Текст книги "Альтависта (СИ)"

Автор книги: Stasy Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

========== Пролог. ==========

И снова здрасти :D

Ненадолго же меня хватило, да?)

Вернулась, как и обещала, с новой работой по Джомионе.

Не обращайте внимание на размер пролога, он ведь и должен быть небольшим. В дальнейшем главы станут привычного вам размера)

Ну что? Поехали)

Солнце все так же лениво поднимается из-за горизонта и сонно озаряет своими лучами землю; ветер все так же перегоняет пористые облака по всей планете и игриво касается ветвей деревьев, ласково перебирая ярко-зеленую листву; день и ночь приходят своевременно – и все вроде бы в порядке, а погибших на войне людей уже не вернуть.

Война эквивалентна смерти и наоборот, ведь от перемены мест слагаемых сумма не меняется – это известно любому школьнику в мире. Мы боролись за согласие, за светлое будущее для нас и наших детей, за мир, в котором нет места классовому делению, в котором не сажают в крохотную и холодную камеру лишь за то, что человеку не посчастливилось родиться волшебником в семье маглов.

Мы боролись за справедливость, за то, чтобы жить без страха за свою собственную жизнь и жизнь близких людей. Мы боролись за добро и были на его стороне даже тогда, когда казалось, что все потеряно, нам не выстоять. Мы сражались до последнего вдоха за то, во что верили, за нашу точку зрения – непоколебимую ни кровью, ни болью, ни смертью.

Солгу, если скажу, что мы не боялись. Но страх в такой ситуации не постыден, а логичен: он дает знать, что мы все еще живы и готовы бороться, пока свет не померкнет перед глазами. Страх вынуждал нас действовать быстрее, проворнее, хитрее. Он подстегивал каждого человека двигаться вперед, а осознание реальности даровало понимание того, что назад пути нет, мост к отступлению сожжен, и у каждого есть только один путь – вперед и до самого конца, не смея обернуться, ведь все равно позади ничего не ждет.

Когда солнце взошло, озарив руины, в которые превратился некогда величественный Хогвартс, являвшийся на протяжении стольких лет неприступной крепостью и самым безопасным местом на всем белом свете, я прикрыла глаза и поглубже вдохнула утренний воздух, наполненный лишь болью потерь и слезами тех, кому повезло остаться в живых.

Я не ощущала радости или горя – в какую-то минуту мне стало просто все равно на то, что происходит вокруг. Я выпала из реальности, замкнув свое сознание и душу где-то глубоко внутри за ржавой решеткой, в самых удаленных участках подсознания, откуда так просто не выбраться. Кричи – не кричи, никто не услышит.

Наверное, именно подобная защитная реакция моего воспаленного мозга спасла меня от потери рассудка. Я навсегда запомню все события «до», но уже никогда не смогу досконально вспомнить, что было «после». Провал в памяти длиной, казалось, в целую вечность сохранил мою душу в целости, не позволив ей в эти тяжелые для всех времена распасться на маленькие кусочки, соединить которые было бы слишком сложно, почти невозможно.

Я помню лишь отдельные фрагменты, которые бесконечно путались с теми снами, что являлись мне каждую ночь и заставляли кричать, комкать простынь, просыпаться в холодном поту. Утром все словно забывалось, включилась привычная функция робота с механическими действиями, и так продолжалось весь день, а ночью моя душа рвалась наружу, истошно вопила, взывая к спящему сознанию, умоляя о помощи.

Словно во сне я держала за руку Рона, целовала его, пряталась в его крепких объятиях от всего мира, вместе мы помогали восстанавливать родную школу, на которую в тот момент было страшно смотреть. Я сдала выпускные экзамены и в день, когда был позади последний, наведалась в Нору, рассчитывая застать там Рона.

Всегда полный людей дом, в котором не затихал смех и звонкие голоса, сейчас был спрятан за вуалью тишины и скорби. Щемящее спокойствие нарушал лишь шелест августовской листвы, что доносился из открытого окна в маленькой кухне, да ненавязчивое пение птиц, которые, казалось, побаивались разгневать затишье, воцарившееся в этом месте.

Я вошла в гостиную и окинула ее беглым взглядом, убедившись, что здесь никого нет, а затем направилась к лестнице, намереваясь найти хоть одного живого человека в этом месте.

– Рона здесь нет. – Послышался хриплый мужской голос, пропитанный равнодушием и смирением.

Я вздрогнула и обернулась: в дальнем кресле, в самом углу, куда не попадал солнечный свет, восседал Джордж, безразлично глядя в сторону окна. Я сделала глубокий вдох и неуверенно шагнула вперед, сокращая между нами расстояние.

Джордж выглядел ужасно: осунувшееся бледное лицо, взгляд, такой же потерянный, как и стрелка на тех самых часах, указывающих местонахождение членов семьи Уизли. Плотно сжатые губы, спутанные, прилично отросшие рыжие волосы, неряшливо торчащие в разные стороны. Чувствовал себя парень, наверное, еще более паршиво, чем выглядел снаружи.

Смерть Фреда для всех стала ударом под дых. Близнецы Уизли всегда были неразлучны, всегда были единым целым, чем-то, что точно на века, но у смерти была другая точка зрения на этот счет. В тот самый день, 2 мая 1998 года, она ухватила костлявой рукой Фреда за горло, а в нужный момент лишь сомкнула пальцы посильнее, перекрыв весь кислород.

В тот августовский теплый день был первый раз, когда я видела Джорджа после похорон, которые, если честно, вспоминаю с трудом. Рон говорил, что хандра не отпускает его брата, но, кажется, значительно преуменьшил, сказав это. Джордж больше походил на мертвеца, чем на нормального живого человека. Хотя о какой нормальности может идти речь после всего, что случилось?

– Мама отдыхает наверху, ей нездоровится, – между тем продолжил юноша, выталкивая меня из собственных размышлений.

Молли после смерти сына заметно постарела в считанные недели, казалось, лет на десять, если не больше. Здоровье стало значительно подводить, но она все равно держалась, поддерживала дом в чистоте, отказывалась от предлагаемой мной помощи. Миссис Уизли всегда справлялась со всеми трудностями с достоинством, она являлась образцом для подражания, той женщиной, которой я всегда хотела быть: доброй, отзывчивой, хозяйственной, заботливой и щедрой. Она сильнее меня, сильнее своего мужа, сильнее всех нас вместе взятых. Молли утешала себя хлопотами по дому, которые отнимали все ее время и силы, не оставляя возможности на тяжкие мысли и свинцовые воспоминания, тянущие за собой на дно.

– Никого больше нет. – Парень сжал руки в кулаки. – Можешь считать, что меня тоже нет.

Наши взгляды на миг встретились: мой – безумный и напуганный и его – пустой и безжизненный. Боль и воспоминания тянули Джорджа за собой на дно, а он и не сопротивлялся, лишь вяло ожидал, когда же, наконец, все закончится, и он больше ничего не почувствует.

– Но ты же есть… – прошептала я, желая хоть как-нибудь утешить безутешного, но это было похоже на попытку поймать воздух рукой.

Джордж поднялся на ноги и за несколько секунд преодолел расстояние, разделявшее нас. Он смотрел на меня взглядом человека, потерявшего все, в том числе и рассудок. Если раньше я знала, чего ожидать от Фреда или Джорджа, то сейчас я смотрела в его непроницаемые глаза, потускневшие и чужие, и не могла даже представить, что он выкинет в ту же минуту.

Впервые в жизни я подумала, что серьезность ему не идет, и я скучаю по озорному блеску в светло-голубых глазах, по хитрым ухмылкам, не предвещающим ничего хорошего, по идиотским идентичным улыбкам… Не отдавая себе отчет в собственных мыслях, я все еще думала о близнецах как об одном механизме, и было невероятно странно знать, что теперь есть только Джордж. Без Фреда. Это выходило за всякие рамки моего рационального мышления и понимания действительности.

– Это иллюзия, – ровным недрогнувшим голосом сказал Джордж, пронзив меня напоследок колючим взглядом, и аппарировал в неизвестное мне место.

И только тогда я очнулась ото сна, только в тот августовский теплый день мои душа и сознание освободились из заточения. Тяжелые цепи с характерным грохотом рухнули на каменный пол, старая проржавевшая дверь узкой камеры с противным скрежетом отворилась, и я, часто заморгав, со свистом втянула воздух в легкие.

Испуганно оглядевшись вокруг, я села на мягкий диван и закрыла лицо руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Пришло запоздалое осознание произошедшего и роскошная возможность плакать. Я всхлипывала и прикусывала губы, отказываясь верить собственным глазам, ушам и обрывчатым воспоминаниям.

Когда на мои плечи легли чьи-то ладони, я вздрогнула и обернулась – Рон понимающе поджал губы, а затем сел рядом и крепко обнял, раскачиваясь вместе со мной. Я плакала навзрыд за все те месяцы, что не могла позволить себе слабость, за то время, что пробыла в спячке и отрицании действительности. Рон знал, что рано или поздно я вернусь, и мне потребуется его плечо, его утешения, его поддержка. Он знал и ждал момента, который наступил в тот день.

– Как же жить с таким тяжким грузом? – прошептала я, немного успокоившись и глядя перед собой стеклянным взглядом.

Рон не ответил, лишь посильнее обнял меня и ласково провел пальцами по всей длине моих спутанных от ветра волос.

– Я видела Джорджа.

Рон отстранился и посмотрел на меня, нахмурив рыжеватые брови. Я размазала подсыхающие слезы по щекам и шмыгнула носом.

– Не на что там смотреть, – надломлено произнес парень, отчего вновь захотелось расплакаться. – Его словно нет.

– Он этого хочет. – В подтверждение я закивала.

– Так просто ему не отвязаться от нашего многочисленного семейства, будь уверена. – Рон ободряюще улыбнулся, и я слабо улыбнулась ему в ответ.

Когда он успел стать таким мужественным, чутким и внимательным? Когда тот непутевый веснушчатый мальчишка превратился в сильного и решительного мужчину?

Война изменила всех.

Война подкосила всех.

Оказавшись в четырех стенах, я целую ночь пролежала на спине, разглядывая белый потолок, а вместо него мне чудилась битва за Хогвартс, измазанные в крови и копоти лица однокурсников, безжизненные и неподвижные взгляды тех, кто храбро пал в бою. В ушах звенели крики, слезы и самые страшные, пожалуй, два слова в моей жизни – авада кедавра.

Наконец, я позволила себе думать об этом, плотно сжав зубы и не проронив ни слезинки – я отпускала эти воспоминания, которые были слишком тяжелы для того, чтобы носить их всюду с собой.

На смену болезненному осознанию пришло мягкое смирение, которое ласково обволакивало мой разум и убаюкивало ноющую боль. Наутро уже не хотелось кричать и рвать на себе волосы в порыве истерики. Было одно лишь желание – уснуть крепким и здоровым сном без сновидений.

Тогда я думала, что на этом история закончится, и будни потекут в обыденном русле, даруя мне долгожданное спокойствие. Но с этого момента часовой механизм был запущен, а история только-только началась…

========== Глава 1. ==========

Настойчивый луч солнца бессовестно отсвечивал на лицо, заставляя зажмуриться и кое-как разлепить заспанные глаза. Я потянулась и сладко зевнула, переведя затем взгляд на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке. Циферблат указывал на то, что сейчас девять часов утра, и пора вставать.

Накинув легкий халатик, я направилась в кухню, бесшумно ступая на дорогой паркет. Наша с Роном квартира была небольшой, но очень уютной и светлой, чтобы ежедневно создавать себе бодрое настроение.

Рон сидел за столом, читал свежий номер «Ежедневного пророка» и пил крепкий черный чай с бергамотом, как всегда без сахара. Я не уставала поражаться тому, как он может получать удовольствие от этой противной горечи, после которой во рту остается неприятное послевкусие. То ли дело кофе…

Я приобняла парня за плечи и чмокнула в щеку. Рыжий поднял на меня теплый взгляд и улыбнулся, откладывая газету подальше и уделяя все свое внимание исключительно мне.

– Доброе утро. – Я широко улыбнулась и подошла к плите, намереваясь сварить себе кофе. – Опять вчера в аврорате задержался?

Я не была довольна тем, что и Гарри, и Рон решили стать аврорами, ведь это так опасно: даже спустя год после битвы были пойманы далеко не все Пожиратели и сподвижники Волан-де-Морта, которые продолжали периодически совершать набеги на Косой переулок и обычные районы магловского Лондона. Но ребят было не переубедить; оставалось лишь неприязненно фыркнуть и буркнуть себе под нос: «мальчишки».

– Нет, из аврората я ушел в шесть вечера, как и положено, – пожал плечами Рон, откусывая приличный кусок от бутерброда с сыром.

– Рон! – возмутилась я. – Дай мне полчаса, и я приготовлю тебе что-нибудь нормальное. Ты же на целый день уходишь, какие бутерброды? Это и для желудка вредно. – Я нахмурилась и покачала головой.

– Гермиона, прекрати, у меня не так много времени.

– Почему ты меня не разбудил? – обреченно спросила я, но все же разбила три яйца над миской и стала их взбивать.

– Ты слишком сладко спала. – Он блаженно улыбнулся, обнял меня за талию и оставил нежный поцелуй на губах. – Я не хотел тебя будить.

– Я не выпущу тебя из дома, пока ты не поешь, – серьезно ответила я, стараясь не растаять.

– Сама будешь объяснять моему начальству причины опоздания, – буркнул юноша, усаживаясь обратно на стул.

– Вот и объясню!

Выложив содержимое глубокой цветастой миски на сковороду, я принялась обжаривать бекон, попутно выливая кофе из турки в небольшую чашку.

– Ты так и не сказал, где задержался, – нарушила тишину я.

– Я был у Джорджа. – Рон устало выдохнул и попытался сосредоточиться на строчках из газеты, но судя по его рассеянному взгляду – безуспешно.

– Как он?

– Такое чувство, что это не мой брат.

– Может быть, мне стоит с ним поговорить? – предложила я, выкладывая яичницу в тарелку и ставя ее перед парнем.

– Ну да, – саркастично начал он. – С семьей он общаться не хочет, а тебя послушает.

– А почему бы и нет? – я изогнула бровь и отпила из своей чашки.

Бодрящий напиток приятным теплом разливался по телу, заставляя меня зажмуриться от удовольствия. Все-таки самое лучшее утро должно начинаться именно с кофе.

– Слезы мамы не подействовали, уговоры отца – тоже, истерики Джинни и спокойный разговор с Биллом также потерпели крах, скандалы со мной, опять же, не возымели никакого эффекта. Что можешь сделать ты? – набив рот едой, спросил Рон.

Я скривила губы, стараясь не обращать внимания на невежество парня, к которому все никак не могла привыкнуть, и медленно пережевала кусок яичницы.

– Возможно, вы избрали не ту тактику ведения переговоров. – Я пожала плечами.

– Я не позволю тебе к нему приближаться, – угрожающе произнес Рон, а я расхохоталась.

– Ревнуешь что ли?

– Гермиона, у него в голове полнейший бардак, он не следит за своими словами и действиями. Кто знает, как он отреагирует на твое вмешательство? Я просто волнуюсь. – Я устало выдохнула и закатила глаза.

– Не делай из него чудовище. Ты преувеличиваешь.

– Он загоняет себя работой, которая не получается без Фреда, а по вечерам хлещет огневиски, что утром чревато головной болью. И все по кругу, – не унимался Рон.

– Не поверю, что Джордж стал алкоголиком. – Я скептично взглянула на собеседника.

– Я этого и не говорил. Слава Мерлину, он не часто напивается до состояния полной невменяемости, но, мне кажется, это не за горами с таким-то ритмом жизни.

– Не ставь на своем брате крест раньше времени. Я верю, что все еще можно исправить.

– Твоя наивность меня порой поражает. – Парень хмыкнул.

– Дай мне возможность поговорить с ним, и, не исключено, что у него есть шанс.

Рон задумался, взвешивая все «за» и «против», периодически поглядывал на мое решительное выражение лица и, наконец, сдался, что меня, собственно, не удивило. Я знала, что одержу победу. Всегда одерживала.

– Только в моем присутствии, – строго сказал он, но, заметив мой негодующий взгляд, добавил: – Это не обсуждается. Или так, или никак.

– Ты можешь все испортить! – возразила я.

– Постою за дверью на случай…

– На случай, если твой старший брат решит убить меня и изнасиловать? Последовательность выбирай сам. – Я шумно вздохнула. – Рон, прекрати, это смешно.

– Я должен быть уверен, что он не причинит тебе вреда.

Закатив глаза, я подхватила грязную посуду и поставила ее в раковину, поняв, что времени на мытье нет. Рон выжидающе следил за моими действиями, и я, в конце концов, решила пойти ему на уступки.

– Тогда мы пойдем сегодня сразу после рабочего дня. Если ты будешь задерживаться, я ждать не буду и пойду одна, ясно? – скрестив руки на груди, я победно улыбнулась, и Рон нехотя согласился, состроив кислую мину.

Надев строгую юбку чуть ниже колен и легкую блузу, я накинула кремовое пальто и отправилась в Министерство.

Год назад я долго металась между двумя отделами, в которых хотела работать: отдел регулирования магических популяций и контроля над ними и отдел международного магического сотрудничества. Остановившись на последнем, я поставила своей целью в будущем возглавить международное бюро магического законодательства. И у меня были все шансы для ее осуществления.

Поприветствовав сотрудников, я прошла в свой кабинет, где меня ожидала кипа бумаг, различных прошений и актов. Когда дверь за моей спиной закрывалась, вся моя жизнь оставалась за порогом, а на рабочем месте мои мысли были заняты исключительно работой.

Я не позволяла себе таких вольностей, как безответственность или витание в облаках, так как это никогда не было мне свойственно. Точно так же, дома я запрещала себе размышлять о работе; все министерские проблемы оставались в стенах этого маленького и душного кабинета, находившегося в полнейшем хаосе, как я ни пыталась это предотвратить. Однако беспорядок не мешал, я вскоре к нему привыкла и могла разобраться даже лучше, чем, если бы все документы лежали аккуратно по полочкам. Но все же я себе уже больше полугода обещаю разобраться здесь, но порядок на письменном столе задерживается ненадолго. Это был какой-то чертов замкнутый круг.

Ровно в шесть вечера я стояла в атриуме, дожидаясь Рона. Люди сновали туда-сюда, а я чувствовала себя в каком-то муравейнике, кишащем работой. До тошноты уже надоело убранство зала, и я устало выдохнула, поглядывая на наручные часики с белым ремешком, стрелка которых близилась к цифре семь.

Хоть я и обещала не ждать Рона, все же ждала, однако, похоже, зря – его как обычно задержали, поэтому придется моему благоверному принять то, что я отправлюсь в магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки» без него.

Погода в начале сентября радовала: солнце все еще по-летнему согревало своими лучами, а южный ветер ласково выбивал непослушные пряди из строгой прически. Я улыбнулась, втянув в себя свежий вечерний воздух, и позволила себе немного прогуляться по узеньким улочкам, вымощенным неудобной для каблуков брусчаткой.

Солнце медленно опускалось за горизонт, передавая бразды правления темному времени суток, которое было более безжалостно, заставляя меня невольно ежиться от пронизывающей до костей прохлады. Вскоре радушное лето перестанет отчаянно сопротивляться, и промозглая дождливая осень вступит в свои законные права.

Я ненавижу осень.

Желтеют и опадают листья с деревьев. Они, некогда живые и яркие, становятся сухими и устилают землю, шурша под ногами. Появляется запах сырости и постоянное дыхание холода, заставляющее дрожать всем телом и туже завязывать теплый шарф на шее. Все чаще идет дождь, такой мерзкий, колючий, обжигающе ледяной. Все реже выглядывает солнце, а если и выходит из-за туч, то робко, будто боясь разгневать царствующее время года. Небо становится как будто тяжелее и ниже – ниже на целое лето. Да, вот так оно умирает, постепенно стирая с земли как из памяти свое присутствие. Умирает то, что приносит улыбки и радость, умирает то тепло, что было подарено нам за три месяца, пролетевших незаметно, словно один день. Остаются лишь воспоминания, которые греют сердце в самую ненастную погоду и позволяют дожить до весны.

Когда солнце совсем скрылось из вида, я аппарировала в Косой переулок, прямо к магазину близнецов Уизли.

Вывеска была все такой же яркой и привлекательной, на окне висело очередное идиотское объявление в манере ребят, читать которое я не стала, дабы не терять тот решительный настрой, с каким сюда пришла. По моим соображениям, магазин должен закрыться через полчаса – в девять часов вечера, поэтому в отведенный мне срок я должна была попасть к Джорджу.

В помещении было уже не так много людей, как в дневные часы, но несколько покупателей все еще ходили возле стендов и прилавков, рассматривая товары. Окинув беглым взглядом полки, я отметила, что ассортимент не изменился, и нового ничего тоже не прибавилось – Джордж не мог придумать нечто интересное, вот о чем говорил Рон.

За кассой стояла миловидная темноволосая девушка с уставшим взглядом. Казалось, что она работала ежедневно с открытия до закрытия магазина. Она вымученно улыбалась покупателям, но стоило тем отойти, улыбка девушки меркла на глазах. Завидев меня, она выпрямилась и надела дежурную улыбку, а я, подойдя ближе, смогла разглядеть ее имя, написанное на бейджике.

– Можешь не притворяться, Верити. – Я ей улыбнулась, а та недоуменно посмотрела на меня. – Мы все люди, а не роботы, и вправе уставать.

– Моя прямая обязанность быть приветливой и улыбчивой. – Она потерла уставшие глаза, под которыми залегли ярко выраженные тени. – Но порой мне хочется достать палочку и применить непростительное.

Мы одновременно усмехнулись, и мне стало чуточку легче, что я смогла немного помочь хоть кому-то в этом месте. Своеобразное начало положено.

– Джордж у себя? – Я кивнула наверх.

– Думаю, он либо в кабинете, либо в лаборатории. Мистер Уизли слишком много работает. – Верити неодобрительно покачала головой.

– Я пройду, можно?

Девушка лишь кивнула, и я, одарив ее благодарной улыбкой, последовала вверх по лестнице, чувствуя, как ступени под ногами предательски скрипят. Расположение кухни, комнат и прочих помещений я знала, так как когда-то уже была в этом магазине, но не удержалась от того, что обойти небольшую квартирку.

На поверхности мебели лежал заметный слой пыли, да и полы не сияли чистотой; в воздухе витал запах виски вперемешку с чем-то еще, что я не могла определить. Поморщив нос, я подошла к кабинету и тихонько постучалась в дверь, но мне никто не ответил, поэтому я вошла внутрь.

Джордж сидел в кресле за столом и держал в руке полупустой стакан с янтарной жидкостью, прикрыв глаза. Он выглядел расслабленным и, вероятно, не слышал, что кто-то нарушил его покой, поэтому я, замявшись, все же демонстративно кашлянула, привлекая к себе внимание.

Парень лениво приоткрыл один глаз, но в ту же секунду закрыл, даже не шелохнувшись, будто я была пустым местом или пришла вовсе не к нему, и мое присутствие никак его не касается.

– Привет, – прошептала я.

– Если ты пришла, чтобы читать мне морали, то выход за твоей спиной, – монотонно произнес он.

– Ты очень гостеприимен, – ворчливо ответила я и уже более уверенно прошла вглубь помещения, усаживаясь в кресло напротив собеседника.

Джордж открыл глаза и удивленно посмотрел на меня, явно пораженный моей смелостью и наглостью, однако очень скоро эти эмоции поглотило привычное безразличие ко всему происходящему.

Я не могла не отметить, что с тех пор, когда видела Джорджа в последний раз, он не изменился. Но, с одной стороны, это радовало: так он, по крайней мере, не скатывается на самое дно, с которого вытащить его будет гораздо труднее.

– Тебе бы не мешало подстричься, – заметила я, разглядывая его огненные волосы, отросшие примерно как на их с Фредом шестом курсе. – Ты похож на подростка, а ведь тебе уже двадцать один год.

– А тебе почти двадцать, но ты выглядишь на все тридцать. Что хуже? – парировал он.

Я поджала губы от обиды, но старалась не показывать то, что меня задело подобное заявление.

– Необоснованный выпад.

– Да ну? – Он усмехнулся. – Ты бы еще юбку до пят надела. А эта прическа тебе не идет.

– Если ты привык иметь дело только с распутными девицами, а не с приличными и уважающими себя девушками, то это только твои проблемы, Джордж, – строго ответила я.

Юноша смотрел не на меня, а устремил взгляд в пол, но на его губах играла ядовитая ухмылка, никак не вяжущаяся с тем добрым и светлым парнем, которого я знала ранее.

Война слишком изменила его.

– С такими, как ты, скучно, – как бы случайно бросил он. – Ты слишком консервативная и правильная.

Я сжала под столом руки в кулаки, отчего ногти больно впивались в ладони, но эта боль отрезвляла и позволяла мне сохранять самоконтроль. Рон был прав: Джордж отныне не следит за своим языком, а, возможно, таким образом просто хочет избавиться от меня побыстрее, надеясь, что я обижусь, расплачусь, назову его ублюдком и убегу.

– Тебе и такая не светит, – цинично сказала я, зная, что где-то в глубине души, но задела его. – Ты себя видел?

– Стараюсь избегать зеркал. – Джордж поставил стакан на стол и откинулся на спинку кресла.

– Настолько омерзительна собственная физиономия? – едко спросила я, теряя над собой контроль.

Джордж пронзительно посмотрел мне в глаза, испепеляя взглядом, отчего я вмиг прикусила язык. Он поднялся с места и подошел ко мне слишком близко, а затем наклонился, и его лицо оказалось прямо на уровне моего. Я испытала чувство страха за свою сохранность, боялась, что он разозлится и ударит меня, ведь Рон наговорил мне кучу баек.

– Настолько больно видеть в отражении человека, которого больше нет, – твердо ответил Джордж, явно борясь с желанием схватить меня за волосы и выкинуть прочь из магазина.

Я бы на его месте хотела именно этого.

– Прости… Я… Я не хотела… – бормотала я, опустив взгляд в пол.

– Убирайся отсюда, – холодно сказал Джордж и отвернулся. – Ты не поняла?

В интонации его голоса слышалась неприкрытая угроза, служившая мне предупреждением, поэтому я решила ею не пренебрегать. Встав со стула, я направилась к выходу, но у самой двери обернулась, наблюдая за тем, как Джордж смотрит на потемневший пейзаж за окном, не моргая.

– Грейнджер, тебе помочь? – сквозь зубы процедил парень, и в этот момент в кабинет ворвался взбудораженный Рон. – О, пришел на помощь своей недопринцессе?

– Что ты сказал? – Рон прищурился, а его руки напряглись.

– Прекрати. – Я взяла парня за руку и потянула на выход. – Пойдем, ты, наверное, проголодался.

Когда Рон поддался мне, и мы вышли в коридор, до нас донесся насмешливый голос Джорджа:

– Вы такие омерзительно-приторные, самих от себя еще не тошнит?

– А тебя не тошнит от собственной желчи, которой ты вот-вот подавишься? – съязвил Рон.

Но узнать ответ его старшего брата нам было не суждено, так как я из последних сил старалась вывести парня на свежий воздух, что, наконец, мне удалось.

– Вот поэтому я и хотела поговорить без тебя. Видишь, что получается?

Рон пнул камешек, лежащий на земле, и хмуро посмотрел на меня, а затем всплеснул руками.

– Он только и делает, что оскорбляет. Я не хотел, чтобы ты слушала всю грязь, что льется из его рта.

– Рон, я ценю твою заботу, но это лишнее. Я уже не та маленькая девочка, которая остро реагирует на беспочвенные оскорбления. – Я ласково провела по золотистым волосам парня и улыбнулась.

Тот зажмурился и расслабился словно кот, с достоинством принявший поражение и свою полную и бесповоротную капитуляцию.

– Пойдем домой. Я приготовлю вкусный ужин, ты ведь наверняка голодный. – Рон активно закивал, а я заливисто рассмеялась. – Так и знала.

Перед тем как трансгрессировать, последнее, что я увидела – это едва заметный силуэт Джорджа в темном окне на втором этаже самого веселого магазина, которым сейчас владел самый грустный человек в мире.

Плотно накормив своего парня горячим ужином, я приняла расслабляющую ванну и намеревалась лечь спать, чтобы выспаться перед очередным рабочим днем, но у Рона были немного другие планы на то, как лучше коротать время в ночное время суток.

Я сидела возле зеркала и мазала руки кремом, когда он подошел ко мне сзади и стал нежно касаться губами плеч, а затем шеи, которую я охотно подставляла для поцелуев. Рон всегда был очень нежным и ласковым, боялся навредить мне и причинить боль. Признаюсь, порой и мне хотелось какой-то необузданности, которую юноша не мог мне дать, а, может, просто не хотел.

– Мы опять не выспимся, – прошептала я, закатывая от удовольствия глаза.

– Угу, – промычал Рон и подхватил меня на руки, отчего я невольно взвизгнула и засмеялась.

– Что ты делаешь? – все также смеясь, голосила я.

Но когда я оказалась на мягких простынях, все мое веселье сошло на нет, уступая место вожделению. Руки Рона блуждали по моему телу, изучая, будто в первый раз; парень покрывал поцелуями каждый участок молочно-белой кожи, заставляя меня томно вздыхать от нетерпения. Когда мне, наконец, удалось ощутить то, чего так требовалось моему телу, я тихо застонала, подстраиваясь под ритм движений, который задавал Рон.

Волны наслаждения окутали меня одна за одной, заставляя с силой прикусывать губы и сдерживать крик, норовивший сорваться с них. Рон отрывисто поцеловал меня и обессилено рухнул на подушки. Тишину спальни нарушало лишь сбившееся и шумное дыхание нас обоих, которое с каждой минутой приходило в норму и затихало словно ураган, шедший на спад.

И вновь я заснула глубокой ночью с единственной мыслью, что в очередной раз не высплюсь.

Когда я проснулась, Рона не было в постели, как и всегда – он постоянно вставал раньше. Зевнув и похныкав из-за того, что невероятно хочется спать, я поднялась с постели, которая в это утро казалась мне такой мягкой, теплой и манящей, какой не была еще никогда. Не обнаружив Рона и на кухне, я испугалась, что проспала, однако настенные часы услужливо подсказали мне, что все в порядке.

Наспех позавтракав и одевшись, я аппарировала ко входу в Министерство, где толпилась огромная очередь желающих попасть на свои рабочие места. Никогда не понимала прелесть системы смыва в унитаз, но особого выбора не было, поэтому со временем я свыклась.

Рабочий день проходил по привычной, въевшейся в мозг схеме, но рутинная работа, подразумевающая постоянно повторяющиеся манипуляции меня не пугала, скорее наоборот. Я слишком устала от риска и импровизаций еще во время обучения в Хогвартсе, когда адреналин в крови зашкаливал, поэтому сейчас я лишь наслаждалась тем, что все идет по плану, а за углом меня не поджидает какая-то опасность, угрожающая жизни.

В течение дня в моей голове созрела идея, которую я намеревалась воплотить в жизнь, поэтому, как только часы пробили шесть вечера, я подхватила пальто и сумку и сразу же покинула душное помещение, коим являлся мой кабинет.

Надеясь, что Рон ничего не испортит, я наведалась в продуктовый магазин, накупив приличное количество еды, а затем, нагруженная пакетами, подошла к «Вредилкам», которые, судя по времени, были еще открыты.