Текст книги "Завтра будет иначе (СИ)"

Автор книги: Solter

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Я выругался, тоже вышел из салона на улицу, где и без меня толпилась куча народу. Колесо действительно пробито, лопнуло, скорее всего, и водитель кружится рядом, громко ругаясь с кем-то по телефону. Вряд ли он будет в состоянии поставить запаску сейчас, это все-таки автобус, не легковушка. А ждать эвакуатор… Я достал телефон, глянув на время. У меня в запасе полтора часа и ни минутой больше, так что пока еще можно подождать. Денег на такси отсюда до Москвы у меня не было, а следующий автобус должен прийти как раз в течение тридцати минут.

За время ожидания я выкурил последнюю сигарету, а в плеере, который я даже не думал выключать, села батарея, так что я просто изнывал от бездействия. Ни автобус, ни эвакуатор не подходил, половина людей вернулась в салон, где было хоть немного, но теплее, чем на улице, а я вместе с каким-то пареньком принялся ловить попутку. Несмотря на то, что на успех мы особо не рассчитывали, возле нас остановилась третья по счету машина, черная Ауди с супружеской парой, которая согласилась довезти нас бесплатно до города. Не до метро, конечно, но уже хорошо, ведь доехать куда надо, я потом уже точно смогу.

В машине тепло, тихая музыка, ненавязчивая беседа, я даже не заметил, как мы приехали. Поблагодарил водителя и его жену, попрощался за руку с попутчиком, имени которого даже не знал, и отправился искать какую-нибудь подходящую маршрутку. Москву я люблю, хотя это и не мой родной город, и ориентируюсь здесь неплохо, но, несмотря на это, путь до дома занял еще почти час, так что я уже немного нервничал, боясь опоздать на работу. Выкручусь, напарник понимающий, но тем не менее…

Уже подъезжая к дому я получил смс-ку от Ромы, который «очень соскучился» и «терпеть больше не может», поэтому сегодня придет. Сомнений в его приходе у меня и так почему-то не было, вряд ли был кто-то еще, посещавший клуб, где я работал, так же часто, но вот на кой фиг ему понадобилось предупреждать об этом меня?

***

Возле дома меня ждал сюрприз, неожиданный и неприятный. Подходя к подъезду, я первым делом заметил машину скорой помощи с включенными мигалками, рядом с ней стоял полицейский автомобиль с водителем внутри, а вокруг толпились люди – не очень много, все-таки разгар рабочего дня, но соседей собралось достаточно. Я сразу же занервничал, напрягся и малодушно подумал, что стоит просто пройти мимо, вряд ли меня кто-то узнает и остановит. Люди общаются между собой и рассматривают служебные автомобили, сплетничают, кто-то курит, и если я сейчас попрусь в подъезд, то их вниманием обделен не буду, а вот пройду мимо за их спинами совершенно незаметно.

Противное чувство внутри говорило, что рано или поздно мне все равно придется посетить квартиру. Сегодня вечером, когда я вернусь с работы. Или завтра утром перед университетом. Все равно вернусь сюда, как бы мне не хотелось этого делать. Поэтому я пошел сейчас, стараясь не смотреть никому в глаза и верить, что к квартире тети Лены вся эта канитель не имеет никакого отношения, хотя подсознание заранее настраивало меня на худшее. Так всегда было, наверное, не только у меня – настраиваешься на самый отвратительный вариант развития событий, чтобы потом обрадоваться собственной ошибке. Ну а если все действительно так плохо, как ты думал, то ты уже к этому готов и воспринимаешь удар не так болезненно.

Пока я поднимался по лестнице, на душе становилось противно и холодно. Я слышал голоса откуда-то сверху, слов было не разобрать, только интонации – кто-то кого-то успокаивал, оставаясь серьезным, кто-то истерично кричал, срываясь на хрип. Приходилось заставлять самого себя сделать каждый шаг, мысленно уговаривать – «Давай, ты же мужик, давай же»…

Дверь квартиры распахнута настежь, голоса доносятся изнутри. Вижу мужские спины, полицейская форма, папка у кого-то в руках. Меня замечают, останавливают:

– Вы Мирослав? Не ходите туда сейчас, – спокойный и чуть уставший тон, в то время, как я сам заведен не на шутку.

– Что значит – не ходить?! Что случилось?! – на мой повышенный голос отзывается тетя Лена, кричащая, чтобы меня немедленно впустили. Прорываюсь в коридор, там тоже полно людей – еще один полицейский, Ванин друг, тот самый, с которым мы уже «знакомились», врач в потрепанном халате. И сама Лена, но если бы я не слышал ее голос, то ни за что бы не узнал. Женщина была в слезах, ее душили рыдания, в то время как доктор поил успокоительным. Размазанная по щекам тушь, дрожащие руки, истеричные нотки в голосе, которым она отказывалась от лекарств…

– Теть Лен, ну что случилось, говорите!.. – мне стало ужасно страшно за нее и даже за Ваню, и я рванулся к ней, отталкивая кого-то с пути. Опустился перед ней на колени, сжимая руками ее холодные ладони и заглядывая в глаза.

Только не плачь, умоляю, только не женские слезы. Дайте уже ей эти таблетки, или валерьянки в воду накапайте, почему все стоят, как истуканы? Что здесь делает этот парень, потерянный с застывшим взглядом? Почему мне никто ничего не объяснит?!

– Теть Лен, что-то с Ваней, да?.. Где он? Что случилось?.. – я немного утихомирился, стараясь держать себя в руках хотя бы ради Лены, по которой уже видно было – еще чуть-чуть, и снова ударится в истерику.

Она только качала головой и молча плакала, будучи не в состоянии ответить внятно, кивала куда-то на дверь в комнату. Отобрав у врача стакан с водой, я чуть ли не насильно заставил ее выпить пару глотков, даже не надеясь, что это поможет женщине прийти в себя, а потом поднялся, направившись к той самой двери, собираясь, наконец, выяснить, что же случилось такого серьезного. Хотя подозрения уже зародились в груди, но я всеми силами пытался подавить в себе эти мысли.

– Туда нельзя входить! – сзади меня дернули за плечо, спереди перекрыл дорогу мужчина в халате. – Будьте добры, потерпите немного, сотрудникам органов нужно будет переговорить и с Вами.

Наверное, по моему лицу было понятно, что я сейчас просто взорвусь, потому что кто-то подцепил меня под локоть, уводя на кухню, усадил на стул и налил воды из-под крана. Я залпом выпил половину кружки, поднял горящее от напряжения лицо к полицейскому, раскрывшему папку с документами.

– Что…

– Пожалуйста, не переживайте и успокойтесь, я задам Вам несколько вопросов и все объясню.

И он объяснял, неторопливо и размеренно, официальным языком. Уткнулся взглядом в бумаги и на меня даже не смотрел, будто читал текст оттуда. Оказалось, я опоздал всего на каких-то полчаса. Если бы чертов автобус не поломался на дороге, скорее всего успел бы вернуться домой вовремя, и ничего бы не случилось. Теперь стоило благодарить Василия Петрова, зашедшего к Ване и вызвавшего полицию. Состояние самого Вани оценивается как удовлетворительное, сильный шок и телесные повреждения. Увидеть его мне не дали, сказав, что сейчас с ним находится психолог, а «пациент» не пожелал лицезреть даже собственную мать, из-за чего у той и случился нервный срыв.

Отец сейчас в гостиной, какой-то майор, фамилию я даже не запоминал, составляет протокол. Вроде бы, тот признает свою вину. Но суд все равно состоится, потому что Ваня еще не совершеннолетний. Мне тоже надо будет присутствовать, как и Лене, повестку пришлют почтой в течение двух недель от сегодняшнего дня.

Я воспринимал информацию, как компьютер, бесстрастно и молча. Думать совершенно не хотелось, я боялся, что стоит мне поддаться хоть малейшей волне эмоций, и накроет с головой, так, что потом не скоро выберусь. Я методично отвечал на вопросы, рассказывал о своем отце, пил воду, смотрел в стену и мечтал, чтобы это все происходило не со мной.

***

Через двадцать минут мы уже все сидели на кухне – я, тетя Лена и оставшийся доктор с полицейским, ждавшим своего напарника. Я заварил крепкий зеленый чай, налил полную чашку для Лены, всеми силами стараясь показать ей, что ситуация под контролем, что она не одна, и отчаиваться не надо. Что ей есть на кого положиться, хотя я и сам себе сейчас не доверял полностью. Но только показать это, рот я раскрыть по-прежнему не мог, еще, наверное, не осознав всего произошедшего. Рано или поздно мы обязательно поговорим на эту тему, тогда, когда Ваню выпишут из больницы – доктор сказал, ему следует пробыть там хотя бы пару дней для полного медицинского обследования. Лене пока придется и думать забыть о работе, мне, похоже, тоже, ведь оставлять ее здесь одну я бы не решился.

Не позволю, чтобы еще одна моя семья пошла под откос по одним и тем же причинам. На этот раз мне не шестнадцать, я повзрослел, и я смогу.

Щелкнул ключ в замке, дверь гостиной раскрылась. Я автоматически выпрямился и поднял голову, встречая рассеянный и виноватый взгляд отца. Наручники, сопровождающий полицейский… На этот раз он уже не отмажется купленной справкой из психиатрии. Сейчас уже не получится, он заплатит по счетам.

– Слава…

Отвечать я не стал, но взгляд не отвел, продолжая смотреть даже в его спину. Надеюсь, папа, ты понял, на чьей я стороне.

========== Глава 9. Pov Мирослав ==========

Следующая неделя показалась мне просто каким-то не слишком интересным фильмом, в котором я с перепугу стал одним из главных героев. На работе пришлось взять отпуск за свой счет, не сказал бы, что работодателю это очень понравилось, но другого выхода просто не нашлось. В универе я просто предупредил, что по семейным обстоятельствам пока появляться не буду. Там с этим гораздо легче, ведь мои прогулы – мои проблемы, главное, чтобы на экзаменах появлялся.

Лена тоже отказалась на время от посещения фирмы, хотя дела там шли по-прежнему довольно плохо и криво. Я видел, что она переживала по этому поводу, но, конечно же, не больше, чем из-за предстоящего суда. Большую часть времени Лена проводила в больнице вместе с Ваней – тот проходил полное обследование, получал справку о побоях и повреждениях. Во вторник утром, на следующий день после происшествия, мы с Леной вместе к нему поехали, но меня Иван видеть не пожелал, так что я убрался домой, все равно дел было невпроворот.

Сначала я нашел отцовские документы, все, которые только были. Для суда нужен был только паспорт и свидетельство о рождении; паспорт уже был в органах, его забрали в понедельник, тонкую книжечку свидетельства я откопал в папке на завязках, а потом принялся перерывать остальные бумажки, которые там находились. Отцовский диплом со школы, какие-то доверенности, судя по датам, с позапрошлой работы, несколько фотографий и ксерокопия медицинской справки для оформления больничного. Договор аренды, трудовой договор, материальная ответственность – целая куча ерунды.

И под всем этим, едва ли не последний лист – справка четырехлетней давности, именно ее я и искал. Справка, отмазавшая папу от судебного разбирательства в прошлый раз. Бумажка, купленная за баснословные деньги – я не знаю, сколько, мне тогда не было и шестнадцати, естественно, он не сказал. Даже о том, что купил ее – не сказал, я сам узнал уже потом, из случайно подслушанного разговора.

На этот раз у него не получится провести всех, какой бы ни была сумма.

Справку я тоже забираю, но прячу ее в папку с моими собственными документами. Вскоре придется общаться с адвокатом, там она и пригодится.

***

Всю оставшуюся неделю я все еще живу, как машина. Выполняю поручения Лены, по большей части они связаны с ее фирмой, нужно отвозить на подпись документы. Хожу за продуктами, пока она пропадает в больнице, хотя Ваня чувствует себя уже почти хорошо. Иногда приходится даже готовить, но я не слишком опытен и кулинарные изыски даются с трудом.

В среду вечером я решаюсь позвонить в больницу и пообщаться с Анной. Она взволнована, но решительна, обещает пройти комиссию, получить справку о полном выздоровлении и тоже явиться в суд. Это добавляет мне уверенности, я благодарю ее и снова перехожу к бытовым вопросам по дому.

Когда дел нет, я готовлю университетские задания, которые староста присылает мне по почте, а я точно так же отсылаю назад, чтобы получать хоть какие-то оценки. На меня это не похоже, одногруппники удивлены, но я изо всех сил стараюсь забить свою голову чем угодно, кроме мыслей о произошедшем с Ваней и о том, что нас всех ждет дальше.

С отцом понятно – тюрьмы ему не избежать.

Куда деваться мне, я без понятия. Не понимаю, почему Лена все еще не выгнала меня куда-то на улицу, я же Андреев сын, она должна меня ненавидеть. Хотя, похоже, получилось так, что кроме меня поддержать ее некому. Есть еще подруга, Ольга ее зовут, но она только и способна, что сидеть на кухне и пить чай, причитая о жизни. Помощи от нее никакой, да и у Ольги тоже есть семья, о которой нужно заботиться.

Труднее всего ночью. Мысли, когда я ничем не занят, просто невозможно остановить, и в голову лезет такое, от чего я долго не могу уснуть. Я виню в случившемся с Ваней себя, ведь он говорил мне, предупреждал тогда в подъезде, и что я сделал?.. Совершенно ничего, даже когда понял от отца, что это правда. Не предупредил Лену, не поддержал Ваню, не успокоил отца. Сидел и ждал, надеясь, что в этот раз все обойдется.

Не удивительно, что мелкий не захотел меня видеть. Он-то понимает то же самое, что и я сам.

***

В пятницу дело немного меняется к лучшему. Лена ходит счастливая, мы вместе проводим уборку в квартире утром, а днем готовим обед – сегодня Ваню выписывают из больницы. Женщина воспринимает это как небольшой праздник, приглашает по телефону Ольгу и Васю, который, оказывается, ее сын, хотя на мать ничуть не похож, весь в отца. Помогаю ей расставить на столе тарелки, после чего мы должны все вместе поехать к больнице, забирать Ваню.

Уже перед выходом я нахожу в себе силы сообщить, что не поеду. Вряд ли он будет рад меня видеть, а портить всем настроение не хочется. Лена поначалу упрямится, пытаясь переубедить меня, но потом все же соглашается. Мне почти больно чувствовать ее признательность и благодарность, она так хорошо ко мне относится, как давно никто не относился. И я плачу ей тем же, но на Ваню это не распространяется.

Из дома мы выходим вместе, Лена садится в машину и уезжает, а я звоню Роме, который последние четыре дня просто с ума сходил, пытаясь выцарапать меня из квартиры. Будь я немного наивнее, решил бы, что он в меня влюбился, но если бы это было так, Рома не стал бы при мне обсуждать достоинства тех или иных девушек, да и парней тоже. Да и знаю я эти его влюбленности на неделю, хотя последнее время он немного успокоился.

Иногда мне кажется, что Рома никогда ничем не занят. Сегодня – так точно, ведь он приезжает за мной уже через пятнадцать минут, я даже не успеваю замерзнуть, ожидая на улице.

– Ну все, хороший мой, теперь ты не улизнешь, теперь мы с тобой поедем по клубам, так, чтобы до самого утра… понедельника! – он открывает мне дверь изнутри и я падаю на пассажирское сидение, протягивая руки к дующему теплом кондиционеру.

За то время, что мы не виделись, Рома успел подстричь волосы, и они теперь почти такие же короткие, как у меня, только мои лежат прямо, а у него подобие «творческого беспорядка» на голове. Выглядит симпатично, но я отлично представляю, какими усилиями это ему дается. Или не ему, а стилисту, черт знает этого Рому…

– В понедельник суд, хороший мой, – в свойственной ему манере отвечаю я, поморщившись. – Потому давай сделаем так, чтобы я вернулся в воскресенье?

Поначалу я собирался вернуться сегодня же вечером, но настолько сильно нежелание пересекаться с Ваней, что куда лучше будет, если я переночую пару раз у Ромы, особенно если тот не будет против. Наверное, я просто боюсь разговора с Ваней, хотя одновременно и хочу выяснить все между нами.

Возможно, даже извиниться.

– Су-у-уд? – мы уже едем, Рома не может смотреть на меня прямо, но то и дело отворачивается от дороги, чтобы покоситься на мое лицо. – Я так много пропустил из твоей жизни, Мир! Сейчас доедем, по коктейлю, и все мне выложишь!

Выкладывать ему совсем все я не собираюсь, но рассказать все же надо – просто потому, что его свежий взгляд и какой-никакой совет мне если и не пригодится, то хотя бы дух поддержит. Рома, один из московской «золотой молодежи», у него никогда не было проблем серьезнее, чем машина не на ходу или отсутствие девочки на ночь. Не представляю, что у нас может быть общего, но я, похоже, единственный его друг. Это одновременно приятно, но и немного настораживает.

Что Рома умеет лучше всех – так это развлекаться. За вечер мы побывали уже в трех клубах, а все только потому, что этот сумасшедший решил показать, какие у него любимые коктейли. В «Триптихе» он обожал Мохито, в полуподвальном «Казино» мы пили джин-тоник, а в недавно открывшемся «Las Vegas Night» пробовали фирменный шот от бармена. Я пьянел, Рома становился все развязнее и веселее, и когда он захотел поехать в какой-то развлекательный центр, работающий всю ночь, я попросту не пустил его за руль – в таком состоянии недолго и убиться.

– И что, дорогой, решил, что это твоя вина? – он определенно пьян, но голос остается ровным и спокойным, только количество бокалов на нашем столике все увеличивается. Я тоже под градусом, потому теперь Роме известно куда больше, чем хотелось бы, но он реагирует вполне адекватно, не смеется надо мной, и не обвиняет.

– Чья же еще? – скептически спрашиваю я, вылавливая пальцами изо льда в стакане дольку лимона и запихивая ее в рот.

Он отмахивается, обещает поговорить со мной обо всем завтра, или послезавтра, когда мы оба будем трезвые, потому что ему трудно складывать слова в предложения. Отлично понимаю, мне тоже нелегко. Меня уносит на волнах джин-тоника, я не представляю, который сейчас час, хорошо, что Лену предупредил заранее, чтобы не ждала. Рома подцепил какую-то девочку, и она сидит между нами, потягивая через трубочку ярко-голубой коктейль, смеется над шутками, не зная, на кого обращать больше внимания. Мое настроение все выше, через полчаса девочка уже другая, целуется со мной, потом с Ромой, потом мы все втроем танцуем, девочка уходит в туалет и не возвращается. Наш столик уже убран, когда мы садимся, Ромка радуется, заказывает еще по коктейлю, мне хватает даже половины, чтобы целоваться уже с ним – я даже не чувствую отвращения, появляющегося всегда, когда я пытался в мыслях представить что-то подобное.

Домой мы добираемся на такси, Рома с третьей попытки называет свой адрес, а меня вырубает, как только мы отъезжаем от дверей гостеприимного клуба.

***

Когда я проснулся следующим утром, то не сразу вспомнил, почему ночую не в своей комнате. Голова ни капли не болела, наверное, это означает, что алкоголь, выпитый накануне, довольно хорошего качества. Только пить хотелось ужасно, потому я нашел кухню и влил в себя сразу пару стаканов холодной воды, а потом поставил чайник, чувствуя, что этого мне все равно будет мало.

Наши с Ромой вчерашние похождения немного привели меня в норму, и теперь мне уже не казалось, что положение, в которое я попал, такое уж безвыходное. Все-таки Ване досталось больше, и сейчас наверняка он чувствует себя на порядок хуже меня. Это у него – проблемы, а у меня так, цветочки.

Рома спит на той же кровати, где спал и я, но это меня совсем не смущает. Я отлично помнил, как мы проводили время. Точнее, я помнил, что мы пили, и кто с нами сидел – только лица, никаких имен. Помнил и о том, что под конец мы целовались с Ромой, но это не вызывало ужаса, я же понимал, что по пьяни и не такое бывает. Вот бы еще узнать, кто первый начал, потому что этот момент от сознания все время ускользал. Наверное, он, у меня такого желания появиться не могло, когда рядом девушки.

Проснулся друг только через час, когда я успел уже приготовить завтрак на нас обоих, попить чай и заварить новый. Позвонил кому-то, попросив отогнать машину от клуба к дому, потому что сейчас ему выходить из дома в снежную вьюгу совсем не хочется; а потом принялся терроризировать меня вопросами, которые не успел задать вчера.

Ничего нового в ответ на мой рассказ я от Ромы не услышал, но мне все равно было хорошо оттого, что он целиком на моей стороне. Единственное – советовал как можно скорее, желательно до суда, поговорить с Ваней.

– Чтобы ты не чувствовал себя виноватым, решите все между вами, и оба будете жить спокойнее. Или ты считаешь, что он о тебе не вспоминает?

Над этим я раньше не задумывался, и лучше бы продолжал так делать и дальше. Как представлю, что Ваня обо мне думает, кем я для него выгляжу… Не удивлюсь, если он и говорить не захочет. Ему всего семнадцать, этот пресловутый юношеский максимализм, и наверняка он настроен целиком и полностью против меня, это уж как пить дать. Но попытаться, как говорит Рома, все-таки стоит.

***

Как бы я не хотел поговорить с Ваней, этого не получилось сделать ни в субботу вечером, ни в воскресенье утром. В субботу он остался спать в комнате с матерью, хотя это и было совершенно детским поступком, но я мог его понять – не хотел находиться в том помещении, где его изнасиловали, тем более ночью и со мной. А утром за ним зашел Вася, – я слышал это из ванной, – и они вдвоем куда-то убрались. Вряд ли в такую погоду гулять пошли, скорее всего снова в квартире останутся, но факт остается фактом – встречи со мной Ваня старательно избегал.

Лена, все так же не ездившая в офис и работавшая с бумагами дома, видела мое состояние и успокаивала тем, что Ванечке нужно время, нужно решение суда и полное спокойствие, чувство безопасности. Так сказал ей психолог, которому женщина безоговорочно верила, да и я тоже, не зря же учусь на факультете психологии. Потому я и решил оставить мысли о разговоре и полностью переключиться на предстоящее заседание, до которого оставался всего один день. Уже завтра в обед все станет известно.

Частный адвокат, знакомый тете Лене по каким-то рабочим делам, появился у нас в квартире в восемь часов утра в понедельник, больше двух часов он провел наедине с Ваней, потом долго общался на кухне с Еленой, показывая ей какие-то бумаги и документы, а уже потом переключился на меня. Дмитрий Николаевич, вероятно, считал, что со мной разговор получится максимально коротким, ведь я, как кровный родственник подсудимого, имею полное право вообще молчать, но молчать я не хотел.

Так что за полтора часа мы с ним обсудили основные вопросы, я отдал найденную в документах отца справку, подробно и несколько раз пересказал события того года, к которому она принадлежит. Вспомнил о том, что должна приехать Анна, и он тут же кому-то позвонил, заявляя нового свидетеля, потом пожал мне руку и уехал в суд, куда нам следовало явиться через два часа.

Сидя в машине, мы нервничаем все трое, но Лена держится, она за рулем. Ваня слушает музыку, заткнув уши наушниками, я пялюсь в окно, стараясь расслабиться, но неудачно, и к концу поездки от волнения мне уже скручивает живот. И это я, всего лишь свидетель обвинения, не представляю, что творится с Ваней… Перевожу на него взгляд и вздрагиваю, потому что он тоже смотрит мне в глаза. Это почти три секунды непрерывного контакта, три секунды, в которые весь остальной мир перестает существовать. Только его глаза, непередаваемое выражение, в котором смешивается боль, страх, волнение и какое-то еще непонятное чувство, названия которому я не могу дать.

Автомобиль останавливается, Ваня выключает плеер, момент прошел, но мне стало гораздо легче.

– Все будет в порядке, – тихо говорю я ему, прежде чем выйти из машины, и готов поспорить, что он улыбается мне в спину.

***

Заседание началось, Лена, Ваня и отец уже в зале, я все еще в небольшом кабинете для свидетелей. Анна тоже здесь, но нам не дают общаться, судебный пристав следит за тишиной, так что мы можем просто смотреть друг на друга и ободряюще кивать. Рядом сидит Вася, его тоже позвали, ведь именно он в тот понедельник вызвал полицию, когда понял, что за дверью квартиры его друга творится что-то неладное. Больше никого нет, и хотя для свидетелей защиты существует другое помещение – я уверен, оно сегодня пустует.

Меня вызывают первым, когда я захожу в зал суда, Вани там уже нет, за столом по левую сторону от судьи сидит только Дмитрий Николаевич, до ужаса деловой и интеллигентный в черном костюме, и Лена, то и дело вытирающая глаза платком. Стакан с минералкой перед ней уже почти пуст. Правильно, только что давали слова Ване и отцу.

Подходя к кафедре, я кидаю на него мимолетный взгляд и удивляюсь – он выглядит постаревшим, с мешками под глазами и многодневной щетиной. Сидит, глядя на сцепленные перед собой руки, рядом с адвокатом, который слегка нервничает, теребя край лежащей на столе папки. Больше у меня нет времени на осмотр.

Называю суду свое имя и фамилию, подтверждаю, что могу и буду давать показания. Кожей ощущаю взгляд отца – «предатель». Рассказываю все от начала и до конца. Говорю о том, как Ваня предупреждал меня, что отец лапал его вовсе не по-семейному, упоминаю, как папа совсем этому не противоречил, когда я спросил. Сообщаю, что он выпивал и не полностью себя контролировал в это время.

Мне задают дополнительные вопросы – Дмитрий Николаевич отлично знает свое дело, и я немного срывающимся голосом рассказываю о той истории с Анной и Иринкой, об изнасиловании тринадцатилетней девочки, о деле, которое было закрыто благодаря купленной справке. Бумажка, как вещественное доказательство, переходит от адвоката на судейский стол, секретарь тщательно протоколирует все мои слова до одного.

Лена бледная, но сидит с прямой спиной, не сводя с меня взгляда. Она ничего этого не знала, новый Андрей, открывающийся ей сейчас, уже не тот мужчина, за которого она когда-то вышла замуж. Прости, Лена, я должен был все рассказать тебе раньше…

Я заканчиваю, отвечаю на пару уточняющих вопросов с обеих сторон, сажусь на стул в первом ряду и смотрю в пол, зная, что отец сейчас неотрывно сверлит меня взглядом. Было бы лучше, если бы я мог уйти так же, как Ваня, но я сам для себя решаю, что должен выдержать все до конца.

Показания Анны заставляют Лену прятать лицо в ладонях, ведь сейчас она впервые слышит о смерти Иры. Анна почти плачет, рассказывая, кидает взгляды на отца, по которому видно, что он растерян и зол. Конечно, он знал, что Иринка умерла через полгода, но своей вины совершенно не ощущал:

– Да ты сама виновата, недосмотрела за ребенком! – наконец не выдерживает он.

– Что?! Да как ты!.. Тварь! Тварь!!! – Анна срывается в истерику, выкрикивает еще множество оскорблений, пока ее не выводят из зала.

Последним появляется Вася, его я почти не слушаю, пытаясь справиться с головокружением, возникшим явно на нервной почве. Да и его слова занимают немного, всего минуты три-четыре, это и нужно-то только для «галочки».

Объявляют перерыв, я поднимаюсь одним из первых, иду к выходу, мечтая о глотке воды, и уже у двери слышу отчетливое и спокойное:

– Ты мне больше не сын, Мирослав. Предатель. Я же тебя… – его обрывают, наверное, адвокат или сам судья, но это уже не важно.

Разве я ожидал чего-то другого?

========== Глава 10. Pov Ваня ==========

Больничные стены надежно окружали меня со всех сторон, когда я окончательно пришел в себя. Я открывал глаза и раньше, видел собственную комнату, держащую меня за руку маму, каких-то людей, задававших вопросы ей и успокаивающих ее. Врач в светлом халате спрашивал о чем-то и меня тоже, но слова я не воспринимал, только тембр голоса – он был низкий, успокаивающий, а после выпитой таблетки я и вовсе уснул, не обращая внимания ни на что.

Боль просто душила, от нее невозможно было избавиться. Боль не физическая, а душевная, страх от осознания того, что со мной произошло. Что-то словно сжимало внутри меня то ли душу, то ли сердце, то ли просто внутренности – разницы не было, мне просто хотелось впиться зубами в подушку, чтобы подавить рыдания. Часто я так и делал, только тихо постанывая и стараясь успокоиться, пока это ощущение немного не отпускало.

С тех пор я спал много и часто. Словно какой-то разленившийся кошак – просыпался, чтобы поесть под присмотром матери, потом просил ее уйти, лежал, слушая музыку в наушниках, засыпал снова. Иногда меня будили врачи, проводили обследования, некоторые аспекты которых показались бы мне неприятными и унизительными, если бы я не воспринимал все настолько вяло и флегматично. Похоже, это было действием таблеток, потому что когда они стали давать мне их всего лишь один раз вместо трех, дела пошли гораздо хуже.

Меня снова пробивало на слезы. Раньше я никогда не был плаксой, потому и сейчас старался сдерживаться, поддаваясь порывам только в одиночестве, чтобы не расстраивать маму. Она тоже при мне пыталась быть веселой, убеждала, что теперь все будет хорошо, но по ее припухшим и покрасневшим глазам сразу понятно – плачет.

Дня через три она заговорила про суд, и о том, что мне обязательно надо присутствовать на процессе. Мол, она так просто этого не оставит, и без победы мы из зала суда не уйдем, будем бороться, чтобы все по справедливости. Я видел, что подготовка к судебному заседанию отвлекает мать от переживаний, но самому мне было абсолютно все равно. Жизнь словно преломилась, что-то важное обрушилось и исчезло, но я никак не мог понять, что же это такое.

Хотя, не скрою, перспектива суда одновременно воодушевляла меня и пугала. Только один вопрос, который не давал мне спокойно спать ночами – что будет дальше?..

Выходные наступили как-то чересчур быстро. Физически в пятницу я чувствовал себя нормально, ничего не болело, только левую руку я все еще не мог сжимать в кулак, не поморщившись. Доктора оформили справку, мать забрала машиной домой, я ехал, нервничая перед встречей с Мирославом, но в квартире меня ожидал другой сюрприз – Васька с мамой и праздничный ужин по поводу моего возвращения. По правде говоря, я был этому не совсем рад. Точнее даже – совсем не рад, потому что, глядя этим людям в глаза, я понимал, что они знают все, что мне пришлось пережить, и жалеют меня. Никакая жалость мне не нужна, я бы предпочел вообще провести этот вечер в одиночестве, как и большинство предыдущих, а не сидеть за общим столом, дегустируя все эти вкусности. К счастью, от меня никто не требовал активного участия в разговоре, а мама намеренно пыталась выбирать максимально безопасные темы.

С Васей мы в тот вечер толком и не поговорили, так, перекинулись парой слов в качестве приветствия и прощания. Друг на меня редко поднимал глаза, видимо, очень смущаясь, хотя это меня и не волновало. Общаться не хотелось даже с ним.

А Мирослава не было. Хоть один плюс в этой проклятой пятнице.

***

На выходных меня охватил ажиотаж предвкушения. Мама носилась с какими-то документами, звонила адвокату, ее глаза блестели азартом, имя которому – жажда мести. Она почти не плакала больше, тем более, что я решил спать с ней в одной комнате: находиться в своей собственной было довольно сложно, воспоминания не отпускали, и когда я днем попробовал там заснуть, видел просто жуткие сны.