Текст книги "Дауншифтинг (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Ах! – женщина схватилась за сердце.

– Мадам! Не нужно сырости и соли! Глазам довольно горькой роли! – продекламировал что-то Тася. – Я жив, и друг спас жизнь друга!

– Ах ты, засранец!.. – только и ответила баба Тома и забегала вокруг внука. Вместе с ней забегала Дура. Таська был тут же уложен на кровать. Тамара Ивановна (я только в этот день выяснил, как её зовут) действительно потеряла внука, она уже терзалась, как будет звонить родителям и что им говорить. А тут мы, натуральные зомбаки! Почему-то баба Тома совсем не удивилась той сумбурно рассказанной истории, что я поведал, наблюдая, как она разворачивает покрасневшие тряпки на плече Таськи, как отлепляет сфагнум с побагровевшей раны, как заливает плечо жёлтой жидкостью, как умело ставит «паразиту» (так уж она его называла) укол, как ловко накручивает марлевую повязку, как обтирает губкой Таськины лицо и грудь. Всё-таки женские руки гораздо более умелы и сноровисты в делах поддержания жизни!

Таську под его ехидные восторги мы раздели в четыре руки, укутали в пуховое одеяло. И он наконец взаправду уснул. Белая кошка примостилась рядом с хозяином, недовольно урча ему в подмышку. Тамара Ивановна позвала меня пить чай, так как нам всё равно не спалось.

– Ты не смотри на мово оглоеда косо! – предупредила женщина, чокнувшись с моей кружкой стаканом с настоем пиона. – Он, конечно, балда, но балда добрая… Единственный мой внучок. Бог послал только ентова! Ну, так я и рада. Я вижу, что он к тебе прилип. Высматривал тебя с месяц: в биноклю наблюдал, лазил в дом, в компьютере своём всё про тебя нашёл. Мне рассказывал всякие детективы про тебя. Я не верила. А вон оно как… Ты бы не обижал его.

– Не обижу. Повезу сегодня его в нормальную больницу. Как там пожар в моём доме? Что-нибудь целым осталось?

– Угол чёрный, черёмуха сгорела, окно попорчено. Внутри смрад. Кто ж поленницу-то туда устанавливает? Подальше же от дома надо! Но мы успели, чтоб не дотла… Ванька Субботин потолкал твою машину… больно уж огромна! Ты Ваньку-то отблагодари опосля! Повезло, что он не пьяный был.

– Отблагодарю. Тамара Ивановна, а как вы заметили огонь?

– Да не я! Гуси чегой-то загоготали. Я подумала, что зверюга какая-нибудь дикая залезла. Вышла во двор, а там дымина!

– И никого не видели?

– Не видела, милок.

Как стало светло, мы с Тамарой Ивановной отправились на «мой участок». Дом представлял собой грустное зрелище. Злоумышленник поджёг поленницу, и её останки, размётанные героическими соседями, ещё тлели слабым дымком. Мёртвая черёмуха обгоревшей ручищей царапала чёрную землю, бедному дереву устроили настоящее аутодафе. Её когда-то широкие листочки превратились в горелые стручки. Около дома с уродливым чёрным боком и лопнувшим стеклом окна огромные лужи – это добровольцы-эмчеэсники перекинули от бабы Томы садовый шланг и обильно поливали дом и забор. В доме тоже лужи на полу, над потолком клубами зависло облако белого дыма: я рукавом прикрыл рот и нос. Чёрт! Таськин ноут, стоявший аккурат около окна-погорельца на столе, весь в саже, угол оплавился, экран треснул. Ноут не жилец. Наверное, повезло, что обстановка была убогая: ни тебе шторок, ни половиков. Иначе бы огонь с радостью сожрал всё вокруг, включая Таську, обиженно спавшего на диванчике. На полу валялась какая-то жестяная банка. Повернул её ногой: изнутри всё чёрное. Видимо, убийца кинул горящую банку внутрь и какой-то ядовитый дым должен был убить потенциальных жильцов. Портмоне, телефон, кожаная ключница – всё на том месте, где я и оставил, на полке буфета. На стуле висят чистые, хотя и пропахшие дымом джинсы. Я скинул с себя свои грязные штаны и влез в эти, переодел носки, кроссовки, футболку.

За домом уткнулся в хлипкий забор мой «хаммер». Надо будет познакомиться с этим Ваней Субботиным: машина хоть и на нейтралке стояла, но в одиночку, да ещё и через заросшую грядку толкнуть этого монстра – это ж богатырская силушка нужна… Сейчас нужно ещё выбраться из этого крена. Однако приблизившись, я понял, что выбираться не придётся: на задних колёсах баллон резины спущен… Чёрт! Он прострелил резину? Я сразу заозирался, а вдруг он ещё здесь. Подхватил Тамару Ивановну, что кудахтала рядом, и потащил её вон. И как сейчас Таську в город везти? Может, позвонить Сашке, чтобы приехал за нами? Он сорвётся с радостью!

Однако всё решилось по-другому. К Тамаре Ивановне с утра пораньше зашёл тот самый Ванька Субботин. Здоровый мужик с пивным пузом, с татуировкой-солнышком на плече, человек-гора, лицо которого украшал на редкость уродливый сизый нос. Лексикон Ваньки, как у Эллочки-людоедки – тридцать слов. Правда, это не гламурные сокращения, а тридцать всевозможных однокоренных оборотов от «ёб», «хер», «блядь» и любимое словечко «засада». Узнав о том, что «америкосовский хермер какой-то еблан херакнул и теперь полная засада с тем, чтобы съебнуть до города с раненым блядунчиком баб Томы», человек-гора, широким жестом разрешил взять его «Ладу Калину» напрокат, «ибо блядунчика ебатькакжалко», а сам он уже приготовил самогона, чтобы «наебениться по самые яблоки». Да и я пообещал щедро отблагодарить нашего спасителя. И как я раньше не познакомился с этим замечательным деревенским лингвистом-фольклористом?

В девять разбудили Таську. Сон его разбил: никакой фонтанирующей пошлости и бодрости как не бывало. Тася вялый и серый, но не жалуется. Тамара Ивановна затянула повязку потолще и потуже, помогла ему одеться в приличное – фисташкового цвета джинсы и серую толстовку с розовыми зайчиками, заплела ему косичку, напоила молоком, что принесла Ванькина жена. И мы загрузились в «ладу» цвета портвейна. Деньги – с собой, телефон, ключи – взял, нам выдали обезболивающие таблетки, термос с чаем и ценные указания типа «не ебись из-за шрузов, они хрустят, и нехер, пусть!»

Непривычно, конечно, в таком автомобиле ехать. Шумоизоляция нормальная и обзор не как в танке, колею держит, подвеска мягонькая, но всё поскрипывает, пованивает, тормоза тормознутые, подсветка на приборной панели умирающе подмигивает. Короче, решил не особо спешить… Таська, пристёгнутый через правое плечо, полулежит рядом, кемарит, тоже по колдобинам не хотелось бы скакать – тревожить парня. Поэтому и осторожничал, даже когда на трассу выехал.

В какой-то момент подумалось, что однообразная прямота дороги вызовет сонное состояние, но именно эта мысль мобилизовала мозг: я понял, что за нами едет «хаммер». Даже сначала подумал, что мой! Но нет, мой негритос намного чище, да и ближний свет я не так давно поменял на стоваттные галогенные, а у этой машины цвет желтоватый. Но какого чёрта внедорожник нас не обгоняет? При его-то динамике? Я сбавляю скорость, еду в наглую на шестидесяти. И этот упоротый сбавляет… Я выжимаю скорость, почти запредельную для этого корытца, и «хаммер» легко удерживается рядом. Плохо дело.

– Это наш дружок? – подаёт голос Таська.

– Да, очевидно он.

– Останавливаться нельзя, он вооружён. Если только на заправке какой-нибудь, там, где люди.

– До заправки бы ещё доехать. Скорее всего, он ищет, где бы нас скинуть с трассы побольнее. С его массой и габаритами это нефиг делать.

– У тебя же есть телефон. Давай звонить кому-нибудь!

Я вытаскиваю из куртки телефон. Сети нет… Решаюсь мчать на пределе скорости, чтобы добраться до какой-нибудь забегаловки или заправки. Но для преследователя – это как знак: «хаммер» зарычал и погнал за нами прямо по середине дороги, по разделительной. Чёрт, и ни спереди, ни позади машин нет! Вижу, Таська тянется за сумкой с термосом, роется здоровой рукой в бардачке, выуживая оттуда уродские очки, пачку салфеток, шило, зажигалку. Лицо у моего спутника наливается жизнью и злостью, правой рукой он цепляется за поручень вверху. И я понимаю, что Тася не сдался, и мне нельзя. Удрать от «хаммера» невозможно… Что же предпринять? Как дожать до людей?

Но вражина начинает действовать раньше: ускоряется и с тупым звуком бахает отечественному упрямому корытцу прямо слева в задок. Нас бросает в сторону, еле выруливаю с гравиевой обочины. Бах! Ещё раз, и замигал датчик! И у-у-у-ух-х-х-х: открылся багажник! Нормально! Машина начинает приседать, ощущение, что крышку багажника сейчас оторвёт.

– Держись! – кричу я Тасе и резко выруливаю на встречку – нельзя, чтобы он нас сбросил в кювет, там резкий спуск, камни, впереди речка. Мотаю машину вправо-влево, из багажника что-то с грохотом выпало! «Хаммер» прёт по пятам, стучит по корпусу, торопится, гад, пока никого не видно на дороге. Промчали мост, и «хаммер» делает рывок. Всей своей тяжестью и агрессией сбивает нас, словно шар кеглю. В бедной «ладе» что-то грустно звякнуло, застучало, завизжало, «хаммер» давит…

– Держись! – ору я, выкручиваю руль навстречу обочине, но всё равно машина летит боком вниз, всё вокруг крутится. Бам… Бам… ш-ш-ш-ш… Лежим на крыше. – Тася! Выбирайся! Надо уходить!

Тася стонет. Отстёгиваюсь, переворачиваюсь, дверца не открывается. Бью ногой! Р-р-раз, ещё р-раз… Выдавливаю, выползаю, рискуя разрезать пузо, соскакиваю, бегу к Таськиной дверце. Он открывает её сам: значит, он в сознании, значит, всё относительно в порядке. Подлезаю, тащу Таську за руку, за шею, он стонет, пыхтит, но цепляется за меня, толкается ногами. Надо бежать!

– Надо поджечь! Чтобы он не преследовал нас! – шепчет Тася и суёт мне в руки зажигалку.

– Уползай в кусты, давай, ты сможешь, – хриплю я в ответ и ползу к крышке топливной горловины. В кармане куртки какой-то длинный чек ещё из прошлой жизни. Достаю, вставляю в горловину, чиркаю зажигалкой, поджигаю кончик и, не дожидаясь огня, перекатываюсь в кусты и сталкиваюсь там с Таськой. И тут же: у-у-х!.. Жаром ударило в спину. Перекатываюсь через Таську, тот сипит, на четырёх конечностях стараюсь двигаться в чащу подальше от того, кто, скорее всего, сейчас стоит на обочине и наблюдает за горящей машиной. Или спускается под горку, чтобы добить нас, как грызунов в мышеловке. Чёрт! Тася не может ползти из-за раны в плече! Волоку его за собой по мокрой траве, помогаю встать, и мы бежим… бежим, пригнувшись под спасительной зеленью, под завесой дыма. Бежим, стиснув зубы: один от ненависти, другой от боли.

_________________

*К. Чуковский «Доктор Айболит».

========== глава 8 ==========

– Это всё потому, что я везучий! Я приношу удачу! – разглагольствовал Таська, шагая за мной по лесу. Он бодрился, старался сделать голос позвонче и речи поглупее. – Да без меня! Во-первых, ты бы сгорел в доме, ведь я ж твоё место занял! И ты пошёл погулять! Поэтому и живы. Оба… Во-вторых, тебя бы точно нашли в лесу ночью и – ты-дыщ! Пристрелили бы… «Пуля, им отлитая, просвищет над седою, вспененной Двиной, пуля, им отлитая, отыщет грудь мою, она пришла за мной… Упаду, смертельно затоскую, прошлое увижу наяву…» Ну и, в общем, там про кровь, про Боженьку дальше… Гумилёв, короче. Да если бы не я! Ты ведь почему упал в лесу в яму? Потому что меня тащил! Вот и получается, что я тебе приношу удачу. Да что там! Я твоя птица счастья! «Обойтись без Поющей травы ты ещё как-нибудь сможешь, а вот синяя птица тебе просто необходима!»*

– Ты птица-говорун…

– А птица Говорун отличается умом и сообразительностью! Умом и сообразительностью! – «электронно» прогнусавил Тася, цитируя то ли мультик, то ли Булычёва.

– Как ты, птица Говорун? Дойдёшь?

– Не хочу вас расстраивать, но у меня усё хорошо! Так что иди и не спрашивай вопросы!

Мы шли по краю леса, вдоль дороги, но так, чтобы саму дорогу было не видно, чтобы не видно было и нас. План прост: добраться до первой же заправки или какой-нибудь придорожной богадельни и до города доехать на попутке, благо деньги с собой были. Да и полицию можно было вызвать, на заправках сеть есть! Лишь бы дойти живыми! Убийца ведь понимает, что нас нужно остановить, задержать любой ценой. Я ведь не оставлю сейчас это дело, я землю рыть буду, а владельца «хаммера» найду! Разглядеть мне его не удалось, однако то, что это незнакомый мне человек, – это точно. Таська скептически заявил, что «вполне знакомый мне человек может нанять этого незнакомого».

– Мне кажется, что это не наёмник. Слишком много проколов для специалиста.

– Это потому, что им пришлось импровизировать, пороть горячку! В спешке, как известно, только кролики размножаются. Ты вот тоже лоханулся! Торопился с отъездом и не взял самое важное!

– Что?

– Так лампочко-плеер, волшебное говорящее устройство, призванное тебя довести до нужной летальной кондиции. Вещь редкая, эксклюзивная. Обратился бы к господам жандармам, и те, источая щедроты душевныя, быстро бы выяснили, откель сия дьявольская лепость.

Я даже остановился и не оттого, что Таська опять на идиотском заговорил, а оттого, что совершенно ясно вспомнил, что этой шпионской штуковины на столе не было. А ведь она лежала рядом с Таськиным ноутбуком! Я разглядывал обгоревший гаджет, обратил внимание, что надписи на клеёнке можно прочитать, несмотря на сажу, повертел в руке целую-невредимую ручку «Байконур», а вот белого динамика в виде лампы не было!

– Чёрт! Этот человек заходил в дом и забрал динамик, – объявил я. – На столе был только твой испорченный ноут. Я уверен!

– И вот зачем ты сейчас про ноут? Я, можно сказать, близкого друга в огне потерял, а он напоминает! Ты, кстати, готовься: тебе ещё машинку Ванюшке возвращать, дом чинить, а уж со мной ты одним компом не отделаешься!

– Не слишком это пугает!

– Ну-ну…

Шли мы очень медленно: тропинок нет, папоротники своими мокрыми хвостами скрывают все неровности, комарьё атаковало нас полчищами, да и Таська страдал. Ступал тяжело, лоб покрылся капельками пота, какой-то лихорадочный румянец вылез на скулы, здоровой рукой обессиленно на берёзовые стволы опирается. Как бы поскорее его до медицины доставить? Я осознал, что уже вовсе не обращаю внимания на эти его гендерные закидоны, что меня не раздражает его манера мешать литературные цитаты с одесскими словечками и подростковым сленгом. Я дорожу им. Особенно сейчас, когда перестала кровить совесть, когда я полон решимости докопаться до самой сути всех преступлений.

Примерно через час ходу мы сделали остановку, выпили чай, Таська проглотил таблетку. Ему требовалось полежать… Видимо, вымотался парень. Он склонил голову мне на колени и замер. Сказал, что на «десять минут». Но выпал на все полчаса, позволив мне его разглядеть. Мальчишка… Очень грустное лицо, необычно… Я даже потрогал его маленькие мочки ушей и губы. Трудно представить, чтобы эти губы целовали девичью шейку, хозяйничали на нежных щёчках. Скорее, эту шейку и эти губы должен целовать щетинистый и нахрапистый самец. Вот здесь… И здесь, где голубая венка… Брысь, муравей, не для тебя эти скулы. Я рассматривал Таську, поглаживая тощую косицу. В голове вместо предполагаемого портрета преступника почему-то картинки того, как мы с Таськой сидим в «Старбаксе» и вокруг него штук десять десертов, он каждый понадкусал и заявил, что обожрался… Или он в абсолютно девчоночьем образе, на каблуках, с красными губами шокирует Надьку, заявившись в офис. Или как он валяется на ворсистом жёлтом ковре в моей квартире, читает вслух Джеймса Джойса, дрыгает ногами, по нему туда-сюда ходит Помпадур, а я не понимаю сюжета этого потока сознания, я заворожённо смотрю на голые розовые пятки… Чёрт, действительно, Гумберт Гумберт какой-то получается…

Решил проверить, не появилась ли сеть в телефоне (это, наконец, трезвая мысль вылупилась). Есть! Задумался, кому звонить в первую очередь: гаишникам, Сашке или следователю Чистякову.

– Не звони пока, – вдруг подал голос раненый. – Гаишники уже наверняка едут. А всем остальным пока опасно.

– Есть сеть, возможно где-то близко людские сооружения? – я сразу согласился не звонить пока никому. – Пойдём? Сделаем ещё один марш-бросок? Ты отдохнул?

– Пойдём… изверг.

Мы вышли к заправке уже минут через пятнадцать. Здесь же магазинчик. Чуть было не рванули с криком «Юху-у-у!» к людям. Но пришлось остановить ожившего Таську. Из-за угла обшитого сайдингом домика-коробки высунулся нос с характерной хищной хаммеровской решёткой. Совпадений быть не может! Это наш преследователь!

Мы по лесу обогнули АЗС и теперь видели основную площадку с топливными колонками. Здесь стояло две машины: серебристый «логан» на заправке и «наш» «хаммер» чуть в стороне. Мы выглядывали из-за резервуарных крышек и отбойника. Вдруг из домика, хлопнув стеклянной дверью, быстро вышел человек. Это он! Молод. Строен. Высок, плечист, с узкими бёдрами, на голове трикотажная чёрная шапочка, лицо… мужественное. Красив. Не пойму, где я его видел… Таська слабо присвистнул. Парень вытаскивал из кармана тёмной куртки-ветровки телефон, прижал к уху и направился прямиком в нашу сторону. Мы присели ещё ниже.

– …нет, – послышался резкий голос. – Не психуй! Пока нет оснований! Я не мог там оставаться. Это дорога! Машины! Люди уже вызвали гаишников!.. Машина загорелась… Да…. Нет, я думаю, что они ушли в лес… Не могли… Я сделал всё, что мог, не устраивать же стрельбище в деревне! Я же не Тарантино!.. Я ещё раз проедусь по трассе до деревни, но шансов мало… Успокойся! Лучше скажи, что любишь!.. И я… И я… На созвоне!

И голос утих. Тишина. Пришлось рискнуть – выглянуть. Красавец-убийца подходил к своей машине, он немного постоял, грустно обозревая окрестности. Через открытое окно вытащил из машины бутылку с водой, выпил. Обошёл «хаммер», хлопнул дверцей и, резко стартанув и развернувшись на сто восемьдесят, оставил за собой пыль и выхлоп. Он погнал по направлению к деревне.

– Вот всё и выяснилось… – тихо сказал Тася.

– Что всё? Кто этот человек?

– Ты что? – и Тася противно заржал. – Ну, так-то я понимаю, почему ты его не узнал! Он же был одет! Бицепс, сосок и попец – вот что бы ты узнал! У-ха-ха! Это же полюбовник сестрёнки Ильясовой! Демьян!

– Ч-ч-ёрт… Как же так? Неужели… Неужели Айна? – И я подумал, что меня сейчас вырвет, так как от шока аж затошнило. Тася с жалостью посмотрел на меня:

– Сэм, но ведь зато не из близкого окружения! Ты же сам говорил, с ней ты общался мало, этого стриптизёра вообще не знал!

– Тася, она сестра Ильяса! Родная! Дело же не в том, что она против меня что-то там имела… Хотя и это необъяснимо! Не укладывается в голове! Да и я не вижу никакого смысла! Никакой выгоды!

– Может, дело в нём?

– Может…

И Тася вдруг провёл тёплой рукой мне по щеке. Больше ничего не сказал. Пожалел.

Попутку нашли не сразу. Один мужик просто грубо отказал, зло покосившись на Таську, другой через три километра заворачивал в какую-то дыру, машина с семейной парой и громко кричащим ребёнком нас самих не заинтересовала. Приютил нас усатый мужичок «с ноготок» в грузовичке-«соболе», который порожняком шёл как раз до города. Усатый оказался не болтливым, что кстати. Всю дорогу переговаривался с другими водилами-матершинниками по рации и даже денег не взял. Правда, спросил напоследок:

– Там, в кювете-то, от Мальгино в десяти кэмэ, ваша машина дымилась?

Мы с Таськой синхронно и серьёзно кивнули. Мужичок мдакнул и, не попрощавшись, начал пробираться по утомительным пробкам уже без нас. А мы на метро. В больницу.

Туда, где заведовала коротаевская жена, я не повёз Таську, хотя он уже и распушил свои перья на предмет детективной деятельности. Ведь, во-первых, всё уже более-менее ясно, а во-вторых, рисковать парнем я не собираюсь. Вдруг соучастник преступников в этой больнице поможет и до него добраться. Нужно быть осторожными, как бы этот герой в зайчиковой толстовке ни возмущался. Не заезжая домой, мы напрямик направились в клинику «Евромед». Пусть платно, зато, как я слышал, качественно.

Нас принял необыкновенно приятный врач с грузинской внешностью и грузинским именем Бадри Цетурия. Он сразу же сообщил, что вынужден будет оповестить внутренние органы о пулевом ранении. И велел мне ждать. Долго. «Лучше погуляйте! Дело нешуточное и неторопливое». Тася выпучил глазищи, испугался, примолк, губы добела сжал. Я даже успокоительно погладил его по спине и не только…

Тасю увели. А я «сел на телефон». Перво-наперво Тамаре Ивановне: нужно сообщить, что добрались до врача, что здесь делают всё возможное. Баба Тома, встревоженная, сообщила мне, что в деревню приехали гаишники, искали Ваньку Субботина, а тот уже успел налакаться, поэтому непонятно пока, как воспринял безвременную кончину своей «лады». Бегает по деревне, растопырив ручищи, и орёт, что «покажет херову тучу неприятностей». Наверное, это он мне неприятности кликает. Я велел ему передать, что всё возмещу, что даже со страховкой помогу. Вкратце рассказал Тамаре Ивановне, как случилось, что машина сгорела, и как мы добрались до города. Женщина же продиктовала мне телефон того отделения ГАИ, из которого приезжали к ним. Позвонил и туда. Напоролся на какого-то шутника-остряка, который сказал, чтобы я уже «на Колыму покупал билет и штаны с начёсом приобретал». Следующий, с кем я поговорил, был Петя Шаповалов. Как он отнёсся к порче огнём его родительского очага, я не понял, никаких особых эмоций он не высказал. Спросил, где я, кто такой Таська, что я собираюсь делать, когда появлюсь на работе. Предложил свою помощь. Но про Айну с её раскрасавцем я говорить не стал. Показалось, что это слишком личное. Позвонил и Сашке. У того, наоборот, эмоции прут наружу: «Как стреляли? Ты охренел? Как подожгли? Ты почему мне не звонил? Ты не ранен? Беран, а я тебе на что? Что-о-о? Хахаль Айны? Не может быть! Вот пиздоклюй! Короче, нужно не по телефону! Ты где? Я сейчас приеду!» Еле его отговорил. Это ж ему всё рассказывать надо было. А я уже вымотался. Пообещал ему, что «всё завтра, завтра!»

Набрался решимости, набросал тезисы, чтобы чётко выразиться, и звякнул следователю Чистякову. Тот, как всегда, был недоволен. Но я не стал ему живописать все подробности (да и тем более не всё пока знал). Но сообщил Чистякову, что у меня есть важные сведения о смерти Ильяса и ещё одной смерти. Когда мне прийти и рассказать обо всём?

– Ну-у-у-у… – это «у» как звук летящей бомбы, долгий и безжалостный. И мне показалось, что бомба летит слишком издалека и падать не желает. Следователь в конце концов согласился встретиться завтра, сомневаясь в моей адекватности. Но мне этого было достаточно, и я оборвал разговор.

Вышел на улицу, поел в кафешке, купил газету, послонялся по парку, зашёл в магазин электроники, долго выбирал, купил ноут HP – пока и такой сойдёт! Позвонил Надьке, узнал немногочисленные новости, но ничего важного. Зашёл в парикмахерскую, чуть не уснул, пока над моей головой колдовали. И только часа через четыре вернулся обратно в клинику. Оказалось, что операцию сделали, уколов наставили, в кокон руку поместили, но пациент пока отдыхает. Тупо спит. Мне пришлось написать бумагу с обращением в скорую, заплатить за оперативную скорую помощь, выслушать миллион ценных указаний, подписать ещё какие-то бумаги, звонить Тамаре Ивановне, чтобы та нашла Таськин паспорт. В общем, увлекательно провёл ещё добрых полтора часа. Таську здесь не оставят, поэтому я вызвал такси и с полуживой феей-спасительницей поехал, наконец, домой!

Человек-полугипс, тяжко вздыхая, обошёл мои владения, остановился у картины с серыми и белыми пятнами, с приклеенными и закрашенными тканевыми фигурками. Поцокал и вынес вердикт:

– Я думал, будет хуже… Ничего так, жить можно. Только вот что: это зеркало нужно перевесить, а люстра как бельмо – однозначно выхерить! Кровать, я вижу, у тебя вместительная, нас обоих вместит. И не нужно меня так уговаривать, я и так соглашусь! Сейчас я буду спать, и тебе придётся! Помоги мне раздеться!

Наглость этого парня, конечно, зашкаливает! О возможности увезти его на квартиру к родителям даже и речи не было. Он даже им не позвонил, только бабушке. Видимо, жизнь родителей и его прожигание жизни проходят параллельно. Я вручил Таське ноут. Одаряемый жеманно улыбнулся и поманил меня пальчиком. Я не тронулся с места. Тася надул губы и стал неумело одной рукой снимать толстовку, что болтала бессмысленно пустым рукавом. У него получалось плохо. Пришлось помогать: толстовка, носки, джинсы. Ну у него и трусы! Типа хипсов, голубенькие, с круглыми мультяшными рожицами из Angry birds, по бокам воланчики, как крылышки. Очуметь!

– Крутяк? – Тася покрутил задом. – Мне привезли из Голландии!

– А я думал, что такое только на Малой Арнаутской ксерят…

– М-м-м? Клиент имеет что пошутить! В общем… – он вдруг припал своим полуголым тельцем ко мне, обвив одной рукой мою шею, прижался тёплой щекой к моей щеке. – Не рыпайся! Раненый боец не вынесет обиды! Должен же я тебя поблагодарить. Ты из огня-полымя меня вытащил, из леса дремучего вынес на себе, крылышко мне починил, ноут новый купил… Терпишь меня. Я не ошибся, когда разглядел тебя, ты мой герой. Небритый, правда… Но мне так даже нравится.

Конечно, порыв резко оттолкнуть был, причём очень сильный. Но не хотелось ему сделать больно, обидеть «раненого бойца». Таська этим воспользовался, запустил пальцы в волосы на затылке, притянул меня к себе, к своим излишне торопливым губам. Наверное, боялся, что я не надолго потерял бдительность, что я всё-таки оттолкну наглеца. Но я не оттолкнул, я вдруг ощутил его почти отчаянную страсть и своё неожиданное возбуждение. И не то чтобы я отвечал, я позволял ему себя целовать. И он делал это умело, захватывая нежно зубами мои губы, по-женски закрывая глаза, оставляя на мне и во мне отпечаток уже вечера, но почти наверняка утра. Он даже остановился сам.

– Я бы и большего хотел, но уж-ж-жасно устал, хочу спать, – прошептал он тёплым кофейным воздухом мне в губы.

– Спи. Я тоже устал, мне тоже нужен сон.

Нежно, очень нежно. Осторожно, крайне осторожно. Молча, совсем без звуков и даже без взглядов я уложил Таську, как дитя, на свою кровать. Прикрыл его соскучившимся по телу одеялом. Он выкинул подушку. Видимо, спит без неё. Или, осознавая её единичность, пожертвовал «её пухлость» мне. Мне кажется, что он вырубился сразу, без прелюдий, колыбельных и уговоров.

Я же ещё нашёл в себе силы принять душ, смыть с себя сажу, лесной дух и больничный аромат. А заодно и свой глупый дауншифтинг, свои слепые страхи и тошнотворные подозрения. Лёг рядом с Таськой, всё равно больше некуда: можно было, конечно, пуфики составить, но хотелось комфорта и Таськи рядом, чтобы сопел…

Уснуть сразу всё равно не получилось. Даже предыдущая бессонная ночь не могла сломить этот огонь впечатлений и негодования. Вспоминались какие-то обрывки разговоров с Айной. Сейчас всё казалось подозрительным и фальшивым. Как калейдоскоп бодрствования перетёк в картинки сна, не заметил. Но и во сне я следил из-за угла, бежал, задыхался, тащил что-то тяжёлое, но дорогое. Проснулся ночью оттого, что на меня кто-то сложил ноги. Таська. Он развернулся по отношению ко мне на девяносто градусов, голова практически свисала с кровати – егозит даже во сне! Ноги голые, он выпростал их из одеяла. Злая птичка трусов косится на меня недобрым взглядом, его тело – почти как бинт на плече, белое, неоново-стерильное, мистическое. Лицо грустное: фарфоровая кукла, брошенная после спектакля пьяным кукловодом, пружина прыжков и гримас сломалась, был Арлекин, стал Пьеро. Я осторожно пододвинул Таськино тело в правильное положение – рядом со мной, параллельно. Накрыл одеялом, провёл пальцем по фарфоровому профилю. Спи… Тася подвинул голову на моё плечо. Спи… Потом провалился и я. В этот раз без снов, в глубокую, тенистую одурь, выключился надолго, беря реванш за всё, что было и будет, за выстрелы, за испуганную бабу Тому, за Таськино испуганное лицо, за этот офигительный танец вокруг пилона, пока не падает бокал с красным вином… Чок! Видимо, какие-то сны были. Но помнил только красное-красное вино…

Утро-неутро. Наверное, уже неутро. И город живёт своей обычной суматохой, антизаконными перекурами, дымным томлением в пробках, испариной асфальта после припозднившихся поливальных машин в центре, безумными туристами, что знают о моём родном городе больше меня, удивлёнными памятниками с голубиной жижей на головах, коммунистическими митингушечками, где красного цвета больше, чем людей… Той жизнью, по которой соскучился. Но Таськи рядом нет. От этого делается неспокойно. Стараюсь прислушаться, чтобы из мерного городского шума услышать наглое мурлыкание моей феи-спасительницы. Услышал жалобное:

– Сэ-э-эм! Бли-и-ин! Сэ-э-эм!

Хитрый звук доносился из ванной комнаты. Оттуда же звук воды. Пришлось стаскивать себя с кровати и идти туда. Как и следовало ожидать, Таська уже без angry birds стоял голый в ванне и на вытянутой руке держал душ. Я понял и удостоверился, что это холодная, практически ледяная вода. Ладно, хоть не кипяток включил!

– Что? – вызывающе вопросил жалкий голый фей. – Представь себе, я хочу помыться! Имею право? Я же скоро зарасту мхом и лишаём!

– Так меня нужно было позвать!

– Я и позвал! Делай мне приятно!

Пришлось помогать, ведь левая рука у парня висела на марле-косынке и плечо было надёжно перемотано. Я снял пижамные штаны, чтобы не заплескать, отрегулировал водичку, чтобы была тёплая, надел на руку мочалку-варежку, налил на неё гель. И… Прямо передо мной розовенькие причиндалы… Мне мыть?

– Не смотри туда! – как будто прочитал мои мысли Таська и развернулся спиной. – Начни с тыла!

Я медленно и боязливо провёл по спине от марлевой границы к низу. И вверх, и по боку – Таська поднял правую руку. Я бережно прошёлся варежкой по подмышке, по здоровому плечу, опять по боку к талии, по бедру, ещё ниже и на поясницу… По маленьким круглым ягодицам захотелось поддать, так нагло и соблазнительно они выпячены. Но я кремень, корунд и железобетон! Твёрд и невозмутим! Смело намыливаю полушария вкруговую, даже усиливаю нажим, чтобы задница негодника стала стыдно-розовой. Провожу по ногам, вверх-вниз, натираю внешнюю сторону бедра и икр, заставляю попеременно подать мне ступни, хотя Таське нелегко удержаться: он упёрся лбом в кафель. Теперь не только попа, но и пятки, и правильные икры розовые. Он поворачивается ко мне передом, я вдруг понимаю, что объект мойки подозрительно молчалив. Несильно касаюсь живота, бёдер, коленок… Почему они у него такие круглые? Накручиваю около щиколоток и опять вверх по внутренней стороне бедра и до упора… Зачем-то посмотрел ему в лицо.

Тася смотрит на меня. Без полуобморочного вожделения, без голодного дрожания губы и даже без просительного взгляда. В его глазах решимость и колючий огонь, зубы сжаты, скулы обострены, вроде прыгнуть должен… Но не прыгает. Ждёт, когда я сам…