Текст книги "Дауншифтинг (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

И я сам. Швыряю мыльную кудрявую варежку в угол и перемахиваю через борт ванной. Я с ним. Главное, не смотреть, что там в паху. Ведь на вкус он мягок и плавок, как девчонка. И глаза закрыты, и шея гладкая, и жилка стучит под моими губами. Мокрый, скользкий, живой, бесстрашный. Ладно, хоть лицо не намылил, а то стал бы я мыльные пузыри пускать из своего рта. Вобрал его подбородок, скулы, родинку блядскую, брови кукольные. А он вобрал меня в горячности движений, в брызгах брошенной лейки душа, без стонов, без апелляций, наплевав на совесть и на всё видящее зеркало. Конечно, бинтовая толстая повязка очень мешает, но не отрезвляет – ни его, ни меня. Мои ладони на его спине, на талии, на круглых ягодицах, и они уже не осторожничают, не стесняются, а бессовестно сжимают и даже заходят в щель, гладят поясницу и спускаются на бёдра. Без мочалки, без стыда, без глупых сомнений, только с жаждой чувствовать это тело, такое живое, такое моё. Таськина правая рука тоже на мне, но я это не особо чувствую, я поглощён им.

Понятно, что и без всяких особых трений и усердия в паху вздыбилось и заполыхало. В какой-то момент меня это почти отрезвило, так как потребовалось что-то привычное, технологически понятное, тугое… а тут парень. Я почти отстранился. Но Таська вдруг сел на корточки, привалившись к стене, и я… и я… сам нашёл его рот. Нихрена я тогда не думал про последствия, про царапины угрызений, про то, что «обществу противно и мерзко». Ум удрал на самый конец и аффективно бился в умелом рту. Таська не «работал» до гланд, но делал что-то необычное. И дело в том, что он и вовсе не работал, он… он, наверное, так любил… Пусть будет так! Я буду думать так, та-а-ак, только та-а-ак…

Смог всё-таки удержать себя и не заставил его ещё и глотать. Вытащил распалённый член из его рта, сел на край ванны и уже рукой выудил содержимое своей похоти. Чёрт, прямо Таське на пузо и бинт немного замарал… Но думать об этом сейчас нет сил: ни моральных, ни физических, ни ебических… Какой я идиот!

Я даже не помню, как Таська смыл с себя мыло и сперму, как он окатил меня тёплой водой, как он вытирался полотенцем. Может, он тоже кончил? Я не видел, я не помогал, я сидел как роденовский мыслитель, – правда, похож на скульптуру только окаменелостью, но не мыслью. Баран. Беран – похотливый баран. Очнулся только от холода, так как Таська воду выключил и дверь из ванной оставил открытой. Медленно, как после тяжёлой работы, вылез из ванны, стащил мокрые трусы, завязал вокруг бёдер полотенце и вышел прямиком в кухню. Где коварный соблазнитель шарился в холодильнике, вытаскивая на божий свет какие-то доисторические продукты.

– Тась! Послушай меня!

– О! Я весь большое ухо! Моё святейшество, может, ты вот эти три яйца поджаришь?

– Тась! Я сейчас тебя накормлю. Ты только послушай меня.

– Жалко, нет томатов у тебя!

– Тася! – Я с силой отвёл его от холодильника и усадил на стул. – Этого не будет! То, что сейчас было – это ошибка. Я не гей и никогда им не был. Всё это мне противно! Это не моё! Я не осуждаю тебя за ориентацию, за то, что ты такой. Но я не такой! Я нормальный. Для меня это неприемлемо. Это не моя жизнь, это из другого мира!

– Тс-с-с! Вы посмотрите на этого гомофоба за мой счёт! – весело ответил Таська, хотя мне показалось, что весел только голос. – Не ссыкуй! Один раз не пидорас! У меня вон плечо только разболелось… неосторожно мы как-то!

– Плечо? Я увезу тебя на перевязку…

– Не мечите икру, мой йенерал! Я сначала подсушу… а то как объяснять Айболиту следы страсти на бинтике! Жарь давай яйца! И не парься. Не будет – значит, не будет! – и он широко и задорно улыбнулся.

И я принялся жарить глазунью, мазать бутерброды, вскрывать консервы под беспечную болтовню. Я отходил, успокаивался, расслаблялся, почти не прислушивался к его словам. Я думал: «Тася всё понял. Он лёгкий человек. Мы будем друзьями, я скормлю ему все десерты «Старбакса», но я нормальный! И он теперь об этом знает!»

Короче, я был круглый дурак. Я даже не повёз его в больницу, понадеявшись на то, что он «подсушит». Я ушёл на встречу со следователем Чистяковым. В дверях оглянулся и подмигнул Таське, а тот показал язык. Короче, я был круглый дурак.

_____________________

* М. Метерлинк «Синяя птица».

========== глава 9 ==========

Следователь Чистяков вызывал во мне только раздражение и брезгливость. Ещё не старый, в принципе, человек выглядел болезненным и рыхлым, он постоянно что-то жевал, поэтому в уголках рта всегда были крошки. И пахло от него как будто жареным луком. Ботинки стоптанные и заляпанные, да и надеты не по погоде. Он был вообще неряшлив. В прошлый раз он допрашивал меня в офисе, разлил по столу кофе, замарал рукав и без того засаленной рубашки, вытирал лоб комом грязного носового платка. Манера говорить у Чистякова была пренеприятная: тонким голосом, тихонечко, с постоянным бабским «ой-ёй-ёй». Ещё он имел дурацкую привычку слушать собеседника, теребя мочку уха и зевая. Дискредитация правоохранительных органов. Но именно Чистяков Борис Петрович занимался тогда смертью Ильяса, а значит, знал многие обстоятельства. И надо сказать, что следователь не показался мне ленивым и равнодушным любителем пива, он не верил в версию о случайности в отключении аппаратуры, в рефлекторные движения пациента и в фатализм планиды. Это выдавало в нём неглупого человека.

Сначала Борис Петрович несколько минут жаловался на погоду, а потом неожиданно предупредил, что у меня пара минут, так как у него уйма дел. Я тут же решил, что уйма подождёт и я не уйду, пока не расскажу всё. И начал я с Ильяса, дальше было о том, как оказался в его палате, о своём испуге, о бегстве. Потом сказал, что это было не первое помрачение сознания, а пятое. И приступил к главному – описанию четвёртого выпадения, убитой девушки. На лице следователя никакой работы мысли, более того, я услышал, как он шелестит фантиками под столом. Хоп – и в рот отправилась конфета. Но Чистяков меня не перебивал, не задавал никаких вопросов.

Я не забыл объяснить следователю почему удрал в Мальгино: об идее собственного расщепления сознания, о необходимости психической реабилитации и надёжной изоляции меня, опасного для своих друзей. А потом начал рассказ о том, как некий странный и очень молодой человек заинтересовался моим нахождением в неустроенной провинции, следил за мной, подслушивал и сделал неожиданные выводы. И как эти выводы подтвердились, как мы с Таськой нашли динамик, как он звонил моим коллегам и знакомым, как мы делали вылазку в деревню, чтобы посмотреть на новичков. Ну и, конечно, кульминация: пожар, бегство от пуль, падение в яму, ботинки с бляшкой, пробитая резина, «хаммер»-преследователь, марш-бросок с раненым Таськой, телефонный разговор стриптизёра. Остановился на том, что из такой-то клиники должно прийти сообщение об огнестреле, а на трассе уже работали гаишники.

Борис Петрович дожёвывал, наверное, десятую конфету. Он шумно встал, налил себе воды из кулера, мне не предложил.

– Динамик принесли? – спросил Чистяков.

– Нет, этот Молчан его забрал.

– Ой-ёй-ёй… Как у этой пигалицы Таси фамилия?

– Н-не знаю…

– Ой-ёй-ёй… Надо было вам с ним прийти ко мне. Он же ранен! В районное отделение позвоним, по поводу аварии выясним, это не проблема. Да и с «хаммером» этого злоумышленника не проблема. Номер есть?

– Да. – Я записал на стикере буквы и цифры.

– Хорошо, поищем… А почему вы решили, что он в сообщниках с Айной Мехтиевой?

– А с кем? Он вился вокруг неё уже давно, я понял, что бросил своё основное дело – обнажение перед жаждущими. По телефону он говорил про любовь…

– Ну-с… Про любовь можно говорить не только Айне. Он ведь не назвал её имя?

– Нет.

– А вы не думали, что это может быть исчезнувшая Маргарита Жарикова, 1988 года рождения?

– Гвен? Э-э-э… Но она ведь любила Ильяса…

– Ой-ёй-ёй… Любовь, любовь… Вы же понимаете, что это материя непознаваема и недоказуема. А у нас имеется запись, на которой гражданка исчезает в машине «Хаммер» Н2, никакой борьбы при этом не видно… Хотя там вообще ничего не видно… Может, Жарикова уехала с этим Молчаном?

– А зачем?

– Вот это вопрос… это вопрос… Ой-ёй-ёюшки! Меня больше беспокоят ваши… э-э-э… бессознательные видения. И девушка эта убитая. Когда, вы говорите, это случилось?

– Двадцать восьмого июня.

Борис Петрович потыкал в клавиатуру допотопного компьютера, положил в рот очередную конфету. Подождал, ещё раз потыкал:

– Хм-м-м… И нетушки ничего… Никакой информации, похожей на то, о чём вы говорите. Может, труп ещё там? Раз это брошенное здание, может, просто не нашли ещё… Хотя маловероятно, конечно… Почему же вы не сообщили сразу? Телефон был с собой и не позвонили? Утаивание, получается…

– Я струсил. Я ведь думал, что самолично убил, просто в каком-то особом состоянии пребывал.

– Вот и подлечили бы…

– Сейчас я сомневаюсь в том, что подлечили бы. Не нашли бы никаких патологий, решили бы, что я всё сочинил про выпадение из сознания.

– Угу… Если то, о чём вы говорите, правда, то, похоже, эта девушка и была главной целью столь хитроумного преступления. Эта девушка и вы. Её убивают, вас обвиняют… Кому выгодно устранение вас обоих?

– Не знаю. Я эту девушку и не видел никогда.

– Однако ваш вундеркинд Таисий…

– Таис.

– …утверждает, что девушка из молодёжного клуба «Мышеловка»?

– Он предполагает.

– Ой-ёй-ёй, вот так дела. Что вы хотите от меня?

– Как что? – я даже глаза выпучил. – Арестовать надо этого Молчана, дела возбуждать!

– Экий вы скорый! Пока я имею только ваши показания. Факты убийств девушки и Мехтиева не подтверждены, свидетелей аварии на трассе нет, улик, изобличающих умысел доведения вас до самоубийства или признания, тоже нет. То, что вы видели этого стриптизёра на автозаправке, ни о чём не говорит: может, увидели неприятного человека и тут же сочинили историйку? Да… так бывает. Вы даже мальчика Теоса не привели!

– Таиса…

– Да и мальчик странный… такие бывают вообще?

– Неужели тот факт, что на меня и на Тасю покушались, ничего не значит?!

– Значит-значит… Мы поступим так: я свяжусь с районным ГИБДД, попрошу тамошнего участкового показать жителям Мальгино фотографию Демьяна Молчана, у вас её, кстати, нет?

Я помотал головой.

– Спрошу и про поджог. Съезжу с экспертом на место предполагаемого убийства этой Мальвины с синими волосами. Вдруг труп ещё там, ну или кровь… Но скажу сразу, по вашему рассказу выходит, что злоумышленники многое продумали и обладают неплохими ресурсами. Поэтому подключайте свою службу охраны. До января есть время…

– До января?

– Ну конечно. Срок принятия наследства полгода!

– Вы думаете, что всё дело в наследстве?

– Не в любви ведь! Хи-хи-хи, ой-ёй-ёюшки, насмешили… хи-хи-хи…

– Но вы ничего не записали!

– Пока дело не возбуждено, я действую без протоколов и без ордеров. Вы бы мне коньячку купили, надо эксперту преподнести, а то не поедет никуда…

– Нет проблем. Всё, что от меня зависит!

– От вас зависит доставить этого Тосю к нам…

– Таиса.

– …помочь в поисках Маргариты Жариковой. И не выезжать из города! И ещё… никакой самодеятельности! Сначала с вашим покорным слугой извольте посоветоваться, а потом стрелять, вязать и бить морды.

– Я понимаю.

Несмотря на то что Чистяков за весь наш разговор сожрал не менее двадцати конфет и уже перешёл на печенье, обильно обсыпая крошками столешницу, я доверял следователю. Он был настроен доброжелательно, не стал ехидничать над моими гипотезами, не кивал завистливо на мои деньги, не отказывался от помощи, не ссылался на занятость, был честен… Так мне показалось.

После Чистякова позвонил Таське, он почему-то не брал трубку. Дрыхнет, наверное, ему надо лежать, раз раненый. И я отправился в «Мидас». Своим явлением я произвёл фурор, со всеми поздоровался, подхватил чашку кофе, какой умеет делать только Надя. И так с чашкой направился к Сашке, тот хоть и стал генеральным, а в кабинет Ильяса не стремился переезжать. Но Сашки не было на месте, ребята-охранники сказали, что он уехал в прокуратуру. У себя был Шаповалов.

Петя очень удивился, но, казалось, был искренне рад моему возвращению. На моё сообщение о пожаре в его доме открыл рот, и даже кончики его бодрых усов растерянно выпучились в разные стороны.

– Но ведь ты не топил печь тогда? Это что же? Подожгли, что ли? – догадался Шаповалов.

– Уверен в этом! Меня случайно не было в доме, но там был один хороший человек…

– И? – у него даже голос дрогнул. – Жив хоть?

– Я успел, вытащил. Соседи залили место возгорания, окно лопнуло, с торца дом обгорел, черёмуха тоже, но внутри только стол пострадал и в саже всё, белить нужно. Петя, а кто в этом доме жил до меня?

– Я же говорил! Родственник мой – позор семейства…

– Почему же его соседи не знают, ведь это дом твоих родителей.

– Ничего от тебя не укроешь. Это мой друг из прошлой жизни. Не всегда же я был светским человеком и бизнесменом. Я, Семён, сидел в самом начале девяностых. В 1994 году под амнистию попал. Но успел два года зону потоптать и, соответственно, знакомыми обзавестись. Вот один из таких знакомых и попросился перекантоваться в Мальгино.

– Поэтому он там и жил, ни с кем не общаясь… Понятно. Что ж, я ремонт дома на себя беру.

– Ты бы лучше занялся тем, кто его поджёг!

– Им полиция займётся.

– Ого! Ты всё-таки туда пошёл?

– Да.

– Это я одобряю, каждый должен заниматься своим делом.

– Рассказывай, что нового на фирме! Как Лунгин? Справляется?

– Он постоянно где-то носится: то с Нестеровым, то вдруг решил поездить по объектам, то возится с новыми кадрами. Сейчас за безопасность будет отвечать человек с ужасно смешной фамилией. В финансовых вопросах Александр на меня полагается, но тебя всё равно ждёт. Вот и дождался! Ты же окончательно вернулся?

Шаповалов показал мне анкеты новых клиентов, отчитался по перерасчёту с субарендаторами, выложил свои соображения по поводу приостановки промышленных объектов. В очередной раз убедил меня, что лучшего партнёра, чем он, нам с Сашкой и не сыскать.

Позвонил Таське. Тот опять не берёт трубку. Любит он заставить меня понервничать! Может, всё-таки обиделся на утреннюю мою декларацию? Или ему хуже, рука разболелась и нужно везти его в клинику? И хотя остро захотелось остаться, зарыться в бумагах, напомнить о себе разным распоясавшимся субъектам, испить ещё чашки три Надюхиного кофе. Но в душе росла тревога. Сначала робкая – маленький росточек, а после третьего звонка Таське это уже упорное деревце с развитой кроной. Поехал домой.

Во-первых, дверь была не закрыта на замок. Во-вторых, обошёл всю квартиру – Таськи нет. В-третьих, на низеньком журнальном столике, украшенном маркетри, одиноко валялся Таськин телефон в ярко-жёлтом чехле типа клип-кейса со стразами. Я взял телефон, включил. Три моих непринятых, сам Тася звонил некой «Аллочке», ещё один отвеченный вызов от «Анонима», один от «мадам Томы». Первый непринятый уже почти четыре часа назад…

Не удержался, посмотрел фотки. Запечатлено всё что попало! Гуси, ключ в ржавом замке, река, а в водяной глади и сам Таська, селфи со смущённой Тамарой Ивановной, Таськины ноги в девичьих шлёпках с высоты головы, а вот и я – сижу печально на берегу, ещё я – читаю во дворе дома, говорю с Сашкой около его «лексуса», дальше рожа лопоухого парня в трамвае, очень мутная фотография, на которой тела танцуют в каком-то клубе, ещё куча каких-то незнакомых молодых лиц, напоследок кадр с бумажкой, на которой ярко написано «Пошёл на хуй!» Рассматривание фотографий ничего не дало. Где же Таська?

Если он вышел куда-то по делам, в магазин или, что вероятно, в клинику, то почему не взял телефон, не позвонил мне, не закрыл входную дверь? Или он полагал, что выходит ненадолго? Например, кто-то пытался с ним поговорить, но консьерж не впускала, вот Таська и спустился…

– Алло, здравствуйте, это из двадцать второй квартиры с вами говорят, Беран Семён. Подскажите, у меня ночевал гость, молодой экстравагантный парень, когда он ушёл и с кем?

– Здравствуйте. Это парнишка с перевязанным плечом? Минуточку… он ушёл в 13.25. Но мне ничего не сказал. В руках ничего не было, и как будто спешил…

– Спасибо…

Почти сразу после меня! Я ушёл в час, а Таська – через двадцать пять минут. Если бы он ушёл совсем, то не оставил бы телефон, ноут, который я ему подарил, записку бы написал в своём духе, да и ключ от квартиры мог бы консьержке отдать. Значит, он думал, что выходит ненадолго? Ненадолго – это же не на четыре часа! Чёрт! Таська, ты где?

Вариантов два: либо Тася на меня обиделся с утра (я бы сам обиделся), хлопнул дверью и аривидерчи, либо мои враги раскусили, что в этом неформатном парне и кроется погибель их плана, они выманили и… Похитили? Будут ли они что-то требовать за него? Или как девушку-ирокезку… Бля… Что ж ты, Баран Бараныч, не можешь защитить того, кто тебе дорог? Хотя… какой сейчас толк устранять Тасю? Я уже в ОВД был! Но они не знают… Всё равно эффективность от таких действий нулевая. А если я просто слишком плохо его знаю и есть третий вариант: Таська реализовал то, что хотел, и свалил! А что он хотел? Меня. Что-то с третьим вариантом не ладится.

Так, бабушке его я звонить не буду, незачем её пугать. Что ещё есть в его телефоне? Сплошь незнакомые имена и прозвища. Позвоню «Аллочке»! Узнаю, зачем Таська звонил…

– Алло! Привет, Шерлок! – закричали мне в трубку мужским голосом. – Я, короче, выяснил для тебя: этот Молчан – вовсе не Молчан, это у него псевдоним такой. Наташка-администраторша, помнишь, она такая здоровая с пирсингом на лбу, у нас в «Дюке» обычно у бара скучает? Так вот, она… сейчас, подождите секундочку… – это мой «собеседник» к кому-то обратился, в трубке бубнила музыка, слышались визги и разговоры. – Эй, Алый вновь на связи. Так вот, фамилия у этого Молчана – Без-тит-ко! Прикинь! Не эротично беститькой быть… У-ха-ха! Ты всё услышал?

И я вдруг ответил звонко, явно подражая:

– Понял! Дзенкую тебе!

– Тася, а чо там с твоим мэном? Ты уже обаял мужчинку? Мне Юрасик надул в уши, что ты по чесноку запал на него! Или он чо? Гомо-натюрель?

– Норм!

– Фи… какое-то не твоё словцо! Шерлок, твоя дедукция нужна, у нас тут в раздевалке вещи пропали, не в полицию же идти! Парни и девчонки говорят: Алый, позови своего Холмса-Холманского, ты ж славишься разгадыванием разных штук преступных. Они ещё помнят, как ты тогда Сюзанну на чистую воду вывел! Приходи! Хорошо бы прямо сегодня!

– Вряд ли!

– Ну, ладненько! Но мы тя ждём! Я побежал, тут клиенты-сволочи… Жду тебя в «Дюке». С этим хахалем не срастётся, мы тебе нового найдём! Чао!

Вот так. Таська «по чесноку запал на меня». А я его отшил. Сначала выеб в рот, потом отшил. Наверное, никто Таське не угрожает, он просто ушёл, осознав, что я бесперспективный мудак. Я подскочил! Рванул в туалет, там есть маленькое мусорное ведро. Вытряхнул его содержимое на кафель. Вот оно: скомканная бумажка из блокнота. Развернул, а там «Иди на хуй!» Это он для меня сфоткал и телефон оставил, знал, что буду рыться. Оставил послание. Ещё телефон, чтобы я ему позвонить не смог. Какой я баран! Надо его возвращать! Он меня спас, он влюбился из-за забора, помог, пулю получил, а я… Толстокожий гомофоб! Ведь тебе понравилось быть с ним, трогать, сжимать ягодицы! А в лесу? Жилку на шее гладил, мягкость губ представлял… И пахнет он кофе. У-у-у-у…

Надо позвонить его друзьям, чтобы они сказали ему обо мне, передали… Дескать, «гомо-натюрель» признаёт, что он мудак и предатель, что он хочет вернуть этого мерзкого, наглого умника себе. Я себя с недоумением остановил, так как понял, что бегаю по комнате.

Его зовут Таис Холманский, друзья иногда называют Шерлоком, понятно, за что… Я знаю его имя, его бабушку, знаю про Юрасика из «Мышеловки», этого Алого-Аллочку из «Дюка». Найду и верну! Алый, он же Аллочка, значит, работает в «Дюке», и Таська ему звонил, спрашивал о Молчане. Демьян Безтитко. Н-да, звучит убого и анекдотично, не для пилона и томных движений. Всплыло другое в голове: «Сейчас за безопасность будет отвечать человек с ужасно смешной фамилией». Это так Шаповалов сказал. И Айна сказала, что её «друг ушёл из кабаре» (так мило она называла этот рассадник разврата), что «Дёма будет семейный бизнес осваивать». Чёрт! Надо звонить Сашке! И давно нужно было это сделать. Он-то ведь не знает, что этот Молчан убийца! Он собирается его в охрану определить. Набираю Сашку:

– Привет!

– Говорят, ты приехал, балбес! Ты почему меня не дождался? Мне Шаповалов сказал, что ты в офис заходил!

– Лунгин, у меня к тебе разговор важный.

– Ты мне скажи: ты совсем вернулся?

– Совсем. Мне нужно тебе многое рассказать, это очень важно! Очень!

– Ес! Я уже направляюсь домой, приезжай ко мне!

– Куда? Домой или на хату? – Я знал, что у Сашки есть ещё одна квартира, скромная, этакий холостяцкий притон, раньше мы там часто зависали. Но потом Сашка женился, и для семейного гнезда однушка не подходила. Вот она и сохраняла свой статус «мужского клуба». Его Дарья о квартире знала, но её мнение оставалось для меня загадкой.

– Приезжай на хату, это ближе к тебе, да и я хотел туда поехать.

– Хорошо, минут через двадцать буду.

– А я вискарик открою! – Сашка возбуждён, он рад, что я здесь. Сейчас мы вместе раскрутим этого Молчана и преподнесём его Чистякову на блюдечке с голубой каёмочкой. И я верну Таську. Поспешно собираясь и вызывая такси, я набрал номер Юрасика из «Мышеловки» и без притворства спросил, там ли Тася?

– Если придёт, передайте, что звонил Сэм, что я его ищу, чтобы не отпустить. И ещё, чтобы он не вздумал сам искать Демьяна. Я всё сделаю сам!

Юрасик удивлённо пообещал, что всё передаст, если Тася придёт. Наугад позвонил ещё нескольким абонентам. Под именем «Великая» скрывалась мама. Ей я не успел ничего сказать, ибо она прочла мне нотацию, чтобы не нервировал бабу Тому, и выключилась. Трое Таськиных друзей тоже пообещали передать мои слова, один не ответил, один сказал, что ничего этому козлу передавать не будет.

Приехало такси. Я домчал до хаты Лунгина минут за десять. Во дворе за заборчиком его «лексус» стоит, ждёт меня друг. Я взлетел на восьмой этаж даже без лифта, так меня переполняла энергия. Сашка расплылся в улыбке.

– Ну, узнаю теперь тебя! Прежний Беран! Давай заходи, сразу на кухню, тут будем разговоры разговаривать!

– Ты один?

– Конечно! Ты же знаешь, это наша хатка!

Но я вдруг прирос к месту и завис. В прихожей рядом с белыми пижонскими туфлями Лунгина и моими теннисками стояли берцы, на них сбоку круглая бляха с фигуркой белоголового орлана. Очень характерные ботинки…

– Саш! Это ты в таких ботинках ходишь? – у меня вышло хрипло. Лунгин высунулся из кухни, взглянул на берцы и сказал:

– Сейчас уже и не хожу. Я же типа теперь штабист… «Прощай, оружие!»

========== глава 10 ==========

– Я коктейль намешал, с имбирём… Бананчиком закусим! Хм… у тебя царапины на щеке, да и на руках…

У Лунгина на кухне разрисованные обои. Много лет назад я предложил Сашке оклеить кухню обоями под покраску, тогда они только появились. И мы, три лучших друга, вооружившись всяким писучим инструментом, принялись изгаляться над целомудренностью белой вертикали. Вот это моя надпись чёрным маркером: «Все люди делятся на две категории: те, с которыми легко, и также легко без них, и те, с которыми сложно, но невозможно без них. Э. Хемингуэй». И рядом нарисован смешной старикашка с боцманской бородкой в лодке и рыбой в руке. И это тоже моё творчество: снеговик с пенисом вместо носа, тракторообразный «хаммер», готическим шрифтом красиво – с розовыми шипами и пиковой мастью – слово «Пиздец», а пузырчатым штилем формула расчёта абсолютной суммы издержек обращения коммерческого предприятия. Дурак был, впрочем, как и остальные. Это Сашкина живопись: в подражание Бэнкси смерть с косой вдоль пола на лодочке рассекает, какие-то иероглифы, одному ему ведомые, бэтмен с морковкой (это в пику моему снеговичку), бесконечные цитаты из классики русского рока, типа «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела»*. Ильяс тоже приложился: самурай с балалайкой вместо катаны, столбец оригинально написанных названий виски и ликёров, фашистский танк Tiger, очень натуральный, с пушкой, что уставилась в допотопный холодильник, над потолком зелёным цветом нарисована луна Жоржа Мельеса с пулей в глазнице, от луны оранжевые лучи – текст незабвенно надрывной песни Тhe House Of The Rising Sun группы Animals. И много маленьких избушек с солнышком вместо окна. Мелками написаны какие-то телефоны, названия экзотических блюд и призрачных городов из песен. А ещё отпечатки наших ладоней от разных красителей – вот кетчуп, вот канифоль, вот гипс, вот серебрянка, вот вырезаны из тетрадного листа, вот засохшая горчица, вот просто краска. Отпечатки трёх лучших друзей. Нетленка. Барельеф юношеских клятв, формулы бескорыстного счастья и почётная доска наивных мечт и непуганой верности.

Я оглядел этот шедевр. Смешно и грустно. Надписи побледнели. От времени или от стыда? Всё разрушается, и даже самое стойкое из чувств уходит в тень, в даль, в небыль.

– Саш, а Гвен… она мертва? – я спросил, разглядывая эту кухонную палеографику.

– Что? – Лунгин прошептал это.

– Не ту цитату Хемингуэя я здесь написал… У него есть более известная: «Лучшая возможность узнать, можешь ли ты доверять человеку, – довериться ему». Полагаю, что Ильяс тебе доверился. – Я обводил пальцем немецкий нарисованный танк и не видел, что делает Сашка. – Он привёл к твоей маме Гвен? И та сообщила ему радостную новость: Рита беременна. Ты и до этого знал, что тот идиотский диагноз, что висел над Илькой раньше, ошибочный. Ведь ты знал, что дочка Нестерова не от Виктора… Но Нестеров и не собирался делиться с Ильясом этой тайной. Поэтому он в безопасности. Но Гвен… Реальная угроза. Официальный ребёнок получит не менее половины наследственной массы, как бы ни были против другие наследники. А я полагаю, что другие наследники против…

– Ты что такое говоришь? – сдавленный сип за спиной.

– Я, Саш, был слеп, а ещё гением-аналитиком прикидывался. Но сегодня… вернее, буквально за последнюю минуту в этом доме всё вдруг выстроилось здесь, – я показал пальцем на голову, – и дебет с кредитом сошёлся… И с одной стороны, так всё ясно, очевидно, понятно, а с другой стороны, мерзко… Настолько, что стою и думаю, не ударишь ли ты меня в спину сейчас?

– По-моему, ты не в себе.

– Ты бы очень хотел, чтобы я был не в себе. – Я наконец повернулся к Сашке. Он стоял с толстодонным бокалом в вытянутой руке, предлагал мне имбирный коктейль. Я взял и залпом опустошил его. На лице Сашки типа смятение, а ведь его лицо такое располагающее, такие чистые и прямые линии, такие мужественные и честные скулы, такой волевой товарищеский подбородок, такие преданные и бесстрашные серые глаза. Таська сравнил его с Дольфом Лунгреном в молодости. Действительно, похож и статью, и ролями, и актёрскими способностями. Никакими. Это смятение и переживание фальшивенькие, слишком искусственные. – Расскажи мне, чья же это была идея?

– Какая идея? Беран, ты несёшь бред! – И он залпом выдул и свой алкоголь.

– Идея убрать лишних людей от богатств Мехтиева? Не надо, не надо сейчас изображать из себя невинность и поруганную дружбу! – Я уселся на хлипкий стул и подал Лунгину пустой бокал. – Налей ещё! Наверное, всё завертелось, когда ты как руководитель службы охраны, да и вообще как наш милитаризованный ангел-охранитель, пронюхал, что Ильяс таскается за Гвен всерьёз. Во-первых, возникла опасность того, что Гвен забеременеет, она же хоть и фрик, но женщина! Во-вторых, у Гвен были интересные друзья, экстремальщики, и нужно просто сделать так, чтобы до возможного деторождения с Ильясом произошёл несчастный случай. Наверное, это можно устроить… Мне ты говорил, что борешься с его неожиданным пристрастием к опасным развлечениям, а ему… скорее всего, его ты поощрял. Я помню, что ты даже якобы увязался с ним на Урал в велотур. Может, всё не так? И это ты его подсадил на адреналин? Возможно, Гвен даже и не одобряла его увлечение экстримом, я ведь с ней не общался, всю информацию я получал от тебя! А потом крах! Несчастный случай ещё не созрел, а Гвен уже беременна! И вот тогда возник альтернативный проект – правда, спешный и более кровавый, чем предыдущий, да и откровенно криминальный! Надо расправиться с Гвен, пока та не разродилась! Как это сделать? Нужно найти исполнителя! Вы бы могли просто нанять киллера, но жадность и самоуверенность вас сгубила. Вы придумали убить двух зайцев: убрать Гвен и ещё одного дольщика – увязшего в работе Семёна Берана. Гвен убрать физически, а меня либо в психушку, либо на зону, а ещё лучше, чтобы я самоустранился. И наследство автоматически увеличивается, и для полиции железобетонный состав преступления вырисовывается. Первый шаг – думаю, что всё-таки подстроенный случай с парапланом Ильяса. И сразу облом: Ильяс остался жив. Но упрямых сообщников это не расстроило. Второй шаг – подготовить агнца на заклание, то есть барана. Ты через кофе заряжал меня приличной дозой какой-то химии усыпляющей, выносил меня из офиса, где на «хаммере» жертву увозили в нужное место. Всякий раз только вечером, когда нормальные работники уже смылись по домам! У тебя же – алиби, ты остаёшься в офисе и меняешь на всякий случай видеофайлы, смонтированные специально для меня. Ведь твой сообщник – айтишник, я узнава-а-л! Трижды меня в виде бревна вывозят по безобидным адресам, но потом медлить было нельзя: Гвен может всем рассказать о беременности, да и видно будет, в конце концов! И тогда красавец Молчан совершает ужасную ошибку! Он никогда не видел Гвен, но знает, что она поёт в «Мышеловке» и выглядит как фрик – в ушах кольца, на башке катастрофа. И он похищает девушку с синим ирокезом, с проколотым в сито ухом, которая вдобавок ещё и пела в клубе. Увозит… обязательно на «хаммере» в промзону и превращает её живот в фарш. Ну и я – бесплатное приложение, доставлен, уложен, вооружён, уликами посыпан. Представляю твои чувства, когда ты понял, что я не оставил улик, а Гвен жива-невредима! Зато какие чудеса упорства вы демонстрируете, какую изворотливость мысли! Решили добить меня смертью Ильяса, привезли в клинику либо под видом свежего больного, либо вместе с больным на одних носилках. Уверен, что помощь какого-нибудь местного медбрата или даже сестрички тебе стоили недорого… И опять незадача. Я, скорее всего, рано очнулся, ведь довести меня до места в этот раз было совсем непросто. Я очнулся и ушёл… Ну, не везёт вам! И совсем что-то не заладилось с Гвен! Вспоминая тот вечер, я понимаю, что тупо не выпил кофе. Помешали-с… Знаешь кто? Следователь Чистяков нас тогда одолел просто… Поэтому Гвен просто похитили, без моего звёздного участия! Вот я и спрашиваю! Она жива?