, волнующим. Джордж молчал, не объявлялся в Норе, и никто о нем не говорил, будто его не существует.

В последний майский день я вышла из министерства и порадовалась чудесной погоде: яркое солнце слепило глаза, медленно опускаясь за горизонт, все вокруг зелено, светло, птицы поют наперебой, а в воздухе витает атмосфера достигнутого счастья. Мы, наконец, дождались лета, которое наступит уже завтра.

Я прикрыла глаза и вдохнула поглубже воздух, наполненный радостью приближающегося лета, но вдруг кто-то зажал мне рот ладонью, и я не успела даже испугаться и закричать, как мы аппарировали в какое-то помещение, которое я узнала далеко не сразу.

Отскочив от своего похитителя, я уставилась на него, словно рассерженная кошка, готовая защищаться, а затем немного расслабилась, но моя ярость лишь усилилась.