Текст книги "Месть. Не стоило мне изменять (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 27

Глава 27

Вероника

Ноутбук раскалился на коленях, жар корпуса жжет кожу даже сквозь ткань джинсов. Клавиши постукивают под моими пальцами с такой яростью, будто хотят провалиться внутрь от силы ударов.

Я сижу, погруженная в полумрак, только свет экрана освещает мое лицо, отражаясь в стеклянной двери шкафа, где стоит посуда. Кофе в кружке остыл уже час назад, но мне плевать, сегодня не до кофе, сегодня я творю возмездие.

«Свадебный салон, где учат не только говорить «да», но и грамотно разрушать чужие семьи»

Пишу заголовок и тут же стираю резким движением пальца. Слишком мягко, слишком корректно для этих тварей.

«Купи платье – уведи мужа: как один салон делает бизнес на чужом горе»

Вот это уже ближе к истине. Губы сами собой растягиваются в жестокой ухмылке, когда я представляю, как Регина прочтет это утром за чашкой своего любимого капучино.

Пальцы выплескивают накопившуюся ярость через клавиатуру.

«Когда я впервые переступила порог этого «рая для невест», воздух был пропитан не только удушливым ароматом дорогих духов, но и сладковатым, приторным запахом предательства. На стенах красовались фотографии улыбающихся пар, а в, условно скажем, подсобке, как я узнала позже, лежала отработанная схема, как сделать так, чтобы чужая жена перестала быть проблемой...»

Я останавливаюсь, перечитываю написанное. В горле стоит ком, а в груди разливается странное удовлетворение. Нет, это не слишком мягко.

«Регинина не просто продавец свадебных платьев, она виртуоз в искусстве переманивания чужих мужей, мастер на все руки и в постели, и в подделке документов. Ее коронная фраза: «Он подсунул ей бумаги, пока она была занята». Именно так они и работают.

Пока ты плачешь в подушку, они подкладывают документы. Пока ты веришь в «мы сможем все преодолеть», они уже делят твое имущество...»

Губы сами собой растягиваются в жестокой ухмылке, когда я представляю, как Соня будет читать эти строки. Пусть попробуют опровергать, у меня есть аудиозаписи, документы, неопровержимые доказательства. В кармане мобильник с записью ее же голоса, хвастающегося своими «подвигами».

Перехожу к главному герою, и пальцы на мгновение замирают над клавиатурой.

«И кто же «герой нашего времени», спросите вы, а я вам отвечу. Олег Лапин, вот кто герой нашего романа.

Это не мужчина, это биологический экземпляр, свято верящий, что брак, это когда ты спишь с кем хочешь, а жена делает вид, что не замечает. Когда можно ударить женщину, а потом заявить «да я просто шлепнул, она сама виновата». Когда...»

Палец замирает над клавиатурой. В груди колет от острой боли, но я делаю глубокий вдох и дописываю, стиснув зубы.

«Когда твой сын спрашивает перед сном, почему папа больше не целует маму на ночь, а ты не находишь слов, чтобы объяснить ему, что такое предательство.».

Дальше текст идет легче, я несколько раз правлю его, доводя заготовку до совершенства, и через несколько часов сохраняю файл с таким чувством, будто только что развелась и отомстила. Хотя то почти так и есть.

Открываю почту, и дрожащими пальцами набираю номер главного редактора на телефоне. Он берет трубку после второго гудка, голос сонный, недовольный.

– Вероника? Ты в курсе, что сейчас три часа ночи? Что случилось? – на фоне слышно недовольное шипение его жены, и мне становится неловко перед женщиной. Но я не могу остановиться, слишком поздно давать заднюю. Да и если не договорю сейчас, хуже будет еще примут за любовницу. А мне не надо такого позора.

– У меня материал, который взорвет весь город. Отправляю его вам сейчас. Посмотрите, его нужно срочно утвердить в ближайший номер, – говорю сбивчиво, очень быстро, почти захлебываясь словами. Пальцы сами собой стучат по столу.

– Подожди, какой еще... – он замолкает, когда файл падает на его почту. На другом конце провода слышно, как он ворчит, встает с кровати, идет к ноутбуку. Потом клацанье клавиатуры, тяжелое дыхание.

– Ты... Ты вообще понимаешь, что это за материал? – голос его становится резким, натянутым, как струна. – Это же чистый разгром! Ты называешь имена, приводишь доказательства... Они же могут...

– Материал для первой полосы? Да, я знаю, – нескромно намекаю ему, где бы хотела это видеть, стараясь говорить спокойнее, но голос все равно дрожит. Он вздыхает, и я слышу, как скрипит кресло под ним.

– Черт возьми, Вероник, они могут подать в суд! На тебя, на издательство... Да на всех, – ему страшно, и я понимаю его опасения. Но бояться нечего, там некому будет подавать в суд, они драпать будут от такого скандала.

– Пусть подают. У меня все подтверждено документально. Если они захотят судиться с нами, они себе проблем наживут. И вообще, им после такого не до нас будет, – не выдерживаю и усмехаюсь, представляя их панику.

На том конце слышится глубокий вдох, а потом тяжелый выдох, будто он только что пробежал марафон.

– Ладно. Будет в следующем номере. Но если начнутся проблемы...

– Все проблемы будут только мои, – заканчиваю за него и вешаю трубку, чувствуя, как с плеч падает тяжелый груз.

Но нет, это еще не конец!

Открываю список контактов. "Желтый бульвар", "Горячие скандалы", "Светская хроника".

Для каждого издания у меня заготовлен свой, уникальный вариант статьи, чтобы никому не было скучно.

«Эксклюзив: как престижный свадебный салон превратился в притон для любовниц» – для бульварных изданий, где любят сочные подробности.

«Бизнесмен месяца: как Олег Лапин «любил» жену и любовницу одновременно» – для светской хроники, где ценят имена и статусы.

Отправляю. Один. Второй. Третий. Каждое письмо улетает, даря мне чувство легкости от отмщения.

Впервые за долгое время захлопываю ноутбук с чувством глубокого удовлетворения и подхожу к окну. Ночной город сияет огнями, не подозревая, какой скандал разразится послезавтра утром.

Прощай, Олег.

Прощай навсегда.

Глава 28

Глава 28

Олег

– Да твою ж… – ору не своим голосом на всю квартиру, отшвыривая планшет сам не понимая куда, да и плевать мне на это.

"Бизнесмен месяца: как Олег Лапин «любил» жену и любовницу одновременно"

Стоило только увидеть заголовок статьи, которую мне скинул чинуша из администрации с припиской «в выделении места под ресторан отказано», как в висках застучало так, что затмило все мысли, и я выпустил гнев наружу.

Эта стерва все вынесла в статью, все мои сокровенные разговоры с ней, все про любовницу, про документы. Черт. Какая же она законченная дрянь! А так в глаза улыбалась, так любящую строила из себя, а на деле хуже кобры, пригревшейся на груди.

– Олег! Ты с ума сошел?! – Соня подскакивает с дивана так резко, что подушка соскальзывает на пол.

Она поднимает планшет с пола и бегает глазами по тексту статьи, губы шевелятся, вторя обрывкам текста. Вижу, как ее взгляд задерживается на фотографии, наша с ней случайная фотка из ресторана, которую Вероника выдрала откуда-то, черт знает как.

– Из-за этого психи? – наконец выдает она, а у меня глаз дергается от тупого вопроса. – Это же просто желтая пресса. Через неделю выйдет новый скандал, и все забудут про это. Люди вообще ничего не помнят дольше трех дней.

– Ты вообще в своем уме?! – срываюсь на нее, потому что то что она говорит, самый настоящий бред. Такой невыносимо тупой, что нет желания себя контролировать. Тупая курица, вот кто она. – Ты прочитала, что там написано? Эта статья не просто про нас с тобой, а про все схемы, про документы, про то, как я рестораны переоформлял! Каждое слово в этой статье, это долбаный гвоздь в крышку моего гроба.

– Ну да, написала твоя стерва про это, – Соня пожимает плечами, она реально не догоняет, что произошло и какие у этого всего последствия, нацепила розовые очки и радуется всему. – И что? Кому нужны бредни брошенки? Никому. Ты что, не понимаешь, что можешь просто вывернуть все в свою пользу? Кому какое дело до ваших семейных разборок?

– Мне какое дело! – рычу я и бью кулаком по столу. – Ты думаешь, это просто сплетни? Ты хоть понимаешь, что из-за этого дерьма мне сегодня отказали в месте под ресторан?!

В ушах звенит, и я понимаю, что кричу так громко, что соседи наверняка слышат, но мне плевать. Пусть слышат. Пусть все знают с какой идиоткой мне сейчас приходится разговаривать.

Нет, ей точно пора спуститься с небес на землю. Вообще уже от реальности оторвалась. Но я сейчас настолько зол и в панике с бизнесом, что даже не до разборок с пигалицей на тему того, сколько раз эта чертовка уже так мужиков на брак разводила, и на бабки.

Она морщится от моего крика, скользит пальцем по экрану, листая дальше.

– Ну да, тут про меня, про салон, про то, как мы познакомились... Но это же ерунда. Тебе не должно быть до этого дела, как и другим. И не надо на меня срываться, тем более тут половина статьи – ложь, говорит, а у самой голос предательски дрожит.

Похоже начинает понимать, к чему все может привести, и какие у этого последствия в том числе и для нее.

– Ерунда?! – голос хрипит, чувствую, что я уже красный, как рак от возмущения. – Ты меня слышишь? Я тебе еще раз повторяю, из-за этого, – киваю на планшет, – мне отозвали согласование на участок под новый ресторан?!

Соня замирает, а я чувствую, как гнев подкатывает к горлу, горячий и густой, как расплавленный металл.

– Ты знаешь, сколько я его ждал? Два года! Два года договоренностей, взяток, обещаний! – каждое слово дается с трудом, будто вырывается клещами. – И сегодня сообщение приходит, со ссылкой на статью: «Извините, Олег Викторович, но после статьи… Неудобно

– Но какое им дело до твоей личной жизни? – Соня хмурится, и повторяет как попка одно и тоже, и как же руки чешутся дать ей оплеуху, чтобы хоть что-то в ее голове заработало.

– Потому что там не просто про измену статья, дура! – ору, чувствуя, как теряю остатки контроля над собой. – Там расписано, как я документы подсовывал, как имущество переписывал! Они теперь думают, что я ненадежный, что, если мне что-то доверить, я это втихаря на левых людей оформлю, кину их с их обещанными долями.

Соня открывает рот, но я не даю ей вставить ни слова, иначе точно сорвусь и ей не поздоровится.

– И знаешь, что самое идиотское? – стискиваю зубы так, что челюсти сводит от боли. – Это правда. Каждое слово в этой статье правда. Уверенно после такой подставы я сказать никому не смогу, что не кину, не прикарманю. Да и не дадут они мне. Я скорее и с нынешним бизнесом проблем схлопочу, потому что после такого показательная порка от общества благородно будет выглядеть со стороны администрации!

Она резко бледнеет, и я вижу, как у нее пробегает мелкая дрожь по всему телу. Губы подрагивают, пытаясь что-то сказать, но звуков нет, только тихий хриплый выдох.

– Олег... Но мы же... Но ты же говорил…

– Все, хватит, – перебиваю ее, и резко разворачиваюсь к окну, чтобы не видеть ее испуганного лица.

Город за окном уже проснулся, гудит. Люди идут по своим делам, смеются, целуются, не зная, что где-то там, в этих домах, Вероника торжествует, попивая вино и наблюдая, как рушится моя жизнь. Гадина.

– Но… что теперь делать? – Соня все же решается спросить. – Как мне теперь жить? Я не могу тратить на тебя молодость, если нет перспектив.

– Можешь бежать, как крыса с тонущего корабля, а я буду бороться и переверну это все, выставив Веронику во всем виноватой.

Глава 29

Глава 29

Вероника

Мы с сыном сидим за столиком у окна, и на мгновение кажется, что мир за стеклом просто декорация к нашей маленькой передышке. В кафе пахнет кофе и ванильным мороженым. Ароматы смешиваются с легким запахом деревянной мебели.

Я обхватываю чашку с чаем, пытаясь согреться, хотя на улице лето. Пальцы дрожат не от холода, а от напряжения, которое не отпускает, ведь сегодня вышли все статьи. Горячий фарфор обжигает кожу, но я не отрываю ладоней, будто это якорь, удерживающий меня здесь и сейчас.

Женя напротив уплетает шарик шоколадного мороженого. Его глаза блестят от удовольствия, и на секунду кажется, что все в порядке, что где-то там, за пределами этого кафе, нет ни статей, ни развода, ни предательства.

– Мам, а послезавтра после тренировки возьмем брусничный шарик? – спрашивает он, вытирая рот тыльной стороной ладони. В его голосе обычная детская надежда, и от этого сжимает горло.

Он еще не знает, что сегодня его мир может перевернется, и после завтра он может не захотеть ничего.

– Конечно, – улыбаюсь, но тут же вздрагиваю от резкого звона колокольчика над дверью. Звук режет тишину, как нож.

В кафе врывается Олег.

Лицо красное, глаза дикие, пальцы сжаты в кулаки. Он дышит тяжело, будто бежал сюда, и от него разит потом. Шаги гулкие, слишком громкие для этого тихого места. Он шагает к нашему столику так, будто готов разнести все на своем пути. Посетители за соседними столиками затихают, ложки замирают в воздухе.

Муж бросает передо мной планшет так, что чашка подпрыгивает, и чай расплескивается по скатерти. Капли падают на мои колени, оставляя темные пятна на светлых джинсах.

– Это что за чушь?! – голос хриплый, сдавленный, будто он уже час кричит. – Как ты посмела такое написать?!

Я медленно поднимаю на него взгляд.

– Правда, это всего лишь правда. Семья распалась, Олег. Нет смысла скрывать то, что и так все знают. И главное, не стоит скрывать реальных причин, – слова даются легко, но внутри все сжимается в тугой узел.

В горле стоит ком, но глотать его бесполезно, он не исчезнет, пока все не закончится. За соседним столиком женщина с ребенком торопливо собирает вещи, явно не желая становиться свидетельницей семейного скандала. Аромат свежей выпечки из кухни теперь кажется приторным.

Женя замирает с ложкой в руке. Его пальцы сжимают металл так, что костяшки белеют. Брови сдвигаются, образуя глубокую складку между ними, губы дрожат совсем как тогда, когда он был маленьким и падал с велосипеда. Он смотрит то на меня, то на отца, и в его глазах паника, ведь его мир внезапно рушится и больше нет ничего надежного.

– Вы... Разводитесь? – хрипло спрашивает сын, словно его горло свело от мороженого.

Сердце сжимается так сильно, что на мгновение перехватывает дыхание. Я представляла этот разговор совсем иначе. Нашу кухню с желтым светом лампы под абажуром, теплый чай в любимой кружке в горошек, мои руки, обнимающие его плечи крепко, но осторожно, будто он до сих пор тот малыш, которого нужно защищать от всего мира.

Я хотела сказать ему все мягко, без этой грязи, объяснить, что иногда люди просто перестают быть счастливыми вместе, но Олег, как всегда, все испортил. Теперь в памяти сына навсегда останется это кафе, этот столик у окна и отец, который кричит на его мать.

– Я тебе позже все объясню, ладно? – глажу сына по руке, ощущая под пальцами тонкую кожу с едва заметными царапинами от последней тренировки, но он выдергивает ее, будто мое прикосновение обжигает, и в глазах стоят предательские слезы, которые он яростно смахивает кулаком.

– О да, ты то расскажешь, – едко бросает муж и поворачивается к сыну. – Запомни ее хорошенько. Вот таких, как твоя мать, надо опасаться. Она лживая, двуличная тварь.

Каждое слово, как удар ножом в самое сердце. В висках стучит кровь, пальцы сами собой сжимаются в кулаки. За стойкой бармен замер, держа в руках бокал. Он явно решает, стоит ли вмешиваться.

– Хватит! – бью ладонью по столу так, что боль отдает в запястье. Стеклянная солонка подпрыгивает, падает на бок, рассыпая содержимое. – Иди к своей любовнице и с ней разговаривай в таком тоне, а с нами не стоит опускаться до подзаборного хамства.

Олег резко наклоняется ко мне, так близко, что чувствую дыхание, горячее и учащенное, глаза сужены, в них плещется чистая, неразбавленная ненависть.

– Ты редкостная дрянь, Вероника. Самая настоящая тварь.

Женя вдруг вскакивает так резко, что стул со скрипом отодвигается назад. Его движения порывистые, неуклюжие, совсем не те, что на тренировках. Сын хватает отца за руку, резко позабыв обиды, будто инстинкт защиты сильнее любых обид.

– Не трогай маму!

Олег резко дергается, отталкивает его с такой силой, что сын летит назад и падает на стул.

В кафе наступает гробовая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Олега. Все замерли, разинув рты. Пожилая пара у окна, студент с ноутбуком, даже официантка застыла с подносом в руках, где три капучино давно перестали быть горячими.

И тут сзади раздается спокойный, но четкий голос, знакомый до мурашек. В нем нет крика, но каждое слово звучит как приговор. Приговор для обидчика.

– Предлагаю толкнуть теперь меня, а не маленького мальчика и беззащитную женщину. Рискнешь?

Олег оборачивается так резко, что едва не падает. На его лице читается сначала недоумение, потом злость, потом нечто среднее между ними.

Дмитрий стоит в двух шагах, руки в карманах джинсов, но плечи напряжены. Он готов в любой момент к действию. Его взгляд холодный, как сталь, и в нем читается опасность, что заставляет даже Олега на секунду задуматься, стоит ли переть на такого противника.

– Ты кто? – сквозь зубы цедит Олег, и в его голосе впервые за весь разговор проскальзывает что-то кроме злости. Что-то неуверенное, почти испуганное.

Дорогие, у меня стартовала НОВИНКА , присоединяйтесь, всех буду рада увидеть))))

Месть. Пошел к черту, милый!

– Не понял, что это? – спрашивает Коля, и через зеркало вижу, что он смотрит на коробку с бантом на кровати.

– Подарок, – лениво отвечаю ему, повернувшись. – Трусы верности. Прикольная штука, да?

– Зачем нам это, Алис? Я люблю только тебя и в мои трусы только ты ход имеешь, – на полном серьезе говорит мне это.

– Это Зоя мужу подарок купила, он ей изменяет, и она решила его удивить. А ты чего так занервничал? Неужели мне тоже нужно купить тебе такие труселя?

Я случайно нашла в грязных вещах белье любовницы, шелковое, черное, безумно дорогое. Я точно знаю, ведь себе этот комплект я не купила, пятьдесят тысяч стало жаль. А вот мужу не жаль их… для любовницы.

Еще и в постель нашу приволок ее, пока я к его матери ездила.

Ну ничего, милый, я тебе за все отомщу.

Новинка ТУТ

Глава 30

Глава 30

Вероника

Тишина в кафе становится оглушительной. Даже шум кофемашины за стойкой стих, будто кто-то выключил звук во всем помещении. Олег стоит, широко расставив ноги, его дыхание хриплое, как у загнанного зверя. Руки сжаты в кулаки, но пальцы слегка дрожат то ли от ярости, то ли от понимания, что сейчас все может пойти не по его сценарию.

– Ты вообще кто такой? – Олег бросает взгляд на Дмитрия, пытаясь оценить противника. Его глаза бегают по мощной фигуре мужчины, подсознательно ища слабые места, но находя только уверенную силу. – Какое тебе дело до наших семейных дел?

Дмитрий не меняет позы, но теперь я замечаю, как напряглись мышцы его челюсти, как слегка изменилось дыхание, став более размеренным и глубоким. Его руки по-прежнему в карманах джинсов, но плечи под тонкой хлопковой тканью футболки выдают готовность к действию.

– Я уже сказал, – его голос ровный, будто он обсуждает погоду, но в нем слышится стальная уверенность. – Тот, кто не потерпит, когда мужчина поднимает руку на женщину и ребенка. Особенно на своих же.

– Это моя жена! – Олег бьет себя в грудь так сильно, что раздается глухой звук. Его лицо покрывается красными пятнами. – Я имею право...

– Не имеешь, – Дима перебивает его, и в этот момент его голос становится тише, но от этого только опаснее, как тигр перед прыжком. – Никто не имеет права бить другого человека. Особенно того, кто слабее.

Олег плюет на отполированный до блеска пол кафе, оставляя мокрое пятно рядом с моей сумкой. Его нижняя губа дрожит, а глаза бешено бегают по сторонам, ища поддержки, но находя только осуждающие взгляды.

– Ты вообще представляешь, с кем связался? – он пытается говорить громко, но голос предательски срывается. – Я тебя в асфальт затаскаю, если не исчезнешь сейчас! Ты мне мешаешь.

Дмитрий усмехается, и в уголках его глаз появляются мелкие морщинки, но в них нет ни капли веселья.

– Сначала попробуй встать, если продолжишь в том же духе.

Олег фыркает, но его уверенность тает с каждой секундой. Он оглядывается по сторонам, в кафе полно свидетелей, несколько телефонов уже снимают происходящее. В воздухе висит напряжение. Он понимает, что он в проигрышном положении, но отступать так просто не хочет, не может.

– Не лезь в чужую семью, – шипит он, выпрямляясь во весь рост и пытаясь казаться выше, но это выглядит жалко. – Мы сами разберемся.

Он резко толкает Диму в грудь, но тот лишь слегка покачивается, даже не теряя равновесия, будто его толкнул ребенок. Дмитрий даже словно разочаровывается тому, какой противник ему достался.

– Зря ты так сделал, – говорит он почти с сожалением, как взрослый, вынужденный наказать непослушного ребенка. Хотя, ему явно нравится то, что он собирается сделать, по глазам вижу, и нет, мне не хочется его осуждать.

Все происходит слишком быстро.

– Отстань от меня! – орет Олег, когда Дима хватает его за воротник рубашки. Ткань натягивается, обнажая покрасневшую шею.

– Сам отстанешь. Навсегда, – спокойно отвечает Дима, разворачивая его к выходу одним точным движением. – И не от меня, а от них. Посмеешь приблизиться, долго в травме зависать будешь.

– Ты мне заплатишь за это! – кричит Олег, но его голос резко обрывается, когда он оказывается на тротуаре. Через стеклянную дверь видно, как он спотыкается о бордюр, но быстро вскакивает, отряхивая дорогие брюки.

Дверь закрывается за мужчинами, и вдруг все звуки возвращаются, гул голосов, звон посуды, шипение кофемашины.

Дима возвращается к нашему столику буквально через пару минут, его шаги спокойные и размеренные. Он дышит ровно, будто только что не вышвырнул взрослого мужчину из кафе, а просто вышел позвонить.

– Ты в порядке? – спрашивает он, глядя на меня. Его глаза неожиданно теплые, полные искреннего участия.

Я киваю, слишком потрясенная, чтобы говорить. В горле стоит ком, а руки дрожат, поэтому я сжимаю их в кулаки на коленях. Не ожидала от него подобного. Мне казалось он уже забыл, что я скрываю от сына и всех остальных, но я видела, он наказывал мужа больше за эту тайну.

– Мам, – Женя тянет меня за рукав, его пальцы холодные и липкие от мороженого. – Ты в порядке?

– Да, родной, в порядке, – отвечаю ему, а самой плакать хочется от того, что меня защитили.

Официантка осторожно подходит к нам, поправляя фартук.

– Вам... Что-нибудь принести? Может, воды?

– Да, спасибо, – говорю я, и собственный голос кажется мне чужим.

Женя смотрит на Дмитрия с восхищением, каким раньше смотрел только на супергероев из фильмов. Его глаза горят, а щеки раскраснелись.

– Вы так круто его выкинули! Как в кино!

Дима улыбается, и его лицо сразу становится моложе, добрее.

– Это не кино, парень. В жизни все серьезнее. Но ты молодец, что вступился за маму.

Женя сжимает кулачки так, что белеют костяшки. Ему и спасибо хочется сказать, и отец он все же его и ему от этого больно. В его глазах читается детская беспомощность, и мне его жаль.

– А вы научите меня так же драться, как и вы, чтобы не бил, а все равно… – и тут сын запинается, видимо стыдясь собственных слов.

– Рано тебе такое осваивать парень, но, когда ты будешь готов, обязательно, – и Женя тянется к нему после этих слов, а муж тем временем уходит, зло смотря на нас, и обещая, что он еще вернется.