Текст книги "Розовый я (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Ты жив? Где больно? Прости!

Он моргает глазами, глаза нормальные… Уф! Ян чётко проговаривает:

– Ты. Меня. Жалеешь.

– Фу! Идиот! Я тебя сейчас убить из жалости готов! Иди ко мне…

Опять с нуля, целую, нежен. Целую там, где сердце, оно у него бешено стучит. Хочу прямо в сердце. Целую взахлёб, трусь щекой о его живот. Ян сначала лежал как бревно (брёвнышко), но я не сдавался, и приз в студию! Вдруг брёвнышко выгнулось подо мной и застонало, волшебная музыка. Я взялся рукой за его член, массирую вверх-вниз, нежно зажимаю яички. И снова волшебная музыка, Ян закрыл глаза. Чувствую, меня самого сейчас разорвёт. Устраиваюсь у его ног, поднимаю за колени. Упираюсь своим членом в задницу. Понимаю, что не войдёт. Всё ещё масляной рукой провожу по дырочке и проникаю туда пальцем. Ян открывает глаза. Второй палец. Парень вздрагивает. Кручу пальцами, нажимаю на мышечные стенки, глубже, глубже. Пытаюсь засунуть третий палец. Сжимается.

– Ян, пожалуйста, расслабься, впусти…

Третий палец в нём. Янка издаёт странный звук: «Ом-м-м…»

Пробую войти членом. Блин, тесно… Ян сморщился, закусил нижнюю губу. Сжал простыни в кулаки.

– Яночка, Яночка, потерпи, я не знаю как… блин, должно же быть не очень больно.

Я делаю движение внутрь и как-то резко вхожу весь. Жесть! Член сжат так, что мне кажется, что не смогу его вытащить, потребуется операция. Бедный отец! Ян судорожно вцепился мне в плечи и просипел:

– Что остановился?

Я медленно начинаю двигаться – получается. Я наклоняюсь ещё ниже, вжимаю его в постель, его член упирается мне в живот. Внутри всё стучит: то ли сердце, то ли член. Я двигаюсь, Ян мечется, дыхание сбилось, на его лбу капли пота. Всё! Алес! Фантастика! Улетаю! Стреляю в него. Становится ещё горячее. Падаю на Яна. Он:

– Не смей, сделай что-нибудь!

Я сначала не понял, о чём он, а потом дошло! Просовываю руку между нами и захватываю его член. Ян выгибается, бьётся подо мной долго-долго. Он будет покрепче меня! В конце концов он заливает пространство между нами белым. Мы недвижно лежим, я на нём. Тишина. Я умер? Толкает меня в бок:

– Вынь его из меня!

Делаю. Из его дырочки выливается моя сперма и кровь. Чёрт!

– Очень больно? – спрашиваю.

– Очень, – отвечает Ян.

– Чёрт, прости!

– Зато теперь ты мне должен медицинский уход и заботу…

Я, успокоившись, ложусь рядом.

– Миш, а это была любовь или секс?

Молчу. Ещё молчу. Ещё молчу.

– И то, и другое! – лихорадочно пытаюсь сообразить, удачная ли фраза.

Ян кивнул и закрыл глаза. Он сразу заснул! Везёт некоторым! Я полежал ещё немножко. Подумал: «Пойти выпить отцовского виски, что ли?»

Встаю. Да-а-а… картина маслом. Оливковым. Разрушения – десять баллов. Всё в масле. Простыня ещё и в органических жидкостях. Но на кухне! Ужас, надо успеть всё вымыть до прихода отца. Иду в душ, потом принимаюсь за уборку. В самый её разгар появляется Яночка и молча начинает помогать. Он снимает постельное бельё, заряжает стиральную машину. Кувшин из-под морса (то, что ба-бах вначале) выбрасываем. Я успеваю спрятать валяющиеся напульсники. Короче, возились часа два. Ничего не обсуждали.

Ближе к вечеру позвонили ребята. Зовут новогодничать. Муха ноет: «Ну давай, чё дома сидеть?» Спрашиваю одними губами у Яна: «Ты со мной?» Он отчаянно трясёт головой. Не-е-ет! Муха продолжает уговаривать: «У нас тут пиво и винище!» Я Яну одними губами: «Почему?» Он показывает на зад и делает скорбную мину, типа болит. Муха зазывает: «У меня родичей нет, а наших тут уже мно-о-ого, все тебя спрашивают». Я Яну: «Я без тебя не пойду». Розовый засранец начинает выпинывать меня с дивана, показывая ручкой: адьё! Муха опять: «Девчонки, Ленка с Маринкой должны подгрести!» Тоже мне аргумент. Я спрашиваю у Яна: «А что ты будешь делать?» Он комично показывает: спать, читать, есть, пить, лечить задницу.

– Ла-а-адно, сейчас приду! Минут через двадцать, – отвечаю Мухе и отрубаюсь. – А ты не обидишься? – это я уже Янке.

– Вали, мне надо подумать о моей несчастной заднице, – и он садится в роденовскую позу мыслителя, балбес розовый.

Целую его, ухожу.

Вечерина была так себе, я был явно заторможен, но выпить – выпил.

Когда пришёл домой, отец с Яном смотрели телик. Отец, видя моё состояние нестояния, за шкирку отправил меня спать, рывками снимая с меня одежду и ворча что-то про «сына-кретина и пьяницу». На излёте сознания я понял, что Яну он велел ложиться спать на диване, а то от этого пьяного хлыща всего можно ожидать! Это точно, ожидать можно всё…

========== часть 12 ==========

2–9 января

Утром проснулся раньше всех, так как меня качало на винных волнах и водочных парах всю ночь. Нафига намешал вчера? Ян спал на диване, но не в моей комнате – в гостиной. После душа и одинокого распития ведра крепкого чая вернулся к себе. На столе заприметил коробочку – Янкин подарок. Отрываю, что там? Хм… Он ничего не перепутал?

В коробочке знакомый золотистый флакончик с тушью какого-то французского названия, только новый, с пломбочкой на стыке. Зачем-то чёрный мелкий толстенький карандашик. И ещё круглая коробочка со стразами! Это что, намёк на ролевые игры? Или что? Та-а-ак, пьянству – бой! Туплю… не въезжаю. Почему бы и мне в машинку что-нибудь не подарить? Что за…

В комнату зашёл Яночка в пижаме. Увидел открытый подарок, удивлённого меня на краю кровати, улыбнулся и спросил:

– Ну как, нравится подарок?

– Ага, не терпится попробовать…

Ян нахмурил лоб и непонимающе посмотрел на меня внимательно:

– Ты, наверное, ещё просто не проспался!

– Э-э-э… Возможно… А что мне с этим набором делать?

– Ну, ты и дура-а-ак! – нежно сообщил он и взъерошил мне вихры на голове.

– Это ты сейчас понятно всё объяснил…

– Ладно, забудь, лоханулся я, видимо, с подарком. Сорри! Переподарю что-нить другое: капу боксёрскую, например, или пену для бритья! Подарок – мечта!

– Да уж нет, оставь стразики! Протрезвею, расшифрую, не расшифрую – накрашусь!

– Ух ты! Как бы не пропустить это шоу!

– Я тебя позову-у-у… – Я потянул его на себя, поставил между коленок, обнял за талию, прижался лицом к его животу под пижамой. Мне кажется, что он пахнет кипячёным молоком:

– Ты молочный поросёнок… – прогудел ему в живот.

– Между прочим, твой отец тоже встал, – лукавым шёпотом сказал поросёнок. – Он-то не Машка, точно без стука к тебе зайдёт!

Реально напугал, но у меня хватило выдержки не оттолкнуть его от себя, а рывком по-братски посадить рядом на кровать.

– Ты, вообще-то, как после вчерашнего? – смущённо спросил Янку.

– Жить можно! Хотя в туалет ещё не ходил, страшно… – прохохотал Ян.

– Идиот, что смешного? Я серьёзно спрашиваю!

– Не грузись, пережил! Думаю, тебе гораздо хуже…

На самом интересном месте зашёл отец:

– Михаил, мне кажется, что ты спиваешься! Может, пора к специалисту обратиться? – то ли шутит, то ли серьёзно, и это вместо «доброе утро, любимый единственный сын».

– Пап, я сорвался, на меня дурно влияет социум…

– Короче, надоел мне твой социум! Больше заняться нечем кроме того, как напиваться?

– Пап, всё, я завязываю, чес-слово!

– А ну-ка, оба на кухню, завтрак стынет…

Уж не знаю, как бутерброды могут стынуть!

На сегодня у нас был запланирован боулинг с отцом и его друзьями-врачами. Ян пошёл с нами. Пока врачи что-то, как обычно, про работу говорили, мы с Яном весело проводили время. Он, оказывается, мастер шары кидать.

Вечером мы с Яночкой пошли «гулять». Катались с горки во дворе и играли в снежки. Он, правда, попытался посреди этих милых младенческих забав пойти покурить. Но был жестоко наказан старшим товарищем – лицом в снег. Ещё качались на скрипучих дворовых качелях. Я спросил у Яна:

– Почему ты сказал, что после вчерашнего мне «должно быть хуже», чем тебе? Я ни о чём не жалею…

– Это сейчас, а если твои друзья узнают? – тихо ответил розовый.

– Думаешь, сломаюсь?

– Думаю, что им не нужно знать!

– Ты боишься… такой славы?

– Ха! Я уже отбоялся «такой славы». Я боюсь за тебя…

Я долго обдумывал его слова.

– Ян, ты очень сильный, ты знаешь, я поражаюсь этому каждый раз, и мне не сравниться с тобой…

Пауза… и Ян выходит из минора:

– Но носишь-то на себе меня ты! И ещё бьёшь постоянно! Изверг! – он начал загибать выразительно пальцы в перчатках. – Футболку мне порвал – это раз, из школы похищал – это два, алгеброй насиловал – это три, маслом облил – это четыре… Да ты садист!

– Это потому, что ты мерзкий, упрямый, укуренный, непослушный, наглый розовый урод, матершинник, двоечник, прогульщик и развратный тип! – почти веселясь, вторю я ему.

Ночью мы только целовались, я не посмел касаться его задницы, она ещё болела. Засыпая, я подумал: а свою задницу я бы подставил? Стопудово, нет! Чего боюсь? Н-н-не знаю, может, боли? Нет. Это для меня рубеж, точка невозврата, пожизненное – вот чего боюсь…

Каникулы оказались счастливыми и быстрыми. Пятого отец вновь погрузился в работу, какой-то вызов срочный. Шестого приехала Светуля и Машка. На протяжении этих дней успел встретиться с друзьями: мы ходили на каток. Ян отказался, я не уговаривал. Ещё ходили в клуб, где Кот нализался так, что пришлось его нести домой. Думаю, его музыкальная мама издала много неприятных нот в его адрес. Я же не пил: мужик сказал – мужик сделал! Спешил домой, там меня ждал Ян – моё антиалкогольное средство. Парни не знали, что розовый живёт у нас.

Седьмого приехали родственники Яна из Дубая. Я был приглашён на поедание восточных сладостей. Как приехал, так и остался ночевать в его белой комнате. Смотрели кино, ужасы. Ян ржал до колик над этими ужасами! Испортил всё впечатление, гад, а я давно хотел посмотреть этот фильм. Потом, правда, он извинялся… Извинялся страстно: мы трахались на его белой кровати. Ян ничего не боялся, начал сам. Хотя когда он меня уже распалил своими пальчиками, на него вдруг напала какая-то детская стеснительность, а я уже дорвался до добычи, завладел покрасневшим объектом и не мог остановиться. Робкие протесты Яночки уже были бессмысленны. Вместо масла в этот раз какой-то жирный крем на презерватив (это я такой заботливый! Или озабоченный?). И хриплое дыхание, и блуждающие по моей спине его руки, и вновь сердце, которое металось от меня в него и обратно. В этот раз благодарный я даже впервые попробовал взять его член в рот – очень странное ощущение, вряд ли это был хороший минет. Да и проглотить я не смог… Но мне показалось, что Яночка не понимал моей неопытности, он был в бреду. Хуже всего было то, что ему опять было больно, опять была кровь.

После душа, уже засыпая, Ян меня спросил:

– А сегодня любовь или секс?

– И то, и другое, – уже уверенно ответил я.

Он открыл глаза:

– А ты мне не врёшь?

– Да я вообще никогда не вру!

– Вот и не ври…

9 января – тайм-аут, день тишины, карантин! Светуля нашла в кастрюлях Янкины напульсники. Вопросительно протянула их мне за обедом:

– Он сам их снял?

Блин, я покраснел:

– Ну, почти сам… я нажал только чуть-чуть.

– Чуть-чуть нажал? – это отец зыркнул грозным глазом.

– Че-е-есно! Попросил.

– Попросил, и он сразу снял? – не унималась Светуля.

– Ну… не совсем сразу…

– Круто, может, тебе нужно на психолога учиться? Как-то быстро ты его вытащил из кожуры…

– Вы не представляете, что он мне подарил! – наивно полагая, что меняю тему, выпалил я и сорвался в комнату за коробочкой.

– Блистю-ю-ючки! – восторженно прошептала Машка, когда я открыл коробочку и выложил содержимое между тарелками.

Отец и Светуля многозначительно переглянулись и уставились на меня.

– Что?

– Круто! – сказала Светуля. А отец, тщательно подбирая слова и смотря в суп:

– Сын, это очень ответственно, приручать человека. Я надеюсь, для тебя это не игра?

Вечером был ещё звонок от Яночки:

– Ми-и-иш, принеси в школу напульсники, пожа-а-а-алуйста…

– Какие напульсники? – включил я дурака.

– Миш! Я не могу без них!

– Ты неделю жил без них. И даже не вспоминал!

– Откуда ты знаешь, что не вспоминал? Короче, найди их у вас, принеси… Ладно?

– Я подумаю.

– Миша! – возмущённо выкрикнул он.

– Спокойной ночи, мой поросёнок!

10 января

Никакого восторга по поводу вновь начавшейся школьной жизни никто не испытывал. Настроение не боевое. И потом, пришлось играть равнодушие к Яночке. Розоволосый в моём пиджаке, ненакрашенный, из железок – только кольца в ухе, но, чёрт, на руках какие-то уродские напульсники! На первом уроке он шёпотом, двинув локтем, спросил:

– Ты принёс?

Я изобразил злость и вперился в тетрадь…

– Ми-и-иш! – тыкал он меня локтем до конца урока. Записи в тетради стали просто супер!

На большой перемене потащил его в туалет, но в этот раз закинул его в кабинку, прижал в стенке. И, во-первых, поцеловал в губы. Во-вторых, схватил его за запястья и распорядился:

– Снимаем!

В это время кто-то зашёл в туалет…

– Не-е-ет, Миша, нет, я не могу.

– Можешь, – я напирал. – Я чуть-чуть тебе помогу. Давай это снимем.

Уж не знаю, что подумал некий случайный посетитель туалета, но он тут же выбежал вон. Пофигу!

Я проворно снял напульсники с растерянного Яна. Потом дотянулся до манжеты рукава розовой (!) рубашки под пиджаком и натянул его ниже. Я снял с себя часы на металлическом широком браслете и надел на Яночку, на левую руку, где стыдный шов на коже был ниже.

– Дарю.

Ян удивлённо рассматривал часы.

– Но носить часы на двух руках не нужно. Ян, оживай! Я выбросил твои напульсники (это ложь, конечно) и эти выброшу.

– Ты мной командуешь, ты не считаешься с моими желаниями, как будто я твоё домашнее животное! – обиженно выпалил Ян. Его живот возмущённо вздымался в мой живот.

– Да, командую! Потому что твои желания мне не нравятся! Да, как со своим! Только не с животным, а со своим… парнем.

– Да?

– Да, балда! Пойдём на уроки, а то сейчас сюда спецназ прибежит спасать розовое чучело от рук маньяка-насильника… – И выволок его из кабинки. Отобранные напульсники (как выяснилось, просто старые) я действительно выбросил.

Часы он не снял, разумеется, но два урока сидел, озираясь по сторонам. Потом, видимо, понял, что никто на его руки не пялится, и несколько успокоился. Домой отправился один.

Но некоторые всё-таки заметили отсутствие напульсников и мои часы.

– Миха, просто высший пилотаж! Как ты добился от ублюдка снять браслетики? – восхищался Кот (он, кстати, на домашнем аресте после клуба).

– Я их просто сам снял.

– Бил? – равнодушно спросил Дюха.

– Нет.

– А часы не жалко? – подключился Муха.

– Нет.

– А ты, Миха, упёртый крендель, – порадовался за меня Кот. – Наш розовый человеком становится. И всё ты! Только не пойму, когда ты успел его обработать?

– Мы продолжаем заниматься алгеброй! – на этом месте Дюха недоверчиво взглянул на меня…

– Ты розгами-то его бьёшь на занятиях? На горох ставишь? Думаю, он тебя уж-ж-жасно боится! – засмеялся Кот-арестант.

– Надеюсь, – ответил я, и заскребло что-то внутри. – Всё, замяли! Мне в секцию!

Вечером позвонил Яночке и назначил время для занятий по алгебре, надеясь, что будет не только математика…

========== часть 13 ==========

11 января – 26 февраля

Всё закрутилось по новой! Учёба, секция, репетиторы, друзья. Готовили ещё день студента в лицее. Начались репетиционные ЕГЭ. В конце января ездили на турнир. Вернулся с травмой, разбили нос. Отец в ярости: что за бешеный спорт ты выбрал! Эх, папа! Только бокс и поддерживает мою мужественность и брутальность! Не могу его бросить, иначе…

Иногда я себя ненавижу! Кто бы видел меня, что я выделываю с Яночкой после действительных занятий алгеброй. Боксёр, блядь, брутальный такой, нормальный пацан – пускаю слюни на этого розового поросёнка! А что он вытворяет со мной! Мы освоили новые позы: лёжа на учебниках на столе, ударяясь башкой о столешницу, под столом, ударяясь башкой о дверцу, в машине, сидя на полу душа, задницей на слив, затапливая ванну. Пару раз играл маниакального учителя-извращенца. Шлёпал его по голому заду за непонятливость (до розог не доходило!), ставил фломиком на заднице «два» и расписывался засосом. Моя готовность тискать его, сюсюкать ему в ухо, втягивать его соски, стонать ему в губы меня пугает. Рационально объяснить свои эмоции я уже отказался. Понимал только, что контроль над собой утерян, зыбкость, нет опоры, меня уносит. Прежнего неуязвимого Михаила нет. По крайней мере рядом с розовым.

Пугает и его реакция: не пойму, что он думает обо всём об этом. Я уже сто раз сказал «и любовь, и секс», это же можно считать признанием? А он – ни разу.

Яночка часто начинал игры первым, демонстрируя невероятно развратные выражения лица, потом поспешно отступал, как дезертир. Дразнит меня, что ли? Провоцирует? У меня всякий раз вспыхивало большими буквами на лбу: «Затрахаю паршивца!» А он читал и начинал уползать – под стол, на стол, в душ, в шкаф, под кровать, ну и один раз смог до машины добежать…

Есть и непререкаемое правило: в процессе специально не целовать шрамы, иначе секс тут же превращается в моё избиение. Я же не могу его бить в возбуждённом состоянии, жалею… А он от этого бесится ещё больше. В какой-то момент понял, что Янке не так больно, как было раньше, выдерживать мои атаки на задницу. О-о-опытный, значит, стал! И что, я радоваться сейчас должен?

Ношу с собой презервативы. Однажды выпали из кармана в школе в коридоре. Какой-то мелкий, типа пятиклассник, догнал и отдал: «У вас коробочка выпала!» Кот упал на пол от смеха, его припадок длился до конца дня. Дюха, наоборот, напрягся. Вопросительно рассматривал меня. Потом вижу: попёр куда-то рассерженно свою Леночку Малявину – видимо, разговаривать. Вот дурень! Не в том направлении мыслите, господин Замиралов! Да, мы с Яночкой не палились.

В школе почти не общаемся. На физре устраиваем бои: в бассейне обычно попадает мне, а в зале – ему от меня. Борисыч однажды оставил нас и после выволочки и обещаний сослать в девичью группу на физру аэробикой заниматься заставил отрабатывать очередную потасовку – драить пол в спортзале. Не имеет права, конечно, но обожаю Борисыча, да и Яночку обожаю. Я даже думал заняться сексом на матах. Ага, размечтался: верные друзья не дали ни сексом заняться, ни на галерах умереть! Типа явились помогать. Вся их помощь сводилась к контролю над тем, как моет пол Яночка. Он мужественно огрызался и брызгал в них грязной водой. Потом мы гонялись за ним по всему залу, разлили воду, раскидали мячи. Яночка залез от нас на шведскую стенку, сел на корточки на самую верхнюю рейку, прислонившись спиной к стене, акробат хренов! Сбрасывать его оттуда побоялись, ещё разобьётся, а уговорить его слезть нереально.

– Отъебитесь! – явно амнезия прошла у поросёнка.

Пришлось пригрозить, что ему влетит за это слово.

– Как влетит, так и вылетит! – парировал розовый акробат. И только мы с ним понимали смысл этой сценки. Конспираторы, блин!

Пол, кстати, домывали уже без Яночки: он наблюдал за нами сверху, издавая язвительные комментарии. Снять его со стенки смог только Борисыч!

Алгебра, кстати, у Янки пошла. Я педагогический гений! Только физика совсем ему не давалась, тупо списывал у меня. Зато историю – я у него. Симбиоз!

27 февраля

Вообще-то я не любопытен, в чужую жизнь лезть не привык. Но всё, что касается Янки, – моё. Поэтому когда булькнул его телефон, одиноко лежащий меж учебником и тетрадкой, решил проверить, что там? Ян отправился на перемене к физику за очередным дополнительным заданием.

Дринькнула, оказывается, напоминалка: «сегодня 15.00 тет-а-тет аня». Вылупился на эту милую запись и офигеваю. Не может быть! Мысли поскакали, как кенгуру от пожара. Беспорядочно. Я опять что-то о нём не знаю? Какая такая Аня? Тет-а-тет? Не убить бы его сгоряча!

– Горбатов, чё бледный такой? – заботится Дашка Розанова.

– У нас в параллели Аня какая-нибудь учится?

– Ну, в «б»-классе целых три, только они не про тебя.

– А про кого?

– А про историю, литературу и биологию!

– В смысле?

– В смысле заучки! Чё ты тупишь-то! – Розанова раздражённо отвернулась.

«Может, это какая-нибудь Аня из больницы? У него там много знакомых, – лихорадочно соображал я. – Но, что значит «тет-а-тет»? Я правильно понимаю это слово?»

В класс вполз убитый физическими задачами розовый изменщик и обречённо плюхнулся на своё место. Начал возмущаться, выражая протест ещё и выразительными жестами:

– Ка-а-а-ак? Как это можно решить, не свихнувшись? Слушай задачу: хоккеист весом 80 кэгэ, стоя на коньках на льду, бросает вперёд гирю массой в 20 кэгэ… Короче, тут ещё всякая чепуха, надо посчитать инерционный путь. Этот хоккеист – идиот? На фига он гирю бросает? Кто припёр гирю на корт? Сам? Или ему фигуристки помогали? Лёд портит! 20 кэгэ! Хоккеист что – Жаботинский? Маразм! Кто это только придумывает такие жизненные задачи!

Вообще-то действительно смешно, но не смешно.

– Ян, ты куда сегодня после школы? – осторожно спросил я.

– Домой!

– А потом?

– Не понял, ты математические издевательства хочешь сегодня мне навязать, что ли?

– Нет, у меня секция сегодня.

– Так, с какой целью тогда интересуетесь?

– Э-э-э… просто так.

Пожал плечами:

– С задачей-то что? Про вандала-хоккеиста?

– Да решу, там легко…

Чёрт, как бы выяснить? Чёрт, я ревную, что ли? Нет, эта неопределённость и неизвестность меня доканывает! И ведь не спросишь ни у кого! Ёрзаю и мучаюсь весь урок. Может, тупо у него спросить?

На следующей перемене он угоняет в туалет. Я вновь беру его телефон. Ищу контакты. Опа, «аня тет-а-тет»! Это что фамилия такая? С его трубы звонить не буду, спалюсь. Переписываю номер. Через урок позвоню. Но настроение как-то поднялось, уже понимаю, что нет криминала в этой Ане Тет-а-тетовне!

Набираю номер:

– Алло, говорите!

– Э-э-э, а куда я попал?

– Салон «Тет-а-тет». Чего вы хотели?

– А это Аня говорит?

– Нет, Аня к 12 подойдёт. Что ей передать?

– Привет передайте… – нажимаю «отбой».

Йо-хо! Всего лишь салон, ну я и баран! С пустого места завёлся! Озабоченный и очень подозрительный кролик следит за розовым тощим поросёнком! Однако… что он в салоне забыл? И что это за салон? Может, это салон тайского массажа?

Иду в класс, и как бы вдруг вспомнив что-то, у Дашки спрашиваю:

– Розанова, а где такой салон «Тет-а-тет» находится?

– Так на площади у музея, там рядом ещё центральный сбербанк.

– А это хороший салон?

– Самый пафосный. Боишься, что тебя криво подстригут? Не боись! Нормальное заведение!

Ай-да Розанова – находка для шпиона! Ай-да я – резидент в стане врага! Значит, Яночка подстричься решил! Или не стричься?

После школы я припустил в поисках «Тет-а-тета». Нашёл быстро. Спрятался за угол дома, жду, Штирлиц, блядь!

Действительно, вскоре приезжает знакомая «бэха», оттуда выруливает Яночка, делает Сан Санычу ручкой и устремляется в салон. Я за ним. Придерживаю за собой входную дверь, передо мной – ещё одна. Я приоткрываю маленькую щёлочку и припадаю ухом, рискуя оказаться в идиотском положении. Слышу:

– Ян! Здравствуй! Давно ты к нам не приходил! Посмотри, какие корни у тебя уже повылазили! – Какие корни? Он что, дерево? – Запустил ты себя! – Вот я бы сейчас запустил там в кого-то! – Что будем делать, подравняем и цвет тот же оставим? Так?

– Так, – отвечает Ян.

– Нет, не так! – это уже я резко захожу в парикмахерскую и хватаю розового за руку. Тот не ожидал, конечно, рот раскрыл.

– Миша? Ты чё тут…

– За тобой, мы уходим, до свидания, тётеньки! – и выволакиваю на улицу, Ян сопротивляется слабо, так как пребывает в некотором шоке. Я тащу его к машине за руку, открываю дверцу, подталкиваю.

– Я не понял, Миш, ты как тут оказался?

Пора раскрываться:

– Случайно узнал, что ты собираешься в салон. Учти, я не дам тебе красить волосы!

– И как ты это устроишь? – вдруг зло сказал он. – Ходить за мной будешь? Так я дома могу покраситься, вызвать мастера!

– Но пасаран!

– Что ты там возомнил о себе?

– Ян, я ещё не знаю как, но краситься тебе не позволю!

– И что, мне с этими пегими волосами теперь ходить ради твоих долбаных принципов!

Волосы у него действительно были не такими ярко-малиновыми, как в октябре. Видимо, краска смывается, да и отросли собственные волосы. Цвет был невнятный, блёклый.

– Покрась волосы в натуральный цвет, это же возможно! – я включаю просительную интонацию.

– Я. Ненавижу. Свой. Цвет.

– Почему?

– По кочану! – розовый в ярости.

– Это не ответ!

– Ответ!

– Ян, давай не будем ссориться! Просто не крась волосы в розовый цвет! Я прошу!

– А в какой? В зелёный?

– Ян, ни в какой! – я терпелив из последних сил.

– Ты мне ничего моего не оставил! Я уже не я!

– Это неправда! Наоборот, я хочу, чтобы ты был настоящим!

– Настоящим?

– Да, настоящим, естественным, реальным, всамделишным, как на фотке в твоей комнате, – я уже ору. – Эти розовые волосы тебя уродуют! Ты с ними как кукла Барби китайского производства, как покемон, как… пидорас!

Блядь, что я ору? Затыкаюсь в страхе!

– А я и так пидорас, – медленно говорит Ян. У него текут слёзы.

Я хватаю его за голову, прижимаю к себе, целую лицо, лепечу:

– Прости, прости, прости…. Ян, я… подонок, прости, прости, прости… Ян, ты только сейчас не уходи от меня, Ян прости, прости… Это всё потому, что я люблю тебя! Я знаю, тебе не нравится, когда я говорю, что ты мой, но я пока не могу тебя отпустить. Прости, прости меня… Плевать на волосы, ты только прости меня, пожалуйста, не плачь! Как мне всё исправить?

Держу его голову двумя руками, смотрю в его глаза. Там – горе… И это горе – я! Что же я за сволочь? Ян всхлипывает, молчит, я прижимаю его к себе, к груди, щекой к куртке, зарываюсь в его пегие волосы. Вроде бежать он не намерен! Мы сидим в машине, молчим. Та птичка с базальтовой горой перетёрла ещё целую треть. Мимо машины идут люди, хохочут, идут люди, спорят… А у нас в машине отдельный, суверенный мир, свой космос, своё время. Говорить нет сил, не говорить тоже. Боюсь, что любое моё слово может убить его! Первый сказал Ян:

– Это правда, что любишь?

– Правда.

Он ещё помолчал.

– Эта фотка в моей комнате – моё наказание, крест! Я каждый раз смотрю на неё и даю себе слово – никогда не буду таким! Мне тогда все говорили, что я очень красивый ребёнок, мама мной гордилась… И когда маму с папой связали, меня схватили, разрезали одежду, говорили: «Какой красивый малыш! Какой ласковый! Какой сладкий!» – и когда насиловали, я от боли мало что помнил, только как мама, моя мама кричала сквозь кляп, а они говорили: «Какой красивый, ка…”

Я заорал что есть мочи, зажимая ему рот:

– Не говори ничего, ничего не говори, Яа-а-ан! Не надо ничего вспоминать, у меня разорвётся что-то внутри… Ян, мой хороший, молчи, только молчи, только молчи… Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Теперь реву я.

Потом звонит его телефон. Ян с сухими глазами и с каким-то заострённым лицом отвечает:

– Сан Саныч, езжайте домой, меня Миша довезёт.

– …

– Нет, не стал, я передумал стричься. Скоро приеду. Мы тут в одном месте… развлекаемся.

– Ян, ты меня простил?

– Конечно. Кого мне ещё прощать, кроме тебя…

– Я тебя люблю. Ты мне веришь?

– Верю.

========== часть 14 ==========

28 февраля

Утром, до школы, звонок от Яна:

– Привет!

– Привет!

– Ты как? – это он у меня интересуется, как у самого пострадавшего?

– Что со мной будет? Я за тебя больше переживаю, у тебя всё хорошо?

– Норм! Ты… это… не теряй меня сегодня, я приболел!

– Это из-за меня? – упавшим голосом подавленно сказал я.

– Нет! Просто ринит. Сказали, что дня три. Из носа течёт нещадно!

– Ты правду говоришь?

– Конечно!

– Учти, у меня дома два врача обитают! Я всё равно узнаю!

– Ой! Уже страшно! – откуда он черпает этот весёлый тон после вчерашнего разговора?

– Я к тебе сегодня приду, после школы! – заявил я.

– У тебя сегодня репетитор, вот и шуруй к нему и сам подставляй свою задницу, а меня не трогай сегодня, у меня сопли! А вот завтра можешь приехать… – он вдруг сник и заговорил совсем тихо. – Мы поедем на кладбище, будет годовщина, если хочешь, я тебя с родителями познакомлю…

У меня аж в горле пересохло:

– Я приеду. Давай не болей!

Во-первых, предупредил, чтобы я не беспокоился. Во-вторых, позвал… Может, он тоже любит меня?

1 марта

На кладбище Ян сначала один стоял около двух слепленных вместе чёрных обелисков. Потом позвал меня. Я просто стоял рядом и держал крепко его холодную ладонь, мы молчали. Потом подошли и его родственники – тётя Тамара и дядя Альберт, – они тоже молчали.

Фотографии на памятниках были неизвестны мне. Мама Яночки улыбалась, отец смотрел куда-то вдаль. Вот и познакомились…

3–20 марта

Март получился тревожный, я это чувствовал. Ощущение чего-то нехорошего. И потом я понял, что мне страшно до Янки дотрагиваться: ему всё равно больно каждый раз, я же вижу! Он себя специально мучит! Я так не хочу. Я всё ещё не знаю, что у него в голове.

После нескольких занятий алгеброй без секса я скис совсем. Ян в один из таких дней, захлопывая учебник раньше окончания урока, вдруг зло мне заявил:

– Знаешь, вали-ка ты домой!

– Почему?

– Потому что хватит! Меня это бесит!

– Задача бесит?

– Ты бесишь!

– Почему?

– Ты меня уже не хочешь? Брезгуешь теперь! Или что? – выкрикивая это, Ян подскочил с места и даже стул уронил. В его глазах опять что-то разрастается, припадок ненависти ко мне – вот что!

– Ян, – спокойно отвечаю я. – Ты говоришь чушь! С чего мне брезговать?

– С того, что меня изнасиловали!

– Я это раньше знал…

Ненависть вдруг сменяется на недоумение:

– Кто это тебе рассказал?

– Никто. Это правда. Я догадался… – и тут я подумал, что нужно изменить тактику, и начал на него напирать. – А ты сам, Яночка, вину передо мной не чувствуешь?

– И какую?

– Ты со мной трахаешься, – почти по слогам проговорил я, – но не любишь! Я не хочу просто траха. Пусть это по-девчачьи, но мне хотелось бы чувства. Я тебе признался, а ты никогда мне не говорил, что любишь!

Ян вроде как удивлён:

– Тебе надо сказать это?

– Мне не надо по «заявке телезрителей»! Особенно сейчас! Это будут просто слова! – я обиженно надул губы.

– Значит, ты понимаешь, что это просто слова?

– Но ты-то эти слова из меня вытянул. И не раз, заметь!

Ян улыбнулся:

– Ну, ты и дура-а-ак… – и тут же мне скомандовал: – А ну-ка быстро поцеловал меня! Боксёр романтичный!

– Это что-то новенькое.

– И поцеловал везде, где я скажу! – и театрально задрал майку и показал на пупок. Я же решил играть до конца:

– Я не могу! Муза возбуждения меня покинула, а деспотичные методы меня возбудить не могут. Вот если бы мне показали стриптиз, то мо-о-ожет быть…

Розовый балбес аж подпрыгнул (не слабо у него настроение как быстро меняется!). Побежал к акустике, что-то потыкал, и из динамиков раздалась тяжёлая медленная музыка. Он развернулся ко мне: вот это похотливая морда!

Короче, стриптиз меня устроил, причём очень быстро! Задыхаемся, а он мне:

– Сказать?

– Не-е-ет, Ян, не сейчас! – закричал я и тут же кончил.