Текст книги "Месть. Не стоило мне изменять (СИ)"

Автор книги: Софи Вирго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11

Глава 11

Вероника

В спортивном зале пахнет потом, матами и сладковатым ароматом детского геля для душа, который выдают после тренировок. Этот слащавый запах почему-то всегда вызывал у меня тошноту, но сегодня я к нему равнодушна.

Я сижу на скамейке у раздевалки, стараясь не прикасаться к стене, чтобы не простудиться от бетонных стен. Пальцы сами листают ленту в телефоне, но глаза скользят по экрану, не воспринимая информацию. В голове крутится только одно, три дня. Всего три дня до интервью с Соней.

Сердце колотится в груди, а на душе кошки скребутся.

– Мам, я быстро! – из-за двери доносится голос Жени, вырывающий меня из тяжелых раздумий. Его голос звучит так беззаботно, так далеко от моих проблем, что на мгновение становится легче.

– Хорошо, не беги! – кричу в ответ, но слышу, как он уже шумно роется в шкафчике, бросая вещи в сумку с той небрежностью, которая свойственна только детям.

Три дня. Всего три дня до интервью с Соней, а эта дура до сих пор не подтвердила, приведет ли своего «таинственного жениха». Я уже представила все варианты ее отмазок.

Первая. Олег внезапно заболеет. Классика. Температура, слабость, срочный вызов врача, и вот он уже лежит, бедняжка, под тремя одеялами, а Соня в слезах отменяет встречу.

Отмазка номер два. Срочный бизнес-выезд. «Дорогая, ты же понимаешь, переговоры в Дубае, срочно, без меня все рухнет». Его любимая отмазка, которой он явно прикрывал свои измены, и теперь можно ею прикрыться от жены.

Третья. Он просто прикажет ей отказаться без объяснения причин, и тогда мне придется давить на нее, звонить, изображать журналистский азарт. «Ах, Сонечка, ну как же так, мы же договорились!» – скрипя зубами от ненависти, но сохраняя сладкий голос.

– Вероника Сергеевна?

Я вздрагиваю, будто пойманная на чем-то запретном. Передо мной появляется Игорь Васильевич, тренер Жени, широкоплечий мужчина, с коротким седеющим ежиком волос и привычкой говорить чуть громче, чем нужно. Его спортивный костюм пахнет стиральным порошком, а над левой бровью красуется след от старого шрама.

– Да? Извините, задумалась…

– Ничего страшного, – он садится рядом, и скамейка скрипит под его весом. Вытирая шею полотенцем, он оставляет на коже красные полосы. – Хотел поговорить про Женю. Ваш мальчик способный, очень способный. Но последние недели будто не здесь. То забывает базовые приемы, то на спаррингах замирает.

В горле встает ком. Я знаю причину, но не могу в этом признаться. Не могу сказать, что мой сын замирает, потому что дома его родители превратились в двух чужих людей, которые только делают вид, что все нормально, и его это угнетает.

– Он… дома тоже стал рассеянным, – осторожно подбираю слова, глядя на свои руки, сжатые меж коленей.

– Понимаю, – Игорь Васильевич вздыхает, и его дыхание пахнет кофе и мятной жвачкой. – Семь лет, это возраст, когда психика как пластилин. Что вылепишь, то и останется. Попробуйте его поддержать. И… – он колеблется, потирая ладонью колено. – Пусть отец хоть раз придет. Для мальчиков важно видеть, что папа им гордится.

Эти слова будто бьют меня под дых.

Отец. Тот, кто сейчас выбирает свадебное платье для своей любовницы вместо того, чтобы прийти на тренировку к сыну, вот кто у него есть.

– Отец очень занят, – говорю слишком быстро, и голос дрожит, выдавая меня.

– Все заняты, – тренер встает, и его тень накрывает меня. Голос теперь тише, но жестче. – Но, если у ребенка талант, его надо развивать. А без поддержки семьи он зароет его в землю. Подумайте.

Не успеваю ничего ему сказать, Женя выскакивает из раздевалки. Его волосы взъерошены, щеки розовые от душа. Он торопится, спотыкается о шнурок и едва не падает, но ловко удерживает равновесие, уже почти как настоящий спортсмен.

И как хорошо, что Женя не слышал нашего разговора с тренером. Его глаза сияют, а на губах улыбка, которая заставляет мое сердце сжиматься от вины.

– Мам, я готов! – говорит сын, а я ловлю его за плечо, поправляю воротник футболки на своем материнском инстинкте. Мои пальцы дрожат, но он этого не замечает.

– Отлично, сейчас поедем, – отвечаю ему, а сама смотрю в глаза тренера, уточняя без слов, закончен ли наш разговор.

Вот только ответ не успеваю получить. За сыном из раздевалки выходит мужчина.

Высокий, с широкими плечами, в облегающей черной футболке, которая не скрывает пресс. Руки в татуировках, переплетающиеся узоры, шестеренки, что-то еще, но я не всматриваюсь, бросаются в глаза, рождая внутри чувство опасности и безопасности одновременно.

Его лицо по-мужски красивое, не смазливое, но взгляд слишком самоуверенный, будто он уже знает, что понравился. Его походка медленная, хищная, как у человека, привыкшего к вниманию.

– Ваш сын настоящий боец, – говорит он, останавливаясь рядом. Голос низкий, с легкой хрипотцой, как будто он только что проснулся или слишком много курит. – Сегодня на спарринге держался как взрослый.

Женя сияет от похвалы, и мне хочется прижать его к себе, спрятать от этого взгляда, от всего мира, который становится все сложнее и опаснее с каждым днем. Но я только крепче сжимаю его плечо, чувствуя под пальцами теплое, живое, самое дорогое, что у меня есть.

– Да, мам, Дмитрий Сергеевич меня хвалил, а он мастер спорта, как и тренер! – довольно повторяет сын, и его голос звенит, наполняя меня одновременно теплом и горечью. В этом звонком детском восторге столько чистоты и доверия, что на мгновение забываю о всей этой грязи, в которую погружена последние недели.

– Дима, – поправляет тот и протягивает мне руку. – Дмитрий Сергеевич для детей, а так, просто Дима. В его голосе слышится та самая снисходительная фамильярность, которая всегда настораживает меня в новых знакомых мужского пола.

Я едва касаюсь его пальцев, потому что новые знакомства мне точно не нужны. Прикосновение быстрое, холодное, словно я дотронулась до чего-то опасного. В голове тут же всплывает мысль: "Еще один, который считает, что имеет право".

– Вероника, – называю свое имя так же коротко, без отчества, давая понять, что не намерена развивать это знакомство.

– Красивое имя, – улыбается он, и его губы растягиваются в ухмылке, но без издевки. – И сын у вас классный. Настоящий мужик растет. В его словах звучит та фальшивая слащавость, которую обычно используют, когда хотят что-то получить.

– Спасибо, – отвечаю сухо, сжимая зубы так, что начинает болеть челюсть.

– А вы сами спортом занимаетесь? – он оглядывает меня с ног до головы, медленно, нагло, раздевая, будто у него есть на это все права. Причем его глаза останавливаются на моей груди, затем скользят вниз, и я чувствую, как по спине пробегают противные мурашки. – Фигура у вас просто огонь.

В его голосе слышится та самая неприкрытая пошлость, от которой у меня сводит желудок.

Спокойно, Ника. Дочитай до десяти.

Глава 12

Глава 12

Вероника

Женя косится на нас, не понимая, что происходит, но чувствуя напряжение. Я ловлю себя на мысли, что хочу просто схватить его и убежать отсюда, подальше от этих глаз, от этого голоса, от всего этого. В горле стоит ком, а сердце бьется так сильно, что кажется, его стук слышно даже этому наглецу.

– Я замужем, – говорю твердо, вкладывая в слова все равнодушие, на которое способна. Голос звучит резко, почти грубо, но мне все равно, лишь бы этот тип отстал. – И в комплиментах не нуждаюсь.

– Ну, замужем, это не приговор… если муж не я. Раз злитесь и напряжены, то... – не договаривает, но я все понимаю и без слов. Его намек остается висеть в воздухе, и мне хочется закричать, что он хам, что он не имеет права так со мной говорить.

– Вам бы манерам поучиться, – делаю ему колкое замечание, на что получаю лишь снисходительную улыбку. Черт, да как же он бесит.

– Ну если их будете преподавать вы, нет проблем, готов каждый день учиться. Ночи у меня свободны, как и вечера с ранним утром. Какое время удобнее?

– Да вы… вы просто… идите вы.

Тренер, стоящий чуть поодаль, кашляет в кулак, а потом спасает ситуацию, будто понимая, что еще секунда, и я взорвусь. Его лицо выражает явное сожаление, видимо, он уже не в первый раз становится свидетелем подобных сцен.

– Вероника Сергеевна, еще раз, подумайте насчет отца. Мальчику важно мужское внимание, – в голосе тренера слышится усталость и какое-то странное сочувствие, может быть, он догадывается, что происходит в нашей семье.

– Поняла. Спасибо за совет, – отвечаю ему, и мои слова звучат резко, отрывисто, без эмоций. Губы дрожат, но я стискиваю зубы, нельзя показывать слабость, особенно перед такими, как этот Дмитрий.

– Мам, – дергает меня за руку Женя. В его голосе столько наивного ожидания, что в груди что-то сжимается. – А папа правда придет?

Голос у него тонкий, как паутинка, готовый порваться от любого неосторожного слова, а в глазах та самая детская надежда, которую я не могу убить, но и поддержать не в силах.

– Боюсь, что нет, родной. Папа очень занят, отвечаю ласково, но фраза кажется мне такой же фальшивой, что противно. Я чувствую, как по спине пробегают мурашки, ведь это уже не первая ложь, которую приходится говорить собственному ребенку.

– Ладно, я понял, – Женя опускает голову, и его плечики ссутуливаются, будто на них положили невидимый груз. Он смотрит на свои кроссовки, на которых уже видны потертости. Я замечаю, как он кусает нижнюю губу, и эта привычка появилась у него в последнее время, ровно тогда, когда у меня начались проблемы с Олегом.

– Пойдем, – беру его за руку, чувствуя, как он сжимает мою. Его ладошка кажется такой хрупкой в моей руке, но в то же время я ощущаю силу, которую он получил на тренировках.

– Пока, Дима! – машет он мужчине, и в его голосе слышится неподдельная симпатия, которая заставляет меня внутренне сжаться. – До свидания, тренер.

– До встречи, чемпион, – кивает тот, и его голос звучит неестественно громко для меня. Потом мужик смотрит на меня, и его глаза буквально пожирают меня, не забыв сначала раздеть и полюбоваться добычей. В этом взгляде читается что-то хищное, настойчивое, и это пугает меня. – И вам, Вероника, всего доброго. Если что, вы знаете, через кого меня найти, – и кивает на тренера.

– Мне это не понадобится, – резко отвечаю ему, разворачиваюсь и веду Женю к выходу.

Мои шаги звучат слишком громко на кафельном полу, эхом отражаясь от стен. За спиной слышны смешок Дмитрия и недовольное бормотание тренера.

– Ну ты даешь, Дим. Совсем обалдел? Что на тебя вообще нашло, ты же не…

А вот что «не», не успела услышать, мы ушли. Но почему мне вообще это интересно? Этот Дмитрий ужасен, все!

На улице уже темнеет. Холодный вечерний воздух бьет в лицо после духоты спортзала. В лужах отражается свет фонарей, превращая тротуар в большое зеркало, в котором мелькают наши с Женей силуэты.

Женя молчит, шаркает ногами по мокрому асфальту, оставляя следы на блестящей поверхности. Потом вдруг спрашивает, и его голос звучит так тихо, что мне хочется плакать.

– Мам, а папа нас разлюбил?

Остановившись, присаживаюсь перед ним на корточки. Колени хрустят, а джинсы моментально намокают от мокрого асфальта. В глазах вдруг появляются предательские слезы, которые я быстро смахиваю. Его лицо в свете уличного фонаря кажется таким взрослым и одновременно таким беззащитным.

– Нет. Он просто… запутался. Так со взрослыми бывает. Он обязательно станет прежним, нужно немного потерпеть, – что за бред я несу? Но чего не скажешь, лишь бы не ранить ребенка, лишь бы здесь и сейчас не разрушить его мир варварски, оставив в его сердце шрамы и искалечив психику.

Сын резко мрачнеет, а я понимаю, ему и правда нужен отец. Обняв сына, невольно смотрю в окна спортивной школы, и в окне первого этажа вижу Дмитрия. Он стоит, скрестив руки на груди, и смотрит прямо на меня. Его ухмылка видна даже отсюда. Вот же… черт.

Не было у меня печали, всучили резко порося.

Я быстро отвожу взгляд, чувствуя, как по спине пробегают противные мурашки.

У меня и так достаточно мужчин, которые приносят проблемы. Только этого мне не хватало. В кармане звонит телефон, наверное, Олег, или, что еще хуже, Соня. Но я не собираюсь отвечать. Не сейчас.

Глава 13

Глава 13

Вероника

Утро начинается с запаха кофе и жареных тостов. Я стою у плиты, наблюдая, как масло шипит на сковороде, а яичные белки постепенно становятся кружевными. Желтки должны остаться жидкими, Женя любит макать в них хлеб. Из комнаты доносятся падающие звуки, сын, как всегда, собирается в школу в последнюю минуту.

Дверь на кухню открывается, но вместо Жени появляется Олег. Он уже одет в дорогой костюм, волосы уложены, на лице свежий загар после недавней "командировки".

– Доброе утро, родная, – раздается за моей спиной.

Голос Олега звучит неестественно сладко, как пересахаренный сироп, которым пытаются замаскировать прогорклый вкус. Чувствую, как по спине пробегают мурашки. Его шаги приближаются, но я не оборачиваюсь, продолжая помешивать кофе. Ложка звенит о стенки кружки, действуя на нервы.

– Доброе, – бросаю через плечо, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– Слушай, у меня идея, – он ставит на стол пустую чашку, которую я для него не наливала. – Давай на выходных сдадим Женю твоим родителям и уедем вдвоем.

Ложка замирает в воздухе. Кофе остывает, но я этого не замечаю. В ушах внезапно начинает звенеть, а в груди что-то тяжелое и колючее сжимается в тугой комок.

– В каком смысле сдадим? – медленно поворачиваюсь к нему, желая вцепиться ему в горло за такую формулировку. – Он что, стеклотара, чтобы его сдавать?

Олег тяжело вздыхает, потирая переносицу, будто я уже успела его утомить. На лице читается привычное в последнее время раздражение.

– Не придирайся к словам. Я же не в это смысле это сказал, просто речевой оборот, господи. Чего ты нервная такая? – да где мне быть спокойной, когда у меня каждый день, как на минном поле? Чуть на разметку заеду, все, штраф с лишением прав. – Тебе реально пора отдохнуть дерганая с этими статьями. Как тебе предложение?

От возмущения ставлю тарелку с яичницей на стол так, что столовые приборы звякают. Звук кажется неестественно громким в напряженной тишине кухни. Запах еды внезапно становится противным, вызывая легкую тошноту.

– Какое еще предложение? – голос дрожит, но я стараюсь этого не показать. – Ты хочешь избавиться от сына на выходные, а я должна это подержать?

Олег протягивает ко мне руки, но я отстраняюсь. Его пальцы пахнут дорогим лосьоном, который он начал использовать после того, как познакомился с Соней. Раньше он им никогда не пользовался.

– Ну для начала, я хочу побыть с женой, – говорит он, и в его голосе появляются те самые слащавые нотки, которые он использует, когда хочет что-то получить. – Мы давно не были вдвоем. И второе, я очень хочу поработать над… дочкой, – ухмыляется. Ухмылка кривая, неприятная. – А Женя нам только мешает.

Олег откидывается на стуле, который скрипит под его весом. В его голосе слышна ирония, смешанная с презрением, которое он даже не пытается скрыть.

– Сын мне не мешает, – говорю сквозь зубы. Челюсти сжаты так сильно, что начинает болеть даже висок. – И у меня в субботу интервью.

– О, ну конечно, – он разводит руками, будто обращаясь к невидимой публике, для которой разыграл сей спектакль. – Интервью же это так чертовски здорово. Вот только база отдыха, мы голые в постели целых два дня, это явно более заманчиво звучит, чем твои дедлайны и сын, который снова будет выносить мозг разговорами о соревнованиях через месяц.

Каждое его слово, как удар ножом. Особенно это "выносить мозг". Я чувствую, как по щекам разливается жар, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки.

– Дочка тоже будет выносить мозг, – холодно отвечаю, хотя внутри все кипит от ярости. Хочется выцарапать ему глаза за эти слова, за то, как он говорит о нашем сыне. – И меня не напрягают разговоры сына, он мне не мешает. А работа… ну, знаешь, ты всегда ставил ее в приоритет. Вот и у меня теперь так.

Олег резко встает. Стул с грохотом падает на пол, и звук эхом разносится по кухне. Его лицо багровеет, вены на шее набухают, как толстые шнурки. Глаза становятся узкими, злыми.

Ну, давай, взрывайся, ударь, наори, дай только повод.

Но этого увы не будет, ему нельзя.

– Может, нам тогда развестись с тобой, раз тебе важнее работа, чем твои прямые обязанности?

В кухне на секунду воцаряется тишина. Даже Женя на пороге замирает, почувствовав напряжение. Я вижу его испуганные глаза, но не могу сейчас к нему подойти.

– Если я тебе ненавистна, – говорю тихо, настолько тихо, что едва слышу себя, но он все понимает, – я тебя не держу. Можешь уйти.

Олег замирает. Его пальцы сжимаются в кулаки, потом разжимаются. Дыхание тяжелое, рваное.

И вдруг его лицо смягчается, он делает шаг ко мне. Это превращение из разъяренного быка в ласкового любовника всегда поражало меня своей неестественностью, а сейчас особенно сильно.

– Прости, – он обнимает меня, прижимает к себе. Его пальцы впиваются в мои бока, и я боюсь, как бы не появились синяки. Губы касаются шеи. Противно. – Я просто скучаю. И ревную. Вот и вспылил. Не злись, Вероник.

Я не отвечаю. Просто стою, чувствуя, как его сердце бьется под тонкой тканью рубашки. Оно бьется ровно, спокойно, он не волнуется, не переживает. И правда, зачем волноваться? Ведь это всего лишь спектакль.

Сегодня он в последний раз обнимет меня во лжи.

Сегодня я нанесу первый удар.

Глава 14

Глава 14

Вероника

Летнее солнце заливает город теплом и светом, а в моей машине царит ледяная тишина, будто я заперла внутри все звуки, все крики, что рвутся из горла. Кондиционер гудит едва слышно, но холодный воздух не может заглушить жар, разливающийся под кожей.

Пальцы сжимают руль так крепко, что суставы побелели, а в груди бушует ураган противоречивых чувств. Ярость, смешанная с горьким удовлетворением, будто я уже вижу их лица, их страх.

Навигатор показывает еще пятнадцать минут до ресторана "Белла Вита", того самого, где когда-то Олег, опустившись на одно колено, дрожащими пальцами открыл бархатную коробочку с кольцом. Теперь он там с другой.

Сообщение от Сони всплывает на экране телефона внезапно, словно змея, выползающая из темноты.

"Придем на интервью с моим мужчиной. Будет интересно!"

Кровь стучит в висках так громко, что кажется, ее не заглушает шум двигателя. Губы сами собой растягиваются в оскале, обнажая зубы, будто я и правда готова вцепиться в горло Соне.

"Мой мужчина"

Эти два слова обжигают сильнее, чем полуденное солнце, оставляя на сердце след, как от раскаленного железа. Как будто она уже поставила на нем штамп, как будто он вещь, которую можно забрать, просто подсунув бумаги с подписями, те самые, что он сам же мне и вручил.

– Интересно будет, да. Я вам это гарантирую, голубки, – рычу, резко перестраиваясь в другой ряд, и машина рядом сигналит, но мне плевать. На всех плевать, на этот город, на эти улицы, на их притворные улыбки.

Я не позволю им сделать из себя жертву. Они ошиблись, если думают, что я буду тихо страдать, прячась по углам, глотая слезы. Нет. Сегодня я хищник, а они – моя добыча. Хищники никогда не плачут. Никогда.

И к счастью, утонуть в этом раздражении, в этой ненависти, не дает звонок. Альбина.

Подруга, которую я попросила помочь, звонит, словно почувствовала, как я готова разорвать всех вокруг на куски.

– Они здесь, – ее голос звучит возбужденно, с легкой дрожью, будто она сама не верит в эту наглость. – Твой муж и эта… девочка. Мило целуются за столиком.

Кажется, я ошиблась, она меня не успокоит сейчас, а скорее еще сильнее распалит. Понимаю, что сама попросила ее следить за ними, но сейчас ее слова, как спичка, брошенная в бак с бензином.

– Я все снимаю, – продолжает Альбина, и в ее голосе слышится азарт, будто она участвует в охоте. – Адвокату пригодится. Но ты там поторопись, они как-то мало всего заказали, как бы не ушли скоро.

– Спасибо, – благодарю ее, ускоряясь, но я в городе, а не на гоночной трассе, и мне приходится сжимать зубы, пропуская пешеходов, тормозя на светофорах. – Мне ехать еще минут десять. Если что, даже если уйдут, подожди меня.

Сбрасываю вызов, и остаток пути проезжаю на автопилоте. Дорога, светофоры, пешеходы, все сливается в одно пятно, будто мир вокруг нарочно размыт, чтобы я видела только одну цель. В голове только одна мысль, короткая и ясная: удачи, Олег, тебе она понадобится.

Может, это и глупо смотрится со стороны, желать ему удачи, но я настолько зла сейчас, что не завидую ему. Он серьезно попал, и я так просто его не отпущу.

И вот я паркуюсь у ресторана.

Зеркальная вывеска «Белла Вита» отражает мое искаженное отражение, будто напоминая: не первый раз по значимому поводу эти двери распахнутся для меня.

Поправляю юбку, проверяю, включен ли диктофон на телефоне, и иду внутрь, чувствуя, как сердце бьется ровно. То, что Альбина снимет видео, это хорошо, но мне нужно больше громкое, четкое аудио, где каждое их слово будет звучать как признание.

В ресторане пахнет дорогими духами, трюфелями и предательством. Воздух густой, пропитанный ароматом дорогого вина и притворной нежностью. Официант у входа улыбается, узнавая меня, но я прохожу мимо, даже не кивнув, мне не до него, не до этих светских условностей.

Я нахожу их сразу. Они сидят у окна, залитые мягким светом, будто герои романтической сцены. Олег в своем любимом сером костюме. Соня в розовом платье с глубоким вырезом, ее волосы уложены в сложную прическу, а на губах слишком яркая помада, словно она пытается компенсировать отсутствие вкуса.

Она подносит ко рту вилку с салатом, когда я подхожу к их столику, и я вижу, как ее пальцы дрожат.

– Привет, – спокойно говорю, понимая, что только что перевернула песочные часы, и до взрыва осталось совсем немного. – Олег, Соня, – специально называю их имена, четко, громко, чтобы микрофон уловил каждый звук.

Соня, поняв, кто перед ней, давится своим салатом. Буквально давится, ее лицо краснеет, глаза расширяются, и она хватается за грудь, кашляя так, будто пытается выплюнуть собственную ложь. Я хлопаю ее по спине, нежно, с фальшивой заботой. Она мне пока нужна живой.

Олег же просто замирает, глядя на нас, и выражение его лица настоящий шедевр.

Шок. Ужас. Стыд.

Сразу столько чувств смешалось в одном взгляде, будто он только что осознал, что игра закончилась.

– Вероника? Что ты тут делаешь? – наконец выдавливает он из себя, и я хочу рассмеяться, но вместо этого улыбаюсь. Широко. Искренне.

– Да так, хотела с тобой поговорить, все же утром поссорились, позвонила твоей секретарше, узнала, что у тебя деловой обед и решила составить компанию, – вру, чтобы не выдать свой маленький секрет с отслеживанием геолокации. – Так вот какой у тебя деловой партнер? – делаю паузу, наслаждаясь тем, как он бледнеет. – Я не знала, что у нас любовниц так называют.