Текст книги "Страсти по Казимиру (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

      Казимир молча вился под ногами, суетливо запрыгивал на кресло, проходил по спинке дивана, ловя новые запахи сигарет и туалетной воды. Приглядывался, впитывал, искал бреши в броне сиятельного хана. Изучал всё, что открывалось его взорам – обычному и особенному, – всё, что могло пригодиться для защиты своего единственного любимого человека, такого глупого и слабого, а теперь ещё и ослеплённого.

      Бахтияров из всех работ выделил одну и поставил её к монитору компьютера. Там была изображена девушка со спины. Она опоздала на трамвай, тот с железным смехом убегал вдаль, но вместе с трамваем удалялся и город, шум и сама жизнь. Девушка беспомощным отчаянным жестом провожала уходящих. Всё в бордовых, красных, охряных и коричневых цветах, и только девушка серая. Тимур кивнул картине «да».

      – Не закончил… – виновато прошептал Илья.

      – И не надо. Непрорисованность здесь просится… – серьёзно ответил Тимур и положил руку на плечо хозяина дома. Рука поползла к шее, что была так призывно открыта подобранными в пучок волосами. – Мне нравится… И вон та… – Бахтияров передвинулся, показывая на картину «В китайском ресторане», на которой двое с брезгливостью смотрели на тарелки. Рука гостя теперь спустилась по спине Ильи на талию и на поясницу. – Мне нравится. – И стало неясно, что же ему нравится: то, что он видит, или то, что чувствует. Рука не устранялась, наоборот, медленно вновь поднималась по спине, потом опять вниз, вбок и опять вверх до шеи и до уха: абсолютно неприличное движение – кончиками пальцев вокруг уха к щеке и опять на шею. Илья застыл. Казимир запрыгнул на стол и загородил собой опоздавшую девушку, кот тоже следил за рукой этого величественного гостя, от которого пахло незнакомо и опасно.

      – И чем грозит мне это твоё «мне нравится»? – выдавил из себя Илья, так как пауза затягивалась до неловкости.

      – Контрактом. Приглашением на ближайший выставочный проект. Мной. – Тимур развернул Илью к себе, обеими руками обхватил его голову, пристально вгляделся в лицо. И утвердительно: – Мне нравится.

      И отпустил. Отошёл и оглядел ещё раз квартиру, получилось удивлённо. Улыбнулся Моррисону, прочитал пару напоминалок на пробковой стене, приблизился к полке с агитфарфором. Очень бережно взял странную кружечку с прямоугольниками и жёлтым кружком, осмотрел, покрутив, обернулся:

      – Хм… Это то, о чём я думаю?

      – Да.

      – Об этом Малевиче ты мне говорил тогда в баре?

      – И о нём тоже.

      – Как он к тебе попал? Да и вся коллекция… Сам собирал?

      – Весь Малевич, чехонинская сахарница и тарелка «Кто не работает, тот не ест!» от прабабушки. У неё было много всяких чудес, она работала театральным гримёром, знавала советскую богему периода пролеткульта и культурной революции. К сожалению, почти всё было утрачено: подарено, разбито, испорчено, забыто. Пудреницу Лили Брик отдали в музей, первые афиши спектаклей Ленсовета периода Сушкевича оставили театру. Так что остальной фарфор собирали отец и я.

      – «Весь Малевич»… Разве есть ещё что-то кроме этой чайной пары?

      – Ну-у-у… – Илья вдруг заволновался. – Без экспертизы… В общем… У прабабушки была папка, она определённо говорила, что это «Малевич». Похоже на наброски к «Победе над Солнцем» и два законченных эскиза костюмов к постановке: фигура «Пилота» и «Человека Будущего». На последнем сигнатура малевичевская…

      – Ты меня удивляешь… – Тимур поставил чашку обратно на полку. – Не только интересный автор, но и хранитель времени. Я хочу показать тебе свою коллекцию.

      – Наслышан. Мне было бы ужасно интересно.

      – А мне интересно твоё мнение. И этот блеск в твоих глазах… – Тимур вдруг порывисто шагнул к Илье, окольцевал горячими ладонями шею и поцеловал. Прямо в губы. Горячо и жёстко, без церемоний и без прелюдий. Как будто подписался, автограф поставил, обозначил собственность и план действий. Отстранился. – Мне нравится. Послезавтра. Мы едем ко мне. Я покажу тебе своего Малевича, Родченко и Фалька. И многое другое. Послезавтра! – Вдруг увидел Казимира, который беспокойно суетился в ногах, который передними лапами пытался уцепиться за штанину Ильи, взобраться наверх, заглянуть в лицо хозяину…. – У меня аллергия на котов, – заявил Бахтияров и поспешно вышел вон. Как-то слишком поспешно. Настолько, что не дождался даже ответа Ильи. Или ему и вовсе ответ был не нужен? Илья уселся на пол и приютил на коленях Казимира.

      Кот успокаивался и убеждал себя, что этот хищник уже увидел всё, что хотел, что больше он не придёт сюда, что оставит его человека в покое. Он старался развеять довольно явственное облако чужой энергии, всё ещё заполнявшее пространство под потолком, пытался не обращать внимания на новый запах, которым одарил его хозяина пришелец, словно пометил. Кот был занят и почти ни о чём не думал. Как бы ни был умён и дальновиден Казимир, он не понимал человечьего языка и слов о том, что будет послезавтра, не услышал. Он только чувствовал, как его человеку становится легче дышать, как просыпаются в нём уверенность и надежда. Илья сидел ещё не меньше получаса посреди героев своих же картин и картинок, автоматически поглаживая мерно урчащего кота, улыбаясь. Такой улыбки Казимир не помнил.

      Через день Илья вымыл волосы и надел не джинсы. Очень долго стоял перед длинным узким зеркалом на двери ванной комнаты. Рассматривал себя. И ещё, уходя, он насыпал в миску необыкновенно много корма. Казимир заподозрил что-то неладное. И это неладное последовало: хозяин не пришёл домой. Кот знал, что это не обычные ночные похождения, после которых человек приходит смешным и несчастным, после которых приходится лечить его от сладковатого неприятного духа и головной боли. Пытался уснуть в недрах неубранной хозяйской постели, в привычных запахах, но не получалось. Сидел на подоконнике, наблюдая за глупыми птицами, нахохлившимися на оголявшихся ветках деревьев, птицы его раздражали. Ещё больше его раздражало то, что люди, ходившие по мокрому тротуару, были не теми, не нужными, лишними какими-то. Некоторые даже заходили в их дом. Но среди них не было хозяина.

      Илья примчался только к вечеру следующего дня. С незнакомыми ароматами, деятельный и счастливый, хотя и с кругами под глазами. Сразу к компьютеру – лихорадочно работать, пока драконы, косматые войны, воительницы-принцессы и избавившиеся от наивности маги роились в его голове, пока этими образами, как дирижёр, руководил повелитель Орлиных гор. Казимир в негодовании и нетерпении даже заскочил на стол, смело прошёлся по клавиатуре и сунул нос в яркий дисплей, в котором хозяин рисовал толстенькой палочкой.

      – Казимир! Не мешай!

      Но Казимир и не думал подчиняться, он расположился на столе и внимательно следил за появляющимися на экране чёрточками, время от времени тянул морду к толстенькой палочке в руках у хозяина, незаметно пододвигался ближе и ближе. Илья отстранял кота, но тот начинал подбираться снова. Только когда уже было совершенно темно и на мониторе появилось очередное фантазийное изображение, иллюстратор остановился, сладко потянулся и как будто бы только сейчас по-настоящему заметил Казимира.

      – Казимир! Знаешь ли ты, пуховая морда, как я счастлив? – Илья подхватил свою зверюгу и, прокрутившись вокруг себя, упал на спину на диван, прижав кота к груди. Он стал чесать за ушами и по голове – так, как Казимир любит. Дуть в морду – так, как тот не любит. Откровенничать со своим зверем – так, как тому нравится. Но вот то, о чём говорил хозяин, понравиться не должно было. – Вот кто я? Щуплый иллюстратор – ни сверходарённости, ни сверхвнешности, ни суперсвязей, ни бешеной харизмы. Чем я ему понравился? А он такой… Казимир! Ты бы видел его дом! Царские палаты! А его коллекция? Автографы! Авангардная ювелирка! А какая керамика! Я уж молчу о графике и живописи… Он собирает в основном русский модерн и авангард. Знато-о-ок! И это так ему идёт… Но ты же понимаешь, Казимир, что это всё не главное. Главное, какой он и какой с ним я. И понимаешь, с ним молчать легко. А это верный знак! – Илья блаженно улыбнулся и так и не сказал: что это за знак. Он так и улыбался. Потом, когда ему кто-то позвонил. И когда он ещё полночи дорисовывал сториборд для рекламы. И даже когда заснул под утро, свернувшись калачиком, – тоже улыбался. Казимир хмурился, обнюхивая спящего хозяина, не понимая, как воспринимать эту радость.

      Однако несколько дней такого состояния – и Казимир привык к «новому хозяину». Он уже и забыл того хищника, что внёс сумятицу в атмосферу их общежития. Тем неожиданней было его появление в их квартире – по-видимому, для Ильи визит Тимура был тоже внезапным. Когда Илья открыл дверь, его как будто отбросило ударом в грудь. А гость улыбался и сверкал белой рубашкой и белыми зубами.

      – Впустишь без предупреждения? – громко спросил он. – Я просто захотел тебя увидеть.

      Илья даже зазаикался:

      – Т-т-так з-з-здорово… Проходи! У меня, п-п-правда, не прибрано…

      И Тимур ласково провёл кончиками пальцев по его лицу – снял растерянность – и решительно прошёл в комнату.

      Кот едва сдержался, чтобы не зашипеть на царственного гостя. Он никак не мог понять, неужели его человек не видит, что пришелец не добр и не ласков, что его бархатный голос таит в себе угрозу, а плавные жесты призваны лишь усыпить бдительность. Но его человек не видел этого. Он мог создавать картинки, наполняя их вязью линий, шифром орнаментов и цветов, но вообще не был способен улавливать даже простенькие потоки энергии и считывать с них минимум информации. Впрочем, он и за Казимиром не признавал способности видеть несколько больше, чем видел сам. Казимир хорошо понимал это. Он совсем не переживал, что не мог разгадать рисунков своего человека, сколько бы ни пялился в монитор, но он прекрасно видел другие иллюстрации и само собой понимал: укуси он сейчас этого пришельца или иным способом выкажи своё презрение, человек был бы страшно разочарован или того хуже – решил бы, что это просто ревность.

      – Показать новые иллюстрации?

      – Нет. Я не за этим.

      – Кофе?

      – Нет. И не за этим. – Тимур притянул к себе хозяина квартиры, обхватил голову и старательно поцеловал, протяжно и сочно. И даже когда поцелуй прекратился, он продолжал обнимать Илью, смотрел с улыбкой на блаженное лицо. – Я заехал просто так, образовалось время между мероприятиями. Решил, отдохну у тебя… Хочу договориться с тобой по поводу субботы.

      – А что в субботу?

      – Приглашаю тебя сначала в «Экспофорум», там графики-электронщики выставляются, а потом на мероприятие за город, в Выборг.

      – Ты появишься со мной на публике?

      – А почему нет?

      – Н-н-ну… Ты и я – такие разные…

      – О, да! Грандиозный мезальянс! – захохотал Тимур.

      – Да и зачем тебе такая слава? – не унимался Илья.

      – Тебе не стоит печься о моей репутации, я в сознательном возрасте и в совершеннолетнем уме. Более того, моё положение как раз позволяет мне порой посылать общественное мнение ко всем чертям. Поэтому я заеду за тобой в субботу!

      – Учти, у меня нет фрака!

      – Учту. – И красавец-хищник вновь властно целует ошарашенного Илью в губы. – И ещё: я осторожно поинтересовался у одной престарелой дамы из «Русского музея» по поводу частной, негласной экспертизы предполагаемого Малевича. Это можно организовать. Тебе ведь важно иметь подтверждение подлинности?

      – Э-э-э… важно.

      – Не покажешь ли ты мне эскизы?

      – Э-э-э… Конечно покажу. – Илья вывернулся из царственного захвата и полез в шкаф, на антресоли. Вытащил зелёную картонную папку с выпуклыми буковками «ИЛиЯ Комакадемии, Ленинград» и торжественно расположил её на диване. Тимур осторожно присел рядом и позволил хозяину раскрыть папку. Внутри проложенные тонкой матовой бумагой несколько неодинаковых по размеру плотных пожелтевших листов. Илья благоговейно снял тонкие покровы и пододвинул Тимуру первый эскиз. На нём акварелью и тушью нарисован совсем небрежно человечек с ведроподобной головой и со спиральным узором на колготках. Знаток русского авангарда вдруг вытащил из кармана складную лупу, склонился над изображением, вернее над надписями. Поцокал. На следующем листе – ещё один человечек в футуристически-кубическом обличье: в зелёном трапецевидном колпаке, в серых галифе, в рубахе с рукавами-крыльями. Тимур изогнул бровь. Остальные листы – сплошь чёрным итальянским карандашом, изредка тушью – эскизы занавесей и декораций, обильно снабжённых вердиктами: «Много», «Глупо», «Переделать», «Конец» и др. Их Тимур посмотрел быстро, только завис на последнем. Опять вытащил лупу, пошарил ей по всей поверхности картона. Поднял глаза на притихшего Илью:

      – Илья, ты же видишь это? – как-то безумно прошептал он. – Вот ведь он! Чёрный квадрат! Здесь он родился!

      – Да, но на этом эскизе нет авторских пометок…

      Тимур порывисто встал, обхватил плечи Ильи руками:

      – И всё это время эскизы хранились здесь, в старом шкафу? Илья, ты понимаешь, что нужна экспертиза?

      – Понимаю…

      – Я найду людей. А ты… А ты убери-ка пока обратно! И хватит вести маргинальное существование! В субботу едешь со мной! И сейчас… я хочу есть, поедем куда-нибудь культурно перекусим! – Тимур не просто улыбался, он искрил, он излучал тепло и оптимизм, не ребяческий, максималистский, а взрослый, сдержанный. Незаметно для Ильи гость ногой отодвинул кота, который мешался внизу. Казимир не выдержал, зашипел. Но хозяин не заметил мелкого инцидента, он убрал зелёную папку обратно, судорожно стал переодеваться, выключать компьютер, перекручивать пучок на голове – и всё под лучистым взглядом своего обожаемого господина.

      В коридоре сдержанность восточного принца всё-таки лопнула: он придавил Илью к стене и с силой прижался сам, сжал на нём руки, вобрал его губы и даже что-то промычал в них нечленораздельное. Тимур пронизывал стиснутое тело токами страсти и теплом парфюма, и это была не похоть, нет. Это то редкое томление одного человека по другому. Илью даже затрясло от осознания этого факта, от этих требовательных, горячих ладоней, от уверенного дыхания, от сильного стука этого респектабельного сердца.

      – Нет, мы пойдём ужинать! – близко-близко выдохнул Тимур, улыбаясь. И они, распалённые, вывалились в подъезд и хлопнули дверью. Казимир сел в коридоре и с укором смотрел на эту самую хамку дверь. Весь вечер.

Часть 3

      Казимир видел, что все его усилия напрасны. Запах и свет человека-хищника пропитали его хозяина насквозь. Тёплая, родная аура сменилась холодным болезненным огнём. Илья лихорадочно работал, урывками спал, всё дольше и дольше пропадал неизвестно где, с восторженным лицом говорил с кем-то по телефону, не брал кота на руки, не разговаривал с ним, не чесал за ухом. Теперь полосатое кресло было всегда безодёжно оголено. Это было место для человека-хищника. Для Казимира кресло превратилось в ненавистный предмет интерьера, он расцарапал обивку и уронил на него кружку с остатками холодного кофе. Но Илья не то чтобы не заметил… он заметил, расстроился, но даже не отругал. Он как будто отсутствовал, даже находясь в квартире, он всё время был где-то далеко, с кем-то далеко.

      А сегодня он опять собрался уходить: душ принял днём, погладил чистую рубашку, приготовил сумку с длинным ремнём и, главное, вытащил три листа со своими работами и бережно закрыл их в большой серой папке. Казимир знал, что эту чудовищную картонную штуковину хозяин вытаскивает редко и по важным случаям, а после приходит пьяным. Кот сидел на подлокотнике дивана и внимательно наблюдал сборы хозяина, когда раздался звонок в дверь. Илья радостно вздрогнул, улыбнулся и даже подмигнул Казимиру. Но кот знал: тот, кто пришёл, – не опасен; поэтому остался на диване.

      В узкий коридор шумно ввалился светловолосый мужчина, вместе с ним квартиру заполнил алкогольный дух. Илья растерянно отступил, он не Жигалова предполагал увидеть.

      – Что, Илюшенька? Не ожидал? А вот он я! – Жигалов схватил Илью за рубашку, толкнул на себя, прижал к стене. – Что же ты, мой мальчик, не отвечаешь на звонки? Почему не пришёл в «Ко-ко-ко»? Я, как идиот, ждал тебя полтора часа! Кудахтал там!

      – Я тебе и не обещал, что приду!

      – Если ты меня зовёшь, то я тут как тут! А на моё приглашение ты забил?

      – Я тебе ответил «нет»! И вообще! Руки свои убери!

      – Он мне ответил «нет»! Да ты пидорасик жеманный: сегодня «нет», завтра «да-да-да»!

      – И завтра «нет»! Отвали, я сказал!

      – Да что ты о себе возомнил? Тебя ебёт приличный человек: не спидоносец, не садист, не нарик, не жмот! При-ли-и-ичный! Кому ты нужен кроме меня! Неблагодарная тварь!

      – Я тварь! И отвали от меня! Всё!

      – Нет, Илюшенька! Очевидно, что мы не всю программу выполнили! Давай, поскули подо мной! Ощути, что только я тебе нужен! – Жигалов сжимал бывшего любовника, впивался пальцами в его тело до синяков, старался зубами достать до горла, показывая свою пьяную отчаянную страсть. Илья же отбивался и выкручивался как мог. Пыхтение и ёмкий лаконичный мат. Ни у того, ни у другого не получалось добиться своего. – Что же ты выёбываешься? Где же твоя блядская сущность! Ты мой и больше ничей! Тебе разве плохо было со мной? Никто не будет тебя иметь так же, как я! Иль-иль-я-а-а!

      – Отъебись от меня! Иди ты…

      – Ты мой! Пойми! Я лучшее, что с тобой…

      И вдруг какая-то сила оторвала неудачливого любовника от Ильи и бросила в стену. Эта сила – белый от ярости Тимур.

      – Что это? – брезгливо указал на Жигалова вошедший.

      – Э-э-э… – Илья покрылся красными пятнами, он вовсе не хотел, чтобы Тимур знал о его никчёмной личной жизни.

      – Да ты кто такой? – Жигалов оторопело уставился на обидчика.

      – Э-э-это мой работодатель, – поспешил уладить Илья.

      – Я не только работодатель! – железным голосом перебил Тимур. – Илья мой… д-друг, и вам следует раз и навсегда убраться отсюда. И никогда не возвращаться!

      – А-а-а! – у Жигалова налились свирепостью глаза. – Ты нашёл себе нового ебаря? Ты жалкая шлюха! Да ты посмотри на него! Он выжмет тебя и кинет! Он вставляет глубже? Или, может, он тебя купил? Ты стал продажной девкой?

      – Что ты несёшь?

      – Выход здесь!

      – Да кто ты тако-ой? Работодатель он Ильюшенькин! Знаем мы таких работодателей! Сука! На чужое заришься? Сука! Давай, я мордасы-то твои лощёные изукрашу! Сука! Ну? Чего? Сипуешь? – пьяный Жигалов принял псевдобоксёрскую стойку и стал махать кулаками. Конечно, никакого устрашающего воздействия это не произвело, наоборот, Тимур презрительно ухмыльнулся. – Ты лыбишься? Ты лыбишься, сука! Получи! – И Жигалов сделал выпад, он почти достал Тимура, но тот в последний момент увернулся, и кулак касательно задел его щёку, оставив лишь лёгкую царапину от массивного кольца. Тимур выгнул бровь и как-то неприятно изменился в лице. Он резко двинул левой рукой, ребром ладони прямо по шее Жигалову, тот засипел и сжался. Тимур правой схватил того за редкие волосы и дёрнул голову на себя, на взметнувшееся вверх колено и тут же толкнул пьяного бедолагу в сторону двери. Тот упал и треснулся лбом о косяк. И странно затих!

      – Блин… – Илья кинулся было к телу у двери, но Тимур его задержал:

      – Не смей! Таким, как он, ничего не бывает: мозги ватные, нечему ударяться. И не смей его жалеть! Ещё не хватало, чтобы всякие жлобы меня оскорбляли… и тебя… Его не будет больше в твоей жизни, – сказал как отрезал стальным звенящим голосом, как ножом.

      И действительно, Жигалов вдруг зашевелился. Он медленно повернулся. Из носа хлещет кровь, да и взгляд уже совсем не пьяный. Злой, ненавидящий. Он с трудом встал, опираясь на дверь и на стену, и прошипел в сторону Ильи:

      – Ладно, Илюш-ш-ша, прощай. Я не забуду это, ш-ш-шалава пидорская…

      Жигалов уныло вышел прочь, вытирая рукавом кровь на лице. Только Казимир проводил его, выглянув в подъезд. Илья и Тимур смотрели друг на друга.

      – Так-то он неплохой… – прошептал Илья.

      – Хм… Значит, он прав, сказав, что ты его? Что ты шалава и девка?

      – Нет.

      – Не жалей! – Тимур шагнул к Илье. Обхватил ладонями его лицо, заглянул в глаза каким-то особенным взглядом: заботливым, участливым, ободряющим. Даже не верилось, что мгновение назад этот красавец был как чёрный ягуар – опасен и оскален. – Теперь у тебя есть я. И никто не смеет тебя унижать. Ты приготовил свои работы?

      – Да.

      – Тогда нам нужно спешить. Бромберг в «Этажах» ждёт нас. Ты расстроен?

      – Я чувствую себя мерзавцем.

      – Из-за этого жлоба?

      – Да. Когда-то Жигалов мне помог. Он проезжал мимо, когда меня запинывала шпана местная. Он остановился и разогнал козлов. Помог…

      – Стоп. Ты считаешь, что теперь вечный должник перед ним? У него что? Чувства, преступно мной попранные?

      – Нет. Чувств никаких нет. Да и долга тоже… Всё это было давно, и ни он, и ни я этого никогда не вспоминали. Да и встречались мы всё реже и реже…

      – Значит, отставить рефлексию и приступ ложной совести. Чувств нет – и это главное. Главное ведь? Тем более думаю, что он женат.

      – Да.

      – Считай, что его семья нам только спасибо сказала за эту прощальную сцену. Ну? – И Тимур нежно приложился к губам Ильи: успокаивал, уговаривал, обнадёживал. – Где работы? Поехали.

      Илья с трудом оторвался от такого нежданного спасителя, защёлкнул папку с картинами, накинул куртку, натянул стыдно сношенные ботинки и направился уже на выход. Только в последний момент он оглянулся на Казимира, что вытянул шею в ожидании объяснений, передал папку Тимуру и со словом «щас» побежал на кухню, чтобы насыпать коту корма в миску.

      – Не теряй меня! – сказал он серьёзно коту, засеменившему за ним. – И не скучай!

      Кот не ответил, а равнодушно посмотрел на полную миску и запрыгнул на подоконник. За стеклом ледяная морозь ноябрьского дождя. Даже глупые птицы где-то прячутся. И только его хозяин стремится наружу. Вот он укладывает серую папку на заднее сидение огромной чёрной машины. Вот он садится внутрь этой сверкающей железяки. А с другой стороны садится человек-хищник, он похищает его хозяина. Тимур поднял взгляд, увидел кота в окне и триумфально улыбнулся. Сел. Машина рванула сразу – поспешно и бравурно. За ней понеслась грязная собачонка, заливаясь то ли от восторга, то ли от негодования визгливым лаем.

      Казимир же понял, что его человек не придёт сегодня. И оказался прав. Печально. Казимир не стал катать белый ластик, не полез в нечаянно открытый шифоньер – место ужасно любопытное для кота, – даже полосатое кресло оставил в покое. Он был занят другим: он тревожился.

      Илья, счастливый и морозный, пришёл только на следующее утро. Казимир видел, как его привезла всё та же чёрная машина. Хозяин был без серой папки. От него пахло экзотическим дымом, усталостью и человеком-хищником. Илья упал на диван и, видимо, пытался уснуть. Но мешала блаженная улыбка, какие-то неясные мысли, предчувствие новой жизни. И только мерное мурчание Казимира и тепло его мягкого тела усыпили человека, погрузили его в какой-то приятный сон.

      В этот же день, к вечеру, в их тихое жилище ворвалась шумная гостья. Илюхина однокурсница – Варвара Малышкина. Её фамилия, как издевательство, только подчёркивала внушительные габариты. Варвара появлялась всегда без предупреждения, заполняя собой всё пространство. Она из тех, кого всегда много. Слишком шумная, слишком импульсивная, слишком большая, слишком своя. Казимир относился к Варваре как к недоразумению, но доброжелательно. Он даже позволял взять себя на мягкие коленки, дуть в морду и говорить всякую чушь.

      – Что, Казимирище? Хозяин твой сыт, знаменит, так и друзей побоку? Застила ему зенки звёздная пыль? А ты куда смотрел? Лапой бы ему по довольной мине, дескать, звони Варьке, делись новостями, а то представляешь, прихожу я вся такая фря богемная к Бромбергу, кофе с макаронами поглощаю, а мне одна городская сумасшедшая с видом всеведущей пифии говорит, что на четвёртом, там, где новая выставка, добавили внезапно работы известного тебе художника. И губы так надула, курва силиконовая! Она знает, что Илюшка каким-то образом втиснул картинки в «Этажи», а я, его, можно сказать, наперсница и платоническая любовь, не при делах!

      – Да ладно тебе! Всё неожиданно получилось! – Илья налил в стаканы кьянти, один передал толстухе. – У тебя-то как дела?

      – Ты мне зубы не заговаривай! Мне эта курва сказала, что тебе протекцию составил Бахтияров! Где это вы с ним пересеклись?

      – Я для «Северного сияния» иллюстрации делаю по одной фэнтезийной книжице, на вторую часть уже подписался. Вот… благодаря этому и познакомились.

      – Не делай из меня дуру! С каких это пор ясновельможные с потными фрилансерами дружбу водят? Давай, за твой успех! – Варвара стукнула стаканом о стакан так, что красное сухое выплеснулось ей на пальцы, отхлебнула сразу половину и сморщила курносый нос от кислятины.

      – И за твой… – Илья чуть пригубил вина. – Я не знаю, как так получилось… Встретились, он заинтересовался.

      – Заинтересовался чем? Твоим талантом? Или плошками этими пролетарскими? Кротостью взгляда и мягкостью души? Или всё-таки задницей распутной?

      – Я не знаю, сам в шоке.

      – Колись, мелкий развратник! Соблазнил небожителя?

      – Значит, ты думаешь, что я могу привлечь человека только как распутная задница? – Илья попытался не отвечать напрямую.

      – Нет, но задница может быть в твоём случае поводом. А талант и кротость душевная – самыми верными возбудителями и закрепителями. Вот я! Жопа как шкаф, сиськи козьи, даже волосья не вьются и не шелковятся. Не Анджелина Джоли и даже не Нонна Мордюкова! Но чуткая душа, золотые рученьки и ебнутая фантазия ведут меня под венец! Так-то!

      – Ого! Ты выходишь замуж? Это за кого?

      – За шведа одного. И заметь, моложе меня, блондин с голубыми глазами, вот с такой талией, – она показала пальцами кольцо, – смотрит на меня, как на мадонну! Если уж на мою жопу позарились, то на твою расчудесную тем паче!

      – Где ты его откопала? Он художник? Скульптор?

      – Нет! Он химик, у них компания занимается тюнингом машин, он же создает краски и лаки необычные. Мне понадобилась красочка для «Метаморфоз» специфическая, мне и посоветовали их фирму, вернее филиал. А там чудесный блондин из варягов как раз делился опытом! Так и закрутилось!

      – Так ты уезжаешь?

      – Да, у Ларса дом в Мальмё, он верхний этаж мне под мастерскую отдаёт. Так что – по отерсэнде, милая отчизна!

      – А как же твоя мастерская на даче недалеко от Отрадного?

      – Сестре оставлю, она собирается туда переезжать.

      – Малышкина, а ты не очень поспешно это делаешь? Я тебя месяц назад видел, ещё никакого шведа рядом не было.

      – Илюша, жизнь коротка, а у бабы ещё короче. Пока запал на меня молодой и красивый, буду пользовать его и тело, и возможности. За сорок мои ясны очи и добрая душа уже никому и даром не понадобятся. Чего тянуть кота за подробности. Спокойно, Казимир, не про тебя это. А тут я, может, и ребёночка сваяю, а не только гипсовые головы. – Малышкина была скульптором. – И тебе говорю, если ты всё ещё раздумываешь, измеряешь комплексы всяким там неравенством социальным, то наплюй. Тянутся ручки у красавца Бахтиярова к твоему тельцу, дай ему оного и выжми из него связи, деньги, соки – всё, что ранимой душе художника надобно. Хотя… – Варвара горько вздохнула. – Ты тютя, не сможешь охотмутать этого царя зверей…

      – Тимур меня зовёт к нему переехать, – неожиданно выдал себя Илья и покраснел.

      – И что тебя держит? Пока зовёт, езжай! Собери свои картонки, тарелки, железо, Казимира, избушку на клюшку – и гоу на барское тело!

      – У него на котов аллергия.

      – Чёрт! Ну привези Казимира ко мне, я тоже уезжаю, а Рублика оставляю на Маньку, сеструху свою. Она и псинку мою покормит, и Казимира уважит. Да и сам сможешь приезжать.

      – Н-н-не знаю…

      – Так и просрёшь свой шанс!

      – Я подумаю над твоими словами.

      – Наливай мне ещё кислятины итальянской! И выпьем за нас, таких востребованных и талантливых! Чин-чин!

      Малышкина заняла собой весь вечер, отлучив Илью от компьютера и от его сумбурных мечтаний. Подруга со смехом рассказала про неудачный первый секс со шведом, о том, как пыталась накормить своего скандинавского обожателя окрошкой с редисом, о том, как ей осточертело заниматься лепниной во дворце какого-то новоявленного нувориша от шоу-бизнеса, о том, что так и не завершила ремонт на даче, «да и похер с ним». И как лейтмотив всей болтовни: не упусти свой шанс, куй железо, пока горячо, хватай удачу за хвост… И Илья всё больше укреплялся в мнении, что Варвара права: нужно наплевать на комплексы, на сомнения, нужно не упустить и что-то ещё про окрошку и ремонт.

      – Я ведь уже через три дня буду у варягов, – проникновенно высказалась пьяненькая Малышкина, уже выходя из квартиры. – И я хочу знать, что мой товарищ пристроен и обласкан. И в следующий раз, когда приеду, то не три работы в «Этажах», а персональная выставка чтобы была! Обещаешь?

      – Обещаю. – И Илья чмокнул её в висок.

      «Действительно, чего я сопротивляюсь? Отчего не верю в себя? Потому что так не бывает? – это Илья перебирал все аргументы, мозговал под нежный моторчик мурчания Казимира. Не спалось. Несбыточные мечты терзали. – Тимур из другого мира. Он сильный, волевой, умный, цепкий, богатый, в конце концов. А я? Я ведь никогда не обманывался на свой адрес: не борец, неудачник, слабак. Да и масштабы моего таланта сомнительны. Не Ван Гог. Но если упущу его, то вдруг больше никогда и не вытяну свой лотерейный билет! Варька права: если он мне нравится – а он мне очень нравится, – то нужно попробовать. Вряд ли надолго, вряд ли любовь, но ведь лучше и правильнее, чем редкие перепихоны с Жигаловым или разовые выступления в какой-нибудь малоизвестной компании под пьяную или подкуренную лавочку. А вдруг он больше не позовёт? Вдруг это у него как-то несерьёзно вырвалось, неосторожно? Не позовёт – значит, не судьба!» Мысли Ильи крутились и крутились по кругу, перебирали все мелочи совсем свежих воспоминаний: поцелуи Тимура, удивлённый Бромберг, взгляд Жигалова, увещевания Малышкиной и опять Тимур. Однако ни разу Казимир, который припал к нему там, где сердце, успокаивал, развеивал дурную ауру, утеплял и убаюкивал.