![](/files/books/160/oblozhka-knigi-strasti-po-kazimiru-si-32110.jpg)
Текст книги "Страсти по Казимиру (СИ)"
Автор книги: Старки
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Что-то ещё мелькало перед невидяще расширенными зрачками, что-то настойчиво привлекало внимание уставшего кота. Из вакуума чувств вынырнуло раздражение – неясная возня мешала спокойствию. Красные вспышки враждебной энергии мельтешили невдалеке, подступали ближе, становились опаснее и ярче. Казимир всё же посмотрел на них более пристально, в ту же секунду он начал различать и новые звуки – стрекотание странных погремушек, похожее на то, что издавали разноцветные пластмассовые мыши, наполненные мелкими камешками... Их он подбрасывал и валял дома по ковру, а потом утаскивал под диван. Как озарение Казимир вспомнил дом, куда стремился, и сразу понял, что здешние мыши куда больше и опаснее домашних, что в этом противостоянии шансов у него нет и что на этот раз добычей будет именно он. Стая крыс подступала к Казимиру со всех сторон, аккуратно сокращая расстояние, шумно обнюхивая воздух, стрекоча зубками и проверяя, насколько может быть опасна верная жертва. Кот вздрогнул и очнулся.
Он потерял время, а согревшись, позволил боли овладеть всем телом. Жар от воспалившейся раны проник в каждую клеточку, выкрутил и без того разбитые суставы, задурманил голову. Казимир с трудом разлепил невидящие глаза, попытался встряхнуться, но получилось только неловко повести головой из стороны в сторону. Инстинкты требовали экономить силы, сил оставалось лишь на то, чтобы лечь поудобнее и снова зажмуриться. Крысы начали повизгивать от предвкушения, засуетились, теперь Казимир слышал, как они топочут вокруг, подпрыгивая, и как шуршат по газетам их голые хвосты. Быть съеденным заживо коту не хотелось, а ждать, пусть уже недолго, нападавшие не собирались. Казимир собрался с силами и зашипел, отчаянно, до рвоты, выталкивая весь воздух из лёгких. Получилось шумно, хрипло, опасно. Крысы возбуждённо заметались, но отступили. Предвкушение скорой схватки приводило их в коллективный экстаз. Казимир решил держать оборону до тех пор, пока мозг не пощадит его и не отключит от внешнего мира. Негоже приличному коту кормить подвальных крыс, валяясь в нечистотах.
Совсем рядом тяжело гаркнула и впустила немного света железная дверь. Сразу ввалились двое, шумные, окутанные холодом улицы и перегаром, – такие же грязные серые пятна, не обозначенные на карте города. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, она почти ослепила привыкшего к темноте кота и совсем не напугала дюжину жирных крыс, что обступили пролежанный топчан. Люди разразились отчаянной хриплой бранью, в стаю выжидавших тварей полетел пакет с мусором и загремел звонко жестью, и только когда двое схватили палки и затопали страшно ногами, крысы нехотя направились восвояси.
Переполох и знакомый спиртовой запах неожиданно отрезвили кота, вывели из оцепенения и заставили вспомнить, что отдыхать рано. До этого момента он не думал, как найдёт выход в кромешной тьме, если вообще решит идти дальше, как взберётся обратно к узкому лазу высоко в стене, но дверь уступчиво открыла ему путь. Казимир неожиданно ловко скользнул мимо топочущих бесформенных глыб и в три ступеньки снова оказался под мутно-коричневым ночным небом города.
На улице Казимиру стало немного легче, сначала он просто уносил ноги прочь от места, где чуть не остался навсегда, но в морозном воздухе снова заискрился его путеводный свет – цель была совсем рядом. Пара кварталов и две проезжие части. Кот преодолел их на автомате, уже зная, что никакие силы мира и собственное бессилье не преградят ему дорогу. Он хотел на руки к своему человеку. Он хотел его пальцы за ушами и его горячее дыхание себе в морду. Он знал – это бы помогло его бедному любимому человеку, попавшему в беду.
В обшарпанный подъезд с вечно приоткрытой дверью Казимир забрёл пошатываясь, подволакивая негнущиеся задние лапы, он уже не видел ничего вокруг – третье веко почти полностью заволокло глаза. Он редко и коротко вдыхал, хватая воздух открытой пастью, с упорством маньяка преодолел два лестничных марша и упал на коврике под дверью. Носом в щель, передние лапы под себя, задние навытяжку. Последнее, что он слышал, – запах родного гнезда, серого тяжёлого ластика и своего человека, до которых оставалось не больше метра. По телу разлилось блаженство, или это боль наконец покинула его, оставляя после себя непривычную пустоту. Он слышал свой капающий кран, а гул города и настырный шум крови в ушах затихли. Свет, что вёл кота всё это время, стал вновь светло-золотистым, заклубился и истаял за дверью. Без сомнений, за дверью был тот самый единственный его человек. Человек нуждался в защите и поддержке, человеку было плохо. Казимиру нужно было только отдохнуть. Немного полежать после долгой дороги. Он пришёл верно. Он нашёл своего человека, и теперь всё должно стать на свои места. Поскрести дверь или мявкнуть сил не нашлось. Но Казимир решил, что полежит тут и дождётся, когда Илья сам откроет дверь и заберёт его. «Я рядом. Я помогу. Ты глупый, ты впустил сияющего демона, и он душит тебя, пьёт твой свет, но я прогоню его. Только отдохну немного...»
Всё страшное – в прошлом. Завтра спасать, лечить, изгонять демонов...
А сейчас – просто немного полежать. Без боли, грохота и страха.
Передохнуть совсем чуть-чуть...
Казимира снова окутал вакуум, на этот раз полный.
Его подхватила и понесла, укачивая милосердно, новая волна...
...Новая волна ярости со стороны Тимура. Принять «нет» он не мог. Ведь это немыслимо! Весь его чудесный план дал сбой! Давно уже Тимур так не ругался. Если бы не обещания перед важными людьми, он бы поиграл с этим строптивым мальчиком, он бы обязательно выиграл этот бой. Он бы даже вторично влюбил в себя, выпотрошил и растоптал! Он бы смог. Однако на эти игры не было времени, поэтому Тимура охватила некая аффектация, даже Бегич осторожно придержал его за локоть, за что и получил по шее.
– Чего ты хочешь, паскуда? – орал импозантный Тимур, уже не сдерживаясь перед дверью непокорного. – Ты хочешь денег? Ты хочешь внимания прессы? Ты хочешь славы? Я всё тебе дал! Заметь, я не выгонял тебя. Я готов был трахать тебя и дальше! В чём пафос идеи? Как ты собрался дальше жить в этом городе?! Илья! У тебя ещё есть шанс, открывай!
Но Илья держал оборону и не собирался сдаваться. Бегич заклеил глазок пластырем. Теперь было непонятно, есть ли кто на лестничной площадке. Всё происходящее стало похоже на какой-то пошлый водевиль. Это понимали все действующие лица. Целый день это понимание давило на их сознание: один стоял у окна, доедая последний пряник, другой не мог скрыть раздражение и носился туда-сюда по городу, по двору, по подъезду, третий мрачно уставился на ненавистную дверь и даже не принимал вкусных подачек из квартиры номер семь от Егоровны. Ситуация патовая для каждого игрока: у Бегича страшно болела голова, и он на самом деле захлёбывался от злости по отношению к этому сопляку-длинноволосику, выказывать сдержанность и самурайское величие было сложно – он бы уже давно выбил дверь и дух у известных объектов, если бы не хозяин. Хозяин же лихорадочно соображал, кого подрядить на производство фейка, как сделать, чтобы Илья молчал, как вообще увести от него какое-то бы ни было внимание, не убивать же! Гордый узник квартиры номер пять уже много раз отрепетировал взывающую речь к разным службам: и к пожарным, и к скорой помощи, и к службе спасения, и к ментам. Илья попытался дозвониться до Малышкиной, но, очевидно, у неё шведские номера. Связался с салоном тату в надежде, что Скил по дружбе даст совет или выручит. Скил уехал ажно в Гималаи – видимо, за нищей рериховской энергетикой. Вечером Бегич по собственной инициативе лишил его Интернета и вырубил в квартире электричество на внешнем распределителе. И Илья упрямо выжидал, понимая, что тянуть время – это самый верный способ навредить врагу: либо Тимур учинит скандал с выбиванием дверей и челюстей, либо оставит его, так как найдёт исполнителя своих замыслов. Оба варианта были бы победой Ильи, правда, кратковременной…
Ночь была подозрительно тихой. Возможно, за счёт повалившего хлопьями снега, что было логичным прологом зимы, что точно по расписанию вошла в город и прикрывала своей холодной пудрой все нечистоты, которые оставила неряха-осень. Зима мешала Илье спать настолько, что часа в три ночи он достал уголь, бумагу, сел поближе к окну под снежное освещение и стал рисовать. Получалась мёрзлая ночная улица через облупившуюся раму окна. Во дворе стоял тёмный человек и смотрел куда-то вверх – может, на небо, а может, на верхние этажи, где увидел какую-то странность. Рядом с человеком маленькая фигурка кота, он тоже задрал морду. Илья скучал по Казимиру.
К утру Илья всё же перебрался на диван и провалился в сон без картинок, без видений, но и без облегчения. Разбудил его стук в дверь. Илья даже не сразу вспомнил, что он в оборонительном котле, побежал было открывать. Но вовремя опомнился. Из-за двери голос Тимура – торжествующий, повелительный, прежний:
– Эй! Выгляни в окно! Надеюсь, это весомый аргумент? Открывай!
Сразу кольнуло в груди, сразу почувствовал, что у врага приготовлено какое-то чудо-оружие. Илья ринулся к окну и практически задохнулся: там, во дворе на фоне чумазого «рендж ровера» стоял щурясь Бегич, он на вытянутой руке держал за загривок грязное, почти чёрное от сырости животное, на спине, ближе к хвосту кровавое пятно. Бегич держал Казимира. Илья даже схватился за горло, потому что перехватило, ему показалось, что его кот мёртв! Он висит как тряпка и не дёргается, не пытается цапнуть неприятеля за руку. Они убили его Казимира?
– Бля-а-а-а! – наконец вырвалось изнутри, и Илья не узнал собственного голоса. Он, конечно, побежал туда, где его друг в лапищах этого лысого палача. И ещё раз: – Бля! – теперь коротко и сдавленно, так как, распахнув двери, тут же получил поддых. Тимур. Повелитель Орлиных гор вновь в форме, вновь во всеоружии и готов водрузить глупую голову своего врага на незримое копьё. Илья был отброшен обратно, в хрущёвскую келью, где был замурован двое суток.
– Спокойно! – Тимур поднял Илью за плечи, прислонил к стене и уверенно, но мягко прикрыл входную дверь. – Вот теперь поговорим!
– Казимир… он цел?
– Какая ирония…– медлил интервент, – нет, мой друг, ты его сжёг! Как ты смог? Ведь ты художник! Ты ценитель! – И хлесть по лицу.
– Мой кот, – засипел Илья, сползая вниз по стенке, – он жив?
– Жив!
– За что вы его? Как же так? Он же просто кот!
– Хм… ты меня за пацана-садиста, что ли, принимаешь? Я без понятия, кто твоего кота обжёг!
– Это ожог? Да, ведь был пожар... О боже… – Илья опять начал задыхаться. – Нужно в больницу, срочно!
– Я примерно так и предполагал, – Тимур опять прижал Илью к стене, уставился ему в лицо и ухмыльнулся. – Хочешь вернуть своего Казимира? Верни мне моего! Через пару часов я привезу материалы, фотографии, всё необходимое! Еду, вина, чёрт побери! И ты сделаешь копии Малевича!
– Нет!
– Тогда я выброшу твоего кошака на дорогу, он даже ползать не может!
– Да!
– Что «да»?
– Я согласен на копию! Только сначала я поеду к ветеринару!
– Нет! Я тебе обещаю, мой мальчик, – Тимур ласково потрепал по щеке, – я покажу кота специалисту, куплю лекарства, но твой кот будет у меня, пока ты не сделаешь то, чего хочу я!
– Я должен сам!
– Кот будет у меня!
– Как же твоя аллергия?
– Глупый! – Тимур торжествующе смеялся, потом вдруг обнял обессиленного Илью. – Ты очень мил! Но я всё равно страшно зол на тебя! Страшно зол! Поэтому не подведи! Дней пять хватит?
– Спаси Казимира!
Тимур оттолкнул Илью, достал из кармана пальто перчатки, надел их тщательно. И пошёл вон, оглянулся:
– Я привезу материалы, а Бегич поедет к ветеринару. Не запирайся, милый!
Илья таки сполз по стенке на пол. Капитуляция, полная и безоговорочная. И голова болтается на копье, вытаращив глаза, поэтому не может думать, может только гудеть и свистеть.
Часть 8
Тимур привёз всё необходимое уже через два часа. Он очень спешил. И стал нервничать, увидев Илью заторможенным и каким-то оглушённым.
– Хватит разыгрывать из себя обесчещенную принцессу! Ты виноват во всём! Сначала вандализм этот, потом забаррикадировался тут! Проиграл? Так не сделай хуже, чем есть!
– Как там Казимир?
– Без понятия! Бегич ещё не отчитывался! Он повёз твоего кота в клинику. И хватит скулить! Настраивай мольберт, вот картоны. Осторожнее с ними, запасных нет. Фотографии на бумаге и на флешке, экспертное описание, прочитай! Итальянский карандаш я принёс, графитовый. Тушь и акварель, надеюсь, у тебя есть. Радионуклидный анализ никто делать не будет. Что ещё нужно? Илья! Очнись! Начинай прямо сейчас! Шевелись! Сейчас ещё еды принесу, никуда не выходи, работай.
– Мне нужен Интернет. И пусть Бегич привезёт Казимира после больницы.
– Интернет получишь, а кота только взамен на работу.
Тимур не собирался уходить. Он проследил за тем, как Илья развернул старый планшет для рисования, установил его ближе к окну так, чтобы слева был близко монитор компьютера. Как любовно размягчал ластик, как аккуратно перебирал уголь, как промывал акварель, как осторожно прикреплял картон.
– И ты даже не будешь пробовать на бумаге? – забеспокоился вдруг заказчик.
– На бумаге я уже пробовал. Неужели ты думаешь, что имея дома оригиналы Малевича, я ни разу не пробовал их копировать?
– С чего начнёшь?
– С Человека Будущего.
– Хорошо, а я закажу еду, чтоб ты не свалился от переутомления.
– Мне было бы комфортней, если бы ты ушёл.
– Нет, дружок. Я посижу здесь. Мне интересно.
– А как же «Северное сияние»? Не погаснет без тебя?
– Сегодня суббота.
– Ты не из тех людей, которые готовы убить выходной, пылясь в убогой хрущёвке.
– Работай! Иначе я послушаю тебя и ты отправишься ко мне рисовать!
Илья не хотел обратно – туда, где обрушилось его обманчивое счастье, где в камине покоились сожжённые шедевры. Поэтому он заткнулся и больше не пытался выпроводить Тимура. Сосредоточился на Человеке Будущего. Долго всматривался в картинку и чистый лист. Открыл фотографию в компьютерной программе, наложил на неё сетку и с помощью линейки стал наносить карандашом реперные точки и штрихи – основу будущей композиции. Он долго просто водил рукой над картоном, репетируя небрежные линии, нацеливаясь на настоящий штрих. Как это всегда бывает, работа захватывала Илью целиком, он погружался в неё, не ощущая времени, звуков, потребностей. У него не получалось относиться к творчеству как к простому ремеслу, что бы он ни создавал: иллюстрации ли к роману, рисунки ли татуировок, городские ли пейзажи на заказ, собственные ли картины для самовыражения, фейки ли сожжённых эскизов.
Сколько он проработал, непонятно, работал бы и дальше, но холодная рука легла на шею, вырывая из этой карусели штрихов, расчётов и тонких линий. Тимур велел поесть. В окно стучались сумерки.
Сидя напротив развалившегося в кресле Тимура, Илья увидел, что тот успокоился и даже доволен. Уже никакой паники, никакой лихорадочной работы мысли, никакой ярости, никаких лишних слов. Тимур – вновь сытый хищник, уверенный, что охота будет удачной. А он никчёмный художник, лишь послушное орудие этой охоты. И теперь даже не нужно изображать увлечённость, нежность и страсть. Орудие будет делать то, что велит хозяин.
Именно сейчас, неохотно поедая что-то, Илья осознал, что своими руками творит очередную ложь, которой будет поклоняться паства Бахтиярова. Фальшак обретёт массу восторженных «знатоков» и истинных ценителей, подвинет некоторые артефакты от трона русского авангарда. Бред! В голове шум, от желудка тошнота, в горле что-то мешалось – Илья впал в какое-то болезненное состояние Раскольникова после убийства. Не получилось, уничтожив Малевича, воскликнуть, что «право имею», получилось стать рабом картонки. Никаких путёвых мыслей о возможном бунте «твари дрожащей» против бахтияровского ига не возникало. Только тошнота от собственной никчёмности и страх за Казимира. Илья потребовал позвонить Бегичу и узнать, что там с Казимиром.
Оказалось, что Казимир был плох, но ухватить и вытащить его почти удалось. Он перенёс какую-то операцию, ажно с переливанием крови, отпускать из стационара тяжёлого пациента врачи не соглашались, но суровый охранник был убедителен, и сейчас, накачанный антибиотиками и с катетером в лапе, кот лежит в каморке Бегича под капельницей. Илья как представил себе эту картину, так его вновь залихорадило. Но Тимур был неумолим: Казимир останется у него, тем более что Бегич способен лучше присмотреть за больным животным, чем кто-либо…
– А ты возвращайся к картону!
Чудеса, но недоверие к бывшему любовнику заставило Тимура наплевать на свои принципы не спать где попало. Он придирчиво осмотрел бельё, вытащенное из шкафа, и решился раздеться и вытянуться на скрипучем диване. Да, смотрелось нелепо: орёл в курятнике.
Он даже похлопал по месту рядом с собой, якобы призывая Илью лечь рядом. Но Илья предпочёл кресло: бронзовое великолепное тело уже не было притягательным. А тот особый маскулинный запах и аромат лимона и полыни уже не делали его раскованным и смелым, наоборот, заставляли сжаться и тревожиться. И его, и почти готового Человека Будущего с ведроподобной головой, который вытянулся на полу почти так же, как Тимур, – на белеющем полотне неровно подрезанного картона. Через пару часов Илья собирался подправить скорые мазки по рубахе этого персонажа, заварить чай и из пипетки капнуть на самый угол картона, так как было в оригинале. Илья так и не отдохнул. Он всё думал, думал, думал. Мысли, как осиные жала, пронзали мозг, и тело никак не могло расслабиться. Он вспоминал свою глупую влюблённость, свой поступок перед портретом там, в кабинете, свой побег. Представлял, как Казимир жил у Маньки, как он сбежал от пожара, как добирался домой, как оказался в лапах Бегича, как над ним склонились врачи, как ему плохо…
...Как ему плохо, Казимир ощутил только на второй день, когда отступило забытьё и отпустил букет из наркоза и обезболивающих, а постоянно капавший под кожу физраствор утолил наконец жгучую жажду. Не открывая глаз, он знал, что опять не дома. Полежав ещё пару часов, собирая оплавленные осколки сознания и приходя в себя, он недоуменно почувствовал, что находится в логове врага – сияющего демона. Забеспокоился, пошевелил пересохшими губами, неожиданно издал стон, похожий на слабое грудное рычание, но пошевелиться не смог. Тут же услышал тихий басовитый голос, что заворчал рядом успокаивающе и почти ласково. По голове между ушей пролёг тёплый и уверенный след от человеческого прикосновения. Бегич впрыснул в капельницу новую дозу обезболивающего, и Казимир снова затих на несколько часов, так и не открыв глаза.
Время от времени приходя в себя, кот обнаруживал присутствие рядом большого чужого человека, тот приговаривал что-то, осторожно протирая кошачью морду влажным тампоном, поправлял трубки, которые тянулись от серой лапы куда-то вверх, проверял сухой горячий нос больного зверя и снова принимался расстроенно ворчать. Чувствовал Казимир и собаку большого человека, она ревниво следила, оставленная за порогом, не отходила ни на шаг от хозяйской двери и даже опрокинула свою миску, чтобы привлечь его внимание. Бегич не гнал пса, только тихо, но сурово выговаривал ему, объяснял, указывал на место, велел не мешать и не беспокоить, пёс слушал его, сопел обиженно и принимался толкать миску носом, словно был голоден.
От рук странного соглядатая к беспомощному Казимиру шёл мощный поток тёплой уверенной энергии, в ней угадывалась первобытная связь степняка со всем живым, что зависит от него и от чего издревле зависит он сам... Бегич делал всё, что умел, чтобы выходить вверенного случаем пациента, а умел он многое. Умел ставить уколы, менять капельницы, не спать столько, сколько потребуется, и быть незаменимым во всём, но за увечным зверем он смотрел не только потому, что так приказал хозяин Орлиного гнезда. Просто этого требовала сама его природа. Он даже поводил руками над тугой повязкой и несколько раз повторил что-то похожее на заклинания – странно растянутые рокочущие звуки, что поднимались к горлу от солнечного сплетения и выкатывались в тишину комнаты сквозь сомкнутые плотно губы, потом умылся и принялся наблюдать. Казимир ещё ленился открывать глаза, но уже знал, что снова придётся что-то делать, собирать и плести потоки чужого света, питаться ими, восстанавливать своё совершенно растаявшее биополе. Рядом был донор, открытый и сильный, который щедро делился энергией, давая возможность раненому зверю окрепнуть, и Казимир знал, что сам должен делать, что теперь настала его очередь...
...Теперь настала очередь главного. Эскизы костюмов для оперы-буфф были готовы, просушены феном, реконструированы по отметинам столетнего пути в зелёной папке: чайная капля в углу диаметром ноль восемь, жирный тонкий след по кромке и хорошо заметная вдавленность прямо на лбу Человека Будущего. Тимур за каждой пометкой времени следил с лупой, дышал Илье в затылок, придирчиво сверял направление мазков, густоту акварели, изгиб угольной линии-рамки. Он был доволен и деятелен, ведь всё налаживалось – питомец был послушен и талантлив. Тимур опять так начал называть Илью – «питомец», хотя, конечно, никаких планов возвращения его в свою постель он уже не строил. Но на коротком поводке этого иллюстратора нужно будет держать, он ещё пригодится!
Илья же, напротив, занимался самоедством. Ошеломление первого дня работы над копиями сначала сменилось отчаянием, а потом лихорадочным поиском выхода из патовой ситуации. Выхода он не находил, по всему получалось, что Тимур всё-таки и славы добьётся, и обогатится за счёт своего коварства. Успокаивало только одно: Бегич сообщил, что Казимир поел и морду поднял, а «значит, к житью». Правда, Хэнк, почуяв в доме подозрительное животное с враждебным запахом, рычал почти безостановочно, как будто выговаривал хозяину всё, что накипело в его собачьей жизни. Похоже, что пёс обиделся на Бегича, отворачивал свою морду, опрокидывал кормушку, и это охранника сильно огорчало. Зато это помогло Илье вернуть Казимира.
В понедельник Тимур забрал оба готовых фейка и куда-то с ними устремился. Велел Илье начинать работу над «Победой над Солнцем», но тот сказал, что нужно выспаться, и потребовал привести Казимира, тем более что эскиз декорации с квадратным солнечным затмением выполнен углём, геометричен, технически прост, ибо здесь нет «блуждания в голубых тенях символизма»*, поэтому работа будет быстрой. Тимур, впечатлённый качеством первых подделок, на мгновение задумался и позвонил Бегичу, чтобы тот привёз кота. Сказал, что последнюю работу Илья тоже будет делать под контролем, а пока нужно спать, чтобы рука была твёрдой.
Илья воспринял этот широкий жест как маленькую победу. Стоило Тимуру скрыться, он залез в Интернет и нашёл анонс: в пятницу в доме Матюшина миру будут представлены долгожданные находки, о которых ранее пророчествовали искусствоведы. Найдены недостающие элементы серии эскизов К. Малевича к футуристической опере «Победа над Солнцем»! Среди всего прочего главная находка – первое появление чёрного квадрата как осознанной формы нового направления в авангарде. Шедевры представит талантливый во всём, такой-растакой гений и замечательный человек – Тимур Бахтияров, сделавший много для музея и для истории русского искусства в целом. На презентации предполагалось воссоздать кусочек оперы, как раз с героями на найденных эскизах. Илью вновь охватило уныние. Как остановить этот фарс?
Выйти из такого состояния помог Бегич. Он привёз Казимира. У Ильи даже руки затряслись: его кот был худ и жалок. На туловище повязка, там, где был ожог. На передних лапах выбритые зоны размером с пятирублёвик. В одну лапу вставлен маленький катетер для внутривенных вливаний, он прикреплён пластырем. На другой приклеена какая-то странная полоска, разделённая на несколько квадратиков. Казимир спал в мягкой переноске с сетчатой крышкой. Илья бросился к коту, чтобы погладить, оживить, выпросить прощения. Но Бегич сурово отстранил непутёвого хозяина. Зашёл внутрь комнаты, кхекнул. Выбрал для кота место – полосатое кресло, – аккуратно поставил переноску, отстегнул сетчатую крышку. Завернул стенки, превратив приспособление в уютную кошачью лежанку. Вытащил из кармана свёрток и всучил его Илье:
– Здесь лекарство. Это кончится, надо новое поставить. На перевязку послезавтра. Здесь адрес лечебницы. Больше пить. Следи за температурой. Всё. – Бегич недобро сверкнул глазами и указательным пальцем тихонько провёл по кошачьему лбу. Погладил типа. А потом уже лично для Ильи: – Шабаркнуть бы тебе по башке безмозглой, да Тимур Раисович не велел.
Конечно, Илья помнил, что он «угостил» Бегича бутылкой по голове и у того есть повод прибить беглеца, поэтому на последние слова он и не среагировал, только уже в спину бахтияровскому церберу спросил достаточно нагло и звонко:
– А что это за полоска на лапе?
– Это температурный индикатор, чёрт-те что… – За Бегичем хлопнула дверь. И Илья сразу опустился на колени перед креслом с драгоценным другом.
– Казимир… Мой Казимир… – И кот вдруг открыл глаза.
...Открыл глаза, и в подтверждение внутреннему тепло-золотому свету, что, опережая все догадки, уже расцвёл под веками, Казимир сразу наткнулся на виноватый и затравленный взгляд своего человека. Тот выглядел истрёпанным, аура в клочья, потоки отчаяния вперемешку с истерической радостью, он говорил что-то не умолкая, шевелил губами, шмыгал носом. Казимир сканировал его с ног до головы, изучая на предмет основных повреждений. Дело выглядело неважно, но поправимо – сразу понял кот. По всей комнате клубились остатки недоброго холодного света, он пропитал всё кругом, следы торжествующего охотника остались на всём, к чему тот прикасался: на столе с гудящими ящиками, где хозяин создавал свои картинки, на полках с весёленькими чашками, где любил прохаживаться Казимир, на диване, под которым у кота хранились личные вещи, – сплошной погром, полосатое кресло фонило так, словно источник холодного вражьего огня решил навсегда угнездиться в нём и основательно пометил.
Среди всей светомузыки совсем растворилось, исчезло собственное свечение исхудавшего и посеревшего человека, который был для Казимира центром этого однокомнатного мира. Сияющий демон почти растерзал добычу, но всё же оставалось главное – хребет не перебил, и теперь человека нужно было только подлатать и научить защищаться от новых нападок, а если получится, то и нанести ответный болезненный удар. Кот знал, что человеки не саблезубы, они не обучены охотиться и не знают приёмов смертельных схваток, не все, конечно, некоторые весьма в этом преуспели, но вот его человек – тот, что скорчился на полу у кресла и чей голос сейчас похож на беспомощный шёпот, – он точно не умеет рвать плоть голыми руками. Знал Казимир и то, что удачливые охотники, чистопородные хищники, что наточили свои стальные когти и отрастили сияющую броню, давно не оступались и не проигрывали и оттого забыли, как может быть опасен последний бросок поверженного противника. «Думай… Думай. Твои руки и ноги при тебе. У тебя на плечах голова. Я сделаю так, что ты опять будешь невредим, но для этого избавься от врага. Не впускай. Не иди за ним. Забудь его запах. Не желай его. И не бойся. Бояться нельзя. Думай, чем отпугнуть. Покажи, что не сдох. И хватит жалеть меня. Я-то не сдох, я же знал, что без меня ты не протянешь. Хорошо хоть вовремя успел. О чём ты думаешь? Не скули, я тоже тебя люблю, но сейчас нам некогда валяться и мурчать…»
Казимира распирало от нежности к своему оказавшемуся наконец так близко человеку, но всё же показывать это вот так сразу было не в его привычках. Он даже зевнул, делая равнодушный вид, чем сбил Илью с монотонных причитаний и заставил улыбнуться. Нужно было отвлечь человека от разрушительного потока жалости к себе самому и своему раненому другу, тем более что раненый чувствовал себя гораздо лучше. Сейчас ему начинало казаться, что он вполне готов свернуть горы, по крайней мере Орлиные он собирался разнести по камешкам… Глупая повязка мешала начать прямо сейчас. Казимиру наряду с грандиозными планами по совершению тектонических сдвигов отчаянно хотелось помыться; под повязкой тянуло, она едко пахла медициной и раздражала нос. Он собирался встать и скинуть с себя тугую попону, но получилось только нелепо поёрзать. Мешали трубки и то, что кресло, в котором Бегич устроил кота, невыносимо пропиталось запахами того, чему кот не знал названий – согретого солнцем дерева, гвоздики и итальянского апельсина. Илья словно почувствовал, что Казимир забеспокоился, и перенёс лежанку на диван…
Перенёс на диван. Поместил на подушку. Улёгся рядом. Глаза в глаза, человек и кот безмолвно разговаривали. Казимир вытянул морду к своему вновь обретённому хозяину – запрыгнуть, как раньше, к нему на грудь и устроиться мурчащим воротником он не мог. Хотя и инстинктивно дёрнулся было, но под повязкой опять зажгло, а сил хватило только на слабое движение лапой.
Илья почесал за меховым ухом и услышал тихую-тихую музыку кошачьего разговора. Его Казимир рядом, он жив и он не помнит зла.
– Ты искал меня? – Илья прошептал еле слышно. – Ты столько вынес. Из-за меня. Я оказался плохим хозяином, слабым. Предал. Видишь ли, я поверил, что счастье возможно, что я его заслуживаю. Я придумал себе, как может выглядеть моё счастье, и придумал плохо, херово, прямо скажем, придумал. Забыл, что судьба не жалует просто людей. Ей героев подавай! Подавай характер стержнем из хребта, или чтобы кулаки с голову, или чтобы помечен был богом ли, дьяволом ли – всё равно. А я как все… Какая любовь? Какое бескорыстие? Таких, как я, только ебать или наёбывать! И вот теперь ты весь покалеченный из-за меня, я тоже растоптан и Малевича уничтожил. Хотя и чёрт с ним, с Малевичем. Ведь это всего лишь старая бумага с нелепыми набросками, в которые, возможно, сам автор-то не верил. Он их даже не попытался сохранить, бросил где попало… Мир не рухнет, если эти листы исчезнут, мир даже этого не заметит! А вот если бы я потерял тебя, Казимир, мир бы рухнул. Честно. Поэтому ты должен восстановиться, моя пуховая морда. А я не должен быть идиотом. Плохо, конечно, что приходится плодить фальшаки, да и как бы Бахтияров не вдохновился моей кротостью, с него станется, он может подсесть на подделки… Если уже не подсел… Надо нам отсюда уезжать, чтобы не мозолить ему тщеславие. Я больше никуда без тебя. Что случилось? – Казимир положил морду на лапы, как будто устал слушать хозяина, перестал мурчать. – У тебя, может, лекарство закончилось? Бегич сказал, что надо поменять. Я смогу, будь уверен! Ну? Нет, тут всё нормально… Тебе просто тяжело? Поспи, пуховая морда. Не буду тебе своим вытьём надоедать. И я рядом… Чёрт…